Текст книги "Костёр в ночи (СИ)"

Автор книги: Василий Криптонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

– Древние маги считали пятой Стихией дух. Дух человека, зверя, места. Мира. Для того, чтобы заговорить на одном языке с пятой Стихией, нужно сначала примирить в себе четыре других. Не подчинить, Мортегар – примирить.

– Поднять средний ранг до пятнадцати, – вспомнил я сообщение интерфейса.

Старик посмотрел на меня с интересом.

– Вот как тебе это представилось? Ну что ж... Твой дух идёт непростыми тропами. Он блуждает в ночном лесу. Но сегодня ты увидел костёр в ночи и, как бы темно ни было вокруг, твоё сердце будет знать, куда идти.

– Так зачем я здесь? – повторил я вопрос. – И что происходит с моим телом? Ох... Вы не представляете, что может случиться. Если мои жёны решат, что я умер, то Авелла наверняка покончит с собой, а Натсэ возьмёт меч и пойдёт убивать всех без разбора, пока Дирн не закончится. Впрочем, возможно, Авелла пойдёт вместе с ней. От неё можно чего угодно ожидать.

Старик расхохотался, будто я отмочил невесть какую смешную шутку, и легко поднялся на ноги.

– Ладно. Я не буду отрывать тебя от жизни. Здесь нет ни тебя, ни меня. Час нашей встречи ещё не пробил. Тебе ещё многое предстоит пройти рука об руку с теми, кого ты выбрал, и кто выбрал тебя. Позволь мне показать лишь малую часть того. Мекиарис!

Из тьмы прилетел призрак и схватил меня за руку. Старик лишь молча кивнул, и больше я не услышал ни слова от него.

Мы с Мекиарис понеслись в обратном направлении, но кружным путём. Полёт не занял много времени. В темноте мелькнул огонёк, и миг спустя мы остановились. Здесь тоже была полянка, но поменьше. И здесь опять было множество лягушек и жаб. У одной жабы в лапе оказался зажат факел. Мой факел! Хотя, конечно, он только отчасти был мой. Собственно, вообще не мой. Спёр я его у Искара, Искар украл из дворца Анемуруда. А мой там был только Огонь. И этим самым Огнём жаба ткнула в бурлящую болотную жижу.

Стало темно. Только луна худо-бедно освещала происходящее на полянке. Но я уже сообразил, что, будучи призраком, могу видеть даже во тьме. Что, в общем-то, логично: призрачное зрение не может быть завязано на преломление света в хрусталике, палочках и колбочках, ну или какие там приблуды в человеческом глазу напиханы.

Факел медленно утянуло в трясину. Блеск, что тут скажешь. Неужели он там гореть сможет? Что-то сомневаюсь. Погаснет. Да туда ему и дорога, если задуматься.

– Поздно, – опять повторила Мекиарис.

Я не успел спросить, что поздно. Из болота что-то начало подниматься. Сначала мне показалось, что это просто грязевой пузырь. Потом, когда он не лопнул, я передумал и решил, что вижу холм, кочку-переросток. И только когда на этом холме открылись глаза, я перестал думать.

Это была голова. Огромная грязная голова, немного напоминающая человеческую, и в её огромных глазах полыхал огонь. Нет, не так – Огонь.

Лягушки взметнули лапы вверх, заквакали, заплясали. На гигантской голове прорезалась щель и раскрылась огромная пасть. Раздался не то стон, не то рык, не то крик новорожденного чудовища. Услышав этот невообразимый звук, я отшатнулся, заорал дурным голосом, и поляна исчезла. Всё исчезло. Только одинокий шёпот ещё раз прошелестел в пустоте:

– Поздно...

Глава 22

– За что? Почему судьба обходится с людьми так жестоко? Я не могу поверить, что такое могло случится!

Я с трудом приходил в себя. Сердце билось тяжело, нехотя, но слух потихоньку возвращался. И чувствительность тела тоже. Было холодно. И где-то рядом рыдала Авелла. Я попытался открыть глаза, но пока не смог. Это меня не напугало – причины для страха были другие – я понял, что нужно подождать, пока тело придёт в норму.

– Что же мы теперь будем делать, Натсэ?

– Не знаю. – Натсэ говорила, как будто с того света. Глухо и страшно.

– Не говори «не знаю». Ты всегда всё знаешь, ты сильная и умная.

– Ты можешь помолчать?

– Не могу! Ты не бросишь меня? Пообещай, что ты меня не бросишь.

– Не брошу.

– Поклянись!

– Что тебе с моей клятвы? Моя стихия нерушимых клятв не принимает. Но если хочешь – клянусь. Не брошу. Мы одна семья, он этого хотел...

На последних словах её голос дрогнул, и к Авеллиным всхлипываниям прибавились её. Моё сердце, с трудом набирающее обороты, дрогнуло и чуть второй раз не остановилось. Зато потом заколотилось куда интенсивнее. Я умудрился приоткрыть глаза. Обнаружил, что лежу на полу, в коридоре. Из гостиной едва доползает свет свечей, но и его загораживают две крохотные несчастные фигурки. Натсэ и Авелла сидели спиной ко мне, прижавшись друг к другу, обнявшись, и рыдали.

– Но эту суку я точно прикончу, – услышал я шёпот Натсэ. – Не знаю, как, но она пожалеет, что осталась в нашем мире. Я её загоню в Яргар, а потом сама спущусь туда и убью.

– А я с тобой!

– Куда ж я без тебя...

Я набрал воздуху в грудь и выдохнул свои первые слова:

– Не... Мекиарис... виновата...

Обе развернулись мгновенно и уставились на меня округлившимися глазами.

– Морт?!

– Мортегар?!!

Я сумел только тихонько пискнуть, как раздавленный мышонок, когда Натсэ и Авелла рухнули на меня, заливая слезами и осыпая поцелуями. Было, конечно, приятно, но дышать сделалось ещё труднее. Тело и так оживало с неохотой. Но вот я, наконец, сумел поднять руки и обнял два своих сокровища.

– Мы думали, что ты умер, – шептала Авелла в одно ухо.

– Сердце не билось минут десять точно. Как такое возможно? – недоумевала Натсэ в другое ухо.

– Там каша осталась? – спросил я. – Можете принести?

Авелла сорвалась с места и убежала в кухню. Я проводил её взглядом. Спросил:

– А она вообще понимает, что потеряла полотенце?

– Сейчас поймёт, наверное, – засмеялась сквозь слёзы Натсэ.

И правда, из кухни донёсся горестный вопль. Натсэ нащупала на полу махровое полотенце, встала.

– Пойду спасать, – сказала она. – Не уходи никуда! И не вздумай умирать. Правда, хватит уже, Морт.

– Не-не, я тут, – пообещал я.

Натсэ ушла. Я поёжился. Что ж так холодно-то? Это уже на трупное окоченение не спишешь. Вроде очаг там какой-то топится, все дела. Откуда сквозняк? По полу прям несёт. Хорошо, что маги Огня не простужаются.

Когда Натсэ вернулась с котелком и завернувшейся в полотенце Авеллой, я спросил:

– А почему холодно?

– Я все окна разбила, – отозвалась Авелла.

– Э... Зачем?

– Так эта тварь же сказала – разбить окно, пока не поздно. Ну, что-то в этом духе, – пожала плечами Натсэ и поставила котелок на пол. – Что нам ещё оставалось? Она на тебя налетела, ты упал, она исчезла...

– Надо хоть ставни будет закрыть, – пробормотал я и повернулся на бок.

Руку опустил в котелок, нащупал там холоднючую гречку.

Поглощение

Гречка всосалась, как миленькая. Натсэ и Авелла с благоговением наблюдали за происходящим.

Микроэлементы

Вот когда уникальный навык пригодился. Желудок сейчас напоминал холодный камень, заставить его что-то переваривать я смог бы очень нескоро. А тут сразу в кровь выплеснулось столько полезных веществ.

– Бр-р! – содрогнулся я и вскочил на ноги. – Вот теперь порядок, теперь можно и... Что-нибудь.

Почувствовав себя вновь человеком, я радовался не дольше секунды. Потом вспомнил конец видения, и меня холодный пот прошиб.

– Дорогие, – сказал я, как-то машинально обратившись к обеим жёнам сразу. – Мекиарис показала мне, что творится у лягушек. Они сперва как-то оживляли болотных утопленников при помощи факела. А теперь подняли из трясины какую-то здоровенную тварь. У неё факел внутри – и глаза вот такенные! И горят.

– Ну-ка поподробнее, – нахмурилась Натсэ. – Нет, погоди. Давай сперва всё же закроем ставни. И поднимемся наверх. Ты точно уверен, что Мекиарис не опасна?

– Точнее не бывает, – сказал я.

Откуда во мне такая уверенность, я бы не сумел объяснить. Но старик у костра не то чтобы сказал – он как-то показал мне, что ли, что Мекиарис не нужно бояться. Её нужно скорее пожалеть. Авелла, помнится, с этого и начала, когда прочитала её дневник. Надо бы мне тоже почитать. Ясен пень, призрак – жуткая штуковина. Но ведь и жуткую штуковину можно попытаться понять.

***

Законопатив окна и двери, мы поднялись на второй этаж и легли в моей спальне.

– Когда такое творится, уже не до всяких там этих самых, – сказала Натсэ, и я её в общих чертах понял. Авелла – тоже.

Натсэ легла слева от меня, Авелла – справа. «Ангелок и демонёнок», – шепнула мне моя исходная лингвистическая база. Дверь в комнату мы закрыли. Мекиарис наверняка сумеет и сквозь дверь пройти... Но, может, и не захочет проходить. А вот если остановится напротив двери в коридоре – мы её хотя бы не увидим. Страусинная стратегия, конечно, но в данной ситуации чем богаты – тем и рады. Было темно. Абсолютно темно. Даже когда глаза привыкли к темноте, я ничего не мог разглядеть, кроме, разве что, смутных силуэтов, и то скорее додумывал их сам, чем видел.

– Ну, теперь рассказывай, – велела Натсэ.

Я приобнял её одной рукой, другой – Авеллу. Обе придвинулись ко мне. Мысли потекли по дорожкам, далёким от ночных приключений на болотах, но я заставил себя переключиться. Не всё сразу. Постепенно. Мы уже все втроём тут, в одной постели. Давайте хоть немножко порадуемся малой победе, прежде чем начинать блицкриг.

Во всех запомнившихся подробностях я пересказал явление страшной башки из трясины и радость по этому поводу лягушек. Потом отмотал немного назад и рассказал свой утренний сон об утопленниках. Где-то на середине рассказа Авелла начала дрожать.

– Голем, – сказала Натсэ, когда я закончил.

– Кто?

Я вспомнил, что уже слышал это слово от Дамонта. Когда он отправил армию рыцарей на помощь Логоамару, то сказал, что пришлось создавать голема, чтобы быстрее добраться. Но тогда, насколько я понял, големом было некое подобие каменного стола, которое бежало к морю от самой академии, неся на столешнице армию Земли.

– Голем – безмозглая тварь, созданная из одной стихии, или их смешения, – пояснила Натсэ. – Полностью управляется создавшим его магом.

– И что за маг создал это? – не понимал я. – Там только жабы, да лягушки были...

Был, конечно, старик у костра... Но зачем ему создавать такое? Впрочем, вопрос не имеет смысла: я вообще ничего не знаю о мотивах старика. Знаю лишь, что ему не нравятся печати, вроде как. Но тогда ему логичнее было бы натравить голема на Тентер, или на Сезан, а не терроризировать Дирн, в котором магов можно по пальцам одной руки пересчитать. Кстати, правда: я, Натсэ, Авелла, Гетаинир и Асзар – пять штук. Впрочем, может, в городе и ещё кто живёт – я-то не знаю, перепись населения мне никто не показывал.

Натсэ пожала плечами – её познания тут заканчивались. Зато начинались познания дрожащей Авеллы.

– Иногда, – тихо сказала она, – стихии сами создают големов. Никто не знает, как и почему это происходит. Большая редкость. Я читала некоторые исследования, ещё до поступления в академию...

– Да-да, мы поняли, ты – умница, – беззлобно проворчала Натсэ. – Давай к делу.

– Ну, в общем, кто-то считает, что такие големы – будто послы от стихий к людям. Стихии не понимают людей и пытаются с ними как-то контактировать. Ну, я говорю, как запомнила, там было сложно.

– Морт, – опять вмешалась Натсэ. – Я, конечно, всё понимаю, но давай не сейчас. Мне будет непросто расслабиться после того, как ты чуть не умер.

– Ты о чём? – не понял я.

– Ой! – Авелла отдёрнула руку, которую перекинула через меня. – Извини, это не он, это я, просто ты на меня ругалась, а ты не враг, и я пыталась тебя успокоить, у меня такая привычка, я не подумала...

Я, будучи всё же не совсем придурком, догадался, что Авелла осторожно гладила Натсэ. Был у неё такой пунктик. Я вспомнил, как она пыталась успокоить Зована, поцеловав его в щёку. Может, и успокоила бы, но тогда она была в моём теле, и он только ещё больше рассердился.

Все мы замерли, не зная, как отреагирует Натсэ. Даже сама Натсэ замерла. Время остановилось. Кот Мортегар, куда-то задевавшийся после встречи с призраком, затаил дыхание. Где-то в лесу застыли жабы и лягушки, глядя друг на друга полными ужаса жёлтыми глазами.

– Да... ладно, – тихо сказала Натсэ.

Это было невероятно. А потом произошло нечто ещё более невероятное – Авелла вернула руку обратно. Мгновение спустя я почувствовал, как через меня протянулась рука Натсэ. Обе подались навстречу друг другу и в результате прижались ко мне ещё теснее.

– В общем, никто точно не знает, зачем Стихии создают големов, – прошептала Авелла так, будто это сейчас могло иметь какое-то значение. – Всё потому, что Стихии не рассуждают, они просто действуют, и... И всё...

А вот в этом действительно был смысл. Просто действовать – и всё. Я поцеловал Авеллу, и она как-то судорожно ответила на поцелуй, будто старалась выпить самой жизни с моих губ. Я почувствовал, как приподнялась на локте Натсэ, ощутил её ладонь у себя на груди и повернул голову, оторвавшись от Авеллы. Не успел перевести дух – Натсэ приникла к моим губам. Она перекинула ногу через меня, села сверху, как тогда, на чёрной скале посреди моря. Я вздрогнул, ощутив, как соединились наши тела. Натсэ, откинувшись назад, негромко вздохнула.

«Это сумасшествие какое-то», – почудилось мне в её вздохе.

Наверное, она была права, но старик у костра верно заметил: ум – не самая сильная моя сторона. Поэтому я ничего не имел против сумасшествия. И мои руки легли на бёдра Натсэ, которая начала медленные, плавные движения. Я не сразу вспомнил про Авеллу – всё-таки в такие минуты трудно сосредоточиться сразу на двух партнёршах, особенно если ничего не видно. Протянул одну руку вправо, но нащупал лишь тёплую простынь. Сердце ёкнуло. А что если она сейчас убежит? Это ведь всё «аморально»...

Но Авелла не убежала. Натсэ вздрогнула, на миг остановилась, и я услышал звуки поцелуя. Не страстного, исступлённого, а скорее нежного. В этот момент у меня с души рухнул опостылевший камень.

Некоторые вещи можно понять только непосредственно в них участвуя. Кто бы что ни говорил о том, что «секс – это не главное», они ошибаются. Секс – может, самое главное, что только существует в мире, во всех мирах. С одной лишь поправкой: секс не может быть целью. Он – следствие движения душ навстречу друг другу. Душ и тел. И когда эта встреча происходит, всё остальное становится неважным. Только Стихии, которые не рассуждают, а действуют. Все четыре – одновременно. И пятая, которая – дух.

Я поднялся навстречу обеим девушкам, обнял их, поцеловал сначала одну, потом – другую, с трудом уже понимая, кто есть кто.

– Морт, – услышал я шёпот Натсэ, из чего сделал вывод, что в данный момент целую Авеллу. – Только попробуй трупом прикинуться – тебе конец.

– Да я и не...

– Никакой пощады! – перебила меня шёпотом Авелла. – Никому!

Интерлюдия 2

Госпожа Акади открыла глаза, мгновенно переходя от сна к бодрствованию. Несколько секунд, хмурясь, вглядывалась в потолок (она находилась в своём родовом особняке, в спальне), потом улыбнулась. Чувство, пришедшее, прихлынувшее к сердцу, наконец, приняло внятные очертания: счастье.

Магическая связь между матерью и дочерью позволяла чувствовать многие вещи на расстоянии, а защитные руны на теле Авеллы ещё усиливали эту связь. Вот и сейчас, глубокой ночью, сильные эмоции дочери достигли сердца госпожи Акади каким-то сумбурным комком: сначала – ужас, потом – горе, отчаяние, следом – радость. Стыд, смущение. И, наконец, – счастье.

– Кажется, моя малышка стала взрослой, – тихо произнесла Акади. – А может быть, я ошибаюсь.

Она спокойно поднялась, приблизилась к окну, посмотрела вниз, со второго этажа. Чуть заметно мерцала простенькая магическая защита, установленная вокруг особняка. Тихо, пусто. Лунный таинственный свет заливает вечнозелёные луга Летающего Материка.

Но вдруг идиллия подёрнулась рябью, и на стекле, вместо отражения Акади, возникло лицо главы рода Аскед. Он носил короткие волосы и никогда не улыбался, что, вообще-то, было не характерно для магов Воздуха.

– Отец. – Акади наклонила голову в знак почтения.

– Зайди ко мне. Прямо сейчас, – раздался слабый голос от оконного стекла, и тут же изображение исчезло. Вновь перед Акади раскинулся луг, спящий под лунным светом.

Она покинула спальню, накинув белый халат, и, чуть слышно ступая по мраморным плитам пола, прошла к единственному помещению в доме, где горел огонь. Это был кабинет отца, и дверь его стояла открытой. Сам хозяин кабинета ссутулился, опираясь на стеклянный стол, и вглядывался в какие-то бумаги, на нём лежащие. На дочь он не обратил внимания.

– Что-то случилось? – негромко спросила Акади.

– Иначе я не вызвал бы тебя среди ночи. Только что получил весточку от одного моего друга во дворце Агноса.

Дворец главы клана по-прежнему называли дворцом Агноса, хотя человек, носивший это имя, более не существовал. Немало лет пройдёт, прежде чем кто-то отважится сказать: дворец Денсаоли. И то лишь при условии, что девчонка продюжит на должности главы столько времени. А уже были серьёзные основания для сомнений.

На Летающем Материке царило вечное лето, но чтобы лето было действительно вечным, нужно было кое-что делать. Например, перемещать Материк, всегда оставаясь там, где самый длинный день, где солнце висит в небе дольше. Сейчас, благодаря заклинаниям, было тепло, даже жарко, но дни становились короче, поскольку Материк продолжал курсировать в зоне приближающейся зимы. Воздушные маги, привыкшие к независимому существованию, начали проявлять беспокойство: что если не получится собрать второй урожай в этом году? Многие культуры начали чахнуть. К тому же обострившиеся отношения с другими кланами тревожили местную знать. В любой миг могут прекратить работать руны Земли и Воды, и тогда чудесное плодородие почвы закончится, ванны прекратят наполняться горячей водой... Да и пить будет нечего! Разве что, как в древние времена, собирать дождевую воду, «отжимать» тучи.

Во дворец летели петиции и жалобы, но ответом были лишь пафосные речи Денсаоли: маги Огня должны быть уничтожены любой ценой.

– Девочка решила перейти к самым гнусным мерам? – вздохнула Акади, и отец сухо кивнул:

– Она будет здесь с рассветом.

– И что ты, как глава рода, принадлежащего клану Воздуха, прикажешь мне сделать?

Отец выпрямился и посмотрел в глаза Акади.

– Твоя дочь – маг Огня, – сказал он. – Но это – та же самая девочка, которая родилась здесь, обожала Материк и изо всех сил старалась, чтобы все вокруг неё были счастливы. Я знать не знаю, при каких обстоятельствах она приняла алую печать, но могу быть уверен в том, что сделала она это не ради того, чтобы причинить кому-либо вред. Знаю и то, что она помогла изничтожить два Ордена Убийц – за одно это она заслужила величайшей награды и прощения за все грехи. А вместо этого ей сейчас приходится скрываться на земле, жить в непонятно каких условиях, бороться за жизнь. Это само по себе неправильно, Акади. И куда хуже будет, если к ней, пряча за спиной отравленный кинжал, придёт родная мать.

– Но род не должен пострадать, – возразила Акади.

– Безусловно. Не должен.

Минуту они смотрели в глаза друг другу, понимая и прощаясь. Потом Акади медленно опустилась на колени. Отец сделал небольшой шаг к ней, и на его руке загорелась белая печать.

– Изгоняю, – шепнул он. – Изгоняю Акади из рода Аскед.

Вспыхнула печать и на руке Акади. Женщина вздрогнула, но тут же вдохнула полной грудью. Когда она поднялась на ноги, на её лицо вернулась улыбка.

– Спасибо, – шепнула она.

– Не благодари, ни к чему. Родители заботятся о детях – так всегда было и будет. Если хочешь отблагодарить меня – позаботься о своей дочери, Акади безродная. У тебя полчаса, чтобы убраться из моего дома.

– А ты сможешь приоткрыть для меня защиту Материка?..

– Акади. – Отец с упрёком посмотрел на неё.

– Поняла...

Не было ни объятий, ни слёз. Акади бесшумно выскользнула из кабинета отца и побежала в свои покои. Полчаса ей не потребовалась. Она оделась в дорожное платье, кое-каких вещей накидала в Хранилище. Потом, подумав, сходила в комнату, которую иногда занимала её дочка, и взяла несколько её нарядов. Вот и всё... Почти всё.

Она могла отыскать Авеллу, но на это требовалось время. А где время – там и уйма других проблем. Нужно будет путешествовать. Где-то жить. Что-то есть. Вести образ жизни, к которому госпожа Акади не то что не привыкла – она о нём вообще не имела ни малейшего представления. Броситься за дочкой очертя голову было очень просто, и Акади, как маг Воздуха, была готова совершить безрассудство. Но её задержала тревожная мысль: а что если она не справится?

Подойдя к окну, Акади призвала Воздушную печать – единственную свою печать – и чётко произнесла:

– Алмосая. Акади – Алмосая.

Стекло помутнело, засветилось. Акади терпеливо ждала, понимая, что сейчас ночь, и её поступок может в принципе не увенчаться успехом, и уж во всяком случае придётся подождать. Но вот белая муть сменилась темнотой. В темноте чётко выделялось красивое личико одной из бывших её учениц.

– Госпожа Акади, – улыбнулась та.

– Госпожа Алмосая, – кивнула Акади. – Я понимаю, насколько опрометчиво с моей стороны обращаться к вам в сложившихся обстоятельствах... Но, тем не менее, я рискну. Я покидаю Материк прямо сейчас. Путь обратно мне заказан. Хочу найти дочку и помочь ей, чем смогу.

Алмосая помолчала. Ей этот разговор было непросто вести, и Акади понимала, почему.

– Мы не знаем, где она, – сказала, наконец, Алмосая.

– Разумеется. Зато это могу выяснить я. Но мне нужна защита. Попутчики. Помощь. Мне нужны друзья, наверное, правильно будет сказать так.

Лицо Алмосаи просветлело.

– Друзья? Конечно! Мы можем быть друзьями. Но я должа посоветоваться с Лореотисом и остальными. У нас тяжёлое положение, мы не можем просто так доверять.

– Ну разумеется, – кивнула Акади. – Подскажите хотя бы местечко с зеркалами или стёклами, которые я смогу заговорить на Земле. Где мне остановиться, не привлекая внимания?

– Материк всё там же? – деловито осведомилась Алмосая.

– Да.

– Тогда летите в Сезан. Знаете дом, где жил ваш пасынок с супругой?

Акади кивнула. Нахмурилась:

– Но там ведь, если мне не изменяет память, сейчас живёт некий мальчик...

– Он будет счастлив оказать услугу матери Авеллы, поверьте, – усмехнулась Алмосая. – Я посоветуюсь с остальными и утром дам вам знать, что мы решили.

– Спасибо!

Стекло сделалось прозрачным. Однако Акади понимала, что магический след от прошедшей беседы в нём сохранился. И наверняка Денсаоли, обезумевшая в своей страсти, прикажет обследовать все стёкла в особняке. Что ж, Акади усложнит ей задачу.

Взяв со столика увесистое пресс-папье – давнишний подарок Тарлиниса, который он сделал ещё до свадьбы, – Акади с размаху зашвырнула им в окно. Раздался звон, осколки хлынули наружу, печально поблескивая в лунном свете.

Акади дождалась, пока звук утихнет, и, глубоко вдохнув, поставила ногу на подоконник.

– Акади безродная отправляется на поиски приключений, – прошептала она и улыбнулась: – Здорово как!

Она выпорхнула в окно, будто птица, и в следующее мгновение уже прошла через защиту особняка. Родной и послушный ветер бережно нёс её к границе Материка.

Глава 23

Во время наших блужданий по Дирну я заприметил одно интересное местечко, которое, само собой, запечатлелось у меня на карте. Проснулся я рано, Авелла и Натсэ ещё спали, туман уже рассеялся, и я, послонявшись по дому, тихонько выскользнул на улицу.

Было прохладно, и я с удовольствием застегнул плащ. Оказывается, в этом мире тоже были плащи с рукавами, но почему-то известные мне маги их не носили. Надо будет спросить, почему – удобная же штука.

Нужное место находилось в десяти минутах ходьбы от дома. Я прошёл по пустующим улочкам Дирна и остановился перед дверью здания с вывеской: «Кузница». Ну, Мортегар, давай. Сделай великое дело. Глубоко вдохнув, я толкнул дверь.

Кузница с порога меня просто оглушила – грохот стоял неимоверный. Четверо потных мужиков, голых до пояса, но в фартуках, увлечённо лупили здоровенными молотками по раскалённым до желтизны металлическим заготовкам. Я немного постоял, привыкая к грохоту, к жаре, к запахам металла, потных мужских тел и горящего угля. Наконец, меня заметили.

– Э! – рявкнул, закинув молот на плечо, один кузнец. – Тебе чего?

«М – значит, Маркетинг», – подумал я. Я уже достаточно пообтёрся в этом мире, чтобы отличить настоящую враждебность от обыкновенной простолюдинской манеры общения. Поэтому я вежливо улыбнулся и как можно громче сказал:

– Вам работники не нужны?

Все четверо кузнецов прекратили долбить молотками, уставились на меня и заржали. Я спокойно ждал. Улыбался. Кажется, тут плаща было недостаточно, чтобы сойти за мага. Нужно было устроить демонстрацию.

– Нужны, чё не нужны-то, – сказал самый первый, самый здоровенный дядька с седой спутанной и обожжённой бородой. – Работы, вон, только успевай.

Он поставил молот на земляной пол, взял щипцами остывающую подкову с наковальни, придирчиво осмотрел её и сунул в бочку с водой. Вода зашипела. Я ждал.

– Ну, иди сюда, – позвал мужик.

Я подошёл. Трое оставшихся кузнецов с улыбкой на меня смотрели. Никак грядёт розыгрыш. Эх... Вот чего во всех мирах над новичками так стебутся? Нет чтобы наоборот – войти в положение, показать, научить, доброжелательно этак...

– Ну-ка...

Кузнец своей огромной лапищей схватил меня за плечо. До этой секунды я был свято уверен, что у меня там есть мышцы, даже бицепс от трицепса визуально отличал и радовался, что со времён моего одиннадцатого класса там всё серьёзно увеличилось. Но теперь, когда стальные пальцы сжали мне руку, я вдруг понял, что никаких мышц у меня, собственно, и нет – так, тонкий слой невнятной каши. К такому же выводу, судя по лицу, пришёл и кузнец.

– Дверью точно не ошибся? – осведомился он.

– Точно. Чувствую здесь своё призвание.

– Ну, давай, подними, – кивнул он на молот, стоявший на полу.

Кувалда была – ничего себе. Я взялся за гладкую, пропитанную многолетним чужим потом рукоятку и приподнял молот. Попытался согнуть руку – это далось мне с трудом. Пришлось взяться двумя руками, и тогда я смог закинуть инструмент на плечо. Посмотрел на кузнеца. Тот усмехнулся:

– Ну? И сколь ты этой штуковиной отмахать сможешь? Долбани по наковальне.

Я послушно долбанул. Удар отдался по рукам, но шоком и откровением для меня это ощущение не стало. Уж сколько приходилось мечом лупить – сталь в сталь. Не совсем то, конечно, однако общие места есть.

– Давай-давай, ещё, – подначивал кузнец. – Двадцать раз осилишь – так и быть, возьму в подмастерья.

Чего ради я в это вписался – сложно сказать. Мне время от времени нужно было чего-то себе доказывать. Поэтому я, поудобнее перехватив рукоятку, нанёс наковальне второй удар, потом – третий. После пятого смекнул, что поднимать инструмент становится всё тяжелее, и попытался использовать энергию отдачи. Десять раз получилось, потом стало необходимым взять передышку. Всё-таки меч гораздо легче, а зажигать алую печать ради прибавления сил я поостерёгся.

– Всё, что ли? – зевнул кузнец. – Ну, беги, работничек. Сапоги чистить попробуй.

– Вы сказали: двадцать раз. Не сказали ведь, что сразу, без перерыва. Сейчас вот передохну чуток... – Я потряс руками, как нас учили на уроках труда.

Кузнец вскинул брови. Похоже, на слове его ловили нечасто.

– А ты дерзкий, – заметил он.

– На самом деле – нет. Я робкий и застенчивый, просто болею немного.

С этими словами я занёс молот над головой...

Последние десять ударов лучше тысячи документальных видеороликов объяснили мне, что такое ремесло кузнеца. Мышцы – те, что были, – превратились в дрожащий студень. А что-то мне подсказывало, что за день среднестатистический кузнец наносит куда больше двадцати ударов. Правда, не обязательно такой кувалдой. У остальных, вон, вполне обычные молотки в руках. И чего меня, как всегда, на какого-то особенного индивида вынесло?

– Слышь, Балтак, ну всё, – крикнул один из тех, обычных. – Обещал – бери!

– Молчать! – рявкнул на него кузнец, обретший имя.

Он хмуро посмотрел на меня, пожевал губами, потом резко и грубо сказал:

– Ну и что? На кой оно тебе надо? Недели не пройдёт – тебя отсюда вынесут!

– Подумаешь! – переводя дыхание, отозвался я. – Меня постоянно отовсюду выносят, это вовсе не повод отступаться от мечты.

– Пацан, по-хорошему предлагаю – иди, откуда пришёл.

– Вы точно уверены?

– Иди-иди! Цацкаться с тобой тут никто не будет. Мне до вечера надо две сотни подков сделать, а потом ещё...

– Вот таких? – Я поднял с верстака готовую подкову. – Дайте мне полчаса.

Заготовки лежали тут же, рядом. Я взял одну из них. Балтак раскрыл было рот, но когда у меня на руке появилась чёрная печать, он будто язык проглотил, а глаза едва не вывалились из орбит.

Дальнейшее было просто.

Трансформация

Могло бы быть ещё проще – если бы я мог использовать своё особое заклинание, совмещающее магию Земли и Огня – Скульптор. При этом заклинании требовалось гораздо меньше ресурса. Однако светить огненную печать не хотелось. Надо будет перчатки купить – вот тогда да, а пока и так справимся.

Балтак и трое приблизившихся кузнецов молча смотрели, как лежащая у меня на руке заготовка меняет форму. Я напряжённо вглядывался в неё, иногда переводя взгляд на неповторимый оригинал. Хм, а тут проблемка – металла в заготовке явно больше необходимого. Их, видимо, как-то обрезают. Что ж, усложним задачу.

Разделение

Поглощение

Н-да, насчёт получаса – это я погорячился. Работёнка посложнее будет. Но вроде получается, разделил удачно. Из оставшегося у меня в руке куска металла плавно вырисовывалась подкова. Минуты две у меня это заняло, зато когда я положил результат рядом с образцом, сам невольно отметил, что у меня получилось лучше – ровнее, глаже. Не знаю уж, насколько эти характеристики важны для подков, но для моего ЧСВ они оказались очень полезны.

Доступно новое композитное заклинание: копирование

Настройка заклинания: разрешить использовать резерв для компенсации в разнице количества материала? Да/Нет

Да, конечно. Если я всё понял верно.

Я взял в правую руку ещё одну заготовку, в левую – образец.

Копирование

Десять секунд – и в правой руке лежит идеальная подкова! Вот теперь-то дело пошло. А резерв только увеличивается. Надо бы скинуть излишки. Интересно, могу ли я так?..

Копирование

Кузнецы восторженно загудели, когда на моей ладони, которая только что была пустой, появилась ещё одна подкова, созданная из поглощённого металла.

– Ну что? – посмотрел я на Балтака. – Дадите работу?

***

Ещё бы они не дали мне работу. Слово «подмастерье» больше не произносилось, а высокомерное «ты» сменилось подобострастным «вы». Я такого совсем не просил, и нос задирать даже не пытался. Единственное, для чего употребил свой новоявленный авторитет – для острастки.