Текст книги "Служба такая..."

Автор книги: Василий Пропалов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)

– Усик ответил: «Смотри на меня» – и пошел к крайнему в очереди мужику. Скоро он вернулся с трешницей, а Усик сказал: «Вытащил, пока мужик глядел на часы». Тут же он стал настаивать, чтобы я вытащил у женщины деньги. Я не шел. Он вытащил финку…

– Усик обманул тебя, Юрий. Тройка у него была. На краже у женщины он хотел испробовать твои способности. Сам же Усик из-за пятерки рисковать не решился.

– А где сейчас Усик? – осмелев, спросил Быстрое.

– Задержан. Судить будут за то, что тебя заставлял воровать, и за финку. Если, скажем, не только Усик, но и кто-то другой носит финку, кастет, наладошник, то уже за это можно садить в тюрьму. Такой закон.

Лейтенант Крылов встал, прошелся по кабинету и остановился против Юрки, спросил:

– А теперь скажи, зачем ты взял с прилавка двадцать копеек?

– Так просто.

– Так просто в жизни ничего не бывает. Запомни навсегда. Все начинается с мелочей. Сегодня ты двадцать копеек украл, завтра рубль. Потом и на грабежи потянет. Усик хотел из тебя сделать карманного вора, своего верного помощника. Он готовил тебе судьбу подлеца и негодяя. Но не теперь сказано: «Сколько вор не ворует, а тюрьмы не минует». Для вора дорога одна – в тюрьму! Вот так.

– Я не воровал, я так взял… Усик велел… Он подсунул… – залепетал Юрка.

– Допустим. Но деньги не твои? Нет. Значит, брать их ты не имел права. Понял?

Юрка кивнул головой.

– А сейчас расскажи, как вы с Усиком украли конфеты, как пили водку в саду…

Пока длился допрос, Елизавете Петровне пришлось немало поволноваться. То, что произошло с Юркой, не укладывалось в ее голове. Крылову она будет всю жизнь благодарна за то, что он вовремя выдернул Юрку из лап преступника. Опоздай – и неизвестно, как бы сложилась Юркина жизнь и чем бы все кончилось. Ведь она совсем ничего не знала…

Закончив допрос, лейтенант Крылов предложил Юрке выйти в коридор. Когда Юрка ушел, он облегченно вздохнул, долго разминал папиросу, закурил, устало и грустно посмотрел на Быстрову. С нею он должен поговорить наедине. Ведь оба они за Юркино будущее в ответе.

Елизавета Петровна, хмурая, теребила острый кончик цветного платка и никак не могла собраться с мыслями. Наконец она выдохнула:

– Я поняла, товарищ Крылов… Все поняла… Раньше я думала иначе.

СЛУЖБА ТАКАЯ

К протоколу осмотра места происшествия скрепкой прихвачена небольшая, почти квадратная бумажка, на которой синими чернилами старательно выведено: «Тов. Михайлову А. Ф.» Ниже под жирной чертой – «Расследовать». Еще ниже – размашистая роспись и дата. В милиции Октябрьского района города Кургана такой росписи больше ни у кого нет. Так расписывается только начальник отдела майор Горбунов…

– Труп, – глухо сообщил дежурный райотдела, показывая морщинистым пальцем графу в регистрационном журнале, где надо расписаться за получение бумаг.

– Знаю, – недовольно буркнул следователь Михайлов, ставя закавыку, похожую на головастика.

– Машина и шофер в ГАИ. Можете допрашивать.

– Всему свой срок.

Михайлов неторопливо взял бумаги, по крутой лестнице поднялся на второй этаж, повернул ключ, вошел в кабинет. Распахнув форточку, взглянул на наручные часы. Стрелки показывали без четверти девять. Сел за стол, стал изучать протокол осмотра места происшествия. С этого нужно начинать, потому что осмотр проводил не он, а следователь, который дежурил.

Произошло вот что. Была полночь. Яркие звезды разбежались по чистому августовскому небу. В домах гасли огни. Город успокаивался, затихал. Автоинспектор ехал по своему участку. На перекрестке улиц, в свете фар, мелькнула скрюченная фигура человека…

Через считанные минуты дежурный райотдела спешно крутил диск телефона. Услышав на другом конце провода женский голос, спросил:

– Иван Кондратьевич не спит?

– Нет. Газеты читает.

– Пригласите, пожалуйста, к телефону.

Трубка умолкла, но тут же ответила:

– Горбунов, слушаю.

– Товарищ майор! Дежурный докладывает. В Восточном поселке обнаружен труп. Похоже, машиной сбит. Осколки стекла…

– Место охраняется?

– Да.

– Дежурному управления доложили?

– Да. Опергруппа выехала.

– По рации свяжитесь с постовыми. Пусть немедленно перекроют выезды из поселка… Вызовите в отдел участковых, работников ГАИ. И уголовный розыск.

– Ясно.

– За мной пришлите машину.

– Высылаю.

Спокойствие нарушено. Дежурный по рации отдает распоряжения постовым. Его помощник не отнимает от уха телефонную трубку…

Каждому, кто появляется в отделе, дежурный коротко бросает одно и то же: «К начальнику».

Скоро кабинет заполнился людьми. Не у всех было хорошее настроение. Начальник видел и недовольные лица. Кое-кто зевал, прикрывая ладонью рот, безразлично поглядывая из стороны в сторону. Разговаривали тихо, словно боялись разбудить только что уснувшего ребенка.

Инструктаж был коротким. Майор Горбунов подошел к плану города, висевшему на стене, окрашенному в салатовый цвет, и показал синим толстым карандашом место, где стряслась беда. Потом карандаш еще несколько раз касался плана, когда майор называл фамилии сотрудников и ставил конкретные задачи перед каждой группой. Одни назначались для проверки транспорта в автохозяйствах, другие – патрулировать улицы поселка.

К началу инструктажа уже было известно, что около трупа рассыпаны осколки стекла от фар грузовой автомашины.

Взревели моторы. Рванулись с мест милицейские машины и мотоциклы, понеслись по асфальту. Наполнились шумом улицы. Но скоро машинный ураган, слабея, разлетелся в разные стороны. Сотрудники милиции разъехались выполнять служебное задание.

До утра не умолкали радиоразговоры. То одна, то другая группа сообщала в дежурную часть отдела о результатах работы. Не сомкнул глаз в ту трудную ночь майор Горбунов. Он находился в «дежурке», руководил поисковыми партиями по рации. Ждал ценных вестей. И дождался. В семь часов задержали и доставили в милицию шофера и машину. Объяснение водителя об исчезновении стекла у одной из фар оказалось неубедительным. Решили тщательно проверить, не этой ли машиной ночью сбит человек? Вот и все. Теперь во всем должен разобраться следователь Андрей Филиппович Михайлов.

Дочитан протокол осмотра места происшествия. В памяти застряли отдельные фразы: «От трупа в направлении улицы… на расстоянии тридцати метров цепочкой тянутся осколки стекла…», «Труп одет в черный плащ. На задней части плаща, на уровне ягодицы, два разрыва: долевой и поперечный…», «В двадцати метрах от трупа… обнаружен черный полуботинок с правой ноги».

Эти фразы наводили на раздумья, вызывали неясные вопросы: «Если парень сбит машиной, то какой она марки? Остались ли следы на машине от потерпевшего? Чей полуботинок найден недалеко от трупа? Как он там оказался?»

ГАИ расположена в двух кварталах от райотдела, и Михайлов решил идти пешком. Сунув коричневую папку под мышку, он запер дверь кабинета, быстро спустился по крутой лестнице, торопливо вышел на улицу. День был неровный. Легкий ветерок ощупывал резные листья у кленов, плясал на верхушках пышных кустов акации и сирени. Солнце перебегало от одного облака к другому, бросая на землю уже остывающие лучи.

Андрей Филиппович шел мелким быстрым шагом, думая о предстоящей работе.

Почти одновременно с Михайловым в ГАИ прибыл эксперт-криминалист, приглашенный для осмотра задержанной машины. Вскоре следователь, эксперт, начальник ГАИ, понятые и задержанный шофер Каблуков столпились у машины. Осмотр начался. Первое, что бросилось всем в глаза, – это левая фара. В ней не было стекла и лампочки.

– Где стекло и лампочка? – спросил Михайлов, повернувшись к Каблукову.

– Кто-то украл.

– Когда?

– Вчера.

– Где?

– В деревне Поспеловке.

– Во сколько?

– В полдень.

– При каких обстоятельствах?

– В магазин я заходил. Машина стояла за углом…

– Кто может подтвердить?

Водитель неопределенно пожал широкими плечами. Начальник ГАИ незаметно для других подмигнул Андрею Филипповичу, который в ответ невесело улыбнулся и предложил поставить машину так, чтобы фары встретились с лучами солнца. Начальник ГАИ сел в кабину, сдал машину назад, описал полукруг, остановился, и опять машина поползла назад.

По предложению следователя эксперт снял стекло с правой фары, внутри которой сверкнули от солнца три мелких стеклянных осколка. Их показали понятым и лишь потом осторожно взяли, завернули в чистую бумажку, положили в пустой спичечный коробок.

Следователь и эксперт работали старательно. Их внимание задерживалось на каждом квадратном дециметре. И не напрасно. Внизу, на стыке передней стенки кузова и правого борта, Михайлов заметил крохотный кусочек черного материала. Он был зажат между гайкой и шплинтом. Выше, под кронштейном крюка, затаилась одна русая волосинка. Ее, как и осколки, осторожно изъяли, бережно упаковали в тот же коробок.

Эксперт с колеса шагнул в кузов и сверху вниз стал осматривать правый борт. Не обнаружив ничего, он подошел к кабине и посмотрел вниз на переднюю стенку кузова. В этот момент солнце выкатилось из-за толстого облака.

– Осколок стекла, – радостно сообщил эксперт. – Под прямым углом хорошо виден. Блестит на солнце.

Все, кто находился у машины, вплотную приблизились к месту, где держал указательный палец эксперт…

Не менее придирчиво обследовались колеса, нижняя часть машины. Однако больше ничего не обнаружили.

Протокол осмотра автомашины Андрей Филиппович дописал в кабинете начальника ГАИ. Здесь же находились остальные участники осмотра. Михайлов прочитал написанное не громко, но выразительно. Замечаний ни от кого не поступило. Достоверность текста каждый подтвердил личной подписью. Последним расписался начальник ГАИ, хотя его фамилия значилась не последней, а где-то в середине. Возвращая Михайлову авторучку, начальник ГАИ поинтересовался:

– Шофера будете допрашивать?

– Да.

– У нас или в райотделе?

– У себя.

– Могу довезти.

– Не откажемся, – улыбнулся Андрей Филиппович, застегивая на кнопку коричневую папку.

Ехали молча. Газик вздрагивал на выбоинах. На перекрестках ему послушно уступали место другие машины. Водители бывают предельно осторожны, когда видят, что в красную ленту, которой подпоясан синий кузов, вплетены крупные белые буквы: «ГАИ».

У белого двухэтажного здания газик остановился. Андрей Филиппович нажал никелированную ручку, толкнул дверцу, спрыгнул на асфальтированный тротуар. За ним медленно вывалился шофер Каблуков.

– Прошу, – мягко произнес Михайлов, взглядом показывая свежевыкрашенную дверь райотдела.

Оглядевшись по сторонам, Каблуков медленно поплелся к крыльцу. За ним шел Андрей Филиппович. Скоро они оказались в небольшом кабинете, где единственное окно выходит на юго-запад. У самого окна сомкнуты два одинаковых стола. Около них – по одному стулу. Возле стен по три стула. Все это Каблукову бросилось в глаза, как только он перешагнул порог. И лишь потом он увидел темно-коричневый сейф, оказавшийся чуть сзади, в правом углу.

Повесив шляпу на вешалку, Андрей Филиппович расчесал русые волосы, дунул на расческу, заложил ее в футляр, сунул в карман, сел за стол, бодро произнес:

– Садитесь, Каблуков.

Шофер неохотно опустился на средний стул. Стянул черную, пропитанную маслом и пылью кепи, откинул назад черные волосы. Только сейчас он почувствовал, что сердце бьется как рыба, выкинутая на берег. Пальцы дрожат. Он знал: его будет допрашивать этот худощавый узколицый следователь, одетый в светло-коричневый, уже не новый костюм. Раньше Каблукову никогда не доводилось сидеть перед следователем, и поэтому им овладело не только волнение, но и страх.

Андрей Филиппович расстегнул папку, достал чистый бланк протокола допроса, с минуту разглядывал потемневшее от загара задумчивое лицо Каблукова, спросил:

– Документы есть?

– Права у вас.

– Паспорт?

Каблуков молча опустил толстую кисть во внутренний карман пиджака, вытянул складной потрепанный бумажник, достал паспорт. Михайлов внимательно разглядывал в левом нижнем углу маленькую фотокарточку, оттиски печатей. Убедившись, что подделки нет, перевел взгляд выше: «Каблуков Виталий Тарасович…»

Приступать к допросу Андрей Филиппович не спешил. Он всегда сначала заводил простой разговор, иногда с пустяка, не относящегося к делу. После беседы у него складывается определенное мнение о человеке, с которым его свела нелегкая служба следователя.

Перелистывая паспорт, Михайлов не нашел штампа о браке. Повернулся к Каблукову:

– Двадцатишестилетний холостяк?

– Ага.

– Почему?

– Так.

– Вас не любят или вы? – тугая улыбка скользнула по узкому лицу Михайлова.

– Не знаю.

– Плохо, когда человек сам о себе не знает.

Каблуков промолчал, неопределенно пожав широкими плечами. Андрею Филипповичу не раз встречались такие малоразговорчивые люди. Из опыта знал: с ними зря тратишь много драгоценного времени. Поэтому он не навязывает им своего разговора, убежденный, что толку не будет. Так человек устроен – живет сам в себе. Таких нелегко и допрашивать. Вот и сейчас допрос идет трудно. Каблуков неохотно отвечает на все вопросы, иногда разводит в стороны тяжелые руки.

Низко склонившись над столом, Михайлов торопливо записывает ответ, вскидывает голову, смотрит в лицо допрашиваемому, задает новый вопрос:

– Вы продолжаете утверждать, что у вверенной вам машины стекло от левой фары украли?

– Да.

– Скажите, правая фара была когда-нибудь разбита?

– Нет.

– Как же там оказались осколки стекла?

– Не знаю. Машина не новая. Может, до меня ломали.

– Кто на ней работал до вас?

– Не знаю.

– Постойте, ведь вы от кого-то принимали машину?

– До меня на ней работал какой-то приезжий. Я его не знаю. Он уехал.

Нервная дрожь бежит по телу, но следователь не должен срываться. Корректность и только корректность! И Андрей Филиппович крепится. Сжимает левую ладонь, чтобы меньше была заметна дрожь. Несколько секунд молчит и как можно спокойнее спрашивает:

– Когда и как могли оказаться на машине осколки стекла и лоскуток материи?

– Не знаю.

– Когда последний раз открывался правый борт?

– Позавчера.

– Кто открывал?

– Я.

– При каких обстоятельствах?

– Разгружали…

– Может, лоскуток вырван из вашей одежды?

– Не знаю.

Каблуков уверяет, что правил движения не нарушал, никакого человека машиной не сбивал, хотя не отрицает, что ночью ехал именно по той улице, на которой нашли труп… Андрей Филиппович дописал протокол, подал Каблукову:

– Читайте. Подписывайте каждую страницу.

Принимая листы, исписанные синими чернилами, Каблуков молча кивнул лохматой головой. Потом медленно водил большими глазами по каждой строке. Со стороны казалось, что он заучивает каждое слово.

Облокотившись на стол, Михайлов терпеливо ждал. В кабинете висела тишина. В открытую форточку вбегал свежий ветерок, рассеивался по комнате. Следователь с наслаждением дышал легким воздухом, изредка поглядывая на шофера. Дочитана последняя страница. Каблуков тянется за канцелярской авторучкой.

– Все правильно записано? – голос Михайлова звучит громко, но не грубо.

– Правильно.

– Может, дополнения какие есть?

– Нет, – Каблуков устало крутит лохматой головой, сгибается над столом, медленно расписывается, неуклюже возвращается на стул. Молчит. Ждет, что скажет следователь. Ждет два слова: «Вы свободны!» Но следователь тоже молчит. Неторопливо складывает в синие обложки исписанные бумаги и потом, слегка стукнув тонкой ладонью по кромке стола, звонко выдыхает:

– Что ж, придется, видимо, вам побыть у нас.

– Как? – Каблуков вздрогнул. Глаза округлились. Морщины покрупнели.

– Так, – спокойно ответил капитан Михайлов. – Мы пока не убеждены, что не вы сбили человека.

– Я должен… Я на работе…

– Знаем.

– Куда я денусь? – спокойно заговорил Каблуков. – Когда велите – тогда и приеду.

– Все. Не уговаривайте.

Каблуков замолчал. Плечи опустились. Широкие брови упали на глаза.

Через полчаса его увезли в КПЗ.

Оставшись один, Андрей Филиппович достал из стола чистый лист бумаги. Задумался. Надо иметь точный план раскрытия преступления. Перво-наперво надо самому побывать там, где стряслась беда, зримо представить обстановку на месте. Затем съездить в морг, изъять плащ погибшего Игоря Вяткина. Не от его ли плаща лоскуток, обнаруженный при осмотре машины? Передать экспертам на исследование и плащ, и лоскуток. А также все стеклянные осколки: и те, что найдены на месте происшествия, и те, что изъяты с машины. Не одно ли целое стекло они составляли ранее? Ведь уцелевшее стекло Каблуков мог переставить с левой на правую фару. Постановления о назначении экспертиз объявить задержанному Каблукову. Допросить хозяев дома, у которых он ночевал.

Мысли набегают одна на другую, перекладываются на бумагу. Пунктуально. В числе мероприятий – поиск через уголовный розыск владельца полуботинка, найденного на месте происшествия. И хотя против Каблукова имеются кое-какие улики, но пока все-таки не ясно, кто виновен в смерти восемнадцатилетнего Игоря Вяткина. Может, он вовсе не машиной сбит. Может, убийца тот, кто оставил полуботинок?

На многие вопросы должны ответить судебные медики после вскрытия трупа. Тогда кое-что прояснится, расшифруется. И еще: найти бы очевидцев. Ведь живые люди – главные свидетели. Они помогают разобраться в самых сложных ситуациях, в самых запутанных преступлениях.

Андрей Филиппович бережно опускает авторучку в прибор с мраморным основанием, смотрит на желтые стрелки часов.

– Ух ты-ы, как время летит!

Кнопка щелкнула. Папка застегнута, осталась в левой руке. Накинув шляпу, Михайлов заспешил на обед. Он только сейчас почувствовал, как сильно проголодался.

Вечером, когда многие кабинеты райотдела опустели, Андрей Филиппович торопливо зашел к начальнику уголовного розыска Константинову, который сидел за столом, подперев большую голову ладонью левой руки, согнутой в локте. Правая кисть лежала на исписанном до половины листе. В пальцах голубела авторучка. Крупное лицо сосредоточено. Увидев следователя, Константинов устало поднял голову, навалился на спинку стула, спросил:

– Как дела, Андрей Филиппович?

– Идут потихоньку, Федор Романович. Хочу ускорить, поэтому и зашел. Помогайте.

– Уголовный розыск всегда к вашим услугам, – пробасил полушутя Константинов. – А я-то думал, вы обрадуете…

– К сожалению, порадовать нечем, – серьезно произнес Михайлов, присаживаясь. – Убийство Вяткина пока не раскрыто.

– Худо.

– Да. Не важно.

– Что говорит Каблуков?

– Вины не признает.

– А вы как думаете: виновен он или нет?

– Сейчас трудно судить. Пока нет акта вскрытия трупа, И неизвестно, что скажут эксперты-криминалисты…

– Каблуков в КПЗ?

– Да. Решил задержать.

– Хорошо. Какая нужна помощь?

– Надо установить, где, как и с кем провел Вяткин время перед смертью? Неплохо бы найти очевидцев. Может, кто и видел, как все произошло. Люди – главные свидетели.

– Так. Еще что?

– Разыскать владельца полуботинка…

– Еще?

– Все.

– Завтра с утра организую.

– Добре.

Андрей Филиппович встал, отодвинул стул к стене, поинтересовался:

– Домой не пора?

– Нет. Бумага важная, надо дописать.

– До свидания.

– Будь здоров. – Федор Романович склонился над столом, когда следователь взялся за дверную ручку.

Опускался сизо-синий вечер. Курган усыпан электрическими огнями. Тротуары заполнены неторопливыми прохожими. Освободившись от дневных забот, люди отдыхали, наслаждаясь воздухом, пропитанным ароматом цветов.

Андрей Филиппович шагал медленно, любуясь вечерним городом. В памяти почему-то ожил довоенный деревянный Курган. После дождя непролазная грязь, в сушь – облака серой пыли задергивали улицы. Теперь город каменный, опрятен и величав. Красавцы-клены выстроились ровными рядами перед новыми пятиэтажными домами. Улицы, блестящие асфальтом, как натянутые струны. Скверы и газоны окольцованы чугунными фигурными стенками. Досадно, что в таком уюте, среди доброжелательных и улыбчивых горожан, – жестокость!

Размышляя, Михайлов не заметил, как поравнялся с городским садом. Бойкая музыка оборвала мысли, унесла в прошлое, в степное село Булдак Половинского района. Там прошла молодость. Там впервые увидел бойкую Галку Шмакову. Оттуда ушел на военную службу охранять дальневосточные рубежи. Туда мечтал вернуться, но перед демобилизацией грянула война. Всколыхнула родину призывная песня:

 
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой…
 

И воин Михайлов уехал на фронт…

Перед боем приняли в партию коммунистов. В землянке. А потом больше суток выбивали фашистов из Демянска. Выбили. В жестокой схватке с коварным врагом ранило… Лишь в 1946 году возвратился в родные края, встретил Галину. С того времени она стала верной спутницей его жизни. Тогда же райком партии направил его на работу в органы МВД.

Акт освидетельствования трупа принесли во второй половине дня. Андрей Филиппович вдумчиво читал каждое предложение, задерживаясь на отдельных местах. В заключительной части эксперт писал: «Считаю, что ссадины на лице, перелом лобной кости могли образоваться от действия тупых предметов или при ударе о твердую поверхность (предметы), при собственном падении тела с большой силой.

Переломы костей основания черепа и кровоизлияние… могли произойти как в результате падения тела на твердую поверхность головой, так и в результате удара в затылочно-височную область.

Все повреждения могли возникнуть и от столкновения с автомобилем. Они образовались при жизни, незадолго до смерти Вяткина. Алкоголь в трупе не обнаружен…»

– М-да, – выдавил Михайлов, дочитав акт. Некатегорические выводы судебного медика насторожили его. Выходило, что Игорь Вяткин мог погибнуть и не от автомашины. «Если это принять за истину, – думал Андрей Филиппович, – то кто убил Игоря? Чем? Почему? При каких обстоятельствах? С каким умыслом?»

Третий телефонный звонок. Просил зайти начальник уголовного розыска. Михайлов быстро спустился по мелким ступенькам на первый этаж. В кабинете у Федора Романовича худенькая белокурая девушка. Она стрельнула любопытным взглядом на незнакомого человека и тотчас отвела в сторону быстрые глаза.

Андрей Филиппович поздоровался, искоса рассматривая незнакомку.

– Первое, – начал Константинов, когда следователь сел и приготовился слушать, – вечером, накануне смерти, Вяткин был в городском саду. Из сада ушел один, видимо, к своему дяде, Леонидову… У него находился с двадцати двух часов, смотрел телевизор. Ушел в двадцать три часа пятнадцать минут.

Голос Федора Романовича звучал ровно. Скрестив руки, следователь слушал с явным интересом, не мигая. Девушка тонкими пальцами задумчиво свертывала и развертывала острый кончик зеленого платка, не отрывая глаз от узких малиновых ногтей.

– Второе, – начальник угрозыска помедлил, поглядел на девушку. – Впрочем, второе, Андрей Филиппович, вам расскажет Клавдия Александровна Боровлянкина.

– Да! – оживился следователь, задержав серые, чуть выпуклые радостные глаза на чистом лице девушки.

Боровлянкина вскинула голову. Улыбнулась. Как не улыбнуться: всегда звали Клава или Клавка, а тут вдруг – Клавдия, да еще и Александровна! Она, конечно, не догадалась, что по имени и отчеству ее назвали лишь потому, чтобы вызвать улыбку, подбодрить перед допросом.

Андрей Филиппович и Клава поднялись на второй этаж и оказались точно в таком же кабинете, какой только что покинули. Только здесь два стола, а там – один.

– Садитесь, – услужливо предложил следователь, направляясь к столу.

– Спасибо, – Клава села.

Солнце падало на стол. Михайлов задернул легкую салатовую шторину. Теперь лучи не отражаются от настольного стекла, не бьют в глаза, не заставляют жмуриться.

– Я готов слушать, Клава.

– Даже не знаю, как начинать, – несмело заговорила Боровлянкина. – Правда.

– Игоря Вяткина знаете?

– Знаю. Он жил в нашем поселке. Веселый такой был…

– Вот вы уже начали. Продолжайте. Расскажите, как вы его знаете? С какого времени? С кем он дружил? В чем заключалась дружба? Ссорился с кем или нет? Когда вы видели его последний раз? Где? С кем? Или был он один?

– Вы столько назадавали вопросов, что их не удержишь в голове.

– Говорите, что знаете. Что забудете – вспомним. Хорошо?

– Ладно, – Клава кивнула головой, отметила: «Голос у следователя добрый, приятный. Да и лицо… Молодой, наверное, красивый был. Вообще дядька ничего. Добрый».

– Смелей, Клава, смелей!

– Вобщем, Игоря мы видели последний раз в двенадцатом часу ночи. В ту же ночь его не стало…

– С кем вы были?

– Со Светкой Менщиковой.

– Где видели?

– В автобусе. Мы стояли на остановке… А он и Ленька Сорокин проехали мимо нас на кольцевом. Они сидели рядом. У окна. Их было видно.

– Кто такой Сорокин? Где живет?

– Тоже из нашего поселка…

Разговор затянулся. Не отрывая глаз от бумаги, Андрей Филиппович торопливо записывал все, что рассказывала Боровлянкина о Вяткине и Сорокине. На некоторые вопросы она ответить затруднялась, отрицательно крутила головой, говорила: «Не знаю».

Но вот поставлена последняя точка. Протокол прочитан, подписан. Андрей Филиппович поблагодарил Клаву, проводил до порога, тепло попрощался. Возвращаясь к столу, довольно потирал узкие ладони, думал: «Если Вяткин и Сорокин, как утверждает Боровлянкина, должны сойти на одной остановке, то докуда они шли вместе? Где разошлись? Что нового внесет в расследование допрос Сорокина?»

У телефона приютился маленький настольный календарь. Перевернув листок, Михайлов под числом написал: «Допросить Сорокина». Воткнув авторучку в гнездо, поднял телефонную трубку, несколько раз крутнул диск. После второго длинного гудка на другом конце провода послышался мужской голос.

– Михайлов говорит. Здравствуйте!

– Здравствуйте, Андрей Филиппович!

– Я насчет экспертиз по делу Вяткина. Исследования закончены или нет?

– Да, закончены.

– Какие результаты?

– Положительные.

– Серьезно?

– Нам шутить некогда.

– Сейчас можно приехать?

– Нет. Заключения не отпечатаны.

– Когда будут готовы?

– Завтра утром. К десяти примерно.

– Спасибо. До свидания.

– До свидания.

Трубка плавно легла на рычаги. Андрей Филиппович поднял полусогнутую руку. Стрелки часов разлетелись в противоположные стороны, показывая 18.00. «На сегодня хватит, – решает Михайлов. – Завтрашний день потребует много сил и может оказаться решающим в раскрытии преступления. Во-первых, Каблуков будет прижат к стенке заключениями экспертов. Он, видимо, признает свою вину. Она доказана. Во-вторых, хоть что-нибудь да расскажет Сорокин. Может, даже видел, как Игоря шарахнула машина».

Мысли о завтрашнем дне еще долго не оставляли Андрея Филипповича. Даже придя домой, не мог освободиться от них. Пока Галина хлопотала у плиты, он сидел на диване с развернутой газетой, которую скоро опустил на колени, закрыл глаза и мысленно увидел Каблукова. В следственную комнату КПЗ его сопровождает, поторапливая, дежурный Палкин, маленький, но боевой старшина, у которого на груди три ряда наградных колодок…

Утром раньше обычного Андрей Филиппович появился в райотделе. В коридоре, как всегда в такое время, было тихо. Около дежурного, склонившегося над развернутым журналом, куда записываются происшествия, стоял начальник уголовного розыска. Заметив Михайлова, появившегося в большом окне, Константинов кивнул. Андрей Филиппович зашел в «дежурку», поздоровался.

– Новость есть, – сообщил Федор Романович, когда обменялись рукопожатиями.

– Хорошая? Плохая?

– Хозяина полуботинка нашли.

– Неужели?

– Да.

– И кто он?

– Алексей Сорокин.

– Сорокин? Что вы говорите!

– Тот самый Сорокин, которого видели в автобусе с Вяткиным.

– Любопытно.

– Скажу больше: у Сорокина лицо и руки в ссадинах.

– Да? – у Михайлова вытянулся подбородок, глаза расширились, брови прыгнули на лоб. – Вот это ребус, черт побери.

– Именно. Говорят, подрался с кем-то.

– Его не допрашивали?

– Нет, не шевелили. Думаем, вы займетесь.

– Да, конечно. Мне все равно его допрашивать надо. Теперь тем более.

– Если на этот счет интересуют наши бумаги, заходите, знакомьтесь.

– Хорошо, зайду. Больших преступлений за ночь не было?

– Нет. Так, кое-что из мелочи есть.

Поговорив немного, следователь вышел. Ровно в десять он появился у криминалистов, получил материалы экспертиз и сразу же, не обращая внимания на предложенный стул, начал читать стоя. Его больше интересовали выводы. Глаза быстро пробежали исследовательскую часть заключения, остановились на самом важном тексте: «Клочок материала, изъятый с автомашины… ранее составлял одно целое с плащом, снятым с трупа гражданина Вяткина».

– Та-ак, – сказал сам себе Андрей Филиппович, осторожно положил на стол прочитанный лист и стал читать второе заключение. И опять выводы категорические: «Стекла, обнаруженные при осмотре места происшествия… одинаковы по химическому составу и флуоресценции с осколками стекол, изъятых с машины… Химический состав тех и других стекол: кремний, цинк, кальций, натрий, магний, бор, медь, алюминий…»

– Значит, машина налетела на Вяткина, – задумчиво рассуждал следователь, потирая правой ладонью острый подбородок. – Теперь Каблуков заговорит правду, отпираться бессмысленно, сам поймет.

Через полчаса Каблуков, обросший щетиной, сидел перед Михайловым и давал новые показания. Ознакомившись с результатами экспертиз, он с минуту не шевелился, хмурился. Затем еле слышно выдохнул:

– Пишите.

– Вот это другой разговор. Нам нужна правда. Понимаете?

Каблуков молча кивнул лохматой головой.

– Итак, слушаю, – Андрей Филиппович навалился грудью на стол, продолжая глядеть на заросшее лицо допрашиваемого.

– На перекрестке попала встречная машина. Я погасил фары. Свет встречной машины ударил по моим глазам. Есть среди нас, шоферов, подлецы… Меня ослепило. В этот миг что-то стукнулось о мою машину. Я включил дальний свет. Правая фара не горела. Не останавливаясь, я поехал дальше… Утром переставил стекло с левой фары на правую. Только выехал на улицу – меня задержали.

– Были ли вы знакомы с Игорем Вяткиным?

– Нет.

– Признаете ли тот факт, что именно вы сбили машиной Вяткина?

– Выходит, я.

– Почему сразу не остановили машину?

– Сперва растерялся, потом побоялся…

– Значит, уже тогда вы поняли, что совершили наезд?

– Предполагал. Но человека я не видел.

– А вообще кого-нибудь из людей видели на том перекрестке?

– Тоже нет.

Вопросы – ответы. Вопросы – ответы. Большая часть времени у следователя занята допросами, нередко изнурительными. Без допросов невозможно установить истину. А она, истина, порой запрятана так глубоко, вплетена в такие сложные ситуации, что добыть ее не так-то просто. Вот и сейчас, отправив Каблукова в камеру, Андрей Филиппович не успокоен его признанием, не спешит закончить расследование. Потому что не убежден, в какой степени виновен Каблуков, хотя явные доказательства налицо.

Вспомнив, что начальник уголовного розыска обещал к четырнадцати часам доставить в райотдел Алексея Сорокина, Михайлов быстро вышел из КПЗ. На пути завернул в кухню-раздатку, наскоро съел три горячих беляша, выпил стакан молока.