Текст книги "Статьи 2008-09 гг. на "Рабкор. ру" (v.1.7)"
Автор книги: Василий Колташов
Жанр:
Политика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 14 страниц)
14.10.2008 – Прощание с «чартизмом»
В 1848 году всю Европу захлестнули революции. Первым восстал Париж, увлекая за собой остальную Францию. Затем поднялись Италия и Германия. Вспыхнули Австрия и Венгрия. Пожар революции полыхал всюду. Только Лондон и вся старая Англия казались с континента удручающе спокойными.
Фридрих Энгельс, работая над книгой «Положение рабочего класса в Англии», предсказывал конец периода экономического роста в 1846, максимум в 1847 году. Он не ошибся. В 1847 году в мире открылся экономический кризис, оказавший огромное влияние на массы. По сути кризисом 1847-1849 годов подготовлялся революционный взрыв Европы, беспощадно опрокинувший весь старый порядок. Даже поражение большинства революций не могло отменить их результатов: монархи морщились, но глотали горькие пилюли-конституции.
Революция бушевала повсюду, но и Англия не была так безмятежна как говорили рассерженные на «кичливых островитян» республиканцы с континента. В Британии не произошло демократической революции (как тогда говорили). Но политические перемены коснулись острова в не меньшей степени, чем Европы. Со сцены истории сошла старая форма политической организации рабочего класса, открыв путь для возникновения нового революционного движения, связанного с идеями Маркса и Энгельса.
Англия являлась наиболее развитой страной на планете, более того, она была фабрикой мира. Рабочее движение нигде не демонстрировало большей, чем в Англии, массовости и организованности. Во главе его стояли чартисты, партия, выступавшая за радикальные реформы в интересах трудящихся. Чартизм выражал огромный энтузиазм рабочих, но такжевоплощал незрелость классового сознания пролетариата.
Нигде в Европе рабочие не дошли до такого уровня политической организованности, а главное – самостоятельности, как в Англии 1840-х годов. Революционные партии во Франции, германских и итальянских государствах, землях Восточной Европы были в сравнении с чартизмом «старомодными», что отражало уровень экономического развития этих стран. Большинство из них еще только нуждалось в буржуазных революциях. Лишь Франция являлась страной окончательно победившего капитализма. Но социалисты в ней имели ярко выраженный мелкобуржуазный характер. «Отсталость» партий в уступавших Англии по развитию капиталистических отношений странах была в известном смысле их преимуществом.
Партиям с континента легче было на время объединить под революционным знаменем различные силы: крестьян, мелкую и среднюю буржуазию, рабочих. Проблемы, которые поднимали европейские революционеры, волновали различные слои общества, перед которыми стояла консолидирующая задача: сломить сопротивление феодальных монархий. Единство классов в революции быстро рассыпалось, но первый натиск был сокрушителен. Лозунги чартистов были предельно конкретны и отражали прежде всего интересы рабочих. В условиях пролетарского восстания все буржуазные слои сплотились бы в Англии вокруг правительства, а не примкнули бы к мятежникам.
1847 году чартистам удалось добиться от парламента уступок. Был установлен 10-часовой рабочий день для женщин и подростков, фактически приведший к сокращению рабочего дня и для взрослых мужчин. Однако чартисты оказались не способны повести массы на революционную борьбу. Их вожди проявили нерешительность, а сами рабочие активисты не имели четких представлений о революционных целях. Они не сознавали необходимости уничтожения частной собственности и установления нового общественного порядка. Все лучшее казалось им возможным в результате уступок верхов. Чартисты добивались всеобщего избирательного права для мужчин. С таким инструментом в руках они рассчитывали изменить жизнь рабочих. Смена общественного строя не входила в планы движения.
Однако угроза революционного выступления рабочих (пусть и стихийного) существовала. Класс собственников понимал угрозу и принимал меры. В наиболее острый момент буржуазия опередила пролетариат: в Лондон вошло 90 тысяч солдат, были вооружены 150 тысяч добровольцев из буржуазных кварталов. Трудящиеся оказались вынуждены удовлетвориться некоторыми уступками. Избирательного права рабочие не получили. Время чартизма закончилось. На смену ему пришли более радикальные и последовательные движения. В 1864 году был создан I Интернационал, поставивший своей целью уничтожение классового господства буржуазии.
***
В современном мире, как и на пороге больших перемен 1848 года, господствуют два оппозиционных капиталу течения. Одно из них представляет собой «старый марксизм» в виде закостенелых сталинистских и троцкистских организаций, распадающихся на массу подвидов. Другое течение – антиглобализм, в самоназвании альтерглобализм. Он опирается на социальные движения (массовые на Западе), но лишен политических целей и организации, пригодной для реальной борьбы против капитализма. Он аморфен и не предлагает никакого иного мира. Альтерглобализм в сущности – это антиглобализм, движение стихийного выступления миллионов против неолиберального капитализма.
Антиглобализм активно сопротивлялся неолиберальному переустройству капиталистического мира. Но смертельный удар по неолиберализму наносит теперь не спонтанный массовый протест, а экономический кризис, вызванный совершившимися в мире хозяйственными переменами.
Капитализм не исчезнет сам. Разворачивающийся мировой кризис, как когда-то кризис 1847-1849 годов, только выражает пределы неолиберальной модели капитализма. Кризис сделает массы более радикальными. Он раздавит многие старые иллюзии, связанные как с мумифицированным марксизмом, так и с антиглобализмом. Объективно поставленные вопросы при живейшем интересе миллионов людей дадут мощный стимул для развития революционной теории, которой придется объяснить всю логику классовой борьбы в связи с развитием буржуазного строя. С этой задачей невозможно справиться догматически, но ее решение позволит ожившему рабочему движению выйти на новый этап борьбы с капиталом. Внутриклассовое политическое переустройство неминуемо.
В отличие от чартизма антиглобализм никогда не был страшен буржуазии. Он как движение не предлагал ясной замены капитализму (нереальные альтернативы капитализму 1982-2008 годов он выдвигал). То же было бедой старых марксистских организаций. Одни из них, сталинисты, упорно настаивали на революции и социализме в отдельно взятой стране, что в условиях финансовой глобализации выглядело еще боле неадекватно реальному экономическому устройству мира, чем прежде. Идеи национального «марксизма» импонировали народам с отсталым, национально ограниченным сознанием. Но какое бы множество людей ни собирал сталинизм под свои знамена, переустройство мира по декларируемым им воззрениям было немыслимо.
Троцкистские организации, наоборот, придерживались принципа перманентной революции, оставаясь не в состоянии объяснить ее прежние неудачи закономерностями мирового хозяйственного развития. Ослабляя старые группы пролетариата (европейские и североамериканские) за счет переноса индустрии на периферию мироэкономики, капитал торжествовал. Массы рабочих количественно росли, но их сознание было далеко от идеи интернациональной борьбы против угнетения. Троцкистские организации оставались относительно сильными лишь в Западной Европе и Северной Америке. В России в умах царил национализм, как «левый», так и правый. Даже сталинистские идеи оказывались зачастую исковерканными до неузнаваемости.
В государствах индустриальной периферии капитализма революционные идеи вызывали больше интереса, чем аморфные лозунги антиглобализма. Вытекало это из остроты противоречий, всей поляризации общественных сил. Общая картина, однако, оставалась плачевной. В основном успехов добивались лишь радикальные движения, по своим идеям изначально далекие от марксизма, даже в его самой национализированной форме. Это превосходно демонстрировала Латинская Америка.
В рамках европейских социальных форумов антиглобализм вполне может контролироваться буржуазией, не представляет опасности для нее. Он не революционен, и содержащиеся в нем зародыши будущей революционной силы трудящихся (идейной и организационной) не могут получить развитие. Антиглобализм – детище разгромленных суровой реальностью старой неолиберальной экономики классовых сил Европы и Северной Америки.
Антиглобализм стихийно пробивает брешь в левом догматизме, но сам не несет пока ничего, кроме идейного хаоса. Троцкизм и сталинизм, как старые формы существования коммунистической идеологии и политики, наоборот, все крепче держатся за догматы (мумифицируются, как говорил Грамши), понимая, что реальное развитие марксизма (найди оно поддержку в интересе масс) лишит силы прежние революционные виды идеологии и организации.
Беда «старого марксизма» – в его окаменелости. Из нее вытекает непонимание, когда, где и как в условиях современного капитализма действительно может произойти революция, каким образом она имеет шанс выжить и получить развитие. Но главное не в этом: не осознается сама логика развития капитализма. Капитализм схематизируется, подгоняется под шаблоны. В итоге, марксизм превращается из инструмента познания, а затем и преобразования мира, в некий универсальный ответ. Нужно прочесть классиков, и все будет ясно – таков рецепт революционеров прежней эпохи. Однако подлинная задача развития левых в ином. Необходимо понять современную действительность, понять современный капитализм – и из этого уже делать выводы. Без ясности настоящего и попытки понимания будущего движение вперед не увенчаются успехом.
Весь «старый марксизм» вместе с пестротой антиглобализма вполне может быть сравним с чартизмом или мелкобуржуазным социализмом XIX столетия. Наряду со сменой экономических условий он сменится новым, вернувшимся к жизни марксизмом. Опыт и вклад прежнего времени обязательно окажется учтен. Но учесть его и развить можно лишь в новых исторических условиях. Время таких условий наступает теперь, с крушением неолиберальной модели капитализма.
Еще быстрее, чем истекает время эпохи прежней путаности размолвок среди левых, закатывается звезда социал-демократии. Какое будущее ей готовит время? Социал-демократы давно поправели, стали неотличимы от неолиберальных партий, потеряли связь с рабочими массами, предали их интересы. В предстоящие годы мирового кризиса и двадцатилетней полосы после него классовые противоречия должны будут обостряться, поскольку капитализм окажется в неподвижных границах. Его расширение на неолиберальной стадии завершено. В процесс производства включены в виде промышленных и сельскохозяйственных рабочих миллионы и миллион новых людей.
Теперь глобальная экономика сможет использовать лишь то, что имеет. Капиталу некому большей частью сбывать произведенные товары, кроме как рабочим. Это неминуемо сделает буржуазию уступчивей, чем в неолиберальную «золотую эру». Ограничится ли мировой рабочий класс только уступками или пойдет дальше? Как скоро сможет пролетариат понять, что он объективно стал хозяином положения? Именно от ответа на этот вопрос зависит скорое или отдаленное будущее революции.
20.10.2008 – Коровы Кудрина
Не так давно на конференции газеты «Ведомости» Кудрин вспомнил о библейской притче. Министр финансов рассказал собравшимся, что фараон видел дивный сон: семь тучных коров и семь тощих. Фараон не понял значения сна. Но мудрый Иосиф разгадал, что это годы Египта, следующие друг за другом. Правительство создало стабилизационный фонд и спасло страну в голодную пору.
В эпоху, предшествовавшую Просвещению, библия считалась книгой полезной. Для одних она являлась трактатом по социологии или нравственности. Другие полагались на ее политическое учение. Третьи видели в ней экономическое пособие. Среди средневековых студентов наверняка мог быть и будущий российский министр. Правда, когда другие юноши тщательно конспектировали слова профессора, преуспевшего в теологии, будущий финансовый глава спал. И снились ему коровы.
Прошло время. Неолиберализм призвал Кудрина к заботам о финансовом благе России. Все шло хорошо, нефть и металлы дорожали, экспортная выручка корпораций шла вверх. Но Кудрин знал, что всякое хорошее время сменяется худшим. Такова конъюнктура, так устроен мировой рынок. Об этом не раз говорит и библия. К плохому нужно готовиться. Поэтому Кудрин обратился к библейским принципам регулирования хозяйства, которые он впитал со священным молоком монетарного либерализма. Семь тучных коров он повелел загнать в сарай и запереть. За такую бережливость фараон мог только похвалить мудрого министра.
Пришло трудное время. Сперва Кудрин не верил. Сомневался. Говорил: подождите, Россия станет мировым финансовым центром, кризис нам нипочем – мы только выиграем от него. Но конъюнктура не шутила. Рухнули биржи, цены на нефть опустились вдвое и обещали худшее. Банки остались без средств, начались увольнения, паника. Россияне бросились скупать золото и муку. Инфляция била рекорды. Нельзя стало говорить, что в экономике все хорошо. Понял министр, пришли трудные времена. Вспомнил Кудрин про семь коров. Побежал к сараю. Отпер врата и видит: три коровы лежат полумертвые, кожа да кости, а четыре издохли, только копыта остались.
В жизни Россия также готовилась к кризису. Совершенно забыв о товарной сущности денег, правительство собрало их, сколько смогло. Ровно 550 миллиардов долларов. Деньги эти оно сложило в стабилизационный фонд. Вкладывать их в развитие страны считалось безумием. Пророки неолиберализма учили, что государство должно сокращать, а не наращивать расходы. Тем более эта «библейская истина» казалась разумной сырьевым корпорациям России, ориентировавшимся прежде всего на внешний сбыт. Поэтому на время кризиса запасали не зерно, как в Египте, не сильный внутренний рынок, а только иностранные валюты. Часть их, правда, вложили в «высоконадежные» западные бумаги.
Когда разразился глобальный кризис, выяснилось, что в запасе у страны лишь валюты – евро и доллары. Но вызванная кризисом и монетарной политикой ЕС и США инфляция обесценивала эти резервы Кремля. Кудрин мог сколько угодно ссылаться на коров, но кризис бил по России сильнее, чем по остальному миру. И резервы власти на случай «плохих времен» оставались ничем иным, как полуживыми коровами Кудрина. Кормить их было нечем, а можно было лишь резать одну за другой. Так инфляция за первый год кризиса резала валютные резервы России. Но и сами верхи оказались вынуждены добивать коров стабилизационного фонда по одной. Десятками миллиардов деньги текли каждую неделю в сторону терпящих бедствие крупнейших банков и корпораций.
Деньги потребовались бирже, сырьевым монополиям – из-за падения спроса, банкам – из-за дефицита финансов. На все это одна за другой уйдут коровы Кудрина, неприкосновенные резервы стабфонд. Помогут ли они при кризисе? В стране разворачиваются массовые увольнения, а власть продолжает твердить про слишком большие зарплаты россиян. Внутренний рынок сокращается, разоряя производителей ориентированных на него, а не на экспорт. Это остается без внимания. Инфляция ускоряется день ото дня, а власть обещает ее сознательно усилить, наращивая денежную массу.
Не останавливаясь, печатный станок выдает новые и новые рубли. В 2007 году рублевая масса возросла на безумные 50-60 %, дав толчок безудержному росту цен. В 2008 году было напечатано до 35 % новых рублей от имеющейся массы. В 2009 году Кудрин обещает оставить этот показатель прежним. За девальвировавшихся валютных коров стабфонда, за падение спроса на мировом рынке ответят рабочие России. Все проблемы сырьевых корпораций и их банков будут решаться не за счет стабфонда (его ресурсы уже тают) – на это пойдут деньги простых россиян, которые «слишком хорошо жили» последние годы и которых к тому же никто не собирается защищать от повальных увольнений. И если в результате кто-то не сможет оплатить банковский долг, то банки и государство найдут способ взять свое. Приобретенные в кредит дома и машины наверняка будут изымать.
Кудрин не зря вспоминает библию. Кроме коров, в этой книге собрано немало других полезных идей. Одна из них проста и удобна для правительства, представляющего крупный капитал. «Всякая власть от бога» – отличный пример. Что бы ни делали правители перед лицом всевышнего, он подтвердит их правоту на страницах своей книги.
Кризис будет наступать и дальше. Он наносит только первые удары по экономике России. В 2009 году картина станет гораздо страшней. Когда коров не останется, верхи съедят самого Кудрина. Но это не изменит их политику, потому что политика всегда отражает интересы классов.
28.10.2008 – Как я стал Зверем
Эта нелепая история произошла в 2004 году, в год русско-немецкой дружбы. Как представитель Института проблем глобализации (ныне ИГСО) вместе с коллегами я отправился в плаванье по Волге на «немецком» теплоходе «Георгий Жуков». Были встречи и беседы по социальным проблемам, политике, экономике. Вместе с нами как представитель высокого искусства России плыла и группа «Звери» в полном составе.
Пока российские и немецкие аналитики делились опытом и ломали теоретические копья, музыканты из обеих стран давали концерты по всем волжским городам. Концерты большие, удачные. Собирали они много народу, мало интересовавшегося прекрасной немецкой панковской командой, но зато с безумным обожанием встречавшего группу «Звери» и ее одноименного солиста Рому.
Группа «Звери» оставила у меня весьма комичные воспоминания. Вся она была сделана из позерства. «Гениальные музыканты» ходили важные, хотя никто ими не интересовался. И все же они демонстрировали талант: после разгульных ночей с алкоголем ребята находили творческие силы выдержать еще собственный концерт. Девочки-подростки визжали не переставая, когда Рома со своей торчащей прической выходил на сцену и даже не пел, а только раскрывал рот. После концертов толпы девиц осаждали автобусы, в одном из которых находились легендарные «Звери» (в другом были мы).
В Самаре меня уговорили отправиться на концерт. Я согласился, так как мне понравилось прошлое выступление немцев. Но панк собравшиеся на «Зверей» самарские подростки не понимали. Слушали вяло. Дожидались своих кумиров. После концерта музыканту грузились в автобусы позже участников теоретических встреч, на которых нам немало приходилось спорить с направленными Кремлем «интеллектуалами». «Интеллектуалы» представляли золотые купола Кремля, мы должны были вносить ясность по просьбе нескольких организаций немецкой стороны.
После самарского концерта мы ждали в автобусе команды, официально представлявшие лучшие достижения современной музыки Германии и России. Было душно и скучно. Время шло впустую. Я решил выйти подышать. Но не успела моя нога ступить на асфальтированную землю, как передо мной возникла белокурая особа и задала вопрос: «Вы не Рома-Зверь?» В кошмарном сне мне не могло присниться стать подобной звездой попсы. «Нет», – ответил я и показал ей бирку участника встреч со своим именем. Девица не поверила. Я уточнил регалии. Все вроде бы было ясно, но юная поклонница прекрасного искусства выпалила: «А дайте автограф!» И протянула билет. Что мне оставалось делать? Большими печатными буквами я написал на нем «РОМА». «Ой, спасибо!» – завизжала девушка.
Все это походило на средневековую подделку мощей святых или кусочков распятия, но было не так смешно. Век все-таки был не XIII-й.
Не успела особа уйти, как появилось еще несколько девиц. Все они протягивали билеты и просили автограф. Пока я выводил четвертое слово «Рома» печатными буквами, стало ясно, что дело принимает нешуточный оборот. Девушек становилось все больше, некоторые из них уже кричали заветные слова: «Рома! Зверь!» Со всех сторон сбегались другие девицы, поджидавшие кумиров. Наконец я понял: пора отходить на заранее подготовленные позиции – ретироваться в автобус. Но едва я попробовал сделать шаг назад, как почувствовал, что множество рук крепко впилось в мою куртку.
Просто дело больше не казалось мне таковым. От двери автобуса меня отделяло меньше шага, но сделать это шаг я не мог. Наконец поняв, что заветный «Рома» пытается ускользнуть, поклонницы дивного голоса стали раздирать меня на трофеи. Слова бывшего немецкого военнопленного, с которым я разговаривал незадолго до того, дошли до меня совершенно. «Я был недобровольный строитель социализма», – говорил он. Я превратился в недобровольного Рому. Нужно было вырваться из звериной шкуры. Я мысленно приготовился пожертвовать курткой и даже модной майкой с серпом и молотом.
На помощь мне пришла милиция. С нами был милиционер, выделенный на всякий случай. Он не стал призывать к порядку, а просто помог мне забраться в автобус. Бирка, несколько красных ниток и авторучка достались поклонникам группы «Звери». Куртка выдержала напор, что оправдывает «преимущества нейлона», о которых мне в день покупки говорил продавец. Немногие пассажиры улыбались. Мне все уже не казалось смешным. Улыбнулся я, лишь когда посмотрел на происшествие со стороны, отвечая на вопросы любопытных очевидцев.
Двери автобуса были закрыты, а неистовая толпа еще некоторое время осаждала его, истошно выкрикивая: «Рома!» Только когда появился настоящий Зверь, девушки оставили нас в покое. С визгом они бросились на подлинную жертву искусства. Музыканты поспешили укрыться в автобусе. Наша колонна двинулась. Перед концертным залом переливалась стонами и воплями фанатичная толпа.
«Все-таки плохая музыка – страшная сила», – подумал я.