Текст книги "Уникум"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц)

Глава 12

В пансионате хмурый Сашок указал на административный корпус. Мы вошли в здание, поднялись на второй этаж, миновали длинный коридор и попали в небольшой аппендикс с тремя дверями. Одна дверь, судя по буковкам WC, вела в туалет, на двух других никаких табличек не было. Сашок впустил нас в самую дальнюю. В комнате стояли дерматиновый диван, стол, канцелярский шкаф и пара стульев. Если не считать этих неодушевленных предметов, комната была пуста. Сашок жестом предложил нам сесть и подошел к другой двери, которая, по-видимому, вела в смежную комнату. Постучав, он толкнул дверь и сунул голову в образовавшуюся щель.

– Привел, товарищ майор. Прикажете запускать?

– Только по одному, – донесся до нас голос из-за двери. – Начнем с э-э… скажем, Прохорова Андрея Николаевича.

Прошка скрылся в соседней комнате, а бдительный Сашок прочно обосновался на стуле. Я, Марк и Леша расположились на диване. Присутствие милиционера лишало нас возможности обсудить то, что нас действительно волновало, а разговаривать на посторонние темы было бы нелепо. Поэтому мы просто молча ждали. Из-за двери доносилось невнятное «бу-бу-бу», и вскоре я начала клевать носом. Даже мысль о Нинкиной насильственной смерти не могла прогнать сонливость. За последние сутки мне в кровь поступило столько адреналина, что теперь даже известие о новой мировой войне не вызвало бы у меня ни малейшего волнения.

Я довольно долго просидела так в полудреме. Потом голос из селектора пригласил на беседу Лешу, затем настала очередь Марка. Никто из них обратно в комнату не вернулся. Это уже начинало становиться интересным. Если они – то есть милиция – продумали такой ход заранее, значит, им было важно, чтобы мы не могли не только договориться о показаниях и обменяться информацией, но и определить что-то по лицам тех, кто выходит с допроса.

Наверное, находись я в другом состоянии, мне стало бы зябко. В конце концов, я почти не спала вот уже больше двух суток, и быстро сообразить что-либо по ходу допроса наверняка была не способна. Мало ли чего можно наговорить, когда мозги не работают? Доказывай потом, что имела в виду совсем другое… Но как я уже говорила, за прошедшие сутки я так наволновалась, что теперь мне море было по колено.

– Клюева Варвара Андреевна, прошу вас, – раздался голос из динамика.

Я вошла в соседнюю комнату и с удивлением обнаружила перед собой не толстяка майора, а совершенно незнакомую мне личность. За столом напротив двери сидел человек лет тридцати пяти – сорока с типично шпионской внешностью. Он не был ни высоким, ни низеньким, ни толстым, ни худым, ни светлым, ни темным. Неопределенного цвета глаза, правильный овал лица, нос – ни длинный, ни короткий, ни курносый, ни горбатый. Короче говоря, у этого субъекта не было ни единой запоминающейся черты, ни одной особенности, которая обращала бы на себя внимание.

– Белов Константин Олегович, следователь Крымской прокуратуры, – представился он, привстав. – Присаживайтесь, Варвара Андреевна. Вы не возражаете, если я запишу нашу с вами беседу на магнитофон?

– Нисколько, – заявила я и непринужденно плюхнулась на стул.

Следователь включил магнитофон и вперил в меня орлиный взор. Игра в гляделки тянулась около минуты. Не знаю, рассчитывал ли он меня загипнотизировать так, что я бухнусь на колени и исповедаюсь во всех грехах или начну с перепугу закладывать друзей, но я просто ответила ему самым невинным взглядом, на какой была способна. Константин Олегович Белов тяжко вздохнул и приготовился к долгой изнурительной борьбе.

– Если я правильно понял, вы – москвичка, Варвара Андреевна? – начал он издалека.

– Вы поняли совершенно правильно.

– У меня тут не указано ваше семейное положение и место работы.

– А у меня нет ни того ни другого.

– Простите?

– Я нигде не работаю, и семьи у меня нет.

– Совсем нет? – неожиданно заинтересовался он. – А родители, братья, сестры?

– Родители есть и брат, но они живут в Америке.

– Давно?

«Интересно, чего он хочет добиться, задавая такие идиотские вопросы?» – подумала я, но любопытство следователя удовлетворила.

– Родители – два года, брат с женой – четыре.

– Простите, а на что же вы тогда живете? – совсем уж неофициально полюбопытствовал Константин Олегович.

– На случайные заработки.

– А кто вы по профессии?

– Механик.

В глазах следователя отразилось явное недоверие, но я не спешила с объяснениями. Нужно будет, сам спросит.

– Э-э… какого рода механик? – не сразу сформулировал он вопрос.

– Что вы имеете в виду?

Отвечать вопросом на вопрос, конечно, невежливо, но как тут было отвечать – женского?

Константин Олегович пришел в замешательство. На ничем не примечательном лице отразилась целая гамма чувств – от недоумения и раздражения до трогательной растерянности. Последнее выражение придало ему в моих глазах человечности, поэтому я смилостивилась:

– Гайки я не кручу, если вы это подразумевали. Я окончила отделение механики механико-математического факультета, и в моем дипломе записано: «Присвоить квалификацию механика».

– Ясно. – Следователь вздохнул с облегчением. – А зарабатываете репетиторством?

– Нет, программированием и рисованием. Делаю графику для компьютерных игрушек и рисую книжные обложки. Извините, Константин Олегович, но имеет ли все это отношение к делу? Если позволите, я тоже задам вам один вопрос: каким образом убили Нину Полторацкую?

Следователь выпрямился на стуле.

– А откуда вам известно, что ее убили? – спросил он, и в голосе его зазвучал металл.

– Ну, вряд ли вы решили прокатиться сюда из Симферополя, узнав о трагической, но естественной смерти незнакомой женщины. Даже если вы устроили себе маленькую командировку, чтобы искупаться в море, разумнее было бы выбрать покойника где-нибудь в Алуште, а не тащиться в такую даль.

– Н-да. – Константин Олегович провел рукой по волосам. – Но я ведь мог приехать из-за гибели Мирона Полторацкого. Почему вы назвали Нину?

– Вчера я слышала краем уха разговор местного майора с пареньком, который нас сегодня конвоировал. Майор уверенно определил гибель Мирона как типичный несчастный случай. Думаю, по такому поводу следователя республиканской прокуратуры вызывать не принято. Насколько мне известно, вчера, за исключением смерти Нины, не произошло ничего такого, что могло бы поколебать мнение майора. Стало быть, она умерла не своей смертью. Вот я и спрашиваю: как это произошло?

Белов посмотрел на меня с уважением.

– Логично мыслите, Варвара Андреевна. Вы правы. Нину Полторацкую закололи ножом.

– Я что, похожа на идиотку? – гневно поинтересовалась я.

– Н-нет. – Моя неожиданная вспышка явно напугала следователя. – Почему вы так думаете?

– Я так не думаю. Так думаете вы. Здешний врач обнаружил, что Нина мертва, почти у нас на глазах. Он не знал точно причину смерти, но высказал предположение, что у Нины было больное сердце. Конечно, я с ним незнакома и не могу судить о его профессиональной пригодности и умственных способностях, но, по-моему, не нужно иметь ни медицинского образования, ни особого ума, чтобы заметить в теле внезапно умершего человека дырку от ножа.

Следователь вздохнул:

– Такое тоже случается. Но вы опять-таки правы, Варвара Андреевна. Может, вы и о способе убийства догадались?

– Скорее всего, Нину отравили какой-то гадостью, которая не вызывает характерных симптомов. Других незаметных способов убийства мне что-то в голову не приходит.

– На этот раз – мимо. Полторацкую задушили подушкой. Во сне.

– А когда это выяснилось? Если на вскрытии, то зачем потребовалось столь спешно его проводить?

– Варвара Андреевна, вам не кажется, что мы с вами поменялись ролями? Вы задаете мне вопросы, уличаете во лжи – довольно грамотно, надо сказать… Ну хорошо, хорошо, – поспешно добавил Белов, заметив выражение ослиного упрямства на моей физиономии. («Фиг я буду с тобой разговаривать, раз ты такой несговорчивый», – думала я в эту секунду). – Я отвечу и на этот ваш вопрос. Надеюсь, вы будете со мной столь же откровенны. Вскрытие произвели так поспешно по настоянию Николая Куликова, врача, о котором вы упоминали. Насколько я понял, ваш друг Прохоров намекнул Куликову, что тот виновен в смерти Нины Полторацкой. Куликов поначалу разозлился, а потом задумался: что же в действительности случилось? Он осмотрел еще раз покойную, и у него возникли определенные подозрения. Тогда Куликов отправился к врачу спасательной станции и уговорил его сделать вскрытие. Я ответил на ваш вопрос? Можно теперь и мне кое о чем спросить?

Я милостиво кивнула.

– Какие отношения вас связывали с покойными Ниной и Мироном Полторацкими?

До меня вдруг дошло, почему Константин Олегович Белов приберег меня напоследок. Как пить дать он расспрашивал всех предыдущих свидетелей об отношениях в нашей компании. И наверняка мои друзья честно и откровенно отвечали на все его вопросы, кроме одного. А именно: о моих взаимоотношениях с Мироном.

Надо сказать, что с этого момента мое страшное переутомление стало проявляться в новой форме. На меня вдруг напала неудержимая болтливость. Слова полились из меня потоком:

– Не знаю, что вам тут наговорили обо мне и моих отношениях с четой Полторацких, но, держу пари, наврали они с три короба. Мирона я всегда терпеть не могла. До нервного тика. Если бы можно было убивать взглядом, он окончил бы свои дни гораздо раньше. Или, может быть, я бы окончила свои, не знаю. Он, видите ли, платил мне взаимностью. Нас старались ни на минуту не оставлять вдвоем, чтобы мы не выцарапали друг другу глаза. Поэтому, если вы считаете, что Мирона тоже убили, лучшей кандидатуры в убийцы вам не найти. Никто другой – я имею в виду нашу компанию – просто не мог этого сделать, я точно знаю. За Прошку, Марка, Лешу и Генриха я ручаюсь руками, ногами и головой. Ярослав и Владислав были лучшими друзьями Мирона, да и вообще они всю жизнь отличались прямо-таки кристальной чистотой и честностью. Конечно, было бы заманчиво спихнуть все на жену Ярослава Ирочку или хотя бы на Татьяну – этот вариант значительно хуже, но все-таки предпочтительнее остальных, – только, боюсь, ничего не выйдет. Насколько мне известно, Ирочка общалась с Мироном через мужа и видела его считанные разы. А Татьяна и того меньше. Она вообще переехала в Москву всего полгода назад. С Полторацкими обе дамы встречались от силы раз в месяц, за праздничным столом. Так что мотивов у них никаких. Выходит, кроме меня, некому. Но Нину подушкой я не душила, этого вы мне не пришьете…

– Подождите, – прервал меня сбитый с толку следователь. – Я что-то не понял… Вы что, сознаетесь в убийстве Мирона Полторацкого?

– Ну… не знаю. Ведь кто-то его убил? Или нет?.. Если его убили, то, кроме меня, некому. Правда, я этого не помню, но, должно быть, у меня случилась амнезия. Маленький провал в памяти. Наверное, я пошла куда-нибудь, наткнулась на Мирона, рассудок у меня от ненависти помутился, и я его быстренько отправила к прародителям. Тут-то затмение мое и прошло. Еще бы, такое облегчение! Избавление от кошмара всей жизни! А когда к человеку память возвращается, он не помнит, что делал, пока этой памяти у него не было. Это общеизвестный факт, честное слово. Но Нину я бы никогда и пальцем не тронула. Ни при каком затмении. Голову даю на отсечение. Хотя отношения у нас тоже были неважные… Из-за Мирона, конечно, из-за чего же еще! Говорю же вам, он мне жизнь отравил. А каким образом я его убила, не скажете?

– Не знаю. Судя по результатам вскрытия, характер повреждений полностью соответствует версии падения со скалы. Так что это вполне могло быть несчастным случаем.

– Жаль. Если бы вышло наоборот – Нинка сорвалась, а Мирона задушили подушкой, – вам уже не нужно бы было искать убийцу.

В это время зазвонил телефон. Белов поднял трубку, сказал «да» и надолго замолчал. Я положила голову на стол и мгновенно отключилась.

Очнулась я на дерматиновом диванчике – точной копии того омерзительно-коричневого ужаса, на котором сидела в ожидании допроса. За окном уже смеркалось. Неприметный Белов по-прежнему сидел за столом и рассеянно водил ручкой по листу бумаги.

«Интересно, это он так ловко перенес меня сюда?» – подумала я и приняла вертикальное положение.

Следователь моему пробуждению несказанно обрадовался:

– Проснулись? Вот и славно. А то ваши друзья уже забеспокоились. Честно говоря, я немного струсил, когда они ввалились сюда разгневанной толпой. Думал, сейчас меня линчуют. Они, вероятно, решили, что я вам тут устроил допрос третьей степени. Вообще-то понять их можно: я должен был учесть, что все вы измучены, и отложить допрос. Но по свежим следам идти всегда легче. Позже у свидетелей что-то стирается из памяти, что-то путается, что-то меняется в восприятии, и добиться от них правды гораздо сложнее. Кроме того, я, признаться, хотел видеть вашу первую реакцию на известие об убийстве, а к завтрашнему дню вы наверняка узнали бы все без меня. Но с вами, Варвара Андреевна, я промахнулся. Надо было вас первой вызвать, может, тогда вы еще не успели бы логически просчитать ситуацию.

– Успела бы. От нас до пансионата добираться час. За такое время можно теорию относительности заново открыть.

– Да-а, знал бы, отправил бы за вами катер. Ну ладно. Сейчас уже поздно. Вопросов у меня к вам много, но задавать сегодня все я не стану. А то ваши друзья все-таки меня линчуют. Давайте вы расскажете мне как можно точнее о всех ваших – я имею в виду и вас, и компанию – перемещениях за вчерашний день и вечер накануне, и я отпущу вас до завтра. Договорились? – И он включил магнитофон.

Чуть посвежевшие мозги позволили мне довольно внятно вспомнить подробности пьянки с Мироном и последовавшие за ней события. Все это я честно попыталась изложить Белову, хотя, быть может, последовательность повествования оставляла желать лучшего. Однако Белов претензий не предъявлял. Он внимательно меня выслушал, поблагодарил и сказал:

– К завтрашнему дню я подготовлю протокол. Вам надо будет расписаться. Кроме того, у меня остались и другие вопросы. В какое время вы предпочли бы сюда зайти?

«Боже, какой Версаль!» – мысленно подивилась я и предложила следователю самому назначить время.

– Скажем, часиков одиннадцать вас устроит?

– Вполне. – Я встала. – Можно идти?

– Конечно. Да, кстати, друзья просили вам передать, что ждут вас «у Славок». Вы знаете, где это?

– Да, спасибо. До свидания, Константин Олегович.

– До завтра, Варвара Андреевна.

Глава 13

Я подошла к жилому корпусу, поднялась на третий этаж и постучала в дверь триста третьего номера. Дожидаться ответа я не стала, потому что сразу поняла: источник гвалта, наполняющего коридор, находится совсем в другом номере. Дверь с табличкой «307» я толкнула уже без стука и сразу попала в эпицентр бури.

– Варька! Наконец-то! Сколько ж можно?

– Это форменное свинство, Варвара. Мы тут ждем, волнуемся, сидим как на иголках, а она там преспокойненько дрыхнет!

– Ну что там было, Варвара? О чем он тебя спрашивал?

– Ты рассказала ему про себя и Мирона?

– И вообще, как ты, Варвара?

Я попыталась вычленить в шуме хоть одну реплику, потом отчаянно затрясла головой.

– Замолчите! Я ничего не слышу!

Последнее заявление прозвучало, конечно, несколько странно. Ничего не слышать в этой комнате мог лишь человек с полной потерей слуха, да и то едва ли. Звуковые колебания такой интенсивности можно воспринимать любой частью тела. Но как бы то ни было, мой вопль возымел действие. Все разом смолкли.

Я обвела взглядом комнату. Небольшое пространство заполняли невесть откуда взявшиеся в таком количестве стулья. На стульях сидели все участники драмы, даже Генрих. «Значит, он все-таки не укатил по ошибке в Ялту, – огорчилась я. – Теперь и его вовлекли в этот кошмар». Генрих сидел, понуро опустив плечи. Он единственный не произнес ни слова при моем появлении, что вовсе на него не похоже.

Татьяна и Ирочка – случайно или намеренно, не знаю – расположились в противоположных углах. Славки, напротив, сидели рядышком на подоконнике. Леша с Марком устроились за столом. Прошка оккупировал единственное кресло. Я направилась прямиком к нему и потребовала, чтобы он нашел себе другое место, а кресло уступил мне.

– Еще чего! Тебе одной тут будет чересчур просторно. Хочешь, садись рядом.

Я со свойственной мне кротостью не стала с ним препираться и устроилась на подлокотнике. Присутствующие не сводили с меня выжидательных взглядов.

– Рассказывай! – потребовал Марк.

– Почему я? По-моему, начинать надо с начала. Когда здесь объявился этот шпион и кого допрашивал первым?

– Почему шпион? – удивился Леша.

– Внешность у него шпионская. Попробуй-ка дай его словесное описание. Средних лет, среднего роста, среднего телосложения, со средними чертами лица.

– Да, портрет удивительно точный, – подала голос Татьяна из своего угла. – Объявился он здесь в одиннадцать, приехал на машине. А допрашивал первым Николая, который и поднял всю эту бучу.

– И что же, Николай никого ни о чем не предупредил?

– Нет. До вскрытия он не хотел тревожить нас понапрасну, а потом милиция вообще запретила ему с нами разговаривать. Мы и увидели-то его только потом, когда нас допросили, – объяснила Татьяна.

– А после Николая твой шпион принялся за нас, – сказал ее муж. – Загнали всех четверых в известную вам комнату и тоже стали вызывать по одному. Сначала Таню, потом меня, за мной – Ирину и последним – Славку. Хотя нет, последним – Генриха. Он как раз в это время объявился.

– Как тебе это удалось, Генрих? – полюбопытствовала я. – Насколько я помню, автобус из Алушты приходит только в три. А от остановки еще часа полтора добираться.

– Я приехал прямо из Симферополя на пансионатском автобусе, – хмуро объяснил Генрих.

– Так, ну дальше понятно, – сказала я. – Пока вас допрашивали, этот сопливый жандарм отправился по наши души. Постойте, а кто же тогда присматривал за вами, пока шпион с одним из вас беседовал? Неужто тот толстяк? Как-то несолидно для майора.

– Он, родимый, – отозвался Славка-Ярослав. – Крыл нас на чем свет стоит. Послушать его, так выходит, мы нарочно сюда приехали и все это безобразие учинили, лишь бы ему напакостить.

– А чем не мотив преступления? – оживился Прошка. – Тем более что других нет. Признавайтесь, кто из вас имеет зуб на товарища майора?

– Перестань, – поморщился Марк. – Вам с Варькой лишь бы балаган устроить.

– А я-то тут при чем? – возмутилась я. – Сижу, никого не трогаю, примус, можно сказать, починяю. И вообще должна заметить, я стала объектом постоянных нападок и придирок. Можете считать это капризом, но мне не нравится жить в атмосфере всеобщей травли. Пожалуй, я вообще не буду ничего вам рассказывать.

– Вот-вот, – хмуро проронил Марк. – Коровьев с Бегемотом из вас с Прошкой получились бы отличные.

– Я не понимаю, как вы можете шутить, когда вокруг такой кошмар творится! – вдруг визгливо заговорила Ирочка. – Какой-то маньяк потихоньку нас всех убивает, а вы сидите здесь и зубы скалите!

– Ириша, не суди слишком строго, – сказал Ярослав, – это всего лишь способ защиты, чтобы с ума не сойти. Страусы прячут голову в песок, а в этой компании принято издеваться над злой судьбой…

– Не издеваются они, а дразнят, мало им! А следователь этот вообще законченный остолоп, – продолжала Ирочка. – Я говорю ему: мне необходимо уехать, я не могу жить в таких условиях, мой главреж меня не узнает, такой страшной я сделалась за эти два дня. Отпуск называется! Отпустите меня, говорю, я совсем ничего не знаю. Так что, вы думаете, он мне ответил? Не могу, говорит, никого из вас отпустить, пока не установлю истину. Установит он ее, как же! Раньше нас всех перережут.

– Ну, это вряд ли, – неожиданно отозвался Леша. – Скорее уж подушками передушат. Или в пропасть посбрасывают. Преступники редко меняют modus operandi.

Но Ирочку его слова почему-то не успокоили.

– Прекратите! – заверещала она. – Хватит! Я и так глаз сомкнуть не смогу, пока не вырвусь отсюда.

– Да! Не надо, пожалуйста, – поддержал ее сердобольный Генрих.

Ненадолго воцарилась тишина.

– Так о чем тебя следователь спрашивал, Варвара, и, главное, что ты ему ответила? – вернулся Марк к началу разговора.

– Спрашивал в основном обо всякой ерунде. Где живу, что ем, как семья поживает.

– Варька! Прекрати! – сурово сказал Леша.

– И ты туда же? – Я посмотрела на него с упреком. – Тоже решил принять участие в травле? А это, между прочим, чистая правда. Ну, может, о еде речи не было, но нельзя же к человеку из-за таких мелочей придираться!

На этот раз никто не нашелся с ответом.

– Варька, а ты, часом, не спятила? – осторожно спросил один из Славок. – С чего это следователь прокуратуры решил провести с тобой вместо допроса светскую беседу?

– Сама удивляюсь! Может, я так его очаровала, что он просто забыл о своих обязанностях? С вами-то он о чем говорил?

– С нами, насколько мы успели выяснить, он использовал один и тот же сценарий, – ответила за всех Татьяна. – Сначала спрашивал каждого о позавчерашней вечеринке и отношениях с Мироном. Словом, хотел нас убедить, что явился в пансионат исключительно из-за его гибели. Дескать, скорее всего, произошел несчастный случай, но положено разобраться, а то мало ли что… Потом этот Белов тихой сапой подводил разговор к Нине. Расспрашивал – участливо так, – как она восприняла известие о смерти мужа, как мы ее успокаивали, как в медпункт устраивали, заходил ли кто ее навещать. Отсюда беседа плавно переходила к нашим взаимоотношениям с Ниной. Под конец он огорошивал каждого известием о душителе и впивался в нас цепким взглядом. С небольшими вариациями он повторил этот спектакль восемь раз.

– Тогда понятно, что на девятый ему все это до смерти надоело, – прокомментировала я. – То-то он меня про маму с папой начал расспрашивать.

– Но не все же время он потратил на разговоры о твоих родственниках?! – выразил общее недоверие Прошка.

– Ну, большую часть. Потом ему позвонили по телефону, а я заснула. А когда проснулась, Белов наскоро спросил, где мы были и что делали вчера днем и позавчера вечером, и быстренько распрощался. Правда, свидание на завтра назначил. На одиннадцать часов. А вам назначил?

Все дружно помотали головами.

– Нас он только предупредил, что ему, возможно, понадобится что-нибудь уточнить и в этом случае он вызовет нас снова, – сказал Марк. – Одно из двух, Варвара: либо этот тип по каким-то непонятным причинам сразу же снял с тебя все подозрения, что представляется, по меньшей мере, странным, либо, наоборот, решил сосредоточить на тебе главный удар.

– Почему же тебе это представляется странным, что он снял с меня все подозрения? – вскинулась я. – Любой нормальный человек с первого взгляда на меня сразу же поймет, что такую скромную, милую и спокойную женщину просто нелепо в чем-то подозревать. Не то что некоторых.

– Кого это некоторых? – вдруг взвилась Ирочка. – Нас? Нас, значит, можно подозревать?! – Она вскочила, уперла руки в боки и заголосила во всю мощь своих здоровых кордебалетных легких:

– Мы, значит, тут все на убийц похожи! Да что ты такое несешь? Неужели хоть кому-то – даже этому болвану из прокуратуры – может прийти в голову, что этот отвратительный маньяк – один из нас? Да как у тебя язык не отсохнет? Если ты думаешь, что это удачная шутка!..

– Ирочка, успокойся, – совершенно серьезно сказал Славка. – Тебе нельзя так волноваться, это может сказаться на цвете лица.

И – кто бы мог подумать? – довод супруга подействовал на Ирочку самым чудодейственным образом. Она не только тут же умолкла, но и вся словно обмякла, лицо приняло умиротворенное выражение, поза стала свободной и расслабленной.

– Вообще-то нам, наверное, пора, – заметил Генрих. – Уже довольно поздно, а Варьке завтра с утра идти к следователю.

– Ого! Уже совсем стемнело! – спохватился Прошка. – А мы фонариков не взяли. Теперь в темноте будем по камням добираться! И в гору лезть!

– Я свой захватил на всякий случай, – сообщил предусмотрительный Леша. – Думаю, и одним как-нибудь обойдемся.

– Да, сейчас действительно пора расходиться, – сказал Славка-Ярослав. – Но вообще-то нам нужно серьезно все обсудить. Вы как, завтра Варвару провожать пойдете?

– Пожалей их, Славка! – взмолилась я. – Они же каждый день сюда мотаются, иногда даже по два раза. Добавьте сюда бессонницу и отсутствие аппетита на нервной почве. Так и загнуться недолго.

– К Прошке это не относится, – тут же внес поправку Марк. – Он на нервной почве ест и спит в два раза больше. Так что его-то мы и дадим тебе в провожатые. А то, если он будет на одном месте сиднем сидеть, до Москвы его потом не дотащим.

От возмущения Прошка не сразу нашелся что ответить.

– Наглая ложь! – завопил он наконец. – Я две ночи не спал! И не ел почти ничего. С меня скоро штаны будут сваливаться.

– Ну, это, положим, вранье, – осадил его Леша. – Спать ты действительно не спал, но главным образом потому, что всю ночь шуршал пакетиками с едой.

Прошка как-то сразу стушевался. Уж кто-кто, а Леша всегда говорил правду, и все это отлично знали.

– Ну ладно, – пришел на помощь Прошке Славка. – Тогда, Варвара, зайди к нам, когда со следователем управишься. Мы тебя до лагеря проводим. Там и поговорим.

Долгое время мы шли по берегу молча. Прошка напрасно боялся темноты – над морем висела полная луна, такая яркая, что камни на берегу отбрасывали тени. Тихо плескались волны, шуршала под ногами галька. Я плелась в хвосте нашей печальной процессии, не отрывая глаз от серебряной лунной дорожки на воде. В конце концов не выдержав тягостного молчания, я решила затеять разговор на какую-нибудь нейтральную тему. Хотелось немного снять напряжение и растормошить совершенно сникшего Генриха.

– Что-то Славка в последнее время начал преподносить сюрпризы, – заговорила я. – Кто-нибудь может мне объяснить, какого дьявола он женился на этой безмозглой кукле? Неужели даже самые умные из мужиков теряют голову при виде хорошенькой мордашки?

– Только не Славка, – откликнулся, к моей радости, Генрих. – Славка поступил в точном соответствии со своей установкой. Видишь ли, как человек вдумчивый, он привык взвешивать свои поступки. За пять лет он насмотрелся на мехматовских девиц и решил, что ему нужна жена совсем другого склада. Нет, ты не думай, наши девочки ему очень нравятся, просто, как он утверждал, с умными женщинами все время нужно быть в форме. А ему хотелось, чтобы в присутствии жены можно было расслабиться. Пусть она радует глаз красотой и щебечет о каких-нибудь милых пустяках. Славка считает, что дома вовсе ни к чему разговоры о мировых проблемах и последних научных достижениях. Дом нужен для отдыха, физического и душевного. А потому вовсе не обязательно, чтобы жена была семи пядей во лбу, даже наоборот. Вот он и выбрал Ирочку.

– Знаешь, Варька, как ему все мужики на свадьбе завидовали? – подхватил Прошка. – Ирочка была просто сногсшибательно хороша. И весела, как птичка. Кто-то из наших мехматовских ребят сказал, что теперь готов поверить в Славкину теорию брака.

– Между прочим, Ирочка хорошая хозяйка, – добавил Генрих. – Я дважды заходил к Славке по делу довольно неожиданно и оба раза был привечен, вкусно накормлен и напоен.

– Ладно, убедили, – сдалась я. – Тем более что я сегодня своими глазами видела, как ловко он с женой управляется. Несколько слов сказал – и ее словно подменили. А ведь если бы не Славка, она бы точно мне глазки выцарапала.

– И была бы совершенно права, – заметил Марк. – Ты хоть изредка отдаешь себе отчет в том, что говоришь и делаешь, Варвара? У тебя просто мания играть с порохом, и когда-нибудь ты доиграешься…

– А что я такого сказала? – обиделась я. – Ну подумаешь, пошутила!

– То-то и оно, что твоя шутка была очень уж похожа на правду, – поддержал Марка Леша. – Ведь Нину, скорее всего, действительно убил один из нас. А может быть, и Мирона. Вряд ли кто посторонний ни с того ни с сего зашел бы в изолятор и навалился на незнакомую женщину с подушкой. Разве что Ирочкин маньяк, но это слишком маловероятно. А знакомых у Нинки с Мироном здесь, кроме нас, нет.

– Значит, по-твоему, более вероятно, что здесь постарался кто-то из своих? – ядовито поинтересовалась я. – Тогда, может быть, ты знаешь и почему он это сделал? Или ты считаешь, своим причины для убийства ни к чему? Постороннему человеку нужен мотив, а мы, стало быть, можем убить просто так, развлечения ради?

– Да, Леша, что-то ты не то говоришь, – встал на мою сторону Генрих. – Ну подумай, у кого из нас были основания избавиться от Нины? Да если на то пошло, кто из нас способен задушить спящую, беспомощную женщину?

– Слово «нас» можешь не употреблять, Генрих. О тебе речь не идет. Тебя в тот момент здесь вовсе не было, – напомнил Марк.

– Совершенно верно, – поддержал его Леша. – Возможных кандидатов в убийцы у нас только восемь. Славки с женами и мы четверо: я, Марк, Прошка и Варька. А что касается мотивов, Варвара, то у нас они могли быть, а у постороннего человека – нет. Поэтому я и считаю вероятным, что убил кто-то из своих.

– Хорошо, тогда порассуждаем дальше, – предложила я Леше. – Какие вообще бывают мотивы для убийства? Убивают из корысти, из мести, из ревности, из страха, ну и, может быть, из зависти. Возьмем корысть. Кто из нас выгадывает от Нинкиной смерти? Никто. Деньги и имущество, если они есть, перейдут родным. Завещания она не писала, потому что нечего было отписывать. Все Нинкины источники дохода – это папа с мамой, ну и в меньшей степени Мирон. Лотереей она не увлекалась, на тотализаторе или в рулетку не играла. И зарабатывать не зарабатывала, потому как второе высшее образование получала. Стало быть, корысть отпадает. Согласен?

– Согласен, – признал Леша.

– Рассматриваем месть. Кому из нас Нинка насолила? Ну хорошо, пусть мы этого не знаем, но хотя бы – кому могла насолить? Я дружила с ней три года и категорически утверждаю: Нинка не из тех девиц, которым нравится делать гадости. Может, в ней и есть… было немного женской стервозности, но только самую малость – так, шпильку в разговоре подпустить, не более того. Причинять людям серьезные неприятности она не могла. И обидеть не могла даже ненароком, потому что была очень тактичной и чуткой к чужому настроению.

– А как на тебя вчера набросилась, забыла? – встрял Прошка.

– Это потому, что Мирон был ее слабым местом. Особенно в отношениях со мной. Мы с ней много раз из-за него ссорились, еще когда дружили. А вчера она попросту не соображала ничего от беспокойства. Но я что-то не слышала, чтобы Нинка с кем-нибудь ругалась по другим причинам. Так что месть в этом случае весьма сомнительный мотив. Согласен, Леша?

– Ну, допустим.