Текст книги "Первый мотив (СИ)"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 6 страниц)

   А у нее и не было нужды терпеть. Красавец-архитектор был ее призом, трофеем, которым она похвалялась на светских сборищах перед изнывающими от зависти конкурентками. По возвращении домой его можно было сунуть в чулан – или другой дальний угол – и забыть о нем до следующего выхода «в свет». В промежутках супругу предоставлялось право заниматься своими делами где-нибудь в сторонке, не попадаясь Оксане на глаза. И это всех устраивало, до тех пор, пока Леонид не встретил Терещенко...

   Каким ударом по самолюбию Оксаны стала та «желтая» статейка! Какие демоны терзали ее, когда она была вынуждена делать хорошую мину при плохой игре, небрежно бросая злорадствующим приятельницам реплики о своей приверженности свободному браку и снисходительном отношении к «маленьким шалостям» супруга! Какую бессильную ярость должны были вызывать у нее едва прикрытые шпильки, смешки за спиной!

   Попытавшись представить себя в ее шкуре, Ника поежилась. Насколько она представляла себе Подольскую, за такое унижение та должна была обречь своих обидчиков на медленную мучительную казнь. На освежевание и присыпание ран перцем. На смерть в муравейнике.

   Собственно, в метафорическом смысле Подольскому именно такая казнь и выпала. Гибель любимой женщины, обвинение в убийстве, измена жены с лучшим другом, которая, по замыслу Оксаны, должна была всплыть во время следствия, суд, позор, тюрьма, гибель фирмы... А вот Терещенко, получившая три смертельные раны в грудь, ушла быстро. Если (как теперь был склонен считать Игнат) ее убил незнакомый наемник, проникший в дом под тем предлогом, что привез бесчувственного Подольского, то Анна, наверное, даже не успела испугаться.

   Нет! Не могла мстительная маньячка так легко «отпустить» женщину, ставшую причиной ее публичного унижения. Если уж Нике, которая «покусилась» всего лишь на отца Оксаны, полагалось погибнуть избитой до полусмерти и погребенной заживо бывшим любовником, то Анну должно было ждать что-нибудь совсем эксклюзивное. Например, родная мать, с проклятиями вонзающая нож дочери в грудь. Или отец.

   Но этого Подольская при всех своих сумасшедших деньгах и сумасшедшем желании добиться не могла. А других близких людей (спасибо Ире Агафоновой и Игорю Белькевичу!) у Терещенко не было. Выходит, Оксане пришлось удовлетвориться «малым»?

   Ника снова попыталась мысленно влезть к Подольской в нутро и покачала головой. Нет. Огромному заряду злобной ненависти, которую Оксана питала к Терещенко, требовался другой выход. Если бы Подольская его не нашла, ее просто выжгло бы изнутри. Но что? Что она могла придумать?!

   И тут Нику осенило. Она поняла – что. Если месть могла принести Подольской удовлетворение только при условии, что физическому уничтожению соперницы будет сопутствовать душевное потрясение от предательства со стороны человека, которому Анна доверяла; если в окружении будущей жертвы не осталось близких, способных предать, нужно было – всего-то! – устроить, чтобы такой близкий появился. Подольский поселил Анну в коттедже своей фирмы восемь месяцев назад, грязная статейка о связи архитектора и актрисы вышла немногим больше месяца спустя. Стало быть, на подготовку убийства у Подольской было от восьми месяцев до полугода. Если она достаточно быстро нашла подходящего человека (милого, трогательного, умеющего расположить к себе, внушить симпатию и чувство безопасности), тому вполне могло хватить времени, чтобы завязать с актрисой теплые доверительные отношения. И, кажется, Ника этого человека знает...

   Не в силах совладать с возбуждением, Ника выбралась из-под одеяла и завернулась в халат. За работой Игнат часто засиживается допоздна, может быть, он и сейчас еще не спит? Но, к ее разочарованию, полоски света под дверью его кабинета не было. Значит, лег. Вот некстати! Как же ей дотерпеть со своим открытием утра?

   Расстроенная, она побрела на кухню. Включила свет и сразу же увидела записку, пришпиленную магнитом к холодильнику. «Ника, у меня появилось предположение, которое я срочно хочу проверить. Полагаю, это не займет много времени. Игнат».

   Ника метнулась в комнату за мобильником, позвонила боссу, обрадовалась, услышав длинные гудки. «Как хорошо, что он не отключил телефон!»

   Но ее радость увяла, едва появившись – как только ее слуха достигли такты «O, girl», донесшиеся из холла. По забывчивости или намеренно, Игнат оставил мобильник дома.

   ***

   Версия с посторонним наемником Игнату не нравилась. Против нее множество аргументов, каждый из которых по отдельности еще можно было бы как-то обойти, но если брать все в совокупности, то «обходной путь» неизбежно заводит в тупик. Непрофессиональный способ убийства, непоколебимая убежденность Подольского в том, что в тот вечер никто, кроме его секретарши и вологодца, к нему не приближался, беззаботность Терещенко, впустившей в дом чужого человека, доберманы...

   Поняв, что мысли в очередной раз побежали все по тому же замкнутому кругу, Игнат сказал себе: «Стоп! Нужно искать нехоженую тропу. Помнится, была какая-то мысль, которую я бросил, не додумав до конца». Он открыл блокнот с рабочими записями, просмотрел пометки, которые оставлял на полях. Вот два вопросительных знака напротив слов «букет, пир-е». Один – зачеркнутый, означает, что нужно узнать у адвоката, нашла ли следственная группа букет и коробку с пирожными, которые Подольский, судя по видеозаписи, привез Терещенко. Ответ – да. Букет стоял в вазе на кухне, коробка с оставшимися пирожными – на столе в гостиной. С отпечатками все в порядке. На вазе «пальчики» Терещенко, на коробке – и Терещенко, и Подольского. Частично переваренное пирожное в желудке покойной патологоанатом обнаружил.

   Незачеркнутый вопросительный знак, насколько помнил Игнат, касался способа, которым убийца (если это не Подольский) мог получить информацию о гостинцах, которые архитектор вручил любовнице двумя неделями раньше. (По словам Подольского, именно такие пирожные и цветы он привозил Анне в среду 18-го февраля). Предположительных ответов было несколько. Убийца мог следить за архитектором, мог получить информацию от него же, от Терещенко или от ее домработницы, мог наведаться в коттедж тайком и заранее просмотреть архивные записи с видеокамеры. Но ни один из вариантов не давал ответа на вопрос: каким образом пирожное оказалось в желудке Терещенко 3-го марта?

   Если Игнат еще мог поверить, что актриса на ночь глядя впустила в дом незнакомого человека – в конце концов, женщина имеет право потерять голову при виде любимого в бессознательном состоянии, – то предположение, что она в таких обстоятельствах угощалась в компании незнакомца пирожными, выглядело абсурдным. Сыщик хорошо понимал, почему в свое время не раскрутил эту мысль до конца: ему казалось, что этот путь ведет прямиком к убеждению в виновности Подольского. А теперь, когда он почти не сомневается, что за убийством стоит Оксана?

   Воображение было не самой сильной его стороной, но по размышлении Игнату удалось придумать более или менее складное объяснение съеденному пирожному. Убийца позвонил Терещенко с мобильника Подольского, представился его приятелем и сказал примерно следующее: «Ради заключения выгодной сделки Леониду пришлось крепко выпить. С непривычки ему стало плохо, и он попросил меня отвезти его к вам, потому что видеть сейчас жену просто не в состоянии». Покупку пирожных и букета он тоже мог объяснить просьбой архитектора, которому было неловко являться к любимой с пустыми руками. В этом случае Анна не стала бы особенно переживать за здоровье Подольского и вполне могла из вежливости предложить его «приятелю» чашку чая.

   Ну хорошо, допустим, убийце удалось попасть в дом, сделать свое черное дело и каким-то образом сбежать от доберманов. Куда он девался потом? Если верить охране и камерам на въезде в коттеджный поселок, через общие ворота в ту ночь никто не выходил и не выезжал. Остается калитка, через которую с участка можно попасть непосредственно в лес. Но на машине в это время года по лесу не проедешь, а до шоссе почти десять километров. Конечно, если у киллера все в порядке с навыками выживания, десятикилометровая прогулка по ночному зимнему лесу для него не препятствие, но что дальше? Голосовать? Несерьезно. Звонить сообщнику, чтобы подобрал? Киллеры с репутацией работают без сообщников, а невесть кого Подольская бы не наняла. Оставить машину заранее где-нибудь на обочине? Опасно.

   Игнат щелкнул мышью, меняя масштаб спутниковой карты на экране, и уперся взглядом в группку мелких прямоугольничков, отделенных от коттеджного поселка узкой полосой леса. Ну-ка, ну-ка, что тут у нас? Обращение к базе данных внесло ясность: деревня Пеньки и молочная ферма. Если по прямой, то расстояние от коттеджного поселка около трех километров. Пройти три километра через лес гораздо проще, чем десять. И оставить машину где-нибудь при въезде в деревню не так опасно, как на обочине автотрассы: меньше шансов, что она попадется на глаза дорожной полиции, угонщикам или хулиганам. Зато есть шанс, что ее видел кто-нибудь из деревенских...

   Он посмотрел на часы. Без четверти четыре. По пустым дорогам можно доехать за час с небольшим, как раз к утренней дойке на ферме. Игнат написал записку, на цыпочках прошел на кухню, прикрепил листок к холодильнику и так же осторожно прокрался в холл. И, уже взявшись за ручку входной двери, вдруг остановился, подумал, быстро вернулся в кабинет и прихватил с собой папку, где лежали распечатки с фото всех фигурантов в деле Подольского.

   Игната сорвало с места и погнало в дорогу невесть откуда взявшееся предчувствие, что ему повезет. Дороги, как и ожидалось, были пусты, поэтому до поворота на Пеньки он домчался даже раньше, чем рассчитывал. И только прыгая на ухабах раздолбанной колеи местного назначения сообразил, что выбрал не самый удачный час для сбора сведений. Деревенские еще спят, а дояркам наверняка будет не до разговоров. И вообще, с чего он взял, что дойка начинается в пять? Ведь по астрономическому времени нет еще и половины четвертого, а на декреты коровам глубоко наплевать.

   Но эти безрадостные размышления были прерваны чудесным явлением: сноп света от фар выхватил из тьмы местного аборигена в ватной телогрейке и кирзовых сапогах. Одной рукой абориген придерживал взваленный на плечо мешок, а другой молотил снизу вверх, отчаянно призывая водителя остановить машину.

   – Подбросишь до Пеньков, сынок? – спросил он, дохнув перегаром.

   На вопросы Игната благодарный и пьяненький пассажир отвечал с великой охотой и без малейшей подозрительности. Идет со стройки, тут неподалеку, набрал опилок на подстилку ягнятам. Тайком, потому как не известно, дадут эти буржуйские холуи опилок или, напротив, по шапке.

   Дедок не спросил даже, кто Игнат таков и за каким лешим его несет в деревню. Едет человек, и пускай себе едет, задает вопросы – стало быть, нужно ему. Правда, про чужие машины, когда-либо припаркованные на ночь в районе Пеньков, абориген не слыхал, зато на вопрос, не снимал ли кто в последнее время в деревне жилье, ответил утвердительно:

   – Есть, есть у нас городской жилец. Фамилию запамятовал – то ли Щукин, то ли Карпов, в общем, рыбная какая-то, а звать Иваном Сергеевичем. Журналист, говорят; к нам книгу приехал писать. Перед ноябрьскими нагрянул, расспрашивал, не сдаст ли кто дом до весны. Я его к Арсентьевне отвел, они и сговорились. А чего ж не сговориться, ежели Арсентьевна так и так каждый год на зиму к сыну с невесткой подается? Кур и Маньку, козу свою, соседям сбагрит, а сама – в город. Поди, лишняя денежка в такие-то времена никому не помешает.

   – И что, этот журналист так всю зиму у вас и жил? Постоянно?

   – Какой там постоянно! Хорошо, если два раза в неделю наезжал. Под вечер пожалует, денек побудет, а на другой день, глядишь, сел в машину, швырк – и нету его. За что, спрашивается, платил, дурачина? И вообще, не наш он мужик, не компанейский. С людями ему, вишь, некогда посидеть, рюмку-другую выпить, зато с моськой своей, как с дитем родным возился, только что не целовался. По три часа по лесам ее выгуливал. Один раз чего-то приболела она у него, так этот пентюх...

   – Он ездил сюда с собакой?

   Игнат от волнения едва не остановил машину. Как же он сразу не догадался? Вот он, идеальный предлог завязать знакомство с актрисой и доберманами! Наверняка она тоже время от времени основательно выгуливала своих псов в лесу.

   – Ну так, а я о чем? Охотничья псинка, пестренькая такая, ушами землю метет. Балованная – ужас, даже от костей морду воротит... О, вот и приехали! Крайняя изба – моя. Спасибо тебе, мил человек, выручил! Ежели тебе ферма нужна, то до конца деревни езжай.

   – Погоди, отец, задержись на минутку. Погляди, нет ли здесь вашего Ивана Сергеевича?

   Игнат включил в салоне свет, и вручил старику папку с фотографиями, которые прихватил с собой по наитию. Дедок с интересом принялся разглядывать снимки. Пролистнул несколько файликов, откинул голову и отвел руку с папкой подальше, всмотрелся.

   – Вот этот похож. Но вроде не он... Наш-то в очках, с усами, да и шевелюрой побогаче будет...

   Сыщик завороженно смотрел на снимок, в который тыкал узловатый палец. Вот оно, значит, как... Но каким же образом он это устроил? Если Подольский выехал из офиса около десяти, начал клевать в дороге носом и в конце концов остановил машину, чтобы поспать, дружок не мог довезти его до коттеджа раньше половины двенадцатого. Минимум час у него ушел на подготовку, убийство, заметание следов и марш-бросок до Пеньков. А без чего-то три он уже был за четыреста километров отсюда. Подкупил девушку? Нашел двойника, согласившегося перегнать машину по его документам? Как-то оно ненадежно...

   – Дед, у вас тут поблизости, случайно, нет какого-нибудь маленького аэродрома?

   – Есть, сынок, как же! Километрах в пятнадцати к югу частный аэроклуб; мы, почитай, каждый день на их фортеля любуемся. Чего выделывают, чертяки!

   Игнат не помнил, как прощался с аборигеном, как добирался до аэроклуба. Там его транс закончился. Вместе с везением. Охранники не пустили сыщика на территорию клуба и отказались отвечать на вопросы. Дороги в направлении Москвы запрудил транспорт. Ко всему прочему, оказалось, что Игнат забыл дома мобильник и не может связаться с Никой.

   Но настоящие неприятности ждали его впереди.

   ***

   Чтобы убить время до возвращения босса, Ника раскладывала пасьянс за пасьянсом. Она давно сбилась со счета, сколько сошлось, сколько нет, когда зазвонил городской телефон.

   – Здравствуйте. Моя фамилия Крылов. Крылов Виктор Анатольевич, адвокат. Я звоню по поручению Игнатия Герца. Могу я поговорить с его помощницей?

   – Это я. Меня зовут Ника. Слушаю вас, – настороженно сказала она в трубку.

   – У господина Герца неприятности. Прокуратура возбудила дело против группы высокопоставленных чиновников, ведавших производством фальшивых документов на настоящих гознаковских бланках. Один из чиновников назвал Герца в числе своих покупателей. Игнатия Юльевича допросили как свидетеля, но он отказался дать показания и был задержан – пока без предъявления обвинения. Он позвонил мне, пригласил в качестве своего адвоката и сказал, что всю интересующую меня информацию я могу получить у вас. Вы в курсе, о чем идет речь?

   Ника прижала ладонь к резко заболевшему лбу. Еще бы она была не в курсе! В течение полугода после ее чудесного спасения они с Игнатом надеялись, что память вот-вот к ней вернется, и с обращением в милицию не торопились. Во-первых, потому что милиция вряд ли могла сделать больше для выяснения Никиной личности и обстоятельств ее появления в заброшенных пещерах, чем уже сделал сыщик. Во-вторых, потому что Ганя, не заявивший о совершенном преступлении сразу, поставил себя в уязвимое положение перед законом, а Ника не хотела быть источником его неприятностей. Зачем заваривать кашу, которую не понятно как расхлебывать, если можно просто подождать, пока Ника себя вспомнит, а потом подать заявление об утрате документов?

   Но в конце концов стало ясно, что память может и не вернуться, а жить (и уж тем более работать) в столице без бумажек крайне затруднительно. И тогда Игнат принес ей паспорт, страховой полис и водительские права на имя Доминики Теодоровны Богдановской. (Шутка босса, которую Ника по сю пору считала неуместной). Она, естественно, поинтересовалась, что им будет за использование фальшивых документов, если это когда-нибудь вскроется. В ответ Ганя заверил, что если она не попадет в подозреваемые по какой-нибудь серьезной статье, фальшивку не разоблачат никогда...

   – Ника? – вернул ее к действительности встревоженный голос в трубке.

   – Да, я в курсе. Но это долгая история...

   – Понимаю. Я сейчас еду в прокуратуру и буду проезжать около вашего дома. Вы не могли бы составить мне компанию и рассказать свою историю по дороге? Скажем, минут через пятнадцать?

   – Хорошо.

   Ника одевалась и красилась в пожарном темпе, но все равно адвокат ее опередил. Когда она вышла, зеленый (точнее – цвета морской волны) опель «Scorpio», стоявший за оградой неподалеку от их парадного, мигнул ей фарами. Она махнула рукой в строну ворот (дом Игната стоял на охраняемой территории) и устремилась туда же. Крылов, видимо, не понял ее жеста, потому что машина осталась стоять на месте, и Нике, вышедшей за ворота, пришлось бежать уже в обратном направлении. Запыхавшаяся, она нырнула в салон и еще успела заметить, что с лицом человека, сидящего за рулем, что-то не так. А потом ей в лицо ударила струя из распылителя, и понять, в чем заключалась странность, Ника уже не успела.

   Человек за рулем дернул себя за волосы, срывая латексную маску-шлем, быстро надел респиратор и шумно выдохнул. А потом перегнулся через Нику и заблокировал дверь.

   ***

   Когда Игнат, проклявший все на свете (мэра, дорожных рабочих, успехи автомобильной промышленности, товарищей по несчастью, светофоры), наконец добрался до дома, выяснилось, что Ника исчезла, не оставив записки. Забытый мобильник сообщил о четырех непринятых вызовах. Один – от Ники, и три – от абонента, которого Игнат внес в записную книжку под условным обозначением АД. Читай, как хочешь. Адъютант Дьявола (то есть начальник безопасности того гм... высокопоставленного лица, к которому Игнат обратился за помощью) или Артур Дмитриевич... По сути – все равно АД.

   Первым делом сыщик перезвонил Нике и узнал, что «аппарат абонента отключен или находится вне действия сети». Перед следующим звонком Игнат помедлил, собираясь с духом. Ровный, холодновато-отстраненный и безупречно вежливый тон, который он старался выдерживать в разговоре с представителем «темных сил», давался сыщику с трудом.

   – Артур Дмитриевич? Добрый день...

   – Не слишком добрый, Игнатий Юльевич, – отозвался бархатистый баритон, вызывающий у Игната стойкую ассоциацию с сухой горчицей (вроде бы теплый и пушистый, но таящий в себе жгучую едкость). – У меня для вас плохие новости. Кажется, вашу помощницу похитили.

   – Что значит – похитили?! – Безупречную вежливость и холодноватую отстраненность как ветром сдуло, но теперь они волновали сыщика меньше всего. – Вы же обещали! Куда смотрели ваши люди? Как они допустили?..

   – Нам обоим будет легче, если вы придержите свое праведное негодование, господин Герц. – Пресловутая едкость в баритоне еще не проявилась в полную силу, но уже обозначилась. – Мои люди не так уж и виноваты. Вам следовало согласовать свои действия с нами или не оставлять дома мобильный телефон.

   Игнат не без усилия, но все же сумел взять себя в руки и был вознагражден кратким отчетом о событиях сегодняшнего утра.

   Когда он без предупреждения сорвался в Пеньки, люди АДа, которые «страховали» Нику, обратили внимание на джип, двинувший следом за майбахом. Группа разделилась. Двое «эсбэшников» остались сторожить помощницу сыщика, а двое, доложившись начальству, поехали за джипом. Начальство попыталось связаться с Игнатом по телефону, не преуспело и подтвердило решение агентов своим приказом. Артур Дмитриевич думал послать замену уехавшим, но, поколебавшись, решил, что ночью на охраняемой территории безопасность Ники сумеют обеспечить и двое, а люди понадобятся ему, чтобы разобраться с детективным агентством «Банга», которому, согласно базе данных дорожной полиции, принадлежал джип.

   Разыскать хозяина агентства оказалось не так-то просто, а сообщить он смог не слишком много. Клиент «Банги» предпочел заплатить крупную сумму авансом, но остаться анонимным. Деньги передал через посыльного. Задание поручил несложное: следить за всеми перемещениями частного сыщика Герца и его помощницы, о каждой их встрече немедленно докладывать по телефону с таким-то номером. «Банговцы» прикрепили маячки к майбаху Игната и Никиной ДЭУ и с неделю катались в свое удовольствие по городу, честно отзваниваясь клиенту. Потом детективы сообщили анониму, что Ника взяла билет до Смоленска и спросили, нужно ли отряжать агентов туда. Узнав, что в билете, помимо всего прочего, указаны паспортные данные пассажирки, клиент поинтересовался, сможет ли агентство в короткие сроки собрать сведения о самой Нике – где жила раньше, кем работала, кто родители. Получив утвердительный ответ, он отменил слежку и дал новое задание. А когда ему доложили, что паспорт у девушки, похоже, фальшивый и расследование ее прошлого займет больше времени, чем предполагалось, отказался от продолжения и велел возобновить слежку. Вот, собственно, и все, что удалось получить от агентства.

   Гром грянул позже, когда люди Ада пытались вытянуть все возможное из номера того телефона, по которому агенты «Банги» докладывались анониму (коллеги и тех, и других тем временем торчали в пробке на МКАД вместе с Игнатом). Один из «сторожевых псов», оставленных охранять Нику, позвонил Аду и сообщил об исчезновении девушки, предотвратить которое помешала нелепая случайность.

   «Пес», дежуривший в холле Игнатова подъезда, увидел выбегающую девушку, предупредил по рации напарника, сидевшего в машине у ворот, и побежал следом. Но охранник, который тем временем нес вахту в будке у тех же ворот, заметил Никиного преследователя, счел его подозрительным и заступил дорогу. Из-за спешки времени на объяснения не было, «службист» махнул корочками и оттолкнул парня в сторону, но тот, неожиданно грамотно проведя захват и бросок, уложил противника «отдохнуть». Напарник поверженного поколебался, но решил, что успеет и выручить товарища, и нагнать пешую Нику. Он выскочил из авто, красивым приемом вырубил охранника, поднял друга, который при падении ударился головой о бордюр, втащил его в салон машины, рванул с места... и убедился, что девушка исчезла.

   – Сначала мы еще надеялись, что она выбежала по вашему зову и сейчас вы вместе. Но потом наведались к вам в гости (извините уж, что без спросу), нашли ваш мобильник, и поняли, что девушку выманили страшной сказочкой о какой-то беде, которая с вами стряслась. Не спорю, ребята допустили пару ошибок, – неохотно признал Артур Дмитриевич. – Да и я не без греха. Но мы с минуты на минуту доберемся до человека, на которого зарегистрирован мобильник, и узнаем имя клиента...

   – Имя клиента я знаю, – мрачно сказал Игнат. – Компаньон Подольского Антон Воробьев. Детективы из агентства сообщили ему о моей последней поездке, он понял, что его алиби вот-вот рухнет, и решил воздействовать на меня через Нику...

   – Не волнуйтесь, Игнатий Юльевич. Мы обложим его со всех сторон и обезвредим в несколько минут, – заверил повеселевший баритон. – Я сейчас же подниму всех своих людей и подключу полицию.

   Игнат сделал несколько упражнений на дыхание и попытался убедить себя, что все будет хорошо. И, наверное, ему бы это удалось – если бы не телефонный звонок.

   – Вас беспокоит Воробьев, господин Герц. Предлагаю не тратить время на манёвры, это ничего не даст. Я знаю, что вы раскрыли мою маленькую комбинацию. Ваша помощница рядом со мной. Если хотите, могу привести ее в себя, чтобы она сказала несколько слов, но это будет не слишком гуманно. Последствия наркоза не очень-то приятны. Мы в сидим в подсобном вагончике на брошенной стройке. Под вагончиком – заряды со строительной взрывчаткой, дистанционный взрыватель у меня под рукой. Приглашаю вас сюда для приватного разговора. Если задержитесь дольше, чем на два часа, никого уже не застанете.

   – Где находится стройка? – Игнат с трудом, но подчинил себе голос.

   – Проедете двадцать километров от МКАД по Щелковскому шоссе, свернете направо...

   – Я не успею за два часа. В Москве пробки.

   – Это меня не волнует. Поезжайте на метро, на Щелковской возьмете такси. Из Москвы сейчас не должно быть плотного движения. А не успеете – значит, не судьба. Предупреждаю: из вагончика прекрасный обзор, вокруг пустырь. Если увижу или услышу что-нибудь подозрительное, если приедете не один, взрываю немедленно. Запишите, как проехать, телефон я сейчас отключу. Чтобы не отвлекали.

   Воробьев коротко выдал указания, не дожидаясь подтверждения, что Игнат его понял, объявил: «Все, отсчет пошел», и отключился.

   ***

   На этот раз память вернулась к Нике сразу, едва она вынырнула из мутных глубин бессознательного. Нет, даже раньше – еще на подступах. Голубовато-зеленый опель, полутьма салона, странное лицо над рулем, повернувшееся к ней... Вслед за воспоминанием нахлынула головная боль. И тошнота – такая сильная, что даже приступ рвоты показался желанным. До тех пор, пока Ника не осознала, что лежит на спине, рот ее забит какой-то пластиковой дрянью типа синтетической мочалки и еще обвязан для верности тряпкой. Да она же сейчас захлебнется в собственной блевотине!

   Замычав, она открыла глаза, дернулась и попыталась сесть. К ее удивлению, это получилось довольно легко. Похититель не стал привязывать ее к койке, ограничившись тем, что обмотал скотчем соединенные запястья. И ноги – от лодыжек до колен. Оторвавшись от экрана ноутбука, он сначала повернулся к пленнице, потом отодвинул от грубо сколоченного стола убогий стул с поржавевшим каркасом, встал и шагнул к койке.

   – Да, знаю, вам сейчас очень нехорошо. Это скоро пройдет. – Он зачем-то взглянул на часы. – Если не станете кричать, я сниму повязку с лица. Не станете?

   Она осторожно – чтобы не спровоцировать приступ рвоты – повела головой из стороны в сторону.

   – Ну и славно! – Он подступил поближе, склонился над ней и принялся возиться с узлом на затылке. – Не то чтобы ваши крики чему-то могли помешать, просто я не люблю громких звуков. Кляп вытолкнете самостоятельно или помочь?

   Ника наклонила голову, открыла пошире рот и уперлась языком в синтетический ком. Тот довольно легко выскочил, оказавшись сеточкой для мытья посуды.

   – Она неиспользованная, – заверил миляга-Воробьев, увидев, что пленницу скрутил рвотный спазм.

   Ника содрогнулась еще раз и исторгла из желудка струю желчи, которая выплеснулась на пол лужицей в непосредственной близости от ботинка похитителя. Воробьев торопливо отступил к столу.

   Спазмы наконец прекратились. Ника неловко заерзала по тюфяку, подтянула колени к груди, уперлась пятками в раму койки, оттолкнулась и обессилено привалилась спиной к дощатой стенке.

   – Полегче? – сочувственно спросил Воробьев.

   «Сама доброта!», – подумала Ника, но промолчала. Сил, чтобы язвить, поддерживать разговор, а тем более – дурацкую игру этого оборотня, у нее не было. Но Воробьева ее молчание не остановило.

   – Не хотите о чем-нибудь у меня спросить? Нам с вами ждать еще больше часа, и я охотно скоротал бы время, удовлетворяя ваше законное любопытство. Что, неужели совсем нет вопросов? Шеф успел-таки вам позвонить? Нет, не может быть! Вы бы тогда не купились на мою простенькую уловку. Наверное, дурман в мозгах еще не настолько развеялся, чтобы к вам вернулась профессиональная любознательность. Жаль. Придется уносить свои страшные тайны в могилу. Хотя, может быть, мне удастся вернуть вам некоторый интерес к жизни, если я сообщу, что в могилу мы отправимся вместе? Вы, я и ваш чрезмерно прозорливый шеф.

   Средство и впрямь оказалось эффективным. Ника моментально забыла о своем плачевном состоянии и дернулась в направлении убийцы.

   – Не глупите, девочка, – снисходительно сказал Воробьев. – У меня еще целая катушка скотча. Не хотите же вы, чтобы я спеленал вас, как мумию, и примотал к этому неаппетитному матрасу? Лучше попробуйте одолеть меня в интеллектуальном поединке. Поразите меня своей проницательностью. Объясните, с какой целью я вас похитил.

   Ника снова привалилась к стенке.

   – Тоже мне – загадка. Вы сами все объяснили. Надеетесь прихватить на тот свет меня и Ганю.

   – Ганя! Какая прелесть! – восхитился Воробьев. – Ну хорошо, вот вам загадка посложнее: зачем мне понадобилось на тот свет?

   – Вы оказались никуда не годным исполнителем. Провалили задание Подольской, испортили ее замысел и хотите уйти легко, чтобы она не освежевала вас живьем.

   По благодушной физиономии убийцы пробежала легкая тень. Но рассмеялся Воробьев вполне беззлобно.

   – А вас и «Ганю» решил прихватить из сострадания? Чтобы Оксана, упустив меня, не взялась за вас? Нет, девочка, не угадали. В этой драме Подольская играет не самую главную роль. Конечно, именно ее желание стереть соперницу в порошок и примерно наказать изменника-мужа запустило процесс. Она же оплатила все расходы. Но замысел принадлежит мне. И покидаю этот мир я (и вы тоже), чтобы он не провалился.

   – Вы до такой степени ненавидите своего друга? За что?

   Воробьев усмехнулся.

   – За безупречность. Если бы у Лени нашелся хоть один заметный изъян... любой – жадность, хвастливость, занудство, да хоть шрамы от юношеских прыщей – я бы мог его любить. А так оставалось только восхищаться и ненавидеть.

   – Вы хотите сказать, что пошли на предательство и убийство из обыкновенной зависти?

   – Не из обыкновенной, – добродушно поправил пленницу похититель. – Из очень сильной зависти. Вообще, силу этого чувства, как правило, недооценивают. А зря. Ведь оно – мотив самого первого убийства. Между прочим, спровоцированного Богом. С какой стати Он отверг дары Каина? «Грех лежит у порога»! А чего бы ему там не лежать, если ты в поте лица своего пашешь землю, чтобы принести плоды своему Богу, а Тот воротит нос и благосклонно смотрит на овечку, которую твой брат притащил с лужка, где играл в тенечке на свирельке? Как же – всеобщий любимец! Кто же ему позволит надрываться на пашне?