Текст книги "Археоскрипт"

Автор книги: Василий Бережной

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Источники есть. Имеются даже изображения и планы.

– Быть может, вы имеете в виду Вавилонскую башню? Многие художники ее рисовали, естественно, прибегая к своему воображению.

– Я видел репродукции, – произнес Туо еле слышно. – Вавилонская башня – это детская игрушка в сравнении с Центрумом. Хотя, если вдуматься, не исключено, что навеяна она именно воспоминаниями о Центруме, что она подобие гигантского города, о котором последующие поколения помнили, как о давнем сне. Это возможно. Иначе на какой же почве могла возникнуть легенда о башне, которая касалась неба! Только темные люди, не зная истинной причины, акт разрушения приписали богу.

Туо рассказал археологу о своей планете Филии, о снимках Центрума, которые по сей день хранятся в тамошних музеях. И особенно детально – об Археоскрипте – своеобразном послании поколениям потомков.

Археолог слушал как-то напряженно, нервно. По всему было видно, что он не верит Туо, но делает вид, что его все это интересует.

Когда Туо умолк, хозяин забарабанил пальцами по карте.

– Центрум… Центрум… А что вы думаете, это таки интересно… – и он бросил многозначительный взгляд на Лаконтра.

– Интересная выдумка? – улыбнулся Туо, и археолог вздрогнул, ибо это была его мысль. – Говорите, пожалуйста, то, что думаете, я не обижусь.

– Ну что ж, – замялся археолог, – все это, право, интересно, и, если бы не было у меня сейчас срочной работы…

Туо встал: стройный, красивый, как лотос.

– Не верите вы мне, не верите ни на йоту. А ведь то, что Центрум существовал, да еще и долгие тысячелетия, совершенно точно – так же, как то, что у вас в кармане – приглашение на симпозиум африканистов и что мысль о нем не давала вам покоя последние минуты.

Археолог покраснел, хотел что-то сказать, но только заморгал. Черт возьми, ведь действительно у него в кармане такое приглашение, и на самом деле думал он о нем. Кого это привел Робер? Как сверкают глаза у этого юноши! Гений или умалишенный?

– Необычное, невероятное может показаться сумасбродством или какой-то мистикой, – сказал Туо, и археолог почувствовал, что у него заболела голова. – Но все-таки Центрум существовал!

– Вы – как Галилей, – попытался пошутить археолог. – «А все-таки она вертится!» Робер, передайте, пожалуйста, привет Луизе, – поспешил он попрощаться. – И Марте.

Лаконтр поблагодарил. Он и Туо пожали археологу руку и ушли.

– Что с ним случилось? – вслух рассуждал Лаконтр. – Он ведь был таким увлекающимся студентом, влюбленным в науку, романтиком, можно сказать. Если бы ему тогда сказали, что в центре Земли можно найти этрусский саркофаг, начал бы копать, ни минуты не колеблясь.

– Между людьми – стены, перегородки, – мрачно произнес Туо. – Недоверие и страх. А топор уже отточен и готов к действию.

21

На вечере Филии Робер Лаконтр, наливая Туо рому из початой бутылки, сказал:

– Вы мне напоминаете пловца, который гребет против течения. Выпьем за ваш успех. Вперед, наперекор всему!

Туо улыбнулся. Употребление спиртных напитков было для него совершенно непонятным явлением, какой-то бессмыслицей. Он был уверен, что Лаконтр все время пьет из одной и той же бутылки, так что получается немного. Невдомек было наивному инопланетянину, что хитрый Робер все время доливает в эту бутылку из других, и все до половины, чтобы обмануть бдительность Луизы.

– А я представляю себе песчаную гору, – сказала Анита. Большую такую, и песок меленький-меленький. Хочешь взойти на нее, а ухватиться не за что, ноги вязнут, песок осыпается и тащит назад.

– И все-таки не засыпать нас песком! – Марта сверкнула глазами. – Выше голову, у меня появилась еще одна идея!

Все с интересом посмотрели на нее, на ее улыбающееся лицо, на руки, гладившие полосатого тигренка.

– Ну скажи, скажи, деточка, что ты там придумала? – подмигнул Лаконтр, отодвигая пустую рюмку.

– Я вспоминала того историка, который написал книгу об Атлантиде… как же его…

– Леон Мендоса, деточка!

– Да-да, Леон Мендоса! Он собрал все об Атлантиде, начиная с диалогов Платона. Это целая атлантидеология. Часто пишет он на эту тему в журналах, в газетах. Производит впечатление человека энергичного и целеустремленного. Может быть, он поддержит?..

Леон Мендоса принял ранних посетителей в библиотеке. Книжные шкафы, вмонтированные в стены, были забиты книгами. За широким окном с тонкими рамами вырисовывался вдали силуэт собора. Атлантолог был человек пожилой, но, несмотря на это, подвижный, с быстрыми и непрерывно жестикулирующими руками, напоминавшими руки гимнаста, проделывающего какие-то комические упражнения. Лицо его с орлиным носом испещрено было морщинами.

– Это я подала мысль нашему уважаемому гостю – познакомиться с вами, – сказала Марта, опускаясь на стул. – Ваши исследования, связанные со всем, что касается Атлантиды, оригинальные предположения и гипотезы очень заинтересовали нас.

– Это с вашей стороны весьма любезно. – Мендоса поклонился и широко развел руки.

– Наш гость доктор Туо располагает некоторыми сведениями об Атлантиде.

– Что вы говорите?! – Хозяин посмотрел на Туо с такой заинтересованной настороженностью, с какой смотрит охотник на дичь, и морщинки разбежались от уголков глаз по лбу и переносице. – Вам удалось установить нечто, до сих пор не известное?

– Да, – отвечал Туо, – и я располагаю материалом достоверным и совершенно конкретным.

– Я вас внимательно слушаю. – Мендоса потер ладони.

– Пятьдесят тысяч лет назад на Земле были две великие державы: Центрум (нынешняя Сахара), которому принадлежали все континенты, кроме Северной Америки, и нынешняя Северная Америка – она называлась тогда Атлантидой.

– Вы так считаете? – Мендоса качнул головой вправо, а потом влево.

– Так было, – сказал Туо. – Это исторический факт. Война между Атлантидой и Центрумом привела к уничтожению цивилизации, отбросила человечество на десятки тысяч лет назад. У нас, на Филии, есть снимки и Центрума, и городов Атлантиды.

– Простите, на какой такой Филии? – Мендоса качнул головой вперед.

– Это моя родная планета в созвездии Лиры.

– Ах, вот оно что! – взмахнул руками хозяин. – А я все думаю: где это я о вас слышал? Теперь припоминаю: была телевизионная передача. Откровенно говоря, я был уверен, что вас просто-напросто выдумали.

– Как видите, я существую в реальности. И можно доказать, что Атлантида также реально существовала, если произвести раскопки в Сахаре.

Видно было, что Леон Мендоса потерял интерес к своему собеседнику, едва услышав, кто он такой. Перестал взмахивать руками и стал похож теперь на ветряную мельницу в безветренное время. Только переводил взгляд с Туо на Марту, с Марты за окно. Его ни в малейшей степени не заинтересовал так называемый Археоскрипт – свидетельство о достижениях трагически погибшей цивилизации. Он сжал мягкие губы и молча ждал, пока Туо выскажется.

Туо, естественно, уловил перемену настроения ученого, но все-таки счел необходимым хотя бы сжато изложить неизвестные на Земле исторические факты.

– Вас удивляет то, что я сообщил? – спросил он в заключение.

Мендоса зашевелился, пожал плечами:

– Один мой знакомый уверяет, что он написал Библию, и это меня нисколько не удивляет. Почему же я должен удивляться тому, что сказали вы?

– А другой, поди, утверждает, что изобрел вечный двигатель?

– Есть и такой.

– Ну что ж! – Туо встал. – У каждого свой круг знакомых.

Мендоса хмыкнул.

Чтобы хоть немного замять неловкость, вмешалась Марта:

– А вы напрасно считаете все это выдумкой, профессор. Вы бы навсегда прославили свое имя, если бы взялись за это дело.

– Но разве легкомыслие кого-нибудь когда-нибудь прославляло?

– Это очень серьезно.

– Возможно. Однако с моей стороны было бы величайшим легкомыслием отказаться от той концепции, которую отстаивал я десятилетиями. Моя Атлантида – в Средиземном море

Так и ушли наши друзья ни с чем. Книжные шкафы поблескивали им вслед стеклянным холодом.

– Вязнем в песке, – сказала Марта на улице.

Девушку охватило чувство безнадежности.

– Не дамся! – улыбнулся Туо. Взял Марту за локоть и повел к автобусной остановке.

Марта ощутила его сильную, уверенную руку, и это ее ободрило.

22

Теперь, украдкой приходя к Лаконтрам, Анита чаще всего заставала Туо на веранде второго этажа. Здесь он конструировал свой ПВУ – пространственно-временной усилитель. Посредине дощатого настила стояло сиденье на двоих, все опутанное разноцветными проводами. В небольшом металлическом шкафу был установлен компьютер – он должен производить необходимые вычисления. От трансформатора до настила кольцами завивался кабель: конец его припаян был к металлическому гнезду, в который Туо собирался вмонтировать бриллиант.

Туо многократно выверял и доводил схему. Анита смотрела на хитросплетение проводов, на каркас, и все это немыслимое сооружение, начиненное системами оптически-электронных усилителей, генераторами, реле, диэлектрическими диодами и триодами и еще бог знает чем, напоминало ей огромный радиоприемник, только без коробки.

– Скажи, Туо, неужели…

Теперь уже он закрывал ей рот ладонью: на этой веранде нельзя было разговаривать.

Едва смеркалось, они, как обычно, спускались вниз, чтобы погулять по аллеям зоопарка.

– Туо, мне все-таки не верится, неужели вот это все сможет… – Анита улыбнулась, – сможет искривить пространство?

– Если все будет сделано точно, без ошибок, сможет. Обязательно. Бриллиант пробьет туннель, точнее, отверстие в пространственно-временном континууме. Меня беспокоит только оптическое волокно – проводники фотонов.

Анита смотрела на него влюбленными глазами, и глаза ее говорили: «Ты сделаешь, ты умеешь, ты знаешь, я верю тебе… Что будет, то будет… но будет все хорошо!»

– Значит, на Филию?

– Сперва в Атлантиду, то есть в Америку. Я хотел бы побывать в ООН.

– А я хотела бы на Филию, – мечтательно произнесла Анита. – И птиц с собой возьмем. Голубей, воробьев, попугаев. Выдержат?

– Если мы выдержим, так и они.

– И что тебе здесь, на этой грешной Земле? – прижалась к нему Анита. – Я оставлю ее не колеблясь. Только мама…

– Люди, Анита, миллионы людей – над пропастью. А опасность предотвратить еще можно, еще не поздно.

– Мама сегодня прочла мне из гороскопа: меня ждет дорога, полная опасностей. И очень скоро…

Она мечтала вслух, насылала на Туо чары призрачных фантазий, обаяние своего грудного голоса и своего молодого тела. Туо шел, как в мареве, и все вокруг казалось прекрасным, сказочным. Дышалось легко, ноги ступали упруго, и чувство счастья проклевывалось, как птенчик из скорлупы – с болью и радостью. Тогда они начинали петь, скорее, даже и не петь, а мурлыкать что-то без слов.

«Что такое жизнь? – шептала Анита. – Ну что это такое?»

Туо отвечал, целуя ее: «Жизнь для меня – это ты, ты, Анита!»

Вернувшись в коттедж, садились к чайному столу, Марта, как всегда, открывала, вечер Филии словами:

– Ну что ж, все здесь – и люди, и звери…

Эти слова произнесла она и сегодня, но голос ее дрогнул. Туо посмотрел на нее и увидел в ее глазах печаль. Марта склонила голову, будто бы разглядывая тигренка, который, как всегда, пристроился у нее на коленях. Лаконтр тоже был какой-то сосредоточенный, и бутылки с рюмкой на сей раз перед ним не было. Луиза молча расставляла чашки и блюдца. Анита обвела всех вопросительным взглядом:

– Что случилось, Марта?

И уже представила, как явились сюда эти… Как пристают и к Марте, и к ее родителям.

– Марта, скажи! И не улыбайся, я же вижу, что тебе не до смеха.

И Марта вдруг заплакала. Крупные капли задрожали на ее черных ресницах.

– Это я так… моя беда…

Анита подсела к подруге, взяла ее руку в свою:

– Успокойся, милая, не надо!

Марта посмотрела на Туо и сказала:

– А бывает ли так на вашей планете, чтобы вот… ну любят друг друга юноша и девушка, вместе учатся в колледже, вместе проводят каникулы, одним словом, неразлучны. И неожиданно с ней случается несчастье, она теряет здоровье, и верный друг бросает ее сразу, в первый же момент катастрофы. Естественно, она и сама не решилась бы удерживать его рядом с собой, может быть, нашла бы способ, чтобы унять его чувство, пусть даже что-то придумав или солгав. Чтобы нашел он для себя выход, чтобы заново увлекся и был бы счастлив. А он сразу, в ту же минуту отвернулся, сбежал, позорно сбежал от своих собственных щедрых обещаний… Скажите, Туо, неужели и у вас такое бывает? И я ведь знаю, каждой клеточкой чувствую, что испугался он моего несчастья. Я не горю уже больше, в душе моей – пепел, а он все приходит и лжет, лжет и лжет, лишь бы только скрыть свой позор…

– Пьер приходил? – спросила Анита.

Марта кивнула, и снова хлынули слезы.

– Это было не настоящее чувство, – сказал Туо, – и вы, Марта…

– Не подумайте, что я о нем жалею, – перебила его Марта. – Мне только больно, что так вот бывает между людьми… А он, он стал для меня совсем чужим. И напрасно намекал, сочувствовал и радовался. Все это фальшиво и никому не нужно. Разве можно восстановить Парфенон!

– А я в прошлом году была в Афинах, – сказала Анита, – в туристской поездке. Да, Парфенон действительно был прекрасен. Можно себе представить, как он выглядел.

Заговорили о знаменитых архитектурных памятниках прошлого и настоящего. Храмы в Баальбеке, Пантеон в Риме, Айя-София в Стамбуле, Эмпайр Билдинг в Нью-Йорке.

Показывали Туо цветные открытки и фотографии. Оказалось, что и Лаконтр влюблен в старину, побывал он у египетских пирамид и в Каирском музее. Луиза еще девочкой ездила в Рим и в соборе святого Петра видела папский престол, помнит его витые колонны из бронзы.

– Все-таки умели люди строить, да умеют и сейчас, – сказал Лаконтр.

– Кто знает, может быть, когда-нибудь и новый Центрум построят! – добавила Марта, взглянув на Туо. – Ну хватит, довольно, – она вытерла платочком глаза. – Все здесь – и люди, и звери. Так не начать ли нам вечер Филии?

Звонок тренькнул так неожиданно, что Луиза едва не уронила тарелку. Кто бы это мог быть в такой ранний час?

Робер после первого завтрака отправился на работу в свои павильоны, а Марта и Туо только что сели за кофе.

Луиза поспешила из кухни по коридорчику ко входной двери.

В последнее время, убедившись, что власти осведомлены о местонахождении Туо, но пока не реагируют, по всей вероятности, чего-то выжидая, все немного успокоились и почти совсем забыли об осторожности. А что, если это…

Хозяйка, затаив дыхание, заглянула в крохотное отверстие в двери. На площадке стоял пожилой человек в черном костюме; в левой руке – плащ, в правой – портфель. Луизу портфель немного испугал, но гражданский костюм и плащ…

Приоткрыв дверь, она спросила как можно спокойнее:

– Что вам угодно?

Незнакомец окинул ее взглядом:

– Я хотел бы поговорить с Туо… не знаю, к сожалению, его полного имени… – И, вероятно, заметив, как растерялась Луиза, добавил: – Я археолог.

– Одну минутку. – Луиза прикрыла дверь и, озираясь, вошла в столовую. Марта встала:

– Кто там?

Луиза, не ответив, вошла в комнату, закрыла дверь.

– К Туо какой-то человек, – сказала шепотом. – Говорит, археолог.

Ее встревоженность передалась Марте. Девушка подошла к окну и осторожно, не высовываясь, глянула во двор. На первый взгляд, вроде бы ничего подозрительного.

– Ну что ж… – Туо поставил свою чашку с недопитым кофе на блюдце. – Пригласите его, пожалуйста. Где мы могли бы поговорить?

– Лучше, пожалуй, в моей комнате, – предложила Марта.

– Хорошо.

Луиза немного успокоилась только тогда, когда незнакомец, поздоровавшись с Мартой и Туо, мирно уселся на предложенный ему стул.

– Я очень рад нашему знакомству, – сдержанно кивнул он головой, – моя фамилия Лабан, Фаусто Лабан, археолог. Мне много рассказывали о вас и – не скрою – в такой интерпретации, что, откровенно говоря, можно было подумать бог знает что.

– Шизофреник? Маньяк? – улыбнулся Туо.

– Был и такой диагноз, – осклабился Лабан и вздохнул: Человеческая ограниченность. Просто удивительно, до чего еще неистребимы косность, инертность! На страницах научных и научно-популярных журналов обсуждаются гипотезы и предположения о возможности жизни на других планетах. Никто не отрицает, что среди миллионов планет могут найтись и такие, на которых возникла жизнь, развилась и достигла своего наивысшего уровня – создала мыслящие существа, и существа эти антропоидны. Но все это теоретически. А стоило появиться у нас реальному человеку с другой планеты – не верят ему, считают умалишенным. Хотя это не какое-то чуждое существо, а наш ближайший сородич, наш брат!

Слушая рассуждения неожиданного гостя, Марта просияла. Подумать только, есть, оказывается, и среди ученых здравомыслящие люди! Все-таки можно выбраться из песка недоверия и скепсиса. И Марта старалась не пропустить ни одного слова Лабана.

А он рассказывал, как заинтересовался личностью Туо после телевизионной передачи, как скрупулезно изучал историю его болезни, всякие записи и документы, как собирал сведения у людей, которые хоть как-то соприкасались с «феноменом из Сахары». Кстати, и известный гипнотизер считает (археолог улыбнулся), что к словам Туо следует относиться с доверием.

«Интересно, – подумал Туо, – разговаривал ли он с Анитой. Впрочем, она ведь ничего об этом не говорила».

23

Так вот, ознакомившись со всеми доступными материалами, он, Фаусто Лабан, пришел к выводу, что нет никаких оснований не доверять, напротив – логика в данном случае именно за то, чтобы отнестись к незнакомым фактам с максимальной серьезностью и вниманием. Сами по себе проявления необыкновенной физической выносливости и исключительной психической силы свидетельствуют об уникальности личности Туо. А разгадывание чужих мыслей? Если Туо и в данный момент может прибегнуть к этому своему умению, то он без труда убедится, что Фаусто Лабан говорит то, что думает… Или язык Туо: есть в нем заметные признаки многих земных языков, в частности африканских, – таков результат лингвистического анализа, – но это язык самобытный и, по всей вероятности, весьма совершенный.

Туо слушал сосредоточенно, проникновенно, и, хотя ничего нелогичного или ложного в тирадах Фаусто Лабана не улавливал, все же этот человек вызывал едва ощутимую антипатию. Быть может, даже тень антипатии, но это интуитивное чувство беспокоило. И доброжелательство археолога было какое-то уж чересчур рациональное, что ли, без человеческого тепла… Лицо непроницаемое, закрытое, глаза прячутся под кустистыми бровями. И весь он какой-то матовый, будто фарфоровый.

Выговорившись, Лабан попросил Туо одобрить или опровергнуть его суждения.

Туо рассказал и о Центруме, и о Филии, а вот вопроса о космическом корабле, брошенного Лабаном как бы невзначай, будто бы не расслышал, находясь под впечатлением гибели Центрума и всей высокоразвитой человеческой цивилизации в доисторические времена.

– Да, если все это имело место, – сказал Лабан, – то катастрофа апокалиптична.

– С помощью раскопок я ведь и хотел доказать, что эти события «имели место», – сказал Туо.

– Я целиком и полностью с вами согласен, – глаза Лабана выглянули на мгновенье из-под бровей и снова спрятались. Сколько бы вы ни рассказывали, какие бы впечатляющие картины ни рисовали, – все это только слова. Необходимо найти хотя бы осколок этого Центрума, чтобы можно было его потрогать.

– Уверен, что Археоскрипт сохранился.

– И его ценность для науки, – добавила Марта, – в тысячу раз больше, чем сокровища Тутанхамона.

– В этом нет ни малейшего сомнения! – согласился Фаусто Лабан. – И именно поэтому я имею намерение предложить вам, многоуважаемый Туо, организовать археологическую экспедицию.

Марта захлопала в ладоши:

– Браво! Браво! А меня возьмете в Африку? Скажите, Туо, возьмете?

Туо улыбнулся: сколько еще детского в этой девятнадцатилетней девушке!

– Мы, естественно, полностью берем на себя финансирование экспедиции, – продолжал Фаусто Лабан, – и урегулирование формальностей с правительствами тех стран, на территории которых придется производить раскопки. Вы ведь знаете, что Сахара принадлежит теперь тринадцати государствам.

– Да, в те давние времена мир разделен был надвое: Центрум и Атлантида, – сказал Туо. – А теперь государства как осколки после ядерного взрыва.

Лабан улыбнулся.

– Не совсем так, – возразил он. – Современная ситуация напоминает архидревнюю. Мир фактически снова разделен надвое. Государства группируются вокруг двух противоположных полюсов: Соединенные Штаты Америки и Советский Союз.

– Скажите пожалуйста!.. – Марта посмотрела на археолога печальными глазами. – И может начаться атомная война?

– Не думаю, – спокойно ответил Лабан. – Оружие настолько разрушительно, что использовать его – означало бы уничтожить цивилизацию.

– Но ведь во времена Центрума бомбы были еще мощнее, в тысячи раз мощнее, а вот… использовали! Разве тогда не знали, что цивилизация погибнет?

– Все в руках божьих! – Лабан поднял глаза вверх.

– Мне бы хотелось, чтобы Археоскрипт сослужил добрую службу миру, – сказал Туо.

– Я не возражаю, – стрельнул в него глазами Лабан, – хотя моя наука археология от политики так далека… Весьма и весьма.

– То, о чем я скажу, – объяснил Туо, – неизмеримо выше какой бы то ни было политики. Речь идет об исторических судьбах всего человечества.

– Наша задача гораздо скромнее, – позволил себе улыбнуться Лабан, – научное подтверждение существования Центрума.

– И Атлантиды, – добавил Туо. – В Археоскрипте – экспонаты со всех концов Земли.

– Итак, поскольку мы в принципе договорились с вами, Фаусто Лабан раскрыл свой портфель, – теперь можно рассмотреть и детали формального порядка. – Он достал соединенные большой скрепкой бумаги. – Пожалуйста. Вот проект условий, вот смета, штатное расписание.

Марта радостно смотрела на все эти бумаги и была немного удивлена, что деловитость Лабана совершенно не волнует Туо.

– И естественно, – продолжал археолог, – мы просим вас руководство всей операцией взять на себя.

– Простите, но нельзя ли узнать, кто это «вы», кого вы представляете?

– Разве я не сказал? Да здесь ведь на бланках написано: «Фонд изучения античных памятников». Нам откроют счет в одном из швейцарских банков.

Туо положил руку на бумаги:

– Хорошо, я подумаю. Вы сможете зайти завтра в это же время?

Марта смотрела на Туо теперь уже с недоумением. Мол, чего ж тут думать? Это ведь именно то, чего мы все время добивались.

– Если вы не убеждены в успехе раскопок, – поднялся Фаусто Лабан, – то еще не поздно дать отбой. Мы и так идем на большой риск. А вы ведь не даете по существу никаких гарантий.

– В успехе я не сомневаюсь, – сказал Туо. – Можно сконструировать приспособление, которое даст возможность установить место, где спрятан Археоскрипт. Но, надеюсь, вы понимаете, предприятие настолько серьезное, что, прежде чем согласиться, следует все взвесить, все обсудить.

«Наверно, хочет посоветоваться с Анитой, – подумала Марта. – Как же он ее любит!»

– Разрешите откланяться, до завтра, – торжественно произнес Лабан. – Надеюсь, мы достигнем соглашения.

Едва он ушел. Марта набросилась на Туо:

– Послушайте, скажите, пожалуйста, ну что вас останавливает? Что мешает? Или вы уже усвоили повадки наших бизнесменов?

Туо положил ей руку на плечо.

– Это, Марта, очень серьзный шаг. Вы хотите знать, почему я сразу не согласился? Так вот, я еще и сам этого не знаю.

– Анита? – лукаво улыбнулась Марта.

– Может быть. Без нее я не поеду.

– Она с вами поедет куда угодно. Хоть на край света. Вы ведь такой, Туо! – И неожиданно добавила: – А Пьер – он просто-напросто пустое место.

24

Яхта «Аспазия» следовала в Алжир. С утра море было спокойное, а после обеда поднялся ветер и начал понемногу, но яростно подымать волны. Лиловые с белопенными гребнями, тяжелые, они раскачивали суденышко, с шумом катились вперед, будто бы остервенело гнались за кем-то. Ветер швырял брызги на палубу, и они барабанили по брезенту, как шрапнель.

«Какая сила, какая энергия! – думал Туо, глядя на разбушевавшуюся стихию. – И красота… Какие краски… Сколько оттенков…»

Он любил такие минуты. Бывало, и там, на далекой Филии, бушующий океан вызывал у него чувство, похожее на эйфорический экстаз; когда начинался шторм, он неизменно направлял свою подводную лодку на поверхность, в волны, а потом, рискуя разбиться, поднимался над ними и летел, летел… Но там, на Филии, вода в океане ржавая, а здесь лиловая, невозможно взгляд оторвать…

Держась за поручни, подошла к нему Анита. Ветер то надувал ее плащ, то обозначивал им ее фигуру. Стала рядом. Туо попытался заслонить ее от ветра.

– Красота.

Хотя ветер и скомкал слово и вышвырнул его за борт, в неугомонную волну, Анита услышала и улыбнулась. Да, было нечто прекрасное в этих движущихся громадах, какая-то дикая гармония. Анита следила, как вздымается волна и растет. Наступает момент, когда, достигнув своей кульминации, она останавливается, застывает. И тогда это – мощный горный хребет, и вот уже из-под белой вершины вниз побежали ручьи, реки заливают долину, бурлят. Но вдруг тяжело оседает гора, проваливается и на том же месте вздымается новая, возникает из ничего, чтобы спустя несколько секунд так же мгновенно исчезнуть, уступая следующей. И снова, и снова… Еще и еще…

Аните почему-то становится грустно, и она прижимается к Туо. Он обнимает ее за плечи. Тепло его рук успокаивает Аниту. И так они долго стоят и молчат, глядя в морскую даль.

Что их ожидает в Сахаре? Анита не колебалась ни минуты, ехать или не ехать. Ехать! Ведь Туо бредил этими раскопками, и в конце концов лед недоверия растаял и есть все возможности сделать такое большое дело! И главное – Туо признали, за ним не охотятся, ему не нужно прятаться. И даже ее оставили в покое – больше не вызывают к этому бульдогу. Ах, как она была рада, когда Туо согласился и подписал контракт! Правда, формальности его удивили. Хотя из литературы, из газет он уже знал, что отношения между землянами, даже интимные, скрепляются бумажками, но одно дело – знать теоретически и совсем другое – самому столкнуться с этим на практике. Особенно его поразило, что нужно подписывать чеки, – без его подписи банк не выдаст денег, а без денег люди не могут жить: продовольствие – за деньги, одежда – за деньги, жилье – за деньги. «Радость и печаль, удовлетворение жизненных потребностей – все зависит от росчерка пера? Какая дикость!» Фаусто Лабан, отныне ставший его помощником по экспедиции, на все это отвечал: «Так нужно. Так принято».

Анита облегченно вздохнула. Сборы и приготовления закончены, и вот они в море. Она курирует медицинскую часть, Марта – секретарь-летописец (сейчас в каюте грустит о своих).

Анита время от времени заглядывает в трюм: не залило ли там клетки с птицами. Нет, как будто все в порядке.

Солнце клонится к закату – огромный красноватый шар прячется за тучу, притаившуюся на самом горизонте. Потом выглядывает в узкую щель – и уже не круглое оно, а продолговатое. Между двумя темными полосами – брусок раскаленного металла.

Анита легонько толкнула Туо и показала на солнце. Он посмотрел и сказал ей на ухо:

– У нас солнце почти такое же. Только еще немножко фиолета…

«Как это удивительно, как необычайно, – подумала Анита, жить под одним солнцем, потом под другим… А я – увижу ли я солнце Филии? Будет ли оно для меня таким же прекрасным, как наше? Родное солнце, солнышко… Ты дало человеку жизнь, из твоих лучей соткана наша колыбель…»

И неожиданно ее охватил страх. Как же так – отказаться от своего солнца и переселиться под другое, чужое? Свое солнце… Вон оно, ныряет, выныривает, скрылось за тучами. Но тучи еще горят его огнем, искрятся, тлеют, и еще отбрасывает оно блики на волнующееся море, на его водяные горы, и кажется, даже ветер насквозь пропитан им и напоен. Нет солнца и ОНО есть! И неужели она, Анита, сможет уйти навсегда-навсегда от своего солнца?! Туо еще не смонтировал аппарат с бриллиантом, взял чертежи с собою, но разве там, в пустыне, будет у него мало дел, кроме этого! А может быть, он останется на Земле? Найдет Археоскрипт, станет известным во всем мире… А она тогда сможет спокойно окончить институт и получить диплом врача.

Анита вздохнула.

– Пойдем, Туо!

Хватаясь за перила, двигались вдоль палубы. Ветер яростно бросался на них, рвал одежду, перехватывал дыхание. Палуба то поднималась, то опускалась – подвижная и скользкая. Их отшвырнуло в коридор, ведущий к каютам, и они захлопнули дверь. Гул остался снаружи, а здесь было тихо и тепло. Анита встала на цыпочки, обняла Туо за шею и поцеловала в соленую от брызг щеку.

– Скажи, ты любишь Землю? Полюбил?

– Очень!

Туо подхватил ее на руки и понес по коридору, ступая осторожно – его качало от стены к стене.

– Пусти, упадешь! – звонко смеялась Анита и все крепче обнимала его плечи.

Только у самой двери каюты он опустил ее на пол.

– Неси дальше! – Анита игриво прыгнула ему на руки. – О Марте забыли? К ней, к ней!

Играя, как дети, дошли до Мартиной каюты.

Марта лежала с книжкой в руке. Мягкий свет плафона падал на ее лицо, большие глаза оставались в тени и от этого казались еще большими.

– Куда вы исчезли? – и в голосе ее прозвучала и радость, и дружеский укор.

– Смотрели морю в глаза! – сказала Анита.

– Ну и какие они?

– Такие, как у тебя.

Подруги засмеялись.

Туо спросил Марту, как она себя чувствует. За нее ответила Анита:

– Вот если бы зверята здесь были…

– А вы знаете, я таки хотела умыкнуть хотя бы тигренка, зоопарк не очень-то обеднел бы. Но потом подумала: убежит в Сахаре.

– Ничего, хватит с тебя птиц. Утром будем в Алжире, отдохнем там, правда? А оттуда как – на авто или самолетом?

– Это зависит от Фаусто Лабана, – сказал Туо.

– Скорее бы Алжир! – воскликнула Марта. – Надо письмо родителям отправить.

– Я уже маме приготовила. Получились каракули – разве здесь можно писать! Но мама – это мама, она поймет.

– А я своей маме… – вздохнул Туо, – посылаю мысли…

25

«Дорогая мамусенька!

О том, как мы переплыли Средиземное море, я уже писала. Теперь об Алжире. Чудесный, очень красивый город. Занимаем небольшой модерновый особнячок (есть садик) чуть выше верхней дороги, опоясывающей город. Он внизу, под нашим окном, виден как на ладони. На солнце весь город белый, яркий, веселый. С одной стороны – горы, с другой – море. С одной стороны – значит с юга, с другой – с севера. Море красивое-красивое, синее вдали. Смотрю и думаю: за морем, далеко-далеко мама читает гороскопы. Интересно, какой там гороскоп на эти дни? Да ладно, что бы там ни выпадало, пусть мама не волнуется. Все у нас идет хорошо. Туо передает маме привет. Он сейчас очень занят – конструирует чувствительный прибор, который поможет найти Археоскрипт.

В том бункере должен быть какой-то маяк – все время сигнализирует, вот уже пятьдесят тысяч лет. Не подумай, что радио, – что-то совсем другое. Туо знает. О, как же он много знает! Рядом с ним я чувствую себя такой глупенькой. И за что он полюбил меня? На что уж археолог Фаусто Лабан образованный человек, а ведь и он только глазами хлопает, когда Туо начинает говорить на какую-нибудь научную тему. Этот Лабан – деловой человек, все заботы на нем. Туо занимается только своей аппаратурой. А мы с Мартой ходили в старый арабский квартал. Кривые и очень узкие улочки (автомобиль, даже самый маленький, не пройдет) сбегают вниз. Каменный желоб, солнца не видно. Но чисто, подметено, прибрано. Калитки, ворота, за ними можно увидеть маленькие дворики. Дети выглядывают. Не видела, чтоб хоть ктонибудь из них улыбался, мне даже кажется, что они вообще не умеют смеяться. Предложила одной девчушке конфету – не взяла. Поднялась, отвернулась и молча ушла. В одном дворике нам с Мартой показали две аккуратно ухоженные могилки у стены. Романтическая история средневековья. Там похоронены две сестры-принцессы, полюбившие красавца. А двоим любить одного мусульманская религия запрещает. Их посадили в тюрьму. Там они умерли, там и похоронены. Внизу на широкой улице – их дворец, великолепное сооружение в арабском стиле, перед фасадом – фонтан. Мы были вдвоем, я посмотрела на Марту и спрашиваю: а мы с тобой разве не похожи на этих принцесс? И скажу тебе правду, мама, в этом была не только шутка. Марта иногда так смотрит на Туо, что у меня сердце останавливается. Она теперь такая красивая стала, кто не знает, тот не поверит, что столько лет не могла ходить. Ну, она молодец. Посмотрела на меня и говорит: «Ты что, с ума сошла, Анита, или угорела? Разве я не твоя подруга? Да и Туо не такой, как тебе не стыдно что-то такое думать?» Обняла я ее, постояли мы так, легче стало на сердце. Мама ведь сама была молодая и знает. Потом, в особняке. Марта показала мне несколько эскизов, и с каждого смотрят ее огромные глаза: «Это меня художник рисует!» А я и не знала, что наш косматый художник ходит за нею тенью. Пока идут раскопки и ему делать нечего, он ее рисует. Она такая красивая, что я не удивлюсь, если наш кинооператор начнет снимать о ней фильм. Пока снимает он Туо, старается, чтобы Туо не заметил. «Это, говорит, будет бесценная лента: человек с другой планеты!» Он и Марте советует: «Записывай все, каждую мелочь – все будет интересно!» Не знаю, записывает ли она, бумаги у нее достаточно, а мне все на сердце ложится. Чем я заслужила у бога такое счастье?