Текст книги "Живые: Мы можем жить среди людей. Мы остаемся свободными. Земля будет принадлежать нам. Мы будем любить всегда"

Автор книги: Варвара Еналь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 17 (всего у книги 23 страниц)

Лиза слишком плохо себя чувствует, я не знаю, смогу ли довезти ее до людей. Она не приходит в себя уже второй день. Я должен попробовать спасти ее и вывезти со станции. Ради Лизы и ради детей я попробую выбраться на челноке.

Вот, пожалуй, я рассказал все. Мне придется оставить детей – их чуть больше сотни. Придется оставить станцию без взрослых. Стая заболевших надежно заперта внизу. Роботов-пятнадцатых у нас уже не осталось. Но я рад хотя бы тому, что удалось сохранить жизни детям. Мы не потеряли ни одного ребенка. Удалось сохранить даже тех, кто еще находится в кувезах. Программы станции и сам сервер работают исправно. Мы запустили самоопределение станции, на время отсутствия взрослых все решения интеллект станции будет принимать сам. Интеллекту корабля присвоено имя Моаг – по начальным буквам кода.

Производство работает исправно, никаких нарушений не было. Благодаря тому что производство хорошо изолировано от жилых отсеков, удалось избежать проникновения туда тварей.

Все-таки мы думаем, что вирус напрямую связан с человеческими гормонами. По какой-то причине его блокируют испытываемые людьми чувства сильной эмоциональной привязанности. Настолько сильной, что люди не мыслят жизни без объекта привязанности. Так называемая любовь. Почему так происходит – мы не успели понять до конца.

Я заканчиваю запись, и мы уходим. И если есть Бог – да поможет Он нам и нашим детям».

Андрей замолчал, глядя в экран. После вдруг сказал чуть дрогнувшим голосом:

«Я очень люблю свою жену Лизу и люблю нашего сына Федора. Если мы больше не увидимся, если я не вернусь, или погибну, или изменюсь – я хочу, чтобы Федор это знал. Чтобы осталась хоть какая-то память о нас. Мы всегда любили тебя, сын».

Запись закончилась. Лишь внизу пробежали последние слова – буквенная запись чуть запаздывала. И Таис увидела знакомую фразу: «Мы – сердечко – тебя».

Что значит сердечко? Любовь, что ли?

3

– Вот теперь все ясно, – сказал Федор, не глядя на Таис, – теперь все встало на свои места.

– Это значит… – Таис не решалась продолжить фразу.

Она даже не решалась думать об этом. Невысказанная, непринятая мысль висела буквально в воздухе. И Федор озвучил ее с режущей ухо безжалостностью:

– Это значит, что вирус не в Моаге, Таис. Вирус в нас. Это мы носители вируса, мы – глюк этой станции. Я еще кое-что нашел. Моаг же все записывал. Все, даже как перерождались и гибли люди. Все записано. Оказывается, раньше на Моаге были не только тепловые датчики, но и голограммные камеры. Мои отец и мать успели улететь на единственном оставшемся челноке. Я так и не понял, что с ними стало. Но дней через десять тут появился крейсер с роботами. Людей не было. Роботы перепрограммировали станцию, загрузили новые программы, привезли новых пятнадцатых, гораздо больше, чем было раньше. Лазерных мечей привезли, парализующих гранат. Я видел, как они сгружали ящики с оружием в одну из кладовых. Они запустили для Моага полностью автоматическую программу. Старые программы заботы о детях они убирать не стали, потому что для этого надо было бы полностью переформатировать станцию, а это дорого и сложно. Они просто замкнули старые программы в круг, чтобы Моаг снова и снова их выполнял. И добавили новые. Станция теперь была ориентирована только на производство. Ну а дети зачинались и выращивались по старым программам, а после вступала в силу новая программа, и детей усыпляли. Как раз в тот момент, когда они достигали полового созревания. В пятнадцать лет. Вот и все, Тай. Нас посчитали, видимо, за животных. За тварей, а не за людей. И потому можно нас плодить, а после усыплять. Как побочный продукт производственной станции. Как крыс, которые размножаются на складах, а после их травят. Люди на станцию не заходили, все делали только управляемые роботы. Так что по меркам людей тут все в порядке. Станция работает, производство налажено, крейсеры приходят. Даже привозят еду и вещи для детей – потому что все это в программах Моага. Чтобы не было сбоев в программах и в производстве, потому что, сама знаешь, для Моага дети – это приоритет. Выполнение основных программ – это приоритет. Рождение и сохранение детей – основные программы. А уничтожение подростков – это, видимо, уже добавленные. Второй этап программ. И Моаг их выполняет.

– Значит, на Земле знают, что у нас произошло? – спросила Таис, все еще пытаясь понять то, что уже давно понял Федор.

– Про Землю не знаю, но люди, приславшие роботов и регулярно отправляющие крейсеры, – они знают точно.

– Ты же их не видел, этих людей.

– Я слышал голоса, когда люди управляли роботами. Голоса с точек связи у роботов. Смотрел запись. Думаю, что это люди. Хотя, кто его знает…

– Значит, для людей мы уже как бы… и не люди… что ли?

– Видимо, так.

– А что твой отец говорил про любовь?

– Что не изменяется только тот, кто любит.

– Что это за любовь такая? Это то, что заставляло людей заниматься сексом?

– Ну, про секс как раз отец ничего не говорил. Он говорил про эмоциональную привязанность. Помнишь, запись на старых нейтфонах? Знак «сердечко» означает «любовь». Ну, я так думаю теперь. То есть когда люди говорили о любви, они ставили такой знак.

– Почему? При чем тут внутренние органы?

– Не знаю. Это непонятно, но это и неважно. Важно то, что уцелеют только те, кто любит. Так сказал отец. – Федор пожал плечами.

– Тогда мы все обречены, – горько усмехнулась Таис, – никто из нас не умеет любить. Впору искать первые признаки заболевания. Дикие-то уже заболели. Причем все. Какие там признаки, Федь? Отмотай-ка запись…

– Подожди, Тай. – Федор вдруг повернулся к ней и посмотрел в глаза.

От его взгляда по коже Таис побежали мурашки. Непонятное чувство горело в таких знакомых чертах Федора. Все его лицо вдруг засветилось – Таис не могла понять, что это. Мягкий свет нежности, дружбы и еще каких-то чувств – не понять.

– Я понял, Тай. Я многое понял. Ты знаешь, я раньше всегда думал, что мы что-то упустили из истории человечества. Жили наши предки трудно, тяжело. Болели, воевали. Но что-то позволило им прожить много тысяч лет. Что-то удержало человеческую расу от самоуничтожения. И я не мог понять – что. Только сейчас вот, кажется, начинаю понимать… В общем, сложно говорить об этом, Тай. Я думаю, что я люблю тебя. Я это понял только тут, когда слушал своего отца. Я очень сильно люблю тебя, Тай.

Таис смотрела в его глаза, такие близкие, такие знакомые и не узнавала своего друга. Она даже не могла подобрать название тем чувствам, что горели в его взоре. Но слова Федора пронеслись мимо сознания, точно роботы-уборщики, что снуют по коридорам.

– Хорошо, Федь. Но я никого не люблю. Все меня только злят, ты понимаешь? Я злюсь и иной раз готова дубасить всех и крушить все вокруг себя. Что там твой отец говорил про агрессивность? Может, я уже все? Начинаю перерождаться? Может, я уже становлюсь чертом?

– Да подожди ты, не гони. На что ты злишься? Просто подумай сейчас, что тебя злит?

– Ну… то, что все, чему нас учили, оказалось неправдой. Как бы тебе объяснить… все, на что я надеялась и во что верила, – вдруг перестало существовать и работать. И осталась одна пустота. Ни правил, ни Закона. Ничего не работает и ничего не имеет смысла. Бессмысленно все.

– Так это нормально – злиться на это. Я тоже иногда злюсь, и первое время очень злился. На меня ты злишься?

– Нет, Федь. Ты же друг. Ты – мой друг, я не злюсь на тебя.

– А на Эмму?

Таис замерла, закрыла глаза и почувствовала, как стекает по щеке слеза. Мотнула головой и сказала:

– Нет. Теперь мне всех жаль. Мы все погибнем тут, и даже выводить детей со Второго уровня теперь не имеет смысла. Действительно, гуманнее позволить им умереть от инъекций, а не так, как умерли Крендель или Жека. Или превратиться в животное.

– Разберемся с этим. Мы с этим разберемся. Надо рассказать нашим, Тай.

– Федь, обещай мне одну вещь.

– Какую?

– Обещай, что убьешь меня, как только заметишь первые признаки болезни. Не хочу жить фриком. Обещаешь, Федь?

– Ты не станешь фриком, Тай. Ты им не станешь. Моей любви хватит на нас двоих. Ты мне веришь?

Таис через силу улыбнулась и вытерла мокрые щеки.

Глава 8
Эмма. Дверь

1

Нитка причитала как ненормальная. Глаза вытаращены, руки дрожат.

– Я не знаю, что делать. Не помогли лекарства, вообще не помогли! Коля, что же делать-то?

Колька только проснулся, он сидел на матрасе и непонимающе мигал. Эмма тоже спросонок не сразу поняла, в чем дело. Протерла глаза, убрала за спину непослушные волосы, потерла нос.

– Чего ты орешь? – спросила хрипло и раздраженно.

И не поспишь с этими ребятами подземелий.

– Валька рвет с утра. Он вообще не может даже кружку воды выпить. Зеленый стал, на ногах не стоит. Коль, он же умрет так…

– Не болтай. Сейчас посмотрю.

Тут до Эммы наконец дошел смысл того, что говорила Нитка. Лекарства не помогают. Валёк не то что не поправился. Наоборот! Все стало плохо, очень плохо, судя по словам Нитки.

Эмма быстро поднялась, схватила штаны – она спала в пижаме – и, сказав: «Сейчас!» – кинулась переодеваться. У нее у самой задрожали руки, пока натягивала толстовку и застегивала молнию. Если антивирусники бессильны, то это уже не вирус. Это что-то другое. Потому что лекарства помогают против всех вирусов. Против всех, это Эмма точно помнила.

Валька она нашла сидящим на кровати. Голова опущена, руки худые. В комнате все пропахло рвотой, и Эмму саму затошнило, как только она вошла в спальню.

– Валёк, ты как? – спросила осторожно и тут же подумала, что зря сюда пришла. Она наверняка подцепит заразу. Валёк, наверное, сейчас просто рассеивает вокруг себя инфекцию.

И что это за инфекция?

Валёк не ответил. Поднял голову, и Эмма с ужасом увидела, что радужка его глаз стала почти черной и огромной. Белка не видно, одна чернота. Лицо посерело, губы ввалились. Валёк хотел что-то сказать, но язык не повиновался ему, и получилось лишь какое-то мычание.

– Черт бы побрал этих диких! – ругнулся за спиной Колька. – Нашли же заразу, придурки. Валька надо обязательно напоить. Хоть чуть-чуть. У него же обезвоживание, совсем посерел. Иначе он умрет без воды.

Нитка мотнула головой и сказала:

– Я заварила ему чай. Ночью его рвало, но он не будил меня… А утром я встала и увидела, что ему еще хуже… Я думала, что он поправится от лекарств.

Эмма увидела на стуле кружку с еще теплым чаем, взяла ее и приблизилась к Вальку.

– Давай попьешь немного. Ложечку принесите, ребята. Попробуем его напоить с ложечки.

Руки у Эммы все еще дрожали. И зачем она лезет сюда? Надо держаться подальше от Валька, от всей этой компании… Надо вернуться к лону и отсиживаться в каюте… Где угодно, только не тут, на Нижнем уровне…

Нитка сунула чайную ложку, Эмма присела, сказала Кольке:

– Тебе надо будет засунуть его в душ, воняет рвотой невозможно.

После попробовала еще раз заговорить с Вальком:

– Давай еще раз попробуем. Немного попьешь, и все. Давай?

Валёк резко выпрямился, схватил Эмму за запястья, сдавил и рванул в сторону. Кружка полетела на пол, Эмма завалилась, стукнувшись коленями о край кровати. Валёк размахнулся и врезал бы Эмме по голове, если бы его руку не перехватил Колька.

– С ума сошел, что ли? – заорал он.

Валёк накинулся на Колю, но Эмма успела подняться. Вдвоем они еле одолели бушующего друга, уложили на постель. Колька прижал его руки к кровати и велел:

– Нитка, неси веревки или пояса, что там у вас есть! Быстрее!

Нитка, плача, притащила какие-то подтяжки, и Колька ловко связал ноги и руки Вальку.

– Бред какой-то… – пробурчал он, отходя в сторону, и, повернувшись к Эмме, сказал: – Иди вымойся. Я после тебя. Потом тут помою и его переодену. И надо выпить что-нибудь для иммунитета. Давай быстрее!

Эмма кинулась в душ.

Одежду выбросить, в ней ходить уже невозможно. Лон раздобудет новой, если что… И тереть, тереть мылом руки, лицо… Даже нос внутри вымыть мылом…

Глядя, как убегает пена в блестящий от воды сток, Эмма подумала, что Федор все-таки не вернулся. И Таис тоже. Они не пришли, потому что их уже просто нет. Ни Федора, ни Таис. И скоро, видимо, не станет Валька. Что происходит? Что происходит на этой станции?

Эмме казалось, что она перешла на новый уровень игры и все правила поменялись. А те бонусы и жизни, что она заработала раньше, теперь вдруг стали недействительны. Как играть на новом уровне? А уж тем более как выиграть?

Эмма перекрыла рычажки кранов и подумала, что не хочет играть. Вообще не хочет. Убираться надо отсюда, это единственное верное решение. Надо открыть ту дверь, в проеме которой сгорела флешка Федора. Ту самую дверь, за которой могут находиться челноки. Завести челнок и вылететь на Землю. Туда, где есть взрослые, которые смогут помочь.

Вот что надо сделать, и немедленно! Вот прямо сейчас она и пойдет к двери. Нечего больше ждать, надо действовать.

Колька долго возился в комнате Валька, после долго торчал в душе. Вернулся взъерошенный и молчаливый. Сел на матрас, посмотрел на Эмму, спросил:

– Как ты?

– Никак.

– Ясно. Есть будешь?

– После. Давай поговорим. Коль, надо что-то делать.

– Ну да. Надо. Надо пойти и записать имя Ильи на стене памяти в коридоре.

– Почему только Ильи? А Федор? – Эмма произнесла имя Федора и запнулась. Стало горько до невозможности и захотелось орать и пинать все, что подворачивается под руку.

– Я не видел Федьку и Тайку мертвыми. Потому и не верю в их смерть.

– Но они же до сих пор не пришли!

– Мало ли что. Они могут быть ранены, могут застрять где-то в коридорах, закрыться в кладовках. Что угодно может быть. Надо вернуться на Третий уровень за ними. Этим я и собираюсь заняться. Сегодня второй день крейсеров, сегодня еще можно попробовать.

– Ты с ума сошел, Коль? Хочешь тоже погибнуть? Даже не думай, я не пущу тебя.

– Ты не пустишь? – Колька усмехнулся и посмотрел как-то странно, с удивлением и радостью, что ли.

– Не пущу. Ты – мой друг, я за тебя тоже немного отвечаю.

– Ладно, посмотрим. Давай поедим, а там видно будет. Но на Третий уровень надо сходить по-любому. Надо узнать, что с ребятами.

– Хорошо, сходим. Но давай сначала откроем те ангары, помнишь? Которые закрытые. Ту дверь, в замках которой высокое напряжение.

– Зачем? – совершенно искренне удивился Колька.

Эмма понизила голос и сказала:

– Коль, надо выбираться со станции. Надо найти взрослых, надо понять, что тут происходит. Мы пробовали разобраться во всем, попав на Третий уровень, но у нас ничего не вышло. Значит, надо поискать здесь, внизу. Почему дверь закрыта? Не потому ли, что там челноки и выход? Может, поэтому интеллект корабля и заблокировал дверь?

– Думаешь, это сделал Моаг?

– Уверена. Хотя тут много непонятно. Моаг контролирует роботов, и роботы доброжелательны к детям. Опасны только пятнадцатые. Может, глюк в блоке, что отвечает за робототехнику? Может, получится на челноке облететь станцию и найти возможность попасть в серверную?

– Ничего себе, планы у нее… – буркнул Колька, – давай поедим. После посмотрим.

– Я бы вообще улетела на Землю, – вдруг сказала Эмма, – не хочу тут оставаться. Даже возвращаться сюда не хочу.

– Да, я понял, – кивнул Колька и тяжело спрыгнул вниз прямо с верхней ступеньки лесенки.

2

Эмма не заметила вкуса еды. Прожевала все, запила безвкусным кофе. В голове крутилась только одна мысль – о дверях. Что бы она отдала за возможность выбраться со станции? Да что угодно. Десять лет жизни отдала бы, только бы умотать отсюда, чтобы не слышать, как орет привязанный к кровати Валёк, как плачет Нитка. И Катя тоже плачет. Маша, хмурая и растерянная, ругает мальков и велит им сидеть в каюте.

Ни Федор, ни Таис так и не пришли. Колька, может, и тешит себя надеждой, но Эмма очень хорошо понимала: друзья не вернулись, потому что их нет в живых. Моаг убил их. Тела сжег в крематории. Моаг выполняет заданные программы, вот и все. Но кто их задал, эти программы?

– Пойдем посмотрим на дверь? – попросила она, как только Коля перемыл после себя посуду.

– Что, прямо сейчас?

– Почему нет? Проход туда готовить не нужно. Взяли да пошли. Сейчас соберу рюкзак.

– Зачем рюкзак?

– На всякий случай. И планшет возьму. Тоже на всякий случай.

Планшеты лежали в углу каюты сиротливой и никому не нужной стопкой. О них вообще забыли после вчерашних происшествий.

– Сейчас я подготовлю тебе планшет, – сказал Коля.

Возился он недолго. Вскрыл заднюю крышку, подсоединил в один из разъемов флешку, запустил голограммный экран от флешки и, увеличив на нем главную плату, что-то сделал с ней.

– Вот, теперь Моаг не увидит этот планшет, когда он будет работать. Вернее, сигналы услышит, но примет их за сигналы лона.

Эмма кивнула. Восхищаться работой Кольки уже не было сил.

– Говорить никому не станем, куда пошли, да? – спросил Колька, когда Эмма натянула лямки рюкзака на плечи.

Она мотнула головой. А кому говорить? Маше и Нитке? Или Кате, которая с утра ходит, точно сомнамбула, и не реагирует ни на кого?

Поэтому вышли молча. Что-то крикнула вслед Маша, но ни Колька, ни Эмма ей не ответили. Уже шагая по коридору, Эмма подумала, что если за дверью действительно окажутся ангары с челноками, то она с удовольствием уберется с Моага. И никогда больше не вернется.

Пришлось пробираться по трубе, после прыгать вниз, в темноту. Луч фонарика скупо освещал пыль на полу, странные потеки на стенах и оплавленный остаток флешки в разъеме. Следом за Эммой прыгнул Колька, ругнулся, отряхнул штаны.

Эмма хотела напомнить о Законе, но передумала. Вряд ли Закон может защитить от вируса. «Вирус злости» – вот как можно назвать эту заразу. И соблюдение правил от этого не спасает. Вряд ли защитишься от болезни, если просто будешь стараться быть хорошей. Или защитишься?

– Как думаешь подключаться к разъему? – спросил Колька, наведя фонарик на дверь.

– А ты как думаешь?

– Надо вскрыть разъем и посмотреть, что там.

– Давай. Я бы тоже так сделала.

Эмма присела на корточки, наблюдая за действиями Коли. Тот с помощью магнитной отвертки поднял крышку панели, тонкую, полупрозрачную. Вместе с ней выскочил и намертво припаянный оплавок.

Эмма глянула на квадратную, маленькую плату, включила планшет.

– Я хочу попробовать сама, – пояснила Коле.

– Ну-ну. Давай пробуй.

У нее все получилось. Снизить напряжение в цепи не такое уж и сложное дело. Теперь любое устройство, подключенное сюда, не воспламенится оттого, что тут гораздо больше вольт, чем надо.

А дальше даже флешка не понадобилась. С помощью планшета Колька запустил программу, взламывающую файлы замка. Десять минут – и готово. Дверь щелкнула, и створки разъехались в стороны. Исчезли в стене золотистые звезды Моага.

За дверью оказалась темнота. Абсолютная темнота.

– Хорошо бы найти хоть какой-то рубильник, чтобы включить свет, – заметила Эмма.

Вдруг у них над головами послышалось шуршание, вскрик, и за спиной у них приземлился кто-то выскочивший из трубы. Эмма дернулась от неожиданности, оглянулась.

Это был мальчишка. Малек, коротко стриженный, худой и решительный.

– Я с вами, можно? Я точно с вами, вы меня назад не отправите, – торопливо заявил он.

– Ты что, обалдел? – возмутился Колька, – С чего это ты с нами? Это не игрушки тебе, давай возвращайся. Быстро, я сказал!

Мальчишка вдруг присел, мгновенно юркнул между Эммой и Колькой и нырнул в проем двери. Отбежал в темноту и оттуда крикнул:

– А ну, верните меня? А что, слабо, да?

– Вовка, я поймаю и побью. Клянусь собственным планшетом! – закричал Колька.

Эмма, дотронувшись до его плеча, попросила:

– Не ори. Мало ли что за дверью. Мы уже не отправим его назад, бесполезно. И гоняться за ним не будем. Надо сказать ему, чтобы вел себя нормально, не орал и не убегал. Тогда возьмем его с собой.

– Да я прибью паршивца! – буркнул Колька, но уже гораздо тише. После позвал: – Вовик, ты где?

Они зашли за дверь, оглянулись и посветили фонариком. Вовик темноты, видимо, не боялся. Стоял в одном из ответвлений – коридор разделялся на три прохода – и нагло улыбался:

– Я тут. Я слышал, как вы говорили, что хотите улететь на Землю. Я с вами. Я тоже хочу на Землю.

– Болван, – выдохнул Коля, – мы сначала посмотрим, что в этой части уровня. Никуда мы не собираемся лететь. Давай топай назад.

Вовик отступил назад, в темноту, и оттуда прокричал:

– Я не уйду! И не заставите! Я тоже хочу уехать отсюда! А вы решили сбежать. Для меня должно хватить места в челноке, я маленький, много места не займу…

– Вот же дурачок. – Коля направил свет фонарика в лицо Вовки и бросил: – Да топай с нами. Нечего тебе делать – давай, идем с нами. Полазь в темноте и грязище. А Машке я скажу, чтобы отмывала тебя с мылом и дезинфицирующими средствами.

Эмма не стала ничего говорить. Конечно, с Вовиком будет лишняя возня, но не возвращаться же из-за него. И не бегать за ним по непонятным коридорам. Пусть идет, черт с ним… Кажется, она уже сама начинает ругаться…

Они пошли дальше. В этих коридорах было заметно холоднее и пахло странно. Эмма не могла понять, что за запах. Еле уловимый, немного кислый… Или это только кажется?

Коридоры тянулись полукругом, в них попадались странные комнаты, похожие на каюты. Все они были открыты и пусты. В некоторых фонарик Кольки высвечивал кровати без матрасов, столы, стулья и даже выключенные планшеты. Но запустение и пыль – вот все, что можно было там увидеть. Люди давным-давно ушли отсюда, и теперь все эти каюты пустовали.

Склады, широкие коридоры с плотно закрытыми дверями ангаров.

– Надо попробовать открыть один, – проговорил Колька.

Вовик, который все еще держался в некотором отдалении от них, заметил:

– Сейчас? Давайте сейчас откроем. Вдруг там челноки?

– В этих ангарах могут быть челноки. Вполне. Но сначала просто все осмотрим, – ответил Колька, водя фонариком по стенам. – Я не могу понять, зачем закрыли эту часть корабля? Тут вообще ничего нет. Ничего, что бы представляло опасность. Ну, кроме челноков, разумеется. Хотя вовсе не факт, что и челноки тут есть. Потому что все шлюзы устроены на Третьем уровне, там, куда приходят крейсеры.

– Тогда почему вы не открываете?

– Да подожди ты, – отмахнулся Колька, – надо осмотреться сначала.

Эмме вдруг стало страшно. Темно и тихо тут кругом, но кажется, что мрак этот дышит. Вдыхает и выдыхает воздух. Живой мрак, неприветливый, опасный.

«Они здесь… они здесь… они здесь…» – завертелось в голове. Как поставленный на повтор файл с песней. Эмма замедлила шаг, почему-то схватилась рукой за стену. Пальцы коснулись труб, которые в этих коридорах не прятали внутрь. Трубы и еще что-то непонятное.

– Коля, посвети сюда фонариком, – попросила Эмма.

Беспокойный луч запрыгал по стене, выхватил ряды покрытых пылью труб и человеческие кости на них. Кисти рук, длинные кости предплечий. Они просто лежали на трубах, словно кто-то заботливо пристроил их в надежде скоро забрать.

Эмма чуть не заорала от страха, затрясла рукой, которой касалась труб, начала яростно тереть ее о штаны.

– Что это такое? – тут же подскочил Вовик.

– Это человеческие кости, – жестко сказал Коля, – и это значит, что тут погиб человек.

– Отчего погиб? – не унимался Вовик.

Он приблизился к трубам, открыл рот, и его бледное лицо показалось призрачным и нереальным.

– Рот закрой, – не выдержал Колька и пихнул малька в бок, – и не суйся сюда. Это значит, что тут кого-то убили, оторвали ему руки, растерзали тело на части и раскидали по коридорам. Вот что это значит. Возможно, тут хранятся неисправные роботы. Надо быть настороже, друг от друга не отходить.

– Как это – оторвали руки? – промямлил Вовик, таращась на кости так, словно это был новый уровень игры на планшете Валька.

– Ну не сам же человек оторвал себе руки и положил на трубах, чтобы не потерялись. Вот и оторвали, как видишь. Не вопи. Пошли отсюда. Надо быть внимательнее, и все. Эмма, ты в порядке?

– Почти, – еле слышно ответила Эмма.

Она теперь не сомневалась – загадочные «они» все еще здесь. Это «они» убили тех людей, чьи кости ей довелось видеть на Нижнем уровне. И наверняка это не последние кости, которые они найдут.

Все так и вышло. Буквально через несколько шагов под ногами оказался человеческий череп. Полностью истлевший, без волос, с треугольником вместо носа и радостной улыбкой целых зубов.

Вовик опять принялся что-то спрашивать, но Колька толкнул его и зло велел:

– Молчи, а то врежу. Молчи и не тарахти тут. После поговорим. Переступай, если снова увидишь череп. Вдруг это был один из членов команды. Видимо, взрослые тут и находятся. Вернее, все, что от них осталось.

Эмма не говорила ничего. Она еле-еле справлялась с желанием повернуться и бежать отсюда. Бежать без оглядки. Эта мысль буквально сверлила мозг. Пока не поздно, надо сматываться. Пока не поздно…

Широкий коридор вывел к открытым дверям ангара. Створки были опущены до самого пола, от них тянуло холодом, изнутри доносились странные звуки. То ли тихое бормотание, то ли сопение.

Все трое остановились, Коля оглянулся и велел:

– Я первый зайду. После Эмма.

Бледная полоса света поползла по полу и выхватила из темноты нечто странное. В первый момент Эмма даже не сразу поняла, что это такое. Свернувшись клубком, на полу дремали какие-то создания. Большие, больше человеческого роста, невероятно костлявые и совершенно голые. Они напоминали собак – точно так же торчали ребра, чуть покрытые редкой шерстью, точно так же выгибались спины. Но, присмотревшись, Эмма вдруг поняла, что это не собаки. У неизвестных созданий были круглые головы с немного выдвинутой вперед нижней челюстью, широко посаженные и едва прикрытые веками глаза и маленькие, приплюснутые носы. Челюсть казалась самой значительной частью лица. И еще довольно большие уши, расположенные по бокам головы, точно так же, как у людей.

Эмма не успела сказать ни слова, как фонарик в руках Коли поднялся вверх и осветил трем ребятам целый зал, полный спящих животных.

– Один, второй, третий… – тихо проговорил Коля, – вот в кого должен был превратиться Крендель.

Колькины слова громким выстрелом прозвучали в голове Эммы. Ну конечно! Серая кожа, веки без ресниц, рот, лишенный губ… Это очень похоже на первые симптомы болезни… Значит, все взрослые превратились в монстров? И теперь они, дети, тоже в них превращаются? Поэтому роботы убивали всех подросших? Чтобы не стали зверями?

– Они здесь, – тихо произнесла Эмма и почувствовала, как внутри огромной дырой расползся ужас.

– Ничего себе, – тихо пробормотал Вовик и вдруг оступился.

Видимо, что-то попало ему под ноги, он свалился вниз и заорал диким голосом.

Колька тут же ринулся к мальку и зажал ему рот. Но было уже поздно. Ближайшее к ним животное подняло веки и уставилось на Эмму черными глазами без белков. Оно просто вперило в нее взгляд, точно прилипло. Не моргало, не двигалось.

– Бежим! – приказал Колька и дернул Эмму за руку.

Все трое припустили по коридору, громко топая ногами и чувствуя, как ужас замедляет шаги и выворачивает внутренности наизнанку. Только бы выбраться отсюда! Только бы выбраться…

Пронеслись мимо какие-то повороты и развилки. Двери, трубы. Свет от Колькиного фонарика плясал в припадке безумного страха, выдирая из темноты куски коридоров. Где же выход? Неужели они так далеко забрались?

– Куда теперь? – еле пропыхтела Эмма, оглянувшись.

Колька держался за ней, словно прикрывая. Он мотнул головой, выдохнул:

– Теперь прямо.

В горле засаднило, в глазах сгущалась темнота. Эмма остановилась, перевела дух, оглянулась:

– А где Вовик?

Колька тоже остановился. Повел фонариком за спиной. Пустой коридор. Тихо и слышно, как оглушительно стучит собственное сердце.

– Отстал, – проговорил Коля, – ты давай выходи. Прямо-прямо и первый поворот направо. Там будет выход. А я вернусь за ним. Заблудился, наверное…

– Пошли вместе.

Хотелось прибить этого Вовика… Хоть бы с ним было все в порядке. Можно же ведь умереть от ужаса одному в этих темных коридорах.

– Вовка! – тихо позвал Коля. – Вовка!

Эмма явственно услышала громкое шлепанье по железу, а после слабый мальчишеский крик. Рванулась вперед и тут же остановилась. А если на Вовку уже напали? Если эти твари дерут ему горло, как вот совсем недавно Крендель царапал Эмму?

Колька опередил ее, еще раз позвал, и Вовка ответил.

– Я тут, он не пускает меня… – раздалось совсем рядом.

Колька повернул, спустился на пару ступенек вниз, предупредил:

– Ступени тут, не свались…

Бледный свет фонарика запрыгал по рифленым полосам железного пола, продвинулся далеко в темное пространство.

Совсем рядом раздалось яростное шипение, Колька развернул фонарик на звук. Вовка стоял, прижавшись к стене круглого зала, а перед ним, повернувшись корпусом к Кольке и Эмме, подпрыгивала крупная тварь. Наверное, та самая, что смотрела на Эмму тогда, в первом большом зале.

– Пошел вон! – крикнул Колька.

Животное прыгнуло, но движения его были медленными, какими-то вялыми. Будто не хватало сил, или оно – это животное – еще до конца не поняло, чего хочет. Прыжок вышел невысоким, Колька отскочил в сторону, тварь плюхнулась на пол, раскинув лапы в стороны. Колька тут же подскочил к ней и несколько раз двинул фонариком по голове.

Эмма наконец вышла из ступора, приблизилась. Пнуть ногой? А если укусит?

– Что стоишь? – Колька не обернулся. Еще раз стукнул животное по голове и выволок в коридор.

Тут же вернулся обратно, сообщил:

– Сейчас очухается и опять нападет. Пошли быстрее!

Вовик дернулся и вдруг заорал:

– Они тут! Опять!

В проеме двери послышалось ворчание и бормотание. Оглянувшись, Эмма увидела, как луч фонарика осветил показавшиеся в проеме морды животных. Отступила назад, перевела взгляд на Колю. Что теперь? Что делать теперь?

– Держитесь вместе, – велел Колька, – идите сюда. К середине. Надо как-то обмануть их и выбраться к двери.

Он быстро провел фонариком по стенам. Высокий зал, похожий на шлюзовый ангар. Только челноков в нем не оказалось. Несколько широких грузовых тележек, которыми умеют управлять доны. Колька рванулся к тележке, перевернул ее. Эмма и Вовка кинулись за ним. Тележка послужит укрытием, хоть и ненадежным.

Животные замешкались в коридоре. Раздался дикий визг, звук разрываемой плоти, чавканье.

– Жрут своего, того самого, которому я надавал по башке, – пояснил Коля.

Эмму чуть не вырвало. Желудок подпрыгнул к самому горлу. Твари поганые… уроды… чтобы им всем сдохнуть…

– Чтобы они сдохли, – буркнул Колька.

– Смотрите вон туда, – сказал вдруг Вовка.

Эмма подняла голову, луч фонарика послушно переместился на стену, куда указывал малек.

С края стены под самым потолком проходил небольшой железный мостик. К нему, видимо, вели лестницы, но сейчас их не было. Только небольшой обломок.

– Если залезть, то, может, не достанут, – пояснил Вовик.