Текст книги "Тайна с глазами, полными любви"

Автор книги: Василий Дыш

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 6 страниц)

Тайна с глазами, полными любви
Василий Дыш

© Василий Дыш, 2019

ISBN 978-5-0050-6140-9

Создано в интеллектуальной издательской системе Ridero

Предисловие

Разрешите ее для Вас представить. Она – Тайна. И это ее условное имя, появится чуть позже в повествовании. Тайна – так назвала ее однажды мама, не родная, а та, которую она обрела потом, когда открыла для себя мир настоящей дружбы и любви.

У нее есть имя, но ее нет.

У нее есть тело, но ее нет.

У нее есть жизнь, но ее нет.

Такие условия ей были поставлены для беспрекословного выполнения. Она Тайна, она есть и у нее есть любовь. Она останется Тайной и после этой книги. Так необходимо тем, кто охраняет этот секрет всю ее жизнь, а может быть и ей самой. Причины – я оставляю определить читателю. В этой книге много персонажей с разной степенью влияния на ее судьбу. Я не могу влезть к ним в сознание, в попытках поиска причин поведения – просто констатирую роли и действия этих людей в описанных событиях. Я все равно не могу изменить то, что произошло и происходит в ее жизни. Могу помочь лишь словом, поддержкой, верой, любовью – ей это необходимо. Книга условно разделена на главы. Они не могут быть равными по объему и содержанию. Как и в нашей действительности – что-то проходит незаметно и быстро, иное мучительно медленно и ранимо. Почему – Вы поймете, прожив три эпохи жизни ее – Тайны с глазами, полными любви. Спасибо.

С уважением к читателям.

Василий Дыш.

Глава 1

Она была рождена, как это пишут в толстых романах авторы – в грехе. От случайной связи ее папы с ее мамой. От некоего «смятенья чувств» у папы. Любил ли отец ее мать – ей это никогда не будет известно. Папа был уже женат и имел сыновей от своей настоящей жены. Но это случилось – старая, как мир, история. Про то знают лишь они двое, ведь все было достаточно давно и необъяснимо до сих пор причастным к их жизни очень немногим людям. И к ее судьбе тоже.

Она родилась. Ей позволили. Она конечно тогда не знала, но эти слова – позволение, разрешение и запрет, она будет слышать и исполнять всю свою жизнь. Девочку назвали Рами.

Жили в другом городе – дальше от отца. Мама с дочкой. Папа поддерживал, как мог тайно, их жизнь. Такое простое детское счастье – двое на большой земле. Рами знала, что папа тоже есть у нее – мама не скрывала, но видела папу очень редко. Очень. Не хватало ей почувствовать отца, ведь у других соседских детей он есть – вон как смеются счастливо на прогулках в городском парке. Мама, папа и дочка – первый идеал мечты о счастье.

Они жили с мамой почти у моря одни и никого не знали. Их жизнь тоже никого не интересовала.

Уже в три года, как потом ей рассказывала мама, она была очень смышленой, ответственной, требовательной не по годам к себе. С очень рассудительными вопросами, совсем не детскими.

Мама умела играть на пианино. Очень красиво играла. И дочка тоже научилась, ведь она хотела быть как мама. С трех лет начала играть. Музыка была каким-то иным миром, когда сердце рвется из груди и мечтательно закрываются глаза, но лучше их открыть – ведь клавиши могут убежать из-под маленьких детских пальчиков.

Относительное счастье, и достаток всегда были в их маленькой семье. Папа снабжал их всем необходимым. Всем, кроме отцовской любви, по причинам своего высокого положения в стране и постоянной занятости. Появление дочки на свет, была самой его большой тайной, тщательно скрываемой от всех. Тогда Рами не знала всего этого – обычное детство.

Да, вот еще, очень вроде бы несущественно – девочка была левшой. Такой вот малый промах, а может и знак судьбы. Замечательная эта ее, не такая уж редкая среди людей, особенность придавала бы ей ещё один дополнительный шарм к ее обаянию, но только не в ее стране. В мусульманской стране. Стране, где древние традиции и порядки главенствуют над жизнями людей, эту страну населяющих. В ее стране левша – это знак дьявола, проклятого ангела. Знак порока, джина. Она могла быть изгоем еще и по этому факту – левша. Ибо левая рука – нечистая.

Девочка не стала оспаривать и сомневаться своей особенности. Она хотела быть как все, что бы не стали ее еще более презирать в добавок к тому, что она уже чувствовала по отношению к себе и к маме – невинное дитя греха.

И она переучилась. Переучилась сама, упорными осознанными занятиями со своим телом и мозгом. Было ли это трудно, она это уже не помнит. Хотела, чтобы мир стал чуть добрее к ней, к ним с мамой, пусть и таким путем. Научилась владеть правой рукой так же свободно, как и левой. И никто никогда не мог уличить ее в том, что она, по канонам их религии, проклята, недостойна. Только вот кого? Своего отца, которого она видела все реже и реже? Он был постоянно занят и не находил свободного времени на визиты к дочке. А может и не хотел. Она тайна его жизни. Его позор. Угроза его карьеры. Ему хватало общества своих сыновей. Двоих настоящих, законных сыновей. А дочка? Что за дочка? Какая дочка? У него не было никогда дочки. Что-то там у дальнего родственника, а сам он чист. Перед женой, верой, страной и своей должностью. Очень высокой должностью. Нет на нем пятен родового, кланового, религиозного позора – нет!

Любил ли он ее? Она не сомневалась тогда – любил. Ведь он ее папа. А папы всегда любят дочек больше, чем сыновей – так ей думалось.

Рами было девять лет, когда мамы не стало. Мама вдруг стала сильно болеть и ее увезли в больницу. Она не успела попрощаться с мамой – была в школе. Просто после занятий за ней пришла ее тетка. Тетка – сестра отца, еще одна женщина, которая пыталась окружить девочку заботой, вниманием. У тети своих детей не было.

Мамы очень долго болела. Визиты к ней были запрещены – так сказали девочке. Потом мама умерла от, неизвестной детскому разумению, болезни от которой нет лекарств. Так случилось. Сама она не видела маму мертвую.

Ей даже говорили, что мама бросила дочку и уехала в далекую другую страну, откуда была родом. Поверила ли? Рами жила с этим знанием долго, пока позже папа не признался, что обманывал и что бы она легче перенесла смерть мамы, он придумал ее отъезд.

Мама ее была похоронена на местном кладбище. Папа оплатил установку памятного монумента. Имя, годы. Ничего более. Рами лишь тогда попрощалась с мамой. У могилы.

Глава 2

Отец забрал Рами в свой дом, в другую страну, где жила настоящая семья отца. Перед ней были поставлены определенные правила поведения, которые остались на всю ее жизнь, очень строгие правила. Она поклялась, что будет их выполнять, раз это от нее требуют. Быть сокрытой от всего мира в тайне своего рождения и родства. Папа был на вершине карьеры. Ему нельзя было допустить ни малейшего компромата на себя. Ни пятнышка на свой официальный статус. Никогда, ни при каких обстоятельствах вне круга семьи, она не имела права называть его отцом.

Воспитанием ее занялись кто угодно, но не родной папа, которого она называет так всю жизнь. Отец, каким то, необъяснимым допущением, позволил ей жить в своем доме, вернее со своей женой, матерью их сыновей.

Даже не придумать слово, которым имеет право папина жена называть ее – дочку своего мужа от другой женщины, живущей теперь в их семейном доме. Постоянное напоминанием о позоре. Об измене. У них росли двое наследников, настоящих сыновей.

Конечно тайну не смогли удержать от всех. Но для полного прикрытия ее возникновения «вдруг», было договорено что она, приемная дочь от неизвестных родителей двоюродного брата папы. Если лишь задуматься о хитросплетении этого статуса, то начинает болеть голова, но так они решили, для позволения ей жить дальше. Что там и как происходило на самом деле, она не знала и не интересовалась из-за своей малости.

Она прожила в семье этой женщины – жены отца, два года. До сих пор вспоминает это время. Не сказать, что ее любили – так, принимали как должное, за ошибку папы, за которую папа был достойно наказан, наверное, мужеством той женщины, принявшей падчерицу в свой дом.

Как они уживались в том доме? По-всякому бывало. Мачеха и любила падчерицу и нет. Рами пыталась быть незаметной. Иногда, когда мачеха была не в духе, чем-то разозлена, может быть и размолвками с мужем, женщина кричала в сердцах маленькой девочке, вдруг подвернувшейся под руку:

– Уйди отсюда, скройся! Не напоминай мне своим лицом, лицо твоей матери!

И маленькая Рами исчезала, выжидая, что бы конфликт прекратился, ведь это единственная ее родня, ее дом.

В их огромном доме был подвал – кладовая. В ней хранились запасы еды. Там было темно и уютно. Рами проводила много времени в подвале, отправляя сама себя в ссылку в свое тайное убежище. Ее уголок, где она никому не попадается на глаза и не вызывает собой скандалы, возникающие именно из-за ее существования в мире тех, кто наверху. Там, в подвале, она была защищена, от всех невзгод – так ей представлялось.

В полумраке кладовой, горой лежали мешки с рисом. Она расковыривала один верхний с крупой, сооружала из других мешков, расталкивая их по сторонам, некоторое подобие уютного гнездышка для себя. Устраивалась поудобней, включала тусклую лампу и читала книги.

Она любила читать. Ведь в книгах было совсем иное, чем в ее жизни. В книгах была мечта и правильное поведение героев – иначе бы про них не писали бы авторы. Так она думала, проводя много времени за своими любимыми занятиями – чтением и рисованием в темном своем убежище. В попытках уйти, хоть на время, от невзгод, которые ей могли принести взрослые. Пыталась понять мир вокруг неё, осознать свое место в нем, таком неизвестном и таком жестоком. Она видела это в нелюбви к себе от взрослых.

А на верху искали ее, для каких-то своих надобностей и спрашивали:

– Где Рами?

– Купается в рисе, – отвечала мачеха.

Но никто ее не тревожил там, в гнездышке маленькой девочки, одной на целом свете. Она читала или разговаривала сама с собой и с мамой. С Аллахом. Это для нее были одинаковые адресаты своих печалей и обид. Ведь и Он и мама где-то там, наверху в небе, по которому бегут облака. Но чаще всего она просто плакала в уютной темноте и тишине подвала. Без свидетелей. Она была сильной, уже тогда, духом своим, но она была лишней для всех. Накопленным обидам не разрешала выйти из нее в виде слез перед ними – теми, кто ее окружал стеной презрения и злости. Позволяла выйти из души накопившемуся лишь там, в подвале, где никто не увидит и не услышит, где она наедине с самым дорогим для нее.

Она любила свой Подвальчик – так она называла его ласково, конечно про себя. Ведь никто никогда из взрослого мира не спускался в низ. То ли не хотели тревожить и уважали ее право на уединение, то ли просто им было неприятно общество виновницы и постоянного напоминания о нехорошем, умалчиваемом поступке отца. Ее просто оставляли в покое – пусть будет где угодно лишь бы не видеть и не слышать.

В подвале было единственное маленькое окошко. Под самым потоком на одной из стен. Света из него не хватало для освещения, но Рами научилась не бояться темноты. Для чтения и рисования хватало лампы. Часто после прочитанного в книге, которое требовала осмысления – в эти паузы, ей хотелось заглянуть в окошко, то самое, недосягаемое. Еще раз кинуть взгляд на тот мир, из которого она пытается спрятаться в себе, в уюте подвала и одиночества, может сравнить его с тем, о чем она только что прочла в книге. Окошко было высоко – не дотянуться. Тогда она ставила друг на друга два старых стула, ножками на края и осторожно поднималась по этой лесенке к свету из окошка. Она вытягивалась на носочках ног, тянущимися вверх тонкими ручками пыталась удержаться за стену и маленькую полочку под окном.

В окне было стекло, закрытое, мутное, но она видела кусочек неба! Свет из окошка попадал ей на лицо, освещал пальцы. Рами смотрела вверх и разговаривала с мамой. Мама где-то обязательно там – в бесконечной синеве. Конечно мама стала ангелом и наблюдает за своей любимой дочкой, пусть даже спрятавшейся в подвале. Они слышат и видят друг друга, когда дочка стоит, балансируя на шаткой пирамиде из стульев, высоко от пола, но далеко от неба с мамой.

Всегда, когда она стояла под окном, оттуда лился очень яркий свет, свет дня – особенно нежный. Ни деревьев, ни каких-то зданий не было видно из окошка, только небо. Мама смотрит на нее оттуда и утешает, говоря своим родным ласковым голосом слова, которые ей уже давно никто не говорил:

– Доченька, я с тобой, я тебя люблю, мы вместе.

И текли слезы, не выплаканные на верху, среди ее опекунов, ее семьи, которая и не семья вовсе. Разве что папа, очень занятый на своей непонятной работе? Что за работа у отца, то было ей не ведомо – она не интересовалась. Ей не позволено ничего знать более, чем до неё доводили взрослые.

Мама слышала, переживала о доченьке. А дочка слушала ее ответы, советы, утешения. Ласковые слова мамы. И хотела многое рассказать.

Рассказать о невзгодах. О недружелюбии братьев. О тщательно замаскированной, но все-таки, как кажется ей, любви папы. Она тоже его любит, но ей запрещено выражать чувства к отцу. Лишь принятие подарков, которые совсем ей не нужны. Даримые как-то стеснительно, лишь как символ мнимого внимания и напоминания, что она, его дочка, тоже живет. Говорит об ограничениях, которые папа считает оправданными. Рассказывает о том, как упала с лошади, которая вдруг взбрыкнула и понеслась. Разбила коленки – сильно разбила до крови, но поднялась сама. Сжимая зубы, но не от боли – от стыда за неудачу, гордо распрямившись принялась успокаивать ту самую лошадь, не обращая внимание на кровь, струившуюся по худым девичьим ногам на жёлтую пыль и песок. Девочка видела плохо скрываемые усмешки на лицах братьев, стоящих тут же и как бы ищущих в ее побледневшем лице хоть капельку горя, чтобы утешить свое тщеславие. Она была очень гордая и защищала саму себя гордостью. Ни слезинки тогда. Нельзя тогда – в окружении ее недругов, которые выполняют роль надсмотрщиков, постоянно своим присутствием напоминающей ей о ее «вине». И она слышит их гадкие разговоры о ее умершей маме, специально сказанные громким шёпотом.

Досада сыновей, на своего отца, за измену маме, выходила своей ненавистью на сестру по отцу, в виде насмешек и мелких провокаций. Ведь на ту лошадь не сел ни один из братьев, зная, что лошадь чем-то возбуждена и непокорна, но она все равно села на лошадь, чтобы доказать – она их не боится!

Вдруг стулья под ней зашатались от неловкого движения, и она полетела вниз с верхотуры. Больно ударилась об пол, ушибла сильно руку, но она не кричала от боли – не хотела, чтобы ей запретили бывать в ее Подвальчике. Поднялась на верх сама в ссадинах, прижимая обездвиженную руку к груди. И книгу – она никогда не оставляла книги свои в темноте.

То, что сломала правую руку, ей не принесло какое-то неудобство, ведь ее левая, она такая же умелая, как и правая – вот когда пригодилось ее «проклятие».

Детские кости быстро срастаются – рука вновь стала послушной. И Рами опять, спустившись в подвал, ставила стулья в пирамиду и тянулась к окну. К маме. И небу.

Однажды вдруг, из ослепительного света от окна, она увидела пушинку, плавно опускающуюся к ней прямо ей на ладошку, подставленную под это невероятное чудо. В подвале! Пушинка! Но окно зарыто, в нем стекло! Пушинка искала ее! Летела к девочке и легла удобно, на дрожащую от ощущения волшебства, протянутую ладонь девочки. Она боялась выдохнуть, что бы не исчезло это чудо. Это от мамы! От нее! Она там, тут, здесь, со мной!

Она не знала, что это за пушинка, как она оказалась в подвале, но точно верила, это знак от родной мамы – самого важного человека в ее детской жизни тогда. Это пух из крыла ангела, в которого превратилась мама. Мамина частичка.

Рами сохранила эту пушинку в книге, спрятав ее между страниц. Часто открывала свою тайну и чуть-чуть притрагивалась к своей маме, подушечками пальцев, затаив дыхание. Мама подала ей знак!

В последствии, при множественных переездах, эта книга, с пушинкой посланной мамой, затерялась. Но она всегда держит в памяти этот случай и помнит ощущения от прикосновений мамы.

Рами научилась жить сама. Без родительской любви и ласки. Заботой она была окружена, но не той душевной, которая есть в семье. Редкие встречи с отцом, при которых ей было запрещено выражать свои дочерние чувства. Всегда рядом был кто-то из настоящих детей.

Братья, всячески выражали к ней свое неуважение. Придирались по пустякам, по поводу и без. Указывали ей на ее ничтожество, на огромную пропасть по отношению к ним. Разве что не били пока. Так как она, все-таки, была единственная их сестра, пусть лишь со слов папы, то они пытались оказать ей свое покровительство. Там, в ее стране, так принято, братья опекают сестер – мужчины же. Назойливость этой опеки она ощущает всю жизнь. Постоянное наблюдение и проверки, невозможность побыть одной или ограничение в выборе общения с кем-либо вне дома.

Так и жила Рами в тягостной атмосфере настороженной печали.

Глава 3

Через два года жизни в доме мачехи, видимо устав от постоянных претензий жены, папа отправил Рами обратно в тот город где она жила с мамой. Под надзором няни. Она запомнила эту добрую женщину и может быть впервые после мамы, она почувствовала настоящую заботу о себе от другого человека, который всегда рядом. Ощутила настоящую привязанность к няне.

Теперь Рами могла приходить к своей маме. Она так ждала этого. Выпрашивала у няни поездку на кладбище. Когда стала взрослой – ездила сама.

Причину смерти мамы она не знает – истинную причину. Не от куда узнать, не дают ей такое знание. Она просто приходит к маме. Поплакать и поговорить.

Замирает мир в это время и несущественными становятся все дела. Лишь мама и дочка. Слезы и души. Наверное, если кто-то видел это со стороны, как красивая молодая женщина молча плачет, стоя на коленях перед могилой, никогда не поймут – для этого нужно знать ее жизнь. Она общается с той, кто эту жизнь подарил ей. И святая любовь ребенка к родителю, дочки к маме, двух женщин, окружает их своим защитным покрывалом от враждебного. Они в этот время вместе. Много лет назад и сейчас. Мама гладит дочку по волосам и заплетает косу, а дочка боится шелохнуться, ощущая близость родных рук. Мамину заботу, мамино присутствии.

Они говорят не звуками – душами. Мама молчит, дочка плачет, рассказывая о проблемах и несправедливости к ней, а иногда радуя маму своими успехами. Все-таки печали больше. Мало стало ласки кругом после смерти мамы, не успели они вдвоем насладиться счастьем тогда. Не увидела мама, как дочка стала девушкой, очень красивой девушкой – как мама. Рами частичка ее, родной, единственной, ушедшей. Необходимой всю жизнь. Выплакаться не стесняясь – ведь маму не стесняются дочери. И эти невыплаканные слезы за все время, сейчас у могилы мамы, находили здесь выход. Кто поймет, кто поплачет с ней вместе? Лишь мама.

Так Рами жила. Приходя, когда становилось совсем одиноко, на мамину могилу. Рами говорила «мне нужно расплакаться», веря, что мама там, в желтой земле. 25 лет она была убеждена что мама похоронена здесь, пока кто-то из «благожелателей», не пустил слух так, чтобы она тоже услышала – ее мама на самом деле не в могиле. Мама у себя на родине. Тело ее увезли и похоронили там, в очень далекой славянской стране. За другим горизонтом. А тут лишь памятник. И это сделал папа. В угоду своей настоящей жене и своим сыновьям. Во искуплении.

Конечно он глубоко ранил ее – этот подлый слух, сказанный и повторенный неоднократно. Что бы осквернить саму трагедию одиночества и скорби дочери. Никогда она не решалась спросить об этом у отца, правда ли это? Или? Пусть будет – или. Для нее с мамой. Пусть будет вера – родной человек здесь в этой земле, городе где они жили. Мама с дочкой. Тут место их встречи. Место исповеди.

Рами взрослела. Превращалась в прекрасную девушку, не похожую на братьев и отца абсолютно – видимо папины гены были лишь второстепенными.

Мама ее была другой национальности и может быть поэтому и мама, и дочка были награждены такой не здешней красотою, что папа когда-то не смогу устоять перед очарованием встреченной им женщины.

Не похожа ни на одного из многочисленной родни – которую она не имеет права даже называть так. Она себя и не ощущала одной из них. Скорей всего чужой. А вот чьей? Где ее люди? Она – приемная дочь двоюродного брата папы, чтобы как можно дальше было от родного отца с одной лишь поблажкой – им должно иметь одинаковую фамилию – папа разрешил. Спасибо, папа.

Ее интересы в жизни своей, из-за невозможности найти тот душевный уют, который доступен в настоящей семье ребенку, были разнообразны. Учеба в школе ей давалась легко и блестяще. Рами училась играть на пианино, рисовать. Чтение книг она возвела в степень своего знания, из которого она постигала жизнь. Пусть и из написанной кем-то жизни. Не было иного источника. Не было добрых необходимых советов от родных, из которых лишь отец, которого она видела очень редко. И к которому ей было запрещено даже общаться иначе как к уважаемому человеку. Папа отвечал ей тем же – ни шагу на сближение. Легенда была оберегаема очень ревностно и строго, всеми кто был допущен к тайне ее существования.

Жила без родительской любви, а может придумывала такую любовь сама, ведь мама так рано покинула ее. Жила в мечтах о свободе потом, когда то, в будущем, не теперь. Ведь она приняла вынужденные правила ограничений в которых жила всегда сколько помнит себя. Ощущать себя всю жизнь лишней, виноватой в чем-то. Слышать за спиной упреки и снисходительное прощение за несовершенные ошибки. Какой-то очень сильный дух поддерживал ее, не давал стать совсем униженной и оскорбленной окружением, так называемой, родни. Она боролась за себя. Научилась не прощать подлость. Но не затаивала зла. Вступалась за подружек в школе.

Все девочки в классе знали – Рами не даст ни себя ни других в обиду. Получала за это замечания в школе и очередной выговор от братьев и папы, которого она видела все реже и реже. Любила животных – кошек, собак, лошадей. Жизнь продолжалась.

Ей исполнилось 14 лет. Она превращалась в девушку. Красивую девушку. Очень красивую.