Текст книги "Юлиус Фучик"

Автор книги: Василий Филиппов

Неожиданно подвернулась работа. Владислав Ганус, директор школы в пражском районе Нусле и редактор журнала «Рой», издававшегося для школьной молодежи, предложил Фучику сотрудничество – писать о чешской культуре, литературе, театре. Юлиус с радостью согласился: как-никак возможность поговорить с читателем. Встал вопрос: как спрятать от цензуры те крупицы знаний, которые учащиеся протекторатных школ никак не могли получить в классе?

Фучик рассказывал ребятам о чешских великих писателях прошлого, учил юных читателей с уважением относиться к их борьбе за лучшее будущее народа. Эзоповский стиль, иносказание и другие писательские приемы были направлены на то, чтобы помочь подрастающему, вступающему в жизнь поколению понять современность, заставить подумать о том времени, в котором они живут, привести их к мысли, что тучи рассеются и усилиями их отцов и матерей снова будет завоевано свободное будущее.

«В земле – много зерен. Зерна взойдут, но не каждое из них даст жизнь цветку, а тем более плоду. Молодые побеги нередко гибнут от весенних заморозков, от недостатка солнца или влаги, они медленно растут в тени, и человек даже не догадывается, какими красивыми и полезными могли бы они стать, будь у них возможность развиться полнее. С людьми дело обстоит еще хуже. В каждом человеке заложены способности к чему-либо, и мир населяли бы одни гении, если бы эти способности могли развиваться. Но человеческое общество прозябает еще в глубокой тени, в мире тьмы, потому что между ним и солнцем встала кучка корыстолюбцев, для которых люди имеют цену лишь постольку, поскольку они помогают им приобретать деньги и власть. Чтобы люди делали это, их следует держать в темноте и невежестве. Так губится самое ценное, что есть в человеке, но это корыстолюбцев ничуть не тревожит! Зато когда люди разгонят тучи и над всей землей засияет справедливое солнце, дерево жизни зацветет, отцветет и даст плоды».

Он писал много, вошел во вкус, завел рубрику «Шевели мозгами», где придумывал для читателей загадки: арифметические, физические, литературные, используя знания из книги «Чудеса на каждом шагу». В каждом номере журнала или в приложении к нему появлялись статьи Фучика о Зейере, Неруде, Божене Немцовой, Антонине Дворжаке, Клицпере, Тыле, о кукольнике Матее Копецком, о Национальном театре.

НЕ НА ЖИЗНЬ, А НА СМЕРТЬ

 
Если славянство встало на страже,
Кто нарушителем мира ни будь,
Как бы он пи был хитер и
                                       отважен,
– Грудь разобьет о славянскую
                                       грудь.
 

Ян Неруда

Готовясь к нападению на Советский Союз, гитлеровцы стремились во что бы то ни стало подавить освободительное движение в оккупированных странах, превратить протекторат в надежный тыл. В феврале 1941 года на КПЧ обрушился давно готовившийся страшный удар – гестапо раскрыло и в течение нескольких дней арестовало почти весь состав подпольного ЦК КПЧ. Налаженная ценою огромных усилий сложная цепь конспиративной организации была нарушена. Гестапо захватило Центральный архив партии и радиопередатчик для связи с Москвой. Располагая шифровальными кодами, нацисты начали по указанию Гиммлера передавать в Москву на имя Клемента Готвальда подложные радиограммы с различными вопросами от имени ЦК, рассчитывая получить дополнительные сведения о работе подполья, узнать имена его руководителей, а также собрать «компрометирующие материалы» о вмешательстве во внутренние дела рейха. Но Урке уже в тюрьме сумел все же через других подпольщиков предупредить о том, что рация в руках врага.

«Я не представлял себе сначала масштабов провала, – вспоминал Фучик. – Я ждал обычного появления нашего связного и не дождался. Но через месяц стало ясно, что случилось нечто очень серьезное и я не имею права только ждать. Я начал сам нащупывать связь; другие делали то же самое».

На место арестованных вставали десятки и сотни новых людей, находившихся до сих пор не на линии огня, а на втором рубеже, в резерве. Среди них – Фучик. Он пытался объяснить причины провала. Конечно, не обошлось без провокаций, но, видимо, сыграла свою роль и неосторожность. Два года успешной подпольной работы несколько усыпили бдительность. Подпольная организация росла вширь, в работу все время вовлекались новые люди, в том числе и те, кто не был до конца проверен. Значит, вновь придется начинать чуть ли не с самого начала? Нельзя терять время, надо действовать решительно и быстро. Прежде всего необходимо наладить издание «Руде право», нельзя, чтобы партия осталась без центрального органа.

Фучик установил связь с Гонзой Выскочилом, который руководил работой в Средней Чехии, держал в своих руках и связных, и явочные квартиры, и несколько подпольных типографий. Фучик написал передовицу, и они решили, что весь материал выйдет как «Майский лист», а не как номер «Руде право», так как другая группа товарищей уже выпустила газету, хотя полиграфически невзрачного вида.

Статья Фучика была посвящена славной традиции чешских Первомаев и единству народа в борьбе с оккупантами и предателями. Да, в этом году в день Первого мая чехословацкие рабочие уже в третий раз не пройдут по улицам и не запоют пролетарских песен. Но если бы сегодня, как в прошлые годы, они вышли бы на улицу, для всех желающих пойти с ними не хватило бы пространства городов. «Да, мы в подполье, но не как погребенные мертвецы, а как живые побеги, которые пробиваются во всем мире к весеннему солнцу. Первое мая возвещает об этой весне, о весне свободного человека, о весне народов и их братстве, о весне всего человечества. Еще в подполье находимся мы, но и там мы куем победу свободы, победу жизни, победу самых смелых мечтаний человеческой мысли».

С наступлением весны Фучик все чаще подходил к окну, смотрел на майское солнце над головой и вдыхал свежий воздух. Лида Плаха и Баксы уловили волнение Фучика, они знали, что весна всегда была его любимой порой, когда его неумолимо и неудержимо тянуло к природе. Они договорились в ближайшее воскресенье поехать в Крчский лес и взяли его с собой. Для него это было приятным сюрпризом. Он пришел от этого в восторг, тем более что прогулка была удобным случаем проверить, насколько надежен вид пожилого, хромающего, опирающегося на трость господина. Так, после долгого заточения он снова оказался на улице. Круглые роговые очки, черная бородка и старомодное пальто с бархатным воротником делали его неузнаваемым. Он встретил нескольких людей, хорошо знавших его, но ни один из них не кивнул, не посмотрел вслед. Юлиус ликовал:

– Ура, «маска» сработала!

Четыре стены душной комнаты рухнули, и он очутился под ярко-голубым майским небосводом. И чешская земля торопилась цвести, не оглядываясь на ломаный крест, под уродливым знаком которого она очутилась.

Вечером, возвратившись с прогулки, Фучик почувствовал необыкновенную тяжесть во всем теле. У него резко подскочила температура. Избыток свежего весеннего воздуха и избыток чувств оказали слишком сильное воздействие на его организм, ослабленный долгим пребыванием в душной квартире. Баксы заволновались, но уже на следующий день температура так же внезапно и резко, как поднялась, упала до нормальной. Он виновато улыбался:

– Напугал я вас?

– Немножко да.

– Не следовало мне дразнить свою старую малярию.

22 июня 1941 года фашистская Германия напала на Советский Союз. Началась священная всенародная война, гигантская битва на решающем фронте второй мировой войны, исход которой должен был решить судьбу Чехословакии и всей Европы. Едва распространилось известие о вторжении гитлеровских полчищ, Фучик написал воззвание к чехословацкому народу, опубликованное в подпольной «Руде право» от имени Центрального Комитета Коммунистической партии Чехословакии. На следующий день эта газета среди других важных донесений лежала на столе начальника антикоммунистического отдела пражского гестапо полковника Лаймера. Он молча пробежал глазами газету.

«Никогда еще чешский народ не чувствовал так глубоко и сильно неразрывно прочную связь, самой судьбой определенный союз нашего народа с народами СССР, как в настоящий момент. Каждому честному человеку ясно, что величайшая и ожесточеннейшая битва из всех битв в истории человечества, которую ведет сейчас Красная Армия с фашистскими ордами на Востоке, – это битва и за наше будущее, за нашу судьбу, за. нашу свободу».

Сам факт появления воззвания за подписью ЦК КПЧ поверг Лаймера в состояние шока. «Мы арестовали весь состав ЦК, а уже через три месяца создан новый? Или смутьяны и подстрекатели действуют в одиночку?» На эти вопросы надо срочно давать ответы в Берлин. Нельзя же расписаться в том, что события выходят из-под контроля и тайная служба становится бессильной.

В руки Фучика попадали номера «Руде право», издававшиеся тоже партизанскими методами. Он чувствовал по ним опытную политическую руку, но не знал, кто на другой стороне. Найти друг друга оказалось не простым делом. Тяжелая потеря научила партию быть более осторожной и бдительной, и два человека из центрального аппарата, идущие навстречу друг другу, должны были пробираться через многочисленные проверочные и опознавательные преграды. Помогла случайность. В июне после очередной загородной прогулки у Фучика снова поднялась температура, и он слег с воспалением легких. Баксы оказались в затруднительном положении, они не знали ни одного надежного врача, к которому можно было бы обратиться за помощью. Выход нашел сам Фучик. Он вспомнил о своем хорошем знакомом – докторе Милоше Недведе. Милош был зятем Зденека Неедлы, а его отец, бывший депутат от КПЧ в парламенте, вот уже три года находился в Москве. Когда Лида привела Милоша в квартиру и он стоял у постели больного, он никак не подозревал, кто такой его пациент. И даже когда больной поднялся и с радостным восклицанием обнял его, непросто было узнать в этом бородатом человеке Фучика. Милошу как раз было поручено искать того «другого», и он не подозревал, что им окажется Фучик. Ведь о нем так долго не было никаких известий, и многие говорили, что он покинул страну и перебрался в СССР.

– Ну, Милош, сам бог послал мне тебя. А то я блуждаю в потемках и никак не попадаю к цели.

Милош назначил на 30 июня встречу с «ответственным партийным работником». Тот, кого Юлиус так долго искал, «пришел в назначенное мною место, уже зная, с кем он увидится. А я все еще не знал. Стояла летняя ночь, в открытое окно вливался аромат цветущих акаций – самая подходящая пора для любовных свиданий. Мы завесили окно, зажгли свет и обнялись. Это был Гонза Зика».

Фучик давно знал Яна Зику по партийной работе. Всего только на год старше его этот яркий человек необычной судьбы. Еще будучи совсем молодым рабочим-обувщиком, он активно включился в революционное движение. В середине двадцатых годов, после того как его уволили с фабрики Бати, Зика стал активным политическим бойцом. Он окончил партийную школу в Москве, прошел через тюрьмы Первой республики, в годы экономического кризиса находился на профсоюзной работе, а затем возглавил пражскую областную партийную организацию. Круглолицый, с застенчивой улыбкой, с виду похожий на доброго дядюшку, но в то же время твердый, самоотверженный, решительный, не признающий компромиссов в партийной работе. Прочные связи с крупнейшими предприятиями, старая дружба со множеством людей в парторганизациях, природные качества искусного конспиратора делали его незаменимым человеком для подполья. В 1938 году после запрещения КПЧ он по собственной просьбе остался в стране, был введен в состав подпольного ЦК. После арестов членов ЦК на свободе остался один только Зика. Он ушел буквально из-под носа гестапо и вместе е Яном Черным продолжал издавать «Руде право». Однажды ему в руки попал «Майский лист». Стиль передовой показался Зике знакомым. «Наверное, Фучик», – подумал он и не ошибся.

Через несколько дней после встречи с Зикой на квартире у Выскочилов состоялась встреча с Яном Черным. Этот рослый черноволосый парень сразу завоевал к себе расположение и доверие, как только пожал обеими руками протянутую ему руку и твердо посмотрел в глаза. Фучик почувствовал, что менаду ними заключен боевой союз, один из тех, которые способна разорвать только смерть.

К началу второй мировой войны уроженцу Моравского Словацка Яну не было еще и тридцати лет, но за его плечами была большая школа революционной борьбы. С шестнадцати лет он работал в районе Годонин в прогрессивных молодежных организациях. В начале тридцатых годов суд приговорил его к двум годам тюремного заключения. Партия помогла ему уехать в Советский Союз, где он окончил Ленинскую школу. После возвращения на родину он жил под чужим именем Франтишека Бурды. И снова работа среди молодежи, собрания, агитация, листовки, борьба с полицией. Когда в республиканской Испании вспыхнула гражданская война, он организовал добровольческую группу из комсомольцев, сражался в интербригаде, был командиром отдельной пулеметной роты «Ян Жижка из Троцнова», Тяжело раненный, он перебрался после поражения республиканцев во Францию. Ему удалось избежать концентрационного лагеря, но в Бельгии его схватили немецкие фашисты и присудили к смертной казни. В последний момент с помощью коммуниста-антифашиста ему удалось бежать. С чужими документами его послали на работу на военный завод в Касселе. Но и здесь он пробыл недолго. Он сумел вернуться в Прагу в конце 1940 года. Скрываясь у знакомых, он искал связь с подпольной организацией. Милош Красный помог ему в этом, и он стал ведать партийной техникой – стеклографами и портативными типографскими машинами, на которых печатались подпольные газеты и листовки. В мае он связался с Яном Зикой, который познакомил его с Фучиком. Так возник второй подпольный ЦК КПЧ в составе Зики, Черного и Фучика. Работали они дружно, понимая друг друга с полуслова, с любого намека.

«Месяцы напряженной борьбы крепко спаяли нас, – вспоминал Фучик. – Мы дополняли друг друга как характерами, так и своими способностями. Зика – организатор деловитый и педантически точный, которому нельзя было пустить пыль в глаза; он тщательно проверял каждое сообщение, добираясь до сути дела, всесторонне рассматривал каждое предложение и деликатно, но настойчиво следил за выполнением любого нашего решения. Черный, руководивший саботажем и подготовкой к вооруженной борьбе, мыслил как военный человек; он был чужд всякой мелочности, отличался большим размахом, неукротимостью и находчивостью; ему всегда везло при поиске новых форм работы и новых людей. И я – агитпропщик, журналист, полагающийся на свой нюх, немного фантазер с долей критицизма – для равновесия».

Фучик перевоплотился в Ярослава Горака. На чистом бланке немецко-чешского «Всеобщего гражданского удостоверения подданного протектората Чехии и Моравии» он сам наклеил свою фотографию и написал «Ярослав Горак». О нем в удостоверении было сказано следующее: «Учитель, женат, родился 25.07.1893 г. в городе Мельник, прописан в Праге… Рост средний, волосы темно-каштановые, глаза карие, нос нормальный, носит бороду, губы правильные, зубы пломбированные».

В начале июля вышел номер нелегальной «Руде право», целиком написанный Фучиком. В передовой статье, озаглавленной «В бой во имя свободы чешского народа!», агрессия гитлеровской Германии против Советского Союза сравнивалась с действиями «азартного игрока, которому грозит крах и который все ставит на последнюю карту в безумной надежде, что она каким-нибудь чудом не будет бита. Но в истории не бывает чудес. Эта карта будет бита!».

Уже в первые месяцы борьбы Советское правительство заключило с чехословацким правительством в эмиграции соглашение о совместных действиях против гитлеровской Германии, предусматривавшее оказание всякого рода помощи и взаимной поддержки, включая создание на территории СССР чехословацких военных частей. Впоследствии под командованием Людвика Свободы они участвовали в боях за освобождение своей родины от фашизма. Как ни старались нацисты утаить от чехословацкого населения это событие, радостное известие о нем просочилось и передавалось из уст в уста, вызывая надежды и решимость бороться. В статье «Все мы боремся против Гитлера» Фучик приветствовал заключение этого соглашения, информировал читателей о формировании в СССР частей чехословацкой армии, а также о первых акциях саботажа на чехословацких предприятиях. Статья звучала как набатный клич:

«Саботируйте все военные, продовольственные и административные мероприятия фашистов. Разрушайте, уничтожайте, сжигайте все, что необходимо для ведения войны. Сделайте невозможным каждое их движение по нашей территории. Отважно боритесь, как борются советские партизаны! Боритесь с находчивостью, решимостью и силой, достойными народа гуситов!»

Информацию для «Руде право» он в основном получал из передач Московского радио, по которому выступали Готвальд и другие товарищи из руководства КПЧ. На большой настенной карте он аккуратно обозначал события на фронте, следил за ходом военных действий. В газете печатались комментарии к военным и политическим событиям, различного рода воззвания и обращения к народу. Постепенно «Руде право» приближалась к обычному типу газет, помещая регулярно сообщения о жизни страны, иностранную хронику, вести с фронтов. Иногда Фучик давал стихи чешских поэтов. В специальном номере, посвященном Всеславянскому съезду в Москве, он поместил отрывки из стихотворения Неруды «Только вперед!», в майском номере – боевое стихотворение Сладека «Кто не с нами, тот против нас». С лета 1941 года газета выходила тиражом до 20 тысяч экземпляров, печаталась в ряде самостоятельных, тщательно законспирированных нелегальных типографий – на гектографах, стеклографах и на типографских станках, распространялась не только среди коммунистов, но и беспартийных. Газета проходила через множество рук, вселяя уверенность в победу Советского Союза и Красной Армии, оставляя глубокий след в душе и помогая ковать невидимое единство народа. Ее сохраняли в течение всех лет оккупации, зачитывали до дыр. Иногда Юлиус так изобретательно оформлял титульную страницу, что она выглядела как совсем невинная брошюра. На самом деле, кто мог подумать, что «Сборник народных спектаклей для любителей – Й.В. Крыса: „Кулек“, комедия в трех действиях» не имеет ничего общего с театром, а руководство по «кормлению кроликов», изданное «Союзом кролиководов в Млада-Болеславе», дело рук не ветеринаров, а редактора «Руде право».

Члены Центрального Комитета встречались у Высушилов. Их приветливая квартира находилась в многоэтажном доме на Панкраце, в нескольких шагах от романтических садов Езерки. Йозеф Высушил был мелким служащим на железной дороге. В первую мировую войну его взяли в солдаты. Через несколько недель он вернулся с фронта с раздробленным коленом и навсегда остался калекой. Он познакомился с Марией в лазарете в Брно, где она была сиделкой. Мария была старше его на восемь лет, и в ее отношении к нему навсегда осталось что-то покровительственное, материнское. Они немного смешно называли друг друга «мамочкой» я «папочкой», и никому не могло прийти в голову, что эти старомодные, смешные люди замешаны в чем-то запретном, что в их квартире устраивают собрания и ночуют люди, за головы которых гестапо сулило полумиллионное вознаграждение. Покачивая «оцененной» головой, Фучик шутил:

– Если бы вы знали, как мне обидно за то, что нас так мало ценят. Ведь мы причиняем им ущерб гораздо больший. Правда, они этого не знают.

Рядом с Высушилами жили молодожены Елинеки. Он был трамвайщиком, она служанкой. Молодые очень любили друг друга. Йозеф много лет работал в партии и в Союзе друзей СССР. Мария, молодая девушка, прежде была верующей. Под влиянием мужа она быстро освободилась от религиозных предрассудков среды, в которой она воспитывалась, охотно и как-то незаметно помогала везде и всюду, где требовалась ее помощь.

В один из сентябрьских вечеров перед новьш пятиэтажным домом на тихой улице неподалеку от Ольшанского кладбища остановились двое прохожих – пожилой хромающий мужчина с черной бородой и молодая девушка.

– Мы пришли, – тихо сказала девушка. Мужчина молча кивнул.

Они поднялись по узкой лестнице. Позвонили на четвертом этаже у двери с табличкой «Владимир Врана».

Щелкнул замок, дверь открылась, и они вошли в узкую темную прихожую. Вспыхнула электрическая лампочка.

– Юла! – е радостным удивлением воскликнула молодая высокая женщина, порывисто протягивая вошедшему обе руки. – Здравствуй! Как живешь? Я и не предполагала, что это будешь ты… – Оживленная, сияющая, по-детски счастливая неожиданной встречей, она засыпала вопросами.

Профессорское лицо человека в черном озарилось широкой улыбкой:

– Божка! Вот это встреча! Ты совсем не изменилась, все такая же… Зато я… Да… – Фучик немного помолчал. – Значит, узнала… Это плохо. Выходит, моя маска еще несовершенна…

Божену Вранову, талантливую пианистку, Фучик знал давно и довольно хорошо. Она входила в круг левой художественной интеллигенции, и с ней доводилось часто встречаться на собраниях, концертах, на выставках, премьерах спектаклей в «Дечке» («Дечка» – так с любовью называли театр «Д-34» его друзья. – В. Ф.) Буриана или в Освобожденном.

Встреча была счастливой случайностью. Недавно Юлиус обратился с просьбой к Елене Галковой, актрисе Национального театра, достать искусно сделанную бороду со «стабильной» сединой, так как его черная как смоль не соответствует облику пятидесятилетнего господина. Елена посвятила в свой план подругу, сказав, что придет «человек от партии».

Муж Вожены Владимир Врана, человек энергичный и целеустремленный, занимал ответственный пост в экспортном отделе одного из шкодовских военных заводов, знал много о секретных экономических и военных мероприятиях, о производственных планах и ходе их выполнения, располагал данными о ресурсах оккупантов. Он быстро и как-то легко сошелся с Юлиусом. Хотелось излить душу, поделиться переполнившим, встретить теплый, понимающий взгляд. «Через минуту у меня было ощущение, – вспоминал он, – что я разговариваю со своим старым другом, как сказал бы русский, „со своим родным“».

Встреча уже подходила к концу, и Юлиус, как бы между прочим, спросил:

– А вы как, делаете что-нибудь?

Врана рассказал Фучику о своей работе до февраля 1941 года и прямо сказал, что он и его жена хотели бы включиться в подпольную работу.

Здесь, на Виноградах, в комфортабельном районе, где поселились десятки немецких офицеров и чиновников, Фучик и его друзья чувствовали себя в наибольшей безопасности. Эта явка хранилась в тайне даже от близких товарищей. Совещания проводились один раз в месяц, позднее – раз в две недели – всегда в воскресенье. Фучик приходил в субботу, а Зика и Черный, которых Врановы знали как Ольдржиха и Карела, появлялись в воскресенье рано утром. Соблюдая правила строгой конспирации, все трое приходили в сопровождении только одного связного.

Внешне Врановы вели себя так, словно ничего в их жизни не изменилось. Посещали друзей, театры и рестораны, соблюдали старые домашние привычки. Фучику и его друзьям приятно было быть здесь. Это были молодые люди, и после дискуссий, редактирования газет и листовок они отдыхали и веселились так, как только способны люди с открытым, щедрым сердцем. Своим неисчерпаемым запасом тонких шуток и анекдотов, остроумием Черный мог даже поспорить с Фучиком. Вожена могла приготовить знаменитые «топинки» (поджаренный, натертый чесноком черный хлеб. – В. Ф.), поиграть на пианино. Юлиус знал слабую струнку каждого и умел незлобно подшучивать.

«Я в жизни не встречал таких духовно красивых, настоящих и искренних людей, – вспоминал Врана, – как те, кто окружал Юлиуса Фучика в годы борьбы против фашистских захватчиков».

Как-то вечером Врана уезжал в командировку в Берлин. Дирекция шкодовских заводов поручила ему вести с болгарской военной миссией переговоры о поставках оружия и взять в штабе верховного командования нацистской армии секретный приказ, касающийся Шкодовки. Пока Фучик рассматривал модель танка, Врана зарядил фотоаппарат. Через несколько минут снимок был готов. Фучик решил проводить Врану до трамвайной остановки.

Была морозная ночь. Они спешили.

Внезапно Фучик остановился. Он показал на пакет с танком, который держал в руке, и засмеялся:

– Представляешь, Враничек, как я напишу об этом после войны… Два подпольщика, за головы которых гестапо заплатило бы золотом, идут ночью по улице. Один несет подарок фашистскому главарю, а второй – доверенное лицо оружейного комбината, только что сняв копии с секретных документов, торопится на совещание в нацистский генеральный штаб… Неплохо, а?

По возвращении из Берлина Врана сообщил Центральному Комитету важную новость. Верховное командование нацистской армии отдало дирекции шкодовских заводов секретное распоряжение: при производстве крупнокалиберных береговых орудий, заказанных Швецией, руководствоваться немецкой документацией. Берлин намеревался воспрепятствовать отправке оружия, но, разумеется, в последний момент, дабы Швеция преждевременно не прекратила поставки стратегического сырья. Фучик внимательно выслушал известие и обещал «нажать педали».

После войны Владимир Врана узнал, что нацистам этот номер не удался. Швеция настояла на отправке заказанных ею орудий.

Вторым связным Фучика был Ярослав Клецан, по кличке Мирен, человек, сыгравший роковую роль в судьбе многих людей, включая самого Фучика. Мирек был высок ростом, энергичен, пылок. Своим друзьям он импонировал смелостью и врожденным интеллектом. За его спиной было уже многое. В тридцатые годы он неоднократно подвергался полицейским преследованиям, в тридцать седьмом сражался в интербригаде в Испании. После падения Испанской республики вместе с другими добровольцами был интернирован во Францию, сидел в концлагере. После нападения фашистской Германии на Советский Союз он вызвался на работы в рейх. Так он попал в Саксонию, где работал подручным монтером на машиностроительном заводе близ Лейпцига. Через четыре месяца Мирек бежал. Ему удалось скрыться от преследователей, тайком перейти границу, с помощью друга, с которым они вместе сражались в интербригаде, он установил связь с Милошем Красным. Милош привлек Мирека к подпольной работе. Это случилось как раз в то время, когда ЦК поручил Фучику организовать среди интеллигенции группы сопротивления. Творческие работники, деятели культуры хорошо знали Фучика, и поэтому отпала необходимость личного общения с ними. Было решено действовать через связного, и выбор пал на Мирека. Так он стал посредником между Фучиком и Любомиром Лингартом, который по поручению партии организовывал подпольные ячейки среди писателей и художников, принимал участие в создании Национально-революционного комитета чешской интеллигенции. Мирен проявил себя с лучшей стороны, поэтому его постепенно вводили в курс всех дел, связанных с работой среди интеллигенции. Его сделали связным между Фучиком и группой врачей, которая с первых дней оккупации проводила под руководством Милоша Недведа большую работу.

В конце октября на квартире у Высушилов Фучик познакомил Мирека с Лидой и сказал, что теперь они будут работать вместе.

– Было бы хорошо, если бы вы притворились влюбленными, – посоветовал им Юлиус, – тогда ваши встречи будут меньше вызывать подозрений.

Миреку Лида понравилась с первого взгляда, и он пошутил:

– Может, нам и не нужно будет притворяться, кто знает?

Когда они расходились после долгой дружеской беседы, Фучик улыбнулся в усы:

– Кажется, эта пара отлично справится со своей ролью.

И действительно, дружба между Миреком и Лидой вскоре переросла в любовь. В этом молодом человеке Лида видела олицетворение отваги, мужества, опыта и кругозора, да и он умел так интересно рассказывать о своей работе.

Как и ранее, преданным другом и помощником была Густа. Она переехала из Хотимержа в Прагу, устроилась работать в одной из маленьких косметических фирм, и хотя гестапо держало ее «на прицеле», она умудрялась довольно часто встречаться с Юлиусом. Она выполняла его поручения и сама приносила важные сведения военного характера, полученные от врача Курта Глазера, у которого был друг в информационном отделе Генерального штаба.

Антифашистская кампания, предпринятая Центральным Комитетом в конце лета 1941 года, была одним из крупнейших пропагандистских мероприятий партии в годы оккупации. В народе ходило огромное множество нелегальных брошюр, листовок, газет. По данным гестапо, количество захваченной коммунистической печати по сравнению с июнем 1941 года возросло в июле в 10, а в октябре того же года почти в 30 раз. Пражское гестапо доносило своему берлинскому начальству: «Подрывные элементы так обнаглели, что раздают листовки на центральных улицах».

На стенах домов, на заборах все чаще стали появляться антифашистские лозунги. Увеличивалось число саботажей и забастовок. Бастовали Колбенка, смиховская Рингхоферовка, градецкая Шкодовка, текстильные предприятия в Находе, шахтеры Кладно, строительные рабочие в Витковицах. Крупная забастовка вспыхнула на авиационном заводе Вальтера, где две тысячи рабочих прекратили работу, требуя повышения заработной платы и увеличения продовольственного пайка. Участились перебои на транспорте, случаи уничтожения зерна.

В сентябрьском номере «Руде право» Фучик поместил передовую статью «Нужна действовать». Его пламенные слова вселяли в людей веру в победу Советского Союза над фашизмом, в победу патриотических сил в Чехословакии, ободряли упавших духом, звали борцов на подвиг:

«Нужно действовать. Одной ненависти к врагу и симпатии к Советскому Союзу мало… От пассивного сопротивления – к активной борьбе миллионов – таков наш лозунг, таково должно быть содержание нашей борьбы на этом новом этапе… Станем же, наконец, активными помощниками Красной Армии!»

В конце сентября 1941 года Берлин направил в Прагу Гейдриха. Специальным указом фюрера «исполняющим обязанности имперского протектора Чехии и Моравии» на время «болезни» протектора барона фон Нейрата был назначен человек не просто исполнительный. «Это был один из лучших национал-социалистов, один из убежденнейших поборников германской имперской идеи, гроза всех врагов нашей империи», – говорил о нем Гитлер, и эти слова не были слишком пристрастными и преувеличенными. Рейнгард Гейдрих, бывший флотский старший лейтенант, соединил в 27 лет свою судьбу с нацистским движением и с его вооруженной гвардией – СС. С головокружительной быстротой он прошел путь от рядового члена небольшого отряда СС в Гамбурге до шефа Главного управления имперской безопасности, центра, которому было подчинено все: и гестапо, и уголовная полиция, и другие службы. Он особо приглянулся фюреру в «ночь длинных ножей», когда действовал так вероломно и жестоко, что даже многие видавшие виды ветераны нацизма стали его побаиваться и произносить его имя шепотом.