Текст книги "Печенеги"

Автор книги: Василий Васильевский

Соавторы: Пётр Голубовский
сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 10 страниц)

В.Г. Васильевский
П.В. Голубовский
ПЕЧЕНЕГИ

Василий Васильевский
Византия и печенеги

Посвящается Константину Николаевичу Бестужеву-Рюмину

I

Император Василий II, знаменитый Болгаробойца, умирая (в 1025 году), оставил Византийскую империю на верху внешнего величия и силы. В кровавой борьбе низвергнута была в прах славянская держава Самуила [1]1
  Самуил (ум. 1014) – царь Болгарии с 980 г. из династии Комитопулов. На протяжении всего своего правления вел войны с Византией.


[Закрыть], и Византийская империя снова простиралась до берегов Дуная, как это было во время Юстиниана I. На востоке константинопольские хоругви снова доходили до берегов Евфрата, греческая власть была восстановлена в Сирии; властители Грузии и Армении, напуганные успехами турецкого оружия, добровольно передали в руки византийского императора свою власть и свои столицы (Ани [2]2
  Ани – столица армянского Анийского царства, существовавшего в 885-1045 гг.


[Закрыть], Васпуракан [3]3
  Васпуракан – одна из областей Великой Армении, где в 908 г. возникло Васпураканское царство. Не в состоянии противостоять нашествию тюркских племен, царь Сенекерим Арцруни в 1021 г. согласился присоединить свое царство к Византии, после чего оно прекратило самостоятельное существование.


[Закрыть]). Усмирив восстание в Южной Италии, Василий II хотел увенчать свои успехи великим подвигом на пользу христианства; пред своей смертью он занят был приготовлениями к большому походу дляизгнания сарацинов с острова Сицилия; разноплеменная византийская армия – турки и болгары, валахи и русские – уже стояла в Реджио и ожидала прибытия императора. Начатые переговоры с Римом указывали на существование еще более широких планов, чем завоевание Сицилии.

Все, что было сделано Василием II и его двумя достойными предшественниками – Фокой [4]4
  Никифор II Фока (ок. 912-969) – военачальник, затем с 963 г. византийский император.


[Закрыть] и Цимисхием [5]5
  Иоанн I Цимисхий (ок. 925-976) – византийский император с 976 г.


[Закрыть], все великие замыслы Василия, все это быстро рушилось при его преемниках. Как это уже не раз бывало в византийской истории, за эпохою могущества и блеска последовало с удивительною быстротою самое глубокое падение.

Ряд грубых политических ошибок был, несомненно, сделан византийскими правителями, следовавшими за Болгаробойцей. Благоприятное время для смелых и великих предприятий в Сицилии и в Италии было пропущено. К планам Василия воротились только тогда, как обаяние греческой победы при Каннах [6]6
  Речь идет о победе византийцев над восставшими лангобарда ми в 1018 г. в сражении на реке Офанто, вблизи места так называемой «битвы при Каннах» (город в итальянской провинции Апулия), в которой Ганнибал разгромил римлян в 216 г. до н. э.


[Закрыть], где русские помогли византийцам разбить апулийских инсургентов и первых норманнов, пришедших к ним на помощь, уже давно исчезло. Попытка завоевания Сицилии в 1040 году, сначала все-таки успешная, рушилась позорным образом благодаря византийскому корыстолюбию, которое никогда не любило делиться добычей с союзниками и помощниками, и той утонченной жестокости, соединенной с глубоким презрением к человеческому достоинству, которые допускала образованная Византия в отношении и к своим, и к чужим. Тот искатель приключений [7]7
  Имеется в виду ломбардский рыцарь Ардуин, бывший переводчиком в сношениях византийцев с франками. Он возглавил восстание против Византии в Мельфи, а затем заключил договор с норманнами, на основании которого норманнам причиталась половина завоеваний в Южной Италии.


[Закрыть], которому греческий катапан [8]8
  Катапан (катепан) – наместник в округе (катапанате) Византийской империи, обладающий на территории округа всей полнотой военной и гражданской власти. Иногда катапанов называли дуками.


[Закрыть] велел выщипать бороду, предварительно избив его раздетое донага тело ременною плетью, возжег в жителях Мельфи «пламя неудовольствия, таившееся под пеплом» и привел норманнов в этот важный город, чем и положено было начало норманнскому завоеванию греческих владений в Южной Италии. В результате братья Готвили, и самый знаменитый из них Роберт (Гвискар) [9]9
  Роберт Отвиль (Готвиль) по прозвищу Гвискар (1016—1085) – первый герцог Апулии с 1059 г. из дома Отвилей. Окончательно изгнал из Италии византийцев (1071), захватил княжество Салерно (1077) и тем самым завершил завоевание норманна ми Южной Италии.


[Закрыть], начали свое поприще, ознаменованное такими чудесными успехами, что через сорок лет они уже грозили самому Константинополю. Распутное мотовство Константина IX [10]10
  Константин IX Мономах (по другому счету X или XI; ок. 1000-1055) – византийский император с 1042 г.


[Закрыть] и его набожное благочестие выражавшееся в постройке великолепных храмов и щедрых дотациях софийскому клиру, одинаково и совокупно помогали завоевательному движению сельджуков на азиатском Востоке. В то самое время, когда это движение начинало принимать грозные размеры, он, ради нужд своего истощенного казначейства, переложил военную повинность пограничных зависимых армянских и грузинских провинций на денежную. Пятидесяти тысяч превосходного ополчения, которое стало бы защищать свою родину со всем упорством патриотического одушевления, не существовало по вине византийского правительства. Совершенно справедливо находят в этом непосредственную причину быстрых успехов турецкого нашествия в Азии.

Даже завоевание Болгарии оказалось, в сущности, большой ошибкой и принесло громадный вред при той неспособности привязать к себе славянское население, которою отличалось как греческое чиновничество, так и греческое духовенство. Завоевание Болгарии только нарушило систему византийского равновесия на севере. Центром этого равновесия были печенеги, господствовавшие в X веке между Днепром и Дунаем. Если Византия находится в дружбе с Печенежской ордой, то, объясняет Константин Пор-фирогенет [11]11
  Константин VII Багрянородный (Порфирородный, Порфирогенет; 905-959) – византийский император, номинально правил с 913 г., фактически – с 945 г.; автор ряда сочинений.


[Закрыть]своему сыну, никто из ее врагов не осмелится даже пошевелиться. Русские совсем не могут предпринять никакого похода вне своих границ, если они не находятся в мире с печенегами; без позволения печенегов они не могут приходить в Константинополь ни для торговли, ни с войною. Мадьяры, столько раз испытавшие поражение от печенегов, продолжают питать к ним самую почтительную боязнь. Итак, если византийский император будет находиться в мире с печенегами, то ни русские, ни мадьяры не страшны для него, – они даже не посмеют тогда просить слишком больших подарков от греков за свое мирное поведение. Иначе им можно погрозить печенегами. То же самое и в отношении Болгарского царства. Если византийский император хочет быть страшным для болгар, он легко достигнет этого посредством печенегов.

Все это было так, пока печенеги сами не были соседями империи, пока свободная Болгария заслоняла византийскую державу от напирающего из Азии варварского мира. Когда отношения изменились, когда плотина была не только прорвана, но совсем разрушена, Византия оказалась так же малоспособна удерживать волны турецкого наводнения в Европе, как и в Азии. Правда, придунайская и черноморская Болгария как будто истощилась и омертвела еще ранее борьбы Василия и Самуила; центр тяжести болгарской державы Самуила был перенесен от Балкан и Дуная на берега Охридского озера в Македонию и Албанию. Но города Дерстр (Силистрия), Бдынь (Видин), Месемврия все-таки сохраняли свое прежнее значение, они не сделались бы такой легкой добычей печенегов и сбродной дунайской вольницы, если бы за ними оставалась живая народная сила, окончательно убитая только Болгаробойцей и византийским управлением. Если бы поля Болгарии не обезлюдели после византийского погрома, то не было бы необходимости делать опыты неудачной колонизации с дикими кочевниками.

В пустоту, которая образовалась после разрушения Болгарского царства, устремились сначала печенеги, потом узы [12]12
  Общее название средневековых тюркских племен. Ныне обычно употребляется термин «огузы».


[Закрыть] и куманы (половцы), теснившие их с тыла. Те и другие были одинаково страшными врагами для византийской монархии XI и XII веков, не менее страшными, чем их собратья турки-сельджуки в Азии. Вот как описывает печенежские набеги на византийские провинции знаменитый церковный писатель XI века, Феофилакт Болгарский: «Их набег – удар молнии, их отступление тяжело и легко в одно и то же время: тяжело от множества добычи, легко – от быстроты бегства. Нападая, они всегда предупреждают молву, а отступая, не дают преследующим возможности о них услышать. А главное – они опустошают чужую страну, а своей не имеют; если бы кто был смелее Дария Истаспа, если бы он навел мост на Истре и стал искать скифов – все одно, он безумно погнался бы за недостижимым. Они спрячутся в скалах, прикроются густотою леса, а он будет блуждать по горам и рощам, которых дикая суровость уступает только дикой натуре преследуемых; он будет зрителем той великой скифской пустыни, которая не осталась неизвестной и для пословицы. Если, вопреки природе вещей, он будет упорствовать, то и сам погибнет, не столько заслужив сожаление своим несчастием, сколько осуждение своим безрассудством; а скифы успеют доказать, что они дети скал и дубов, будут наносить удары, сами им не подвергаясь, так что, по-моему, если можно верить мифам, тот Гигес [13]13
  Феофилакт Болгарский мог иметь в виду одного из двух персонажей греческой мифологии: 1) Гигеса – одного из сторуких великанов-гекатонхейров, 2) Гигеса – пастуха на службе у лидийского царя, который, завладев волшебным кольцом, делавшим его невидимым, соблазнил царицу и убил царя, а затем завладел престолом Лидии.


[Закрыть], который метал стрелы из мрака, сам недоступный им, был не кто другой, как скиф. Жизнь мирная – для них несчастье, верх благополучия – когда они имеют удобный случай для войны или когда насмеются над мирным договором. Самое худшее то, что они своим множеством превосходят весенних пчел, и никто еще не знал, сколькими тысячами или десятками тысяч они считаются: число их бесчисленно».

Половцы, или куманы, наследовали в XII веке имя скифов, которое в XI веке исключительно принадлежало печенегам. Все то, что Феофилакт Болгарский говорил о скифах XI столетия, все это Евстафий Солунский [14]14
  Евстафий Солунский (ок. 1110-1198) – архиепископ Фессалоникийский, церковный писатель, автор знаменитого комментария к Гомеру.


[Закрыть] мог сказать о скифах XII века: «Это народ, не имеющий прочного постоянного пребывания, не знающий оседлой жизни и потому не гражданственный. Всякою землей он стремится завладеть, но ни одной не может заселить, и посему – это народ многоблуждающий. Это летучие люди, и поэтому их нельзя поймать. Они не имеют ни городов, ни сел, оттого за ними следует зверство. Не таковы даже коршуны, плотоядный род и всем ненавистный; таковы разве грифы, которых благодетельная природа удалила в места необитаемые, точно так, как и скифов.

Волчьи обычаи воспитали таких людей: дерзкий и прожорливый, волк легко обращается в бегство, когда появится что-нибудь страшное. Точно таков и народ скифский; если он встретит мужественное сопротивление, он озирается назад и обращается в бегство. В одно и то же время он близок и уже далеко отступил. Его еще не успели увидеть, а он уже скрылся из глаз» [15]15
  Из речи Евстафия к Исааку Ангелу. Евстафий, кажется, имел под рукою речь Феофилакта: некоторые выражения Феофилакта повторяются буквально в дальнейшем описании кума– нов. – Прим. авт.


[Закрыть].

В обеих характеристиках, в сущности, конечно, правдивых, немало византийской риторики. Не лишнее поэтому познакомиться с более точными замечаниями о быте этих народов менее притязательного в литературном отношении еврейского путешественника. Рабби Петахия видел половцев во время своего путешествия из Регенсбурга в Азию через Польшу, Киевскую Русь, Крым и т.д. около 1170 года. То, что он говорит о половцах (жителях страны Кедар), во многом относится и к печенегам, единоплеменным с ними: «Они (половцы) не имеют кораблей, но сшивают вместе десять растянутых лошадиных кож и веревку, которая прикрепляется по краям кругом; они садятся на кожи, помещая тут же свои телеги и весь багаж. Потом они привязывают веревку на краю кож к хвостам своих лошадей, которых пускают вплавь, и таким образом переправляются на другой берег». Византийский писатель [16]16
  Имеется в виду историк и писатель Никита Хониат (Акоминат) (сер. XII в. – 1213) – автор «Хроники», в которой записана история Византии и соседних народов с 1118 по 1206 г.


[Закрыть], который также говорит об этом способе скифской переправы, замечает, что кожаные мешки, наполненные соломою, были всегда так хорошо сшиты, что в них не проникала ни малейшая капля воды.

«Хлеба не употребляют в пищу в земле Кедар, но едят рис и просо, сваренное в молоке, а также молоко и сыр. Они кладут, сверх того, куски мяса под седло лошади, на которой едут, и потом гонят ее, пока она не вспотеет. Мясо делается теплым, и они едят его… Печенеги и куманы – это народ нечистый, который употребляет почти сырое мясо вместо пищи и кобылье молоко вместо питья, который ест кошек и всякую нечистоту, – говорят западные источники почти с таким же чувством брезгливости и отвращения, какое выражается на страницах нашей первоначальной летописи… – В земле Кедар можно путешествовать только под охраною. Вот способ, которым сыны Кедара заключают взаимное обязательство верности. Путешественник прокалывает иглой свой палец и приглашает предполагаемого спутника сосать кровь из раненого пальца. Он делается таким образом как бы одной плоти и крови со своим спутником. Есть еще другой способ брать клятву. Медный сосуд, имеющий форму человеческого лица, наполняется молоком; путешественник и его спутник пьют из него, и после этого никогда не бывает измены.

Куманы не имеют общего властителя, но только князей и благородные фамилии. Они живут в палатках, чрезвычайно дальнозорки, обладая прекрасными глазами, потому что они не едят соли и употребляют известные растения. Они – отличные стрелки из лука и убивают птиц на лету. Они замечают и узнают предметы более чем на один день расстояния» [17]17
  Benisch, Travels of Rabbi Petachia of Ratisbon. London 1856. – Прим. авт.См.: П. Марголин. Три еврейских путешественника XI и XII вв.: Эльдад Данит, Р. Вениамин Тудельский и Р. Петахий Регенсбургский. Санкт-Петербург, 1881.


[Закрыть].

Таковы были те страшные и свирепые враги, с которыми пришлось бороться Византийской империи, сокрушившей Болгарское царство.

Около половины XI столетия печенеги перешли за Дунай. Это событие, оставляемое без внимания во всех новых исторических сочинениях, имело громадное значение в истории человечества. По своим последствиям оно почти так же важно, как переход за Дунай западных готов, которым начинается так называемое переселение народов. Большая ошибка, особенно неуместная в византийской и русской истории, состоит в том, что обыкновенно упускают из виду близкую родственную связь различных турецких племен, именуя одних турками, а других, как бы в отличие, тюрками. Между тем печенеги и узы, или половцы, совершенно такие же турки, как и турки-сельджуки. Известный куманский словарь [18]18
  Куманский словарь обнародован был Клапротом [Юлиус Генрих Клапрот (1783—1835) – немецкий востоковед, путешественник], который следующим образом объяснял его происхождение:
  «Куманы, или половцы, занимали в X веке страны на севере Черного моря и Меотийского озера, и простирались от Волги до устья Дуная. Едризи [Аль-Идриси (Эдризи, Едризи) (1100-1161 или 1165) – арабский географ и путешественник] и другие географы арабские называют их землю Ал-Камания. Куманы принадлежали к той же турецкой расе, как узы и печенеги, потому что, по свидетельству Анны Комнины, они говорили одним языком с последними, и этот язык был турецким наречием, как мы узнаем от Рюисбрека (Рубрука), посетившего их страну в 1253 году. Рюисбрек выражается таким образом в восьмой главе: “У уйгуров находим мы происхождение и источник языка турецкого и куманского”.
  Куманы и печенеги составляли народ, называемый кипчаки или капчаки. Рюисбрек говорит, что первые давали себе имя Capchat; в другом месте он называет их Coman-Capchat… После поражения кипчаков монголами (в 1237 году) часть куманов переселилась в Венгрию, а другая осталась в старом отечестве, между Доном и Волгой, и нечувствительно смешалась с ногаями, которые, подобно им, были турецкого происхождения….
  В эпоху монгольского владычества миссионеры, посылаемые в Татарию для обращения народов этой обширной страны, совершали свой путь обыкновенно через прежнюю Куманскую землю – на севере Черного моря. Турецкий диалект, которым говорили куманы, давал им возможность быть понятными во всей Средней Азии до гор Алтайских, где начинались жилища монгольских колен. Итак, кажется, что эти монахи знакомились с куманским наречием прежде, чем пуститься в длинное и тяжелое путешествие.
  Генуэзцы, утвердившиеся в Крыму, также находились в прямых сношениях с куманами; они имели поэтому особый интерес изучать то наречие, знание которого облегчало торговое знакомство с самыми отдаленными странами Азии. Нужно, следовательно, предполагать, что значительное число европейцев, и в особенности итальянцев, занимались в XIII и XIV веках изучением куманского языка…
  Пробегая, несколько лет тому назад, биографию Петрарки, написанную Томазини и озаглавленную «Petrarka redivivus» (напечатана в Падуе, в 1650 году), я нашел в ней указание, что в числе манускриптов, завещанных этим знаменитым поэтом Венецианской республике, находился “Alphabetum persicum comanicum et latinum”, написанный в 1303 году».
  Когда Клапрот получил из Венецианской библиотеки копию этой рукописи, то оказалось, что она заключает в себе целый словарь в 2500 слов. Словарь написан тремя колоннами: первая заключает латинское слово, вторая – персидское и третья – куманское. На первых 58 страницах идут существительные и прилагательные в порядке латинского алфавита, последние отчасти со своим склонением. Дальнейшие страницы, до конца, содержат слова, расположенные по семействам, по порядку материй. Нужно предполагать, что словарь составлен не монахом, а купцом, потому что здесь с особенным вниманием собраны названия различных тканей и товаров, которые отправлялись в Татарию в эпоху господства генуэзцев на Черном море. – Прим. авт.


[Закрыть], в подлинности которого не сомневаются новые исследователи, служит убедительным и наглядным доказательством совершенного сходства языка половцев с наречием турецко-татарским.

Что касается печенегов, то о них византийские источники прямо говорят, что они говорили одним языком с куманами, или половцами. Если бы не упускалась из виду единоплеменность печенегов и сельджуков, то без сомнения история скорее заметила бы связь между переходом печенегов за Дунай в пределы Византийской империи и успехами сельджуков в Малой Азии. Мы увидим, что европейское и азиатское нашествие стремятся в конце XI столетия подать руку одно другому. Непосредственною причиной великого движения с запада на восток, то есть Первого крестового похода, насколько эта причина заключалась в положении Восточной империи, были не столько завоевания сельджуков в Азии, сколько грозные и страшные массы Печенежской орды, угрожавшей самому Константинополю.

Вообще эти движения Печенежской орды после перехода за Дунай необходимо проследить шаг за шагом, во всей подробности, которая нам доступна при существующих источниках. Несмотря на утомительное однообразие описаний печенежского грабительства и разбоя, здесь можно найти некоторые довольно важные указания и намеки для истории Восточной Европы. Византийская политика перед Первым крестовым походом и в самом Первом крестовом походе не может быть ясно понята без постоянного внимания к печенежскому вопросу. Отношения Византии к князьям русским, вероятно, получат новый свет от более подробного изучения истории печенегов и половцев.

II

В XI столетии печенеги, разделенные на тринадцать колен, кочевали на пространстве от берегов Днепра до реки Дуная. Узы, одно из более сильных племен той орды, которая потом в Европе получила название Куманской, или Половецкой, надвигаясь с востока, начинали теснить своих единоплеменников. В этой борьбе некоторые печенежские улусы уже принуждены были откочевать к самому Дунаю, искать убежища в низменных, болотистых областях при устьях этой реки. Внутренние раздоры среди Печенежской орды, находившиеся в связи с внешними отношениями к соседям, ослабили силу некогда грозных кочевников. Тирах, сын Килдаря, главный из печенежских князей, ради своего знатного происхождения пользовавшийся уважением и некоторой властью во всей орде, потерял свой авторитет; его обвиняли в слабости и трусости. В лице Кегена явился ему опасный соперник; не отличаясь знатностью рода, Кеген приобрел славу именно в удачных схватках с узами.

Тирах питал в себе глубокую злобу и несколько раз пытался погубить своего врага в тайной засаде. Раздраженный неудачами, он обратился к открытой силе. Отправлена была вооруженная толпа с поручением схватить и убить Кегена. Тот узнал вовремя о грозящей ему опасности и, скрывшись где-то в низовьях Днепра, избежал верной гибели. Из своего убежища Кеген завязал потом сношения со своими «родичами», с тем «коленом», к которому он принадлежал по своему происхождению. Улус Белемарнидов отпал, по его приглашению, от общего союза печенежских племен, во главе которого стоял Тирах. Этому примеру последовал и другой улус – Пагуманиды. Кеген располагал теперь достаточными силами, чтобы начать открытую междоусобную войну с Тирахом, своим гонителем, под властью которого оставалось, однако, одиннадцать колен. Борьба оказалась неравной; Кеген был разбит и долго блуждал со своими улусами на пространстве между устьями Днепра и Дуная, нигде не находя безопасного и спокойного кочевья. Жажда мести томила между тем его варварскую душу.

Он решился искать убежища за Дунаем и предложить свои услуги византийскому императору. С двумя улусами, которые к нему пристали, Кеген явился близ Дерстра (Силистрии); численность пришедшей орды простиралась, говорит Кедрин [19]19
  Георгий Кедрин – византийский историк конца XI или начала XII в., автор компилятивного «Обозрения истории».


[Закрыть], до 20 тысяч, так что печенежские палатки совершенно покрыли один из дунайских островов. Правитель придунайских городов, по имени Михаил, сын Анастасия, в ответ на свой запрос получил от императора Константина Мономаха приказание открыть печенегам свободный вход в пределы империи, снабдить их съестными припасами, а самого Кегена, их предводителя, отправить с почетом в столицу. Печенежский князь был принят благосклонно при пышном и церемониальном дворе Мономаха. Обласканный императором, грубый и неопрятный обитатель степных войлочных кибиток получил благородный и славный некогда титул римского патриция, так же мало идущий к нему, как мало шло название римлян народу, в число друзей и союзников которого, по старой формуле, он был вписан. Новый патриций дал обещание отказаться от привольной кочевой жизни, принять христианскую веру и склонить к тому же своих спутников, подвластных ему. Печенегам между тем были отведены земли в Придунайской Болгарии; поселенные здесь, они должны были оберегать и защищать границы империи от нападений своих соплеменников и не всегда дружных с Византией князей русских. Три крепости на берегах Дуная, не названные в источниках, отданы были в руки печенежских поселенцев.

Принятые с таким доверием, степные дикари не отказались исполнить благочестивое желание византийского императора и с большой готовностью последовали примеру своего хана. Греческий монах Евфимий, прибывший на Дунай вместе с Кегеном, без труда обратил в христианство, или, по крайней мере, окрестил в дунайской воде целые тысячи печенегов. Чтоб оценить этот успех, припомним, что сорок лет тому назад католический миссионер Бруно называл печенегов самыми упорными и жестокими из всех язычников и в продолжение пятимесячной проповеди в степях Приднепровья, с большими опасностями для своей жизни, успел обратить в христианскую веру не более тридцати человек. Малое семя не дало плода; вместе с тремя десятками новообращенных, а может быть, и ранее умерла среди печенегов всякая память о ревностном миссионере, скоро нашедшем мученическую смерть у других варваров. Мы увидим, насколько действительно было новое обращение.

Христианское крещение, во всяком случае, не смягчило свирепой души того варвара, который подал другим пример обращения. Кровная месть своему врагу оставалась главной целью Кегена. Его набеги на улусы печенегов, оставшихся под властью Тираха, были столько же непрерывны, сколько жестоки и кровавы. Убивая взрослых без пощады, Кеген уводил в плен женщин и детей, которых потом продавал в рабство. Византия их покупала.

Тирах, утомленный набегами Кегена, обратился к императору. Ссылаясь на мирный договор, когда-то заключенный византийцами с Печенежской ордою, хан требовал, чтобы Мономах отказал в покровительстве перебежчику Кегену или по крайней мере запретил ему переходить на другую сторону Дуная и вредить печенежским кочевникам, до сих пор уважавшим границы империи. Если этого не будет исполнено, то варвар грозил разрывом союзного договора и внесением тяжкой войны в пределы империи.

Константин Мономах, довольный раздором, который укреплялся при его содействии среди опасной турецкой орды печенегов, громко засмеялся в лицо послам печенежского хана и гордо отверг их требование. Правитель придунайских городов Михаил и перебежчик Кеген получили приказание внимательно наблюдать за переправами на Дунае. Сто морских судов были отправлены Черным морем в устья Дуная, чтобы вместе с конными разъездами поселенных печенегов сторожить движения Тираха и, в случае нужды, препятствовать его переходу на болгарский берег реки. Тирах, глубоко раздраженный, с нетерпением ожидал удобного времени.

Зима 1048 года наступила ранее обыкновенного и была очень сурова. Дунай покрылся толстым слоем льда; сторожевые посты византийские, страдая от холода, ослабили свою бдительность. Тирах воспользовался открытыми путями и со всей ордой, в числе, говорят, 800000 человек, перебрался в пределы империи.

Начались страшные сцены грабежа и разбоя. Вместе с известиями о вступлении в Болгарию всей орды Печенежской Константин Мономах получил донесение от Михаила и Кегена о невозможности противостоять нашествию с теми силами, какие у них были. Необходимо было отправить подкрепление. Воевода (стратиг) Адрианопольский Константин Арианит и правитель Болгарии Василий Монах получили приказание спешить на помощь к Михаилу и Кегену с военными силами своих провинций. Кеген управлял военными движениями византийской армии, зная приемы и привычки своих соплеменников и недавних сокочевников, и сделал им много вреда. Но лучшим союзником Византии была дикая, грубая и невоздержная натура ее врагов. Молодое вино и славянские национальные медовые напитки, приготовленные болгарами, понравились печенегам и, употребляемые в несоразмерном количестве, произвели гибельное действие. Открылись повальные болезни. Эпидемическая дизентерия производила ежедневно страшные опустошения в печенежских массах.

Кеген узнал о бедственном положении соплеменников и склонил своих теперешних товарищей, греческих воевод, ввиду вражеского многолюдства соблюдавших робкую осторожность, к решительному удару. Византийские силы двинулись вперед; печенеги, упавшие духом, не в силах были противопоставить какое-либо сопротивление. Они побросали оружие; Тирах с прочими князьями, а затем и вся остальная масса отдались в плен византийцам.

Кеген советовал перерезать всех пленников, прикрывая дикую жажду мести заботами об интересах усыновившей его империи. Он говорил: змею всего лучше убьешь зимою, когда она не может пошевелить своим хвостом, а когда она отогреется на солнце, то это будет хлопотливо и трудно. Византийский историк [20]20
  Георгий Кедрин.


[Закрыть]считает не лишним отдать честь глубокому смыслу варварского аполога. Но воеводы Константина Мономаха последовали более утонченным и более мягким внушениям византийской государственной мудрости. Болгария, которая еще не оправилась после ужасного погрома при Василии II, представляла много пустых, незаселенных земель. Византийская казна сильно нуждалась в исправных плательщиках поземельного налога, а византийская армия – в хорошей коннице. Последняя потребность была особенно настоятельна в настоящий момент, когда турки-сельджуки уже начинали свои завоевания в восточных провинциях империи. Голоса византийских воевод взяли верх над кровожадными требованиями мстительного печенега. Кеген мог располагать судьбою только тех из своих соплеменников, которые попали в плен к нему самому. Он перерезал всех тех, которых не успел продать в рабство. Но большинство пленников, целые десятки тысяч печенегов были поселены Василием Монахом в Болгарии, состоявшей под его управлением, главным образом около Средца (Сардики), Ниша и Евцапела, но также и в других местах. Оружие было, разумеется, отобрано. Тирах и сто сорок знатных печенегов отведены в столицу. Константин Мономах велел их окрестить и потом дал им надлежащие чины и титулы византийской табели о рангах.

Служба печенегов скоро понадобилась. Сельджукский султан Тогрильбей (Тогрул-бек) [21]21
  Тогрул-бек (ок. 990-1063) – основатель султаната Сельджукидов, султан с 1038 г.


[Закрыть]грозил новым нападением византийским владениям в Азии. По этому поводу пятнадцать тысяч печенежских конников были отправлены к греческой армии, стоявшей на армянской границе. Отпуская печенегов, Константин Мономах наделил их щедрыми подарками, богатым оружием и статными конями. Четверо печенежских князей, находившихся в Константинополе, были поставлены во главе отряда. История сохранила имена их: это были Сульчу, Селтё, Карами и Кйталим. Некоторые из этих имен прямо напоминают о родстве печенегов с тем турецким племенем, против которого их посылали. Но ошибка византийского правительства состояла не только в том, что оно посылало против турок близкое и родственное им войско. С совершенно близорукой неосмотрительностью печенеги были отправлены в поход целой массой, без всякой греческой силы, способной наблюдать за ними и обуздывать их.

В Скутари (Хрисополе) печенеги сели на лошадей и вспомнили свою привольную жизнь в степях Черноморья. Конь, открытое пространство, война и грабеж – все это они опять имели перед собою. Но ощущение приволья смущалось мыслью о необходимости подчиняться чужим приказаниям, воспоминанием о братьях, оставшихся в далекой Болгарии. Недоверие к византийским властям и провожатым, смутные опасения о дальнем пути в неизвестные страны усилили пробудившуюся тревогу. Она разрешилась в неожиданном, произвольном, инстинктивном порыве. Около города Даматри, на расстоянии нескольких миль от Скутари, в печенежском отряде произошло волнение, последовала остановка, вслед за тем сам собою составился комент [22]22
  Это слово встречается у Льва Дьякона [(до 950 – ок. 1000) – византийский писатель и историк]: Святослав, в армии которого было много печенегов, собирает комент. Св. Бруно в своем письме также говорит о печенежском коменте. – Прим. авт.


[Закрыть](вече). Совещание было бурное, и голоса разделились. Одни кричали, что нужно идти далее, что необходимо слушаться царя, во владениях которого они находятся; отделенные от всяких сообщений со своими единоплеменниками, печенеги не так многочисленны, чтоб устоять против греческих сил, которые преградят им обратный путь. Другие ничего не хотели слышать о дальнейшем походе в Грузию; нужно остаться в этой самой стране, где уже они находились, овладеть ей и защищаться здесь от нападений византийского императора. Если бы принято было последнее мнение, то, быть может, мы имели бы в истории одним любопытным явлением более: Печенежское государство в Вифинии, в виду Константинополя.

К счастью, не было принято ни то, ни другое мнение, а восторжествовало третье. Один из печенежских предводителей, присланных из Константинополя, Каталим, предложил воротиться назад, к единоплеменникам, оставшимся в Болгарии, и увлек за собою разгоряченную толпу, которая под его предводительством направилась обратно к морскому берегу. Кораблей, на которых были перевезены печенеги, здесь более не нашлось. Но Каталим не смутился и закричал своим спутникам, что кто хочет спасения себе и печенегам, тот пусть следует его примеру: вслед за тем, пришпорив коня, подаренного Константином Мономахом, бросился в воду Босфора. Отчаянный поступок привел было в недоумение толпу наездников, остановившихся на берегу пролива. Но сейчас же нашлось несколько отважных дикарей, которые, очертя голову, поплыли на лошадях за своим вождем, за ними последовали другие и, наконец, вся толпа. Босфор вовсе не представляет такого широкого водного пространства (в узких местах не более 500 метров), которого не могла бы переплыть хорошая лошадь. Импровизированная переправа совершилась благополучно. На другом берегу Босфора, у Св. Тарасия – церковь в предместьях Константинополя – печенеги выплыли на берег. Дальнейший путь они направили к Средцу, туда, где поселены были их единоплеменники, принужденные теперь заниматься земледелием. Никакого сопротивления они не встретили на своем походе: до такой степени неожиданно было их появление на европейском берегу и так быстро было их движение.

После прибытия в Болгарию Каталим и его товарищи без труда подняли там печенежских поселенцев, еще не привыкших к оседлой жизни. Косы и серпы, розданные правительством либо купленные у соседей болгар приучавшимися к деревенскому хозяйству печенегами, заменили теперь отобранное оружие. Вслед за тем окрестности Средца и Ниша снова опустели. Печенеги направились мимо Филиппополя к Балканам, прошли горными проходами (клисурами) и остановились в придунайских областях, близ устьев реки Осмы. Только один Селте основался было со своим улусом ближе к Балканам, близ теперешней Ловчи, на той же реке Осме; но Арианит, двинувшийся со своим македонским корпусом вслед за ушедшими печенегами, принудил его отступить далее на север, к товарищам. Все вместе печенежские князья отыскали потом удобную для кочевья равнину между Балканами и Дунаем; она открывалась к морю и была богата лесом, водой и пастбищами. Туземцы называли эту местность «Сто Холмов».

Подданные Константина Мономаха, и прежде всего жители придунайской Болгарии, тяжело поплатились за ошибки своего императора. Степные хищники не остались спокойными на местах своего нового поселения. Все соседние области много терпели от их набегов. Узнав об этом, император искал средств поправить свою ошибку и призвал в столицу для совещания Кегена, который оставался верным византийскому правительству. Печенежский князь прибыл вооруженным со своим улусом и расположился вне городских стен, на равнине, называвшейся Майданом. Но прежде чем Кеген успел явиться во дворец и узнать, зачем он призван, с ним случилось бедственное происшествие, едва не стоившее ему жизни. Ночью пробрались в его палатку три печенега, подосланные, вероятно, его смертельным врагом Тирахом. Замеченные телохранителями князя, они все-таки успели нанести несколько ударов спящему Кегену, к счастью оказавшихся не смертельными. В печенежском лагере поднялось смятение; убийцы, которые спешили спастись бегством, были пойманы и приведены к сыну Кегена, Балтчару. Балтчар не решился произвести с ними немедленную расправу согласно с обычаями кровной мести, так как убийцы требовали себе суда перед императором.

Утром следующего дня по улицам Константинополя потянулась необычайная процессия. Впереди ехала четырехколесная телега, в которой лежал раненый Кеген; к ней были привязаны злодеи, покусившиеся на его жизнь; позади шли пешком двое братьев, сыновья Кегена, их сопровождали на конях тысячи печенегов. Процессия остановилась у дворца императорского. Константин Мономах, предуведомленный о причине уличного шума, велел ввести к себе старшего сына Кегенова и, зная обычай кровной мести у варваров, спросил его, почему он не умертвил тотчас же злодеев, покусившихся на жизнь его отца. Балтчар ответил, что этого не сделано из уважения к имени императора, которое было произнесено преступниками. Мономах велел привести к себе узников и сам допрашивал их о побуждениях к убийству «римского патриция». Варвары отвечали, что они хотели сделать это из преданности к императору; они узнали, что Кеген замышлял зло против его особы, что он хотел утром этого дня войти в столицу, перебить всех ее жителей, ограбить ее сокровища и бежать за Балканы к взбунтовавшимся улусам.

Грубая выдумка печенежских варваров встретилась с утонченной подозрительностью хитрой Византии и нашла себе благосклонный прием. Преступники были взяты из рук печенегов и после тайком отпущены на волю; Кеген, под предлогом излечения его ран, заперт в одном из императорских дворцов и разлучен со своими сыновьями, которые, в свою очередь, также содержались под арестом в разных местах. Печенеги не верили византийскому врачебному искусству, чувствовали себя неловко и тесно вблизи столиц и тосковали по своим степям. Напрасно Мономах старался усыпить их подозрительность вином, которое отпускали им в щедром количестве, и примирить их с собою роскошными яствами, которыми кормили их в изобилии. Когда, по его приказанию, сделана была попытка потихоньку отобрать у печенегов оружие и коней, вся орда Кегенова ночью снялась со своего лагеря и ускакала по направлению на север.