Текст книги "Юлиус Фучик"

Автор книги: Василий Филиппов

– Мне не нужна ваша отсебятина, меня не интересует, что вы думаете. Вы знаете, как я трактую произведения, извольте исходить из этого!

– Но, господин профессор, настоящие книги для того и пишутся, чтобы будить у людей свои мысли и чувства, свое отношение к жизни.

– Когда закончите школу, тогда и будете умничать, а сейчас попрошу прекратить бесполезные споры.

– Иметь свое мнение о произведении – право каждого, – упрямо рубит Юлиус воздух ладонью. – Я ставлю себя на место героя и стараюсь представить, как бы думал, рассуждал и действовал в его положении.

– Не хотел бы пугать, – цедит Дибелка, но ваша самоуверенность…

Ждать удобного случая долго не приходится. Юлек отвечает домашний урок. «Май» – поэма романтика Карела Гинека Махи, одно из его любимых произведений. Вдруг учитель прерывает его, стучит книгой по столу, почему-то краснеет. Что такое? Что случилось? Ах вот что, анализ «Мая» должен был кончаться фразой, которая «прославила» этого чудака-учителя: «Узник бросает последний взгляд вокруг, палач заносит меч, и посиневшая голова падает на землю». Юлека это выводило из себя, он отказывался повторять, как попугай, мертвые, вымученно книжные слова.

– Почему вы молчите, ученик? Отказываетесь продолжать?

– Такими словами – отказываюсь.

– Ну что же, садитесь. Двойка.

Безнадежно испорчена отметка за всю четверть, первая, но не последняя подножка. В записной книжке Фучика появляются слова о том, что школа «ревностно оберегает свою монополию на воспитание учащихся», а при этом «своим влиянием вдалбливает им неправильные взгляды». В книгах он ищет ответы на волнующие его вопросы. Юлеку мила народность, идейный и эмоциональный взлет просветителей. Юноша делает обширные выписки, в своих дневниках часто «разговаривает» с Нерудой и другими чешскими классиками, размышляет о том, что нужно сделать…

Он посетил могилу Йозефа К. Тыла в Пльзене и задумывается над его судьбой:

«Как же можно было допустить, чтобы этот великий человек умер в нищете, затравленный, больной и одинокий? Странная она, наша чешская земля! Рожает и принимает в лоно свое Тылов, Мах, Немцовых, Неруд, Гавличеков, и нет у нее для них ничего, кроме терновых венцов! Кто знает, как страдало и кровоточило их сердце при виде обездоленных и бесправных людей. Они умирали нередко молодыми, словно им не хватало воздуха, чтобы дышать, словно они падали под бременем собственного таланта, величия и правдолюбия, которое современники не только не помогали им нести, но, напротив, путались у них под ногами и даже подставляли подножки».

Его захватывают стихи Сватоплука Чеха, проникнутые темой революции и призывом к переустройству мира. Книга «Песня раба», полная боли, протеста и призыва к борьбе, давно уже стала настольной книгой чешских рабочих: только в 1895 году вышло 23 издания этой книги.

 
Будь славен, труд, в поту творящий благо!
Вей молотком, направь на пашни плуг,
Вяжи снопы, бери перо, бумагу,
Ваяй, твори не покладая рук!
Ты победишь трусливых трутней касту,
И меч и кнут,
В тебе равны – кирка, перо и заступ.
Будь славен, труд!
 

Первая фраза стихотворения «Честь труду» стала партийным приветствием чехословацких коммунистов – «чест праци». Поэт, по словам Фучика, «слышал подземный голос пролетарской революции и видел в рабочем единственного героя будущего». Размышляя над его стихотворением «Горько счастье человека», он приходит к любопытному выводу: «Счастье человека я вижу лишь в абсолютном совершенстве. Таким образом я прихожу к точке зрения Л. Толстого: „В труде, в одном лишь труде заключается подлинное счастье!“»

Глубокий интерес вызвала у Фучика русская литература. Он записывает оригинальные суждения о произведениях Л.Н. Толстого, Ф.М. Достоевского, Н.В. Гоголя. Прочитав чешский перевод поэмы Блока «Двенадцать», Юлиус пишет: «Блок революционный поэт. Он не был воспитан революцией. Чтобы написать сегодня „Двенадцать“, нужно было революционным поэтом родиться».

В течение четырех лет с 1919 года Юлиус прочитал книги двухсот двадцати писателей, поэтов, литературных критиков – чешских, русских, французских, английских, немецких, скандинавских, американских, итальянских, познакомился почти со всеми крупнейшими чешскими и зарубежными писателями. Юношеские литературные записи Фучика занимают более пятисот убористо написанных страниц.

В них встречается полемика с отзывами в прессе. Если книга на иностранном языке, то дается оценка перевода. Будущий критик исподволь накапливал и пробовал силы. Пока что на страницах никому не ведомых школьных тетрадей. У тетрадей этих – своя судьба. Когда после выпускных экзаменов Фучик уехал поступать в университет в Прагу, среди самых необходимых вещей он взял с собою и эти тетради. Они не стали реликвией юности; Фучик и позднее с интересом заглядывал в них, сравнивал свои зрелые взгляды на отдельных писателей и их произведения с юношескими, проверял, насколько они изменились или насколько изменился характер творчества тех или иных художников слова. История этих тетрадей тесно связана с «Репортажем с петлей на шее». Однажды, когда фашисты вели Фучика на допрос во дворец Печека в Праге, к нему подошел заключенный Станислав Шпрингл (его вместе с другими заключенными привлекли в качестве дармовой рабочей силы к ликвидации библиотеки Фучика) и спросил, что бы ему хотелось сохранить из своего имущества. Фучик назвал ему несколько книг из своей библиотеки и эти пять тетрадей своих записок как самое дорогое сокровище. «Крепкое пожатие руки, искорки, промелькнувшие в глазах, выдали радость Юлиуса, когда мне удалось сказать ему об этом», – вспоминал позднее С. Шпрингл. Так записки Фучика были сохранены и увидели свет в послевоенные годы.

Вот запись о «Страданиях юного Вертера», затем выписки из романов о любви. В семнадцать лет Юлек считал себя влюбленным в веселую и красивую девушку. Майка на два года моложе его. Одной из первых пльзенских девочек она поступила учиться в реальное училище, и у нее было много поклонников среди старшеклассников. Но Юлек не пользовался у нее успехом. Так уж случилось, что она отдала предпочтение его товарищу Вашеку. Мучительное, горькое счастье любви без взаимности. Майка пленила его, хоть он и не желал в том сознаваться.

У Юлека появляются тетради с сонетами. В них ои изливает свои сердечные переживания и тут же подшучивает над ними, ищет спасения в иронии. В сонетах Юлека нет ни одной страдальческой нотки, ни следа сентиментальности. Они проникнуты мягким юмором и чистым юношеским чувством:

 
Ах, любил всем сердцем я,
Но прощай, любовь моя,
Я вздыхал, а он смеялся,
Он ласкал, а я терзался.
 
 
Ах, любил всем сердцем я,
По прощай, любовь моя.
Я вздыхал, просил, скорбел,
Он же свысока смотрел.
Ах, любил всем сердцем я,
Но другой – любовь твоя.
 

После окончания училища в 1921 году Юлек, окунувшись в новые впечатления и заботы, постепенно забыл Майку. Впоследствии, когда история первой любви отошла в прошлое, Юлек с улыбкой читал стихи:

 
Дарит нас дьявол пылом,
Нам ад послал любовь.
Но если б можно было,
Я полюбил бы вновь.
 

Предпоследние школьные каникулы Юлек провел со своими друзьями – братьями Соукуп и Артуром Штикой в пешем походе через всю Чехию с запада на восток. В природе, казалось ему, все живет только для себя. Но откуда же берется та общая, бесконечная гармония, в которой, напротив, все, что существует, существует для другого, в другом только достигает своего примирения или разрешения – и все жизни сливаются в одну мировую жизнь?

Перед одним из своих путешествий – это было после выпускных экзаменов – Фучик пишет: «За окном дует ветер и идет густой дождь. Поезд мчится по блестящим рельсам. Наконец останавливается. Прощай, мы остаемся! Я открываю самую очаровательную, самую увлекательную, самую прекрасную по содержанию и по форме книгу… Я открываю самую мудрую и поучительную книгу. Я открываю самую вдохновенную книгу. Я открываю большую научную энциклопедию. Я – счастливый человек, ибо иду туда, откуда вышел, иду, чтобы разгадать тайну. Поезд летит, летит, летит… Я иду по узкой тропинке, вьющейся среди Палавских холмов, по дороге, обсаженной березками, спускаюсь к Индржихову Градцу, залитому вечерним солнцем… Я иду по роскошной долине, по пыльному шоссе, иду сквозь осеннюю сказку, иду и иду. Я не привязан к дому, я по-спартански живу тем, что несу с собой, или тем, что нахожу. У меня нет ничего, кроме ног и головы, – я бродяга, классический образец бродяги… Ненадолго, но бродяга. Вернусь я самым богатым человеком… Я иду открывать мир. Прощайте, страстные, волновавшие меня стихи. Я иду к источнику поэзии. Прощайте, прощайте! Впрочем, нет – всего лишь до свидания!»

Еще раньше, в третьем-четвертом классах, он со своими друзьями с парой крон в кармане обошел пешком многие уголки Чехии и Моравии, восхищаясь Шумавой, Крконошами, Бескидами. Эти путешествия пробудили в нем чувство родины, тот изначальный и безотчетный восторг, охватывающий душу непонятно почему, от одной прелести родной земли.

Как хороша и изумительна по красоте твоя земля! Сколько замков и дворцов, творений знаменитых архитекторов и тысяч никому не известных мастеров! Тихие деревушки, где рождались и мужали мыслители и вожаки грозных крестьянских бунтов, самобытные поэты, композиторы и художники, великие астрономы и педагоги. Какое счастье для человека, если его самые первые, а значит, и самые яркие впечатления, эти богатые запасы на всю грядущую жизнь украшены настоящей близостью к земле, к простому, меткому и жизненосному родному языку. В записной книжке Фучика появляются слова гордости и почти физической любви к своей стране: «…разве эта земля – наша простая земля? Не видишь ты в ней нечто, что зовет и кричит: „Вечно твоей хочу быть, будь же и ты навечно со мной!“ Разве ты не видишь в ней себя?..»

Большое впечатление на Юлека произвело посещение замка Троски (буквально «развалины» – руины замка. – В. Ф.), в котором умер герой гуситских войн Ян Жижка. Он всегда выходил победителем на поле боя и завещал, чтобы после смерти с него была содрана кожа и чтобы эту кожу натянули на барабан, который будет созывать на продолжительную битву с врагами. Все пять крестовых походов в Чехию, организованных папой и германским императором, закончились позорным крахом. Героическая история гуситов до глубины души взволновала Юлиуса. Эта история становила и укрепляла нравственный облик народа, была его исторической памятью, праздничными одеждами его души. Все, буржуазия и мещане, отдавали должное Гусу, Жижке, принимали участие в торжествах, посвященных гуситскому движению и Табору. Но Юлиусу приходилось не раз слышать такие слова: «Слава богу, что гуситство было сотни лет назад. Ведь гуситы были тоже своего рода большевиками». Фучик долго раздумывал над увиденным и написал стихотворение «Руины», написал в монументальной манере поэтов-романтиков эпохи чешского Возрождения. В разговоре Панны и Бабы (так образно назвал народ скалистые утесы, на которых некогда возвышались неприступные твердыни) с человеком вспоминаются песни гуситских воинов и их полководец Ян Жижка. Стихотворение полно веры в творческие силы и способности чешского народа и его славное будущее:

 
Шел гений, шла вся мощь земли великой,
А та восстала против этой силы.
То был могучий взлет души богемской,
А я взирала хладно, безучастно.
Поняв так поздно, лишь жалеть могу я,
Что не смогла быть родине полезной.
Один лишь раз взошло дерзанья солнце.
Один лишь раз и больше не вернется!
                                                     Эхо:
Один лишь раз? И больше не вернется?
 

Фучик ходит на собрания и лекции объединенного комитета рабочих и учащихся средних и высших учебных заведений. Лекции читались на самые разнообразные темы: «Необходимость объединения молодой интеллигенции», «Введение в теорию социализма». Здесь проводились беседы по изобразительному искусству, диспуты о религии, о политике, излагались программы различных политических партий. Пытливая мысль Фучика упорно ищет ответа на вопросы, которые рождались в спорах тех лет. Читая Масарика и Каутского, он интересовался Флейшнером, Жоресом и модным в то время Ницше. Рабочий «Шкоды», один из основателей коммунистической организации в Пльзене, говорил: «Голова этого парнишки была забита Масариком и Флейшнером, и вопросы его всегда мучили такие, на которые мы не могли ему толком ответить».

Под давлением рабочего класса правительство осуществило в конце 1918 года ряд демократических преобразований: были отменены дворянство, ордена и титулы, узаконены свобода слова, печати, собраний, право на забастовку, введены 8-часовой рабочий день, пособие по безработице. Это на какое-то время успокоило рабочих, привело к спаду революционной борьбы, однако это было затишье перед бурей…

Большинство обещанных социальных реформ, касающихся национализации промышленности, аграрной реформы и демократизации государственных институтов, оставалось пока на бумаге. Буржуазия не собиралась их проводить, собирала силы для решительного наступления и лавировала. Основная масса рабочих не сразу увидела буржуазный характер республики, считала, что отсрочка демократических преобразований вызвана объективными международными условиями и саботажем отдельных лиц, а не самим классовым характером государства. Лидеры социал-демократии – самой сильной политической партии в стране – утверждали, что Чехословакия, по существу, уже не является капиталистическим государством и находится на прямом пути к социализму. Они распространяли иллюзии о преимуществах реформистского пути перед революционным, по которому пошли русские рабочие. Орган социал-демократов газета «Право люду» писала: «Трудящиеся нашей страны должны добиваться осуществления важнейших требований избирательным бюллетенем, а в случае особой неуступчивости классовых врагов у них есть такое средство, как забастовка».

Проходит совсем немного времени, и националистические иллюзии, радужные надежды начинают выветриваться на холодном ветру политической жизни, сменяться разочарованием.

Поднимают свой голос рабочие, особенно таких промышленных центров, как Кладно, Брно и Острава. Широкие массы рабочих переставали верить в «справедливую», «социализирующуюся» республику. Правительство напугано и угрожает, что будет «беспощадно преследовать как врагов родины всех, кто предпримет меры к беспорядкам или насильственному перевороту».

Среди рядовых членов социал-демократической партии растет недовольство политикой лидеров, которых трясина реформизма засосала настолько, что они выступили с заявлением о том, что партия «не имеет и не хочет иметь ничего общего с тактикой русских большевиков и немецких спартаковцев». Весной 1919 года возникает левое революционное крыло. По инициативе Б. Шмераля начинает издаваться еженедельник «Социал-демократ». В программной статье первого номера говорится: «Нашей целью является создание не буржуазно-демократической республики, а республики социалистической». Массовой базой Марксистской левой стала Кладненская организация, руководимая Антониной Запотоцким. Осенью 1919 года левая оппозиция настолько окрепла идейно и численно, что выступила на заседании представительства Чехословацкой социал-демократической партии с первым самостоятельным заявлением. «Уже давно пора, – говорилось в нем, – пробудиться от националистического угара тем слоям чешского рабочего класса, которые остаются безразличными к своей исторической роли, к тому, чтобы взять власть в государстве не только фиктивно, но реально и полностью…»

В рядах буржуазных партий все чаще начинают раздаваться голоса, требующие применения репрессий против наиболее активных представителей революционного рабочего движения. Ряд буржуазных газет потребовал предания возвратившихся из России коммунистов военно-полевому суду, призывали к физической расправе над ними.

Одним из центральных вопросов, по которому велась дискуссия в рядах социал-демократической партии и шло размежевание сил, стал вопрос об отношении к Советской России, к опыту русской революции, к большевизму.

В июле 1920 года в Москву выехала делегация Марксистской левой для участия во II конгрессе Коминтерна, в составе которой находился делегат от рабочих Кладно Запотоцкий. Делегаты неоднократно встречались с В.И. Лениным, другими представителями РСДРП (б) и зарождавшегося международного коммунистического движения. В.И. Ленин в беседе с членами чехословацкой делегации охарактеризовал основные проблемы и трудности, стоявшие на пути создания массовой коммунистической партии в Чехословакии. Члены делегации вернулись на родину, обогащенные ценным опытом революционной борьбы.

Большое значение для формирования левых сил в социал-демократической партии Чехословакии имели рассказы очевидцев, вернувшихся из Советской России. По решению руководства партии одним из первых в Советскую Россию поехал видный деятель левого крыла социал-демократической партии – Марксистской левой – Б. Шмераль.

После возвращения Б. Шмераль опубликовал в «Право лиду» серию репортажей, в которых рассказал о своих впечатлениях и о личной встрече с В.И. Лениным. В октябре 1920 года он издал книгу «Правда о Советской России», сыгравшую большую роль в идейном и политическом воспитании пролетариата Чехословакии. В ней впервые читатели знакомились с многими положениями ленинизма, с опытом диктатуры пролетариата, ленинским учением о партии, ее стратегии и тактике, методах работы. В предисловии говорилось: «Я пришел из другого мира, пришел другим человеком. То, что происходит в России, огромно, головокружительно, благородно, разумно, необходимо, неодолимо… Новых вещей рождается ряд!» В.И.Ленин, получив эту книгу, подчеркнул в тексте приведенные слова автора. Свидетельства Б. Шмераля о Стране Советов нашли широкий отклик в Чехословакии. Юлиус жадно читает книгу, и его взор обращается к Советской России.

В это время Фучик подружился с рабочими завода «Шкода», в среде которых он приобрел, как он сам говорил позже, «рабочий нюх». Рабочие оказались людьми энергичными и борцами за свои классовые интересы…

4 апреля 1920 года Фучику выдано удостоверение о том, что он является «членом издательского и редакционного коллектива „Правды“ в Пльзене».' Эта газета называлась так же, как и газета советских коммунистов, выходила с лозунгами на первой полосе «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Кто не работает, тот не ест!», стояла на позициях левых социал-демократов. Редактор Ян Зибар, рабочий «Шкоды», поэт и вдохновенный пропагандист коммунистических идей, подружился с Юлиусом и вскоре предложил ему место референта и редактора по вопросам литературы и театра.

В конце 1920 года после отставки социал-демократического правительства Тусара было сформировано чиновничье правительство во главе с «беспартийным», бывшим представителем высшей австрийской бюрократии Яном Черным. Его главная задача состояла в переходе от обороны к решительному наступлению буржуазии на рабочий класс и Марксистскую левую. В качестве предлога был использован конфликт по поводу Народного дома на Гибернской улице, где находилась партийная типография социал-демократов. Дом являлся, по существу, штабом Марксистской левой. Здесь 21 сентября вышел первый номер газеты «Руде право» («Красное право»). Буржуазный суд по ходатайству правых социал-демократов запретил использовать им старое название «Право лиду».

9 декабря правительство отдало приказ полиции и жандармерии занять Народный дом любой ценой, «даже если бы для этого пришлось шагать через трупы». Чешский пролетариат ответил на акт насилия всеобщей забастовкой. В ней приняли участие около миллиона рабочих. Во многих местах рабочие заняли заводы, революционные комитеты брали власть в свои руки, батраки захватывали богатые поместья, в городе Кладно возникла «советская республика». Правда, Пльзень была единственным промышленным городом республики, где социал-демократам удавалось держать в узде недовольство рабочих. Обстановка в стране накалялась…

В январе 1921 года ученик последнего класса реального училища Фучик делает обстоятельные выписки из «Манифеста Коммунистической партии». Через три месяца Юлиусу удается наконец впервые прочитать работу В.И. Ленина «Государство и революция». Читал с большим напряжением, возвращаясь по нескольку раз назад.

В мае 1921 года была создана Коммунистическая партия Чехословакии. XIV съезд чехословацкой социал-демократической партии (левой) стал Учредительным съездом КПЧ. Возникновение КПЧ в условиях мощного подъема революционного движения под влиянием победоносных идей Великой Октябрьской социалистической революции явилось событием огромного значения в истории Чехословакии. В становлении партии чехословацких коммунистов неоценимую роль сыграли советы и помощь В.И. Ленина. Б. Шмераль, один из активных организаторов КПЧ, заявил на ее Учредительном съезде: «Мы – больше, чем политическая партия. Мы – авангард новой жизни. Создавая новые отношения, мы хотим создать также новых людей». К этому поколению новых людей принадлежал и Ю. Фучик. Когда в том же месяце в Пльзене из левого крыла социал-демократической партии была создана местная организация КПЧ, он вступил в ее ряды.

Молодая, только что рожденная КПЧ немедленно и решительно встала во главе борьбы масс и наглядно подтвердила, что она является партией нового типа, в корне отличающейся от бывшей социал-демократической партии. На демонстрациях и митингах трудящихся КПЧ призывала массы к борьбе за подлинную свободу, выступала в защиту Советской России от иностранной интервенции. В эту ожесточенную классовую борьбу активно включился и восемнадцатилетний Фучик, только что сдавший выпускные экзамены.

Аттестат зрелости был не блестящий – «хорошо» за поведение, «удовлетворительно» по чешскому и французскому языкам, математике, естествознанию, физике, черчению, «хорошо» по геометрии и только четыре отличные оценки: по истории, географии, физкультуре и по введению в философию.

Реальное училище считалось как бы преддверием политехнического института, где перед Юлеком открывалась карьера инженера. Сколько тяжких разговоров, сколько бурных объяснений с отцом должен был пережить Юлиус, пока не настоял на своем. Как бы благоразумно и дальновидно ни решал за него отец, Юлек сам выбирал свою судьбу, намереваясь поступить в Карлов университет в Праге. Отцу нелегко было расстаться с мыслью о сыне-инженере, к тому же он был недоволен тем, что сын в ущерб своему дарованию и призванию отдает столько сил и времени такому опасному занятию, как политика.

Постоянные столкновения с властями, полицейские преследования. Какая уж тут может быть серьезная работа в литературе, научная карьера! Мать горевала: сын уже большой и уходит от нее. Она хорошо знала его горячую, порывистую романтическую натуру, его фантазию, отвагу и характер.