Текст книги "Служба такая..."

Автор книги: Василий Пропалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

Сорокин сидел в коридоре и внимательно осматривал каждого сотрудника милиции, проходившего мимо. Заметив его около своего кабинета, Михайлов остановился, спросил:

– Ваша фамилия?

– Сорокин.

– Заходите.

Мелкими шагами Сорокин просеменил в кабинет, стреляя по сторонам маленькими карими глазами. Короткая челка наполовину прикрывала низкий лоб. На правой щеке ссадина. Поведение вольное, будто он не в милиции, а в собственном доме. Выдернув из кармана пачку папирос и потряхивая коробкой спичек, спрашивает:

– Я того?

– Вообще-то у нас не курят, – ответил Андрей Филиппович, догадавшись, что означает «того».

– Порядочки, – с иронией буркнул Сорокин, перекосив лицо. – Везде пишут: следователь предлагает папиросу… А тут собственных не закуришь. Трепотня одна.

Михайлов промолчал. Сорокин не понравился ему с первых минут, но как бы то ни было, а разговаривать с этим неприятным парнем придется.

Сорокин глядел в окно. Не задумываясь, отвечал на вопросы. Да, Игоря Вяткина он знает с весны. Бывал с ним в городском саду. Иногда встречались в поселке. В автобусе? С Вяткиным? Не ехал. Мало ли что наговорят. Могли обознаться.

– Вы лично ехали тогда на кольцевом? – уточняет следователь.

– Ехал. С работы. Во вторую вкалывал…

– На каком месте сидели?

– У окна…

– Рядом кто сидел?

– Ишак его знает. Парень какой-то.

– Еще кто из ваших ехал в автобусе?

– Я никого не видел.

Андрей Филиппович достал из-под стола черный полуботинок, протянул Сорокину.

– Ваш?

– Мой, – твердо ответил Сорокин, разглядывая подошву. Короткая улыбка мелькнула на губах.

– Какого числа утеряли?

– Когда Игоря нашли…

– При каких обстоятельствах?

– Подрался. Пришлось удирать. Полуботинок слетел.

– С кем произошла стычка?

– Ишак его знает.

– Из-за чего?

– Так. Он задел меня плечом. Я врезал ему. Ну, и схватились.

– Где все это произошло?

Сорокин назвал место. Получалось, драка была на квартал выше места гибели Вяткина, на параллельной улице.

– Как же полуботинок оказался около трупа Вяткина?

– А я почем знаю.

Андрей Филиппович задал еще несколько вопросов и отпустил допрашиваемого. Уже от порога Сорокин пробубнил:

– Полуботинок-то отдайте!

– Пока не могу.

– Порядочки, – буркнул Сорокин, взявшись за ручку. Рывком шагнул в коридор, хлопнув дверью. Было слышно, как он скатился вниз по мелким ступенькам. «Видать, тип еще тот, – подумал Михайлов, вставая, чтобы закрыть отскочившую дверь. – Каким охарактеризовали его Боровлянкина и Менщикова, таким и оказался. А если действительно он ехал в автобусе с Игорем Вяткиным, потом поссорился и толкнул под машину? Если главный виновник не шофер Каблуков, а Сорокин?»

Мысли прервал начальник райотдела майор Горбунов. Он бесшумно появился в кабинете следователя и, подходя к столу, поинтересовался:

– Ну, что у вас получается с делом Вяткина? Каблуков признает вину?

– Признает. И доказательства против него есть серьезные. Но я не совсем убежден в его виновности.

– Почему?

– Заковыка одна появилась.

– Какая?

– Хозяин найденного полуботинка Сорокин утверждает, что не ехал в автобусе с Вяткиным и не видел его в тот вечер.

– Да?

– В том-то и дело, Иван Кондратьевич. Послушайте, что он говорит.

Показания Сорокина Михайлов читал негромко и не быстро, то повышая, то понижая голос. Майор стоял, опершись обеими руками о кромку стола.

– Не Сорокин ли шибанул Вяткина под машину? – закончив чтение, спросил следователь, подняв озабоченные глаза на Горбунова.

– Могло быть, – неопределенным тоном ответил майор. – Подумав, твердо добавил – Давайте проверим и Сорокина. Часть работы, надеюсь, вы возьмете на себя?

– Конечно. Очные ставки с Боровлянкиной и Менщиковой, проверку по работе… Все это я сделаю, Иван Кондратьевич…

– Хорошо. Самое трудное поручим уголовному розыску. Звоните Константинову. Пусть зайдет.

Михайлов, удерживая в правой руке телефонную трубку, мизинцем набрал номер.

– Федор Романович! Михайлов позвонил. У меня Иван Кондратьевич. Просит зайти.

– Иду, – оборвалось в трубке. Константинов пришел минуты через три.

– Федор Романович, ваши люди проверяли, кто покарябал Сорокина? – спросил Горбунов, продолжая стоять у стола.

– Занимались. Только что закончили.

– Ну, и как?

– Задира он, Тимошка Черенков ему и поддал…

– Каким образом полуботинок Сорокина очутился на месте происшествия?

– Пока не установлено. Думаю, скоро выясним.

– Ладно, будем надеяться.

В КПЗ висела больничная тишина. Каблукова вывели из камеры с измятым лицом. Протирая кулаками заспанные глаза, он тяжело шагал по коридору, покачиваясь из стороны в сторону. У распахнутой двери следственной комнаты его дожидался Михайлов. Андрей Филиппович не пошел к прокурору просить санкцию на арест, а решил взять от Каблукова подписку о невыезде и освободить из-под стражи.

В следственной комнате тот же коричневый стол, те же две большие табуретки, которые, как и стол, прочно прикреплены к полу. Андрей Филиппович объявил постановление об избрании меры пресечения. От всего прочитанного в голове Каблукова зацепилось немногое: «В отношении Каблукова… избрать подписку о невыезде».

– Суть понятна? – спросил Михайлов, положив бумагу на стол.

– Вроде.

– Теперь читайте подписку.

Принимая исписанный лист, Каблуков тряхнул нерасчесанной шевелюрой. «Я, Каблуков Виталий Тарасович, – говорилось в тексте, – проживающий… даю настоящую подписку следователю следственного отдела УВД Курганского облисполкома по Октябрьскому району г. Кургана капитану милиции Михайлову в том, что обязуюсь из указанного выше местожительства без разрешения следователя и суда не отлучаться до окончания предварительного следствия и рассмотрения в суде дела… и являться по первому требованию судебно-следственных органов. В случае перемены места жительства обязуюсь немедленно поставить об этом в известность лицо, производящее дознание, или суд.

Мне следователем объявлено, что в случае нарушения мною настоящего обязательства подписка о невыезде будет заменена более строгой мерой…»

– Ясно, – глухо сказал Каблуков.

– Распишитесь. На постановлении и на подписке. Вот здесь и тут, – предложил Михайлов, тыча указательным пальцем в бумаги.

Каблуков, согнувшись над столом, вяло вывел свою фамилию под каждым текстом.

– Да не вздумайте скрыться, – предупредил Андрей Филиппович, укладывая в папку уголовное дело. – Хуже будет. Тогда от суда милости не ждите.

– Меня дурная собака не кусала.

– Все.

Они вместе вышли из КПЗ. На перекрестке улиц разошлись в разные стороны. Андрей Филиппович заспешил в райотдел. Виталий Каблуков, вспомнив, что ему возвращены деньги, изъятые при задержании, нырнул в парикмахерскую…

К концу недели уголовный розыск установил главного свидетеля. Им оказался пятидесятилетний Никанор Фадеевич Крестов, не знавший ни Игоря Вяткина, ни Алексея Сорокина. Как выяснилось, Крестов, возвращаясь с работы, нашел полуботинок, хотел унести домой, но, пройдя квартал, раздумал и бросил там, где его и нашли работники милиции.

Андрей Филиппович еще раз перелистывает страницы уголовного дела, сопоставляя события, факты, детали происшествия. Ведь следователю, как хирургу, ошибаться нельзя. Такая у него служба. Ответственная. Осторожная. Строгая.

ЧИСТЫЕ РУКИ

Почти квадратный кабинет расположен на третьем этаже углового четырехэтажного здания. В большие окна с утра до вечера глядит летнее солнце. До обеда – в южные стекла, во второй половине дня – в западные.

В кабинете двое. Один – за широким двухтумбовым столом. Это Александр Иванович Коклягин, в прошлом районный прокурор, теперь начальник ОБХСС областного управления внутренних дел, подполковник милиции. Сдвинув черные брови, он склонился над раскрытым делом. Второй – за приставным столиком, обтянутым темно-зеленым сукном, – Яков Степанович Харитонов, старший оперуполномоченный ОБХСС, майор милиции.

Ему перевалило за пятьдесят. Русые волосы, зачесанные назад, густо припорошены сединой. Небольшие голубые глаза серьезны. Облокотившись на столик, он задумчиво смотрит в чистое окно на бетонный мост, перешагнувший через неторопливую реку Тобол, за которой дачные домики рассыпаны, как грибы, а около них зеленеют, набирая силы, молодые фруктово-ягодные сады.

Яков Степанович ждет, когда начальник размашистой подписью утвердит план оперативно-следственных мероприятий, который предусматривает разоблачение группы расхитителей народного добра.

– Что ж, материалов достаточно, – сказал подполковник, дочитав последнюю страницу. – План дельный. Можно реализовать.

Яков Степанович видел, как начальник занес кончик авторучки в верхний левый угол отпечатанного на машинке листа, где текст начинался крупным шрифтом со слова «утверждаю», и слышал, как бумага прошуршала под пером.

И если последние три месяца старший оперуполномоченный Харитонов осторожно вел невидимую схватку с расхитителями, по крупицам собирая изобличающие факты, всесторонне изучая каждого, кто был закручен в преступный клубок, то теперь настал момент, когда надо нанести открытый удар. Метко. Без промаха. Начало – завтра. Утром…

Заведующий складом оптовой базы Иван Иванович Петров внимательно приглядывался к заведующей магазином Наталье Владимировне Федоровой, прежде чем испробовать на честность. Однажды случай подвернулся. Петров «ошибочно» выдал Федоровой лишний телевизор.

Когда машина, груженная товаром, выехала за ворота базы, Иван Иванович довольно потер ладони, улыбнулся, подумал: «А ты, Наталья, не глупая, пожалуй, баба. Видела, что лишний телевизор получаешь, а промолчала. Значит… неспроста не допускаешь к документам своего продавца. Сама об этом сболтнула… Поглядим, какую песню запоешь, когда снова пожалуешь за товарами».

С нетерпением ждал Петров новой встречи. Ведь она либо сблизит с Федоровой, либо, наоборот, оттолкнет от нее. Все будет зависеть от результатов разговора о телевизоре. А как вести себя при встрече, Иван Иванович знает, думал над этим.

Наталья Владимировна появилась на базе в первой половине дня. Она была в меру весела и разговорчива. Но Петров встретил ее сдержанно. Поздоровался холодно. Глядел подозрительно.

– Что с тобой, Иван Иванович? – спросила Федорова, заметив перемену в поведении заведующего складом. – Нездоровится, что ли?

– Ваш брат доведет, – неопределенно буркнул Петров, продолжая хмуриться. – Сколько вас приезжает, а я ведь один…

– В чем дело?

– Прошлый раз я передал тебе один лишний телевизор. А он более трехсот рублей стоит.

– Да ты что, батюшка! Я получила точно двенадцать, как сейчас помню.

– Нет, тринадцать! – твердо произнес Петров резким тоном. – Грузчики подтвердят.

– Да двенадцать же! – продолжала стоять на своем Федорова, не отрывая чуть нагловатого взгляда от румяного лица Ивана Ивановича.

– Не понимаешь жизни, Наталья. От меня зависит многое. Учти. Даже твоя зарплата. Она идет от выручки? От нее. А выручка складывается от ходовых товаров. А где же ты его получаешь? Где? У кого?

– Я… Я ничего, – заговорила Наталья Владимировна, уловив, куда клонит Петров. – Но честное слово, я не получала лишнего.

– Отдай хоть половину. А то ведь можешь потерять работу…

– Зачем так, Иван Иванович, я готова разделить твое горе.

И Наталья Влидимировна полезла в черную сумку за деньгами…

Метод «прощупывания» друг друга людьми, не чистыми на руку, не нов. Он не удивил и майора Харитонова. За двадцать лет работы в ОБХСС Яков Степанович встречался с ним. На раздумья наводило другое: как, всегда осторожный, Петров рискнул сблизить отношения с Федоровой, женщиной бесшабашной и с виду простоватой?

Яков Степанович ждал развития событий, но Петров активности не проявлял. Почему? Может, потому, чтобы лучше узнать Федорову? Допустимо. А может, по какой другой причине.

Казалось, пора приступать к открытой схватке, но майор Харитонов не спешил. Он превосходно знал и другое: работнику ОБХСС нужна выдержка. Начинать надо с Федоровой, а брать ее рано. Некоторые ее знакомства сомнительны. На этот счет есть факты, которые следует проверить и изучить. Пока не все ясно во взаимоотношениях Федоровой с Любовью Кирилловой, кладовщиком производственных предприятий общества слепых. Совместные пьянки в квартире Кирилловой, вероятно, не случайны. Что их объединяет? Только ли выпивки? А если кое-какие темные делишки? Обе замужние, а мужья друг друга не знают. Странно, очень странно. Надо лучше узнать, что за человек эта Кириллова.

Яков Степанович без труда выяснил, что предприятия общества слепых занимаются массовым пошивом матрацев, чехлов на сидения к автобусам и других изделий. Рабочие – слепые. Их просто можно обводить вокруг пальца. Выяснилось, что Кириллова слишком близка с шофером грузовой машины Дмитриевым. Он не раз приезжал в Глинки, встречался с Федоровой.

Спустя некоторое время. Харитонову стало известно, что через Дмитриева Любовь Кириллова отправляет Федоровой похищенную бязь и нитки в бабинах. Достоверность таких фактов оперативник решает немедленно проверить. Проверить надо тихо, без шума, не вызывая своими действиями подозрений у тех, с кем ему предстоит иметь дело.

Утром, одетый, как всегда, в поношенный штатский костюм, Яков Степанович выехал в село Колташово. Вот и добротные дома колташовцев, и мост через речушку. Она пересекает село. На водной глади – домашние утки и гуси. Машина остановилась у старинного низкого дома, срубленного из вековых сосен. В нем разместилась контора колташовского сельпо, в ведении которого находится. Глинский магазин.

Скоро Яков Степанович сидел в кабинете. Перед ним высились пухлые папки с отчетами всех магазинов сельпо. Старший оперуполномоченный придирчиво разглядывал каждый документ, представленный в бухгалтерию Натальей Федоровой. Бязь нигде не значится.

Досада стиснула грудь. В голове – уйма вопросов, ответов. Майор закрыл папку, навалился на спинку стула. От нервного напряжения пальцы выбивают дробь на столе. «Где, где бязь? – донимает главный вопрос. – В магазине? Нет, не должно быть. Слишком большой риск иметь так много бязи под прилавком. А если на складе сельпо? Ведь учет-то суммарный, и Федорова могла отправить ее на склад вместе с другими товарами, а бухгалтерии представить другую фактуру…»

Довольный новой догадкой, Яков Степанович быстро отыскал папку с отчетами склада по Глинскому магазину, и листы снова зашуршали под пальцами. Вдруг внимание задержалось на одной странице. Среди множества товаров значилось: «Бязь – 736 метров…»

– Вот где ты, матушка! – радостно прошептал оперативник, потирая ладонью вспотевший лоб. – Считай, семьсот сорок три рубля тридцать шесть копеек уже возвращены государству. А где же нитки? Хотя в документах их не должно быть. Они чисто производственного назначения, и продаже для населения не подлежат.

Просмотрев остальные бумаги и не обнаружив ничего сомнительного, Яков Степанович сложил папки в таком порядке, в каком их ему представили, и вышел из кабинета.

– Ну, как отчеты? – спросили его в бухгалтерии.

– В полном порядке, – твердо ответил оперативник. – Но мне хотелось бы поглядеть, в нормальных ли условиях хранятся материальные ценности на складе?

– Это можно. Вас проводить?

– Пожалуй.

Товаровед и Яков Степанович пересекли улицу. В складе, большом и добротном, был беспорядок. Ткани разных расцветок, пачки пальто и костюмов, платья, обувь – все моментально промелькнуло перед глазами оперативника, но бязи он не увидел.

Где она? Неужели отправили в какой-нибудь магазин? А, может, где-нибудь под другими товарами?

– Почему проходы завалены? – недовольно спросил Харитонов.

– После ревизии не успели разложить, – оправдывался кладовщик, расчищая путь.

Из-под груды пальто выглянули пачки бязи…

– Почему пожарный инвентарь не на месте? Почему воды нет в бочках? – спрашивал Яков Степанович.

– Понимаете… Виноваты. Все исправим. Сегодня же. Задав еще несколько вопросов, Харитонов вышел с территории склада и, попрощавшись с товароведом, направился к машине.

Возвратившись в Курган, Харитонов сразу зашел к начальнику ОБХСС, доложил о результатах поездки.

Подполковник Коклягин слушал сосредоточенно, не перебивая вопросами. Когда доклад был окончен, спросил:

– Не пора ли, Яков Степанович, дать расхитителям открытый бой?

– Момент, пожалуй, подходящий, – неохотно согласился оперативник, продолжая сидеть неподвижно. – Но есть одна закавыка.

– Именно?

– Перед поездкой в Колташово мы через Кириллову вышли на Анну Пискунову.

– Кто она?

– Заведующая промтоварным павильоном на рынке.

– Чем для нас интересна?

Яков Степанович рассказал…

– Еще что-нибудь о ней известно?

– К сожалению, больше ничего. Не успели толком заняться.

– Сколько нужно времени, чтобы навести необходимые справки?

– Неделю. Минимум.

– Не мало?

– Должны уложиться.

– Ладно. Действуйте. – Подполковник вытянул из пластмассового стакана остро отточенный черный карандаш и стал вертеть его между пальцами.

Считая разговор оконченным, Яков Степанович неторопливо поднялся, осторожно поправил стул, медленно направился к порогу.

Подполковник резким движением возвратил карандаш в стакан, проводил взглядом шагнувшего в раскрытую дверь оперативника, подумал: «Молодец, Яков Степанович. Где-нибудь да расковыряет муравейник. Не зря говорят, что опыт – родной брат таланта».

На столе у Харитонова появилась справка: «Пискунова Анна Игнатьевна, 1916 года рождения, русская, несудимая. Проживает на улице… дом №… В системе торговли работает двадцать лет… Женщина в меру общительная. В выборе знакомств осторожна и разборчива. Недавно при неустановленных обстоятельствах вступила в преступную связь с кладовщиком производственных предприятий общества слепых Кирилловой Любовью Григорьевной, проживающей на улице…

Позавчера Пискунова приняла от Кирилловой рулон похищенной бязи и намерена продать ее через торговый павильон. Цель – нажива.

Пискунова материально обеспечена хорошо. Имеет дорогую квартирную обстановку и дорогие наряды, хотя в будничные дни одевается скромно…»

К вечеру Якову Степановичу стал известен еще один интересный факт. После отъезда из Колташово, в конторе сельпо появился председатель Александр Николаевич Клоунов. Узнав, что сотрудник ОБХСС проверял отчеты, сходил в склад, хмуро спросил:

– Кем интересовался?

– Никем.

– Каким магазином?

– Тоже никаким. Попросил отчеты всех магазинов и склада и ушел в ваш кабинет.

– Еще что?

– Все.

– Ничего не расспрашивал?

– Нет.

– Та-ак. А в складе что делал?

– Ничего. Поводил глазами по сторонам и вышел. Правда, ругался: в бочках не оказалось воды и противопожарный инструмент был не в полном комплекте…

Посещение сельпо работником ОБХСС насторожило Клоунова. Лично он не принимал участия в каких-либо жульнических махинациях, но в какой-то мере был зависим от Натальи Федоровой, которая никогда не скупилась на угощения и не намекала на возмещение расходов за водку и закуску. Не она ли интересовала сотрудника ОБХСС? На всякий случай, ее надо предупредить… Береженого бог бережет.

И Александр Николаевич не замедлил встретиться с Натальей Владимировной. Сообщение Клоунова привело Федорову в трепет. Ведь в магазине находились нитки в бабинах. На тысячу девятьсот восемнадцать рублей! Вдруг нагрянет ОБХСС! Попробуй, оправдайся.

После короткого разговора Клоунов согласился лично увезти нитки в другой магазин, туда, где торгует самый честный работник сельпо. Там ОБХСС никогда не появится…

Вскоре грузовая машина петляла по извилистой проселочной дороге. В кабине, рядом с шофером, сидел Клоунов. Он был молчалив и угрюм. Беспрерывно дымил папиросой.

Встреча с продавцом небольшого деревенского магазина не обрадовала Александра Николаевича.

– Без фактуры не приму, – твердила женщина.

– Фактура будет позднее. Вышлю.

– Нет. Это нарушение…

– Брось ты! Неужели я, председатель, буду обманывать? Сказал, пришлю, значит пришлю.

– Не приму, Александр Николаевич. Хоть с работы увольняйте.

Упрямство продавца разозлило Клоунова, и он, не попрощавшись, ушел, хлопнув дверью.

– Давай в Грачево, – сердито фыркнул Клоунов, закидывая ногу в кабину. Шофер удивленно поглядел на Александра Николаевича и включил скорость.

И опять машина завиляла по проселочной дороге, то сбавляя, то набирая скорость.

Напрасно Александр Николаевич лелеял надежду на Грачевский магазин. И там товар не приняли без фактуры. Вконец расстроенный и злой, Клоунов возвратился в Колтышово. Оставалось одно: попытаться оставить нитки в складе сельпо. Уж здесь-то ему не откажут. Здесь он, как дома. Правда, рискованно. Но другого выхода нет. Авось, пронесёт.

Узнав намерения председателя, заведующая складом замахала руками:

– Что вы, Александр Николаевич! ОБХСС шарится, а вы такое предлагаете! Нет, в склад не пущу! На дворе можете оставить. Вон под крышей места много.

– Загоняй машину под навес, – раздраженно бросил Клоунов шоферу, – свалим в угол…

О результатах проверки Пискуновой и о похождениях Клоунова Яков Степанович доложил подполковнику Коклягину. Вот тогда-то и был утвержден план оперативно-следственных действий. Возвращая дело майору, подполковник глухо сказал:

– Можно реализовать.

Что это значит? Это значит: события должны развиваться стремительно. Дальше медлить нельзя. Пора открыто встретиться с противником. Лицом к лицу. Это значит, что все действия созданной опергруппы возглавляет и направляет следователь. Он становится на капитанский мостик и не покидает его, пока не поставит последнюю точку в уголовном деле.

Следователь управления внутренних дел старший лейтенант Макаров утром приехал в Колташово, обнаружил под навесом ворох ниток в бабинах, нашел в складе сельпо бязь, изъял в конторе из пухлых папок интересующие следствие бумаги и возвратился в Курган.

В это же время старший оперуполномоченный ОБХСС майор Харитонов и оперуполномоченный Богатырев появляются в деревне Челноково, где живет Наталья Федорова. Водитель останавливает машину у пятистенного дома. Оперативники заходят во двор. Где-то близко мычит корова, хрюкает свинья, кричит петух. У мотоцикла с коляской возится мужчина. Заметив вошедших, он разгибает спину и, обронив ответное «здравствуйте», недовольно спрашивает:

– Вам кого?

– Наталью Владимировну. Она дома?

– Да. Заходите.

– А вы? Не желаете?

Мужчина удивленно вскидывает брови, разводит в стороны руки:

– Я тоже нужен?

– Желательно…

Бросив на колесо измазанную тряпку, мужчина первым перешагивает высокий порог сеней. За ним, прижимая к бедру папку, идет майор Харитонов. Потом в проеме двери исчезает плотная фигура Богатырева.

– ОБХСС, – представился Яков Степанович, показывая удостоверение личности остановившемуся на середине кухни хозяину.

У стола замирает на месте растерянная Федорова. Она бледнеет. Округленные глаза постепенно сужаются, блуждают по полу. На пороге комнаты застывает девушка лет шестнадцати. Не мигая, она недоуменно глядит на незнакомых мужчин. Затем переводит взгляд на мать.

Дверь, скрипнув, распахнулась: шофер привел понятых. Яков Степанович глухо объявляет постановление на обыск, разъясняет обязанности понятым. И снова в доме повисает тяжелая тишина. Работники милиции приступают к обыску. Находят и изымают черновые записи Федоровой. Больше ничего не обнаруживают.

– Собирайтесь, Наталья Владимировна, – предлагает майор Харитонов. – Поедете с нами.

– Мама! Ма… – девушка несмело делает шаг вперед, сжимая ладонями холодные щеки. На ресницы выкатываются слезы. Она забыла все обиды. Забыла, как мама приходила после работы навеселе…

Хозяин дома тяжело вздыхает, сокрушенно качает головой:

– Эх, Наталья, Наталья! Ну, чего тебе не хватало? Сама получала полторы сотни в месяц. Я – около двухсот. Хозяйство имеем. Что тебя заставило?.. Детей позором измазала… Эх, ты!

Федорова виновато роняет взгляд в ноги мужу. Молча надевает потрепанный джемпер, шею обвивает концами старой косынки…

От Колташово до Глинок километра два. Машина мчится по знакомой для Федоровой дороге. Из-за вечнозеленого бора поднимается ласковое солнце. Оно бьется о стекла, пытаясь заглянуть в машину. Но люди в машине не улыбаются ему. Они угрюмо молчат, недовольно отворачивая лица от ярких лучей. Люди не восхищаются даже цветами, бегущими навстречу по обеим сторонам дороги. Каждый, кто сидит в машине, занят тяжелыми думами, своими заботами.

В Глинках работники милиции опечатали магазин, и машина, оставляя пыльный хвост, понеслась дальше. Скоро она вырвалась на дорогу, которая узкой лентой тянется до Кургана.

Впереди показался велосипедист. Он едет навстречу, бойко покручивая педали. Машина, не сбавляя скорости, прижимается к правой обочине. Слева промелькнула щуплая фигура мальчишки. Наталья Владимировна, наблюдавшая за велосипедистом, до боли закусывает губу, прикрывает рот ладонью.

– Сын мой… Сынуля… – не своим голосом произносит она, закрыв глаза. – Мальчик мой… даже проститься не довелось. Дура я, дура… Бить меня некому…

Наталья Владимировна не стеснялась слез. Яков Степанович повернулся к ней, задумчиво выдохнул:

– Надо было раньше образумиться, Наталья Владимировна.

– Вот она! – Федорова кулаками забарабанила по вискам. – Дурная башка! Дурна-а-я!

Машина вбежала в областной центр и через несколько минут остановилась у центрального подъезда управления внутренних дел.

Когда Федорову ввели в кабинет, старший следователь Макаров отодвинул в сторону лежавшие перед ним бумаги, откинулся на спинку стула. С минуту разглядывал женщину, пытаясь угадать, как она поведет себя на первом допросе. Выйдя из-за стола выдвинул из общего ряда стул, предложил сесть.

Допрос, как всегда, Василий Захарович начал с непринужденной беседы. Скоро Наталья Владимировна давала первые показания…

После обеда майор Харитонов и капитан Кайгородцев выехали на рынок. Заведующая промтоварным павильоном Анна Пискунова встретила их улыбкой.

– Вас интересует бязь? – переспросила она певучим голосом, перебирая бумаги. – Вот фактура. Пожалуйста. Проверяйте.

Яков Степанович напряженно разглядывает документы, переводит серьезные глаза на рулон бязи, склоняется над этикетками. В каждом рулоне по пятьдесят метров.

– Разверните-ка один, – предлагает Харитонов. – Не слишком ли он растолстел?

– Пожалуйста. – Анна Игнатьевна раскатывает часть рулона.

– Еще! – настаивает майор.

Пискунова неохотно, очень медленно выполняет требование оперативника. Так и есть: в середине бязь другого качества. Лицо Анны Игнатьевны горит. В глазах – беспокойство.

– Понятых, – коротко роняет Харитонов. Кайгородцев, кивнув, исчезает за дверью.

Анна Игнатьевна вплотную приблизилась к Якову Степановичу, кончиками пальцев убрала с его пиджака белую нитку, приглушенным голосом выпалила:

– Я виновата. Даю полтысячи… Чистыми… Только… Уладьте. Вы можете. Я готова на все…

Майор улыбнулся, но тут же посуровел, лицо окаменело.

– И вы предлагаете это человеку, пережившему блокаду Ленинграда?

– Не гневайтесь. Жить всем охота. Костюм-то на вас не ахти какой. Пора заменить.

– Эх, вы! – зло выдавил Яков Степанович, качнув седой головой. И замолчал. Не обронил ни слова, пока не появился капитан Кайгородцев в сопровождении понятых.

Изъятую бязь мерили быстро.

– Итак, семьсот пятьдесят метров, – подвел итог майор Харитонов. – Так и запишем…

Погрузив бязь в машину и опечатав павильон, сотрудники милиции и Пискунова уехали с рынка.

Старший следователь Макаров заканчивал допрос Натальи Федоровой, когда в кабинете появился майор Харитонов.

– Ну, как, Наталья Владимировна все рассказывает? – поинтересовался оперативник, остановившись у стола.

– Кажется, общий язык пока находим, – отозвался Василий Захарович, подняв глаза на майора.

– Как было, так и рассказала. – Федорова вздохнула, продолжая задумчиво глядеть в окно.

– Мы еще одну задержали, – сообщил Харитонов старшему следователю. – Вы будете допрашивать или поручите нам?

– Пожалуй, сам займусь.

– Хорошо.

– Где она?

– В моем кабинете.

– Ладно. Я скоро. Пусть посидит у вас.

– Договорились.

Яков Степанович ушел, тихо прикрыв дверь…

* * *

Новое утро несло новые заботы оперативным работникам ОБХСС. Майор Харитонов уехал договариваться о создании ревизионных комиссий. Капитан Кайгородцев отправился задерживать кладовщика предприятий общества слепых Кириллову.

Позднее Кайгородцев с возмущением рассказывал Якову Степановичу:

– Ну и дрянь же Кириллова. Захожу в квартиру, вижу: на столе бутылка водки. Не допита. Навстречу выходит косматая женщина. Предлагаю собираться, а она хватает бутылку и опрокидывает в рот… Потом чмокнула мокрыми губами: «Знаю. Все равно посадите». Надо же, сроду не видывал, чтобы женщина хлестала из горлышка.

Яков Степанович от души смеялся.

– Она и не так может, – заметил он, сдерживая улыбку. – И смешно и грешно. Этим ты, брат, меня не удивил. Я не пойму другое: как муж, вроде неплохой, терпит такую забулдыгу? Правда, она моложе его, но все равно…

Зазвонил телефон. Майор снял трубку.

– Харитонов.

– Говорит Макаров. Не очень занят?

– А что?

– Зашел бы ко мне.

– Иду.

Увидев в кабинете Макарова Наталью Федорову и Ивана Ивановича, майор догадался: «Очная ставка. Видимо, что-то не клеится».

– Побудь на очной ставке, – заговорил Василий Захарович, когда Харитонов опустился на стул и достал расческу. – Может, кое-где внесешь ясность. Ты же лучше знаешь эту компанию.

– Как не знать. А в чем дело?

– Иван Иванович все отрицает. Уверяет, что лишний телевизор Федоровой не отгружал.

– Да? – майор загадочно улыбнулся. – Вот это уже зря. Кому-кому, а Ивану Ивановичу известно, что чистосердечное раскаяние смягчает ответственность.

– Мне не в чем раскаиваться, – сердито бросил Петров, отвернувшись от оперативника.

– Выходит, вы не извлекли уроков из прошлого, – задумчиво произнес Яков Степанович.

Петров нервным рывком повернул голову, и сверкнувшие злостью зрачки остановились на спокойном лице Харитонова.

– Да, да. Вы думаете, мы о вас ничего не знаем? – продолжал оперативник. – В прошлом, когда вас судили первый раз, вы вели себя на допросах не лучшим образом. Однако вас осудили. И сроком не обидели. Не так ли?

– Ну и что? – ничуть не смутился Петров.

– А вот что. После очной ставки вас, видимо, отправят в КПЗ. Так, Василий Захарович?

Макаров кивнул.

– Второе. По штату вам положено иметь кладовщика. Вы от него отказались. Почему? Третье. – Майор встал. – Мы пока не задавали вам вопросов о ваших темных связях еще кое с какими торговыми организациями. Мы знаем все. И то, как вы создавали излишки товаров, как и где их реализовали – тоже знаем.

Петров вздрогнул. Такого оборота событий он не ожидал.

– Вот так, – подумав, сказал Яков Степанович. – Да и предстоящая ревизия на складе, прямо скажу, вам мало сулит приятного. Поэтому советую говорить правду.