Текст книги "Собрание сочинений в трех томах. Том 1"

Автор книги: Василий Федоров

«Когда мороз и снег идет…»

 
Когда мороз
И снег идет,
Земле тепла недостает,
Но странно мне иное:
В тот самый час,
Как бы назло,
Уходит от Земли тепло
В пространство мировое…
 
 
Земля
Среди других планет
Добра,
Как истинный поэт.
 

«Какой-то странный человек…»

 
Какой-то странный человек
Придумал, меру перепутав,
Коротенькое слово – век
И очень длинное – минута.
 
 
Разоблачая смысл длиннот,
Везде найду я подтверждена,
Что «малость»
Слов нагроможденьем
Себе значенье придает.
 

«Я ночь люблю за то…»

 
Я ночь люблю за то,
Что в тишине,
Когда другие спят,
В постелях нежась,
Все звуки дня,
Гудевшие во мне,
Приобретают чистоту
И свежесть.
 
 
Я ночь люблю
За темноту ее,
Когда ни звезд
И ни луны при этом.
Люблю ее за то,
Что в жажде света
Сильней горит
Сознание мое.
 

«Слова – дрова…»

 
Слова – дрова.
Нас греет речь,
Нас мыслей обжигает пламя.
Душа пытливая, как печь,
Все время топится словами.
 
 
И сырость слов,
И сырость дров
Один и тот же грех имеют:
Трещат,
Дымят,
Но мало греют
И душу в непогодь,
И кров.
 
 
Слова
Бывают
Хороши,
Но дым от них
Такого рода,
Как будто у живой души
Забиты сажей дымоходы.
 
 
И потому я,
Как родня,
Двумя приветствую руками
Во имя доброго огня
Союз поэтов
С печниками.
 

МОЙ ЧИТАТЕЛЬ

 
Не богом кроен,
Не богиней шит,
Но и себе и прочим
Цену знает.
На вечерах
В восторге не визжит,
Перед начальством
Шапку не ломает.
 
 
Бывает часто,
Пышный переплет
В себе скрывает скуку
Мысли тощей…
Поэта книгу,
Ставшую потолще,
Он, мой читатель,
Часто не берет.
 
 
Нарядами
Его не проведешь.
Он рано помудрел,
Борясь и строя.
Веселый,
Дерзкий,
Как же он похож
На моего
Любимого героя.
 
 
Душою нежной,
Сердцем золотым,
Как в жизни,
И в моих стихотвореньях
Он не святой,
Поскольку стать святым
Ему и мне
Мешает нетерпенье.
 
 
Он в стих не лезет,
Как мальчишка в сад,
Чтоб вишнею неспелой
Насладиться,
А коль войдет,
Не вытолкнешь назад,
А коль войдет,
Заставит потрудиться.
 
 
А коль войдет,
Войдет не налегке,
Утяжелит
Лирическую тему.
Большой,
Он не поместится в строке,
Подай ему весь стих,
Подай поэму!
 
 
Пиши,
Волнуйся,
Мучайся,
Страдай,
Но молодому,
Поступаясь многим,
Не фифу,
А любимую подай.
Он жить в стихе
Не хочет одиноким.
 
 
Он к ней пробьется,
В помыслах высок,
А без любви
Смиришь его едва ли:
Перемахнет
Через заборы строк,
Барьеры рифм —
И поминай, как звали!
 
 
С читателем,
А он во всем таков,
Свою мечту
Отыскивая в буднях,
Задолго до поэм
И до стихов
Встречались мы
На трудных перепутьях.
 
 
В дни горя,
В дни бесславья своего
Лишь в нем ищу
Надежду и опору.
Любовью,
Дружбою
И даже ссорой
Я без уступки
Выстрадал его.
 

«В лесах, в кустах…»

 
В лесах,
В кустах,
Густых и прочих,
Весь превращаясь
В бег и слух,
Под хриплый лай
И визги гончих
Зверь совершает
Жизни круг.
 
 
Охотник ждет,
И он дождется.
Охотник знает:
Есть закон,
Что зверь затравленный
Вернется
На место,
Где был поднят он.
 
 
Тогда рука взведет курки..
Но я печалюсь
Не об этом.
Я говорю, что и поэтам
Даны подобные круги.
 
 
Когда поэзия не шалость,
Усилий требует полет.
В какой-то час
Придет усталость:
Что ж, и железо устает!
Тогда, усталый,
Но не хилый,
Чтоб стать сильней
И боевей,
За прежней дерзостью
И силой
Спешит он к юности своей.
 
 
Темна,
Близка
Защита леса…
Дай бог ему
В тот крайний срок
Не встретить своего Дантес
Уже взводящего курок.
 

К СТИХАМ

 
Не радуясь
Высокому родству,
Смотрю я с болью
На поэмы эти.
Так смотрит мать,
Когда в семье растут
Большой любви
Глухонемые дети.
 
 
Не знаю,
Время ли тому виной,
Моя ли кровь,
Как знать,
Мое ли имя?
Вы научились
Говорить со мной,
Но, дети,
Надо ж говорить с другими.
 
 
Не избежать
Ни равнодушных глаз,
Ни строгих глаз,
Что видят все пороки.
Хорошие мои,
Быть может, вас
В чужой душе
Задержат на пороге.
 
 
Не обижайтесь,
Добрый мир широк,
Не бойтесь
Ни дождя,
Ни зимней стужи.
Возьмите от меня
Терпенья впрок,
К другим идите
И стучитесь в души.
 

«Я атеист и поэт…»

 
Я атеист и поэт,
Я жалею, что бога нет.
 
 
Был бы мудрый,
Жил бы всевышний,
Меньше бы бед
Случилось со мной.
Этот всевышний
Был бы не лишний
Даже при наличии
Власти земной.
 
 
Я спросил бы:
"Великий боже,
Как стишки,
Скажи от души?"
И ответил бы боже,
Похлопав в ладоши,
И сказал бы боже:
«Пиши… Хороши!..»
 
 
Но, увы!
Уже сколько лет
Есть Щипачев,
А господа нет.
 

«Сочиняем, пишем, строчим…»

 
Сочиняем,
Пишем,
Строчим,
Заседаем.
Все – родня.
А в буфете, между прочим,
Смеляков, как строгий отчим,
Косо смотрит на меня.
 
 
От поэзии любимой
Отлученный за грехи,
На базарах со слепыми
Стану петь свои стихи.
 
 
Не в ладах с литературой,
Брать начну из добрых рук
Не деньгами, а натурой:
Сладкий блин
И горький лук.
 
 
Будут женщины к базарам
По дорогам грязь месить;
Обо мне, еще не старом,
Разговоры разносить.
 
 
Пропою самозабвенно,
Зарыдав и загнусив,
Про любовь и про измены
На моей родной Руси.
 
 
Пропою про урожаи
И про Вегу, как фантаст.
Глядь, какой-нибудь Державин
Заприметит
И воздаст.
 
 
И тогда,
Обретши слово,
Неподвластное суду,
С бородою Льва Толстого
К вам, товарищи,
Приду.
 

ГУСИ

 
В те дни,
Когда горят леса
Огнем нежарким увяданья,
Когда разбудит небеса
Гусей отлетных гоготанье,
Когда гортанный дикий звук
Внизу гусынь встревожит важных,
Тогда
Стада
Гусей домашних,
Волнуясь,
Сходятся на луг.
 
 
Здесь, на лугу,
Как в смутном веке,
Они шумят,
Они галдят
И машут крыльями в разбеге,
Как будто тоже полетят.
 
 
Но сытым небо не дается…
И, пошумев какой-то срок,
Идут домой.
И раздается
Гусынь довольный гоготок.
 

СТРИЖИ

 
Иду я вдоль межи,
Вдоль ржи,
Густой и шаткой.
Привет,
Привет, стрижи,
Привет,
Привет, касатки!
 
 
Мне хорошо сейчас,
Как никому на свете.
Я счастлив, что у вас
Уже летают дети.
 
 
Я рад,
Что вдоль межи
Уже и рожь усата.
Привет,
Привет, стрижи,
Привет и вам,
Стрижата!
 

«Беспокойно. Дома не сидится…»

 
Беспокойно.
Дома не сидится.
Ухожу в окрестные леса.
Радуюсь деревьям,
Травам,
Птицам…
Чудеса!
Ей-богу, чудеса!
 
 
Песни птичьи
Заманили в дебри,
К вековому дубу привели.
Что ты знаешь
О таком шедевре
Истинной художницы —
Земли?
 
 
Может быть,
Под золотою грудой
Этих листьев
С мезозойских лет
Затаилось
И таится чудо,
Так и не рожденное на свет.
 

«Люблю я деревья…»

 
Люблю я деревья.
Достоинств не счесть.
Но в главном
Они мне потрафили —
Тем, что у каждого дерева есть
Судьба
И своя биография.
 
 
Им так же,
Как людям,
При встрече со злом
Слезами тягучими плачется,
И каждая грубость,
И каждый излом
Под сердцем у них обозначится.
 
 
И так же.
Как мудрые люди,
Точь-в-точь,
В душе вековой и древесной
Они сберегают не темную ночь,
А зори,
Их отсвет небесный.
 
 
Люблю я деревья.
Тесинку строгать
Легко мне,
Как умную книгу читать.
 

ВЛАДИМИРКА

 
Листва берез…
Черемух кружево…
Ветлы свисающая шаль…
Как хорошо глядеть из кузова
На убегающую даль.
 
 
Как в раме,
Мчимся ль по булыжнику,
Плывем ли в хлябях колеи, —
Показывают передвижники
Пейзажи русские свои.
 
 
Мотор
Мурлычет колыбельную,
Мотору вторит ветерок.
А вот и роща корабельная,
Вот левитановский мосток.
 
 
Вот поворот…
Вот сразу, сразу вам
Знакомый видится ручей.
Вот колоколенка Саврасова
С березкой,
Только без грачей.
 
 
Вот новый вид.
И лес,
И вырубка,
И новый цвет,
И новый тон…
Вот начинается Владимирка,
Уже одетая в бетон.
 
 
И сразу
Скорость прибавляется:
Летим, летим!
Вперед, вперед!
И на пейзажах появляется
Энергетический налет.
 
 
И в нем
Среди всего отменного
Все тот же мир цветов родных.
И ни Ван-Гога,
Ни Гогена вам.
Ни-ни!
И никаких иных.
 
 
Нет,
Мне мила березок грация,
Под ветром
Ее буйный пляс.
Я родину люблю.
И Франция
Простит меня на этот раз.
 

ЕЩЕ О ЗОЛУШКЕ

Поэту, сравнившему себя с Золушкой

 
Когда неряха моет пол
Истории наследия,
Уже захлюстав свой подол,
Страшно ее усердие.
 
 
За чистоту его борясь,
Казалось бы, неистово,
Она лишь переносит грязь
На половицы чистые.
 
 
Сегодня бал —
Скорей, скорей!
Бездумная головушка,
Так захотелось в сказку ей,
Что притворилась Золушкой.
 
 
Сегодня бал,
И, что скрывать,
На бал успела модница,
А пол за него домывать
Придется домработнице.
 
 
Сегодня бал.
На ножках лак.
Там – юный принц, заметь ее! —
Забудет Золушка башмак
Размера сорок третьего.
 
 
По мне,
Пусть ходит на балы,
И потому тем более
Не доверяйте ей полы
В следах и крови и золы,
Оставленных Историей.
 

НЕЧТО О СОБАКЕ

 
Мой Джек,
Тебя я не учу,
И ты не будешь
Прирученным.
Мой милый Джек,
Я не хочу,
Чтоб слыл ты
Псом псевдоученым.
 
 
В Москву не рвись,
Живи, брат, тут,
Главенствуй
В деревенской драке.
Мой честный Джек,
В Москве живут
Высокомерные собаки.
 
 
А у иных
Забитый вид.
Там даже маленькая моська,
Выслуживаясь, норовит
Нести хозяину
Авоську.
 
 
Там руки лижут,
Не любя,
Там, и любя,
Тебя замучат.
С постельной сучкою тебя
Консолидации научат.
 
 
Научат
На тахте лежать
И, приобщив к манере тонкой,
Тебя научат подражать
Неврастенической
Болонке.
 
 
Ах, Джек мой,
При твоем уме,
При стати
Ты уже с изъянцем.
Не мною,
А в чужой семье
Ты назван Джеком
Иностранцем.
 
 
Я рад.
Что сложная судьба
Тебя не трогает
Ни крошки.
Уже у пятого столба
На это все
Ты поднял ножку.
 

«Мой друг, вгоняй в строку…»

 
Мой друг,
Вгоняй в строку
Что отошло,
Что стало.
Мы на своем веку,
Повидели немало.
 
 
Минула
Бед гора,
Минули муки встреч.
Пора, мой друг, пора
Других предостеречь.
 

ДРУЖБА

 
Закон у дружбы
Был всегда суров,
Ни жалости не зная,
Ни боязни,
За фальшь и скуку
Стихотворных строк
Мы предаем друг друга
Страшной казни.
 
 
Солгавшего
Легко предостеречь
От злой беды,
Еще, быть может, дальней.
Мы – как мечи,
А создается меч
Меж молотом,
Огнем
И наковальней.
 
 
Все в дружбе есть:
Огонь, чтоб согревать,
И молот есть,
Взлетающий упруго,
И наковальня,
Чтобы поддержать
При дружеском ударе
Сердце друга.
 
 
Так будем же
Крепить себя в огне,
От дружеских ударов
Закаляться,
А в смертный час
Спиной к спине
Мы станем, друг,
И будем драться.
 

РУКИ ШОПЕНА

 
Чуткие руки,
Бывало, взлетят,
Вскинутся с легкостью птичьей —
Мнится, два кречета рядом парят
Над присмиревшей добычей.
 
 
Миг —
И на клавиши,
Точно на луг,
Мчится за кречетом кречет-
Миг —
И стремительно пойманный звук
Плачет в тоске
И трепещет…
 
 
Так ему жить
И терзаться в веках.
Это в мучениях плена
Сетует горько
В его же руках
Скорбное сердце Шопена.
 

«Где-то ходим, чем-то сердце студим…»

 
Где-то ходим,
Чем-то сердце студим,
Ищем сказку не в своей судьбе.
Лет с двенадцати пошел по людям
И в конце концов
Пришел к себе.
 
 
И всего на свете интересней
Стало то,
Что было от сохи…
Здравствуйте, покинутые песни!
Здравствуйте, забытые стихи!
 

«В небесах монотонные песни разлук…»

 
В небесах
Монотонные песни разлук…
От пустынных полей,
От холодной земли
Улетают на юг,
Улетают на юг,
Улетают на юг журавли.
 
 
Если сердце устанет
Стучать для людей,
Если страсти во мне откипят,
Призову лебедей,
Попрошу лебедей —
Пусть мне осень мою
Протрубят.
 

КНИГА ЛЮБВИ
(1961 – 1963)

«Вот пишу, и грустно мне…»

 
Вот пишу,
И грустно мне,
Потому как вызнано:
Про любовь в моей стране
Многое написано.
 
 
Про любовь-разлуку есть,
Про любовь-свидание.
И читать не перечесть
Строчек назидания,
 
 
С кем ходить
И где гулять.
Есть такие броские,
Что легко по ним справлять
Свадьбы комсомольские.
 
 
Станут с ними
Чуть пьяней,
Веселей закружатся.
А мои всего нужней
В горький час супружества.
 
 
Пусть коснется
Прядки прядь
Над моим пророчеством.
Мое горе повторять
Людям не захочется.
 

КОРШУН

 
Однажды
Обманул я коршуна,
На редкость резко просвистав,
И коршун закружил встревоженно,
Косые крылья распластав.
 
 
Сбивая с толку птицу дикую,
Еще призывнее, как мог,
Стонал и плакал коршунихою
Нехитрый травяной манок.
 
 
С ответным криком,
Полным страстности,
В бесплодных поисках ее,
В любви
Забывший об опасности,
Он падал на мое ружье.
 
 
Оно
Навстречу было взброшено…
И все ж я птицу не убил.
Любовь священна.
Даже коршуна
Не трону
В час его любви.
 

БЕРЕЗОВЫЙ РАЙ

 
С каждым годом
Сны мои капризней,
Снилось мне,
Что для твоих услад
И твоей любви
Ценою жизни
Небывалый
Вырастил я сад.
 
 
В том
Моем саду,
Как ты хотела,
Как хотел и я,
Берясь за труд,
Понимаешь,
На березах белых
Золотые
Яблоки растут.
 
 
Сколько чистоты
И сколько света
Пролилось
На голову кою!
Ничего не знал…
Но знал, что это
Был мой рай.
И ты – в моем раю.
 
 
Загрустила,
Будто и некстати.
Весь в плодах
Небесного литья,
Сад березный
Вырос на закате
Нашего с тобою
Жития.
 
 
И тогда —
В дымках,
В накрапах росных —
Я сорвал,
Чтоб не грустила ты,
Со своих березок
Плодоносных
Тяжкие
И жесткие плоды.
 
 
Первым надкусил,
Напропалую —
И живой огонь
Коснулся рта…
И по телу,
Как от поцелуя,
Потекла
Густая теплота.
 
 
Охватило
Сладкое отчаянье,
Боль восторга.
По глазам твоим,
Широко открытым,
Как прощанье,
Увидал себя я
Молодым.
 
 
Сон ушел.
Я стал мудрей и старше.
В лес хожу
Под белое древье.
Где-то в листьях,
Только что опавших,
Затерялось
Яблочко твое.
 

«Всё речи да речи…»

 
Всё речи да речи…
Молчи, фарисей!..
Никто не поверит,
Имея понятье,
Что дети родятся
От жарких речей,
От жарких речей,
А не жарких объятий.
 
 
Душа да душа!..
Замолчи ты, ханжа!
Мы тоже святые,
Но разве же худо,
Что к женам нас манит
Не только душа,
А женского тела
Горячее чудо.
 
 
Ты книжный,
Ты скучный.
Должно, не любя,
Тебя зачинали,
Когда заскучалось…
Все люди как люди,
И, кроме тебя,
Ошибок в природе
Еще не случалось.
 

ВОСТОЧНЫЙ МОТИВ

 
Я скажу: «Милая…»
Я скажу: «Милая!..»
Я скажу: «Милая!!»
 
 
Раз скажу «милая» —
Губы раскроются,
Два скажу «милая» —
Сердце раскроется,
Три скажу «милая» —
Душа распахнется.
 
 
Милая – сильное слово,
Милая – очень сильное слово,
Но слово «люблю» – сильней.
 
 
Шепну ей: «Люблю…» —
Сердце заколотится.
Скажу ей: «Люблю!..» —
Голова закружится.
Спою ей: «Люблю!!» —
Слезы выступят.
 
 
«Земля» – доброе слово,
Но оно для любви.
«Весна» – теплое слово,
Но оно для любви.
«Звезда» – дивное слово…
И оно для любви.
Все для любви:
И земля,
И весна,
И звезды.
 
 
Весь год
Трудилась вселенная,
Весь год хороводила,
Чтобы пришло
Великое противостояние
Наших сердец.
 

«По главной сути жизнь проста…»

 
По главной сути
Жизнь проста:
Ее уста…
Его уста…
 
 
Она проста
По доброй сути,
Пусть только грудь
Прильнет ко груди.
 
 
Весь смысл ее
И мудр и прост,
Как стебелька
Весенний рост.
 
 
А кровь солдат?
А боль солдатки?
А стронций
В куще облаков?
 
 
То всё ошибки,
Всё накладки
И заблуждения
Веков.
 
 
А жизни суть,
Она проста:
Ее уста…
Его уста…
 

«Любовь мне – как блистание…»

 
Любовь мне —
Как блистание
Звезды над миром зла.
Любовь мне —
Как призвание
На добрые дела.
 
 
Чтобы мир
Отмылся дочиста,
Душа тревогу бьет.
Любовь мне —
Как пророчество,
Зовущее вперед.
 
 
Любовь —
Как жажда истины,
Как право есть и пить.
Я, может быть,
Единственный,
Умеющий любить.
 

«Влюбленных шумно легок воз…»

 
Влюбленных шумно
Легок воз,
Зато любовь влюбленных тихо —
Как горе горькое без слез,
Как боль, болящая без крика.
 
 
Таюсь.
Молчу.
Боюсь наскучить.
Иным признанье – трын-трава.
Меня же долго будут мучить
В груди застрявшие слова.
 
 
Иной споет
И отпоется,
А у меня гудит душа,
И сердце тяжелее бьется,
Готовое для мятежа.
 

«Я не знаю сам, что делаю…»

 
Я не знаю сам,
Что делаю…
Красота твоя, —
Спроси ее.
Ослепили
Груди белые,
До безумия красивые.
 
 
Ослепили
Белой жаждою.
Друг от друга
С необидою
Отвернулись,
Будто каждая
Красоте другой
Завидует.
 
 
Я не знаю сам,
Что делаю…
И быть может,
Не по праву я
То целую эту, левую,
То целую эту, правую…
 

«О женщина, краса земная…»

 
О женщина,
Краса земная,
Родня по линии прямой
Той, первой,
Изгнанной из рая,
Ты носишь рай
В себе самой.
 
 
Я говорю
Библейским стилем
И возглашаю горячо:
Не Петр-ключарь,
А я, Василий,
Заветным
Наделен ключом.
 
 
Мы любим
По земным законам,
И соблазняешь ты меня
Не яблочком одним,
Зеленым,
А сразу спелыми
Двумя.
 
 
О женщина,
Душа томится,
И жажда мучит
Все сильней.
Пить!..
Пить!..
Мне пить
И не напиться
Бедовой радости твоей.
 

«Мы не подумали о том…»

 
Мы не подумали о том,
Хоть и нетрудно догадаться,
Что если поджигают дом,
То страшно
В доме оставаться.
 
 
Игра любви,
Игра до слез.
Довольно бы,
Но поздно…
Поздно…
И начинается всерьез,
Что начиналось
Несерьезно.
 
 
И сердится по доброте,
И упрекает:
«Грубый!.. Грубый!..»
А губы ищут в темноте
Уже заждавшиеся губы…
 
 
И запоздалое «уйди»,
Но молодость,
Но звезды с нами…
И я прижал ее к груди,
Как потухающее пламя.
 

«Как второе пришествие…»

 
Как второе пришествие,
Как сто крыльев на взлете,
О веселое сумасшествие
Торжествующей плоти!..
 
 
Нежность
До первозданного
Побледнения лика,
До глухого, гортанного
Лебединого клика.
 
 
И восторг
До отчаянья,
До высокого очень,
До немого молчания...
До безмолвия ночи.
 
 
Лебедь
Крылья разбросила,
Замедляя движенье…
Как на заводи озера,
Ты – мое отраженье.
 

«Как наяву точь-в-точь…»

 
Как наяву точь-в-точь,
Шальное сердце билось.
Подряд из ночи в ночь
Ты, грешная, мне снилась.
 
 
Шептала: "Помолчи!..
Не предавай огласке…"
И были горячи
Неистовые ласки.
 
 
Но взял я не свое.
Под ласками моими
Чужое, не мое
Ты повторяла имя.
 
 
Я скованный лежал,
Стыдясь тебя коснуться,
Как будто крепко спал
И не хотел проснуться.
 

«Измаянная тишиной…»

 
Измаянная тишиной,
Мысль за тобою гонится.
За радость ночи
Той,
Одной,
Плачу
Сплошной бессонницей.
 
 
За страсть,
Сжигавшую дотла,
Я б согласился с карою,
Что узаконена была
Царицею Тамарою.
 
 
Счастливец
Много ли терял,
Когда от стона светлого
С ее груди
Летел в Дарьял,
Уже ко стону
Смертному.
 
 
И знал он,
Брошенный на дно.
Что после расставания
Его убили б все равно
Потом
Воспоминания.
 
 
Не длил бы я
Постылых дней,
Когда бы не иллюзия,
Что ты нежней,
Что ты умней,
Добрей царицы Грузии.
 

ОСТАВЬТЕ МНЕ ТАЙНУ…

 
Какое же диво
В твоих, Руставели, словах:
Века отшумели,
А слово
Все в тех же правах.
 
 
Века отзвучали,
А слову
И жить и звучать.
Кем был ты,
Как жил ты, —
Не знаю.
А надо ли знать?
 
 
Над миром тревожным
Ты крылья любви
Распластал.
Ты Индию левым,
Аравию правым достал.
 
 
У нас и поныне
Сердца и горят и болят,
У нас и поныне
Над сердцем
Царицы царят.
 
 
У нас и поныне
Усладу другие берут,
У нас и поныне
Кровавые слезы текут.
 
 
Прости мне, Шота,
Что, влюбленный,
В порыве страстей
Любимую славил
Превыше царицы твоей.
 
 
Прости мне, Шота,
Что забылся
В своей похвальбе,
А помнил лишь право
Любовью быть равным тебе.
 
 
Не знаю,
Кем был ты,
Как жил,
Но, читая твой стих,
Тебя создаю я
По страсти героев твоих.
 
 
Как бог триединый,
Во всех ты героях един:
В любви Антандила
И в нежных очах Тинатин.
 
 
Ты в каждой слезинке,
В кровинке
Отверстых их ран,
В тоске Тариэла
И в муках Нестан-Дареджан.
 
 
А что мне с того,
Что в чужом
Палестинском краю
Однажды найдут
Долговую расписку твою?
 
 
Унижен ли был ты,
Оболган ли был ты за труд?
Да мало ли лгали…
И многих еще оболгут!
 
 
Ах, что мне догадки!
В твой век, Руставели,
И в наш
Доподлинна песня,
А все остальное —
Мираж!
 
 
Во имя той песни,
Что пели мы все
И не спели,
Оставьте мне тайну
Великой судьбы
Руставели!
 

«Куда я – такой…»

 
Куда я – такой,
Кому я – такой,
От горькой любви
Потерявший покой?
 
 
И взгляд мой безумен,
И вид мой ужасен.
Спокойным и тихим
Я просто опасен.
Опасен я тем,
Что мечтой увлекаю,
Что страстью своей
На любовь обрекаю,
Что делом и словом
Творю поневоле
В любви не согласных
На малую долю.
 
 
Куда я – такой?
Кому я – такой?
 

«В горячке выпил все отравы…»

 
В горячке
Выпил все отравы,
До самой горькой и хмельной.
Капризы и любви и славы
Уже не властны надо мной.
 
 
Еще душа не долюбила,
Еще до радостей горазд,
Но радостней того, что было,
Мне, знаю, жизнь уже не даст.
 
 
Случится, память потревожу —
Тогда, повторов не терпя,
Начну бояться быть похожим
В любви на прежнего себя.
 
 
И радость встреч,
И провожанье
Под невысокое окно
Вдруг огорчит,
Как подражанье
Чему-то бывшему давно.
 
 
А слава?
Кто-то стал спесивей,
Кого-то в ней не узнаем.
Она была куда красивей
В воображении моем.
 
 
Я представлял себе, как знойно
Горит над чубом славы круг.
Она была моих достойна
Воображаемых заслуг.
 
 
Иному без нее тревожно,
А мне с давно пережитой
Спокойно,
Ибо все ничтожно
В сравнении
Со славой той.
 
 
Над глупым сердцем
Есть управа,
Над суетностью
Страж двойной.
Капризы и любви и славы
Уже не властны
Надо мной.
 

«Была любовь…»

 
Была любовь.
Была сомнений смута.
Надежды были.
Молодость была,
Да, молодость была,
Но почему-то
Она большого счастья
Не дала.
 
 
Она ушла,
Но слезы не прольются.
Ушла.
Иди.
И не зови трубя.
Нет, не хочу я
В молодость вернуться,
Вернуться к дням,
Где не было тебя.
 

«Все вижу. Твой немой укор…»

 
Все вижу.
Твой немой укор…
Ты смотришь,
Будто ждешь ответа:
Где живость,
Где горящий взор,
Где озарение поэта?
 
 
Глаза тусклы,
Почти что злы,
Как у пропойцы до загула.
О, ужас!
На плебейских скулах
Застыли желваков узлы.
 
 
Ты думала:
Неотразимый.
Ни в чем не знавшая потерь,
Ты думала,
Что я красивый…
Не отворачивайся.
Верь.
 
 
Красивы мы,
Светлей, чем зимы,
Иконописнее, чем Спас.
В том и беда,
Что мы красивы,
Когда никто
Не видит нас.
 
 
И кровь кипит,
Душа парит.
В ней, чуткой,
Все находит отклик.
Как у идущего на подвиг
Лицо отвагою горит.
 
 
Но вот погасло вдохновенье,
И, к людям открывая дверь,
Мы вновь темны,
Мы снова тени
Самих себя…
Как я теперь.
 

ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ

 
Не верили,
Отмахивались:
Миф!
Но по дворцам,
По стенам, взятым с бою,
Давно доказано,
Что был правдив
Старик Гомер,
Воспевший гибель Трои.
 
 
Над нею, павшей,
Вечность протекла,
Землей укрыла
Рухнувшие стены.
Виновных нет.
И все-таки была
Всему виной
Прекрасная Елена.
 
 
Неоспоримы
Слезы, муки, беды,
Неоспорим
И бога Зевса пыл,
Когда торжественно
В купальню Леды
Он, женолюбец,
Лебедем приплыл.
 
 
И родилась
Елена всеблагая,
Затмившая
Эгейскую зарю,
Доставшаяся в жены
Менелаю,
Суровому
Спартанскому царю.
 
 
Где красота,
Там правота каприза,
А где любовь,
Там бой идет не зря.
Неоспорима
Молодость Париса,
Отнявшего Елену у царя.
 
 
Неоспоримо
Менелая сердце,
Стучавшее тараном у ворот.
Неоспоримо
Мужество ахейцев,
Поклявшихся
Не постригать бород.
 
 
А годы мимо…
Годы мимо, мимо…
В крушении
Приамовых дворцов
Неоспоримо все,
Но оспорима
Житейская
Забывчивость бойцов.
 
 
Пал Менелай
В печали и тоске.
Изъела корабли
Морская пена.
Состарилась
Прекрасная Елена.
Скорбела Пенелопа
Вдалеке.
 
 
За девять лет,
Приученные драться,
Копьем и дротиком
Вести бои,
Уже ахейцы
Стали оступаться
О клятвенные бороды свои.
 
 
В крови,
В скорбях,
В осадной суете
Они, вослед
Приплывшие под Трою
За мною,
За дивной красотою,
Успели позабыть
О красоте.
 
 
…И мы в бою,
И мы твердыни рушим.
Но, увлекаясь
Праведной борьбой,
Лишь одного хочу,
Чтоб наши души
Не отросли
Ахейской бородой.