Текст книги "Не все дороги ведут в храм... (СИ)"

Автор книги: Варвара Еналь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 13 страниц)

   Глава 24

   Удивляло все. И горячая вода, бегущая из смешного железного носика, переходящего в прямую железную трубу. И то, что вода эта убегала в маленькие дырочки под ногами. И ароматное мыло, и приятный запах. И даже то, что туалет находится прямо в комнате, за дверью! Где это видано, чтобы туалет находился в доме! В Линне это всегда была яма в деревянной будке, которую время от времени вычерпывали, и содержимое закапывали в землю и присыпали опилками.

   А тут – гляньте! Белая большая штука, в которую лилась вода, стоило только повернуть рычаг.

   И ни одного изображения духов Днагао. Ни одной статуи, ни одной кожаной ленты с бубенцами, говорящей о молитвах. Вообще ничего, что напоминало бы о вере тех, кто обладает этим постоялым двором.

   Еж – тот вообще обалдел немного от всего нового и непонятного. Проторчал слишком долго в комнате с горячей водой, просидел на корточках, в изумлении глядя, как уходит вода в дырочки в полу. После удивленно сказал:

   – Если вода уходит в пол, то она должна капать на головы тем, кто внизу. А она не капает. Куда же вода девается? Колдовство какое-то...

   Птица хмуро тыкнула пальцем в стенку и пояснила:

   – Видишь, трубка? И внизу, рядом с полом трубка. И вода уходит как раз рядом с такой трубкой. Небось, в эту железную штуку утекает – и все. Что тут думать...

   – А зачем все это делать в доме? Это же страшно неудобно – трубки всякие... Можно помыться и на улице, у колодца, и вода вся просто уйдет в землю. Никаких хлопот.

   – Еж, – кисло улыбнулась Птица, – Саен же сказал, что тут другая погода. Холодно тут бывает. Много ты намоешься при таком ветре, какой сейчас на улице? А если будет еще холоднее? Это тебе не Линн, где солнце печет каждый день, что дают духи...

   – А Саен сказал, чтобы мы не упоминали духов, – тут же спохватился Еж.

   Птица только привычно провела по пустым запястьям, вздохнула и принялась расчесывать волосы. Едва она заплела косы и более-менее привела в порядок Травку, как вернулся хозяин и принес целый мешок вещей. Матерчатый, расшитый мешок со множеством карманов по бокам. Для Птицы Саен купил парочку новых туник и плотные длинные шаровары, расшитые по низу шелком и бисером. Для Травки смешные штанишки с подворотом и две теплые фланелевые рубашечки. Для Ежа плотные брюки, жилет и две синие рубашки, вышитые по горловине.

   – Одевайтесь и спускайтесь вниз, – коротко велел Саен и вышел.

   Птица удивленно дотронулась до мягкой, тонкой ткани, из которой были сшиты ее туники, и почувствовала себя так, словно на нее неожиданно свалилось огромное богатство. Видать, гаданье Хамусы продолжает сбываться, и это действительно удача. А она-то, глупая, боялась, что так и придется скитаться в грязи и темноте следом за новым хозяином.

   А на деле вышло совсем по-другому! И новая хорошая одежда появилась, и удивительная гостиница, и дорогой город, полный множества непонятного и поразительного. И она, Птица, будет теперь в этом городе жить, так выходит? И выходит, что Саен добрый и хороший, он покупает одежду, он не ругает, он жалеет и защищает. Это действительно удача, просто Птица не сразу поняла своего счастья. Глупая она была, вот что!

   Птица проворно влезла в тунику, предварительно отвернувшись от Ежа, оглядела себя со всех сторон. Перекинула толстые косы за спину, расправила складки на одежде. Хорошо она выглядит? Красиво?

   Только в одном была неуверенна Птица. Не понятно было – нравится ли она хозяину, или нет. Ни разу он не дотрагивался до нее так, как, например, моряки в Корабельной таверне. Ни разу не ущипнул за бока, не провел по спине, не хлопнул по заду. Держался немного отстранено, и хорошо, что хотя бы выражение брезгливости на его лице давно уже не появлялось.

   А ведь Птица нравилась всем, кто ее видел в Линне. Все восхищались ее глазами, косами, талией и грудью. Ямочкой на подбородке и черными ресницами. А тут хозяин ни разу не похвалил красоту своей новой рабыни, ни разу не вспыхнули его глаза страстными блеском. Почему?

   Понять этого Птица не могла, как не пыталась.

   Еж проворно облачился в новую одежду, то и дело приговаривая, что на штанах много карманов, а жилет выглядит совсем как у взрослых. Видно было, что он тоже ужасно рад получить обновки, ему-то уж точно не полагалось бы ничего такого, останься он у мамы Мабусы. Этому мальчишке просто повезло, что он оказался рядом с Птицей в нужный момент, и потому сейчас разглаживает подол новой рубашки и от мокрых волос его пахнет душистым мылом.

   Травка, наряженная в штаны и рубашку, растянулась на ковре, животом вниз и изредка хлопала рукой по шерстяному ворсу. Что ее впечатляло в этом – Птица не могла понять. Травку вообще никто не мог понять, кроме, пожалуй, хозяина.

   Что ж, поставить эту малявку на ноги, взять за руку. Саен, кажется, принес для нее крошечные сандалики. Такие смешные, что Птица невольно усмехнулась. Ни разу не видела она таких маленьких сандаликов, в Линне не принято было обувать детей. Проворно нацепив обувку на смуглые ножки, Птица обулась сама и положила ладонь на медную, поблескивающую ручку двери. Несмело повернула ее, шагнула за порог. Длинный коридор, застеленный узкой дорожкой, заканчивался единственной лестницей, которая привела в общий зал. Саена Птица увидела сразу, он сидел за круглым столом у окна, и перед ним возвышалось блюдо с белыми, горячими, круглыми штучками из хлеба. Подобного Птица не видела никогда. В Линне пекли все больше лепешки – на меду, с изюмом или с сушенными вишнями. Но такого круглого, маленького хлеба, присыпанного чем-то белым, Птица ни ела ни разу в жизни. Пахло это лакомство так, что рот наполнился слюной, и только сейчас стало понятно, как на самом деле хочется есть.

   – Садитесь, – велел им хозяин, и тут же появилась голубоглазая кудрявая девушка и с улыбкой поставила на столик четыре мисочки с дымящейся овощной похлебкой. Среди кусочков картофеля, моркови и фасоли лежали большие куски мяса, щедро присыпанные ароматными травами.

   – Можно уже есть? – спросил нетерпеливый Еж и схватился за ложку. После уже плюхнулся на стул да так, что закачался стул и его миска с едой.

   – Только осторожно, – хмыкнул Саен, – Птица, давай сюда Травку. Я сам покормлю ее.

   Птица сунула ему малышку и почувствовала явное облегчение. Какое-то время жевали молча. Но едва утих первый голод, как появилась девушка и принесла глиняную посудину с длинным носиком, похожую на ту, в которой Саен заваривал чай в подземелье.

   Девушка улыбалась ясной и открытой улыбкой, и взор ее голубых, выразительных глаз был обращен только к Саену. Сережки в ее носу не было, и выглядела девушка нарядно и красиво. Белый кружевной фартук, длинная клетчатая юбка с оборками по низу, вышитая рубашка и подколотые кверху вьющиеся волосы. На такую нельзя было не залюбоваться, к тому же и улыбалась девушка приветливо и по-доброму.

   Птица наблюдала за ней краем глаза, стараясь не поднимать голову и не рассматривать в упор, как это делал бестолковый Еж.

   Девушка, видимо, знала Саена, потому что обращалась к нему, как к своему хорошему знакомому. Расспрашивала про дорогу и погоду. Рассказывала о последних событиях в Каньоне Дождей. И улыбалась, улыбалась, улыбалась. Взмахивала ресницами, сыпала добрыми и смешными шутками.

   Птица слишком хорошо чувствовала, как девушка хочет понравиться хозяину. Произвести на него впечатление. И слишком хорошо понимала, что все напрасно. Саен спокоен и равнодушен. Он устал, он хочет спать. Он беспокоиться о малышке, о Птице и о Еже. Вот это его беспокойство Птица тоже улавливала хорошо.

   И внутри у нее появилось новое чувство. Понять его Птица не могла, как не могла дать и название ему. Но ее радовало то равнодушие, которое испытывал Саен к улыбающейся девушке, которую звали Донора, и которую хозяин называл по имени. Ведь на самом деле Саен купил Птицу! Для того, чтобы она была рядом, для того, чтобы покупать ей новую одежду и защищать от опасностей.

   И сколько бы не улыбалась голубоглазая Донора, на следующее утро Саен подсадит Птицу на лошадь и тронется вместе с ней в путь. И пусть у Птицы еще не заросла дырочка в ноздре, и она и в подметки не годиться Доноре, эту ночь хозяин будет спать в комнате с Птицей, на полу, на ковре. Совсем рядом.

   И если Птица не будет дурой, ей удастся произвести впечатление на хозяина и отдать ему свою любовь. И тогда, может быть, полностью сбудется предсказание Хамусы, и судьба у Птицы будет как три улыбки солнца.

   Эти свои мысли Птица прятала глубоко в себе. Торопливо ела, пила ароматный чай, который Саен сам налил ей в широкую глиняную мисочку со смешной ручкой сбоку. Только один раз она бросила осторожный, быстрый взгляд на хозяина и тут же заметила понимающую улыбку в его синих глазах. Он ведь знал, о чем думает Птица, и ничего тут не поделать. Но сидел и улыбался ей.

   Что ж. Видимо теперь они умеют хорошо понимать друг друга.

   После уставшая и сытая до сонливости Птица растянулась на мягкой, полосатой простыне и укрылась теплым одеялом. Рядом свернулась Травка – хозяин велел положить ее посередине, чтобы не свалилась ночью. С другого края удивленно восхищался постелью Еж, который за всю свою жизнь только и знал, что соломенные матрасы и травяные циновки.

   У Птицы не осталось сил восхищаться. Она закрыла глаза и тут же провалилась в спокойный, уютный сон.

   Глава 25

   Каньон Дождей тянулся далеко вперед, защищенный с двух сторон неприступными склонами гор. Тут не было необходимости строить защитные стены, достаточно было только охранять перевал. Не все жители были суэмцами, встречались и обычные люди, не такие высокие, не такие красивые. Птица без труда могла отличить благородного суэмца с его необыкновенным, немного сияющим взором, от простого человека.

   Вроде бы все в Каньоне обычное – и дети, что шумели на берегах реки, и занятые работой мужчины, уходящие рано утром в глубокие копи внутри горы. Каньон издавна славился искусной выделкой золота и серебра, а в глубине его неприступных гор – как говорили торговцы Линна – скрывались несметные богатства. И изумруды, крупные и чистые, точно морская волна, и яркие рубины цвета выдержанного вина, и даже алмазы, прозрачные, как вода в ручьях, бегущих с горных вершин.

   Каньон дождей был богат, но его богатство казалось Птице особенным. Высокие дома в несколько этажей, ровные, удобные дороги, множество лавок и магазинов. И везде шумит вода – в искрящихся водопадах, в фонтанах, в быстрой реке на дне Каньона. Везде сияет яркий свет.

   Конечно, подумалось Птице, люди тут, небось, просто купаются в золоте. Под землей у них не меряно богатства, бери – сколько хочешь. Вот поэтому Саен и может себе позволить платить за понравившуюся рабыню три мешка суэмского золота. Его ведь тут, в Каньоне Дождей полным полно.

   Дом Саена находился довольно высоко. Перед тем, как добраться к нему, преодолели несколько белых лесниц и мостиков, после попали в чистый, выложенный гладким камнем проход через гору. И, наконец, оказались на ровной площадке, с которой очень хорошо было видно и бурлящую внизу реку и дома на соседнем склоне.

   Одноэтажный домик Саена, с деревянной лестницей и кирпичной трубой, прижимался к скале и казался немного грустным. Дворик перед ним был вымощен камнем, двери сарая совсем не по-хозяйски распахнуты. Проходи, кто хочешь...

   – Вот тут я живу. Если ты захочешь, Птица, ты тоже можешь тут остаться. Будешь убирать у меня, готовить и присматривать за жилищем в мое отсутствие. Меня часто не бывает дома, и хочется быть уверенным, что пока меня нет, тут топят, убирают и заботятся о моем садике, – голос Саена звучал устало и довольно.

   Птица ничего не успела ответить – хозяин помог спуститься с лошадки и велел Ежу завести животных в конюшню.

   – Лошадку Птицы я купил в Линне. Не думал, что она такая умная и выносливая. Пожалуй, стоит оставить ее себе, – сказал он, передавая поводья от своей вороной мальчишке.

   Радостно и звонко заскрипели деревянные ступени дома под ногами Птицы. Свежим хлебом и прогоревшими углями дыхнула в лицо просторная комната, устеленная яркими плетенными ковриками. Улыбнулась черным, пылающим зевом кирпичная печь и как-то по-особенному засияли чистые окошки.

   Дом просто лучился уютом, теплом и гостеприимством. И каким-то особым добром, присущим только ему. Это Птица почувствовала слишком хорошо. Сердце ее подпрыгнуло и застучало у самого горла, разрываясь от нахлынувшего совсем внезапно волнения. Что это с ней? Добрые предчувствия?

   Да, именно это. Птицу охватила непонятная радость, и она, подавив глупый порыв дотронуться до запястий, улыбнулась гостеприимному дому.

   Их встретила полная, хлопотливая женщина и тут же, торопливой скороговоркой, перемежая свою речь оханьем по поводу "уставших и голодных детишек", сообщила Саену, что дом в порядке, свежий хлеб она принесла, цветы политы и даже постельное белье вынуто из шкафа и разложено по кроватям.

   – Я посылал ей весточку с посыльным вчера вечером, – пояснил Саен удивленной Птице, – чтобы приготовила дом к нашему приезду. Это Имафа, она всегда заботилась обо мне. Но теперь, Птица, это будешь делать ты, если останешься у меня.

   Птица еле заметно поклонилась Имафе и смущенно застыла у печи. На мгновенье, всего лишь на одно мгновенье ей показалось, что и плита, и чугунки со сковородками, и даже стоящие на окошках диковинные цветы ей хорошо знакомы, что она уже все это видела.Но наваждение тут же исчезло. Что ж, раз Саен предлагает ей остаться, значит, она останется. И рассуждать тут нечего.

   Дом оказался большим и просторным. От огромной горницы отходил коридорчик, в котором – о, чудо! – Птица увидела стеклянные двери. Полностью стеклянные, от пола до потолка, с частым темным переплетом и деревянными ручками. А за дверями удивительный садик, зеленый и гостеприимный.

   Саен, перехватив ее взгляд, шагнул вперед, взял Птицу за руку и потянул за собой.

   – Посмотри, какая у меня красота, – тихо проговорил он.

   Стеклянные двери бесшумно распахнулись, и в лицо пахнуло прохладным воздухом, терпкими травами и покоем. В деревянных кадках еле заметно дрожали длинные изумрудные папоротники, отцветали под крышей веранды последние розы, прятала под листьями сочные ягоды малина и полз по всей узенькой терраске зеленый еще виноград. Посередине этого крошечного садика поднимали кроны абрикос и персик, вишня и яблоня. Дом Саена огибал садик с трех сторон, а с четвертой возвышалась прямая отвесная скала.

   Птица чуть не спросила – неужели Саен сам сажал все эти растения, но тут же прикусила язык. Спрашивать почему-то показалось неудобным.

   Но Саен немедленно ответил на ее незаданный вопрос:

   – Это я посадил садик. Здесь просто замечательно завтракать летними и весенними утрами.

   Травка удивленно прошла вперед, присела на корточки перед папоротником и осторожно провела пальцем по листьям. После подняла голову и с выдохом произнесла:

   – О-о...

   Птица вздрогнула и уставилась на малышку. Это первый раз она слышала ее голос. Не вой, не рычание, не скрип, а спокойный и удивленный голос пятилетней девочки.

   – Ей нравится, – заметил Еж, протискиваясь за спиной Птицы, – мне тоже. Нам надо будет поливать и подметать, да?

   Саен усмехнулся и подтвердил:

   – Ты правильно меня понял, Еж.

   После они пообедали картофельным супом на сале и попили чай с яблочным пирогом. Саен пояснил, что Имафа обязательно научит Птицу печь пироги.

   Солнце уже опустилось за верхушки гор, когда хозяин велел всем выкупаться – в этом доме тоже была комната, отделанная плиткой, в которой находился железный бак для воды. Еж снова громко удивлялся и брызгался так, что вся плитка оказалась мокрой. Птицу охватило странное волнение, когда она смывала с себя душистую пену. Вот, теперь, наверное, хозяин потребует от нее любви, как и положено богатому и знатному мужчине. Потому особенно тщательно расчесала волосы и распустила их по плечам. Натянула новую тунику, которую купил хозяин и босая, теплая и немного влажная, вышла в коридор.

   На огромной табуретке сидела нахохленная и недовольная Травка, опустив голову так, что подбородок касался груди. Саен проверял ей голову прядь за прядью.

   – У нее нет вшей, – громко и возмущенно сказала Птица.

   Вши – это позор и гадость. Только у грязных бесприютных или у рабов с галер бывают вши. Ни в одном порядочном семействе Линна не станут терпеть этих гадостных и мерзких насекомых.

   Саен невозмутимо ответил, не прекращая перебирать волосы Травки:

   – Я знаю. Но у нее вся голова в ранках и ушибах. Думаю, что надо бы ее подстричь, чтобы если что – удобно было смазывать. Сейчас сам и подстригу. Откуда у нее эти ранки? Ее что, били по голове?

   Птица выдохнула воздух и устало пояснила:

   – Так ведь головой она всегда бьется об пол. А в подземельях билась об землю. Там много было мелких камушков и пыли...

   Последнюю фразу о подземелье Птица произнесла совсем тихо. Воспоминания нахлынули, точно дождь с неба. И страшный дракон, и залы с белыми трепещущими языками пламени, и загадочная карта... Все предстало перед взором в мгновение ока. Не зря они оказались в этих подземельях – вот что поняла Птица.

   Саен поднял голову и посмотрел на нее. Пристально и властно. Голубые глаза его вдруг стали менять цвет, быстро и странно. Налились серым, после потемнели и стали совсем черными. Птица глядела на хозяина и не могла отвести взор. Что-то стало происходить с ней, что-то непонятное и неизведанное. Пространство вдруг раздвинулось, стало нечетким и неправильным. А сама она словно оказалась в другой реальности, где материальные предметы не имели веса. И близким и понятым во всем этом оставался лишь взгляд Саена.

   Она неловко попробовала отвести глаза, наткнулась взором на стоящую на краю стола чашку, неловко дернулась – и посудина полетела на пол. Глухой звон заставил вздрогнуть и окончательно прийти в себя.

   Саен с улыбкой тряхнул головой и тихо произнес:

   – У тебя получается, Птица. Ты первый человек, который обладает... гм... такими же способностями, как и у меня.

   Что он говорит? Какие способности? Птица попятилась и быстро опустила взор. Что он имеет в виду? Что она тоже Знающая? Глупость, ерунда. Она не может читать мысли так же, как Саен. Или может?

   – Ты не предскажешь и не угадаешь меня, Птица. И не пытайся, – с веселой улыбкой продолжил Саен. – Просто доверься мне. С вами, с тобой и Травкой, надо бы разобраться. Странное заклинание на вас обоих. Но это уже после. Потом. Сейчас хорошо бы отдохнуть нам всем. Я пока, все-таки, подстригу малышку.

   Несколько взмахов ножницами – и Травкины волосы стали доставать только до плеч. Ну, что ж. Зато их легко теперь расчесывать. Но Птице все равно стало как-то страшно и тревожно. Только Железные Рыцари подстригают девочек, это в их обычаях. Но ведь Саен не относится к Железным Рыцарям. И тут, в Каньоне Птица не видела ни одного человека, закованного в железо.

   – Не станем смазывать ей голову мазью, – как ни в чем ни бывало, продолжил Саен, – посмотрим, может, и так все заживет.

   Он поставил малышку на пол, оглядел ее со всех сторон и, казалось, остался доволен своей работой. После прошелся по кухне, залез в один из своих дорожных мешков и достал что-то, завернутое в тонкую тряпицу. Развернул, подошел к Птице и, взяв ее руку, застегнул на запястье тонкую золотую цепочку.

   – Купил вчера тебе вместо твоих ритуальных браслетов. Ты ведь хотела для себя золота, да?

   В его голосе снова послышалось веселье. Птица глянула на изящные золотые листочки на браслете, на выделанные из перламутровых бусин цветочки и не нашлась, что сказать. Надо было бы поклониться, сложить ладони и призвать благословение духов на хозяина в благодарность за подарок. Так учила мама Мабуса. Но теперь все правила поменялись, теперь все по-другому. И как поступить сейчас, Птица не знала.

   – Тебе нравится? – спросил Саен, не сводя с нее глаз.

   – Да, – тихо ответила Птица.

   – Вот и славно. Вот и славно, – хозяин отвернулся и принялся убирать со стола.

   Птица кинулась ему помогать, завозилась с казанком и мисками, все еще удивляясь тому, что холодная вода течет прямо в доме, что можно вот так просто взять и помыть всю посуду не выходя на улицу и не тягая ведра из колодца.

   Комната, которую выделил им хозяин, большая, просторная, находилась в самом конце дома, и ее окна выходили во внутренний садик. На ночь Саен протопил небольшую кирпичную печку, встроенную в стену, сам показал, как застилать толстый матрас простыней, как укладывать подушки и одеяло.

   – Пусть у вас будет два одеяла, вдруг замерзнете, – пояснил он.

   Кровать, на которой они должны будут спать все втроем, была просто огромной. Птица свободно могла растянуться на ней поперек, и еще бы место осталось. Еж зачем-то забрался под кровать, вылез на другой стороне и неизвестно кому сообщил, что внизу темно, как в пещере.

   – Завтра я куплю вам одежду и занесу ваши имена в Книгу Живущих Каньона. Как свободных людей запишу вас, и дам вам имена. Настоящие, не эти прозвища. А сегодня можете отдыхать. Или попить еще чаю в саду, как хотите.

   Травка и Еж, уставшие и измученные дальней дорогой, уснули сразу, а Птице не спалось. В большой кухне все еще горел свет, яркий, теплый, необыкновенный. Он просвечивался сквозь щели дверного проема слабой полосой, растекался по крашенным доскам пола.

   Лежать на кровати было очень удобно. И очень мягко. Чуть слышно потрескивали остатки огня в печке, и Птица сквозь ленивую дремоту думала о том, что надо будет встать и закрыть трубу, когда дрова совсем прогорят. За окном слышно было, как разгулялся ветер и накрапывает дождь. В Линне дождям всегда были рады, а тут... тут все было новым и неизвестным. Радуются тут дождям? Или влага каждый день наводит тучи и тоску, не давая солнечному теплу пробиться к земле?

   Уютную тишину разорвал резкий стук в дверь. После послышались громкие голоса. К Саену пришел мужчина. Птица вдруг разом растеряла всю сонливость. Встав с кровати, она подошла к двери, неслышно приоткрыла ее. Саен называл гостя Енном, говорил громко, нисколько не стараясь скрыть тему своего разговора.

   Говорили сначала о карте. Птица слышала хорошо, слишком хорошо. Оказывается, Саену нужно было найти карту в подземельях, а в Линн он пришел потому, что почувствовал Птицу.

   – Это было именно так, Енн, – говорил Саен, и слышно было, как он возиться с чайником, набирает воды, ставит на плиту.

   Птица могла покляться, что чуть ли не видит ловкие руки хозяина, быстро управляющиеся с работой. Повязку на раненой руке и белый длинный шрам на другой.

   – Я почувствовал ее, и не спрашивай меня, как. Пришел в Линн следом за своим чувством, увидел. И понял, что надо ее купить. Отличная находка, и не простая. Я тебе после еще кое-что расскажу, сейчас не могу. Она слышит все.

   – Знаешь уже?

   – Она чувствует меня, Енн. Никто никогда так не угадывал мои чувства, поверь... С таким я столкнулся в первый раз.

   – Никто, кроме Аннары...

   – Я не хочу говорить об этом. И сейчас по-другому...

   – Но если она такая сильная, и если она из храма духов Днагао, то тогда это опасно. Твоя девушка может быть очень опасной, Саен. Ты должен это понимать.

   – Я тоже опасен, Енн.

   – Ты – это другое, Саен.

   – Потому что Знающие однажды позаботились обо мне. Я просто хочу сделать то же самое для Птицы.

   – Почему Птица? Почему ты так ее называешь?

   – Надо было как-то назвать. Да тогда, в пути и не до того было. Увести ее оказалось не просто, Енн. За нами послали отряд солдат, человек пятьдесят. Гонец тут же ушел... Сам знаешь, куда ушел. В этой девочке оказалось столько заинтересованных, что меня это удивило. Солдаты меня не пугали, но мне не хотелось, чтобы пострадал кто-то из детей. Потому пришлось поплутать. Но зато я сумел таки найти карту, хотя искал ее уже несколько лет. Птица приносит удачу, поверь мне, Енн.

   – Удачу? Ты думаешь, что это удача? Хотя, не мне судить об этом. Все в руках Создателя, но для нас всех есть право выбора. И это тоже воля Создателя.

   Они какое-то время молчали. После Енн, который судя по голосу, был молод, поинтересовался, что с рукой Саена и предложил свою помощь.

   Птица прикрыла дверь. Ее вовсе не смущало то, что Саен знал о ее подслушивании. Но что-то странное зашевелилось в душе, какое-то смутное подозрение. Какая-то тревога. Почему из Линна вдогонку послали солдат? Что Птица сделала такого? Или она только должна была сделать?

   Ответов не было.

   Птица вернулась в кровать и вдруг обнаружила, что золотой браслет, что надел Саен на ее запястье, исчез. Просто пропал – и все. Птица кинулась на пол, принялась обшаривать каждый уголок, каждый щель в половицах. Напрасно! Золотая красивая вещичка как сквозь землю провалилась.

   Вот, опять невезение. И в Линне все началось с того, что она, как последняя растереха, обронила охранный браслет. И тут снова напасти, точно такие же... что она теперь скажет хозяину?

   Так и не найдя свою пропажу, Птица легла в кровать и свернулась калачиком, чувствуя на глазах горячие слезы. Почему она плачет? Потому что подарок Саена оказался неожиданно дорогим? Птица не плакала, когда покидала Линн, не плакала, когда оборонялась от химаем. И даже от щелчков мамы Мабусы не роняла слез.

   А тут даже уши оказались мокрыми от бегущей из глаз воды. И все из-за небольшого украшения. Вот глупая!

   Разговор в кухне затянулся, но Птица уже не прислушивалась. Она почти заснула, когда приоткрылась дверь в ее комнату, и Саен, зайдя осторожно и тихо, положил что-то на верх комода. Еле слышно прошуршали звенья цепочки.

   – Ты обронила свой браслет вечером, – тихо проговорил он и ушел.

   Птица подскочила. Села. И почувствовала, как прорвалась в груди какая-то лавина. Ей вдруг страстно и очень сильно захотелось, чтобы хозяин пришел и обнял ее, как тогда, в пещере, когда за ней явилась Набара. Чтобы прошептал добрые слова на ухо, и добрая сила его была совсем рядом.

   Птица и сама не могла понять, что с ней твориться. Почему она все время думает о хозяине, почему переживает за его подарки. Ее мир перевернулся с ног на голову, и от этого было тревожно, страшно и радостно одновременно.

   Надев браслет на руку, Птица отдернула плотную штору и глянула в окно. Косые линии дождя, расползаясь по стеклу, шептали новую песнь. Песнь Каньона Дождей.