Текст книги "Уникум"

Автор книги: Варвара Клюева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 17 страниц)

– Как же ты уговорила ее молчать?

– Боюсь, не совсем честным приемом. Я сказала, что если уж она имеет привычку подслушивать, ей не мешало бы обзавестись слуховым аппаратом. «Хочешь сделать из себя всеобщее посмешище – давай! Я не возражаю. Владика наверняка позабавит твоя история». Знаешь, когда человек находится в шоке, он не испытывает ни боли, ни тревоги. Он воспринимает происходящее с ним отстраненно, словно картинки с экрана. Мое полное спокойствие поставило Нину в тупик. Она видела, что я не играю и не притворяюсь. На попятный она не пошла, но явно стушевалась.

В это время вошла Ирина и напомнила, что пора собираться в путь. Нина ушла к себе переодеться, а Ира осталась у меня и принялась трещать как сорока. Боюсь, я ее обидела…

– Да, она мне жаловалась. Не везет ей с подругами, бедняжке! Сначала ей нагрубила ты, потом Нинка, потом уехала Машенька, которая терпеливо ее выслушивала, и Ирочке ничего не оставалось, как броситься на шею мне. Боюсь, я тоже не оправдала ее ожиданий.

Татьяна печально улыбнулась.

– Да, Ирише от тебя крепко досталось. Даже жаль ее. У меня есть основания испытывать к ней благодарность. Ее жизнерадостная болтовня по дороге к вашему лагерю избавила меня от необходимости принимать участие в разговоре. Всю дорогу я пыталась найти выход из ловушки, в которую угодила. Я понимала, что рано или поздно Нина обязательно поделится с кем-нибудь своим сенсационным открытием. Я могла либо признаться ей во всем, надеясь вызвать сострадание, либо отрицать все от начала до конца, рассчитывая, что поверят мне, а не ей. Оба пути казались мне тупиками. Нина относилась ко мне с предубеждением, и надежда на ее сочувствие была слабой. Во втором случае шансы на удачу вообще были призрачными. Нина не склонна к безудержным полетам фантазии. Вряд ли кто-нибудь из ее близких знакомых поверил бы, что она могла сочинить такую историю на пустом месте. А Владик знал Нину хорошо… – Татьяна умолкла и опустила голову.

– Ладно, дальше понятно, – продолжила я за нее. – Вы пришли к нам, Нинка отправилась на поиски Мирона, потом вы с Ирочкой решили искупаться, и ты услышала, как Мирон меня поносит…

– Да. Ты уж извини меня, Варвара, но я никак не могла предположить, что Мирон имеет в виду тебя. Уж на кого-кого, а на шлюху ты не похожа нисколько. Я подумала было, что это определение относится к Ирине, но, увидев, с кем беседует Мирон, поняла всю тщетность своей надежды. Даже Мирон не стал бы обсуждать с Ярославом моральные качества его супруги, да еще в таких выражениях.

– И ты не видела, как вернулась Нина, потому что купалась в море с Ирочкой и Генрихом. Иначе ты бы поняла, что Полторацкие между собой еще не разговаривали. А когда вы присоединились к обществу, мы сидели с постными рожами и едва выдавливали из себя слова. Понятное дело, настроения это тебе не прибавило.

– Верно. Потом атмосфера немного потеплела, и я уже решила, что у вас произошел какой-то локальный конфликт, но Нина не дала мне расслабиться.

– Могу представить, чего тебе стоили ее желчные выпады. А потом и ей. Одного не понимаю: почему бы не поубивать уж сразу всех, не выходя из-за стола. – Тут я подумала, что рано еще переходить на обвинительный тон. – Скажи, мысль об убийстве Мирона пришла тебе в голову загодя или это была импровизация?

– Импровизация. Я наткнулась на него совершенно случайно. Мирон стоял ко мне спиной, но, услышав шаги, обернулся. Его физиономия выражала такую ненависть, что я вросла в землю. Мирон скользнул по мне злобным взглядом и тут же отвернулся, а на меня вдруг словно затмение нашло. Я с разбега толкнула его в спину, Мирон не удержался на ногах, проломил кусты и полетел вниз. Он даже не вскрикнул, только булькнул что-то.

Когда до меня дошло, что я натворила, у меня подкосились ноги. Ведь если Нина успела пооткровенничать с Мироном, а тот поделился новостью с Ярославом, смерть Мирона могла только усугубить мое отчаянное положение. Но тут пришла спасительная мысль: а почему, собственно, гибель Мирона должны как-то связать со мной? Я с ним в тот вечер вообще не разговаривала. Он напился, убежал от нас, как черт от ладана, никто его больше не видел. Естественно было предположить, что в темноте он просто не разобрал, куда бежит, и сорвался…

– Так бы все и решили, если бы не смерть Нинки. Зачем ты ее убила? – Я отвернулась и прикусила губу. – Ну, подняла бы она шум, и что с того? Доказательств нет, свидетелей нет, тебя с Мироном и в самом деле ничто не связывало. Нинка ведь не успела никому ничего рассказать.

– В том-то и дело. Она единственная знала мою тайну, если не считать Николая. Но Николай меня не выдал бы. Если Нина подняла бы шум, то следствие стало бы разбираться с этим «несчастным случаем» всерьез. И тогда Нина обязательно вспомнила бы, что среди нас есть убийца. Нет, после того, как я столкнула Мирона, выхода у меня не оставалось…

Мы помолчали, потом я спросила:

– А покушения на Марка – отвлекающий маневр?

– Вроде того. Эта идея возникла у меня благодаря тебе. Я временами испытывала настоятельную потребность тебя придушить. Сначала – когда ты рассказала мне о своем скандале с Мироном, потом – когда ты начала твердить, что убийство Мирона может быть случайностью, а истинная жертва – Нина. В один из таких моментов острой тяги к убийству я вдруг подумала, что если поддамся искушению, то следователь попросит нас припомнить все твои слова и, опираясь на них, возможно, меня вычислит. Следующий шаг в рассуждениях напрашивался сам собой. Если убить кого-то, чьи утверждения прямо противоположны твоим, то следствие пойдет ложным путем. Но убивать ни в чем не повинного человека все-таки нехорошо, поэтому я решила ограничиться неудачными покушениями. Марка я выбрала только потому, что он призывал искать мотивы убийства Мирона.

– И как ты ухитрилась спихнуть на Марка ту каменюгу? У тебя же орудий труда не было.

– Накануне, когда я подлила отравы в кружку с чаем, мне бросилось в глаза, что топоры у вас лежат не на виду, а почти у самой тропинки. Когда мы с Владиком спустились вниз, я предложила ему искупаться, а потом хватилась заколки, которую якобы обронила где-то у вас. Владик уже залез в воду. Я крикнула ему, что хочу сбегать поискать пропажу. Наверху я быстро подкопала камень и подперла его другим, плоским, который прихватила с берега. На следующий день мне оставалось только дождаться, когда Марк пойдет к морю, вытащить подпорку и столкнуть камень. Тут-то все просто. Лучше скажи мне, почему вы ни словом не обмолвились следователю о покушениях? Я старалась, пыжилась, а на ход следствия никак не повлияла.

– Мы решили, что эти покушения выглядят подозрительно. Белов мог вцепиться в Марка. Убийца, создающий иллюзию охоты на себя, – классический прием детективной литературы.

– Понятно. Жаль, что я об этом не подумала…

– А сами-то вы почему промолчали?

– Я не хотела привлекать к себе внимания. А Владик с Ярославом предполагали, что у кого-то из вас такие дурацкие шутки, и ни к чему следователя на всякую чепуху отвлекать. Я утолила твою жажду знаний, Варвара? Тогда – твоя очередь. Как вы на меня вышли?

Я обстоятельно изложила Татьяне ход наших рассуждений.

– Но уверенности у нас все равно не было, – сказала я в заключение. – Адюльтер – слишком несолидная причина для убийства, да и как-то не к лицу тебе пошлый блуд. А если речь идет о грехах молодости, то проще объясниться с мужем, чем народ пачками на тот свет отправлять.

– Да, опасные вы люди. Смотри-ка, мотива не знали, а преступника вычислили и картину преступления почти целиком восстановили… И что вы будете делать теперь, когда получили подтверждение?

– Не знаю. Наверное, поедем догуливать отпуск в другое место. Здесь что-то чересчур жарко.

– Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду! Что вы намерены делать с той правдой, которую раскопали?

– Мы? Делать? Да мы все поголовно питаем неодолимое отвращение ко всякого рода активной деятельности. Видно, печень пошаливает, если верить Джерому. Ты, как врач, что по этому поводу думаешь?

– Я думаю, что никогда не смогу разобраться в вашем устройстве. Взять, к примеру, тебя. Насколько я поняла, вы с Ниной когда-то дружили. Пусть это было давно, пусть с тех пор отношения у вас испортились, но должны же у тебя остаться добрые воспоминания о той поре и хоть какие-то теплые чувства к бывшей подруге? Кто ты – человек или механический шут, мешочек с дурацким смехом? Ты сидишь рядом с убийцей некогда дорогого тебе человека и даже после моего признания продолжаешь паясничать…

«Знала бы ты, гадюка, чего мне это стоит», – подумала я, а вслух сказала:

– Что же, по-твоему, я должна делать? Рвать на себе или на тебе волосы? Нинку этим не вернешь. Бороться за торжество справедливости? Кому станет легче, если ты окажешься за решеткой? Нинкиным родным и близким это слез не осушит, а жизнь Славки и твоих родителей будет изуродована. В конце концов, как сказал поэт: «жизнь – синоним небытия и нарушенья правил». Вот мы их и нарушаем – ты и я, каждая по-своему. Так что, чем предъявлять мне претензии, лучше в зеркало посмотри.

Татьяна невесело усмехнулась:

– Да, пожалуй, я несколько забылась. Морализаторствующий убийца – это, наверное, выглядит смешно. Мне изменило чувство меры. Надо полагать, от растерянности. Я не могу себе представить, что ты и твои друзья, обладая такой страшной тайной, будете жить как ни в чем не бывало. Это противоестественно. Но даже если вы абсолютно ничего не станете предпринимать, все равно от вас будет исходить постоянная угроза. Ума не приложу, как я с этим справлюсь…

– Да, забыла тебя предупредить. Если кто-то из моих друзей нечаянно поскользнется и сломает себе шею или Славка вдруг отравится грибочками, я, скрипя зубами, преодолею природную лень и избавлю тебя от всех скорбей и проблем. Очистки совести ради. А пока живи, наслаждайся семейным счастьем.

Черные глаза Татьяны полыхнули огнем.

– Может быть, мне все-таки тебя придушить?

– Не выйдет. – Я махнула рукой в сторону Леши, растекшегося аморфной лужицей на солнцепеке метрах в двухстах от нас. – Я под охраной. А твой modus operandi исключает шумные потасовки и наличие свидетелей. И потом, если речь идет о честной схватке, я бы не поставила на тебя и фартинга. Тем более что у меня его нет.

Татьяна встала, отряхнула светлые слаксы.

– Прощай, Варвара. – Она смерила меня надменным взглядом и пообещала саркастически:

– Твой яркий образ никогда не изгладится из моей памяти.

– Знакомые слова. Где-то я их уже слышала…

Глава 27

Заморенный Леша, дойдя до моего временного пристанища, посмотрел на меня с укором.

– Сам нарвался, – упредила я его жалобы. – Я тебя силком за собой не тащила.

– И, как видишь, я оказался прав. Татьяна тебя раскусила. Она призналась?

– Угу. Только не проси все тебе рассказать. История длинная и повторять ее пять раз мне не хочется. Дойдем до наших, тогда все и узнаешь.

– А почему она сама не дошла? Если уж все равно призналась?

– Татьяна – человек скромный. Ей было неловко выступать перед такой широкой аудиторией.

– Испугалась последствий? Ну ясно. Доказать-то ничего невозможно.

Остаток пути до лагеря мы прошли молча. Видно, проведенный на жаре час плачевно отразился на Лешином речевом аппарате.

Еще издали мы увидели Прошку с Марком, которые суетливо метались по берегу.

– Ага! Волнуются голубчики, – заметила я удовлетворенно. – Ничего, пусть побегают. Может, поймут, что мы с тобой чувствовали, когда смотрели вслед уходящему без нас поезду, а их еще и на горизонте не было.

В этот момент Прошка заметил нас, махнул Марку, и они хорошей рысью поскакали нам навстречу.

– Совесть есть? – крикнул Прошка издалека.

Марк ничего не сказал, только посмотрел со значением.

Прошкин вопрос мы с Лешей сочли риторическим, выразительное молчание Марка, с нашей точки зрения, тем более не требовало ответа, поэтому мы преспокойненько пошли себе дальше.

– Ну?! – требовательно-возмущенно выпалил Прошка, снова переходя на рысцу (нормальным шагом он за нами не поспевал).

– Ты о чем? – спросила я, округлив глаза.

Прошка и Марк вскипели и заговорили одновременно:

– Хватит дурака валять!

– Где вы шлялись?!

Я с видом оскорбленной добродетели кивнула на Лешин рюкзак.

– За водой для вас ходили.

Со стороны могло показаться, что я доводила их до белого каления из вредности. Но любой, кто меня знает, сразу бы понял всю абсурдность такого предположения. Просто скажи я Прошке и Марку, что разговаривала с Татьяной, они пристали бы ко мне с ножом к горлу и не отстали бы до тех пор, пока я им не выложила бы все. Но торчать еще час на солнце, а потом снова повторять всю историю для Генриха мне решительно не хотелось. Вот я и тянула время, а сама все прибавляла шагу, чтобы побыстрее добраться до лагеря. Леша, который часовую Татьянину исповедь провел в еще менее комфортных условиях, чем я, благоразумно помалкивал, хотя отчасти и разделял нетерпение Марка и Прошки.

– За водой? Так долго?! – воскликнул Прошка негодующе и недоверчиво.

– Кое-кто совсем стыд потерял, – горестно пожаловалась я Леше. – И двух суток не прошло с тех пор, как за водой ходил Генрих, а они имеют наглость утверждать, что мы отсутствовали слишком долго. Ты чувствуешь, Леша, насколько пристрастно к нам здесь относятся? Как меня утомили эти вечные мелкие придирки, эта вопиющая несправедливость!

– Прекрати кривляться, Варвара, или я за себя не ручаюсь, – прорычал Марк. – Ты собиралась привести сюда Татьяну. Где она?

– Не рискуя ошибиться, я могу утверждать лишь, что Татьяна в Крыму. Более того, возьму на себя смелость уточнить: по всей вероятности, она еще не покинула побережье. Но о большем не проси. Я не ясновидящая.

Испытывать терпение Марка небезопасно. Заметив, что он побелел от бешенства, Леша дрогнул.

– Мы разошлись с ней совсем недавно, – сознался он. – Они с Варькой просидели на берегу, километрах в полутора отсюда, и проговорили пятьдесят шесть минут. Потом Татьяна ушла в пансионат, а мы – сюда.

Может быть, Лешино вмешательство и нарушило бы мои планы, но было поздно – мы уже подошли к тропинке, ведущей на наше плато. Не дожидаясь шквала вопросов, я проворно почесала наверх. Леша, Прошка и Марк пыхтя потопали следом.

Генрих полулежал на матрасе и глядел в пространство; рядом валялась открытая книга. Увидев меня, он вздрогнул и поспешно вскочил.

– Как дела, Варька? – спросил Генрих, озираясь по сторонам, вероятно, в поисках Татьяны.

Я плюхнулась на его место и прикрыла глаза.

– Спасибо, паршиво. А у тебя?

Наш светский диалог прервало появление остальных участников забега. В группе отстающих лидировал Марк. Он вынырнул из-за кустов и без долгих предисловий потребовал:

– Рассказывай!

– И без выкрутасов! – крикнул из-за его спины Прошка.

Я было заикнулась о чае, но, взглянув на лица дорогих друзей, благоразумно воздержалась. Подождав, пока все рассядутся, я начала свое пространное повествование. Как ни поразительно это звучит, меня ни разу не перебили. По-моему, никто даже не пошевелился.

– Гениальная интуиция Лешу не подвела, – закончила я рассказ. – Татьяна таки выразила пожелание меня убить. Только благодаря Лешиной предусмотрительности вы имеете счастье лицезреть меня в добром здравии.

– Какая ужасная история! – вымолвил потрясенный Генрих.

– Modus operandi! Modus operandi! – передразнил Прошка Лешу. – Три убийства и два покушения, и каждое новым способом. Какой уж тут modus operandi!

Леша растерянно почесал в затылке.

– Очень даже очевидный, – ответила я. – Все пять раз преступница действовала экспромтом, под влиянием момента, и обходилась подручными, доступными всем средствами. И как ловко! Ни разу ведь следов не оставила.

– И как, интересно, Татьяна собирается со всем этим жить? – задумчиво проговорил Марк.

– Ну, едва ли весело. Хотя… кто знает? Жила же она как-то с убийством мужа на совести. Жертвой больше, жертвой меньше – какая разница?

– Это совсем другое дело, – возразил мне Марк. – Ее муж был подонком; по его вине, в сущности, и погиб второй ребенок. А он, мерзавец, заставил расплачиваться Татьяну. Я бы тоже не стал оплакивать такого негодяя. Но Мирон и Нина ничем перед Татьяной не провинились. И каким образом она оправдается перед собой – лично мне непонятно.

– Может быть, она воспринимает их смерть как несчастный случай, – предположила я. – Водитель, у которого в гололед отказали тормоза, тоже может убить ни в чем не повинных людей. Такое случается сплошь и рядом. Но из виновников аварий считанные единицы до конца жизни мучаются чувством вины. Остальные, оправившись от шока, как ни в чем не бывало вновь садятся за руль.

– Неудачная аналогия, – высказался Леша. – В случае аварии люди гибнут, может быть, и по вине водителя, но никак не по его воле.

– А в этом случае вышло как раз наоборот, – подхватил Прошка. – Мирон и Нина погибли по воле, но никак не по вине Татьяны.

– Здрасьте! – возмутился Леша. – А по чьей же вине они, по-твоему, погибли?

– По Варькиной, конечно.

– По моей?!

– А то по чьей же? Кто притащил нас в эту глушь, где можно безнаказанно посбрасывать на скалы чертову уйму народу? Кто довел до исступления Мирона, так что у него физиономию от злобы перекосило, и любой нормальный человек просто из чувства самосохранения должен был его укокошить? Неудивительно, что Татьяна сгорала от желания с тобой поквитаться.

Я онемела от негодования.

– Ты палку-то не перегибай, – вступился за меня Леша. – Татьяна давным-давно убила своего мужа, теперь внезапно призналась во всем Николаю, а Нина это признание случайно подслушала. При чем тут Варька? Она не виновата.

– В этом не виновата, – подтвердил Прошка. – Никто ее и не обвинял. Но, не будь здесь Варвары, до новых убийств дело могло бы и не дойти.

– Сомневаюсь, – сказал Марк. – Татьяна искала другой выход из положения и не нашла. Если уж она ради жизни со Славкой пошла на одно убийство, то в конце концов не остановилась бы и перед другим.

– Ну ладно, допустим, Нина могла погибнуть бы и без Варькиного участия, – согласился Прошка. – Но смерть Мирона исключительно на Варькиной совести.

– Смерть Мирона произошла по причине его собственного злобного нрава, – отчеканила я. – С тем же успехом ты мог бы обвинить и Славок, которые осмелились испортить Мирону настроение, и – по справедливости – самого себя.

– А я-то тут при чем? – искренне изумился Прошка.

– Если бы вы не вели себя в тот день, словно стадо баранов, покорно бредущих на убой, я бы на Мирона так не обозлилась. Он целый час смешивал вас с грязью и топтал ногами, а вы с христианским смирением и трогательной готовностью подставляли ему очередную щеку. Должен же был кто-то поставить на место зарвавшегося грубияна! Не моя вина, что вы благородно уступили эту почетную обязанность мне.

Судя по горячности, с которой откликнулись на мои слова Прошка и Марк, я задела их за живое.

– А кто тебя просил?! – вскинулся Прошка.

– По-твоему, с грубиянами нужно бороться их же оружием? – осведомился Марк ядовитым тоном. – Лаяться с базарными торговками, материть распоясавшихся алкашей, орать на хамов-чиновников? Чем же ты тогда от них отличаешься, Варвара?

– Отсутствием базарного прилавка и алкогольной зависимости, – огрызнулась я. – А хоть бы и ничем не отличалась! Я не сноб. Зато я не утираюсь рукавом и не ухожу себе с миром, когда мне плюют в физиономию.

– О да! – с издевательским пафосом воскликнул Прошка. – С миром ты не уходишь! Если кто-то настолько потеряет голову, что отважится в тебя плюнуть, бедняга останется лежать бездыханным.

– Наглая и откровенная ложь! – Я вошла в азарт. – Будь в твоих словах хоть на миллиграмм правды, твое бездыханное тело схоронили бы пятнадцать лет назад.

– Это ничего не доказывает, – заявил Марк. – Непостижимое долголетие Прошки – исключение, которое только подтверждает правило.

– Ребята! Ребята! – взмолился Генрих.

– Ну наконец-то, – с облегчением вздохнул Леша. – А то я уже начал беспокоиться – не случилось ли с вами чего? Целую неделю не было ни одного стоящего скандала.

Мы, как по команде, уставились на него.

– Тебе нравятся наши скандалы? – спросила я недоверчиво.

– Ну не то чтобы нравятся… – Видя такой пристальный интерес к своей персоне, Леша немного стушевался. – Просто неуютно без них как-то. Привык я к ним. Все-таки пятнадцать лет с вами общаюсь. Quod non est paululum dicere.

– Аминь! – гаркнули мы, отреагировав на латынь.

Эпилог

– Нет, нет и нет! – Машенька решительно тряхнула головой. – Ни за что! И не просите.

– Мама, ну, мамочка! – заныли Эрих и Алька.

– Мы будем вести себя примерно, честное слово! – пообещала я со всей убедительностью, на какую была способна.

– Там так красиво! – уговаривал Прошка. – Тебе обязательно понравится.

– Горный воздух полезен для легких, – заметил Леша. – Может, Эрих с Алькой от бронхитов навсегда излечатся.

– Обязательно излечатся, – выразил уверенность Марк. – Нужно только им молоко покупать. Тамошние коровы питаются исключительно целебными травами.

– Все равно не поеду, – сказала Машенька, но уже с гораздо меньшей убежденностью.

– Но почему, Машенька? – несчастным тоном спросил Генрих, не уловивший перемены в настроении жены.

– Потому что вы – социально опасные типы. Стоит вам собраться вместе, как сейчас же начнется какой-нибудь криминал. Вокруг вас надо сколотить трехметровый забор с колючей проволокой и по всему периметру написать: «Не влезай, убьет!»

– Криминальная история у нас пока была всего одна, – напомнил Леша.

– И с тех пор уже почти год прошел, – подхватила я. – За это время никого из наших знакомых больше не убили, а мы каждую неделю вместе собираемся.

– Нельзя из одного случайного события выводить закономерность, – авторитетно заявил Прошка.

– Вот увидишь, Машенька, на этот раз все будет хорошо, – убеждал Генрих. – А в Карпатах и правда очень красиво.

– Хочешь, мы Варьку с Прошкой на цепь посадим? – предложил Марк.

– Тогда вам всем точно кранты настанут, – злорадно пообещал Прошка. – Варвара с цепи сорвется, вас перекусает, и вы поголовно перемрете от бешенства.

– Не слушай его, Машенька, – попросила я, сердито сверкнув глазами в сторону Марка и Прошки. – Они бешенством задолго до нашего знакомства переболели. У них иммунитет. А тебя и детей я кусать не буду. И вообще, ты же знаешь, какая я спокойная и уравновешенная особа, особенно если меня не злить.

– Поехали, Машенька, – канючил Генрих.

– Ну пожалуйста!

– Мама, ну, мамочка!

– Отдохнем по-человечески…

– Детей здоровых привезешь…

– Обещаем…

– Гарантируем…

Машенька покачала головой и вздохнула:

– Ладно уж, так и быть, поехали. Но предупреждаю: если и там что-нибудь случится, я вас до конца жизни на порог не пущу.

– Ура!!!

От нашего дружного рева зазвенели стекла, и только Леша не разделил общего ликования.

– Не понимаю, чему вы радуетесь, – пробормотал он тихо, чтобы Машенька не услышала. – Похоже, мы собрались здесь в последний раз.

За неделю до нашего отъезда Генриху позвонил Ярослав и сообщил, что Татьяна погибла в горах. Во время восхождения у нее по совершенно непонятной причине оборвалась страховка.