Текст книги "Приключения несчастливой пятерки (СИ)"
Автор книги: Василий Ансимов
Жанр:
Прочая фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)
Он закрыл глаза.
– Да. Нельзя отрекаться от детей. Это смертный грех. У меня есть сын, хотя как отец я – дерьмо. Но он есть. И он меня ждет. Я сказал ему что работаю...
На этих словах он скривился и сгорбился. Его дыхание стало частым. По щеке покатилась слеза.
– О Боже! – шутливо воскликнул я и неловко огляделся. – Какой же стыд, что командир наш плачет. Сие подобно женщине бессильной.
– А забей, – прорычал он сквозь слезы и заставил себя успокоиться. – Короче. Зовут его Дидо. Ну это детское имя. Взрослое я должен был дать ему... обещал... в 14 лет. Но не успел. Видимо, уже не получится. Я просто хочу, чтобы ты знал. Как это больно. Кривая меня толкнула в наемники. Я больше ничего не умею. Один раз я остановился на Тинападо. Мы познакомились там с... его матерью. Я был там месяц. Потом возвращался пару раз. Узнал, что он родился. Конечно, надо было остаться, но.... Я пытался две, три недели. Стал рыбаком. Ловил рыбу. Приносил ее торговцам. Ты знаешь... это постоянное унижение. Они нас обманывали. А местные... это как овцы. Они не умеют защищать свои права. Кончилось тем, что я привалил одного гада. А они попросили меня уехать.
Он замолчал, мрачно глядя в свои руки. И вдруг улыбнулся.
– Знаешь, как я привалил его. Он пригрозил моей Уарите. Грязно так. Меня так снесло, что я ему даже ничего не ответил. Я просто весь день ждал, как пьяный. Как будто часы, на которых пальцем зажали стрелку. Потом вечером, когда село солнце, я отпустил себя. Я пошел к нему на корабль, он там сидел и пил со своими бабами. Я задушил его. А, там были охранники. Не помню, что я с ними сделал. Вроде бы я не убивал их. А его я задушил. Просто. И до сих пор не каюсь в этом.
– Он не знал, что ты наемник? – удивился я.
– Ему говорили, но он не верил, наверное, или не понял, что это значит.
Старик весело посмотрел на меня и сник.
– А потом родился Дидо, но я ... но меня попросили уехать. У меня уже не было денег. И я уехал. Она там сошлась с кем-то, хотя говорила что нет...а, неважно.
Он схватил бутылку и с такой яростью присосался к ней, словно хотел покончить с собой таким образом. Я был этому рад, так как его повествование утомило меня.
Тогда я был еще молод, глуп, и не увидел в его рассказе ничего интересного или поучительного для себя. Мне еще предстояло пройти тем же несчастным путем.
– Наливай, – сказал я, дождавшись, когда он остановится.
В эту ночь в Саду было тихо. В моей душе оскорбленная гордость сменялась благодарностью Богу, так как я был настолько пьян, что редкие кошки могли спокойно играть мной во все свои игры. Но они не хотели. Видимо, от меня так разило, что они брезговали мной.
– Ты заметил, какая тишина? – как ни в чем ни бывало спросила меня Бетти, когда я вернулся в казарму.
Я пожал плечами, удержав "шлюха" на языке, и лег спать.
Эбары приписали тишину нашим заслугам, и наутро всячески превозносили нас друг перед другом. Мы тихо напрягаемся, ожидая развенчивания мифов.
...
Нет времени расписывать остальное, да и смысла.
В общем, это оказалась временная тишина. Затишье перед бурей. На пятую ночь появились две кошки, но каких! Мы все-таки изгнали их в жестоком бою. Эйфория, поздравляли друг друга. Но тоска была при мысли, что дальше, если это будет усиливаться.
Шестая ночь. Пять кошек. Всю ночь дрались, непонятно, кого изгнали, кого нет.
Седьмая ночь. Нашествие. Это был ад. Угрюмому сломали руку, хорошо хоть левую. После первой же схватки – отступление.
В целом получилось так себе, и эбары старались не смотреть на нас днем.
– Надо что-то делать, – сказала Бетти Старику.
– А что делать? – устало ответил он. – Кажется, гон начинается. Эти твари хотят трахаться, а мы им мешаем. Отличное дело. Отличная миссия.
Он упал в свой угол и закрыл глаза, став похожим на мертвеца.
Количество мелких деталей его поведения, накопившееся в моей голове, вдруг превратилось в качество. Фрагменты сложились в мозаику.
– Тебя что-то гнетет? – спросил я Старика, как обычно, дождавшись уединения.
Он посмотрел на меня с видом терпеливо выносящего мучение.
– Да. У меня рак. Врач нашел. Этот, эбарский. Я так понял, осталось недолго. Уже болит. Я в пролете.
– Да ну, – не поверил я. – У них тут средневековье. Как он понял?
– Я и раньше догадывался сам. Он просто объяснил симптомы. Нет, медицина у них хорошая.
Я подумал, что еще сказать.
– Забей, – отмахнулся Старик. – Я в принципе готов. Но есть одно дело. Хочу его тебе доверить. После того, как сегодня отработаем. Надеюсь, доживу еще.
Угрюмый отказался остаться на ночь в казарме. Старик отвел его к Врачу, и Угрюмый вышел оттуда бледный, непривычно мягкий, и с огромной шиной на руке.
Следуя новой тактике Старика, мы теперь держались вместе и ходили по Саду взад-вперед, одновременно нападая на оравших вокалистов и вынуждая их заткнуться, вместе отбиваясь от атакующих, вместе вырывая товарищей из лап мстительных тварей.
Так оно лучше выходило и веселее. Только все равно почему-то было грустно. Вообще я не верю в мистику, озарения, предвидения и тому подобное. Скорее всего, на тот момент я просто устал.
А может, мой мозг просто просчитал логику развития событий, просканировал все интерполяции и наложил все проекции, и пришел к неутешительным выводам – но не стал говорить мне о них, чтобы не расстраивать.
В поисках спокойного места для своих арий четвероногие перемещались в новые места, уходя от Дворца. Мы следовали за ними.
Так мы нашли Старую Беседку – ее силуэт возвышался посреди Сада одиноким и печальным могильным памятником. Почему могильным? Огромный шатер, стоявший на расположенных шестиугольником столбах, весь был обтянут странной белой паутиной, вызвавшей во мне жгучее отвращение.
– Прикольно, – сказал Фокусник и полез внутрь, одной держа наготове нож для удара, другой разрывая паутину.
Старик, подумав, пошел за ним.
– Фу, делать вам нечего, – возмутилась Бетти.
– Обычно дерьмо выглядит, как дерьмо! – злобно заметил Угрюмый по этому поводу и сплюнул.
Разгоняя злобных от переполнявших их гормонов тварей, мы дошли до ограды Сада – металлические столбы толщиной в руку возвышались на высоте двух этажей над нами.
За оградой был лес из неохватных деревьев, кроны которых терялись в ночном небе. Во многих местах ограда была порвана упавшими с них ветками, толщиной с человека.
– Не проще забор отремонтировать, чем наемников посылать? – сварливо поинтересовался Угрюмый. – Вот же...
....
Днем я проснулся от какого-то странного запаха в казарме.
В комнате сидели лишь мы со Стариком.
– Какая-то хрень, – пожаловался он, потирая руку, обнаженную до плеча. – Посмотри, видел такое?
Я посмотрел внимательней на его кожу. Она была покрыта какими-то плесневелыми, сине-зелеными разводами, как будто ее татуировали водорослями.
"Что за черт, да она зеленая изнутри", подумал я, но промолчал.
– Болит? – спросил я как можно спокойнее.
– Ну... как-то зудит... непонятно... и тошнит, ну может это гастрит у меня.... Ладно, пошли завтракать.
На завтраке мы не увидели Бетти и Фокусника. Обнаружились они лишь за воротами.
Фокусник сидел, сложив локти на колени и опустив голову. Бетти нервно курила рядом, глядя на него.
– Все плохо, – Бетти сплюнула и села на корточки. – Какие-то местные грибки с бактериями. Внутренний лишай. Не лечится.
– Кто это сказал? – Старик вздохнул и замер, как будто проглотил гвоздь.
– Ну кто, врач.
– Откуда, черт? – вырвалось у меня.
– Паутина, – ответила Бетти. – На беседке.
Угрюмый злобно рассмеялся и стал сыпать ругательствами и проклятиями.
– Говорил я! Дерьмо выглядит как дерьмо!
– Ах ты, ... – выругался Старик. – Это моя вина. Старый придурок.
– Ладно, забей, – огрызнулся Бетти и снова посмотрела на Фокусника, продолжавшего сидеть в той же позе. – Он в отключке, вообще не реагирует. Что с ним делать?
– Ничего. – Старик покачал головой.
– Это наша последняя ночь, – наконец промямлил он и отошел за куст.
Вслед за тем оттуда послышался звук рвоты.
Остаток времени до смены мы провели, забившись каждый в свой угол. Кроме Фокусника – он все так же сидел за воротами.
Когда солнце опустилось за горизонт, мы вышли наружу. Фокусник продолжал сидеть, только немного наклонился набок. Старик подошел к нему, посмотрел, потом слегка толкнул ногой в бок. Фокусник склонился еще сильнее.
– В отключке, – флегматично пояснил Старик, вернувшись и зашагав вместе с нами по ставшей привычной толпе. – Но скоро сдохнет.
– Умрет, – злобно поправила Бетти, шагавшая следом.
– Как вам будет угодно, сударыня.
В Саду он взял меня за рукав и оттащил в сторону от Бетти и Угрюмого. Однако они тоже встали и отвернулись, стараясь не мешать нам.
– Послушай, – сказал Старик. – Я прошу тебя. Я вижу, что ты благородный человек, дворянин и аристократ. Дай мне слово, что ты выполнишь мою просьбу.
– Если она исполнима.
– Исполнима. Я тебе говорил о моем сыне. Дидо. Найди его. Отдай ему мою долю, если со мной что-то случится. Обещаешь?
Я пожал плечами, легкомысленно решив, что это безделица.
– Ну а что тут такого. Отдам, конечно.
– Ты обещал! Ты воин! Поклянись!
– Клянусь именем Дэлвисов, – нехотя сказал я.
Мы повернулись к остальным, и Старик оглядел наших спутников, снова взяв меня за рукав.
– Дэлвис поклялся мне, что передаст мою долю моему сыну! Поклянись еще раз!
Я задумался.
– Дэлвисы не говорят дважды. Я сказал.
– Ладно забейте, – помощрилась Бэтти.
Старик шел по тропинкам медленно, а кошки орали со всех сторон. Это был кризис.
Он обернулся к нам.
– Не могу. Бетти, Угрюмый, Ботаник. Без меня. Лидер Бетти, Угрюмый следом, Ботаник замыкай. Увидимся у ворот утром.
Он оставил нас и поковылял назад.
Справившись с неожиданностью, Бетти пошла вперед.
...
Ну, если кратко.
Может быть, это были кошки другой породы.
В общем... Бетти слишком ушла вперед, и они схватили ее. Вдвоем или втроем. Я не понял. И утащили. Она только вскрикнула.
Мы остались вдвоем с Угрюмым.
– Ну что делать? – спросил я его и удивился степени несчастности своего голоса.
– Что делать, – прорычал он. – Валить. Все равно казнят. Дома меня с пустыми карманами не ждут.
Я задумался – ждут ли меня?
Дело было не в карманах. Я должен был повесить на стенку выполненный контракт.
Я не мог уподобляться Чари Каршаю, который отказался служить, объяснив это "голосом Неба", который запретил ему убивать людей. Или тем Ларсенгам, которые, скорее всего, купили свои контракты, что рано или поздно должно было всплыть.
Мы пошли дальше. У Угрюмого был плохой нож, к тому же сломанная левая рука мешала ему. При очередной атаке он вскрикнул и упал.
Мне пришлось удвоить свои прыжки и броски, отгоняя кошек кинжалом. Кажется, я выколол одной глаз, и она убежала с воем. Вторая растерялась. Я сделал выпад, и она тоже убежала, и тогда я повернулся к Угрюмому.
Он лежал на боку, тихо подвывая, и держался за живот. От него запахло кровью, и еще другим.
– Что? – прохрипел я.
– Ничего... все...
В темноте вдруг блеснули слезы, катившиеся у него из глаз.
– У тебя есть цианид? – спросил он.
– Нет, – ответил я и переспросил. – Цианид?
– Цианид! Яд! Есть?
– Нет.
– Дай нож. Свой. Одолжи на секунду. Мой тупой, зараза.
Вообразив, что ему нужно разрезать мешавшую одежду или связку доспехов, я протянул ему свой кинжал рукояткой вперед.
Угрюмый взял его и остановился.
– Если нам отдадут деньги... ну мало ли... передай их моим родокам. Контакты в бюро скажут. Они на юго-западе Ная, тебе все равно на Тинападо ехать, так это по пути. Кинь их им в морды, скажи, Шай просил передать. Суки. Передай, я их ненавижу. Пусть подавятся. Так и передай.
Он продолжал держать кинжал, тяжело дыша.
– Тебе помочь? – спросил я, доставая фонарик.
– Выключи свет. Я так. Ща, погоди секунду. Уф. Черт. Ладно, браток. Спасибо за все. Сделай, как я прошу. Бетти привет. Прощай.
Он быстрым и резким движением перерезал себе горло.
Я невольно отшатнулся назад.
Угрюмый забился в агонии, с клекотом и бульканьем выпуская кровь. Вскоре он затих. Пересилив себя, я поднял свой кинжал из лужи его крови, обтер и пошел к воротам.
На сегодня программа была закончена.
Старик сидел по другую сторону ворот от Фокусника. Тот уже свалился на бок.
Я пригляделся к Старику. Посветил его фонарем. Он еще дышал, и жилка на шее билась. Но уже ни на что не реагировал – ни на свет, ни на слова.
Я сел в паре шагов от него, привалившись спиной к воротам, и стал ждать рассвета, глядя в Сад и слушая адский концерт кошек и сверчков.
Где-то там была Бетти. Я надеялся, что уже мертвая.
Завтра мне предстояло рассказать о случившемся. Возможно, меня простят. Возможно, меня заставят выполнять контракт дальше. Возможно, меня казнят.
Небо светлело. Вдруг что-то начало нагревать мою левую щеку. Пораженный, я понял, что это луч солнца, пробившийся сквозь листву.
Который уже не увидят трое из нас.
Когда крики кошек стихли, я пошел обратно в Сад, прихватив подвернувшуюся по дороге лопату садовника.
На окраине, за кустами, я вырыл яму и сложил в нее тела Старика, Фокусника и Угрюмого. Перед этим я обшарил их карманы, забрал все деньги, драгоценности (два золотых кольца и один амулет) и жетоны наемников.
Рука не поднималась кидать на их лица землю. Хоть у Фокусника и Старика они были уже подернуты зеленой плесенью.
И тогда я заставил себя.
Я шел по утреннему Саду, невольно поддаваясь очарованию утренней тишины, напитанной ароматами цветов, когда мне послышался слабый крик.
Я остановился, окаменев. Крик не повторялся, и я начал уже думать, что это галлюцинации уставшего воображения, как вдруг услышал его снова.
– Эй! Кто-нибудь! Марк! Старый!
Это была Бетти. Я побежал на поиски ее, крича и подбадривая.
Откуда она узнала мое имя? Кажется, проболтался спьяну.
Я нашел ее посреди кустов, со сломанными руками и ногами, но живой, и отнес к Врачу, который положил ее в регенератор.
Еле двигая ногами, я вернулся в галерею и сел на первую попавшуюся скамью.
О черт. Надо же было в этот момент подойти Советнику с Принцессой. Ждали они, что ли?
– Ботаник, где же ваши спутники, которых
Вчера изволили мы укорять в ра спутстве?
Неужто от избытка самомненья
Обидеться они на нас решили?
Советник замер, ожидая моего ответа. Принцесса вопросительно смотрела на меня.
Надо было что-то ответить.
– Где наши спутники? Лежат они... устало,
В сырой земле ... приют легко им давшей.
Утратив много крови, отдыхают,
И не восстанут никогда уж боле.
Глаза Принцессы округлились и наполнились слезами. Губы задрожали.
Я подумал, что человеческие чувства ей не чужды, и почувствовал наконец что-то вроде симпатии.
– А как же кошек собираетесь изгнать вы
Бездельники, из сада моего?
...
Прошло несколько дней.
Кошки по ночам орали, как резаные.
Я пил каждый вечер и ложился спать. Выходить в одиночку в Сад не было смысла.
Эбарцы не задавали мне никаких вопросов. Он терпеливо ждали, пока выздоровеет Бетти.
– Казнить калеку нам не подобает, – холодно пояснил мне Мажордом, когда я попытался осторожно разведать
– Причину столь благодеяний дивных .
От нервного безделья я попытался выйти из Дворца в город, но стража преградила передо мной путь без лишних слов.
Днем я бродил по Саду, размышляя над своей бедой. Мысли ходили по кругу, истоптав свои тропинки.
– Парень, ты откуда? – вдруг послышался низкий мужской голос на эбарском.
Я поднял глаза и увидел стоявших по другую сторону ограды Сада двух эбарцев.
Судя по одежде, они были из бедняков. Мужина и женщина. Старики.
Я вздохнул и напряг музу.
– Я здесь контрактником служу , старик ,
Чтобы охранять покой той Девы,
Что ночью почивать изволить,
Когда внизу творится ад кромешный,
Мяуканье гигантских кошек диких.
Старик засмеялся и махнул на меня рукой.
– Много чести ты делаешь Стакру, что говоришь с ним таким слогом! Я совсем не вельможа, а даже наоборот! Ну насмешил!
Женщина тоже улыбнулась мне, глядя добрыми морщинистыми глазами.
– Говори просто, сынок. Ты, я вижу, с другой планеты. Здесь так говорят только с аристократами.
"Я сам аристократ", – хотел я сказать, но промолчал.
– Ты с Курутса что ли? – спросил Стакр.
Я кивнул.
– Айда к нам в гости! Если ты не занят. Поговорим! Расскажешь нам, что там сейчас. У меня кузен туда ездил, торговал айракисом. Но он дурак, ничего не понял, а я страсть какой любопытный до политики.
Я виновато пожал плечами.
– Извините, мне запрещено покидать Дворец.
Стакр небрежно отмахнулся.
– Ой, да ладно! Тебя кто-то хоть раз тут искал?
Я вынужден был ответить отрицательно.
– Им главное, чтобы ты из ворот не выходил. Плохо, сынок, ты знаешь эбарцев.
Стакр легко раздвинул прутья ограды так, что я смог пролезть между ними. И вскоре я уже шел с двумя стариками по незнакомой улице, ошеломленный внезапной свободой.
Вскоре мы пришли домой, они посадили меня за стол и угостили нормальной, вкусной деревенской едой. Они были так добры ко мне, что мне показалось, что ни от кого больше в жизни я не встретил такой заботы и любви, трогательной и искренней.
Может быть, мне так казалось из за их роста, и я невольно погружался в детство.
– Коги, смотри какой он маленький! Прямо как наш Ботик, когда ему было пять лет!
– Ну, не пять, это ты сказал... – недовольно заврочала старуха, но по ее щеке вдруг обильно потекли слезы.
Я нерешительно спросил:
– А что случилось с вашим сыном?
– Задавило коляской гвардии принцессы, – просто ответил Стакр, словно рассказывая новости с рынка. – Они всегда ездят быстро, чтобы нищие не успели просить подаяния.
Гнев и боль задушили меня за горло. Я пожаловался им на гибель своих товарищей.
Мы долго молчали.
Стакр достал бутылку и разлил на два стакана.
– Пей. Я спрошу своих друзей охотников. Может, они что-то знают про этих кошек. А пока помянем... всех. Твоих друзей, и сыночка моего. Жаль, не получилось больше родить. Но это ничего. В следующей жизни встретимся.
Я осторожно глотнул из стакана, ожидая опять травяной настой. Но это был лишь ужасающе крепкий и чистый, как слеза Бога, кир.
Кажется, в казарму Стакр принес меня на руках.
Прошло пару дней. Бетти медленно выздоравливала. Я и эбарцы ходили, не замечая друг друга.
– Эй, Марик!
Ну вот, опять проболтался.
Я подошел к ограде Сада и увидел своего старого знакомого.
Он так широко и радостно улыбался, что я невольно забыл о своих проблемах, и радость согрела мое сердце.
– Марик! Я знаю, что надо сделать. Точнее спросил. Эх я, селянин! А вот поговорил с охотником, и он мне все рассказал. Иди сюда!
Он с довольным видом осторожно пожал мою маленькую лапку.
– Он говорит, это все цветы! Посмотри, там должны быть вот такие чарионы!
Он показал в другой руке знакомые мне фиолетовые языки лепестков и протянул их мне.
Я взял их. Это были не те цветы, которые росли на кустах-деревьях. А на другие я не смотрел.
– Надо посмотреть. Схожу сейчас.
– Вот из-за них вся беда, говорят! Кошки обожают их запах. Особенно по осени, когда у них того, свадьбы. Оборви их всех к чертовой матери, и кошки перестанут к вам ходить.
– Сейчас! – крикнул я и побежал в Сад, думая, где же они могут расти.
Дурак.
Они росли у каждого пруда-лужицы, окаймляя их плотными фиолетовыми кольцами. Кажется, для них эти пруды и выкопали.
Боже мой.
У меня было такое чувство, как будто меня ударили по голове большим пустым мешком. Земля ушла из под ног.
Я вернулся к нему.
– Да, их тут тьма, – ответил я.
– Да я знаю! – Стакр весело махнул рукой. – Ты же не знаешь, тут такая история была. Принцесса возмутилась, сказала, что это ее цветок. Их забрали отовсюду, запретили выращивать простым людям. Выкопали везде, во дворах, во всей округе. Ну вот и так случилось. Охотники-то давно знают, но не говорят.
– Почему?
Стакр фыркнул.
– Ну а с чего они должны Дворцу должны помогать? Они наоборот, шутят. Знаешь, как ржали с каждого трупа во дворце.
Он пожал плечами.
– Люди бывают жестокие, да.
– Неужели во Дворце об этом не знали?
– Да откуда они знают. Они же сюда не ходят. Они слышат – кошки, а что, почему, им неинтересно. Они вообще ничего не знают о жизни. Ни о жизни, ни о чем. Тем более о цветах и кошках.
– Спасибо тебе, Стакр. Ты не представляешь, как меня выручил. Хотя... не верится что-то...
Я вдруг засомневался, что рецепт спасения может быть так прост.
Он увидел мое сомнение на моем лице.
– Даже не думай, Марик! Это точно, как дважды два. Иди и быстро оборви их все.
Мне стало так грустно, что показалось, что я сейчас умру.
– Стакр, вот бы раньше нам кто-нибудь это сказал. До того, как они умерли.
Его лицо стало жестким.
– Их уже не вернешь, Марик. Все мы когда-нибудь умрем. Они умерли достойно. Ты оборвешь цветы, и кошки перестанут сюда ходить. И эбары отпустят вас домой.
Он помолчал и добавил:
– А через две недели цветы вырастут снова. Но вас уже здесь не будет. Я мыслю, об этом можно рассказать. Пусть все знают. Ты расскажешь, и все об этом будут знать. И пусть сами мучаются со своими цветами.
– Спасибо тебе, Стакр.
Подумав, я достал из кармана открытку, на которую смотрел каждый раз перед сном.
Мой дом, а на пороге – отец, мать, и живые еще братья.
– Прими подарок на память. Это...
Некстати возникший ком в горле помешал договорить.
Его лицо вновь просветлело и засияло той самой доброй морщинистой улыбкой, с которой я привык его видеть.
– Это с твоего Курутса-то? Ох спасибо. Повешу его над нашей кроватью.
Стараясь оставаться незамеченным, я оборвал все цветы в саду. На это ушло два вечера, на третий я заканчивал оставшееся. Все это время количество вечерних звуков стремительно сокращалось.
Эбарцы заподозрили что-то и начали следить за мной, но было поздно – я делал вид, что прогуливаюсь, и обрывал последние бутоны не глядя.
Естественно, на третий день в Саду ночью раздавался только гул мегасверчков. Я видел кошек, но они беспокойно рыскали по Саду молча, принюхиваясь.
На фоне этой тишины начало казаться, что мегасверчки стали орать еще громче. Я с напряжением ждал момента, когда нам предложат их тоже прогнать. Слава Богу, в контракте этого не было. Видимо, к этому звуку Принцесса привыкла.
– Марк! – Бетти вдруг села на кровати.
Я сделал вид, что не слышал.
– Прости. Ботаник!
– Чего?
– Ты теперь Акрос – Срывающий цветы!
Я хотел возразить, но задумался. Ботаник. Акрос. Срывающий цветы.
Конечно, Акрос круче.
– Тебе подходит! Круто!
– Ладно. Акрос.
– Это же круто! – чуть не взвизгнула она и подсела поближе, но я напрягся, и она приуныла.
Ко мне шел Мажордом. А следом Советник.
Я напрягся. Собрались вести на казнь? Но кошки вроде поумолкли? Точнее, они же, твари проклятые, заткнулись совсем, и теперь каждую ночь в Саду адская, гнетущая тишина?
Ну, не считая сверчков, к которым я уже настолько привык, что не слышал их.
– Что сделал ты? – резко спросил Сановник.
– О чем меня спросить изволит
Высокий чин, с небес Олимпа сшедший... – попытался я уточнить.
– Как ты заставил замолчат кошек? – рявкнул Советник, игнорируя рифму.
Видимо, наверху местного Олимпа стихи тоже не употреблялись.
Я долго не отвечал, одновременно подбирая объяснение позаковыристей и вместо рифмы пользуясь импровизированным белым стихом.
– Когда в лицо я смерти зрел, мне ведом стал закон животной стаи, и лабиринты танцев чудовищ диких в чаще дальней. Мне слышен стал растущей шум травы, и горных ангелов полет, движенье рыб морских, что в толще вод влекут свой век печальный.
Мажордом и Советник посмотрели друг на друга.
– Проследи за этим, – наконец сказал Советник и ушел.
– Мой дядя-герцог рыбу ловит в море,
С кажи -ка мне, где косяки велиров
Найти он может сетью беспременно.
Тебе за то я дам цехинов звонких, – весело подмигнул Мажордом.
Я растерялся, но милосердный Господь подсказал мне правильный ответ.
– Увы, на это нет веленья свыше.
Могу я знать лишь то , что в той бумажке,
К оторую считали мы контрактом,
В то время как игрой она была лишь
Преглупых обезьян, в лесу живущих .
Мажордом скис так, словно я наложил ему в карман.
Накося, выкуси.
Впрочем, обман вскоре вскрылся. Когда Принцесса во время своей очередной прогулки не увидела своих любимых чау-какау, как они там, вокруг своих «прудиков-слез», как она их называла.
Вызванный на место происшествия Садовник прямо указал на меня. Меня вызвали к Принцессе.
Рядом уже стояли возмущенный Мажордом, Садовник и гвардия.
– Как ты посмел, отчаянный контрактник
Цвет ков благих сничтожить ожерель я ,
Красиво пруды-слезы обрамлявших,
Что насадил Садовник по приказу
Принцессы , той, которой ты служить обязан?
Мне было уже все равно.
– Цветы привлекали кошек. Нам сказали прогнать кошек. Не убивая их. Я оборвал цветы. Кошки ушли. Проблема решена. Про цветы в контракте ничего не было сказано. Ах да, забыл, вы же говорите, контракт – это ничто. Ну, вы сами ничего про цветы не говорили.
Они молчали, ожидая рифмы.
А я ее терзать не собирался.
Поэтому молчал и я, с насмешкой
В лицо взирая лицемерам мерзким.
– Я не буду говорить с вами стихами. Я с другой планеты. Мне пофиг все это. Вы меня понимаете, я это знаю. Контракт исполнен. Расплачивайтесь.
Махнув рукой с оскорбленным видом, Мажордом молча дал мне понять, что аудиенция окончена.
Бетти выздоровела и ходила по пустому саду, поправляясь. Теперь она была не прочь оказать мне внимание, но я пришел в себя и решил продолжить обижаться на нее из-за Фокусника-Клоуна, которому она дала один раз спьяну поцеловать себя.
Глупец. Юный спесивый глупец. Не раз еще ты себя накажешь этими выдуманными принципами – сам себя, как истинный недоумок.
Пришел день исполнения контракта. Все это время я продолжал тихонько обрывать цветы, играя с Садовником в прятки, кошки-мышки и казаки-разбойники.
За победу нам дали статус «человека», ожидая, что презренные недочеловеки-наемники обрадуются этому, как голодный младенец сочащейся материнской сиське.
И к нему – полновесные две тысячи серебряных цехинов на каждого. И машинное – так у них это называется – продление контракта.
Но не успел я даже открыть рот, как Акрос во мне заявил, что, раз уж он теперь человек, он расторгает договор.
Бетти оставалось только молча кивнуть.
Глаза Принцессы были полны слез оскорбления и обиды. Но в сердце моем лишь гулко стучал обратный отсчет на рейс, улетающий с этой планеты.
– Такое оскорбление... им подарили дар бесценный... а они... к ногам швырнули обратно...
Да-да, постихослагай тут мне еще. С поэзией у двухметровой детки было так себе.
Транспорта пришлось подождать. Следующий корабль шел на Эбар только через две недели.
Стакр с женой уехали на юг, чтобы там пережить зиму. Я проводил их до корабля, качавшегося на гигантских волнах в ожидании пассажиров.
– А знаешь что, Марик. Я думаю, тебе надо знать. Я тут еще поговорил с людьми. С охотниками. Кошкам нужны эти цветы, потому что у них иначе, это. Не встает. Короче, они осенью ведь свадьбы. А цветы нужны к свадьбе. Без цветов у них не получается. Ну совсем.
Я посочувствовал кошкам. У людей все-таки можно и без цветов.
– Ну, короче, видишь как вышло. Принцесса решила, что эти цветочки-то, чарионы, вот им прям вынь да положь надо только в Саду расти. Везде запретили, выкопали, к ним свезли. А кошки теперь очень злы. Чарионов больше нигде нет, кроме дворца. Они больше не будут цвести уже. А кошки их ищут. Им надо, того, а они не могут. И они очень злы.
Он посмотрел мне в глаза своими грустными глазами.
Кошки. Цветы. Все свезли во дворец. А я все порвал.
Я почувствовал себя убийцей, только пока не мог понять, кого – всех нерожденных кошек?
– Они очень злы, – повторил он и вдруг улыбнулся. – Но ты не переживай за них. Эту зиму они перебьются без свадьбы. С весны опять чарионы вырастут и все начнется снова.
Он посмотрел на покачивавшийся на холодных волнах корабль, и лицо его стало жестким.
– Но эта зима, гребаная мать его, будет во Дворце очень неспокойной. Кошки очень злы.
Он уплыл, а я думал над его словами. Потом пошел домой – в снятую пополам с Бетти маленькую квартирку, где мы ждали прибытия рейса.
Шли дни.
По слухам, кошки становились все злее – кажется, каждое новое деление градусника вниз прибавляло им ненависти к людям.
– Говорят, что кошки ворвались во дворец и уничтожили нескольких стражников.
– Говорят, какая-то кошка залезла в покои. Принцессу отбили, но погиб повар.
Наверное, мне было отчасти жаль.
Но больше было жаль, что я не имел возможности выкопать Старика, Угрюмого и Клоуна, чтобы отвезти их прах на Курутс. Это было выше моих возможностей. Да и запрещено правилами.
Но тТак бы я чувствовал больше уверенности в том, что собирался сделать.
Мы поделили с Бетти доли мертвых. Она пообещала отдать деньги Фокусника его родным, потому что ехала в Амбросию. А я сказал, что отдам деньги родителям Угрюмого на Нае и сыну Старика на Тинападо.
Но про себя я решил, что оставлю деньги себе. И на лице Бетти я видел ту же нечестную скрытность.
Угрюмый? Похоже, родители отправили сына на верную смерть, что не вызывало у него восторга. Ну, а брошенные в лицо деньги, покрытые кровью нелюбимого сына, никому пользы не принесут.
Так тогда я мыслил.
Мысль о сыне Старика я прогнал от себя. Господи, рыбацкий поселок, мать-шлюха, две тысячи цехинов – между этими предметами не было никакой разумной связи. Эти деньги, все эти деньги, что нам дали эбарцы, заработали я и Бэтти – своей кровью. Они мои.
Даже в большей степени мои, чем ее.
Каждому свое.
На мгновение мне пришла мысль заманить Бетти в укромный уголок, снести там ей башку и присвоить ее долю.
В конце концов, проблему кошек решил я, пока она валялась, сращивая кости.
Мысль была классной и правильной, одна лишь проблема – я с детства не мог бить девочек. Поэтому пришлось смириться со своей потерей и незаслуженным заработком Бэтти. Я ограничился тем, что вволю презирал ее и ненавидел, считая опустившейся шлюхой и разговаривая исключительно сквозь зубы.
Охранники в порту были подчеркнуто холодны с нами, хотя на лицах читалось явное желание снести нам головы. Но вежливы. Как-никак, с их точки зрения мы теперь были «людьми», и мы были чисты перед законом и договорами, мы были «в букве». По крайней мере в этом королевские эбары были последовательны, за что и оставались клиентами Хеллсбука.
Весь путь к космодрому мы с Бетти не обмолвились и словом.
Бетти посмотрела на меня грустными глазами.
– Ты даже не поцелуешь меня на прощанье?
Что-то во мне шевельнулось, но я задавил это, даже не осознав, и холодно чмокнул ее в щеку.
– Прощай.
(Дурак).
Мы распрощались и пошли каждый своей дорогой туда, откуда пришли.
На рынок наемников.
Там я вложил деньги в банк Эбара, сразу же перевел на счет банка Амброза и выдохнул спокойно. Можно было продолжать дальше, и я зашел в кабинку.
