Текст книги "Гвардейцы Сталинграда идут на запад"

Автор книги: Василий Чуйков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 17 страниц)

Решительно и напористо действовал в этот день 33-й стрелковый корпус. Его части овладели Богородичном, балкой Висла, населенным пунктом Сидорово. Возросшее сопротивление в течение дня 387-й немецкой пехотной дивизии утвердило нас в предположении, что и эта дивизия противника получила усиление.

Активной бомбежкой противник помешал 28-му гвардейскому стрелковому корпусу переправиться. 79-й гвардейской стрелковой дивизии под командованием генерал-майора Н. Ф. Батюка удалось переправиться и сосредоточиться в районе Банновское – Пришиб.

88-я гвардейская стрелковая дивизия (командир дивизии генерал-майор Г. И. Вехин) успела лишь сосредоточиться для переправы. Танковая группа М. Г. Вайнруба переправилась слишком поздно, и я задержал ее ввод в действие.

К вечеру бои начали затухать. Армия испытывала недостаток в боеприпасах. Штаб армии получил сообщения о нарастающих перебросках войск противника из-под Харькова.

Генерал-фельдмаршал Манштейн об этих боях пишет так: «На участке 1-й танковой армии противнику удалось форсировать Донец юго-восточнее Изюма в полосе до 30 километров. Но благодаря вводу в бой обеих дивизий 24-го танкового корпуса, подошедших из Харькова, мы приостановили дальнейшее продвижение противника южнее реки…»

Наступила вторая ночь…

Ставка Верховного Главнокомандования требовала наступления. Мы в армейских звеньях ощущали, что наступление идет медленно, противник подбрасывает новые силы. В то же время нельзя было ослабить давление хотя бы на одно мгновение. Севернее шли напряженнейшие сражения войск Западного, Брянского, Центрального фронтов. Они ломали тщательно продуманную и построенную по всем правилам фортификационного искусства оборону противника. Поэтому и на 19 июля штаб армии снова ставил задачи войскам на наступление.

Приказ есть приказ, но главное во всех сражениях решалось солдатом. Если солдат был внутренне убежден, что те или иные действия, предписываемые ему командованием, правильны, если они соответствовали велению его сердца, то он мужественно действовал в труднейших условиях.

Я должен сказать о большой роли политработников, партийных и комсомольских организаций армии.

Агитировать солдата, чтобы он бил врага, не нужно было, тем более сталинградца, гвардейца. Ненависть к врагу достигла в то время огромного накала. На политработников ложилась задача – разъяснить смысл и значение тех боев, которые развернулись по берегам реки Северный Донец на нашем участке фронта. Надо было разъяснить в частях, что наши удары по противнику оттягивают крупные немецкие силы от Харькова, где развивается главное наступление других фронтов, что каждый километр отвоеванной здесь земли оборачивается километрами продвижения наших войск на направлении главного удара.

19 июля с утра бои приобрели встречный характер. Противник непрерывно переходил в контратаки, поддерживаемые десятками танков. В 10 часов противник бросил в контратаку против правого фланга 82-й гвардейской стрелковой дивизии со стороны Каменка пехотный полк в сопровождении 48 танков, а со стороны Сухая Каменка – полк пехоты с 50 танками. Враг пытался расчленить дивизию и уничтожить ее, прижав к берегу Северного Донца.

Сначала последовал хотя и короткий, но мощный артиллерийский удар по позициям нашей дивизии. Затем над нею зависли немецкие бомбардировщики и в боевые порядки устремились танковые клинья. Впереди шли мощные тяжелые танки «тигр». За ними следовали легкие танки и самоходные орудия. Под прикрытием этих броневых щитов поднялась в рост немецкая пехота. Гитлеровцы шли пьяные, поливая направо и налево огнем из автоматов. Сотня танков двигалась на позиции одной нашей дивизии. Бывали времена, и не так давно, когда таким вот ударом гитлеровцы прошивали насквозь более значительные силы обороны.

Однако все это было в прошлом, и только немецкая настойчивость и упрямство искали возврата к прошлому.

Они шли на сталинградцев. Гвардейцы поднялись навстречу и ринулись на сближение. Им нужно было сближение, чтобы нейтрализовать удары авиации. Залегли, встречая танки в наскоро вырытых неглубоких окопах.

Танки рвались вперед, к основному рубежу обороны через мелкие траншеи. А им вслед из траншей в боковую броню летели гранаты, бутылки с горючей смесью, били противотанковые ружья. Строй сломался, клин притупился. Передовые танки достигли траншей основной линии нашей обороны. Их встретил орудийный огонь. Артиллеристы били прямой наводкой. Ближний бой, навязанный нашими гвардейцами, лишал авиацию противника возможности сбрасывать бомбы и выходить на обстрел наших боевых порядков.

Автоматчики и пулеметчики открыли огонь по немецкой пехоте и отсекли ее от танков. Танки развернулись, чтобы выручить свою пехоту. Но они имели дело с гвардейцами, которые не боялись ни огня, ни железа. Опять перед танками пустое, казалось бы, вымершее поле. Танки подтянули за собой пехоту. Двинулись вперед. Но все эти маневры происходили под нашим артиллерийским огнем. Тянулся над полем боя черный чад. Горели немецкие танки…

Гвардейцы пропустили их мимо еще раз и опять открыли отсечный огонь по пехоте.

Да, никакая ярость, никакая ненависть к врагу не смогли бы заменить сталинградской выучки, хладнокровия и выдержки.

Два полка немецкой пехоты, поддержанные сотней танков, смяли и потеснили лишь батальон стрелковой дивизии. И захлебнулись… Устилая поле трупами, отхлынули назад. На поле осталось 16 подбитых и сожженных танков.

Не менее ожесточенные бои разгорелись в полосе 79-й гвардейской стрелковой дивизии. 20 июля дивизия овладела поселком Голая Долина. Однако развить наступление не смогла. Подошли и были с ходу введены в бой противником части 17-й танковой дивизии, усиленные штурмовыми орудиями. Перед гвардейцами встала задача остановить бронированный клин врага, перемолоть его живую силу и технику. Это сражение не ошеломляло масштабами введенных сил, оно, конечно, было местного значения, но оно было ожесточеннейшим. Голая Долина в войсках получила другое название – «Мертвая Долина».

Завязались ожесточенные бои в поселке. По нескольку раз одни и те же строения переходили из рук в руки. Домов в поселке не осталось. Под ударами танков рушились глинобитные стены, что не смогли сгореть в огне пожаров. Переходили из рук в руки подвалы, печные остовы, груды кирпича.

В уличных боях сталинградцы не имели себе равных. Горела техника, горели солдаты, но противник как бы сам шел на собственное уничтожение.

Последний удар в тот день по частям 79-й гвардейской дивизии в поселке Голая Долина последовал вечером. В атаку ринулась мотопехота противника и до шестидесяти танков. Они потеснили гвардейцев, но выбить полностью из поселка не смогли. Гвардейцы обосновались на высоте с отметкой 199,5 и на северной окраине поселка.

Земля в поселке, казалось, была перепахана. И если мы сегодня посмотрим на карту или проедем к поселку Голая Долина, то на месте, где когда-то стояло цветущее село, найдем лишь поле. Поселок Голая Долина со времени тех боев перестал существовать. Вырос поблизости новый поселок, отстроенный заново, и называется он теперь Долина.

Ожесточенные бои шли и за вторую позицию противника. Эта линия проходила через Сухую Каменку, Тихоцкое, Голую Долину, балку Вислу, Сидорово. Сюда были брошены резервы пехотных дивизий 333-й и 387-й, а также танковые части. 20 июля наша разведка отметила появление на этом участке подразделений танковой дивизии СС «Мертвая голова».

Фашистское командование явно спешило усилить те участки фронта, где наше наступление создавало угрозу прорыва на всю тактическую глубину и выхода наших подвижных резервов на оперативный простор.

И 20 июля, и 21 июля Голая Долина оставалась полем ожесточенного сражения.

В садах поселка и в зарослях ручья Голая Долина засели и окопались наши бронебойщики и стрелки 220-го гвардейского полка. Они отбивали одну танковую атаку за другой, отсекая от вражеских танков пехоту.

Вспоминается мне история с сержантом Александром Ивановичем Чижиковым, одним из тех героев, о которых не написано громких реляций, но благодаря которым враг был изгнан с нашей земли.

Сержант Чижиков командовал расчетом противотанкового орудия. Его расчет подбил три танка противника. Орудие было отлично замаскировано, но гитлеровцы открыли по нему прицельный огонь из минометов. Это насторожило сержанта. В минуту короткой паузы между атаками противника он внимательно осмотрел окрестности и вдруг заметил на крыше сарая странно торчащую проволоку, которая никак не могла быть связана ни с кровлей, ни со строением. Чижиков доложил об этом своему командиру старшему лейтенанту С. Титову. Они вдвоем кустарником и высокой травой подползли к сараю. Конец проволоки оказался антенной полевой рации.

Что бы это могло быть? Неужели радист-лазутчик? Осторожно открыли дверь в сарай, держа наготове автоматы. В сарае груда прошлогодней соломы, в беспорядке разбросана всякая рухлядь. Ни души. Они осмотрели завал и в рассохшейся бочке нашли немецкую рацию, соединенную с антенной.

Можно было предположить, что здесь размещалась рация, когда немцы владели поселком, и, отступая, не успели прихватить ее с собой. Но могло быть и иначе… Старший лейтенант Титов оставил Чижикова в засаде. Чижиков, изготовившись к бою, с двумя ручными гранатами и автоматом затаился в темном углу.

В населенном пункте и на его окраинах шел, не умолкая, ожесточенный бой. Стены сарая содрогались от взрывов. Чижиков терпеливо ждал, придет ли к рации радист. Не отсюда ли корректируется огонь и по его батарее? Такой разведчик в иных случаях опаснее танковой роты противника. Прошло около двух часов…

И вдруг солома зашевелилась. Кто-то внутри соломенной кучи завозился, высунулась рука, и перед Чижиковым возникла человеческая фигура. Чижиков замер. Человек лет тридцати, в красноармейской форме с кавалерийскими петлицами, в синих шароварах. Поблизости, это Чижиков точно знал, не было наших кавалерийских частей. Незнакомец, оглядевшись, направился к бочке с рацией. Чижиков скомандовал:

– Руки вверх!

Незнакомец резко обернулся и, выхватив из-за голенища нож, кинулся на Чижикова. Чижиков отступил в сторону и ударил незнакомца автоматом по голове. Тот сунулся головой в солому. Чижиков обезоружил незнакомца, связал ему руки и ноги, вызвал Титова и двух солдат-артиллеристов на подмогу. Допросили «кавалериста». Сначала он попытался отмолчаться, потом начал сочинять истории, что отстал от кавалерийской части. Пришлось, наконец, ему сознаться, что был заслан в расположение наших войск с задачей вести наблюдение за передвижением наших частей и корректировать огонь немецкой артиллерии.

Изменник оказался жителем этих мест, той самой Голой Долины, за которую шли бои.

В сорок первом году он сдался в плен. Трусость, растерянность, паника? Нет, этот изменник не был трусом! Он сдался в плен, вступил в армию изменника Власова и с оружием в руках пошел против своей Родины. Это не трус. Трус не забрался бы в расположение наших войск, чтобы передавать агентурные сведения немецким хозяевам.

Этот предатель действительно был опаснее целой танковой роты противника.

Впервые пришлось мне столкнуться с власовцами именно здесь, на Северном Донце. Сопротивлялись они упорно, отчаянно. Я не назвал бы это мужеством, это была вынужденная ожесточенность висельников. Они обязаны были отработать хлеб у немцев, и им, в случае если бы они дрогнули и отступили, грозила расправа от рук гестаповцев. Нам они в плен сдаваться не могли, страшась возмездия за измену.

Наступило 21 июля. Это был самый тяжелый день для воинов 79-й гвардейской дивизии и в особенности для 220-го гвардейского стрелкового полка. Противник с раннего утра стремился во что бы то ни стало вернуть поселок Голая Долина.

Ничего нового в организации контратаки противник не применил. Короткий артиллерийский налет, за ним налет авиации и танковый клин. Под прикрытием танков наступала пехота.

Первая контратака со стороны села Долгенькое была погашена артиллерийским огнем. Как факелы вспыхнули четыре танка противника. С укрытых позиций пулеметный огонь гвардейцев заставил немецких стрелков и автоматчиков залечь. Фланкирующим огнем автоматчики расстреливались на земле. Противник отступил.

Затем гитлеровцы предприняли контратаку с другой стороны, пытаясь отыскать в нашей обороне слабое место. На этот раз удар последовал из Хрестищ. На наши позиции в селе Голая Долина устремились танки, поддержанные штурмовой авиацией противника и самоходными штурмовыми орудиями. Атака была жестокой и развивалась в благоприятной для немцев обстановке. Вражеская авиация внесла беспорядок на наших переправах, были порушены понтоны. Саперы под бомбежкой чинили разрушения. Прервался подвоз боеприпасов. Да и от переправы доставить боеприпасы в Голую Долину было не так-то просто. Подъездные пути бомбила авиация противника и простреливалась его артиллерией.

Противник понес тяжелые потери, но из-за недостатка в боеприпасах погибали и наши артиллеристы-бронебойщики. Более половины орудий и орудийных расчетов вышло из строя.

В расчете у противотанкового орудия сержанта Александра Ивановича Чижикова осталось три человека. Сам Чижиков был ранен в руку осколком снаряда. Санинструктор Н. К. Редькина перевязала ему рану, попыталась отправить его в медсанбат, но Чижиков категорически отказался.

Через два часа атака противника повторилась. Опять шли немецкие танки, за ними пехота. Расчет Чижикова сразу подбил два танка. Соседние батареи подбили пять танков. Танки остановились, немецкая пехота залегла.

Стояла июльская жара. Противник же не унимался. Все новые и новые подразделения кидал он в пекло. Раскалились орудийные стволы, раскалились стволы пулеметов и автоматов. Гвардейцы навязывали танкистам противника ближний бой. В ход шли противотанковые гранаты и бутылки с горючей смесью. Догорали последние строения в поселке, горели сады, горела степь за околицей. Черным дымом и смрадом заволокло поле боя так, что к концу дня в Голой Долине ни мы, ни противник не могли применить авиации.

Мы видели немецких солдат в наступлении, когда они, упоенные надеждой на победу, надеждой разгромить Красную Армию и овладеть жизненным пространством, рвались к Сталинграду. Это было время их уверенности в своем превосходстве, время головокружения от временных успехов, когда еще мало кто в немецкой армии осознавал, что успехи у них действительно временные. Я видел агонию трехсоттридцатитысячной армии в Сталинграде, немецких солдат, которые были преданы гитлеровским командованием и генералитетом, преданы и обмануты. Они сражались в окружении, как затравленные звери. Кое-кто из немецких мемуаристов и историков пытается сегодня изобразить их как сражавшихся мужественно до последнего патрона.

Да, немцы не капитулировали, но сражаться… Сражаться им особенно не приходилось.

Под ударами наших войск в конце января так называемая «сталинградская крепость» рассыпалась.

Но я понимал и солдат 6-й армии, находившейся в агонии. Они боялись возмездия. Что же здесь, на Северном Донце, под сокрушительными ударами наших войск заставляло немецкого солдата проливать кровь, отдавать жизнь ни за что, когда каждому здравомыслящему становилось ясно, что война проиграна, что рассчитывать после Сталинградской битвы и поражения на Курской дуге уже не на что?

Наступает вечер. В который уже раз немецкие офицеры поднимают своих солдат в контратаку, бросая с ходу в бой прибывающие из-под Харькова резервы. Бросают в бой на позиции, которые занимает 8-я гвардейская, бывшая 62-я, известная каждому немецкому офицеру и солдату армия. Нет надежды. Победа уже не манит, пора уходить с чужой земли, а их поднимают и кидают в жерло огромной мясорубки. Каждая контратака – это сотни и даже тысячи убитых только на одном участке возле Голой Долины. Стало быть, еще не сбита спесь немецкой армии, приобретенная ею в годы предшествовавших побед, во время походов по Европе. Еще бить и бить нам врага, пока он осознает, что все его надежды рухнули…

Наши войска не отошли ни на одном участке фронта.

Наступил вечер. Наступила недолгая, как и летняя ночь, передышка. Мне сообщили из штаба армии, что опять весь день наша авиация наблюдала переброску крупных немецких соединений из-под Харькова.

Наутро ожидались новые ожесточенные контратаки.

Я поехал по войскам ознакомиться с обстановкой по всей линии фронта 8-й гвардейской армии. Задачи наутро ставил при личной встрече с командирами корпусов и дивизий. Задачи для всех были одинаковы. Держаться, не отступать под ударами вводившихся в бой резервов противника. В 29-й гвардейский стрелковый корпус генерала Я. С. Фоканова поехать не успел, приказ передал через начальника штаба генерала В. Я. Владимирова. На поле боя встретил командующего бронетанковыми и механизированными войсками армии полковника М. Г. Вайнруба. Он пригласил меня к себе на КП перекусить и отдохнуть.

Заскочили в какой-то двор, обнесенный кирпичной стеной. Похоже, что это были остатки монастырской стены. Вышли из машин, и вдруг артиллерийский налет противника. Пришлось залечь за стенами и пролежать минут пять-десять, пока противник не перенес огонь на другие цели. Во время обстрела наши шоферы укрыли машины.

Заходим в первый попавшийся дом. На столе появляются консервы, хлеб, фляжки. Темнеет. Огня не зажигаем, ужинаем в сумерках, но на фронте кусок хлеба и стопку водки еще никто мимо рта не проносил.

За дверью топот. Вернулись шоферы. Они с адъютантами поймали в соседнем доме немца. Рассказ в такой обстановке выглядит комично. Они наперебой, друг друга поправляя и уточняя, рассказывают:

– Входим… Большая комната, горница или светелка. Даже камин у стены. Наверное, бывший поповский дом. Камин затопить недолго. На огне можно разогреть консервы. Положили дров, огонь не горит. Весь дым обратно идет. Неужели, думаем, трубу сшибло снарядом? Поглядели, стоит труба. Не должно быть такого, чтобы дым обратно шел. Плеснули на поленья бензинчику. Бензин вспыхнул, поленья загорелись, а дым в комнату валит. Мы еще бензину. Слышим в каминной трубе словно бы шорох. И шорох не шорох, возня! Кто-то протискивается сквозь дымоход. Заглянули, а там, батюшки мои, торчат ноги в ботинках с обмотками. И ботинки и обмотки не наши, немецкие. Схватили за ботинки и потянули вниз. Вытянули – немец. Худой, весь в саже, как трубочист. От страха и переживаний, что чуть было живьем не сгорел, у него зуб на зуб не попадает…

Пленный годится. Я дал указание отправить его к нашим разведчикам. Снимаемся с Вайнрубом с этого пристрелянного немецкой артиллерией места.

По пути в поселок Пришиб встретились с командующим воздушной армией В. А. Судец. Пока договаривались о взаимодействии, к кургану, где мы расположились, подали телефонную связь со штабами армии и фронта. Провел необходимые переговоры, ехать к себе было поздно. Решили заночевать на кургане. Улеглись спать рядом с Владимиром Александровичем на моей бурке. Ночь теплая, сон крепкий до самой зорьки.

Проснулись от залпа наших «катюш». Пора! Шоферы убирают постели, а Владимир Александрович обращает мое внимание на человека, с которым мы спали рядом, не приметив его в темноте. Немец! Каюм Калимулин, мой шофер, подходит к нему, расталкивает. Бесполезно. Немец мертв.

Да, куда ни ткнись, всюду следы страшного побоища…

С восходом солнца бой опять разгорелся по всему фронту. И опять центром самых ожесточенных контратак противника становится Голая Долина. Но на этот раз противник не торопится штурмовать наши позиции. Видимо, ночью подошли к фронту из-под Харькова новые значительные артиллерийские резервы. Он обрушивает на поселок Голая Долина и на наши позиции ураганный артиллерийский и минометный огонь. К поселку прорываются сквозь строй наших истребителей немецкие самолеты. Они бомбят наши боевые порядки и по 30–40 самолетов заходят на бомбежку наших переправ.

Положение становится сложным. В середине дня подразделения 220-го гвардейского стрелкового полка, оборонявшие поселок Голая Долина, подверглись атаке сразу с трех сторон: с юго-востока, с юга и с запада. Пришлось начать отход на Богородичное во второй эшелон дивизии.

Из этого боя не вышли и сержант Александр Иванович Чижиков, и старший лейтенант С. Титов. Сталинградцы С. Титов и А. И. Чижиков похоронены в братской могиле в поселке Голая Долина…

Вокруг поселка Голая Долина было сожжено 30 танков противника, поле было устлано сотнями немецких трупов. Дорого им обошлись контратаки.

Но мы тоже понесли тяжелые потери. Много полегло тех, кто выдержал даже и сталинградский ад. Потеряли мы и славного боевого товарища, командира дивизии, генерала Николая Филипповича Батюка.

Вот оно, переменчивое фронтовое счастье… Все выдержал, все прошел. Мужественно отстаивал вместе со своими солдатами Мамаев курган в Сталинграде. Какие бои! Казалось, что самое трудное позади. Но только казалось…

Похоронили генерала Николая Филипповича Батюка, на донецкой земле, возле памятника Артему на Северном Донце.

Мы, ветераны 62-й армии, вспоминая своего боевого товарища, не раз высказывали пожелания перенести его прах в Сталинград на Мамаев курган, к памятнику защитникам Сталинграда, к общей могиле сталинградцев. Наши желания сбылись. Батюк спит вечным сном среди своих бойцов на Мамаевом кургане…

Бои не прекращались ни на один час. Мы с трудом расширяли плацдарм, отражая контратаки противника, но уже было очевидно, что наступление наше захлебнулось.

1-й гвардейский механизированный корпус генерала И. Н. Руссиянова в бой не вводился. Я был склонен считать это решение командующего фронтом Р. Я. Малиновского правильным, оправданным оперативно-тактическими соображениями. Противодействие противника, подбросившего значительные резервы, не дали возможности 8-й гвардейской армии создать условия для ввода в прорыв механизированных соединений. Как мне стало известно, Р. Я. Малиновский на участке наступления 1-й гвардейской армии генерала В. И. Кузнецова ввел в бой по существу за первую позицию противника 23-й танковый корпус генерала Пушкина. Но наступление этого корпуса, как и всей 1-й гвардейской армии, быстро захлебнулось. Надо было подкрепить 1-м гвардейским механизированным корпусом 23-й танковый корпус генерала Пушкина, введенный в бой в зоне действия 1-й гвардейской армии Кузнецова, или, наоборот, ввести в бой оба корпуса на участке наступления 8-й гвардейской армии, не распыляя силы на широком фронте.

Силы и средства 8-й гвардейской армии были на исходе, особенно ощущался недостаток в боеприпасах из-за расстроенных вражеской авиацией переправ. Командующий фронтом с одобрения представителя Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевского приказал 8-й гвардейской армии временно прекратить наступление и закрепиться на достигнутых рубежах. Первый этап сражений за плацдарм на западном берегу реки Северный Донец закончился.

Можно было подвести и некоторые итоги, проанализировать, что помешало по-настоящему развить успех, что достигнуто за эти несколько дней упорных боев.

8-я гвардейская армия перешла к обороне на захваченном ею плацдарме шириной по фронту до 30 километров и глубиной до 8 километров. Передний край проходил от села Шевченко через Колесово, северной окраиной Сухой Каменки на Тихоцкий, Пасека, по дороге, идущей от Пасека на Голая Долина до ее восточной окраины, садами Голой Долины, балкой Висла, на поселок Сидорово. Переправы в это время работали у Студенок, Богородичного, Банновского и Пришиб.

Частная задача по созданию плацдарма на правом берегу реки Северный Донец, который мог быть в дальнейшем использован для наступления без потери сил и времени на форсирование водного рубежа, была решена.

Наше наступление началось, как уже говорилось, 17 июля, когда определился исход немецкого наступления на Курск в зоне действия наших Центрального и Воронежского фронтов, когда развивалось наступление Брянского и Западного фронтов, начатое 12 июля.

В ходе боев нам стало известно из опроса военнопленных, из данных фронтовой разведки, что из-под Харькова противник с 17 по 23 июля перебросил для защиты Донбасса пять танковых и одну пехотную дивизии. Шесть дивизий, снятых с Белгородско-Харьковского направления перед наступлением Воронежского и Степного фронтов, разрядили обстановку и под Белгородом и под Харьковом.

Теперь мы располагаем и признанием Манштейна, который сетует на то, что попал в ловушку, расставленную советским командованием, предпринявшим наступление силами Юго-Западного и Южного фронтов на Донбасс. Он пишет:

«После того как операция „Цитадель“ по приказу Гитлера 17 июля была окончательно прекращена также и группой армий „Юг“, командование группы (т. е. сам Манштейн) решило снять временно с этого фланга крупные танковые силы, чтобы с помощью этих частей восстановить положение в Донбассе. Мы надеялись в ходе операции „Цитадель“ разбить противника настолько, чтобы рассчитывать на этом фронте на определенную передышку. Однако эта надежда оказалась потом роковой для развития обстановки на северном фланге группы, так как противник начал наступление раньше, чем мы ожидали».

Все это, конечно, могло быть занесено в актив нашему Юго-Западному фронту.

Командующий фронтом Родион Яковлевич Малиновский вскоре поставил перед 8-й гвардейской армией частную задачу: сковать силы противника в Донбассе и пресечь маневр противника. Командование армией разработало план частной операции в деталях.

Мы начали атаки на противника 3 августа. Этот срок был приурочен к переходу войск Воронежского и Степного фронтов в решительное наступление против Белгородско-Харьковской группировки, когда была восстановлена линия фронта после июльских боев.

5 августа, когда 8-я армия вела бои на правобережном плацдарме Северного Донца, войска Брянского фронта освободили Орел, а войска Степного фронта освободили город Белгород.

Впервые в истории Великой Отечественной войны столица нашей Родины – Москва салютовала нашим войскам, отмечая начало победоносного наступления Красной Армии. Отныне уже ни разу и ни на одном участке фронта вплоть до своего конца гитлеровские войска не смогли ни подготовить, ни развернуть стратегического наступления. Все их контратаки и контрудары носили лишь местный характер.

И 5, и 6, и 7 августа войска 8-й гвардейской армии вели изнурительные бои, не ослабляя давления на позиции противника, не давая ему передышки и возможности снять с этого участка фронта хотя бы одно соединение для переброски под Белгород и Харьков.

10 августа армия приступила к сдаче позиций 6-й и 12-й армиям, 12 августа мы ушли в районы расположения второго эшелона фронта, на северный берег реки Северный Донец.

Р. Я. Малиновский поставил меня в известность, что фронт готовится к новому наступлению, уже с плацдарма на правом берегу Северного Донца. Удар на этот раз наносился силами 6-й и 12-й армий, на том же участке фронта, где наступала 8-я гвардейская армия. В 6-й и 12-й армиях силы сосредоточились внушительные.

Сосредоточивалось на участке прорыва до 120 артиллерийских стволов на один километр фронта.

Сроки подготовки наступления были сжатыми.

Представитель Ставки Верховного Главнокомандования А. М. Василевский разрешил мне присутствовать при организации наступления и взаимодействия 6-й и 12-й армий. Я имел возможность как бы со стороны наблюдать за всеми этапами наступления этих армий.

Мне интересно было посмотреть развивающееся наступление и для приобретения личного опыта. Во втором эшелоне 6-й и 12-й армий стояли: 1-й гвардейский механизированный корпус, имевший в своем составе 165 танков (в ходе подготовки к наступлению его состав доводился до 200 танков); 23-й танковый корпус в составе 220 танков и 1-й гвардейский кавалерийский корпус под командованием генерала В. К. Баранова. Все эти силы предстояло ввести, как только наметился бы успех двух армий. 23-й танковый и 1-й гвардейский механизированный корпуса планировалось бросить в прорыв в первый же день наступления, как только войска 6-й и 12-й армий достигли бы линии Викино – Долгенькое – Краснополье.

Спору нет, операция была спланирована грамотно. Танковый, механизированный и кавалерийский корпуса, развивая наступление, имели все возможности создать для противника критическую ситуацию и совместно с войсками Южного фронта окружить и уничтожить части 1-й танковой и 6-й полевой армии противника в Донбассе.

Очевидец событий, выступающий в мемуарном жанре, использует боевые и оперативные документы, как канву, заполняя ее фактами, которые остались у него в памяти. Иной раз эти факты не зафиксированы в документах. И это понятно. Не всегда и не все документы исполнялись так, как они были написаны. Что-то не успевали сделать, где-то в дороге задерживались те или иные части, что-то в документе было написано на основе неточной информации, какое-то указание просто-напросто не могло быть выполнено. Историку труднее. Ему приходится иметь дело с документами, и он не вправе от них отступить.

По документам – по директивам Ставки, по переписке со Ставкой командования Юго-Западного фронта, по письмам в Ставку Василевского – никак нельзя полностью установить, что же мешало успешному наступлению.

Документы говорят также о том, что страна в 1943 году, благодаря героическому труду советских рабочих, обеспечила фронт в достаточной степени боевой техникой всех видов.

Наша военная промышленность в 1943 году выпустила около 35 тысяч самолетов, около 24 тысяч танков и самоходных орудий, в том числе 16,5 тысячи тяжелых и средних, около 130 тысяч орудий всех калибров и видов. В 1943 году производство боеприпасов возросло на 25,5 процента по сравнению с 1942 годом, К концу сорок третьего года выпуск боеприпасов превзошел на 18 процентов их расход на фронте.

Но так все это выглядит при изучении документации историками. А на практике получалось и по-иному. Учитывая первоочередность и особую важность снабжения Брянского, Центрального, Воронежского и Степного фронтов, Ставка направляла вооружение прежде всего туда и в достатке, иначе решающая битва сорок третьего года не была бы выиграна.

Но что это такое в смысле доставки? Это не десятки, это сотни тысяч тонн грузов, которые надо было пропустить по разрушенным железнодорожным путям, по наведенным наспех мостам и переправам, мобилизуя потрепанный вагонный парк, проталкивая грузы на железнодорожных путях сквозь заторы на путях, загруженных сверх всякой меры и никак не приспособленных для такого масштаба перебросок. Не сомневаюсь, что если бы наши тылы справились со снабжением Юго-Западного фронта, мы не испытывали бы нужду в боеприпасах. Но они физически справиться с такой задачей не могли. Грузы к нам начинали свое движение по тем же путям, по которым шел подвоз к Центральному, Степному и Воронежскому фронтам.