Текст книги "Записки Виктора Толстых"

Автор книги: Василий Купцов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц)

А ТЕПЕРЬ НЕМНОГО О ВАМПИРАХ
Грустный фантастический мини-детектив

Так получилось, что два этих, внешне совершенно непохожих дела, были переданы в одни руки. Мои, естественно. Что объединяло эти дела? Один очень странный признак – своеобразное отношение к крови. Если можно так выразиться, болезненное к ней пристрастие.

Дело номер один. Совершенно идиотское ограбление пункта переливания крови. Грабитель, одетый в шубу, меховую шапку, с обмотанным вокруг лица шарфом, был вооружен обрезом из охотничьей двустволки (двенадцатый калибр – определил сторож). Вооруженное ограбление. Но интересовали преступника только банки со свежей кровью. Можно было бы строить различные гипотезы относительно дальнейших намерений грабителя, если бы не одно «но». Собрав банки с кровью в свою сумку, он схватил еще одну, явно не вмещавшуюся в баул, вскрыл и выпил. Сторожу аж плохо стало, вероятно, был обморок. А может, и не было, но по крайней мере, старик утверждает, что потерял сознание, а когда опомнился, грабителя уже и след простыл. Впрочем, это и не имеет особого значения, главное – появился новый маньяк, чей пунктик кровь.

Второе дело. Состоит из двух, объединенных в одно. Два нападения на молодых женщин, нападений, схожих как две капли воды. Зимняя ночь, пустынная аллея. Молодая женщина возвращается с работы в полночный час. Полная тишина. Вдруг она чувствует, как ее хватают сзади сильные руки, она еще не успевает закричать, как в шею ей впиваются зубы. Обморок. Когда приходит в себя, рядом – никого. Естественно – бегом до дома. В обоих случаях обращение в милицию только на следующий день. Обе потерпевшие даже не смогли точно указать место происшествия. Не говоря уже о том, что по аллеям прошло за это время множество народу. Нападения случились в разных районах Москвы. С промежутком в четыре дня. Единственное, что конкретно имело следствие, это заключения медицинской экспертизы. Да что там говорить, просто померили линейкой расстояния между ранами, оно и оказалось одинаковым у обеих потерпевших. И еще – пониженный гемоглобин в анализах. Не исключалась кровопотеря, вернее сказать, ее вероятность была очень высока. Что при отсутствии следов массивного кровоизлияния на одежде и на снегу, могло означать лишь одно – определенное количество крови было намеренно извлечено из их организма. Да что там крутить вокруг да около – кровь была высосана!

Между ограблением пункта переливания крови и нападениями в аллеях была неделя. Причем сначала было ограбление, а уже потом – нападения на женщин. Проще было бы наоборот – сначала попробовал понемногу крови, прямо из жертв, а потом – решил запастись. А так получается – сначала запасся кровью, а затем начал нападать… Что-то не ладилось. Но что преступник был один и тот же, у меня сомнений не возникало – ведь ранее ничего подобного не наблюдалось уже много лет. Конечно, случаи вампиризма случаются регулярно, но они, обычно, носят достаточно откровенный характер – грубо и без каких-либо загадок. Здесь же, я был уверен, приехал в столицу некто, скажем прямо, вампир, и добывает себе кровь разными способами. При этом он отнюдь не слабоумный, и это не белая горячка, когда человек не помнит, что творит. Преступления вполне сознательны, сделано все, чтобы не оставить следов. Не совсем – в пункте переливания у преступника явно был срыв, он оставил свою визитную карточку – отпечаток пальца на стеклянной банке. Итак, к нам в столицу приехал вампир. Или – вариант – ранее имел доступ к крови, например работал в таком же пункте переливания, а теперь – уволен или что-то в этом роде. Можно сделать соответствующий запрос. На уволенных из пунктов переливания крови.

А в общем, я хорошо понимал, что вероятность поимки преступника ничтожна. В активе только отпечаток большого пальца правой руки на банке из-под крови. Увы, нигде по картотеке ранее не проходивший. Вот когда он проявит себя снова, тогда… Поймаем его или нет, неизвестно, а вот разговоры пойдут – это уж точно. Что я могу сделать сейчас? Могу прочесть всю доступную литературу по вампирам, просмотреть дела. И я начал со старых дел. Полез в картотеку.

Среди прочих, я натолкнулся на упоминание о деле, датируемом 37 годом. О нем лишь упоминалось, как о рекордном в своем роде. Я прекрасно знал, что за дела были в эти годы. Но вот номер этого дела почему-то показался мне знакомым. Вернувшись к себе в кабинет, я начал переворачивать все свои собственные архивы, потом дело дошло до особо секретных папок. И вот, в одной из папок без номера с литерой «Г», я нашел упоминание о деле с этим номером. Что-то слишком запутанно вампиры, дело от года великой чистки и… Ган. Он-то как сюда попал? Я решил, что должен знать все – в конце концов, ведь именно я сейчас курирую Гана.

Что произошло дальше? Крайне странная история. Самого дела в архиве не оказалось. Нет его и все тут! И нигде никаких отметок – об изъятии, или передаче, скажем. Так я ничего и не узнал. Но пришла одна мысль – если тогда Ган каким-то образом оказался задействован в деле о вампирах, почему бы не привлечь его сейчас? Я однажды уже использовал его помощь, и довольно успешно – может, рискнуть еще раз?..

Все решилось само собой. Я отправился вечером на тренировку. В те времена я регулярно играл в «железные игры» и даже имел первый разряд по тяжелой атлетике. И столкнулся у входа в спорткомплекс с Ганом. Он, оказывается, занимается в секции самбо. И надо же! Мы договорились встретиться после тренировок.

Я пришел чуть раньше времени. Понаблюдал за концом тренировки юных самбистов. Забавно было видеть среди них моего подопечного. И еще я заметил, как смотрел на него тренер.

– Твой тренер к тебе явно не равнодушен, – сказал я Гану, когда тот подсел ко мне после душа. Полотенец он явно не признавал, сел совершенно мокрый и за минуту высох.

– Да, он спит и видит, как сделает из меня чемпиона, сказал Ган вполне серьезно, – бедняга! Ты его пока не огорчай на мой счет, я сам как-нибудь аккуратно…

– Странно тебя наблюдать, особенно в спарринге, – сказал я, – ведь тебе ничего не стоит любого здесь…

– Не, я все по-честному! – даже обиделся подросток, – силы, большей, чем у других, не показываю, скорость и реакция – тоже в пределах возможностей человека.

– Но тогда бы тренер не смотрел на тебя так…

– Ну, во-первых, я красивый, – усмехнулся Ган, – а главное то, что я стараюсь, занимаюсь, оттачиваю технику. Или ты считаешь, что без своих сверхчеловеческих возможностей я полный нуль? Вот выполню по-честному мастерскую норму, тогда будешь знать!

Опять слишком прямодушно. Два раза употребил оборот «по-честному», как будто я не верю. Прямо ребенок какой-то!

– А у меня опять появилась идея насчет тебя, – сказал я, отбросив сомнения прочь, – может, еще разок поиграем в Шерлоков Холмсов?

– Это тебе подкинули дело с вампирчиками?

– А ты откуда знаешь?

– Так вся Москва только и говорит…

– Тогда давай по-серьезному. Я тебе расскажу все, что знаю. Фотографии у меня при себе, – и я рассказал все в подробностях.

– У меня родилось забавное подозрение, – сказал Ган, едва я закончил, – но я тебе сейчас ничего не скажу. А ты вновь допроси потерпевших, я имею в виду покусанных девушек, пусть припомнят, не почувствовали ли они в момент нападения какого-нибудь запаха, и если да, то пускай его тщательно опишут. И когда смывали кровь с ран – не было ли еще чего-нибудь возле ранок на шее? Ведь на экспертизу они отправились, уже хорошо помыв шеи, не так ли? А завтра вечером жду!

– Кстати, чуть не забыл: что это такое таинственное было в 37 году? Там и ты упоминаешься, и вампиризм…

– А дела нет? – усмехнулся Ган, – оно и неудивительно…

– Может поделишься воспоминаниями?

– Не, я слово дал – полста лет молчать. Так что в одна тысяча девятьсот восемьдесят восьмом году я тебе все и расскажу, если не забудешь, конечно, спросить…[1]1
  Сейчас, когда пишутся эти строки, уже девяностые годы. Уже можно спрашивать. Но еще не спросил…


[Закрыть]

Я не поленился, съездил сам к потерпевшим. Поговорил без протокола, обе женщины чувствовали себя уже спокойнее и делились воспоминаниями почти охотно. Что-то в них изменилось. Лишь потом я понял, что женщина, ставшая знаменитой жертвой – это уже почти как киноактриса. Да, вот если жертва – мужчина, это почти постыдно, зато если женщина – это ой-ой-ой! Настоящая знаменитость…

Итак, пункт первый – запах. Обе женщины в конце концов припомнили, что ощутили слабый запах духов. Не мужского одеколона, а именно – духов. А вот второй пункт: первая из потерпевших не заметила ничего, зато вторая припомнила, что смывала с шеи что-то, похожее на губную помаду. Почему не сказала на следствии? Так вопросы задавали конкретные, а про мытье шеи и не вспоминали.

Итак, кровь у девушек высасывало существо несомненно женской породы. А грабил склад мужчина. Я усомнился и поехал к старику-сторожу. У того не было и сомнений относительно пола грабителя. Какие там духи! Грубый мужской голос. Кусок небритой щеки под шарфом.

Итак, дела все-таки разные. Их связывает друг с другом только время. Но я, кажется, обещался в гости к Гану. Посмотрим, что он скажет. Ведь он буквально носом ткнул меня сейчас…

– Итак, мы имеем дело с двумя преступниками, – закончил я свой рассказ, – и два отдельных дела. И как ты догадался?

– Твои выводы и правильны, и неправильны одновременно, засмеялся Ган, – хочешь анекдот на эту тему? Поставили как-то одного мужика судьей в городе, к нему приходят двое сутяг, один жалуется на другого. Новенький судья его выслушал, говорит – ты прав, конечно. Тогда второй начал оправдываться. Судья и его выслушал и тоже вполне согласился с его доводами – мол, и ты прав… Тогда судью-то и спрашивают, кто же тогда не прав в этом деле? А наш-то и отвечает – не прав тот, кто меня сюда судьей назначил…

– Ваши намеки мне оскорбительны, – развеселился я, – и я вызываю вас на дуэль.

– Тогда выбор оружия за мной. Предлагаю пироги – кто больше съест! Правила: обжираться до смерти одного из дуэлянтов. А чтобы продлить мучения, сейчас будет чай.

– И все-таки я жду хоть каких-то объяснений, – сказал я уже за чаем.

– Еще в спортзале я почти уверился, – начал Ган, – что мы имеем дело с двумя совершенно разными существами – больным человеком и нежитью, объединенными, однако, в этакий, так сказать, коллектив. А что может объединить столь разных существ? Ответ стар, как мир. Они должны быть разных полов. И если нападавший на пункт переливания крови был мужчина, то логично было бы предположить, что существо, нападавшее ночью на улицах, окажется женского пола.

– Ты хочешь сказать, что у них любовь? – я был потрясен.

– Да, все это уже не раз бывало. Мужчина страдает тяжелой формой нарушения обмена веществ, особенно пагубно при этом действуют прямые солнечные лучи. Зато кровь приносит облегчение. Собственно, достаточно и бычьей крови. Дать ему работу на скотобойне – и никаких преступлений не было бы. А вот женщина настоящий вампир, нежить. С набором сверхчеловеческих возможностей. Может быть, уже не одну сотню лет живет. У таких частенько теплые чувства возникают к похожим на себя. Кстати, вам ее будет трудненько взять. Передвигается быстро, как молния, живуча до невероятного, разве что серебряный меч или кинжал…

– Ну хорошо, – прервал его я, – а как сейчас быть?

– Все предельно просто, – сказал Ган, – есть отпечаток пальца, преступник только приехал в Москву, а при его совершенно специфическом внешнем виде, прямо скажем, устрашающем облике, он должен был запомниться всем, кто его видел…

– А какой он, собственно, должен иметь облик?

– Да это в любом учебнике можно найти, – пожал плечами Ган, – насколько я помню, поражение слизистых оболочек таково, что с одной стороны из-под изуродованных губ выглядывают зубы, с другой стороны – атрофия десен, поэтому зубы выглядят как бы большими, далее – поражения кожи, особенно лица и рук, выглядят, как будто кожа слезает, что в сочетании с бледностью кожи создает вид, так сказать, ожившего мертвеца. Вот для вашей агентуры и работа – выявить всех новеньких такого страшненького вида, да и поснимать у всех отпечатки. И трех дней не пройдет, как он будет у вас в руках.

Я долго не думал. Дал соответствующую ориентировку. И всего через двое суток подозреваемый был задержан. Отпечатки совпали. Он и не отпирался, сразу признался в ограблении. Очная ставка со стариком-сторожем ничего нового не прибавила. А вот о наличии сообщницы он молчал. Ни в какую!

Но я уже как-то начал доверять Гану в его заключениях. Если он говорит, что была сообщница, стало быть, так оно и есть. К тому же плохое физическое состояние пойманного преступника не позволяло предполагать его виновность в нападениях на женщин. Он вообще не очень-то быстро двигался. Что же до его зубов, то они шатались. Прикус их, как я и ожидал, не соответствовал ранам на шеях женщин.

И вот я вновь в гостях у Гана. Только уже дома. Ужинаем. Нас трое. Третий – тренер Гана по самбо, Антон. Да, в последнее время я совсем перестал следить за связями Гана, вот он друга себе завел, а я и не знал. Что же, тогда на пяток минут отвлечемся от вампиров и сделаем одно дело. Пользуюсь тем, что Ган на кухне. Показываю Антону удостоверение. Потом говорю, что должен провести с ним беседу по линии своего учреждения. Парень, разумеется, удивлен. Чтобы не разводить антимоний, вынимаю готовый бланк. Подписка о неразглашении. Заполняю его шапку данными Антона, предлагаю ознакомиться и подписать.

– Объект «Г» – это наш общий приятель, известный тебе как Гена, – подвожу, наконец, черту, – а подписать все равно придется. В интересах государственной безопасности. Все это серьезно.

– Подписывай, Антош, – говорит Ган, возвратившись с кухни, – он этими подписками уже всех замучил, работа у него такая…

– Но что за чушь, почему мои разговоры с тобой составляют государственную тайну? – недоумевает тренер, обращаясь к Гану.

– Могут составлять, – поправляю я, – мальчик слишком много знает…

И Антон подписывает необходимые бумаги. Он, разумеется, рано или поздно узнает всю правду, вернее какую-то ее часть, но на сегодня достаточно. Потом прошу Антона дать нам пяток минут поговорить наедине.

– Итак, один за решеткой. Что дальше? – заканчиваю краткое сообщение о поимке преступника.

– Ничего не говорит о сообщнице, – размышляет Ган вслух, наверное, все-таки любовь. Кстати, куда его поместили? Этому человеку необходимо соответствующее медицинское обслуживание.

– Пока подозреваемый жалоб на здоровье не предъявлял, сказал я жестко, – так что пусть посидит в камере. Мы его в одиночную поместили, дабы больших скандалов не было. Кто же захочет сидеть в одной камере с вампиром… И будет прав в своих жалобах!

– Если он в камере, – говорит мой собеседник, – то жить ему не больше месяца. Ему нужна кровь. Вот устроили бы его работать на мясокомбинат…

– Не о том разговор, – поправляю я Гана, – ты мне лучше скажи, как вампирицу словить!

– Разговор как раз о том, – гнет свое Ган, – надо ведь проявить хоть чуток гуманизма…

– Гуманизм в отношении вампиров, – усмехаюсь я, – это нонсенс.

– Да хоть драконов, – настаивает подросток, – они же не виноваты, что такими родились.

– Я не пойму, ты что, не хочешь мне больше помогать? – вот уж не ожидал, что задам такой вопрос.

– Знаешь, – говорит Ган как-то задумчиво, – есть старое правило: нельзя становиться на пути между любящими существами. Даже… Вернее – особенно таким, как я. Ни к чему хорошему это не приведет. Что здесь настоящее чувство – у меня и сомнений нет. Согласись, для развлечений вампирша могла найти кого-нибудь и посимпатичнее, да и поздоровее. Раз возится с таким – одна нога в могиле – стало быть, любит. Он ее, видно, тоже. А поймать ее сейчас можно, только играя на ее чувствах. Мне этого делать нельзя. Я умываю руки…

– Ты что, серьезно? – не понимаю его сразу я. – Это ведь вампир, чудовище, нападающее по ночам на людей, сосущее их кровь…

– Вот сами и разбирайтесь, – стоит на своем Ган, – а мне промеж влюбленных становиться никак нельзя! Скажи спасибо, что я им помогать не начинаю…

– Да ты что! – чуть ли не кричу я. В комнату, услышав крик, заходит Антон. Он все-таки друг этого бессмертного придурка.

– Что случилось? – спрашивает тренер со вполне определенной интонацией. Еще один придурок, он ведь готов броситься защищать того, кто менее всех нуждается в защите.

– Ты, кажется, хотел знать, почему с тебя взяли подписку, меня понесло: как говорится, с кем поведешься, от того и наберешься, – так вот, этот мальчик и не человек вообще, и лет ему больше, чем нам всем, вместе взятым. Ты дружишь с чудовищем…

И я покинул помещение. А вслед услышал ехидное:

– Нервные какие-то кагебешники пошли…

Больше никогда в жизни я не позволял себе срываться. Особенно в общении с Ганом. Еще спускаясь по лестнице, я взял себя в руки.

«Что ж, если вы, товарищ Ган, умываете руки, управимся и сами», – решил я. И никаких скотобоен. Преступник должен сидеть за решеткой. А мы пока приготовимся к встрече с настоящей вампиршей. Вы, товарищ Ган, заметили как-то, что ее будет трудно убить. Серебряный меч – слишком архаично. Другое дело серебряные пули.

И я отправил совершенно идиотский запрос. И получил совершенно неожиданный ответ – есть такие пули, да еще и в немалом количестве. Кто, когда и для чего заказывал совсекретно. А пули можно получить вполне официальным путем. На складе лежат. Кажется, вы говорили, что злая вампириха так быстро передвигается, что и взглядом не уследить. Ничего, на этот случай получаем автоматы. Мало? Еще и ручной пулемет! И готовим ко всему этому серебро. Да здравствует унификация патрона!

Мужчина-кровосос, между тем, был переведен в больничный изолятор, где и скончался на третий день пребывания на больничной койке. А всего на двадцатый день после поимки. Что ж, вот и мышеловка готова – укладываем тело на видном месте в морге Института Судебной Медицины. И распускаем слухи – будет мол, публичное вскрытие псевдо-вампира!

Возле тела устанавливаем бесконтактный датчик, реагирующий на любое приблизившееся тело. И ночное дежурство в отдаленной комнате. Втроем: я и двое оперативников, с автоматами и пулеметом. Не могу отказать себе в удовольствии. А поспать можно и днем, все равно визит будет, когда все спят. Все-таки вампир они, как говорят, боятся солнечного света.

Уже на вторую ночь вспыхивает красная лампочка. Мы бежим в морг. На ногах – бахилы, чтобы наши шаги она, наш враг, услышала бы как можно позднее. Предусмотрительно мы закрыли все двери в прозекторский зал, кроме одной. Через нее и вбегаем.

Женщина – высокая, худая, красивая. Рыдает на груди у покойника. Увидев нас, отпрыгнула в сторону. Действительно, как метеор. Мечется по залу. Но наши пальцы делают свое дело – жмут на курки. И руки поворачиваются автоматически в нужную сторону. Наконец, она замерла, получив, вероятно, порцию пуль. А мы продолжаем поливать ее… чуть не сказал – свинцом, нет серебром!

Неожиданно вампирша вспыхивает. Настоящий, яркий огонь. Мы прекращаем стрельбу. Женщина молчит, на лице – страдание. Из пулевых ран – снопы искр. Потом она загорается вся. Через пару минут перед нами нечто, отдаленно напоминающее человеческое тело, зато гораздо больше – огромный кусок кокса. Что ж, дело закончено. А с телом пусть разбираются ученые.

Вот после этого дела я и стал, конечно, совершенно незаслуженно, признанным специалистом в области преступлений со сверхъестественным душком. Ко мне начали обращаться за консультациями, а я любил при этом давать заключения типа: «данных за наличие преступления по моему профилю нет!»

Что же касается Гана… Я специально зашел в секцию самбо. Понаблюдал за тренировкой. Как я понял, дружеские отношения между моим подопечным и тренером, несмотря ни на что, сохранились. Конечно, дружба есть дружба, и если неожиданно оказывается, что твой друг не человек, что ж, ничего страшного. Ведь законам дружбы-то он не изменял. И, вообще, о таком друге можно только мечтать – вроде умный, много знает, но при этом прямой и простодушный, слову не изменит, всегда на выручку придет…

А вот со мной Ган даже и не поздоровался. Попытался пройти мимо, когда я встал на его пути. Но я поймал его за локоть.

– Конечно, вампир должен был быть убит, – сказал он равнодушно, глядя мимо меня, и добавил столь же бесцветным тоном: – но не во время прощания с телом любимого человека…

АБАДОН

История, которую я собираюсь рассказать, выглядит на первый взгляд совершенно дичайшей. Смерти, смерти, и еще раз смерти. И лишь в самом конце кто-то понял, что или, вернее, кто связывал между собой все эти смертные случаи. Я опущу все подробности, которыми сопровождалось расследование этой истории. Попробую написать нечто вроде документального рассказа.

Около года назад милиция задержала в метро ребенка мальчика лет одиннадцати. Он пытался заночевать в метро. Для тех (брежневских) времен это был случай небывалый.

Мальчик не смог назвать ни имен своих родителей, ни место своего жительства. Его проверили по картотеке – в розыске пропавших детей не числится. Обследование у детского психиатра не дало оснований для отнесения ребенка в разряд слабоумных. Он хорошо ориентировался, знал свое имя – Алеша, знал, что находится в Москве, что забрали его в метро. Называл текущую дату и год. Читал и писал, правда, не ахти как, но и не хуже большинства своих сверстников. То есть был вполне нормально развитым. Только не хотел назвать своих родителей. Или не мог их назвать.

Я сопоставил время нахождения мальчика в спецприемнике и журнал происшествий. И обнаружил первую в данном повествовании смерть. Умер от сердечного приступа сотрудник охраны спецприемника. В журнале было отмечено, что охранник находился в этот момент наедине с одним из мальчиков, содержавшихся в этом учреждении.

Далее был детский дом. Первая смерть произошла уже на первый день жизни в нем Алеши. Умер, опять-таки от сердечного приступа, один из воспитателей детского дома. Понятно, что эта смерть тоже прошла как бы мимо внимания.

Следующей была молодая сотрудница, учительница русского языка и литературы. Она выбросилась из окна четвертого этажа. Диагноз – смерть от повреждений головного мозга, несовместимыми с жизнью. Рассказывали, что перед самой трагедией в другой комнате слышали громкий смех. «Сошла с ума» – вот было негласное заключение сотрудников. У погибшей были нелады в семье, кажется, какая-то история с изменой мужа. Мальчик Алеша в этой истории, казалось, не был задействован вовсе. Но я обратил внимание на смех. Этот смех отмечался и позднее. И как раз в связи с мальчиком Алешей.

Зато следующий случай был весьма громким. Утром не проснулись пятеро детей, жившие в одной комнате с Алешей. Разумеется, было расследование. Патологоанатомы были в замешательстве. В конце концов удалось придраться к супу из консервов. Ботулизм? Даже я, проходивший медицину в университете в весьма урезанном виде, знаю, что смерть от ботулизма наступает через несколько дней после отравления, ей предшествуют выраженные симптомы поражения центральной нервной системы. Например, косоглазие и потеря речи – сразу у целой группы детей – такое не пропустишь! А наш мальчик, якобы, не ел супа… Все было явно натянуто, диагноз представлял собой отписку. Тем более, что консервы были импортными, из Венгрии. Так и свалить на кого-то вину значительно проще. Об этом случае даже писала какая-то газета.

Все это имело неожиданные последствия. «Несчастный ребенок», «чудом» оставшийся в живых, был усыновлен парой бездетных супругов, потрясенных трагедией, происшедшей в детском доме.

Здесь сначала, первый месяц, было все спокойно. Потом смерть дворника рано утром, вроде бы совершенно не связанная с насилием. Но одна бабка видела, что перед смертью к дворнику подходил новый мальчик. Потом с крыши упало двое мальчишек. Третьим, опять-таки, был на крыше Алеша, но он-то не упал. Следующий случай – в заехавшем во двор грузовике неожиданно умер водитель. Прямо за рулем. А грузовик продолжал двигаться и наехал на скамейку, на которой сидели сплетницы-старушки. Но целых две старушки, сидевшие у другого подъезда, запомнили, что перед происшествием этот новый мальчик смотрел на грузовик. Очень внимательно смотрел.

Потрясенные случившимся, а также припомнив смерти до этого, обе боевые старушки пошли к участковому милиционеру. Он их внимательно выслушал, но, естественно, никак на «старушечий бред» не среагировал. А старушки пошли прямиком к новым родителям Алеши. Неизвестно, что там был за разговор, только прямо после него туда вызвали милицию. Вызвали соседи, после того, как услышали странный шум в соседней квартире. Решили позвонить, им не открыли, а шум продолжался, потом были даже крики. Ни один из супругов ранее в пьянстве замечен не был. И соседи решили на всякий случай вызвать милиционера.

Так как дверь не открывали, пришлось ее взломать. В квартире было найдено четыре трупа – супруги и двое старушек. Мебель была вся перевернута. А под кроватью прятался Алеша. Старшина задумался. Приехала скорая, потом забрали трупы. Мальчик на вопросы не отвечал. Казалось бы, история могла вновь покатиться по накатанным путям – мальчика опять отправили бы в детский дом, а смерти объяснили бы как-нибудь или просто замяли. Но не тут-то было.

Первым, кто осмелился заговорить вслух о связи мальчика Алеши и всех этих смертей, был участковый старшина Демидов. Да, пожилой, умудренный опытом человек – и вдруг прислушался к бабьим разговорам. Думал, думал, и решил позвонить куда надо. То есть к нам. Все-таки человек старой закалки. Его, естественно, всерьез особо не восприняли, но сигнал был зарегистрирован. И, естественно, попал ко мне на проверку – я ведь стал «спецом» после дела о вампирах. Естественно, я не принял все это всерьез, но дело есть дело, я поговорил с Демидовым. Потом начал просматривать документы. Молодец старшина, докопался до смертей в детском доме сам. Может, кто и подсказал, но это не имеет значения. Передо мною выстроилась прямо-таки вереница смертей. Я съездил в детский дом сам. То, что мне удалось там выяснить, изложено выше.

Но я все-таки продолжал в глубине души не верить. Все говорило за то, что именно с мальчиком Алешей связаны вереницы смертей. Но может, это все – совпадения? Или он не нарочно? Я слыхал о ведьмах, проклятия которых приводили к смерти. Например, тот случай с известной актрисой, которую совсем закритиковали на собрании, довели до слез. Она и прокляла их всех. В результате – автоавария, все мертвы. Но это действие проклятия, в которое я верить, как материалист, не должен. Но, предположим, верю. А вот с мальчиком совсем не то. Никого он не проклинал. Просто люди, соприкасающиеся с ним, частенько умирают. Может, в нем есть что-то такое, что непроизвольно вызывает смерть у других. Нечто вроде ангела-хранителя, но очень злого. Так сказать, дьявола-хранителя. Чушь! Ни в одной сказке или мифе ничего подобного я не читал.

Участковый привел меня в комнату, где находился Алеша. Он пока один в этой большой квартире. Но скоро его вновь отправят в детский дом. Если сейчас мне не удастся чего-нибудь выяснить. Старшина оставил нас одних.

Я представился мальчику. Сказал, что следователь и расследую смерть его приемных родителей и соседских детей. И что мне надо задать ему несколько вопросов. Мальчик держался спокойно, только кивнул в ответ. Мы начали разговор. Из него выходило, что он ничего не видел, не слышал и вообще не представляет, отчего они все умерли.

– А как насчет тех детей, с которыми ты спал в детском доме? Что там было? Ведь это ты что-то там устроил! А как насчет преподавательницы, выпавшей из окна? Она-то чем тебе не угодила? Двойку поставила?

– Я ничего не знаю, поверьте мне! – попытка заплакать. Неудачная.

– И охранник, и воспитатель… А приемные родители? Они ведь к тебе всем сердцем! Тоже ничего не видел? Тоже не причем?

– Ну ладно! Посмотрим, как ты будешь орать, умирая…

До меня не сразу дошел смысл его слов. Я взглянул на него, еще не понимая, какая угроза нависла над моею жизнью. А мальчик смотрел мне прямо в глаза…

Вместо глаз у него были две дыры. Дыры, которые вели, казалось, в бесконечную пропасть. Я почувствовал, что все мои силы уходят туда, в эту пропасть, уходит все. Страшная боль во всем теле и какая-то другая, внутренняя боль. Боль в моей душе. А страшный мальчик захохотал, было видно, что он получает сейчас запредельное удовольствие. А потом что-то как бы оборвалось внутри. Казалось, я сорвался с какой-то неведомой цепи. И увидел себя сверху. Лежащим на полу. А надо мной наклонялся мальчик. Теперь я видел совершенно ясно, что он совершенно черный внутри.

Дальнейшие ощущения незабываемы. Легкость, чувство полета. Потом я пролетал через какую-то трубу, слышал нечто вроде свиста в ушах. Сколько времени продолжался полет? Может быть, мгновение, а может, и бесконечно долго. Время, казалось, потеряло свой смысл…

* * *

Это было помещение или не помещение? Стен не было, но было ощущение ограниченности пространства. И рядом были другие, такие же, как я. Очень ясно я ощущал их присутствие.

Было темно, но, одновременно, все было залито светом. Свет исходил от какого-то существа, находившегося на возвышении слева от меня. «Божество» – мелькнуло у меня в голове. «Судья» подумал я чуть позже, услышав, как светящееся божество задает вопросы другим представившимся. Поминутно чувствовалось, что божество в хорошем настроении. Шутки! И надо же! Такое создается впечатление, что ничего особенного не произошло… Подумаешь умер. С кем не бывает. И вообще, все хорошо, прекрасная маркиза…

Наконец, дошла очередь и до меня. Я только успел назвать себя, как обычное течение этого малого и совсем не страшного суда прервалось. Вмешался еще один голос.

– Опять этот Абадон! – сказал новый голос. Кому он принадлежал? Я так и не узнал. Может, какой-нибудь секретарь.

– Что, и этот человек попал сюда из-за него? – это был голос судьи.

– Да, уже целая толпа. Ломается естественное течение истории. Все неправильно. Этот Виктор Толстых должен был еще долго жить.

– Тогда надо что-то предпринять, – сказал голос судьи, может, выслать оперативную группу?

– Она уже готовится…

– Сколько же времени она готовится? Месяц?

– Я не в курсе.

– Так можно ждать до бесконечности, а за это время этот артефакт завалит нас ненормально поступающими душами. Ты бы сам занялся лучше, чем ждать оперативников.

– Да я там уже сотню лет не бывал! Знаю только из документов что да как, а в натуре наверняка такого напортачу, что потом еще и за мной придется все убирать и концы прятать.

– Извините, – вмешался я: на меня вдруг снизошло вдохновение, – но если все так сложно для вас, может, проще мне заняться этим Абадоном? Я же все-таки специалист, да к тому же и местный!