Текст книги "Путешествие в Завтра"
Автор книги: Василий Захарченко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 2 (всего у книги 11 страниц)
В наступившей тишине раздались короткие щелчки переключений.
Поразительная перемена совершилась на экране. Почти с птичьего полета я увидел плотину, перегородившую узкую горловину залива. Изогнутая подобно луку, она упиралась обоими своими концами в скалистые берега. Волны Баренцова моря разбивались о ее бетонную громаду. Белый ободок пены четко вырисовывал контуры этого огромного сооружения. Мощные линии электропередачи, отмеченные силуэтами мачт, тянулись от плотины к распределительной станции, а оттуда, идя вдоль берега, скрывались из поля нашего зрения.
– Не удивляйтесь тому, что мы видим станцию сверху, – поясняла мне девушка: – один из телепередатчиков установлен на вершине прибрежной скалы. Строители станции использовали здесь очень удачные природные уеловия, – продолжала она. – приливная гидроэлектростанция.
Приливная волна достигает здесь почти десяти метров. В момент прилива миллионы тонн воды напирают на плотину, стремясь прорваться в залив. Но мы не даем воде свободного хода. Мы пропускаем ее сквозь турбины, которые установлены в теле плотины. Когда же уровень воды в зализе сровняется с уровнем воды в океане и океан начнет отступать, мы возвращаем ему воды залива, опять пропуская их сквозь турбины.
Склонившись над картой, девушка продолжала:
– Взгляните на тёмно-синие точки, рассыпанные по берегам океанов, омывающих страну. Это все приливные станции. Огромное количество энергии дает нам «синий уголь», добытый только за счет прилива и отлива. Ведь в теле одной этой плотины работает свыше сотни турбогенераторов!
– Теперь вы понимаете, почему электроэнергия в нашей стране стала основой развития любой техники? – вмешался в разговор юноша, напоминая мне разговор в электромобиле. – В конечном итоге мы ведь используем здесь не что иное, как силу воздействия Луны. Ведь это она создает морские приливы и отливы. Она притягивает к себе колоссальное количество воды, разлитой в морях и океанах по поверхности нашей планеты. А мы у этой воды отнимаем энергию.
– Кстати, мощность Охотской станции значительно больше, – перебила юношу Нина Алексеевна. – Там высота приливной волны превосходит одиннадцать метров – цифра, как видите, значительная… Гидротурбогенераторные установки мы смотреть не будем, – продолжала девушка. – Они обычны. Я покажу вам лишь работу автоматических жалюзи. Они переключают направление движения воды в турбине в зависимости от разности уровней океана и залива.
Новая смена картин произошла на экране. Изображение стало почему-то плоским, похожим на схематический рисунок. Но это был все же «живой» рисунок. Отдельные его детали двигались, изменяли форму. Было видно, как вздымаются волны и лижут бетон плотины, как они устремляются в тоннели, чтобы попасть на лопасти водяной турбины.
Как зачарованный, смотрел я на необычайную картину движения воды в каналах плотины. Самым удивительным было то, что плотина представлялась мне как бы в разрезе. Словно меня замуровали в серую толщу бетона, и я гляжу из него на вещи, которые иначе и увидать невозможно. Темными линиями вырисовывались поднятые стальные двери шлюзов, улиткообразные каналы для направления воды к лопастям турбины.
Видимо, заметив мое удивление, Нина Алексеевна пояснила мне причину необычного зрительного ощущения:
– Мы используем в данном случае радиолокационный метод воспроизведения изображения. Помещенные в толще плотины небольшие радиолокаторы передают почти полный профиль разреза плотины. Это изображение и транслируется сюда по проводам высокого напряжения.
Сейчас как раз вы имеете редкую возможность рассматривать плотину изнутри. Однако у нас так еще много зрелищ впереди, что я не буду задерживать вас на изучении подобных туманных картин. – Девушка рассмеялась.
Николай сделал ряд новых переключений на панели. Изображение морского прибоя немедленно пропало, как бы скрывшись за фосфоресцирующую поверхность экрана.
– Теперь перенесемся на юг, – продолжала моя собеседница, – Я хочу показать вам самую мощную нашу установку, работающую на «голубом угле»… Помогите мне, – обратилась она к Николаю. – Ключи от станций находятся у вас под руками… Знаменитые электростанции, – повернулась она ко мне. – Вот уже несколько лет они работают на Кавказе, в районе Новороссийска. Это удивительное место нашего Союза. Как будто оно специально создано природой для подобной цели. Здесь, а также в районе Баку, да еще в некоторых арктических областях проносятся самые мощные в стране воздушные потоки. Кроме того, они более или менее постоянны по своей силе и направлению. Итак, вот вам Новороссийский узел.
Я перевел глаза на экран.
На ажурных, но, видимо, прочных башнях, установленных в седловине горного перевала, покоились яйцевидные корпуса ветроэлектростанций. Они стояли плотным строем.
Серебряные круги стремительно вращающихся лопастей, казалось, были приклеены к обтекаемым кожухам ветросиловых агрегатов.
Экран приблизил одну из установок, и я поразился ее размерам. Маленькая фигурка человека стояла на решетчатом балконе со стороны, противоположной вращающимся плоскостям.
По всей видимости, это дежурный электрик пришел проверить очередной агрегат. Но каков был ветряк-великан, черпавший своим могучим трехлопастным винтом энергию голубого океана'
– Подобно ряду гидротурбин приливной установки, – пояснила мне девушка, – вся эта группа ветряков вносит свою долю в ЕВС. Генераторы ветряков-гигантов соединены электрической сетью с общей повысительной подстанцией, а она, в свою очередь, подключена к кольцевой сети – Единой высоковольтной. Лишь изредка бывают дни, когда мы полностью отключаем ветроустановки. Ищи ветра в поле, когда наступает полное безветрие…
Оторвавшись от пульта управления, в разговор вмешался Николай:
– Такими словами вы можете вызвать недоверие к этому замечательному энергетическому источнику. А он-то как раз необычайно могуществен. Достаточно сказать, что энергия ветра на земном шаре превышает энергию всех видов ископаемого топлива в два с половиной раза. Следует отметить, что эта энергия, занимающая первое место по мощности своих запасов, так же неистощима, как и энергия воды. Кончатся когда-нибудь уголь, нефть, но ветры будут существовать до тех пор, пока солнце будет греть своими лучами землю. Источник этой энергии – солнечное тепло. Это оно, различно нагревая в разных частях планеты воздушные массы, заставляет их перемешаться.
– Но есть у нас все же такие станции, – продолжала Нина Алексеевна, – которые упорно не желают, да и не могут работать круглосуточно, хотя ежедневно дают свои мегаватты в нашу сеть. Я говорю о станциях, использующих «желтый уголь» – энергию солнца. Хотите, мы покажем вам мощную батарею гелиоустановок? Николай, включите, пожалуйста, каракумскую солнечную станцию, – обратилась к юноше девушка диспетчер. – Вы знаете, конечно, что солнечная энергия неистощима и количество ее, поступающее на нашу планету, огромно. Один Узбекистан получает, например, столько энергии солнца, что ею можно было бы заменить работу многих тысяч Днепрогэсов. Однако раньше использовать эту энергию в промышленном масштабе не удавалось. Но в конце концов мы все же добрались до солнечного тепла. Смотрите, вот наша гелиостанция Кара-Кумского энергетического узла. Она работает параллельно с Узбойскими гидроэлектростанциями, принимая на себя часть нагрузки в часы пик – в часы, когда нужды промышленности и хлопководства требуют наибольшего количества энергии. К счастью для нас, это происходит днем.
Как бы в ответ на мои мысли, экран приблизил к нам один из солнечных параболоидов.
Вогнутое зеркало было сделано, видимо, из тонкого отполированного металлического листа диаметром в пяти-шестиэтажное здание. Отраженные от него солнечные лучи сосредотачивались на небольшом котле, темный цвет которого резко выступал на фоне блестящего зеркала. Подобно пауку, смастерившему паутину над вогнутой частью тарелки, котел был соединен сетью растяжек и трубопроводов с боковыми краями параболоида.
Рассматривая это удивительное сооружение, девушка поясняла:
– Мы превращаем солнечное тепло в электроэнергию с помощью ртутного пара. Пар получается в котле гелиоустановки.
Сконцентрированные колоссальным зеркалом параболоида, солнечные лучи нагревают ртуть до сверх высокой температуры. Отсюда пар под очень большим давлением поступает на силовую станцию. Здесь сосредотачивается энергия многих гелиоустановок. Ртутный пар приводит в движение турбину. Она связана с электрогенератором. В этой части солнечные станции не отличаются от обычных тепловых.
– Сейчас энергетической промышленностью освоены установки более эффективные, чем эти, – вмешался в разговор Николай. – Тепловой процесс в солнечных установках – это, если хотите, дань прошлому. Дань тому времени, когда пар являлся необходимым звеном в получении электроэнергии. Современные достижения науки позволили в промышленных масштабах добиться непосредственного превращения солнечного света в электричество. Это гелиостанции с новыми фотоэлементами сверхвысокой мощности. Вы знаете, конечно, что такое фотоэффект? Солнечные лучи, падая на поверхность некоторых металлов, вызывают в них появление электрического тока. Однако величина этого тока ощутима лишь незначительно. На протяжении многих лет, после чрезвычайно большого количества опытов, исследователи наши обнаружили такие вещества, которые при воздействии солнечных лучей дают значительный ток. Это открытие коренным образом изменило всю энергетику солнечных установок. Фотоэлементы нового типа, соединенные в огромные батареи, превратились в фабрики электрической энергии, не имеющие ни одной движущейся части. С определенной площади земной поверхности мы снимаем теперь строго определенный электроэнергетический урожай. Одна из таких установок питает, например, полностью механизированные серные разработки в Кара-Кумах. Да и в других районах фотостанции прекрасно оправдывают себя, запасая на ночное время электроэнергию в аккумуляторах. Однако главным нашим энергетическим источником мы считаем все же «белый уголь» – речные гидростанции. Я не могу отказать себе в удовольствии посмотреть еще раз на нашу гордость – волжские гиганты. Смотрите…
Снова и снова перед нашими глазами поплыли хорошо знакомые картины.
Бетонная громада плотины уперлась в сталинградские берега Волги. Море волжской воды раскинулось за плотиной, широкое и необъятное. А там, в глубине плотины, в глухой клетке из бетона и стали заключены генераторы. Они приводятся в действие гидротурбинами. Сотни кубических метров воды ежесекундно падают с многометровой высоты на лопасти турбин и вращают их с чудовищным усилием.
Над ними по широкой дамбе плотины проносятся электрические поезда, на асфальтовых дорогах мелькают потоки автомобилей. Я вижу бетонные дамбы и шлюзы, через которые проходят многопалубные корабли-электроходы, самоходные баржи, грузовозы и нефтеналивные суда, направляющиеся вверх по Волге из Баку, Ростова-на-Дону или Одессы.
Огромные мачты уходят в разные стороны от гидрогиганта. Он питает энергией не только Сталинград – крупнейший промышленный центр на Волге, но и целый ряд городов Центральной Черноземной области, он дает основную массу своей энергии Москве.
Николай медленно переключает телепередатчики, установленные в разных точках Сталинградского гидроузла. Мы как бы перемещаемся сами с места на место, то видя плотину со стороны, то опускаясь на бетонную крышу автоматического поста управления гидростанцией, то проникая в рабочее помещение генераторов. Выпуклый экран развертывает перед глазами величественную картину сооружения. Я вспоминаю напряженные годы строительства, годы, в которые вся страна, сосредоточив усилия, работала над созданием этой плотины.
Я вспоминаю свои поездки в Сталинград, вспоминаю историю этого замечательного города, героическую судьбу его, и я вижу его прекрасное будущее.
Молчание прерывает Николай:
– Подумать только: двести двадцать пять кубических километров воды протекает за год по руслу Волги… И почти вся масса воды превращена в энергию, использована не однажды, а несколько раз на протяжении многих ступеней перекрытой плотинами реки… Глядите, я переключаюсь на Куйбышевский гидроузел.
Несколько коротких щелчков переключений – и на экране выступил простор Куйбышевского моря. Белые яхты замерли на горизонте. Железобетонная громада плотины нависла над нами. Далекие контуры Жигулевских гор поднялись с левого края экрана.
Глядя на водный простор, Николай не удержался, чтобы не напомнить: двадцать пять тысяч квадратных километров – вот площадь новых волжских морей! Разве это не доказательство могущества человека, преобразующего природу!
Два миллиона киловатт – это мощность, в несколько раз превосходящая мощность нашего первенца – Днепрогэса имени Ленина.
И все же Волга далеко не предел… Еще полноводнее реки Сибири. Еще мощнее электростанции, воздвигнутые на них. Десять Днепрогэсов составляет мощность Обьгэса – новой гидростанции на Оби, воздвигнутой в районе Белогорья. Вновь созданное плотиной Сибирское море по площади своей почти равно Каспийскому морю.
Мощность в двадцать пять Днепрогэсов имеет новая гидроэлектростанция, построенная на величайшей реке Азии – Лене. По многоводности своей Лена более чем вдвое превышает Волгу.
Гидростанции – основные «труженики» нашей ЕВС. Сталинградская, Куйбышевская, Горьковская, Щербаковская, Угличская, Иваньковская, Балаковская и Чебоксарская станции на Волге, Днепрогэс и Каховская станция на Днепре. Иртышская станция, Камская ГЭС, электростанции на Ангаре, Амуре, Енисее, Оби, Лене. Новые станции на Аму-Дарье и Главном Туркменском канале – Узбойские ГЭС, гидростанции на Кавказе. Сколько их светится сейчас голубыми лампочками на карте, развернутой перед нами! Было время, когда сотни кубических километров воды бесполезно уходили в океаны и моря по руслам рек. Ведь рек в нашей стране, свыше ста восьми тысяч. Общая протяженность их превышает два с половиной миллиона километров, и несут они ежегодно в моря и океаны около четырех тысяч кубических километров воды. Все это энергия. Все это живая влага, так нужная земле.
А сколько еще, думал я, скользя по карте глазами, можно построить различных электрических станций, разбросав их по просторам нашей отчизны!
Но ведь есть и еще десятки других источников энергии.
Тепловые станции на торфе – ведь почти все мировые запасы торфа находятся в нашей стране.
Есть станции, использующие энергию разности температур воды и окружающего воздуха. В глубинах океана вода на десятки градусов холоднее, чем на поверхности. Незамерзающая вода северных морей зимою на десятки градусов теплее окружающего воздуха. Этот перепад температур всегда может быть использован в качестве энергетического источника. Специальные турбины, работающие на паре легко испаряющихся жидкостей, свободно действуют даже при незначительной разности температур. Сколько есть у нас мест в Арктике, где используется и этот неистощимый источник энергии!
Наконец, атомные энергетические станции, работающие на ядерном горючем. Новый, ни с чем не сравнимый источник энергии огромной мощности…
Как будто, взявшись за руки линиями электропередач, связанные между собой, все энергетические станции работают на одно общее дело.
Я долго смотрю на яркие кружки электрических станций. Они хорошо видимы с высоты нашего командного пункта. Вот она, энергетическая мощь страны, думаю я. Вот оно, управляемое человеком море энергии, миллионы киловатт которого могут быть простым нажатием кнопки отсюда, с командного поста, направлены по высоковольтным линиям передан почти в любой пункт страны!
Энергия, передаваемая на тысячи километров высоковольтными линиями, энергия, разливаемая без проводов над дорогами в виде высокочастотных электромагнитных полей, энергия, конденсируемая в аккумуляторах, – вся она стала верным другом советского человека.
Задумавшись, я не заметил, когда Нина Алексеевна выключила экран стереоскопического телепередатчика. Посветлел радужный купол у нас над головой. Сказочная картина растаяла…
День уже близился к концу. Заметно вечерело. Стены зала светились ровным, теплым светом, исходившим, казалось, из их толщи. Заполняя все помещение, свет этот золотистыми отблесками ложился на пульт управления, на схемы и энергетическую карту страны.
Мы поднялись.
У пульта управления ЕВС осталась сидеть девушка в голубовато-сером комбинезоне.
Перед ее глазами жила своей напряженной электрической жизнью огромная энергетическая сеть страны. Работали автоматические заводы, шли электропоезда, действовали химические комбинаты. В поля Украины, Приуралья и Сибири выезжали на ночную пахоту электротракторы. Электрические насосы перекачивали воду для орошения степей. Загорались вечерние огни городов и колхозных сел. И люди, управлявшие машинами, теплом и светом, вряд ли задумывались о том, откуда шла к ним энергия: от волжских ли гигантов, с тепловых станций Воркуты, ветряков Новороссийска, с гидростанций Енисея или далеких атомных электростанций… Людям это было совсем не важно. Общему делу, которое они выполняли, служила энергия, связанная в единую сеть, – энергия коммунистического общества.
Глава вторая,
В КОТОРОЙ ЧИТАТЕЛЬ ЗНАКОМИТСЯ С КОНСТРУИРОВАНИЕМ СТАЛЕЙ
Первое, что бросилось мне в глаза при взгляде на металлургический гигант, – это отсутствие доменных печей. Огромных огнедышащих кубков домен, в которых из землистой руды рождается металл, не было. Не было и привычных глазу воздухонагревателей – высоченных резервуаров для подогрева воздуха, обычно необходимых при выплавке металла.
Под нами на несколько километров простирались огромные светлые корпуса, сливаясь в сплошную вытянутую линию. К этому солнечному зданию сквозь зеленое окружение садов тянулись стальные магистрали железнодорожных путей, гладкие автодороги. Правильные квадраты лесозащитных насаждений чередовались с золотыми клиньями заводской территории полей.
По голубой ленте канала, пересеченного ажурными мостами, скользили суда и самоходные баржи.
Несколько дальше в синеватой дымке летнего воздуха виднелись жилые дома, спортивные площадки и опять густые зеленые сады.
Все это я видел с птичьего полета, когда инженер Прокофьев задержал свой маленький вертолет над заводской территорией.
Машина повисла над стеклянной крышей завода, словно опираясь о голубую толщу прозрачного воздуха своими легкими винтами. Сделанный из органического стекла, прозрачный купол защищал нас от ветра.
Крохотные воздушно-реактивные двигатели, расположенные на слегка утолщенных концах винта, вращали его, как воздушную карусель, почти не мешая своим шипящим свистом нашему разговору.
– Вот и паше хозяйство! – весело сказал Прокофьев, не выпуская из рук руля и повернув ко мне свое широкое лица.
Жесткие, поседевшие на висках волосы и неглубокий шрам, пересекавший подбородок – далекий отпечаток фронтовых лет, – делали слегка суровым добродушное лицо Прокофьева.
– Здесь мы варим сталь. Весь путь – от руды до проката – так сказать, у вас перед глазами. И все делается за один прием, без остановки! Вон там, с правой стороны корпуса, поступает железная руда – запасы ее хранятся в бетонных бункерах. А продукцию нашу – стальной прокат – грузят на платформы с левого края, этак километров за пять отсюда. Все чудо получения стали совершается под одной стеклянной крышей – той, что распростерлась сейчас под нами. Если вы рассмотрели все это, я пойду на снижение.
Я хотел было задать несколько вопросов инженеру, однако не успел. Прокофьев легким движением рычага изменил угол наклона лопастей воздушной машины, и вертолет стремительно пошел на посадку. Мелькнула запрокинутая стеклянная крыша, неестественно наклонившаяся лента канала, зеленые крены ставших уже близкими деревьев и, наконец, ровный квадрат посадочной площадки.
Через несколько минут мы сидели в уютной комнате отдыха дежурных инженеров завода. В зале было светло и прохладно. Несколько картин, вставленных в массивные рамы, украшали стены помещения. На круглом столе лежали свежие газеты и журналы. Затемненный экран телевизора безмолвствовал.
– Ну, теперь я выслушаю ваши вопросы. Ведь без них порядочному журналисту и часу не прожить, – обратился ко мне с улыбкой Прокофьев, отчего его скуластое лицо опять приняло добродушное выражение.
– Я знаю, что вы получаете сталь по новому методу, без доменных печей. Расскажите подробнее, как это делается, прежде чем мы спустимся в цехи.
– Да мы вообще не получаем чугуна, и к этому мы пришли не сразу, – обстоятельно начал рассказывать Прокофьев. – Надеюсь, вы помните, как получали когда-то сталь? В доменную печь загружали железную руду, кокс, полученный из каменного угля, и флюсы – разного рода добавки, необходимые для процесса восстановления железа из руды. Мощные струи нагретого воздуха, поступая из воздухонагревателей в печь, сжигали кокс. Раскаленные газы, богатые окисью углерода, и углерод кокса отнимали кислород у руды, превращая ее в чугун – железо со значительным содержанием углерода. Периодически из домны выпускали чугун и шлак – расплавленную массу, образующуюся при доменном процессе. Чугун направляли в разливочную машину, после чего он застывал в виде продолговатых слитков – чушек. Сталь варили из чугуна и железного лома в специальных мартеновских печах. При этом процессе у чугуна отнимали избыточный углерод, превращая его в сталь. Расплавленную сталь разливали в формы. Наконец застывшие стальные болванки вновь нагревали и прокатывали на специальных прокатных станах в стальные заготовки – листы, балки, угольники, плиты и т. п. Как видите, весь этот процесс требует большого напряжения. Он представляется нам сейчас длительным и дорогостоящим делом… Сегодня мы работаем по иному методу, и я с удовольствием познакомлю вас с ним. Вначале я хочу сказать еще несколько слов о промежуточном процессе. Только давайте раньше позавтракаем. У меня после воздушного путешествия аппетит всегда дает себя знать.
Прокофьев поднялся с кресла и подошел к стеклянному буфету с холодным и горячим отделениями. На легком, прозрачном подносе появился заранее приготовленный завтрак. Продолжая беседовать, мы сели за стеклянный сервированный стол.
– Первое, что мы сделали для улучшения старого металлургического процесса, – продолжал рассказывать Прокофьев, – это широко применили кислородное дутье. Вместо обычной подачи в домну подогретого воздуха мы стали нагнетать в нее воздух, обогащенный добавкой кислорода. Успех получился разительный. Температура в домне поднялась с двух до трех тысяч градусов. В результате домна стала давать намного больше металла, а оборудование ее чрезвычайно упростилось. От громоздких воздухонагревателей отказались совсем.
Отхлебывая короткими глотками горячий кофе, Прокофьев возбужденно продолжал:
– Такую же революцию мы совершили в мартеновском производстве стали. Введение здесь кислородного дутья чрезвычайно упростило получение стали и увеличило производительность печей. Много сверхмощных домен работает на кислородном дутье и в настоящее время. Однако наш завод действует по совсем иному принципу. Мы получаем железо непосредственно из руды, минуя получение чугуна. Этот процесс называется прямым восстановлением железа… Если вы закончили завтрак, идемте, я покажу вам, как это осуществляется на нашем заводе.
Не выходя на заводской двор, мы спустились по внутренней лестнице в просторный цех.
Огромные вертикальные мельницы, как стальные изваяния, вытянулись вверх почти до стеклянного потолка здания, блестевшего где-то высоко у нас над головой. Часть потолка была сдвинута в сторону. В густой синеве неба шли редкие облака.
Я не видел, как куски руды засыпались в мельницы, как получался из нее порошок. Металлические кожухи плотно соединяли между собой все агрегаты, скрадывая шум и защищая помещение цеха от проникновения рудничной пыли.
– Здесь мы размалываем руду в тончайший порошок. Затем после очистки она автоматически поступает в барабанные печи. Не удивляйтесь их размерам – они ведь все равно гораздо меньше домен, – улыбнулся Прокофьев.
Мы пошли дальше. Я заметил, что в огромном помещении, где работало великое множество разнообразных машин, никого не было. За действиями машин совершенно не следили. Но это только казалось. Я знал: автоматизация любого производства основана на тончайшем контроле.
Закинув голову, я смотрел на колоссальные, чуть наклоненные цилиндры барабанных печей. Большие цилиндры, по своим размерам сходные со стальными отрезками тоннеля метро, выстроились в ряд. Непрерывно вращались их огнеупорные барабаны. Сдержанный гул вращения и свист воздушного дутья, заполнявшие все помещение, говорили о мощных химических и температурных процессах, происходивших внутри цилиндрических печей.
– Вы видите трубопроводы, что подходят к заднему концу печи! – прокричал Прокофьев мне в ухо. – По ним поступает газ из ближайшей установки подземной газификации угля. Руду мы получаем здесь, на месте, из автоматизированной шахты. Количество подаваемой на поверхность руды строго определено размерами бункеров, которые вы видели сверху, с вертолета. Таким образом, нам нет необходимости загромождать сырьем заводскую территорию. После размола руда в виде тонкого порошка, похожего на пыль, поступает в печь. Здесь порошок сразу же попадает в раскаленную струю газа. Сгорая, газ отнимает необходимый для горения кислород от руды и тем самым восстанавливает металл. На дно вращающегося барабана падают мельчайшие частицы чистого железа. А продукты горения газа отсасываются с противоположного конца барабанных печей…
– Но зачем же печи вращаются? – перебил я Прокофьева.
– Только для того, чтобы достигнуть равномерного перевода руды в металл. А для самостоятельного продвижения руды от одного конца к другому печь делается наклонной. Однако последуем за нашим процессом… Теперь надо отсортировать железо от невосстановившихся частиц и шлака. Это осуществляется просто. Мы применяем обычный магнитный метод. Видите, эти огромные кожухи? – Прокофьев указал на овальные крышки герметически закрытых аппаратов. – Это магнитные сепараторы. В них установлены вращающиеся электромагниты. Они быстро отделяют частички железа от всех примесей и невосстановившейся руды. Из полученного чистого металлического порошка и конструируют сталь.
– Как – конструируют? – переспросил я инженера. – Можно конструировать мосты, паровозы, станки, но не металл…
– Вот именно, металл мы и конструируем! – с жаром перебил меня Прокофьев. – Мы создаем сталь любого состава, любых качеств и свойств, в зависимости от того, что от нас требуется. Это и есть конструирование.
Мы отошли от магнитного сепаратора, в недрах которого осуществлялась отсортировка железного порошка, и пошли вдоль линии новых машин.
Прокофьев указал мне на группу контрольных аппаратов, встроенных в общую линию изготовления стали. Они предназначались для того, чтобы осуществлять точную дозировку металлического порошка перед поступлением его в печь.
– Вам нужна специальная сталь для высотных сооружений, – с увлечением говорил инженер, – давайте ваши требования, и мы ее сварим. Нужны сплавы для реактивных моторов – сплавы, работающие при температурах красного каления, – мы и их создадим. Нужны детали для кислородных установок, действующих при сверхнизких температурах – минус сто пятьдесят градусов, – и для этих машин мы изготовим металл соответствующего качества. Есть несколько способов создания металла определенных свойств. Мы конструируем стали, если можно так сказать, теоретическими методами. Известно, что даже незначительная добавка в сталь таких металлов, как хром, никель, молибден, вольфрам и другие, чрезвычайно влияет на качество получаемого сплава. Соответствующим образом подбирая присадки разных металлов, можно придать стали те качества, которые от нее требуются: твердость, теплостойкость, вязкость, способность сопротивляться разрыву…
Мы точно установили, какие качества придают стали те или иные сочетания присадок. При конструировании стали мы можем по заданным физико-химическим свойствам точно установить и отрегулировать нужный состав присадок: достаточно лишь установить на указателе машины-дозатора требуемые качества стали. Отмер присадок она сделает сама, автоматически. Овладев законами легирования сталей, мы варим их с полной гарантией того, что металл получит нужные качества… Идемте дальше. Вы увидите своими глазами это конструирование.
Мы перешли в следующий цех, отделенный от шума вращающихся печей-барабанов звуконепроницаемой перегородкой.
Это было удивительное отделение завода. Когда мы вошли, в цехе работало несколько параллельных линий электрических сталеплавильных печей.
«Да печи ли это?» подумал я – так далеки они были от обычного представления о металлургическом цехе.
Каждая из автоматических сталеплавильных печей представляла собой сложную установку. К герметически закрытой, обложенной термостойкими плитами печи тянулись электрические провода и трубы. Окруженная густой сетью механизмов и вспомогательных аппаратов, печь напоминала многорукого осьминога, опутанного стальными канатами.
В воздухе носился специфический запах, который всегда бывает в помещениях с большим количеством раскаленного металла.
Нетрудно было представить себе полную схему бездоменного получения железа.
– Это и есть наша главная «кухня»! – рассмеялся Прокофьев. – Она работает на токах высокой частоты. Как добрая хозяйка, мы добавляем в металл, расплавляемый в электрической печи, всякой приправы, чтобы варево получилось по вкусу нашим техническим потребителям.
Прокофьев подошел к небольшому пульту у одной из сталеплавильных линий и коротким движением руки поманил меня к себе.
– Посмотрите, – указал он мне, – здесь автоматически записывается устойчиво отрегулированный состав стали. По ходу плавки он непрерывно проверяется спектральным анализом: железо, углерод, никель, хром, молибден.
Прокофьев указал на ряд кривых. Они вычерчивались самопишущим прибором на разграфленном рулоне целлулоида.
– Железо в виде порошка после отсортировки поступает в электропечи через дозатор. Токи высокой частоты расплавляют металлический порошок, и тогда в печь добавляются присадки очень точным механизмом. В этот процесс мы уже не вмешиваемся – он полностью автоматизирован. Окончательные результаты плавки вы видите на этой кривой. Они у нас никогда не расходятся с теоретическими.
Мы подошли к одной из печей. Она бездействовала. Возле нее работали два сталевара-наладчика – пожилой человек с гладко выбритым энергичным лицом и кряжистый юноша с торчащим вихром золотых от солнца волос. Открыв шкафы контрольных приборов, они внимательно регулировали действие электромагнитных реле.
