Текст книги "Путешествие в Завтра"
Автор книги: Василий Захарченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 7 (всего у книги 11 страниц)
Увлекательно рассказывает Хаким Давлитбеков. Он раскрывает перед нами замечательные перспективы своего края. Он говорит о недалеких днях, когда воды сибирских рек, повернутые властной рукой человека, придут на просторы Средней Азии. Он говорит о том замечательном времени, когда могучие потоки пресных вод, подступившие с востока по новым каналам, хлынут в русло Главного Туркменского канала и понесутся к обмелевшим берегам Каспия.
– Все это не за горами, – вдохновенно говорит Хаким, и бронзовое лицо его становится еще красивее от волнения.
Но его увлекают и более близкие задачи. Сейчас он едет рассолонять почвы в район мирабилитовых заводов Кара-Богаза – в самое сердце солончаковых мест. Он уверен в своем успехе. Здесь будут получать свыше восьмидесяти центнеров хлопка с каждого гектара рассолоненных почв! За этот урожай стоит бороться, теперь, когда в пустыню пришла вода.
А глиссер уже покидает искусственную трассу Туркменского канала. Здесь она проложена в обход Сарыкамышекой впадины. Мы вступаем в извилистое русло расчищенного механизмами Узбоя. Это древнее ложе каспийской ветви Аму-Дарьи тысячу лет было лишено воды. Узбой начинается на четырехсотом километре нашего пути от плотины Тахиа-Таш и составляет наиболее длинный участок всего канала.
Местами русло канала вплотную подходит к Усть-Урту – огромному горному плато, почти отвесной стеной нависшему над пустыней.
У подножия, оскалившегося «зубами дракона» – усть-уртского обрыва – разлилось широкое море. Оно образовано плотиной первой Узбойской гидростанции.
Отсюда мощные насосные станции подают воду вверх для орошения величайшего горного плато Туркестана. Здесь, на берегу Узбойского моря, находится мощный энергетический узел, прекрасный порт и новый социалистический город, утопающий в садах и парках.
Как много дали этому краю вода и труд тысяч людей, пришедших преобразовывать землю!
Отсюда же на юго-запад страны устремился грандиозный, четырехсоткилометровый водоотвод. Он минует горные ворота Малых Балхан и Копет-Дага и питает влагой богатейшие земли Прикаспийской равнины.
На этих землях могут расти сельскохозяйственные культуры тропиков. Здесь возникли совхозы, насадившие рощи финиковых пальм и гранатов. Под жарким небом плодоносят бананы. Раскинулись маслиновые плантации, сады лимонов и мандаринов. На склонах холмов зеленеют чайные кусты. Жизнь сочная и по-южному роскошная торжествует на богатых землях от Прикаспия до русла реки Атрек.
Пока наш глиссер проходит через шлюзы, я внимательно осматриваю замечательные здания гидростанций.
У всех этих зданий есть своя особенность: архитектура их гармонирует с роскошной природой юга. Здания лишены какого бы то ни было технического конструктивизма. Целевое их назначение вложено в красивые формы, радующие глаз.
Обрамленная зеленью, украшенная скульптурными группами, мощная гидростанция кажется неотъемлемой частью богатой природы, еще более подчеркивая ее красоту.
Мы плывем по голубым водам канала, поднятым плотиной.
В прозрачном воздухе, оглашаемом птичьим гомоном – откуда только не налетели сюда эти беспокойные обитатели пресных вод! – поднимаются белые паруса яхт. Комсомольцы и молодежь городов, раскинувшихся по берегам водохранилища, вышли сегодня на водный праздник. Легкие яхты качаются на высокой волне, поднятой нашим глиссером. Смуглые девушки машут нам цветными среднеазиатскими платками. Шелковые платки, яркие, как куски солнца, развеваются на фоне белых парусов яхт.
Я думаю о том, что когда-то, давным-давно, в доисторические времена, здесь тоже текли воды Аму-Дарьи, пробиваясь сквозь пустыню к Каспию. По берегам Узбоя теплилась жизнь. Но разве могла эта жизнь в какой-либо степени сравниться с кипучей жизнью народа, вновь повернувшего великую реку по руслу, некогда отнятому у нее пустыней? Конечно, нет.
Навстречу нам плывут караваны грузовых судов и большие сигарообразные морские плоты строевой древесины. Они были изготовлены где-то в верховьях Камы и прибыли сюда, увлекаемые мощными буксирами. Чтобы не засорять воду канала нефтяными отбросами, буксиры эти приводятся в движение электрическим током. Они плывут, как речные троллейбусы. Небольшая тележка – токосъемник – автоматически скользит по электрическому рельсу, проложенному по берегу канала. Тележка идет со скоростью движения электробуксира. Гибкий кабель связывает ее с буксиром, подавая ток гребным электромоторам.
Изредка проплывают многоэтажные пассажирские гиганты – теплоэлектроходы, курсирующие между нижней Волгой и городами по Аму-Дарье. Они приспособлены для движения по морю, рекам и каналам.
От берега отходят стальные водонапорные трубы. Они подают воду от насосных станций канала на сотни километров в глубь пустынных районов. Полностью обеспечены водой серные заводы, расположенные в самом центре Кара-Кумов. А ведь когда-то вода привозилась сюда на самолетах!..
Все дальше и дальше плывем мы под небом Туркмении.
Глиссер вырывается на просторы Ясханского моря. Громадное водное пространство образовано второй Узбойской гидростанцией. На месте маленького, сохранившегося на Узбое с древнейших времен до дней строительства оазиса Ясхан встает теперь цветущий край хлопчатника и виноградников, край сочных садов и пастбищ. По берегам моря, спускаясь мраморными ступенями к самой воде, раскинулись санатории и дома отдыха. Рыбачьи лодки скользят по водному зеркалу. Особые рыбозаводы занимаются искусственным выведением рыбы на водных просторах моря.
Мощная гидроэлектростанция, возведенная у Ясханской плотины, питает энергией окрестные города и заводы. Высоковольтная линия тянется отсюда к Красноводску, обеспечивая электрическим током крупнейший порт Туркменского канала.
Далее высоковольтная сеть кабелем соединяется с тепловыми электростанциями Баку и гидростанциями Кавказа.
У хребта Большие Бадханы мы покидаем Узбой и входим в искусственное двухсоткилометровое русло, простирающееся к Каспию. Отсюда же прорывается сквозь горные ворота мощный трубопровод к Красноводску.
Хаким рассказывает мне о Красноводске. Туда пресную воду привозили через все Каспийское море из Баку или же получали ее перегонкой морской воды в испарительных установках. Получив свою воду, город неузнаваемо расцвел.
Климат всего этого района изменился. Природа берет здесь все лучшее от обилия солнечного тепла и влаги. И эти субтропики созданы руками человека!
В Красноводске я прощаюсь с Хакимом. Ему – в район Кара-Богаза, а мой путь лежит через Каспий.
* * *
– Вот и наш Каспий, – громко сказал Реза, обведя широким жестом голубое пространство воды и неба.
Оно открылось перед нами, когда, миновав последние шлюзы Главного Туркменского канала, мы вышли на морской простор.
Молодой инженер-нефтяник возвращается назад в Баку с нефтяных промыслов Небит-Дага. Он ездил туда в командировку для обмена техническим опытом по новым методам наклонного бурения глубинных нефтяных скважин. С Расулом Реза я познакомился вчера в речном порту Небит-Дага – белоснежного города нефти. Попав в зону великого канала, Небит-Даг совершенно преобразился.
Наш двухкилевой глиссер, наполовину оторвавшись от чешуйчатой поверхности вечно беспокойного Каспийского моря, мчится вперед, звонко шлепаясь килем о волны и оставляя за собою белый пенный след. Позади, словно плавая в кипучей зелени, остался Красноводск. А там, впереди, за голубовато-стальным горизонтом моря, лежит Бакинский порт. К нему мы должны будем пристать через несколько часов.
– Каспийское море… – мечтательно продолжает Расул. – Сколько богатств собрало оно на своей площади! Подумать только – четыреста тысяч квадратных километров! Вот там, севернее Красноводска, находится горловина Кара-Богаза. Сейчас эту горловину перекрыли. Плоский залив, подобно сковородке, выпаривает попавшую в него воду. По берегам залива установлены крупнейшие заводы по получению ценнейшего химического сырья – мирабилита. Запасы его колоссальны. Вода залива так перенасыщена солью, что ни одно живое существо не может в ней жить. «Мертвая вода» – так называли эту воду когда-то. Она стала теперь неиссякаемой сырьевой базой нашей полностью механизированной химической промышленности. А вон там, слева, несколько южнее нас, находится еще одно замечательное место Каспия. Это полуостров Челекен. Вы, конечно, слышали о нем. Там находятся огромные сырьевые запасы брома, йода, разных солей и чистейшего горного воска. На полуостров проложили несколько лет тому назад мощный трубопровод. Вода преобразила всю жизнь химических комбинатов. – Расул замолк. Его резко очерченный профиль четко выделяется на светлом фоне неба.
Прикрыв ладонью глаза от солнечных лучей, он напряженно всматривается вперед, как бы выискивая что-то. Я следую за ним взглядом и вижу над серебрящейся гладью воды какие-то белые предметы. Колонны цилиндрической формы поднимаются из воды в пепельно-голубое небо.
– Смотрите, – резко повернувшись ко мне, говорит Расул, – вот еще наше богатство. Под нами вода, а под водой земля. И земля эта еще богаче воды. Там нефть. Крупнейшие запасы нефти, Баку со всеми его промыслами – это только ступени, ведущие в подводную кладовую нефти. Главная сокровищница здесь, под нами. Не думайте, что белые колонны встают перед вами. Это автоматические нефтенасосные установки для выкачивания нефти из подводных скважин.
Глиссер проходит в непосредственной близости от одной из установок. Это плавающий стальной островок, и я прекрасно вижу его необычное устройство.
Представьте себе цилиндрическую цистерну. Она свободно плавает в море, установленная на якорях. Цистерна служит резервуаром для выкачиваемой из подводных недр нефти. В то же время она является плавучей базой для установки насосов и всех вспомогательных механизмов. Гибкий шланг проходит сквозь центр плавучего острова. Он соединен с подводной нефтяной скважиной. По шлангу нефть выкачивается насосом в тело острова – в цистерну. Насос же приводится в движение ветряным роторным двигателем, который я издали принял за белую колонну. Вблизи можно было заметить, как вращались белые колонны двигателей искусственных островов.
– Ветры дуют здесь постоянно, как по заказу, – поясняет мне Расул. – Они приводят в движение насосные установки и небольшие генераторы тока. Практически мы не нуждаемся ни в какой другой энергии, кроме ветра, для нормальной жизни наших островов нефти…
– Ну, а как же вы контролируете состояние нефтедобычи? Я не вижу на острове ни одного человека, – перебил я собеседника.
Он рассмеялся. Наивно полагать, что здесь живут люди.
– Вы знаете, наверное, об автоматических метеорологических станциях, которые устанавливаются даже в места, мало доступные человеку. Они автоматически сигнализируют о состоянии погоды по всей трассе движения воздушных кораблей. И человека около них нет и не бывает. Аппаратура наших плавающих островов построена по тому же принципу, но гораздо проще. Все показания радиопередатчиков с плавающих остро bob постоянно отмечаются в Баку на центральной карте управления морского нефтерайона.
Видите, вон там, справа, – нефтеналивное судно, подошедшее к острову.
Оно пришло сюда по вызову автоматического сигнала. Остров «сообщил» в диспетчерскую о том, что его цистерна близка к наполнению. За какие-нибудь два-три часа вся добытая нефть будет перекачена насосами в трюмы нефтеналивного корабля. Отсюда она без перегрузки поплывет через весь Каспий вверх по Волге, к промышленным центрам страны или на крекинг-заводы для дальнейшей переработки на бензин, керосин и смазочные масла…
Темнеет над Каспием.
Над свинцовой водой то справа, то слева от нас поднимаются вращающиеся колонны нефтяных островков. Сигнальные лампы горят на радиомачтах этих островков, созданных руками человека.
А где-то в Баку у карты нефтеносных разработок сидит диспетчер. Он смотрит на глубокую синеву Каспийского моря, в которой горят тысячи огоньков. Кажется, это Млечный путь отразился в море, так и оставив в нем свой отпечаток. Но нет. Огни вспыхивают и гаснут. Они призывно мигают, о чем-то сигнализируя диспетчеру.
В море электрического света на горизонте показывается Бакинский порт. Оставляя позади мигающие огоньки маяков, рой сигнальных огней искусственных островов, мы приближаемся к крупнейшему в нашей стране городу нефти.
Здесь нам придется распрощаться с Расулом. Он возвращается домой. Его ждет работа на нефтепромыслах, кипучая жизнь труженика.
С восточной страстностью он жмет мне руку.
Выключив моторы, наш глиссер пришвартовывается к бетонному пирсу. За бортом глухо разбиваются темные воды Каспия, а за пристанью шумит одетая в зелень столица Азербайджана.
* * *
Вот уже тают на фоне зеленовато-сизых гор светлые здания столицы Дагестана – Махач-Калы. Город широко раскинулся вдоль берега. У самой кромки воды поднимаются решетчатые руки замахнувшихся над бетонным пирсом портовых кранов. Возле них толпятся грузовые корабли и рыболовные суда. Кое-где по берегу видны острые пирамидальные нефтяные вышки, как бы сплетенные из стального кружева. Как разрослась за последние годы эта молодая промышленность Дагестана!
Наш магистральный глиссер набирает ход. Теперь он идет прямо на север, туда, где вода Каспия становится почти пресной, – к многорукавной дельте Волги.
Я гляжу на пенный след за кормой. Острым углом расходится он из-под обоих, сейчас почти скользящих по поверхности воды килей глиссера. На лицо мое, обдуваемое влажным морским ветром, летят мелкие брызги от волн, разбиваемых стремительным движением нашего корабля.
Рядом со мною, опираясь на перила, стоит старик. Он одет в светлый, слегка мешковатый костюм и широкополую белую и, пожалуй, старомодную шляпу. Если так можно говорить о стариках, его следовало бы отнести к разряду моложавых. Пышные усы и беленькая бородка только подчеркивают свежий овал чуть полноватого лица, розовые щеки пышут здоровьем, ясные глаза зорко всматриваются в зеленовато-синюю толщу моря.
– Глядите, глядите! – вдруг обращается он ко мне, протягивая руку вперед.
Я опускаю глаза и замираю от удивления: под бортом глиссера вспыхивает и переливается серебристым светом колеблющаяся лента. Она то пропадает, то вновь вырисовывается.
– Неужели вы не понимаете? Да ведь это же косяк сельдей! – кричит мне старик. – Вон как сверкает он на солнце!
Это всё чешуйчатые спинки рыб. Их здесь бесчисленное количество.
Я долго не могу оторваться от удивительного зрелища. Кажется, глиссер мчится по поверхности расплавленного серебра. И оно переливается сейчас всеми оттенками.
Только когда глиссер вновь вырвался на зеленовато-синюю толщу моря, старик нарушил молчание:
– Недурной косячок… Однажды, лет десять тому назад, мне пришлось видеть у берегов Апшеронского полуострова косяк сельди куда покрупнее. Он был свыше ста пятидесяти километров в длину и километров тридцать в ширину.
Увидев мое удивленное лицо, старик быстро промолвил:
– Бывает, но редко! – Затем он приветливо улыбнулся, приподнял шляпу и представился: – Николай Павлович Путянин, главный ихтиолог Каспийской рыбохозяйственной станции. Ихтиолог – это что-то вроде «рыбьего диспетчера», – пояснил он и рассмеялся.
Мы легко разговорились с Николаем Павловичем, и я нисколько не пожалел о нашем случайно состоявшемся знакомстве. Путянин оказался интереснейшим человеком. Всю свою жизнь он посвятил изучению рыбы, разведению ее и разработке новых методов промышленного рыбоводства.
– Не один десяток лет специально занимаюсь Каспием, – говорил он через несколько минут, сдвинув на затылок свою шляпу. – Северная часть Каспийского моря – одно из самых примечательных в мире мест. По своим рыбным богатствам равного ему нет. Вы обратите внимание на дельту Волги. Здесь рыбе особенно вольготно. Воды этой величайшей реки Европы несут с собою большое количество органических осадков – ими-то и питается рыба. Здесь водится свыше ста пятидесяти пород рыбы. Среди них такие, как белорыбица, осетр, белуга, севрюга. Вам ли говорить, что это лучшая в мире рыба!.. За последние годы, – продолжал Николай Павлович, – мы создали из Каспийского моря колоссальный рыбий садок. Он имеет чисто промышленное значение. Все производство рыбы здесь организованно. Мы разводим рыбу разных пород и руководим ее развитием. Рыба растет и размножается не стихийно, а по желанию человека…
– Каспий – замкнутый рыбий садок? – перебил я его. – А как же Волга со всеми своими искусственными морями, притоками, каналами? Как же Волго-Донской канал?
– Именно об этой системе я вам и говорю. Все водные бас сейны учитываются нами. Каспий вместе со Сталинградским, Куйбышевским, Горьковским, Щербаковским, Угличским и, наконец, Московским морями – все это и есть наша единая система. Говорят, новые моря отняли у сельского хозяйства некоторое количество земли, ранее занятой под пашни, выгоны, луга. Но разве это значит, что наша страна потеряет какую-нибудь часть производящей площади? Конечно, нет! Вместо сельхозпродуктов с этих же затопленных площадей земли мы получаем теперь другой продукт питания, также богатый белковыми веществами и не менее ценный, – рыбу. Гигантские водоемы стали источником рыбных богатств.
Николай Павлович сделал паузу, собрав в кулак свою небольшую седенькую бородку. Потом, разжав кулак, он продолжал с новым порывом волнения:
– Из двадцати тысяч существующих на планете пород рыбы мы, ученые, подбираем, выращиваем и акклиматизируем в новых условиях те породы рыбы, которые нам более всего выгодны. Здесь перед нами открыты самые широкие перспективы. Первые опыты по управлению развитием рыб начались еще до Великой Отечественной войны. В Каспийское море из Черного завезли в специальных аквариумах мальков кефали. Рыба отлично прижилась в новых условиях и стала обильной промысловой рыбой Каспия. Одновременно мы решали и проблему рыбьих кормов. Из Азовского моря завезли на Каспий так называемых нереисов – водяных червей. Они размножились на тысячах квадратных километров площади Каспия и стали основной пищей осетровых пород рыбы. Но дело не только в пересадке рыбы из одного водоема в другой. Это хорошо, когда рыба в новом водоеме имеет условия, сходные с теми, в которых она веками жила и размножалась. Нашим рыбоводам-мичуринцам пришлось искусственно вырастить новые, наиболее ценные и выносливые породы рыбы специально для вновь созданных водяных бассейнов. На рыбоводческих станциях в первую очередь были выращены пресноводные осетры и лососи.
Николай Павлович замолк, застегивая развевающиеся от встречного ветра полы своего мешковатого пиджака. Некоторое время мы стояли молча, всматриваясь в далекие очертания берега и цепочку судов, проходивших у самого горизонта.
– Однако трудностей у нас было много, – неожиданно вернулся к прежней теме Путянин. – Созданные на реках новые моря, плотины, гидростанции потребовали особого внимания к вопросам рыборазведения. Вы, вероятно, знаете, что для метания икры – для нереста – рыба из морей уходит в реки. Она преодолевает нередко огромные расстояния в тысячи километров. Я уж не говорю о таких удивительных случаях, когда, например, угорь из наших прибалтийских рек уходит метать икру… как вы думаете, куда?.. за восемь тысяч километров, в Саргассово море, что находится в Атлантическом океане. Именно там развиваются зародыши угря. Через несколько лет они проделывают головокружительное путешествие к устьям прибалтийских рек.
А вот вам примеры и с волго-каспийской рыбой. Они не могут быть обойдены ихтиологией. Вековые повадки рыбы должны учитываться техникой новых строительств на некоторых участках водной системы. К примеру, знаменитые каспийские сельди – пузанок, залом и астраханка, – зимуя в южной части моря, у иранских берегов, икру свою мечут за тысячи километров к северу. Нерест астраханки происходит в районе Сталинграда. Залом поднимается для метания икры еще выше: по Волге – до устья Камы и дальше по Каме – до города Чистополя.
Как видите, рыбьи привычки, сложившиеся тысячелетиями, поставили сложнейшие вопросы не только перед нами, ихтиологами, но и перед строителями плотин, перегородивших течение рек. Ведь мы не можем шлюзовать рыбу подобно кораблям – пропуская ее через плотины. А отучить рыбу от ее трудных привычек сразу мы тоже не можем. В последнее время мы занимаемся этим вопросом, искусственно размножая мальков в особых, специально созданных для этой цели затонах.
Поэтому на некоторых крупных гидростанциях созданы специальные электрорыбоходы. Рыба преодолевает плотину высотою в несколько десятков метров, постепенно поднимаясь со ступени на ступень по специальной длинной водяной лестнице. Но чтобы заставить рыбу идти именно по этой лестнице, необходимо искусственно подвести косяк к горловине рыбохода. Для этих целей возле каждой плотины создается специальный электростимулятор для рыбы. Опущенные в воду электроды создают в воде слабое электрическое поле. Попав в зону этого поля, рыбий косяк, если можно так сказать, теряет управление и сразу же отдает себя в наши руки.
Управляя движением электрического поля, мы управляем и движением рыбы. Она стремится уйти от воздействия электрического поля, которое ее раздражает. Мы подгоняем рыбу постепенным переключением тока от одного электрода к другому. Уходя от поля, рыба идет туда, куда нам нужно.
– Это что-то вроде рыбьих пастухов получается, – рассмеялся я. – А как же вы собираете потом свое разогнанное током стадо?
Николай Павлович вместо ответа молча указал мне на далекие контуры рыболовных судов. Я присмотрелся к ним и не увидел ничего особенного. Суда как суда.
Через несколько минут наш глиссер проходил невдалеке от одного из кораблей. И тут только я заметил легкие металлические стрелы, отброшенные в обе стороны от бортов корабля.
Подтянутые стальными расчалами, стрелы почти лежали, словно тонкие весла, на неровной поверхности воды.
– Это электрорыболовная флотилия. Она собирает разрозненное рыбье стадо и действует безошибочно, подобно хорошо налаженному механизму. Когда приближается период так называемого «рунного хода» рыбы, во время которого вылавливается до трех четвертей всей годовой добычи, в море вылетают рыболовецкие вертолеты-корректировщики.
Они обнаруживают рыбные косяки, устанавливают направление и скорость их движения, а затем вызывают по радио рыболовные суда.
Быстроходные суда выискивают косяки рыбы с помощью гидрофонов.
При своем движении рыбий косяк, например, включающий миллионы движущихся рыб, производит под водой шум, подобный шуршанью листвы под ветром. И этот шум передается по воде с огромной скоростью – в пять раз быстрее, чем по воздуху: тысяча пятьсот метров в секунду. По уловленному шуму и ориентируются гидрофоны электрорыболовов.
Я с увлечением слушал рассказ об электрическом неводе рыболовного судна.
Таким образом, судно приближается к косяку не только по указанию вертолета – разведчика, но и «по слуху».
На легких мачтах, которые видны с обоих бортов судна, укреплены специальные поплавки. Это не что иное, как электроды. К ним подводится один из полюсов генератора постоянного тока. Он имеет значительное напряжение и установлен на судне.
Второй полюс генератора подведен к электроду в подводной части судна. Этот электрод представляет собой металлический раструб, похожий на огромную граммофонную трубу. Он соединен с мощным рыбонасосом. Обычно рыба идет против течения, так что при работе насоса в раструб она не пойдет. Но, попав в сильное электрическое поле, образующееся между электродами, рыба впадает в состояние так называемого электротаксиса. Она как бы полуоглушена. И вот теперь с рыбой происходит весьма странное явление. Она изменяет направление своего движения, перемещаясь по строго определенному закону от отрицательного электрода к положительному. Таким образом, рыба неотвратимо плывет к положительно заряженному центральному электроду – к раструбу рыбонасоса. Насос захватывает приглушенную рыбу и выкачивает ее вместе с водой в трюм корабля.
Путянин громко рассмеялся простоте своего объяснения, но продолжал в том же духе:
– Ни сетей, ни рыбаков! Плавучим рыбозаводом управляют несколько человек. Завод полностью автоматизирован. Он имеет холодильные установки, консервные цехи, промышленные отделения, цех искусственных удобрений, получаемых из рыбьих костей, и многое, многое другое. Даже разделка рыбы производится специальными рыборазделочными автоматами.
– Да, но таким оснащенным промыслом можно в несколько лет извести все хозяйство Каспия, – не вытерпел я, мысленно подсчитывая количество кораблей, вышедших на путину.
– Полноте! – остановил меня Николай Павлович. – Во-первых, период рыбного лова строго определяется указаниями ихтиологов. А потом, подобно неводу с крупной и мелкой сеткой, мы в состоянии регулировать размер вылавливаемой рыбы. При определенном электрическом поле в рыбонасос поступает рыба тех или иных пород, того или иного размера. На рыбу разных пород и возраста ток действует по-разному. Этим-то мы и пользуемся.
* * *
Наш глиссер подходит к ветвистой дельте Волги. Широкий 65-километровый канал соединяет Астрахань с Каспийским морем. Было время, когда здесь приходилось из-за малой глубины дельты перегружать товары с морских кораблей на речные. Теперь морские суда проходят беспрепятственно через все волжские моря и по всему течению реки.
Новая трасса искусственного канала подводит наш глиссер к крупнейшему южному порту Волги – Астрахани. Рыбный центр Каспия встречает нас холодильниками и рыбозаводами, отлично оборудованным морским портом и шумной, беспокойной суетой, характерной для всех южных портов. Здесь кипит обычная трудовая жизнь.
Вот рыболовецкие суда вплотную подходят к бетонным пристаням. Мощные шланги опускаются в их трюмы, и я вижу зеркальный водопад рыбы, падающий по наклонным лоткам пристани. Это рыбонасосные установки перекачивают серебряный урожай морских полей в ледяные чрева холодильников. Чайки – верные спутники рыбаков – кружат над живым потоком свежепойманной рыбы, оглашая воздух резкими криками.
Белый, прекрасный город проходит у нас перед глазами. Легкие парусные лодки, речные трамваи и быстроходные катера оживляют широкое русло реки.
Астрахань стоит как гостеприимно раскрытые ворота великой водной магистрали. Мы торжественно проплываем сквозь этот парадный ход Волги к ее морям, плотинам и гидростанциям.
Отсюда нам предстоит подняться вверх против течения реки, вдоль преображенных земель, ограниченных руслом Волги и ее протока Ахтубы.
Бесполезно заливавшиеся весенней пойменной водой и пересыхавшие в летний зной земли Ахтубы ныне напоены постоянным притоком свежей воды. Ахтубский канал простирается почти от самого Сталинграда. Плодороднейшие земли больше не заливаются весенним паводком и не выжигаются летним солнцем. Они стали огородной житницей нижней Волги. Здесь выращиваются лучшие сорта субтропических и южных овощей.
Я стою на палубе глиссера и мечтаю со старым рыбоводом о сказочном преобразовании Ахтубской поймы, проходящей у нас перед глазами.
Николаю Павловичу плыть до самого Цимлянского водохранилища на Дону. Старик едет туда экспертом по разведению аральского шипа и ладожского рипуса. Эти легко приживающиеся породы пресноводных рыб становятся промысловыми в новом море.
В Донское море мы попадем через водяную лестницу шлюзов знаменитого Волго-Донского канала. Путь до него совсем уже не долог.
* * *
С верхней палубы глиссера нетрудно рассмотреть начало Волго-Донского канала. Он начинается в Сарептском затоне, там, где далеко выступающий в реку полуостров защищает горловину канала от бурного течения и от весеннего ледохода на Волге. Слева от канала, на самом краю полуострова, возвышается монументальное сооружение – гранитный маяк. Он служит не только для навигации. Одновременно это величественный памятник исторических битв нашего народа, происходивших на этой земле.
Входной шлюз канала представляет собой грандиозную триумфальную арку.
Монументальные скульптуры, архитектурные ансамбли водных сооружений посвящены замечательным эпизодам величайших сражений.
От Сарептского затона мы плывем уже по трассе канала. Минуем долину разлившейся речки Сарпы. идем вдоль сарпинских озер, а затем по долине реки Солянки.
Искусственный канал, на берегах которого раскинулись молодые леса, цветущие кустарники и луга, иногда вливается в просторные водохранилища. От них отходят водозаборы для орошения прилегающих земель. Скользят рыбачьи лодки, спортивные яхты. Берега канала то далеко расступаются в стороны, почти теряясь у горизонта, то вновь сходятся через некоторое время и выступают перед нами закованными в гранит и бетон.
Так мы подплываем к величайшей водяной лестнице Волго-Дона. Девять ступеней ее должны поднять судно вверх на восемьдесят восемь метров.
Уже давно пассажиры высыпали на палубу. И те, кто впервые видит сооружения шлюзов, полные красоты и гармонии, уже не в силах сдержать возгласы восторга и удивления.
Сквозь раскрытые металлические двери высотою не менее, чем в трехэтажный дом наш глиссер входит в колоссальную бетонную коробку шлюза. Стены его нависают над нами, так что мы видим лишь синее небо над головою да на влажной глади стен цветные картины, нарисованные смелой рукой художника.
Медленно, с необыкновенной торжественностью смыкаются стальные створки шлюзных ворот, закрывая последний выход из этой необыкновенной картинной галереи. Каждое «полотно», созданное на бетоне, в десятки раз превышает размеры нашего далеко не маленького глиссера. Несколько кораблей покрупнее застыли в камере рядом с нами.
Но вот диспетчер, стоящий в стеклянном зале, высоко поднятом над головным сооружением шлюза, дает сигнал к поднятию. Я не замечаю, как врывается вода в нашу камеру, но по тому, как медленно начинают подрезаться светящиеся картины на стене шлюза, я понимаю, что вода прибывает. Мы поднимаемся вверх.
– Водица-то донская, – поясняет мне штурман глиссера, веселый молодой парень, с которым я сдружился в дороге. – Видите ли, вся вода, с помощью которой происходит подъем судов на Волго-Доне, поступает в шлюзы из Дона. Три мощные насосные станции сооружены на канале. Они питаются электроэнергией от Цимлянской гидростанции, и каждая из них в состоянии перекачать в секунду сорок пять кубических метров воды.
– Да, это действительно колоссальное количество, – соглашаюсь я, представив па мгновение, как в каждую секунду насос подает объем воды, который свободно мог бы заполнить мою комнату.
– Сейчас я вам поясню, что здесь происходит, – продолжает штурман. – Трудность создания канала заключалась не только в том, что уровень Дона в зоне соединения с Волгой на сорок четыре метра выше Волги. Дело еще и в том, что между обеими реками находится узкий водораздел, который на восемьдесят восемь метров поднимается над волжской водой и на сорок четыре метра – над водной поверхностью Дона. Четыре десятиметровых шлюза устроены со стороны Дона и девять – со стороны Волги. Естественно, что для того чтобы питать все эти шлюзы водой, ее забирают со стороны Дона, где вода поближе к водоразделу…
