Текст книги "Волшебное седло"
Автор книги: Ванчо Николеский
Жанр:
Детские приключения
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Партизанское оро
Пока Трайче и Евто добирались до Веляновой поляны, солнце поднялось уже высоко. У поляны громоздилась огромная скала, вся изрезанная пещерами. Вообще-то на Караормане было немало других скал и других пещер, но самая большая, самая просторная из них находилась именно в этой скале. Мацковские крестьяне называли её Вещун-скалой.
Солнце начало пригревать…
Путникам стало жарко, на лбу у них выступил пот. Евто сбросил пиджак и выдохнул:
– Ух, устали мы с тобой, Трайче… Но теперь всё позади: вот и скала.
Усевшись на тёплом камне, Трайче поинтересовался:
– Дядя Евто, почему эту каменную глыбу называют Вещун-скалой?
Евто вытащил из кармана кисет с табаком, набил трубку, сунул её в рот и взял в руки огниво, кремень и трут. Потом приложил трут к кремню и ударил по кремню огнивом. Брызнули искры, и трут задымился. Евто поднёс тлеющий трут к трубке, несколько раз глубоко затянулся и, наконец, раскурил её. Затем, помолчав, стал рассказывать:
– Когда-то, в давние времена, жил на свете один македонский царь. В Охриде у самого Синего озера были у него прекрасные дворцы. Царь очень любил охотиться. И вот как-то раз приехал он в Караорман поохотиться на диких кабанов. Здесь, вот у этой скалы, присел он на минутку, перекусил, попил из родничка прозрачной студёной воды и принялся расхваливать удивительную красоту Караормана. В память об этой охоте приказал он своим людям выбить на скале письмо. Вот потому-то и стали называть ее крестьяне Вещун-скалой… Время шло. Царь давным-давно умер, письмена на скале стёрлись, а само название сохранилось до наших дней. Вот такие-то дела…
Отдохнув, Трайче и Евто встали с камня и пошли вверх. По дороге Евто спросил вдруг у Трайче:
– А ты знаешь, зачем мы сюда идём?
– Конечно, знаю. Валить деревья.
– В этом ты, разумеется, прав, – продолжал Евто. – Но это ещё не всё.
– Не всё? Расскажи! – попросил Трайче.
– Хм… Сегодня утром повстречал меня командир бригады и приказал нам с тобой прийти на склон, что находится над Вещун-скалой.
– Зачем я ему понадобился?
– Он сам тебе скажет зачем, – прищурился Евто.
Потом затянулся трубкой, откашлялся и наконец сообщил Трайче необыкновенную новость:
– Утром собрались мы, крестьяне, все вместе и порешили сообща отстроить тебе дом.
Услыхав об этом, Трайче до того растерялся, что не смог вымолвить и слова…
Вскоре они подошли к скале. Из-за могучих буков на них смотрели стволы двух винтовок.
– Стой!
Трайче и Евто тут же остановились.
– Кто идёт?
– Крестьяне из Мацково. Мы к вашему командиру по вызову, – ответил Евто.
– Пароль!
– Кр ушево! [15]15
Кр ушево– город в Македонии.
[Закрыть]
– Карабин! – отозвался часовой и повёл их на базу.
Они миновали Вещун-скалу и вышли на зелёный склон, где прямо на траве, под высокими буками отдыхали партизаны. Один из них, лежавший в тени густого дерева, встал, одёрнул китель, ладно сидевший на его стройной фигуре, и направился к ним. Это был Планинский. Вслед за командиром к гостям потянулись со всех сторон и другие партизаны.
Оглядев их, Планинский скомандовал:
– Бригада, по батальонам и поротно стройся!
Не прошло и минуты, как вся бригада выстроилась. Трайче удивился: впервые он увидел, что партизан так много. Среди них стояли и его земляки: дядя Ангеле, например, или те, что избежали с помощью партизан немецких лагерей. Во главе одной из рот стоял Федерико. Он весело подмигнул Трайче и улыбнулся.
Планинский, растягивая слова, подал новую команду:
– Бри-га-да, смир-но!
– Первый батальон, смир-но! Второй батальон, смир-но!.. Третий батальон… – пронеслось по бригаде, и все бойцы замерли в строю.
Тогда комиссар бригады вышел вперёд и произнёс чётко и внятно:
– Бригада, слушай приказ!
Переведя дыхание, он стал читать:
ПРИКАЗ
Вчера в бою с фашистскими захватчиками у деревни Мацково наш связной Трайче Таневский проявил подлинный героизм. Во время боя он под градом пуль подносил к нашим боевым порядкам ящики с боеприпасами. За проявленную беспримерную храбрость связному Трайче Таневскому объявляю благодарность и рекомендую всем бойцам и командирам брать с него пример, как с истинного патриота, отдающего все свои силы для освобождения нашей родины.
Смерть фашизму! Свободу народу!
Командир бригады Планинский.
Комиссар подошёл к Трайче, крепко пожал ему руку и поздравил его. Так же поступил и командир, а потом скомандовал:
– Бригада, воль-но! Разойдись!..
Партизаны подбежали к Трайче и стали его качать, а неугомонный Федерико крикнул:
– Эй, ребята, давайте станцуем оро в честь Трайче!
Весело рассмеявшись, партизаны тут же взялись за плечи.
Оро повела медсестра Стевка. Вместе с ней в полукруге танцоров оказались ещё несколько партизанок, недавно вступивших в бригаду.
– Пусть ведёт оро Трайче! – выкрикнул Горян.
– Трайче, иди вперёд! – подбодрил мальчика Огнен.
К Трайче подскочила Стевка, схватила за руку и подтолкнула вперёд. Он смутился, покраснел, но упираться не стал.
По склону разлилась задорная песня:
Ухожу я, мама, в партизаны
По зову сердца на бой священный…
Плавно и стремительно неслось по кругу партизанское оро… Взволнованный, взбудораженный, захваченный вихрем танца, Трайче танцевал самозабвенно. Ощущение радости, душевного подъёма и признательности к этим людям с красными звёздочками на пилотках охватило его…
Когда танец кончился, Планинский отвёл Трайче и Евто в сторону и тихо сказал:
– Тебе придётся, Трайче, выполнить одно важное задание. Сумеешь?
– Я готов, товарищ командир! – вытянулся Трайче.
– Вот и отлично! Тогда завтра утром ты станешь молочником.
– Что? Молочником?.. – удивлённо протянул Трайче. – Значит, я уже не связной?
– Ошибаешься, Трайче. Ты по-прежнему связной, но, чтобы пробраться в тыл врага, тебе придётся стать молочником. До сих пор ты был продавцом дров, ну, а завтра будешь торговцем молока. Только и всего.
– Как это? – всё не понимал Трайче.
– А вот так… – принялся объяснять ему командир. – Дядя Евто даст тебе рано утром бидон молока. Ты сядешь верхом на Дорчо, поедешь в Стругу и там, на улицах, будешь продавать молоко. Но учти: непременно загляни к Тале. В седле будет спрятано письмо, и дядя Тале передаст через тебя ответ.
– Теперь всё понятно, товарищ командир, – отчеканил Трайче.
Планинский взял листок бумаги и быстро написал:
Дорогой Тале!
На днях мы вели бой в Мацково. Немцы удрали, и тем не менее спасти деревню не удалось: они обстреляли её зажигательными снарядами. Мацково сожжено почти дотла. Теперь у нас уже не батальон, а целая бригада. Торчать в горах, признаться, надоело. Так что не удивляйся, если в скором времени мы нагрянем в город. Но для этого необходимо иметь схему расположения немецких укреплённых пунктов и траншей. Желательно знать, хотя бы примерно, какими силами располагают немцы в городе. Если сможешь раздобыть такую схему и другие данные, то зашей их в седло. Привет от всех.
Планинский.
Он подошёл к Дорчо, привязанному в сторонке к буку, спрятал в седле письмо и попрощался с Трайче и Евто.
Напоследок Планинский напомнил Евто:
– Не забудь о Трайчевом доме!
– Конечно, не забуду, – засмеялся Евто.
Когда они спускались с Вещун-скалы, до их слуха донеслась песня. Это пели партизаны:
Пой, пой, мой Караорман,
Караорман и Соловей-гора…
Песня всё ширилась, звенела и разносилась далеко-далеко над буковым неоглядным лесом.
Маленький продавец молока
Когда взошло солнце и окрасило своими золотисто-розовыми лучами спокойные воды Охридского озера, на улицах Струги раздался весёлый голос:
– Эй, люди! Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!
По улицам города, ведя на поводу серую небольшую лошадку, шагал мальчик в крестьянской одежде и на все лады расхваливал овечье молоко. Горожане, удивлённо оглядывая маленького продавца, недоумевали: ведь с той поры, как немцы водворились в городе, молочники появлялись здесь очень редко.
А молочник, не переставая зазывать покупателей, свернул направо и пошёл вдоль Дрима.
В прозрачной воде то и дело мелькали рыбёшки самых разных оттенков. Их поблёскивавшая под солнцем чешуя отливала серебром.
– Эй, молочник! – крикнула из-за ворот какая-то турчанка в парандже.
Трайче подошёл к воротам. Турчанка, спрятавшись за створкой двери, протянула ему деньги, кастрюлю и сказала:
– Налей литр!
Молочник сунул деньги в карман, взял кастрюлю и налил в неё молока. Турчанка забрала кастрюлю и захлопнула дверь. Мальчик пошёл дальше, на ходу выкрикивая:
– Молоко! Сладкое овечье молоко!
– Да это же Трайче, чёрт побери! – раздался за спиной чей-то знакомый голос.
– Я, – машинально откликнулся Трайче и оглянулся.
Позади него стоял Тале.
– Смотрите-ка! – удивлённо рассмеялся он. – Был заправским продавцом дров и вдруг заделался торговцем молока! Откуда ты взялся?
– Да вот, иду к тебе, – едва слышно проговорил Трайче. – Отведи к себе мою лошадку и там, в седле, найдёшь письмо. Прочти его и обязательно напиши ответ. Когда распродам молоко, зайду.
Тале, ни слова не говоря, взял под уздцы Дорчо и пошёл вместе с ним вдоль Дрима, а Трайче опять принялся горланить:
– Покупайте свежее молоко! Свежее овечье молоко!
С Нижней улицы, прямо ему навстречу, шли трое немецких солдат. В руках у них поблёскивали винтовки.
Не обращая на них внимания, Трайче спокойно шёл своей дорогой и без устали выкрикивал:
– Покупайте молоко! Сладкое овечье молоко!
Подойдя к нему вплотную, немцы остановились и оглядели его с ног до головы. Трайче, будто не замечая их, усердно зазывал покупателей. Немцы, о чём-то поговорив, зашагали дальше, а Трайче тут же свернул за угол.
По мосту через Дрим двигались тяжёлые немецкие танки. В открытых люках, высунувшись до пояса, стояли офицеры в касках.
Вскоре Трайче был уже возле дома Тале. Незаметно прошмыгнув в ворота, он вошёл во двор и увидел там самого хозяина.
– Знаешь, дядя Тале, – зашептал он ему на ухо, – вчера мы дрались с немцами у Мацково. Они подожгли деревню, но занять её так и не смогли.
– Я знаю об этом из письма. Ну, а ты где тогда был?
– Как – где? – выпрямился Трайче. – Подносил боеприпасы партизанам и за это получил благодарность в приказе. Командир построил бригаду, а комиссар зачитал приказ перед строем.
– Молодчина, Трайче! – одобрительно похлопал по плечу мальчика Тале. – Нравишься ты мне. Так что будь уж таким, каким был твой отец. Во время демонстраций в Белграде он всегда шёл во главе колонны бастующих и, высоко неся знамя, во весь голос выкрикивал: «Лучше смерть, чем рабство!»
– Ну, а потом что было? – как заворожённый спросил Трайче.
– О твоём отце, о забастовках рабочих можно рассказать немало, – продолжал Тале. – Это долгая, мучительная и кровавая история борьбы рабочих за право быть людьми, но сейчас у нас нет времени, нынче не до рассказов. Тебе надо как можно скорее привезти ответ Планинскому.
– А письмо готово?
– Разумеется, готово. И даже зашито в седло Дорчо.
– Хоть и неловко тебе говорить… – замялся Трайче, – но у нас дома нет ни капли керосина. Вот мама и просила меня раздобыть его где-нибудь.
– Н-да… Керосина у меня нет, но есть бутылка бензина. Могу тебе ее отдать.
– А зачем мне бензин? Ещё и сам нечаянно сгоришь.
– Ерунда! Им прекрасно можно пользоваться. Только в лампу с бензином надо добавить столовую ложку соли. Такая смесь будет гореть лучше твоего керосина.
– Я и не знал… – обрадовался Трайче.
Закрепив с одной стороны седла пустой бидон из-под молока, а с другой – котомку с бутылкой бензина, Трайче простился с Тале и двинулся со двора.
– Передай привет товарищам и береги себя, – вполголоса проговорил Тале.
– Не волнуйся, дядя Тале. Всё будет в порядке. Не впервой! – улыбнулся Трайче и выехал на улицу.
На окраине города он опять столкнулся с теми же немецкими патрулями, которых видел ещё утром. Один из солдат остановил Трайче, обыскал и даже вывернул все карманы. Найдя тридцать леков [16]16
Лек– мелкая албанская монета.
[Закрыть], он отобрал у него деньги. Другой солдат заглянул в бидон, третий приподнял седло, а потом жадно схватил бутылку и воскликнул:
– Шнапс!
Переводчик, сопровождавший патрулей, спросил у Трайче:
– Это водка?
– Нет, керосин, – буркнул в ответ мальчик.
Немец понюхал пробку, поморщился, сплюнул от досады и недовольно махнул рукой: проваливай подобру-поздорову.
Исподлобья оглядев немцев, Трайче уселся верхом на Дорчо и поехал по дороге.
У постоялого двора
В километрах двадцати от Струги, на полпути к Д ебарце, виднелся на шоссе маленький, весь прокопчённый постоялый двор.
В низкой комнате стояло несколько расшатанных столов со скрипучими стульями и бочонки с вином. На прилавке были расставлены в ряд рюмки и стаканы для вина. На полках сложены стопками женские полушалки, носовые платки, длинные нитки дешёвых бус, стёкла для керосиновых ламп, катушки ниток и прочие незатейливые товары.
На противоположной стене висели на гвоздиках резиновые опинки, ремни, кепки, залатанные солдатские башмаки и кое-какое старое тряпьё.
Хозяин постоялого двора П етко занимался ещё и огородничеством. За домом приткнулся небольшой огородик, где росли помидоры, перец, лук, капуста и даже цветы.
Раньше постоялый двор мало приносил Петко дохода, но с начала войны дела у него пошли в гору. Особенно с той поры, когда в Македонии обосновались немцы и итальянцы. Все немецкие и итальянские шофёры, перевозившие по шоссе боеприпасы и продовольствие, непременно останавливались у постоялого двора и пропускали там стаканчик вина. Частенько они привозили Петко разные награбленные в Албании товары и высыпали их прямо в мешок, получая в обмен несколько бутылок водки или вина. Шофёры не скупились: ведь товары эти попадали в их руки даром!
Вот так-то и стал обогащаться Петко. Вскоре у него появилось брюшко, да и сам он округлился.
– Для кого война, а для кого и мать родная! – хмуро поговаривали крестьяне.
Когда Трайче подъехал к постоялому двору, то возле него в сопровождении трёх мотоциклов стояли несколько грузовиков, аккуратно укрытых брезентом.
Немецкие шофёры и мотоциклисты торчали у прилавка и распивали вино. На шоссе не видно было ни единой души.
Когда Трайче поравнялся с задним грузовиком, его вдруг осенило. Он спрыгнул с лошади, схватил бутылку с бензином, вытащил пробку, оглянулся вокруг и выплеснул бензин прямо в кузов грузовика под брезент.
Потом вынул из кармана коробку спичек, чиркнул ею и бросил в кузов. Бензин мгновенно вспыхнул… Трайче стремглав подбежал к Дорчо, вскочил в седло и погнал лошадь по шоссе.
Отъехав подальше от постоялого двора, он обернулся. Грузовик был весь охвачен пламенем. Трайче радостно улыбнулся и помчался прочь.
В ту минуту, когда он уже свернул на узкую лесную тропку, вдали громыхнул взрыв. Земля дрогнула… Оглушённый, Трайче чуть было не свалился с лошади. Потом, покачиваясь, неторопливо поехал дальше…
Чистый горный воздух освежил его. В лесу на все лады распевали птицы. Где-то далеко рассыпались руладами неугомонные сверчки:
«Жа-ра – ду-хо-та!.. Жа-ра – ду-хо-та!..»
Трайче ещё раз глубоко вздохнул этот живительный горный воздух и почувствовал себя удивительно спокойно и радостно.
Подъехав к своему дому, Трайче удивился. Наверху, на уцелевших от пожара стенах, стояли и сидели крестьяне во главе с дядей Евто и укладывали новые балки и стропила.
– Ну, как дела, молочник? Распродал своё молоко? – крикнул ему сверху Евто.
– Молоко-то я распродал, да отобрали у меня немцы всю выручку.
– Ах, собаки! – выругался Евто.
– Но я не остался в долгу! – похвастался Трайче.
– И что же ты сделал?
– Что сделал, скажу после, когда ты спустишься вниз, – засмеялся Трайче и вошёл в дом, где мать уже готовила полдник для мастеров.
Немного погодя раздался голос Евто:
– Танейца! Как дела у тебя с полдником?
– Потерпите ещё минутку. Скоро всё будет готово.
– Поторопись, поторопись, хозяюшка! А то у нас животы подвело от голода, – добавил какой-то крестьянин, сидевший на стропилах рядом с Евто.
В очаге, на двух больших булыжниках, стоял на огне горшок с фасолью. Мать выложила на тарелку прямо из горшка несколько ложек разбухшей горячей фасоли, взяла три стручка варёного красного перца, растёрла Их вместе с фасолью и в качестве приправы снова бросила в горшок. От перца фасоль в горшке сразу покраснела.
Потом мать приподняла доску над подземной кладовкой и вытащила оттуда чистое покрывало. Расстелив его на земле, она разложила на нём ложки и тарелки, нарезала ломтями кукурузный и ржаной хлеб и позвала мастеров:
– Эй, работники! Полдник готов! Слезайте быстрее.
Уговаривать строителей не пришлось. Они спустились вниз, вымыли руки и, скрестив ноги, уселись вокруг покрывала. Мать разложила фасоль по тарелкам и раздала их мужчинам. Увидав фасоль, Евто удивился:
– Где ты отыскала фасоль? Разве она не сгорела в доме?
– Нет, не сгорела, – улыбнулась мать. – Я её хорошенько припрятала. Да и не одну фасоль, но и хлеб, и муку, и даже кое-что из вещей…
– Хм… И где же ты припрятала всё это?
– Разве о таких вещах спрашивают?
Строители, а вместе с ними и Трайче, заработали деревянными ложками.
– Фасоль ты, фасоль – наша еда! – приговаривал, посмеиваясь, Евто. – Без перца да без тебя нам обойтись никак нельзя! Это же наше любимое македонское кушанье. Даже самое богатое угощение не обходится без фасоли.
– Неужто нельзя обойтись без нее? – усомнился один из строителей.
– Значит, нельзя, – уверил его Евто. – Недаром один отуреченный македонец сказал в своё время: «Из-за фасоли я веру свою поменял, но избавиться от фасоли так и не смог».
– Почему же он так сказал? – заинтересовался Трайче.
– А вот почему, – принялся объяснять Евто. – Когда-то давно, ещё во время турецкого владычества, жил на свете один бедный македонский крестьянин. Питался он, бедняга, одной только фасолью. Сегодня – фасоль, завтра – фасоль… Словом, опротивела она ему до невозможности. Вот тогда-то он и сказал себе: «Хватит с меня фасоли. Видеть её не могу. Поменяю-ка я лучше веру и превращусь в турка. Ведь турки-то что едят? Баклаву, татлин, рахат-лукум и всякие там прочие восточные сладости». Сказано – сделано… Все преподнесли новоиспечённому турку разные подарки: один принёс феску, другой – пояс, третий – халат… Одним словом, одарили его на славу. И в тот же день он был приглашён на званый ужин. Вот уселись все вокруг софры, и на первое блюдо подали… фасоль! Удивился бедняга и сказал со вздохом: «Эх, фасоль, фасоль, веру я из-за тебя поменял, но избавиться от тебя не смог».
Когда Евто кончил рассказывать, Трайче задумчиво протянул:
– Смешная история…
– Таких историй у Евто целый короб! – засмеялась мать.
Пополдничав, Евто встал, поблагодарил хозяйку и сказал:
– Нам, Танейца, ещё нужны балки. Так что вечером мы с Трайче поедем в Караорман, там заночуем, а поутру привезём балки.
– Только смотри, как бы мальчик не простыл. Ночи сейчас холодные.
– Можешь не беспокоиться: ведь едет-то он со мной. Лучше дай ему одеяло, а в лесу мы сразу же разожжём костёр, и тогда никакой холод нам не страшен.
– Ежели так, пусть едет, – согласилась мать.
Она дала сыну одеяло, и Трайче с Евто, усевшись на лошадь, зарысили к Караорману.
Ночные костры и невидимые птицы
Солнце уже скрылось за верхушками высоких буков, когда Трайче и Евто подъехали к Вещун-скале. Откуда ни возьмись, перед ними выросли двое партизан с автоматами в руках. Узнав крестьян, они повели их дальше по едва заметной тропке.
Впереди шли партизаны, за ними Евто и Трайче, а позади плёлся Дорчо. Хотя до ночи было далеко, в лесу становилось всё темнее и сумрачнее.
Пройдя ещё немного, они оказались у высокой отвесной скалы. В этих местах Трайче никогда не бывал. Хоть он и много разъезжал по Караорману, в такую глушь не забирался.
– Вот здесь и находится штаб бригады, – шепнул ему на ухо Евто.
У входа в пещеру стояли часовые. Среди них был и Огнен. Завидев их, Огнен крикнул:
– Товарищ командир, пришли Трайче и Евто!
– Пусть входят и прихватят с собой седло, – раздался из глубины пещеры голос Планинского.
Евто привязал Дорчо к буку, снял седло, подхватил его под мышку и вошёл вместе с Трайче в громадную пещеру, ярко освещённую двумя электрическими лампочками.
Под их ярким светом стоял на земле какой-то серый, весь оплетённый проводами ящик с прорезями. Ящик монотонно гудел, а в самой его середине мигали маленькие зелёные и белые лампочки.
Рядом с ящиком сидел на корточках какой-то незнакомый Трайче человек.
Все расселись на скамейках, сколоченных из буковых брёвен.
– Видать, устроились вы прямо по-господски, – протянул Евто, разглядывая просторную пещеру. – Даже электричеством обзавелись. Ну точь-в-точь как в городе!
– Что верно, то верно, – ухмыльнулся Горян. – Раздобыли аккумулятор, вот он и освещает наш весь «дворец», да ещё и радиостанцию питает…
– Товарищ командир, Трайче и Евто принесли с собой волшебное седло, – вмешался в разговор Огнен.
– Ну-ка, давайте посмотрим, что в нём новенького! – нетерпеливо воскликнул Планинский.
Он сам подпорол подкладку седла и вынул оттуда большой лист бумаги, чем-то напоминающий топографическую карту. На листе были нарисованы какие-то квадратики, стрелки, числа и множество других непонятных Трайче знаков.
– Вот это здорово! – радостно потёр руки Планинский. – Теперь у нас есть всё, что мы хотели знать. Это же схема всех укреплённых рубежей, всех важнейших оборонительных сооружений и объектов противника в городе.
– А что это за штука? – вполголоса спросил Трайче у Горяна, кивая в сторону серого ящика.
– Это, дружок, радиостанция, – объяснил ему Горян. – С её помощью мы поддерживаем связь с командованием и союзниками.
Тем временем в лесу совсем стемнело.
– Как поживает Струга? Трудно было туда пробраться? Молоко-то хоть продал? – улыбаясь, спросил у Трайче Планинский.
– Конечно, продал. Но когда возвращался обратно, немцы отобрали у меня все деньги.
– Как же ты допустил, что тебя подчистую ограбили? – пошутил Планинский.
– А что мне оставалось делать, товарищ командир! – обиженно воскликнул Трайче. – Ведь пистолета-то у меня не было!
– Ха-ха-ха! – рассмеялся тот. – О пистолете ты не беспокойся. В своё время будет у тебя и пистолет, и автомат. Без оружия куда легче выполнять задания.
– А знаете, товарищ командир, я всё-таки тоже не остался в долгу.
– Каким образом?
– А вот каким! Дядя Тале дал мне вместо керосина бутылку бензина. Когда немцы отняли у меня деньги, я, конечно, разозлился. Подъехав к Петковому постоялому двору, я увидел стоявшие на шоссе три немецких грузовика. Немцы сидели в корчме и потягивали вино. Я незаметно облил один грузовик бензином, поджёг его, а сам сел на Дорчо и помчался во всю прыть. Когда же свернул в лес, грузовик взорвался. И так грохнуло, что у меня даже и сейчас в ушах звенит.
– Ну и молодчина! – воскликнул Горян.
– Верно, наш Трайче – просто герой! – поддержал его Евто.
В это время заработала радиостанция.
Радист принял текст и подошёл к Планинскому:
– Товарищ командир, командование сообщает, что самолёты союзников уже вылетели.
– Внимание! – распорядился Планинский. – Немедленно бегите на поляну и разложите там костры.
Несколько партизан, в том числе Горян, Огнен и сам Планинский, торопливо вышли из пещеры и стали пробираться средь буков к поляне. Следом за Планинским, освещавшим путь карманным фонариком, спешили Трайче и Евто.
Наконец все добрались до поляны. Стояла глубокая тишина, ни шума ветра, ни шёпота ветвей… Луна ещё не взошла, и мириады звёзд заливали своим мерцающим светом безоблачное ночное небо.
Где-то далеко внизу, стремительно падая с каменных круч Караормана, бешено бурлила горная река.
Со стороны Дебра донёсся еле слышный гул самолётов. Гул нарастал, приближался и слышался всё явственнее и явственнее.
– Подлетают, товарищ командир! – не удержался Горян.
– Только бы их не пропустить! – добавил Огнен.
– Живо зажигайте костры! – приказал Планинский.
И, словно по мановению волшебной палочки, на поляне разом вспыхнул десяток костров. Стало светло как днём. А самолёты всё приближались, и их моторы звенели, казалось, уже над головой. Трайче с нетерпением ждал, как развернутся дальше события.
Самолёты пролетели над кострами, выложенными буквой «Т», сделали круг и, как ни странно, улетели.
– Ну как, повидал невидимых ночных птиц? – тихо спросил Горян у Трайче.
– Может, они ещё и не наши, – усомнился Огнен.
– Спокойно, друзья. Имейте терпение! – пресек неожиданную полемику Планинский.
Не прошло и минуты, как самолёты вернулись назад и стали медленно кружить над кострами. Планинский выхватил из-за пояса ракетницу и выстрелил вверх. Зелёная ракета высоко взмыла в небо и на лету стала медленно гаснуть. Заметив ракету, самолёты опустились ещё ниже, и вдруг от них начали отделяться какие-то большие зонты.
– Всё в порядке, – с облегчением вздохнул Планинский. – Выбрасывают парашюты с грузом…
На поляну, глухо ударившись о землю, упал один парашют, второй, третий… Вскоре вся поляна покрылась парашютами.
Выбросив груз, самолёты развернулись и ушли к далёким горам. Рёв их моторов медленно растворялся в ночи и скоро совсем затих.
Выставив охрану возле выброшенного груза, Планинский распорядился:
– Горян, завтра утром нужно всё это собрать.
– Слушаюсь, товарищ командир! – козырнул Горян и исчез в непроглядной темноте.
Планинский, Огнен, Евто, Трайче и другие партизаны вернулись в штаб.
– Передайте союзникам, что весь груз выброшен точно в указанном месте, – обратился к радисту командир.
Радист, выслушав приказ, тут же застучал ключом и спустя некоторое время доложил:
– Готово, товарищ командир! Шифровка передана по назначению.
Из небольшого котла, стоящего поодаль, партизанский повар налил две миски супа и подал их Евто и Трайче. В жирном супе плавали небольшие кусочки мяса:
– Ешь, Трайче! Налегай на трофейные консервы, – улыбнулся Огнен.
Наевшись, оба они улеглись на соломе в пещере, накрылись с головой одеялом, которое дала Трайче мать, и преспокойно уснули.