Текст книги "Тайна с глазами, полными любви"

Автор книги: Василий Дыш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)

Глава 7

Иногда муж начинал разговоры о том, как он сильно любит ее и любил все эти десять лет. Просил на коленях прощения. Но она была очень холодная и строгая. Она не прощает. Мацид умолял дать ему шанс – второй шанс. Он говорил, что даже вены себе резал, раскаиваясь за то, что он сделал с ней тогда. Что бы простила. Простила и тогда будет легче им жить.

Но она знала, что он подонок! Он не резал никакие вены. Этого не было – она видела. Он опять лгал!

Рами твердо стояла на своем. Она дает второй, третий, четвертый шанс только тем, кого она безумно любит, иначе даже полшанса – нет! Как можно это простить! Как?

Она выбрала себе манеру поведения. Она определила ее как защиту с нападением. Стала «строить себя». В буквальном смысле. Она была красавицей от которой сходил с ума весь город, мужская его часть. Женщины ей завидовали. Ее положению, богатству, которым она не дорожила абсолютно. Она занялась спортом – поддерживала свою красоту, фигуру. Волосы ее были настолько шикарны, что вызывали волну восхищения. Когда она заходила в зал где были люди – все поворачивали голову ей в след.

Она устроилась на работу в больницу. Стала совершенствовать свои знания и практику. Вскоре она стала лучшим врачом.

Отношения с мужем были никакие. Вообще. Она всячески избегала близости с ним. Муж, видимо что-то понимая, хотя он, наверное, считал тот давний «инцидент» исчерпанным, иногда начинал разговор о причинах своего поведения тогда. Как бы пытаясь оправдаться. Обвинить ее в каких-то действиях или поведении вызвавших все то, что произошло тогда. Но для нее это было совсем недавно. Напоминание – перед ней.

Он укорял ее красотой, фигурой, телом. Длинными волосами. Даже ее зелеными глазами. Утверждал, что именно то, что она стала сопротивляться, его только больше заставило причинять ей боль. Шрам от осколка стакана он показывал ей, как подтверждение ее вины в его действиях.

Ей было мерзко и противно. Она уже с ним, она не «грязная еврейка» – эти слова напоминала ему часто. Она издевалась над ним. Семейной жизни не было вообще. Во всех смыслах. Они даже спали в разных спальнях. Отец купил ей богатый престижный дом с большим участком земли. Со множеством комнат. Но и там в огромном доме, она не находила своего пристанища для времени побыть одной. Она нарочно дразнила его своей недоступностью. Наверняка вызывая злость у мужа – ее насильника, но ей это было все равно. Она жила в злости вокруг себя всю жизнь. Она мстила. Мстила за детство. Наказывала его за преступление, которое он совершил. За разбитые мечты, за ложь, за боль.

За время их семейной жизни, у них родилось двое детей. Мальчик и девочка. Когда она признавалась папе, при редких встречах с ним, что не любит своего навязанного им ей мужа, папа ухмылялся и спрашивал с иронией в голосе:

– Если не любишь, то откуда дети?

Она сама не может точно это осознать. Все-таки она стала законной женой, со всеми от сюда следующими обязанностями, которые были ей отвратительны до омерзения. Всегда, когда он ложился на нее, она превращалась в камень. Без чувства и эмоций. Закрывала глаза. И исчезала в себе. От насильника, сменившего статус для всех кто знал о случившемся тогда, но не для нее самой. И признавалась себе, что два раза всего и было, наверное. Не больше.

Падчерицу она приняла как кару в своей разбитой судьбе. Рами сама знает, что такое жить, быть без мамы и пыталась относиться к падчерице, как можно роднее и заботливее. Так, как ей казалось, она хотела тогда отношений к себе в своем детстве.

Девочка была очень худенькая. Рами смотрела на нее и вспоминала себя тогда же. Она кормила ее, занималась с ней, заботилась, но отчуждение было – оно нарастало.

Падчерица сразу возненавидела мачеху. Про себя, обвинила ее в смерти своей мамы и в то что, папа, взяв ее в жены, как бы предал память мамы, давшей ей жизнь. Ревновала отца к мачехе. Рами пыталась стать ближе к падчерице, но всегда натыкалась на стену неприятия, отторжения. После рождения своих детей, неприязнь ее падчерицей стала в разы сильнее. Возраст падчерицы не располагал к какой-то самостоятельности, но она стала врагом. Домашним врагом. Она видела, что мачеха и так ненавистная, не любит ее папу. Она это понимала, не зная о причинах такого отношения и нелюбви. К тому же мачеха была красива. Падчерица никогда себе самой не призналась бы в этом, но она пыталась всю жизнь, копировать свою нелюбимую мачеху. Она копировала мачехину прическу, длину волос, украдкой повторяла макияж, походку, движения, выражения лица.

Конечно все, что было раньше, произошедшее тогда в том кошмаре, который совершил ее отец, было покрыто пологом тайны. Тем более от падчерицы. И от их совместных детей тоже. Так они и жили. В нелюбви и муках.

Однажды на морском побережье, куда они выехали семьей, Рами пошла в море плавать. Одна сама. Пляж был безлюдный. Но даже там, казалось падчерице, которая уже превратилась в девушку, фигура мачехи вызывала зависть и у нее самой и тем более, не балованному близостью жены, отцу. Рами плавала очень долго, нарочно отплывая от берега далеко, только голова виднелась среди небольших волн. Муж оставленный с детьми, бегал по берегу и звал жену:

– Вернись, будь острожной, прекрати.

Она специально не слышала. Плавала вдоль береговой черты, чтобы не быть ближе к нему. Вдосталь наплававшись, выйдя из воды, на возмущения Мацида сказала:

– Странно, что моим плаванием кто-то обеспокоен – не слышала и все.

Так она мстила мужу – насильнику. Вопреки всем законам их морали и веры, он не был наказан смертью – так пусть будет наказан женитьбой на своей жертве, которая никогда не простит ему своего поруганного тела. Она взяла на себя роль палача таким способом. Лишь на такой она могла быть способна – иного ей не дозволят. Никогда.

Ее дети тоже стали однажды понимать нелюбовь мамы к отцу. Не спрашивая объяснения, просто приняв сторону мамы. Они относились к папе, не выражая чувства любви.

Что чувствовал муж – останется навсегда неизвестным. Можно лишь догадываться. Да и нужно ли было ей это знание? Нет. Наверное, страдал, видя красоту своей жены, которая никогда не была его, по-настоящему к нему благосклонна. Он замыкался в себе. Может он вспоминал о том, что было и понимал, что иного не будет – это наказание за содеянное. Он отдавался работе. Мацид работал фотографом – репортером в одном известном новостном агентстве. И по воле своего занятия ему приходилось снимать фоторепортажи, иногда рискуя собственной жизнью, из горячих точек Земли и страны. А в стране происходили очень неспокойные дела. Страна воевала. Они жили в воюющей стране, в окружении подобных стран. Причина этих военных столкновений вряд ли кто-то сможет осознать и уж пересчитать их количество. Много причин вражды, но выход этому в войне.

Его разорвала мина. Была интифада – война. Мина разорвала его на кусочки. Даже не могли что-то собрать, чтобы похоронить. Это была кара для него! За ее сломанную жизнь.

Рами совсем не плакала на похоронах. Вообще. Ни одной слезинки. Траур пришлось носить лишь по традиции. Но она почувствовала только облегчение от случившегося. Груз упал с ее плеч. Может быть, потому что кошмар не прекращался много лет. Он был с ней, тот кошмар детства. Забыться в работе. Забыться в детях, которых трое. Нужно жить дальше с растерзанным сердцем. Она поставила на своей личной жизни крест вдовы, пусть и не горюющей вдовы, а избавившейся от ненавистного насильника, которого никогда не любила.

Ее дети, ее родные дети, мальчик и девочка, они были сосем маленькие, но она знала, что у нее хватит сил воспитать из них подобие себя, подобие своей мамы, тоже как ей представлялось, сильной женщины.

Дети росли очень смышлёными. Она окружила их заботой вниманием, любовью. Вкладывая в них то что называется «не растерянной душой». Умницы, и самое заметное, что дети ее, хоть и от этого мужа, были красивые. Именно красотой мамы – ее. Но лицами ее дети, любимые ее дети, напоминали ей нелюбимого мужа. Она, смотрела на них и в ней всплывали тени воспоминания того дня, который она хотела забыть всегда. Лица ее детей. Ничего она не могла поделать с этим ощущением, что глазами ее детей смотрит на нее насильник. Такая вот мука. За что?

Глава 8

Следование традициям их страны, привели к тому, вернее сразу обозначились, что та самая ненавистная опека над нею, со стороны братьев, которые уже стали самостоятельными «уважаемыми» взрослыми мужчинами, после гибели мужа ее, опять возникла над ней. Опять они считали своим долгом контролировать каждый ее шаг. Она вдова. Нужно выдержать траур, которого она не признала для себя. Она то как раз радовалась и ликовала, что все закончилось. За это время ей запрещается вообще как-либо показывать, что она – женщина. Траур и все. Строжайшие запреты на любые контакты. И она принимала это как время начать разбираться в себе. Статус вдовы ограждал ее от излишних попыток ее родственников влезть в ее личную жизнь.

Но ей приводились женихи. Ею опять начали торговать. В стране где очень строгие законы религии и родства, для жениха, пусть даже и неизвестного потенциальной невесте, имеют право, с согласия родственников, устроить смотрины, разглядеть будущую супругу. И когда такое намечалось – ей сообщали, что бы она приходила – ее ждут. Она всячески избегала этого, просто задерживаясь на работе – ночные дежурства или срочные вызовы. Иногда не получалось и ее отправляли, с величайшего разрешения, на свидания в рестораны, клубы. Братья рассказывали своим друзьям, что их названная сестра, вполне готова для замужества. Показывали фото. Приводили посмотреть лично и убедится, что она красавица.

Это были конечно очень богатые сынки из известных семей страны. Подарки, предлагаемые ей, были очень ценные. Она не принимала их. Отказывалась как могла. Она понимала всю игру фальши и свою роль – товара.

В глазах женихов, если она нечаянно встречалась взглядами, была видна лишь корысть и животные желания. Те самые, от которых ее жизнь сломана, по воле родственников, уже один раз. Она не хотела замуж. Хватит! А братья, расхваливая достоинства сестры, удивлялись ее неприветливости. Ведь она – молода. И свободна уже. А тут такая возможность. Такой жених. И рассказывали, что стоит за богатством жениха.

Ей было противно. Она вела себя уважительно, так она воспитана и она – женщина, но всячески показывала свое неудовольствие и нежелание продолжать. Ею торговали – она понимала.

Иногда были симпатичные парни, но глаза пустые. В человеке ее в первую очередь интересовало, что он знает, сколько книг он прочитал, что он сам из себя представляет. По подаркам, было видно – показное богатство и снисходительность с азартом – такая красавица!

Отказывая женихам, приводила в бешенство своих братьев. Каково им было оправдываться перед несостоявшимися женихами, что сестра отказала без причин, без вразумительных причин, непонятных их разумению – разумению дельцов. Они не оставляли попытки, ведь они следовали традициям своего клана – преумножай богатство. Если товар есть – он не должен лежать, простаивать – он должен приносить прибыль. В данном случае, в виде преференций в бизнесе и престиже самих их – ее опекунов.

Дурочка сестра – бегала от своего счастья. Но понятие счастья их, было абсолютно разно с понятием счастья ее. Они были другие – их миры. Не могли они быть вместе гармонично.

Самое трагичное для самой Рами, что у нее развился комплекс боязни мужчин. Она избегала встречи с ними даже взглядами. Прикосновения, даже случайные, пронзали ее тело как электрическим током. Даже при попытке взять протянутую ей книгу от мужчины – коллеги по работе. Она не могла ничего с собой поделать. Ей дали прозвище – Снежная королева.

Молодая, красивая, успешная женщина, перенесшая в жизни столько, что иному человеку в жизни не удается или менее трудно, она вынужденно жила по их законам. Контроль был строжайший. Братья могли войти в ее дом всегда. В любой момент. Очень часто она не хотела возвращаться домой с работы в больнице зная, что там ее ждут ненавистные, незваные гости – братья со своими женами, которым братья передали, каким-то образом, свою к ней неприязнь и презрение. Их жены вели себя по отношению к ней так же – с долей величайшей снисходительности, как и их мужья, только в отличии от мужей, лишь за их спинами. Жены братьев наслаждались праздной жизнью после замужества, ведь они были из своего клана, они были женами своих мужей. Они были настоящими. И их дети тоже. Подтрунивали над ее работой в больнице и жизнью.

Братья это видимо поощряли, не обращая внимание. Но она не жаловалась. Никогда, никому. Она поняла, что она одна. Нельзя так кому-то открыться и в любой момент ожидать, что этот человек станет врагом. Пусть лучше враг остается врагом. Пусть враг будет обозначен. Она жила сама. В доме, не ставшем своим. Не надежным как крепость – их традиции заставляют принимать гостей всегда даже когда гость нежеланный, незваный, ненавистный враг.

Глава 9

Она работала в госпитале хирургом. Спасала жизни людей, выполняла свой раз и на всю жизнь принятый долг операциями, ночными дежурствами и другими тяготами работы врача, соглашалась на ночные дежурства в больнице, задерживалась на работе. Этим очень был недоволен ее папа, он приказывал ей прекратить дежурства. Она противилась, продолжала так жить. Изучала медицину. Совершенствовала свои знания и практику. Знала – тем самым она может продлить то время, когда она принадлежит самой себе.

Ночи ее, от такого графика, стали очень короткими. Она разучилась спать. Ей хватало два – три часа, что бы ощутить подобие отдыха и ее это устраивало.

Она работала в обычном госпитале, а так как в их стране война никогда не прекращалась, то ее госпиталь мгновенно превращался в военный. Она спасала людей, пострадавших от настоящих пуль, взрывов, осколков именно простых гражданских людей, не солдат. Потому что, война ведется народом, против народа соседней страны.

Улицы ее города были в ужасном унылом разбитом состоянии. Впрочем, что еще ждать от страны в войне? Она знала все эти переулки, проходные дворы – по ним она много раз ходила, возвращаясь с работы. Уставшая, но счастливая с чувством выполненного долга, что опять помогла людям. Привычный маршрут. Ей не часто приходилось идти пешком, водитель и машина была в полном ее распоряжении всегда, но она искала эту возможность пройтись одной. Одной, лишь с мыслями о себе, о месте ее в жизни, о работе. Все ли она сделал сегодня, что могла? Все ли свои знания применила, спасая людей на своем посту врача? Все ли умения ее оказались теми, которые помогли уменьшить боль и страдания? Днем или за ночь? Она шла домой, в тот дом, в который не хотела возвращаться. Перед глазами стояли ночные пациенты, кровавые жертвы чьей-то злой воли если было неспокойно опять или просто обычные больные, с геморройными свищами и болячками на теле, старые бабульки, дети. Дети тоже были ее пациентами. Ведь она была детский врач хирург. Только с огромной разницей – она обязана была уметь лечить всех. Всех, кто пришел сам или его уже привезли к ней за милосердием и помощью. Таковы были реалии ее несчастной, но любимой страны. Страны истекающей кровью, платящей за свою независимость – жизнями людей.

Становясь врачом, она клялась тогда, в России, клятвой которой верна. Не считала своего времени и сил, места ее работы или отдыха. Она готова прийти на помощь тем, кому она нужна, чтобы спасти жизнь. И свою честь. Вспомнила как недавно на празднике в городском парке – у них тоже умеют веселиться и праздновать, увидела, как один мужчина вдруг закашлялся и повалился в траву лужайки. Она поняла все. С ней в ее дамской сумочке, она всегда держала набор хирургических инструментов. Самый начальный необходимый набор – скальпель, ножницы и прочее, понятное только медику. Она выхватила из футляра скальпель, уверенно пробила лезвием горло задыхающегося мужчины и вставила в отверстие свою шариковую ручку – отвинтив колпачок зубами и отбросив в сторону пишущий стержень, ей необходима была лишь трубочка корпуса ручки. Через этот канал для воздуха мужчина задышал. Рами стояла перед ним на коленях и зажимала рану ладонью, ища глазами спешащую к ним помощь. Все эти действия были сделаны ею на автоматизме, инстинкте помочь. Она не отдавал себе отчета, просто спасала жизнь человека. Она это умела делать отлично. Свою душу тоже она спасала этим, добром к людям.

Она была Тайной, но ее как бы не было на свете. Но вот же она. Вот – идет домой с чувством выполненного долга. Уставшая от своей работы с болью. Чужой болью. Она честна перед Аллахом и людьми. И перед самой собой.

Ноги привычно, в туфельках на небольшом каблуке, выбирали место куда им ступить, лавируя между выбоинами и ямками на дороге. Рами думала о том, что и дома она не отдохнет. Душой не отдохнет. Ведь там всегда ранее ее ждал или ненавистный муж, который уже погиб, освободив часть ее души из страха, или ее братья с очередными друзьями – женихами. Она не хотела домой.

Дети находились под заботой нянь и домашних помощников. Она жила в достатке, с папиной помощью, которую не замечала, просто не задумывалась о бытовых проблемах, которые есть у большинства людей. Кто-то оплачивал зарплату ее домашним работникам, садовнику, няням, уборщицам.

Такая «королевская» жизнь, со стороны, но она тяготилась этим. Тяжело работала, и не любила свой дом – дом страданий. Она получала зарплату за свою работу. Иногда она даже удивлялась – ведь она делает свою работу с удовольствием, с благодарностью в глазах пациентов, вылеченных ею. Ей нравится резать и шить, клеить и отрезать. Только эти действия с телами людей. Живых людей. Она доктор!

Пред ней пробежала кошка, остановилась, посмотрела на человека и мяукнула. Рами показалось, что кошка, как бы подбодрила ее. Вот – даже животное понимает ее состояние сейчас.

Кто она в этой жизни? Почему она не принадлежит даже себе. Свобода ведь главная цель и критерий жизни человека. Где она для нее? Внешне, не внутренне. Кто поймет ее? Кто тот человек, который примет ее такую, которую не знает еще никто? Она сама еще себя не знает. Она не могла огрубеть от жизни такой. Она не позволяла себе струсить, дрогнуть – тогда это будет уже не она сама. Как же не хочется идти домой.

Отвлекаясь такими мыслями, повернула на следующую улицу.

Ей накинули мешок на голову. Зажали рот грубо, заломили руки, повалили, схватили, потащили. Бросили в какой-то транспорт. На жёсткий пол, какие-то ящики, она их чувствовала телом. Связали руки, ноги чем-то колючим и грубым, нанося ссадины и царапины. На мешок, или что там у нее на лице, наложили повязки – закрыть рот от криков. Стало трудно дышать, совсем трудно.

Такие действия с собой она не ощущала давно – с тех пор потерянного детства. Воздуха не хватало, было душно лицу под мешком, не проникал свет, ничего. Она лишь слышала короткие распоряжения, выкрикиваемые кем-то.

Начала понимать – ее похитили! Она видела такое в фильмах. Но ее – к себе она подобное не примеряла.

Они ехали долго, время замерло, только болели связанные руки, ноги и острые края чего-то вонзались в ее тело. Кто-то сидел рядом, она слышала его слова. Не к ней обращенные – к тем, кто был еще.

Испугалась? Наверное, нет. Может чувствовала обреченность? В ее жизни было все. Теперь и похищение – если это было оно. Просто ощутила очередное насилие над собой – те же самые ощущения беспомощности.

Не может она понять – возвращение домой или вот эта поездка, против ее воли, в неизвестность – все было невыносимо неприятно и ужасно.

Ее отнесли в какой-то сарай. Видимо где-то в сельской местности. Там были запахи животных. Она их знает. С детства. Лошади? Овцы?

Она тут как жертвенный баран?

Не было мыслей, испуга почему-то не было. Сопротивляться? Кому? Чему? Она была готова как-то постоять за себя если что. Ее не трогали, лишь сняли повязку со рта. Видимо не боялись, что она будет кричать – наверное далеко от людей. Мешок был стянут на горле – она была в темноте. Руки и ноги ей не освобождали. Ослабили веревки, лишь ослабили.

Она могла только лежать. На какой-то старой траве и ветках. Под ними была твердая земля – она даже знала цвет этой земли. Такая была везде в ее стране. Красно-жёлтая. Пыльная, когда сухо и липкая, когда прошел дождь. Дождь случался не часто. Твердая как камень земля родины.

Ей давали только пить. Двое. Один держал ее за плечи, приподнимая, другой ослаблял мешок, слегка стягивал его с головы, не до конца – глаз не освобождая, да и зачем ей освобождать глаза, когда она их держала закрытыми, знала, что ничего и так не увидит. Освобождали только рот и подносили глиняную миску, вливали в рот воду. Теплую и вкусную – так ей казалось. Еды не было. Вообще. Она и не хотела. Видимо организм не требовал. Она могла обходится без пищи долго – так она себя приучила. Не было смены суток. Не было отчаяния. Не было страха. Была только навязчивое беспокойство за одно – что стало с ее волосами? Ее длинными, до пояса волосами, ее гордости. Ее забота, ее красота. Что с ними? Они перепутались, грязные, поблекли?

Может она отвлекалась такими простыми мыслями, чтобы не впасть в панику? Не думала ни о чем. Установила сама себе такой барьер, защиту психики внутри себя. Сохранялась внутренне. Привыкла за свою жизнь. Лишь так противостоять – лишь внутренне.

И волосы, которые она не может расчесать.

Время слилось в единое. Она не реагировала на какие-то события извне. Их и не было. С ней не разговаривали, не обижали – если так можно назвать похищение – не обижали. Иногда приносили какие-то лепешки – хлеб. Не нужно ей, не хочется.

Когда, после бесконечного дня или ночи, ее опять куда-то повезли и сняли мешок с головы – она увидела лицо брата. Старшего брата. Ее освободили?

Дом. Ничего не значащие слова, пытающихся подбодрить, утешить, она не воспринимала. Главное – нет мешка, руки и ноги развязаны.

Душ! Душ! Душ! Вода!

Смыть с себя кошмар, но не заключения, нет – кошмар насилия над нею. Насилия в самых страшном для нее выражении – лишение свободы. Даже такой «свободы», в которой она живет. Даже такой.

К ней приезжали родственники, из тех, кто был посвящен в ее историю, сочувствовали, расспрашивали.

А что она могла рассказать? Мешок и волосы?

Папа лишь не приехал. Был занят – как всегда.

Детям не рассказывали ничего. По их малолетству. Мама уезжала в другой город по делам. И все. Она тоже не рассказывала – не знала, что рассказать. Темноту? Жажду? Несвободу? Нет детям она ничего не рассказала. Подыграла общему спектаклю.

Позже она узнала, что похитителям были заплачены большие деньги, и очень быстро. Ее вернули они сами. Подробностей нет. Что бы дали ей – эти подробности? Лишний стресс, от осознания опасности, в которой она была?

Мотив похищения Рами не узнает никогда. Не привлекалась полиция, ни один официальный орган правопорядка. Клан все сделал самостоятельно. Выкуп – деньгами. Без огласки.

Это тайна. Как всегда – тайна. Все что связано с ней. Она – Тайна.

Немного позже она узнала, опять же по слухам, что все похитители были найдены, деньги вернулись назад в семью, похитителей никогда никто больше не найдет.

Это не было жестоко. Это было необходимо. Тайна должна сохраняться даже в ущерб самой Тайне.