Текст книги "Злые происки врагов"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 18 страниц)

– Надь, у тебя есть газеты? Можно старые.

– Конечно, есть, а зачем тебе?

– Лешу занять. Пусть посидит в комнате, почитает. Мне нужно перекинуться с тобой словечком наедине.

Лешу моя идея не обрадовала. Он посмотрел на меня укоризненно.

– Марк велел мне за тобой присматривать.

– Не бойся, не убегу. Можешь следить за входной дверью, а в окно мне не разрешит уйти Надежда.

– С третьего этажа? Разумеется, не разрешу, – подтвердила Надька.

Леша неохотно поплелся за ней в комнату. Надежда вернулась через минуту и снова ушла, прихватив кружку чая и тарелку плюшек. «Черт побери! – злилась я про себя. – Уж лучше бы я оставила Лешу здесь. Теперь она будет бегать туда-сюда, пока не убедится, что он вполне утешен».

Но вот наконец она села напротив меня, вывалила из ведра на стол очередную порцию теста и принялась его тискать.

– Ну, и о чем ты хотела посекретничать?

– Это была военная хитрость. Я бы просто не вынесла Лешиных неторопливых и обстоятельных объяснений. На самом деле мы пришли только затем, чтобы спросить, не знаешь ли ты, где работает Геля.

Скалка, сновавшая над столом, замерла.

– Ты что, не в курсе? – изумилась Надька. – Неужели нашелся-таки человек, которому Геля не прожужжала все уши о своем потрясающем успехе?! Она даже мне звонила, можешь себе представить? А уж от других я сколько раз слышала…

– Надежда, ты способна прямо ответить на прямой вопрос? – возмутилась я.

– Спокойно, спокойно, не петушись! В Останкино она работает, в телецентре. На канале РТР. Ее туда сначала редактором взяли, потом, лет пять назад, она пробила себе программу – дурацкое ток-шоу про любовь и семью. Ты что, ни разу ее в ящике не видела?

– Надька, я похожа на человека, который смотрит ток-шоу про любовь?

– Я тоже не смотрю, но тут пришлось. Однокласснички звонками замучили, при встрече – только и разговоров, что о передаче. Как Геля держалась, в каком была платье, какая у нее прическа… Тут хочешь не хочешь, начнешь смотреть. Я одного не понимаю: как тебя-то миновала чаша сия? Неужто ты ни с кем из наших не видишься, даже случайно?

– Почему ни с кем? С тобой вот года два назад виделась.

– А-а! К тому времени программу уже свернули. Видно, рейтинг был низкий. И правильно свернули. Глупейшее шоу, скажу я тебе. Хотя Геля, надо признать, смотрелась вполне ничего… Ее, говорят, пытались сунуть ведущей в другую программу, но не получилось. На телевидении конкуренция похлеще, чем у пауков в банке, а Геле все-таки за тридцать. Пришлось ей снова возвращаться к редактуре. Эй, Варвара, ты где?

– Прости, задумалась. Вспомнила кое-что. Действительно, лет пять прошло… Мы с ней как-то столкнулись нос к носу возле моего подъезда. Она, наверное, специально меня ждала, но сделала вид, будто шла мимо. Разговор припоминаю с трудом, но вид у нее был триумфальный… Да, она еще поинтересовалась, какая у меня работа и хорошо ли платят, а потом ни с того, ни с сего расщедрилась и пригласила в свою «команду». Представляешь: я – и под Гелиным началом? Разумеется, я вежливо поблагодарила и отказалась.

– Она предлагала тебе работу? Тебе?! Вот это да! Больше никто из наших такой чести не удостоился. Что это на нее нашло?

– Понятия не имею. Может, хватила лишку, празднуя свой головокружительный взлет. Ладно, Надька, спасибо тебе за плюшки и все остальное. Нам пора бежать.

– Ну вот, а я-то думала: посидим, покалякаем… Ладно уж, беги, Варварка. Только будь осторожна. Честно говоря, я не все поняла из того, о чем вы тут говорили, но главную мысль ухватила. Кто-то крепко желает тебе насолить. Дурачье! Они не знают, с кем связались. Но ты все-таки не теряй бдительность.

* * *

Мы вернулись домой, поцапались с Прошкой, который имел дерзость выговорить нам за долгое отсутствие, и сообщили ему добытые с таким трудом сведения о Гелиной карьере.

– Вы с ума сошли? – воскликнул Прошка. – Как я вам попаду в телецентр? Туда же вход только по пропускам!

– Ничего, справишься, – подбодрила я его. – Ни за что не поверю, будто в Москве существует место, куда ты не просочишься. Даром, что ли, у тебя в подружках числится половина женского населения столицы?

Грубая лесть сработала. Прошка, понятное дело, еще поворчал для виду, но потом удалился в мою спальню кому-то звонить, а вскоре, весело насвистывая себе под нос, отправился на штурм неприступной Останкинской башни.

Я сменила его у аппарата и позвонила Обухову. Голос Евгения Алексеевича был невеселым, но мне собрат во собаколюбии вроде обрадовался, на мою попытку напроситься в гости отреагировал благосклонно и даже не выказал неудовольствия, когда я сообщила, что приеду с другом. Что значит воспитание!

И мы с Лешей поехали с очередным визитом. Евгений Алексеевич принял нас тепло, но приветливость хозяина показалась бледной тенью радушия на фоне буйного восторга сэра Тобиаса. Пес прыгал, вертелся волчком, припадал на передние лапы, повизгивал и молотил хвостом по табурету, который от этого с грохотом перевернулся. И я в который раз подумала, что, создавая человека, Бог Отец, наверное, пребывал в скверном расположении духа, ибо накануне израсходовал весь творческий запал на собаку.

Хозяин провел нас в единственную комнату, усадил за круглый стол, застланный вышитой скатертью, и ушел на кухню заваривать чай. Мы с Лешей тем временем изумленно озирались по сторонам. Обе длинные стены комнаты были целиком заняты книжными стеллажами. Сразу за дверью у короткой стены стоял книжный шкаф. Над письменным столом у окна висели три книжные полки. В углу, сбоку от стола стояла древняя этажерка с книгами. Не считая круглого стола в центре, нескольких стульев и сложенного кресла-кровати, другой мебели в комнате не было. Куда хозяин складывал постельные принадлежности, белье, одежду и посуду, оставалось загадкой, ведь квартира была однокомнатная.

Часть загадки разрешилась, когда Евгений Алексеевич вернулся с большим расписным подносом в руках. На подносе теснились чашки с блюдцами, заварной чайник, сахарница, молочник (все воскового фарфора), вазочка с конфетами (филигранная), вазочка с печеньем (хрустальная) и плошка с халвой (фаянсовая). Стало быть, посуда в этом доме хранилась на кухне. Но тайна хранения прочих вещей осталась неразгаданной.

Хозяин поставил поднос, сходил за чайником и с некоторым смущением спросил, не соглашусь ли я разлить чай. Я удивилась, но припомнила, что некогда сия обязанность лежала исключительно на хрупких женских плечиках, и, если в доме не было хозяйки, ее роль переходила к одной из гостий. Складывалось впечатление, что господин Обухов прибыл к нам из прошлого (или позапрошлого?) века.

– Вы – историк, Евгений Алексеевич? – полюбопытствовала я, разливая заварку.

Он застенчиво улыбнулся.

– Неужели это заметно? Ах да, книги! Да, моя специальность – политическая история XVIII века. А мой личный пунктик – Елизавета Петровна. Поверите ли, история обошлась с ней крайне несправедливо. Начиная с екатерининских времен мои коллеги изображают ее пустой вздорной барынькой, таскающей за косы своих фрейлин и обожающей костюмированные балы. А между тем дочь Петра была личностью, и личностью выдающейся. Знаете, когда гвардейцы поддержали ее притязания на престол, они взяли с цесаревны слово, что она отменит смертную казнь. И за все годы своего правления Елизавета Петровна не казнила ни единого человека. Представляете, императрица, облеченная всей полнотой власти, – и так верна своему слову! Вот вам и вздорная барынька. А уложения о дворянстве? Всю честь история приписала Екатерине, а напрасно. Разработаны они были Шуваловым, фаворитом Елизаветы, при всяческом содействии последней. Это ее, а не порочную… принцессу Ангальт-Цербстскую следовало бы называть Великой… Ах, простите великодушно, я забылся. Всегда так – заговорю о любимом предмете и не могу остановиться. А ведь вас привело ко мне вовсе не желание послушать мои сетования на историческую несправедливость. М-да… этот прискорбный случай. Олегу только-только исполнилось тридцать. Молодой, красивый… Но смерть не выбирает… М-да!

– Евгений Алексеевич, если вам не трудно, расскажите, пожалуйста, что произошло вчера после того, как мы расстались.

– Да-да, конечно. Пришел Владимир Алексеевич, наш участковый… Попросил у меня плоскогубцы, чтобы открыть дверь, не касаясь ключа пальцами. Мы вошли в квартиру… Олег лежал на постели, на боку, колени у груди… Мертвый. Владимир Алексеевич вызвал коллег.

– А почему не врача? Как он понял, что это не естественная смерть? На теле были какие-то следы насилия?

– По-моему, нет. Не знаю, я… э… не разглядывал покойника. Но крови не было. И на удушье не похоже. Думаю, Владимир Алексеевич заподозрил неладное из-за ключа. А врач потом тоже приехал, но меня к тому времени уже отпустили.

– А когда наступила смерть, вы не знаете?

– Точно не знаю, но недавно. Лицо было… э… чистым, без пятен. Да и потом, я слышал его, Олега… Третьего дня там, наверху, играла музыка, в ванной лилась вода…

– Третьего дня – это позавчера? А когда вы его слышали? Утром? Днем? Вечером?

– Меня уже Владимир Алексеевич пытал. Не могу припомнить. Я ведь за временем не слежу, работаю дома, за письменным столом. Вместо часов у меня – сэр Тобиас. Вроде бы доносились сверху какие-то звуки, когда мы вернулись с вечерней прогулки, но поручиться не поручусь.

– А как выглядела квартира? Вы не заметили какого-нибудь беспорядка?

– Помилуйте, Варвара, я не присматривался. И дальше комнаты не ходил. Думаю, мне бы бросилось в глаза, если бы там был разгром или, напротив, идеальный порядок. А раз я ничего не заметил, значит, комната, скорее всего, выглядела обычно… э… если не считать мертвого тела.

– Евгений Алексеевич, мне неловко вас просить, но нам очень важно знать, от чего умер ваш сосед. Вы не могли бы позвонить участковому и осторожно навести справки? Ваше любопытство покажется ему естественным, ведь вы, можно сказать, участник событий.

– Да-да, я понимаю… Вам нужно знать, ведь кто-то пытался заманить вас к Олегу… Хорошо, я позвоню.

Было заметно, что Обухову очень не хочется этого делать. Он двинулся к телефонному аппарату с энтузиазмом пациента, подходящего к зубоврачебному креслу, несколько раз его палец срывался с диска, и номер приходилось набирать заново. Когда участковый ответил, Евгений Алексеевич долго мялся и экал, прежде чем выдавил из себя простой вопрос, потом нескладно и невразумительно пытался объяснить причину своего любопытства. Словом, исполнение моей просьбы ему дорого обошлось, но он мужественно прошел испытание до конца, даже не попытавшись увильнуть. А ведь мог, к примеру, набрать абстрактный номер и сказать нам, что участковый ушел в отпуск и вернется через месяц. Нет, не зря на меня вчера снизошло это чистое светлое чувство!

– Олега отравили. Предположительно, опоили снотворным в сочетании с чем-то еще, – сообщил Евгений Алексеевич, положив трубку. – Я… э… не осмелился расспрашивать. Видите ли, Владимир Алексеевич сразу сказал, что убийства не в его компетенции, и подробности ему неизвестны.

Подавив вздох, я рассыпалась в благодарностях, а потом попробовала потянуть за другую ниточку.

– Расскажите нам немного об Олеге. Вы хорошо его знали?

– Не очень. Он переехал сюда примерно пять лет назад, и поначалу мы только здоровались. Правда, потом познакомились поближе – из-за протечки. Мне залило ванную и уборную, а Олег был настолько любезен, что сам нанял мастеров и оплатил ремонт. После этого случая он иногда захаживал, а несколько раз приглашал меня к себе. Шутил, что нам, старым холостякам, нужно держаться друг друга. Но близко мы не сошлись, да оно и понятно, ведь у нас почти не было точек соприкосновения. Разные поколения, разные интересы, разные занятия…

– А чем он занимался? Где работал?

– Откровенно говоря, я не знаю. В какой-то фирме. Олег упоминал название, но, к сожалению, у меня на то, что не касается истории, совсем никудышная память, да и не было причины запоминать. Знаю только, что его профессия связана с финансами. Еще могу сказать, что на работе его ценили. Олег родом из Калуги, жилья в Москве у него не было, и после института ему несколько лет пришлось снимать углы. А потом фирма предоставила ему эту квартиру и разрешила выкупить ее в рассрочку, без процентов.

Новость о Калуге меня не обрадовала. Если понадобится пообщатся с родственниками Доризо, то на одну дорогу туда и обратно уйдет целый день. Мало нам Переславля! Хотя… родственников наверняка вызовут в Москву, только как их перехватить? На похоронах неудобно, к тому же похороны могут организовать в той же Калуге.

– Евгений Алексеевич, вам известно что-нибудь о родных или друзьях Доризо? У него часто бывали гости?

Обухов медленно покачал головой.

– Меня уже спрашивали вчера. В общих чертах я знаком с семейной историей Олега – довольно грустной, надо сказать. Но имен, адресов и каких-либо сведений, которые помогли бы найти его родных, у меня нет. Видите ли, родители Олега разошлись, когда ему было четыре года. И отец, и мать сразу завели новые семьи. Олега вырастила бабушка, она умерла э… два года назад. Отца после развода родителей он больше не видел. Мать изредка наведывалась, но отношения между ними сложились неважные. Олег не простил ей, что она его бросила. Вот все, что мне известно о его семье. Я не знаю даже, в каких городах живут его родители. Олег упоминал, что они покинули Калугу, разъехались в разные стороны. Отец, если не ошибаюсь, вообще перебрался из России куда-то то ли в Казахстан, то ли в Среднюю Азию. Хотя в девяностых годах, наверное, вернулся. Русские оттуда бежали тысячами… А что касается друзей, то тут я и вовсе не располагаю сведениями.

Мы с Лешей обменялись разочарованными взглядами. Но я решила, что сдаваться рано.

– А девушки у Олега были?

Евгений Алексеевич отчего-то смутился.

– Э… не знаю. Возможно, но я… Мне не хотелось бы заниматься досужими домыслами и прослыть старым сплетником.

– Евгений Алексеевич, вы – наша единственная надежда! Нам непременно нужно разыскать людей, близко его знавших. Дайте же нам хоть одну зацепку!

– Да-да, я понимаю… Только, боюсь, от меня вам не будет пользы. Несколько раз я сталкивался в подъезде с незнакомыми девушками, но, приходили они к Олегу или к кому-то другому, не знаю. Ведь я живу этажом ниже.

– Но мой вопрос о девушках определенно навел вас на какую-то мысль, – не отставала я.

– Э… не знаю, есть ли тут связь… Иногда Олег пропадал. На несколько дней, на неделю, бывало и на месяц… Видите ли, я «сова», работаю по ночам, ложусь под утро. А Олег вставал рано и э… шумно. Включал громкую музыку, стучал чем-то тяжелым, может быть, гантелями по полу. Порой мне мучительно хотелось спать, а его э… активность превращала мои старания заснуть в пытку. Утренняя тишина наверху была для меня благословением, и, естественно, я не мог ее не замечать. Однажды после такого периода тишины мы с Олегом встретились в парадном, и я без всякой задней мысли – просто хотел проявить вежливый интерес – спросил его: «Уезжали куда-то?» – Евгений Алексеевич запнулся и покраснел. – Э… Олег счел мой вопрос… э… неприятным и бесцеремонным. Точных его слов я не помню, только общую мысль: он-де считал, что интерес к частной жизни соседей – ислючительно женская черта. Тон у него был шутливый, но мне все равно показалось, будто он раздосадован. Тогда я подумал, что, наверное, затронул какую-то деликатную материю… Возможно, Олег проводил эти дни с дамой сердца.

«А возможно, и нет, – подумала я с горечью. – Да, немного же мы разузнали за этот визит. И куда теперь податься? Какими-то данными об убитом наверняка располагает милиция, но в милицию соваться нельзя. Другая возможность – опять-таки похороны. На них, наверное, будут и коллеги, и друзья, и родственники. Только вот, когда и где они состоятся, эти похороны?»

Я предприняла последнюю попытку:

– А из соседей Олег больше ни с кем не общался?

– Я не… – Евгений Алексеевич не закончил фразу. Голова, качнувшаяся было из стороны в сторону, замерла.

– Что? – не выдержала я, плюнув на бонтон.

– Э… несколько раз я видел Олега в обществе Инны, девушки из соседнего дома. Мы немного знакомы, у нее тоже собака – кроличья такса, Марьяша. Года три-четыре назад Олег оказывал ей знаки внимания. И, насколько мне дано судить, Инна принимала их благосклонно. Но потом у них что-то разладилось. Инна вышла замуж. В последнее время они даже не здоровались.

Это звучало не слишком обнадеживающе, но кончик ниточки мы, возможно, зацепили. Вряд ли Инна хранит фотографии бывшего возлюбленного или адреса его родных и друзей, но название фирмы, в которой он работал, вполне может вспомнить.

Я подала Леше сигнал «на выход», сердечно поблагодарила хозяина и извинилась за причиненное беспокойство. Евгений Алексеевич, похоже, искренне огорчился нашему уходу, но задерживать нас не решился.

– Э… могу я надеяться, что вы навестите меня как-нибудь потом, когда э… разгадаете загадку?

– Безусловно, – заверила я. – Я – ваша должница, Евгений Алексеевич. Когда мы закончим расследование, вы будете первым, кому я доложу о результатах. А вы, если не возражаете, расскажете мне подробнее о Елизавете Петровне. Кстати, я тоже не люблю Екатерину Вторую.

– Да? – оживился историк. – Позвольте спросить, почему?

– Я читала текст письма Петра Третьего. Письма, в котором он отказывается от престола и умоляет жену сохранить ему жизнь. И потом – Павел. Как можно относиться с симпатией к женщине, которая всю жизнь травила собственного сына?

– Да-да! Вы знаете, Павел всей душой любил первую свою жену и очень горевал, когда она умерла. Так вот, матушке Екатерине удалось отравить даже его скорбь. Она показала цесаревичу письма покойной, доказывающие, что Наталья Алексеевна, она же Вильгельмина Гессен-Дармштадтская, состояла в любовной связи с другом Павла Андреем Разумовским. Верх цинизма, не правда ли?

– Чудовищно! – с жаром согласилась я.

Преступные деяния современности, которые имели непосредственное отношение к моей скромной особе, тут же отошли на второй план, померкнув перед злодействами гнусной императрицы. Что такое заурядные убийства наших дней по сравнению, скажем, с выдающимся по своей подлости устранением княжны Таракановой или Иоанна Шестого?

Но Леша задушил в зародыше проснувшуюся во мне острую потребность перемыть косточки Катеньке.

– А где можно найти эту Инну? – бесцеремонно спросил он, не заботясь о связи с обсуждаемым предметом.

– Простите?.. – растерялся Евгений Алексеевич. – А-а! Да-да, конечно… Э… Инна живет вон в том белом доме. – Он показал рукой за окно. – Второй подъезд от ближнего к нам угла. Квартиры я, к сожалению, не знаю. Э… может быть, вы немного задержитесь? Инна скоро должна вывести Марьяшу. Маленьких собак, как правило, приходится прогуливать чаще – у них более интенсивный обмен веществ. Я буду поглядывать в окно и покажу вам Инну, когда они с Марьяшей выйдут.

Предложение звучало заманчиво, но я поборола искушение.

– Извините, Евгений Алексеевич, но лучше мы пойдем. Друзья будут волноваться, если мы исчезнем надолго. Но я обязательно напрошусь к вам в гости, как только эта история закончится.

– Буду вам рад, – просто сказал хозяин.

Мы тепло простились с сэром Тобиасом и покинули гостеприимный дом.

Разузнать номер квартиры, где жила Инна, нам удалось быстро. Первая же женщина, встреченная нами у второго подъезда, без всякого нажима выложила нужную информацию.

– Инна, хозяйка Марьяши? Как же, знаю! На пятом этаже живут, шестьдесят четвертая квартира. Не знаю только, она сейчас дома или гуляет где.

На удачу, Инна оказалась дома. Но удача была быстротечной и тешила нас не дольше минуты.

– Здравствуйте, – сказала я миловидной девушке, вышедшей на звонок, и повысила голос, чтобы перекричать заливистый лай. – Вы – Инна? Меня зовут Варвара. Я хотела бы поговорить с вами об Олеге Доризо…

Реакция была ошеломляющей. Во взгляде девушки (теперь я заметила, что глаза у нее заплаканные) полыхнула убийственная ненависть. Дверь перед моим носом захлопнулась.

Глава 11

Дома мы отчитались о своих хождениях. Прошка, миссия которого, в отличие от нашей, увенчалась полным успехом, был отвратительно самодоволен, высокомерен и нагл.

– И это все, что вы накопали за полдня? Вдвоем?! Да-а, такими темпами мы бы и до зимы не управились. Бедный Генрих! Благодарите Бога, что у вас есть я!

– Чтобы Господь вконец на нас ополчился? – буркнула я. – Такую благодарность можно воспринять только как насмешку. Он явно послал нам тебя в наказание за грехи.

– Не думаю, – возразил Леша. – Грехи наши не настолько тяжкие.

– Вы просто завидуете моей ловкости! За каких-то три часа я не только проник в напичканный охранниками телецентр, но и выведал все подробности последнего Гелиного романа!

– Зачем? Собираешься продать жареные факты желтой прессе? Нас подробности ее интимной жизни не занимают. Нас интересовало только, где она сейчас прохлаждается.

Но, справедливости ради надо сказать, Прошка установил и это. По счастью, Анна Романовна ошиблась. Геля гуляла отпуск не под Переславлем-Залесским, а всего лишь под Сергиевым Посадом, меньше чем в полутора часах езды от Москвы. Прошкино шальное везение привело его прямехонько к девице, у которой Геля отбила кавалера. Несчастная девица, желая покрасоваться перед очаровательной подружкой, познакомила Гелену со своим завидным женихом и не успела оглянуться, как Геля мастерски провела замену: жених-то остался, а вот невеста выбыла из игры, уступив место более ловкой и опытной сердцеедке. Прошке не составило труда разговорить одураченную девицу – она жаждала излить миру свою горечь. В результате наш друг обогатился знаниями о подлости человеческой природы, подробной личной характеристикой Гелены и на закуску – сведениями о ее местонахождении. Еще в бытность свою невестой девушка не раз ездила с женихом на дачу к его друзьям – на ту самую дачу под Сергиевом Посадом, где отдыхала сейчас ее преемница.

И теперь Прошка раздувался от самодовольства, как воловья лягушка, я в бессильной злобе скрежетала зубами, Леша восседал на табурете со спокойствием Будды, только созерцал не пупок, а карту Московской области, Генрих еще сражался где-то с бюрократами, а Марк, обжаривая мясо на плите, молча что-то обдумывал. Но вот Марк сложил мясо в сотейник, сунул его в духовку, вручил нам с Прошкой ножи, доски и овощи для салата, и сам подсел к столу.

– Сергиев Посад – это, конечно, хорошо, но без выхода на окружение Доризо нам не обойтись, – объявил он. – Даже если выяснится, что Гелена на днях уезжала с дачи, это еще не доказательство ее причастности ни к убийству, ни к истории со звонком. По нашей версии, звонившая вообще могла не знать Доризо. Она действовала по указке убийцы, а убийцу надо искать среди знакомых жертвы.

– Коли так, то Гелене вообще не нужно было уезжать с дачи, – заметил Леша, оторвавшись от карты. – Позвонить она могла и с сотового.

– Правильно, – согласился Марк. – Но поговорить с ней все равно нелишне. Если убийца использовал ее вслепую, она наведет нас на его след. Но в это слабо верится. Он же не дурак и понимал, что звонок непременно приведет милицию или Варвару к Гелене.

– Тогда твоя гипотеза, будто убийца получил сведения обо мне от Гелены, не выдерживает критики, – сказала я. – Звонок должен был заманить меня в квартиру, где я обнаружила бы труп Доризо, так? Видимо, автор комбинации рассчитывал, что я попаду в лапы следователей либо сразу, если вызову милицию сама, либо позже, когда на меня укажут свидетели и сфабрикованные улики. Как только до меня доберутся, неизбежно всплывет имя Гелены. Если она признается, что кто-то расспрашивал ее обо мне, то, во-первых, рухнет замысел преступника подставить меня, а во-вторых, милиция получит его описание, после чего им не составит труда найти нужное лицо среди знакомых убитого.

– Да, – поддержал меня Леша. – В свете твоей же версии, Марк, получается, что Гелена никакого отношения ко всей этой истории не имеет. И звонила не она, и сведения о Варьке убийца раздобыл не у нее.

Марк явно намеревался оспорить наш вывод, но не нашел контрдоводов и неохотно признал, что утром погорячился, доказывая, что Гелена – самый подходящий источник информации для убийцы.

– Тем более нам нужны знакомые Доризо, – быстро добавил он, лишив нас редкой возможности посмаковать его признание. (Марк, как известно, не ошибается, а если все-таки ошибается, то все равно прав.)

– Нужны-то они нужны, да где их взять? – проворчала я. – Видно, придется дожидаться похорон, а когда они состоятся – бог ведает. Может, плюнуть на последствия и пойти в милицию? Вдруг там оценят мою добрую волю и снимут с меня подозрения?

– Добрую волю там оценивают при явке с повинной, – изрек Прошка. – На меньшее ментов не купишь.

– Забудь про милицию, – поддержал его Марк. – Тем более что мы так и не узнали, какие улики против тебя подбросил убийца, а он непременно должен был их подбросить, если собирался тебя подставить. По той же причине мы не можем себе позволить дожидаться похорон – нужно действовать, пока оперативники до тебя не добрались.

– И что же ты предлагаешь? Обратиться к дипломированным ясновидцам? Дать объявление в газету «Из рук в руки»?

– Ты что, нарочно дурочкй прикидываешься? – рассердился Марк.

– Нет, это ее естественное состояние. Прикидывается она как раз умной, только не слишком умело, – оклеветал меня Прошка.

– Ах вот как! – взвилась я. – Тогда быстро объясни мне, умник, как нам выйти на людей, в кругу которых вращался покойный? Может быть, через психопатку Инну? Бог вам в помощь! Лично я не желаю общаться с этой сдвинутой дамочкой.

– Ты уверена, что она сдвинутая? – спросил Марк.

– А как еще можно объяснить ее поведение? Тебе придет в голову без всяких объяснений захлопнуть дверь перед носом человека, которого ты впервые видишь? Заметь, я ей не грубила, не угрожала! Всего лишь высказала пожелание поговорить о ее знакомом. Если ей не хотелось, могла об этом просто сообщить.

– На себя посмотри! – посоветовал Прошка. – Ты свою дверь не захлопываешь, а вообще не открываешь, и все равно не признаешь, что это патология.

– Не открыть дверь – это не оскорбление. Если ты идешь с визитом в чужой дом без предварительной договоренности с хозяином, то должен быть готов к тому, что не застанешь его дома или попадешь в неудобное время, когда тебя не смогут или не захотят принять. А захлопнуть дверь перед носом, ни слова ни говоря, – это все равно, что плюнуть человеку в лицо. Без всякой причины. Нет, у этой Инны в голове явно винтика не хватает! И не одного. Я к ней больше на пушечный выстрел не подойду.

– Тебе никто и не предлагает, – сказал Марк. – Пусть ею займется Прошка.

– Это на здоровье! Пусть прищемит ему нос, может, наш хвастун перестанет наконец его задирать.

Прошка приосанился.

– Посмотрим, как ты запоешь завтра, когда я вернусь с победой!

– Не завтра, а сегодня, – уточнил Марк. – Сейчас только без пяти шесть. Отправишься через часок и как раз поспеешь к вечернему собакогулянию.

– Я есть хочу! – возмутился Прошка.

– И поесть успеешь. Мясо будет готово через двадцать минут. Варька, звони Обухову, попроси его показать Прошке девицу. Ему все равно выгуливать пса, пусть погуляют, пока она не покажется.

– Я устал! – продолжал ныть Прошка. – Почему на меня всегда сваливают самую тяжелую работу? Поезжай сам!

– Я поеду в Сергиев Посад. Ты же отказался встречаться с Геленой.

– Сегодня? – удивилась я. – Но туда же добираться часа два. Когда же ты вернешься? Лучше отложи до завтра.

– Вот именно! – обрадовался Прошка. – Давайте все отложим на завтра. Утро вечера мудренее.

– А что такое, по-твоему, утро? – полюбопытствовала я. – Время между полуднем и пятнадцатью ноль-ноль, когда ты обычно изволишь отверзать сомкнуты негой взоры?

– Вот ехидна! Это поклеп! Я в жизни не…

– Мы знаем, – оборвал его Марк. – Ты в жизни не смыкал глаз и не размыкал уст. Все, обсуждение закрыто. Сейчас поедим, потом я еду в Посад, Прошка – к Инне, а ты, Варвара, разузнаешь все, что можно, о бывших одноклассницах. Если Гелена не выманивала тебя на место преступления, значит, это сделала одна из них. Я уже не считаю, что преступник уговорил позвонить тебе первую попавшуюся девицу.

– Почему?

– Из-за первого звонка. Кто-то сымитировал голос твоей подруги, и настолько достоверно, что ты не заподозрила подвоха. Воспроизвести незнакомый голос и манеру речи с чужих слов невозможно. Нужно знать человека лично или, по крайней мере, слышать его. И во втором случае – то же самое. Хоть ты и утверждаешь, что узнать Гелену было невозможно, но, будь у голоса совсем другой тембр, ты бы заметила.

– Для того чтобы знать голос человека, не обязательно учиться с ним в одном классе, – высказался Леша.

– Но предположение весьма вероятное, – поддержала я Марка. – Во всяком случае, сведения о моих школьных друзьях-недругах злодей определенно получил от моих же одноклассников, больше не от кого.

– Ладно, в любом случае попытка – не пытка, – все еще с сомнением согласился Леша.

* * *

Собирать сведения о бывших соученицах я решила самым простым и приятным способом – снова наведаться в гости к Надежде. Леша мой план решительно одобрил.

Мы выбрали удачное время для вечера воспоминаний. Беспокойное Надькино семейство пребывало на даче, Павлушка, погуляв во дворе, посмотрел телевизор и лег спать. Нас никто не дергал, не отвлекал, и посидели мы славно. В результате посиделок выяснилось следущее.

Из шестнадцати девиц, учившихся в классе, пятеро уехали за рубеж на ПМЖ, одна вышла замуж за военного и махнула куда-то к Китайской границе. Еще одна умерла от прободения язвы, и, за вычетом Надежды с Геленой, оставалось семь. С тремя из них Надежда общалась более или менее регулярно и снабдила нас не только адресами и телефонами, но и некоторыми подробностями их биографий.

– Ленка Митина и Татка Козельская работают в Парагвайском посольстве… или в Уругвайском, черт их разберет. Помнишь Митину, Варька? Такая плавная, медлительная девица с коровьими глазами…

– С белыми бровями? – припомнила я. – Колода?

Надька, не одобрявшая школьного обычая награждать сотоварищей кличками, поморщилась.

– Сама ты – Сушка! Ну да, она. Только теперь у нее брови не белые, красит, должно быть. Кстати, Колода она, может, и Колода, а страсти вокруг нее кипят африканские. Точнее, латиноамериканские. Мне Татка рассказывала: года два назад у них в посольстве разразился скандал. За Ленкой начал ухлестывать некий Энрико. По рассказам, красавчик – глаз не отвесть. Ленка его не то чтобы поощряла, это было бы для нее чересчур трудоемким делом, но и не возражала против его ухаживаний.