Текст книги "Упражнения в третьем способе"

Автор книги: Василь Земляк

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 8 страниц)

Земляк

Упражнения в третьем способе

Аннотация:

Разбирая содержимое старого книжного шкафа в родительском доме, добрался до угла, в котором лежали мои бумаги времен армейской службы. Начал листать. Памятью своей я всегда гордился, а уж в сочетании с "бумажной опорой…" Такой расклад не часто бывает. Сел к компьютеру и родил. Воспоминания лейтенанта-двухгодичника о службе "на точке". В портретах и эпизодах.

«Всякую проблему можно преодолеть тремя способами: правильно, неправильно и еще так, как это делают в армии» Импортная мудрость

[]

В бытность свою в середине 70-х лейтенантом ПВО на "точке" ЗРК

С-75 ваш покорный слуга многого чего нагляделся. Нет, "пиджаком" я не был. Командир батареи, умелец и умница, предпочитавший

"Литературку" "Красной звезде", настоящий мастер своего дела так говорил.

– Вот всем ты, Профессор, хороший офицер. Одно плохо. МГУ из тебя часто прет. Все-то тебе надо знать, зачем вот это, да вон то почему. Ты, главное, разучись задавать вопрос "а на хра?".

И служить станет гораздо легче. В крайнем случае скажи

"есть!", а делай по своему.

Совету я внял, по мере возможности. И служить стало просто. В режиме "наблюдения жизни".

– Круглое таскать, плоское катать!

– Есть! Кабина "П" прИняла!

Вот так. С должным цинизЬмом. Но оскорблений не спускал. Вежливенько так, с легонькой насмешечкой – ну что, по большому счету, он может мне сделать?.

– Товарищ подполковник! А ведь вы забываетесь! Теряете контроль! Вы это… Возьмите себя в руки, товарищ подполковник!

И начальник, чаще всего из проверяющих (свои язык мой длинный, за который я, собственно, в армию и угодил, знали) как-то сразу обалдевал… Гас как-то.

Нет, не был я "пиджаком". Я был "двухгАдЮчником".

Высказывание, приведенное в качестве эпиграфа, молва приписывает президенту Эйзенхауэру. Он, как генерал US Army, такие вещи тонко понимал. Однако и Советская армия в этом деле от других не отличалась. Скорее наоборот, могла иностранцам сто очков форы выдать. Слава Богу, не в Америке живем. У нас "тяготы и лишения воинской службы", которые надо "стойко переносить", то бишь, преодолевать, прямо и недвусмысленно предусмотрены Присягой. Вот по этой директрисе дальше я и покачусь. Извлекая из памяти с опорой на не очень регулярные дневниковые записки. В направлении армейского способа преодоления.

На "Певуне" командиром был седовласый капитан Б., от фамилии имевший прозвище Братан. "Певун" был хорошим дивизионом в смысле условий службы. Там даже широкоэкранный кинопроектор имелся. По договоренности с гражданскими фильмы крутили из современного кинопроката, включая и иностранные, да еще и по три раза в неделю.

Но главное – не было на "Певуне" ракет модификации "ромашка". Потому трехсменный пост был там не нужен и у солдат появлялась возможность разок месяца так в полтора в увольнение сходить. В большое, даже слишком, село Великое, Некрасовым упоминаемое.

Однажды в субботу, в аккурат в мое дежурство, вернулись из увольнения два воина с побитыми мордами. Как раз тут в штаб и Братан заявился. В боевом духе. Но не совсем уж пьяный. Братан, честно сказать, "вес держать" умел.

– Что? Как?! Наших людей побили!? Гражданские? В клубе? Так, время восемь, а танцы до одиннадцати… вского сюда!

Вызвал командира взвода, поднял "в ружье" человек восемь с карабинами без патронов, усадил их и побитых в ГАЗ-52 и уехал.

Дальше – со слов ст. л-та вского.

"Братан выстроил бойцов полукругом у входа в клуб, приказал примкнуть штыки и взять карабины наперевес. Зрелище – будь здоров.

Впечатляющее. Представь, выходишь, а на тебя со всех сторон штыки.

Сам же Братан вошел внутрь и полностью вырубил там свет. После этого он выпускал из дверей по одному, освещая фонарем и разыскивая обидчиков. Нашел и отвез в милицию. Ну, по дороге еще и чуток им намяли".

Потом была разборка. Братану вставили – и по служебному и по партийному. Мне, чтобы не забыть, тоже отломилось. Как дежурному. За несообщение вышестоящему КП о выезде машины после 18 часов. Что до солдат, то очень они Братана зауважали.

Слово (термин) рождается тогда, когда в нем появляется необходимость. Когда что-то становится достаточно частым, приходится с ним работать и это что-то требуется коротко и доходчиво обозначить. Угадайте с двух раз – как сейчас называют проведенную капитаном Братаном операцию?

Вскоре меня на "Планшет" перевели. На оставшиеся полтора года. Со всеми тамошними удовольствиями от "ромашек", до обусловленного их хранением центрального отопления. В тот момент с "Планшета" сразу три двухгодичника на ДМБ собирались через месяц. А на замену им я один. Одному из двухгадов, Володе, уже 31 год минул. В Москве жена и дочка. И вторую родила прямо вот только что. Жену из роддома встретить – святое дело. Но дивизион на первом сроке, в город отлучиться и то еще напросишься, а тут в Москву… Вова дисциплинированно в установленном порядке за разрешением в полк.

Папа тогда в отпуске был и за командира оставался его заместитель.

Майор Рома Попкович.

О Романе Семеныче надо сказать отдельно. В нем как бы сидело два человека. Один вне службы. Отличный волейболист. Интеллигентный человек. Эрудированный, умный, с очень развитой речью. Другой – военный. Служака. Любитель внезапных проверок. Придирчивый ко всему.

От дисциплины до содержания и внешнего вида конспектов. Не очень-то вникающий в технику, но здорово рассекающий в боевой работе.

Изъясняющийся на командирским жаргоне, в котором каждая фраза заканчивалась невнятным, глотаемым то ли "ептыть", то ли "еныть". В те времена, поди, и в страшном сне не могло ему привидеться, что спустя четверть века из рук митрополита Ювеналия получит он православный орден за заслуги перед Церковью. Рома, как первый зам, у нас часто бывал. Потому что запасной КП полка числился за

"Планшетом". От него, кстати, я и огреб прозвище "Профессор". За то, что логарифм от 1.6 в уме посчитал до третьего знака. Они с комбатом потом по таблицам Брадиса проверяли. Между нами, задачка для хорошего школьника. Рому же в полку за глаза звали ПОпковичем.

Словом, служака ПОпкович Володю в Москву не отпустил. Хотя я вот он был – за Вову готовность обеспечивать. Но "отец-ювелир" Володя на запрет положил и тихо отвалил, приняв самостоятельное решение.

Четыре часа ночью поездом – и в Москве. Жену встретил, все путем, следующим утром назад хотел. А мы его на месте прикрывали. Однако не таков был Роман Семеныч. Не поленился лично на "Планшет" приехать в этот день. Специально, чтобы наличие Вовы проверить, заодно и прочий шмон навести. Дальше – дело техники. Адрес из личного дела, звонок в

Москву и в пять утра в квартиру к Вове пожаловал комендантский патруль. Увели хозяина под белы рученьки. Жена, напомню, первую ночь после роддома. Обалдеть… Володя вернулся через лишние сутки недоумевающий, обиженный и злой как собака.

Через неделю стоя оперативным на ДКП получил он по "громкой" от вышестоящего обращение к "Планшету", заканчивающееся традиционным

"ептыть". Это Рома в неурочный час на КП полка оказался. Тут Вова и сделал вид, что не узнал-не понял. И ответил в вольно-оскорбительной форме:

– Эй, в рассаднике! (у ПКП позывной был "Парник", но его синоним "рассадник" там не переваривали). Не понял вас! Ты там х-то изо рта вынимай, когда вызываешь!

Володю с дежурства, конечно, сняли. Но много ли в армии нужно?

Несколько дней весь полк восторгался, случай этот пересказывая.

Интересно, сейчас, когда Роман Семенович, ставший позже генералом, побывал в мэрах, сенаторах, депутатах Госдумы и даже возглавлял ее комитет по обороне после гибели Рохлина, помнит ли он эту историю с роддомом? Как бы он сейчас к своему поступку отнесся, герой православия? Какая ипостась в нем сейчас преобладает?

На "Планшете" я у двух командиров дивизиона послужил. Не считая начштаба, месяца три временно исполнявшего командирские обязанности.

Один – тоже капитан и тоже Б., но не Братан, большой оказался любитель "повоевать". Первой реакцией на любое мало-мальски значимое событие у него было – ГОТОВНОСТЬ ПОЛНОМУ! И кнопкой – щелк! Сам он бегал как лось и встречал мчащийся по готовности полный расчет уже на ДКП, он же дивизионный командный пункт, он же Центр, с секундомером.

– Вы опоздали ровно на восемь секунд, товарищ-щ лей-те-нант!

Сразу замечу, что обращение к младшему по званию с употреблением слова "товарищ" в армии принято применять именно тогда, когда младшего надо отчитать или просто напомнить этому дерьму его место.

Т.е. "товарищ" это еще не оскорбление, но уже почти.

Развлекухой командира было проделывать этакие номера с готовностью еще и по субботам, причем именно в тот момент, когда больше двух офицеров одновременно в баню заходило. Он банную дверь из окон своей квартиры видел. Подождет маленько, чтобы разделись-намылились, позвонит на Центр и – УУУ-УУУ – завыло! Кому цирк, а кому… Ладно хоть летом. Потому в баню ходили не больше чем по два. Но мало того

– готовность полному он объявлял не просто, а по полной программе, типа мини-учений. С получением личного оружия и т.п. Пока ребята не уволились, я за штатом был и под это дело временно пихнули

Профессора в расписание по готовности командиром пулеметного расчета. Т.е. бежишь сначала на Центр, а после контроля станции возвращаешься, получаешь в ружкомнате крупнокалиберный пулемет ДШК и тащишь его на позицию. Там на горочке спецтренога была оборудована для кругового обстрела воздушных целей. И все это на хронометраж. В расчете, кроме меня – полтора недомерка из хозбанды. Хорошо еще, что я тогда молод был и тренирован. Весит-то ДШК о-го-го. Надо в справочнике глянуть, но, по памяти, килограммов на шестьдесят потянет. В общем, удовольствие ниже среднего, особенно когда по жаре в химзащите, да по паре-тройке раз в день.

Сама же боевая подготовка операторов и состояние техники капитана

Толю Б. не колыхали. Он из стартовиков происходил и в станции слабо волок. Все эти дела на моем комбате лежали. Вышеупомянутом. И было бы такое разделение функций нормальным, если бы не одно но. Толя в академию собирался и не дай Бог, ежели что где, да вдруг… Потому показуха для начальства являлась в тот момент его главным делом.

Хотя, наверное, и велением души. К примеру, очень он любил после развода устроить торжественное прохождение дивизиона.

– К торже-е-е-ственному маршу!

– Па-ба-та-рейно!

– На одного линейного дистанции! – там и шагать-то людей не хватало, потому вместо линейных у нас вешки стояли.

– Взвод управления прямо, остальные напрааа…-ву!

– Шаго-о-ом… – марш!

– Трум-турум-тум – ту-дуруту-тум! – это выдрессированный дневальный нажимал кнопарь и плац вздрагивал от "Прощанья славянки".

И мы, в колонне по два, отбивали шаг мимо крыльца, где, отдавая честь, стояли Толя, Герман и ППС. Нас там всех-то и с полсотни в строю не набиралось. Потому мне все это очень напоминало тот эпизод у Гашека, где престарелый генерал заставлял рассчитываться на первый-второй двух оставшихся у него денщиков.

– Та-тии-та-та-там… Страна-аа зовет в поход!

На траверзе начальства командиры, идущие отдельно впереди своих подразделений, вскидывали руку, а мы, по фиксации ее у козырька, резко брали руки по швам и кидали головы вправо, равняясь на крыльцо. Нет, что-то в этом было…

Да-а-а, любил Толя этакие штучки.

Чтобы на звуки ревуна лихо люди мчались. И еще чтобы все

"блестело, как у кота… глаза". Размеры территории стандартные.

400 на 400. Шестнадцать гектаров, как легко подсчитать. И ведь не просто чисто поле. Оборудованная позиция. Вот это-то "блестело" и занимало все время личного состава оставшееся от беготни. А когда же людей боевой работе обучать, если командир другое приказал?

Комбат-голова решил эту проблему по-армейски. Данной ему властью он вечерами объявлял ночные занятия батарее. Станция гудит, будка "П" моя по азимуту туда-сюда гуляет, переключатели антенн хлюпают… Это операторы тренируются. Утром на разводе командиру доклад – первая батарея ночью тренировалась, личному составу полагается отдыхать.

Восемь часов сна согласно уставу. И привет лакировке окружающей действительности. Только вот офицерам приходилось туговато. И ночью они не шибко подремали и днем от службы не свободны. Да еще и дежурства. Когда, наконец, Толя из дивизиона в академию съехал, все вздохнули радостно.

После Толи начальник штаба дивизиона стал ВРИО командира. Без освобождения от своих штатных обязанностей. Майор Герман Р. службу давно понЯл. Уж если мы тут, в посконной Руси на ушах стояли, то в погранзоне служить – это вам не за конец подержаться. Герману же восемнадцать лет, сидя на мысе Сухой Нос довелось над Белым морем небо охранять. Под его любимые "Бригантину" и вот эту:

…Вдали от жилого угла

Стоит среди скал наша "точка".

Сначала свихнешься с ума,

А там ни жены, ни сыночка…

) варианты – средь болот, тундр, лесов, степей, песков и т.д.

Черная офицерская кость. Лишь только после того как сюда заменился, Герман и жениться-то сумел. Два года до выслуги, а сыну всего четыре. Не то, что у ППСа, замполита того же возраста – старший женат, дочка на выданье. Майору даже в отпуск толком поехать было некуда. Так в ДОСе и отдыхал, в акустической доступности плаца.

Уважали Германа. Хоть и по службе был строгим, а в горячке сильно, изощренно и крепко изматерить мог. Строгим был, но отходчивым.

Справедливым. Зла не держал, и на него не держали. Воины про "Гошу" даже частушки и песни складывали, а в фольклор ведь кто попало не влетает. Перлы выдаваемых на разводах высказываний Германа были те еще. Куда там Черномырдину. Федя, командир взвода управления

"германизмы" даже коллекционировал. Жаль мата в них многовато, верно, не придется процитировать.

В ту самую как раз пору надумал я с кандидатским минимумом как-то вопрос решать. Чтобы время не терять. Хотя бы по философии экзамен столкнуть, раз уж мне так со службой повезло – всего двадцать верст от города. Университет марксизма-ленинизма при гарнизонном Доме офицеров отпал по двум причинам. Во-первых, это дело там занимало целый год и могло в любой момент сдохнуть. Во-вторых, это сейчас без вопросов можно иметь диплом, в котором написано типа – закончил институт электронной техники по специальности "психология". Тогда же мне казалось, что фраза "представлен документ о сдаче минимума по философии в УМЛ ГДО…" на защите диссертации в МГУ будет звучать анекдотически неприлично. Следовательно, затевать все это надо было в местном Университете. Однако в Армии все предусмотрено, расписано и вариант с обучением военнослужащего в гражданском ВУЗе вполне регламентирован. И согласно упомянутому регламенту разрешение на такое может дать начальник кадров соединения, в моем случае корпуса.

По моему рапорту, посылаемому "по команде". "По команде" – это означает через всех прямых начальников пропустить снизу вверх. Вывод тут на поверхности. Непременно найдется сука, которая рапорт зарубит. Или потеряет. Ну, ладушки. Как там проблемы одолевают в армии?

Как только появилась возможность, еду в город. В университете узнаю – занятия раз в неделю с ноября, экзамены через полгода, в мае. Никаких разрешений им не нужно, но требуется характеристика-рекомендация. А если из МГУ – подойдет? Ну конечно!

Звоню в Москву, шефуля присылает бумагу с печатью. За подписью знаменитыми зелеными чернилами незабвенного Василия Степановича

Фурсова. Документы подготовлены, можно подавать. Благо дивизион на третьем сроке. Я к комбату.

– Товарищ майор! Разрешите исчезнуть на четыре часа!

– Чего это тебе так подперло?

– В город хочу смотаться. В университет надо поступить.

– Ну, дава-ай. Приедешь – доложишь.

Приехал, доложил.

– Прибыл, замечаний не имел.

– Поступил?

– Так точно!

– Ну, ты и гу-усь! За три с половиной часа на все-про-все, да еще вместе с дорогой…

Наступил ноябрь. Вызов прислали о начале занятий, а у нас первый срок. Выезд из пределов только с разрешения комполка. Герман звонит, я рядом на параллельном. Папа на проводе.

– Виктор Алексеевич! Тут Профессору надо в город, в университете философией заниматься…

– Какой это такой философией?

– Марксистско-ленинской.

– Интересно. Почему же я про это ничего не знаю?

– А это через политорганы прошло.

Все же-таки тертый Герман мужик. Знает, что сказать. И в должном темпе. Сходу, по военному.

– Ну, ладно. Пусть едет.

Через неделю история повторилась. Только мудрый Гоша звонил уже не командиру, а замполиту полка.

– А почему мне про это не известно?

– Это командир части разрешил. Еще на прошлой неделе.

Вот так. И начальники привыкли. Через месяц, когда и комполка и замполит как раз в четверг на "Планшет" пожаловали, я уже прямо к ним в наглую подошел.

– Товарищ полковник! Разрешите с вами в город? Мне на занятия.

И поехал с ними как миленькими.

Э-хе-хе, эти занятия… От английского пришлось сразу отказаться.

Двух отлучек в неделю я бы никак не потянул. Да и четверги нелегко дались. Чтобы мое дежурство на них не попало, меняться приходилось.

Чаще всего на субботу-воскресенье. И все равно, не все занятия посетить довелось. Должен сказать, философию читали хорошо.

Профессор Шубняков. Уж на что я ее не шибко любил, но тут нравилось.

Или, может, просто от службы отдыхал в другой обстановке. Группа была без специализации. И технари, и гуманитарии в одной куче.

Следователь, помню, был из прокуратуры. Экономисты. Инженеры с

"Автодизеля". На семинарах разница заметна была. Одна дама, экскурсоводша по местным историческим примечательностям, потрясающую дикцию имела. Мне же, наоборот, очен-но себя контролировать приходилось. Чтобы на военно-матерном языке чего не влепить. Да уж.

Реферат я на дежурствах по ночам сочинял. Из физики вообще-то, а не из Маркса. С названием учудил, до сих пор горжусь. "Аналогии и моделирование. Гносеологическое значение изоморфизма качественно разнородных структур". Кстати, вот что удивительно. Как диссертация моя полностью называлась, вспомнить не могу. Содержание помню, чуть ли не по параграфам, а название надо в автореферате смотреть. А у какой-то дребедени – запомнилось… Большая часть группы нашей до экзамена добралось и благополучно его одолела, завершив легкой пьянкой в кабаке.

Месяца три Герман "точкой" поруководил, а потом подполковника А. прислали, дядю Колю. По замене из ГДР. Из ПВО сухопутных войск в ПВО страны. Вот он я, здрас-сте.

– Это черт знает что, куда я попал! – заявил он день на третий, – Во всем дивизионе не могу найти еще двух офицеров, чтобы пулю расписать. Профессор! Ты университет закончил.

Почему в преферанс не играешь?

– Так получилось, товарищ подполковник! У меня проявление азарта выливается в другие формы…

Комбат сразу окрестил его "аншефом", а воины – Анискиным. У нас рабочий день (ну, анекдот!) по писаному в 18-40 заканчивался. Шеф стал на 19-00 совещание назначать. Всех офицеров и прапоров. Каждый день. Если Анискину было что сказать по делу – то минут на 15. Если же не было, то держись! Сперва шефуля произносил речугу о том, какие благородные и порядочные люди военные и какое барахло все остальные.

Особенно впечатлял меня его тезис о презумпции звания.

– Если рядовой говорит мне одно, – излагал дядя Коля, – а сержант говорит другое, то я верю сержанту. Потому, что он старше по званию.

Затем, по которому уже разу, шеф начинал вспоминать персональные грехи присутствующих. Словом, с этих совещаний на ужин, начинавшийся в 19-50 (я с солдатами питался) я редко успевал. Кухня мне потом отдельно разогревала.

Вообще-то командир из Николая Ивановича был не плох. И знания были нормальные и характер независимый. И пил в меру. Но был дядя Коля самодуром. Это не ругательство и не оскорбление. Самодур это тот, у кого отношение к окружающим, к ситуации и принятие по ним решения зависит от собственного его в тот момент настроения. И по решению этому сохраняется определенная упертость даже тогда, когда настроение поменялось.

Есть ли на сомнительные решения таких начальников способ демпфирования? Ну а как же! В армии все есть! Тут я добром должен военную кафедру вспомнить. Точнее, начальника физфаковского цикла подполковника Г-ца, популярного под кличкой Григ.

Насмешники-студенты героя факультетских легенд, баек и анекдотов

Грига все-таки здорово уважали. За знания, за хоть и военные, но изящные приколы при проведении занятий. И, в общем-то, за человечность. С нашего курса он нескольких обладателей выговоров с предупреждением об отчислении на поруки взял. Хоть и проступки их были не по его департаменту. Григу самому полковничью звезду то вешали, то снимали. За характер шебутной. Рассказывали, будто был такой случай. Привелось ему звание обмывать. В ресторане "Пекин".

Там встретился им при выходе полковник китайский. В форме. Дело было вскоре после пограничного конфликта на Даманском. И поддатый Григ прямо на лестнице, "не отходя от кассы", сделал китайцу "козу".

– У-тютю-тютю! – и двумя пальцами в живот.

А китаец-то оказался дипломатом. Каким-то там помощником военного атташе. По конвенции от "где-то сразу после Ватерлоо" оскорбление лицом государевым любого человека с диппаспортом есть оскорбление представляемой им страны. Быстренько тут Григу звезду и сняли. Через год вернули, а потом опять сняли за что-то еще. Но с должности не трогали. По григовским учебникам, наиподробнейше описывающим СНР-75

"Волхов" все ЗРВ учились. Настольные книги училищ, кафедр и войск.

Великолепным преподавателем он был, военный московский армянин.

Но ближе к теме. Сто выпускничков нашего курса в войска шло. И уже после выпуска собрал Григ желающих на прощальную лекцию-инструктаж.

Человек двадцать набралось.

– Вы, ребята, похоже, последние двухгодичники. Готовится приказ после вас призыв тормознуть. И я не хочу, чтобы о вашем брате впечатление в войсках осталось, как о растяпах интеллигентных. Как о ЧМО – чрезвычайном московском ополчении

41-го года. Ведь вы – мой продукт. И потому расскажу вам, сколько могу, всякие конкретные военные штучки. Чтобы вы там лопухами не оказались.

Это было то что надо! Какое шмотье мы должны получить, и как нас при этом кинуть могут, с кем водку пить, а с кем воздерживаться и т.д. и т.п. И про глупые приказания тоже. Очень эта практическая лекция пригодилась. Двухгодичников же потом действительно года четыре-пять не призывали. Вот я на "Планшете" и крутился как бобик сразу на трех системах, целых восемь месяцев исполняя капитанские обязанности начальника второго отделения с одним прапором и одним кадровым старлеем-координатчиком в подчинении. Лишь под конец нагрузку облегчили из внутренних резервов.

Ну, так вот, о дяде Коле. Бзыкнуло ему развернуть на "Планшете" строительство. Сначала теплый бокс хотел на два седельных тягача

ТЗМ-ки. Потом, когда не получилось, еще что-то, поменьше, но непременно "большое и чистое"… Но стройки-то в плане нет. Где же тогда материалы брать? Да где придется! У гражданских украдем. Какие подвернутся, те и приватизируем. Вызвал он раз в воскресенье меня и еще одного старлея-стартовика.

– Берите КРАЗ, автокран и езжайте туда-то. Там, я проезжал, гражданские столбы осветительные для установки вдоль дороги разложили. Заберите штук 5, только по-шустрому.

Сели мы с Юрком старшими машин и поехали. Подкатили, посмотрели.

Шагами промеряли. Столбы бетонные, длиннющие. Стропить их целое дело, да и не положишь толком. Даже в кузове КРАЗ-256 консоль одуренная получится. Тряхнет – и хана столбам. Ни себе, ни людям.

Развернулись мы, да и плюнули на это дело. На обратном пути плиту перекрытия какую-то из кювета в кузов кинули для очистки совести, с ней и прибыли. Иду, как старший этой поездки, докладывать. Доложил, а потом и говорю, вспоминая Григову лекцию.

– Товарищ подполковник! Вы уж меня больше на такие дела не посылайте. А если все же пошлете, то дайте письменное распоряжение. А то вы пенсию, считай, уже заслужили, а мне еще в аспирантуре учиться.

– Да ты что, Профессор! Да разве, если что случится, армия тебя в обиду даст?! Этому говну, гражданским?! Да мы, да я…!

– Щас, – думаю, – не даст…

– А все-таки дайте письменное…

Нет, точно, Григ знал, что советовать. Сработало четко. Аншеф меня больше на дела "с душком" не посылал.

Через неделю ЮркА и Юраша, моего прапора с будки, не угомонившийся

Анискин задвинул кирпич воровать. Со стройки какого-то лесничества.

Человек шесть солдат на погрузку, переодетых в треники. ГАЗик и

ТЗМ-ка с огромным полуприцепом ММЗ. Процесс в самом разгаре, а тут сторож оп-паньки! Не запертые раньше ворота на замок щелк и хай по полной фене. Угрозы милицией и протоколом. Пришлось разгружаться.

Насилу выпустил, в обещанный спирт поверив. Прибыли ЮркИ, доложились. Выдал им аншеф литр для отмазки. Так, да не так. Эти залимонцы сами себе приключений нашли, хитрожпость проявив.

Отъехали, тормознули и меж собой так рассудили. Номера машин сторож прутиком на песке записал, а Юраш тот песок затоптал. Что он нам сделает? А мы, как полные придурки, ему спирт везем. Нет, этот бздительный и без спирта перетопчется, спирт нам и самим нужен для снятия стресса.

Оприходовали продукт, не знаю весь ли сразу, и домой. Вернулись орлы хорошИ, еле словами управляя. Всшистко, мол, в поджонку, мон колонЕль! Но вышло-то не больно в поджонку. Сторож оказался тем самым пресловутым винтом с левой резьбой, которым от излишней хитрости лечат. Он номера не только на песочке начертил, но и головой запомнил. И потом своему начальству отрапортовал о происшествии при исполнении обязанностей. То лесничество высокого ранга было, номера выплыли аж сразу в Москве, в штабе округа. Что быыыло! Анискин, конечно, шлангом прикинулся. Свернулся и залег. Но всем раздали, не за то, так за другое, вплоть до невиновных. Главным героям по 10 суток с довесками в процессе отсидки по просьбе заказчика мероприятия. Одно хорошо. У шефа строительный зуд разом прошел.

А можно было самодурство и по-другому пригасить. Точнее использовать в личных целях. Но это уже не сразу вдруг. Тут начальника малость надо уже знать и реакцию его предвидеть. Раз, уже в конце службы, смылся я на два дня в Москву. Разом как-то решил и смылся. Без всяких деклараций. Выходной, плюс день еще сталинской

Конституции. У нас тогда даже матчасти неделю не было. Свою в доработку сдали, а резервную рухлядь из НЗ еще не получили. Но никого это не колыхало. Должен быть на месте и все! Дядя Коля, конечно, мое отсутствие засек, но докладывать никуда не стал.

Человек независимый, решил сам отодрать.

– Ну, и скажи-ка мне, всепогодный ночной перехватчик, где это ты два дня шлялся?

– У блй, товарищ подполковник! В городе.

Это я еще загодя приготовил. Скажи, что домой ездил, так шеф с дерьмом съест.

– У каких блй? Из госпиталя?

– Так точно! У медсестер, в их общаге.

– Даа-а, там девахи гладкие. Ну и как? Удачно?

Вот она, точка бифуркации! Какая тут масть верная? Либо проглотит и очками не поперхнется, либо отпустит по-людски.

– Никак нет, товарищ подполковник… Два старлея с бригады весь завар мне испортили…

– Эх, профессор, волк ты драный! Да еще от кого обгадился – от каких-то РТВ-шников. Что же ты, твою-то маму, позоришь ракетчиков? Смотри, чтобы в следующий раз…, н-дааа… Ладно, здуй отсюда!

Угадал-таки я масть.

Или еще вот. Стою оперативным. Часа в три ночи напруга шлеп – вырубилась. Хоть Чубайсом тогда и не пахло, но дело было частое и потому отработанное. Ну, дизелист включает малый, ну, доклад на вышестоящий… Все проблемы сейчас на кухне, где тоже энергии нет, но они не мои. На первом сроке офицеры в оперативных, а по дивизиону прапорщики дежурят. В шесть доложу о "происшествий не случилось" и пойду минут двадцать грибки пособираю. Метрах в сорока от Центра кустики были, где замечательные подосиновики вырастали.

Десяток-полтора в сутки, как повезет. Мое дежурство, значит и грибы мои. Другие не трогают – такая традиция. Собираю, а тут ревун. С

ДКП, казарма-то не запитана. Однократный – готовность сокращенному.

Время 6-30 – ни к селу, ни к городу. Вбегаю на Центр, спрашиваю телефониста – кто объявил? Аншеф! С чего бы это? Ладно, включаю станцию. Ну, пока лампы прогревались, расчет как раз сбежался, проверились, ждем… Не привыкать. Тут из кабины "А" шефуля выходит, электробритву свертывая.

– Вот так, – говорит, – и сам побрился, и расчет заодно проверил! Отбой готовности!

Да, бывало самодурство Анискина иногда и безобидным. Случились у нас учения со сменой позиции. Были у меня сокурсники, которые два года отслужив, ни разу станцию не свернули. Мне же на эти свертывания-развертывания была просто настоящая непруха. Одиннадцать раз! Девять своих и два в помощи другим дивизионам. Сдавали станцию в доработку, получали из НЗ, разворачивали, службу несли. Потом все назад… Но вот в учениях, на хронометраж, только один раз. Вот этот. Пять тонн антенн аккуратненько краном на три прицепа.

Тяжеленные кабели из бетонных каналов извлечь, разъемы заглушить и уложить. Все блоки в кабинах болтами притянуть… Кабины из капониров выкатить. Двенадцатитонную будку с горки сдать. Потом переехать и все собрать, в обратном порядке. А после учений опять свернуть, вернуться и дома развернуть. Уж не знаю, как вьетнамцы в джунглях это в страшном темпе проделывали. Может, много их было? А нас всего ничего. Хорошо, в тот момент студенты у нас на сборах были. Как раз с физфака. Грубая мужская сила – целых тридцать человек. Если бы не они, черта бы с два мы в нормативы вписались. Да еще комбат был в отпуске. Был уже, правда, свежеиспеченец Минского высшего училища, наконец-то мою должность нач-два занявший. Но он без опыта, да еще по С-125 учился. Потому в счет пока не шел.

Свернули, вытянули машины в колонну. Двадцать три ноль-ноль. Ждем команды на выезд. И тут как даст! Ливень страшенный. Я пока с обочины в кабину КРАЗа поднимался, наполовину промок. Ну, вот и команда. Полетели, как де Сент-Экзюпери над Испанией. Нахт унд небел. Приплыли на поле какое-то, у Германа в планах прописанное, как раз дождь и кончился. Развертываться надоть. Мне еще и волноводы стыковать, потом давление в них давать, чтобы всякая дрянь из атмосферы внутрь не проникала. Что толку, когда дрянь уже там.

Продувка-то не предусмотрена. Если влага на фланцах останется, передатчики в них дыры прожгут, как делать нечего. Все равно, что плазменным резаком. Я к шефу за спиртом для протирки. Дал без звука.

Часам к трем утра развернулись, связь кинули, геодезию привязали, будку и пусковые сориентировали. Контроль провели – все пашет, едреныть! Тут налет небольшой. Минут на сорок. Дальше – готовность два. Расчеты на кабинах, матчасть выключена. Расслабуха. Мы с Юрашем остатки спиртика бормотнули. Дремлем. Кааайф!