Текст книги "Волшебное седло"

Автор книги: Ванчо Николеский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 7 страниц)

Зелёные палатки

Трайче, как обычно, привёз дрова дяде Тале и теперь возвращался домой. На сей раз вместе с ним ехал и дядя Ангеле. На дороге, ведущей из Струги к Охриду, на большой поляне у самого озера, раскинулся целый городок из зелёных палаток. Рядом с палатками, укрытыми для маскировки под раскидистыми зелёными ивами, стояло несколько грузовиков.

Сегодня здесь происходило что-то необычное. В обмен на продукты итальянцы отдавали крестьянам свои серые рубашки, майки, носки и даже новенькие солдатские ботинки.

Подъехав к палаткам, Трайче и Ангеле привязали коней и подошли поближе.

Вдруг один из крестьян поздоровался с ними. Взглянув на него, Трайче чуть не ахнул. Да и как тут было не ахнуть, если крестьянином этим был не кто иной, как Горян.

– Ух ты! Ну и здорово ты переоделся, нипочём не узнаешь!

– Тсс… – приложил палец к губам Горян. – Сегодня меня зовут не Горяном, а П етко.

– Скажи, пожалуйста, а что здесь происходит? На что это похоже? – спросил Ангеле, присматриваясь к этому невидимому доселе торжищу.

– На что похоже? На капитуляцию, – усмехнулся Горян и отвёл их в сторонку. – Итальянское правительство пало. Муссолини поднял лапы кверху.

– Значит, сломалось у оси одно колесо, – засмеялся Ангеле.

– Верно, сломалось, – подтвердил Горян. – Теперь Гитлер остался в одиночестве, раз Муссолини вышел из игры…

– Эх, скорее бы развалилась вся их подлая повозка!.. – вздохнул Ангеле.

– Ничего, наступит и такой день, – уверил его Горян. – Непременно наступит.

Посмеявшись, они все трое подошли к палаткам.

Горян вынул из котомки несколько штук яиц и показал их какому-то итальянскому солдату с бородкой.

– Я дам тебе рубашку за эти яйца. Согласен? – спросил у Горяна солдат по-итальянски.

– Хорошо, – согласился Горян и получил взамен совсем новую рубашку.

– Гляди-ка, уже рубашкой обзавёлся, – насмешливо протянул Ангеле, поглядывая на Горяна.

– Да брось ты болтать… Не за рубашкой же я сюда пришёл. Неужели не понятно?

– Знаю, знаю… Не обижайся. Прекрасно понимаю, зачем ты сегодня здесь.

Вдруг у крайней палатки запела труба, зовущая солдат на обед: та-ти-та-ти! та-ти-та-ти!

И все они торопливо побежали к котлу за своей порцией супа.

– Ночью и мы угостим их отменным супом, – улыбнулся Горян.

Распрощавшись с Горяном, Ангеле и Трайче уселись на своих коней и поехали к деревне.

По дороге Ангеле заметил:

– Ночью наши партизаны нападут на них и отобьют оружие. Но учти, Трайче: молчок!

Мальчик кивнул головой.

А дорога бежала всё вперёд и вперёд…

Кладовка под землёй

Как-то раз вечером мать подошла к Трайче и сказала:

– Нам, сынок, нужно заняться одним важным делом.

– Каким делом? – удивился Трайче.

– Давай-ка сначала поужинаем, а потом скажу, – загадочно ответила мать и зажгла лампу.

Усевшись у софры, они принялись за ужин. Лампа, заправленная нефтью, нещадно коптила и еле-еле освещала комнату желтоватым светом. И всё-таки это было лучше, чем лучина. Поглядывая на коптящую лампу, Трайче невольно вспомнил о Федерико, о его переходе к партизанам, о бое у моста… Так хотелось рассказать обо всём этом матери, но… но он промолчал и только глубоко вздохнул.

После ужина мать убрала софру и сказала Трайче:

– Принеси лопату и кирку.

– Зачем они тебе?

– Когда принесёшь, тогда и узнаешь.

Пожав плечами, Трайче вышел во двор и через минуту вернулся домой с лопатой и киркой.

– Вот, принёс, – сказал он.

Пристально посмотрев на него, мать печально и серьёзно сказала:

– Трайче, ты уже большой и хорошо понимаешь, что время сейчас трудное и опасное. Нам надо выкопать в доме яму. И вот почему. Если в деревню придут немцы, то оберут нас до нитки или же всё сожгут. Поэтому всё ст оящее нужно спрятать в яму и присыпать её землёй. Это единственный выход.

Подумав, Трайче решил, что мать права. И всё же он спросил:

– Ну, а другие? Они сделают так же?

– Другие? – усмехнулась мать. – Другие, не в пример нам, уже давным-давно сделали это. И дядя Ангеле, и Новевы, и Николевы, и Шияковы – все зарыли своё добро в землю.

Не задавая больше вопросов, Трайче повесил лампу на стену, и они принялись за работу. Копать было нелегко, и вскоре на лбу у Трайче выступили крупные капли пота.

Но как бы то ни было, они выкопали глубокую и широкую яму. Потом, достав доски, уложили их над ямой, забросали землёй, а землю хорошенько утоптали.

– Вот и всё, – с облегчением вздохнула мать. – Совсем незаметно, что внизу у нас настоящая подземная кладовка. Разве не так?

– Конечно, так. Ни за что не догадаешься, – согласился с матерью Трайче. – Но кто тебя этому научил?

– Эх, сынок, молод ты и пока ещё многого не знаешь. Ведь так поступали ещё очень давно, в 1903 году, когда мы восстали против турок. А теперь опять вспомнили про эту немудрёную уловку.

Потом она расстелила на полу циновку, набросила одеяло и обратилась к Трайче:

– Ну, а теперь можно и спать ложиться…

Ненавистные гости в Мацково

В тот день Трайче снова отправился в Стругу, передал письмо дяде Тале, получил от него ответ и двинулся обратно.

На пути он завернул в большое село, раскинувшееся в долине, купил там два к утела [10]10
  К утел– мера веса, равная 29 килограммам.


[Закрыть] пшеницы и отвез её на помол на Кривую мельницу.

Уже под вечер оказавшись на Веляновой поляне, он вынул из-за пояса свою неразлучную свирель и заиграл весёлую пастушью песенку. Не успел он закончить её, как из-за могучих буков появился Горян, подошёл к нему и спросил:

– Как съездил, Трайче? Что новенького в Струге?

– Вроде бы ничего. Вот привёз ответ от дяди Тале, – сказал мальчик, передавая Горяну письмо.

Потом он вдруг вспомнил о Федерико и тут же поинтересовался:

– Ну, а как там поживает Федерико?

– Федерико, спрашиваешь? – усмехнулся Горян. – Хорошо. Из него получится толковый боец. Он даже македонский язык изучает.

– Вот бы повидать его, – задумчиво протянул Трайче.

– Когда приедешь к нам в штаб, тогда и увидишь. Между прочим, зовут его теперь не Федерико.

– Это почему?

– А потому, что большинство партизан меняют своё имя. Меня, например, раньше звали не Горяном.

– Я и не знал про это, – изумился Трайче. – Скажи, а у меня тоже будет другое имя?

– Обязательно… как только вступишь в отряд.

– И винтовку получу? – с радостной надеждой спросил Трайче.

– И винтовку… вернее, автомат, – рассмеялся Горян. – И пятиконечную звёздочку, и гранаты… Может, даже станешь гранатомётчиком…

– Вот это да!.. Только мне хочется быть вместе с Федерико, понимаешь?

– Конечно, понимаю. Ничего, будешь и с Федерико. Ты ему очень нравишься. Должно быть, потому, что у него в Италии остался сын, похожий как две капли воды на тебя… Ну ладно, надо расставаться. Если появится что-нибудь новенькое, обязательно сообщи нам.

– Конечно, сообщу.

Они попрощались, и Трайче двинулся к дому, а Горян – в лес.

Наутро Трайче встал раньше обычного, вывел Дорчо из сарая, взнуздал и отвёл за деревню на Евтинковый луг. Там он отыскал колышек, вбил его камнем в землю и привязал лошадь к колышку.

Дорчо вдруг заржал. Трайче раздвинул ветки слив, взглянул вниз и чуть не попятился.

По тропке шли двое немцев, а перед ними со связанными позади руками шагал дядя Ангеле. Сердце у Трайче вдруг сильно заколотилось.

«Да они же его расстреляют! – лихорадочно подумал Трайче. – Наверняка расстреляют… Как ему помочь? Чем?»

Недолго думая он оставил на лугу Дорчо и помчался прямо по скошенной ржи к Караорману. На бегу он то и дело спотыкался, падал, вставал и снова бежал… Надо было торопиться: ведь дорог абыла каждая минута. Один опинок соскочил с ноги. Трайче нагнулся, подхватил его на ходу и, держа в руке, побежал дальше.

Ноги подкашивались, колени болели, воздуха не хватало. Босая нога окрасилась кровью, но он, не обращая на это внимания, всё мчался вперёд.

Наконец он добрался до Веляновой поляны и, остановившись, принялся куковать:

– Ку-ку! Ку-ку! Ку-ку!

Никто не отзывался. Что делать? И он нырнул в лес, не переставая кричать:

– Горян, Огнен! Планинский!

Вдруг, откуда ни возьмись, перед ним предстал Горян. Мальчик, собрав последние силы, рванулся к нему и еле слышно прошептал:

– Командира… дядю Ангеле… немцы…

Прошептал и рухнул в беспамятстве у ног Горяна. Поняв, что произошло нечто страшное, Горян перекинул автомат на плечо, подхватил мальчика на руки и торопливо зашагал к базе.

Партизаны, чистившие оружие, окружили пришельцев.

– Что произошло? – встревоженно спросил Планинский.

– Что случилось? – как эхо откликнулся и Огнен.

Мальчика положили на одеяло.

– Не имею ни малейшего понятия, что случилось, – стал объяснять Горян. – Я стоял на посту и вдруг вижу: бежит сломя голову Трайче. Подскочил ко мне, прошептал: «Командира… дядю Ангеле… немцы…» – и упал в беспамятстве.

– Стевку сюда! – крикнул комиссар.

Прибежала с медицинской сумкой Стевка, поднесла к носу Трайче пузырёк с нашатырным спиртом. Трайче глубоко вздохнул, открыл глаза, посмотрел по сторонам и произнёс дрожащим от слабости голосом:

– Двое немцев связали дядю Ангеле и увели…

– Ясно! Немцы схватили секретаря местного комитета партии. Кто из вас знает немецкий? – спросил командир.

– Я… я… я… – отозвался кое-кто из партизан.

– Тогда быстро! Пойдут трое. Старший группы – С аво. Ты студент и прилично владеешь немецким. Переоденьтесь в немецкую форму.

Через минуту Саво и ещё двое партизан были уже готовы.

– А теперь бегите напрямик, встретьте их на пути и отбейте Ангеле, – распорядился Планинский. – Но поторопитесь, пока немцы не добрались до своей машины. Итак, марш!

Трое партизан в немецкой форме, с автоматами в руках тут же исчезли среди буков.

– Расставить дополнительные посты! – приказал командир.

– Товарищ Планинский, они спасут его? – дёрнул за рукав командира Трайче.

– Наверняка спасут, – уверенно ответил тот. – А ты, оказывается, храбрец, Трайче.

Мальчик ничего не ответил.

– Трайче, да у тебя вся нога в крови! – воскликнула Стевка.

Она сняла носок с его ноги, промыла раны, смазала их йодом, перевязала бинтом, натянула на ногу опинок и погладила мальчика по голове. Наблюдая за этой несложной операцией, комиссар потихоньку посмеивался, а Трайче было и приятно, и как-то неловко.

Когда дополнительные посты были расставлены, партизаны вернулись к своему прежнему занятию: опять начали чистить оружие.

Трайче же подошёл к Планинскому и тихо сказал:

– Мне очень хочется остаться у вас.

– Сейчас нельзя, Трайче. Пока поживи в деревне. Ты нам ещё нужен как связной. Это же очень опасная и необходимая для нас работа. Так что уж потерпи немного. Хорошо?

– Хорошо, – буркнул себе под нос Трайче, и видно было, что настроение у него вконец испортилось.

Заметив это, Планинский взял его под руку и начал убеждать:

– Ну что с тобой, Трайче? Держись молодцом. Пока торопиться некуда. Ты и так делаешь большое дело. А придёт время, и ты вступишь в отряд.

Где-то внизу, на шоссе, загудели грузовики. Прогремели выстрелы, и опять всё стихло. Группа всё ещё не возвращалась. Командир встал с бревна и принялся нервно шагать по лужайке.

Вдруг в самой чащобе засвистел дрозд.

– Внимание! Приготовиться! – приказал Планинский.

Партизаны с оружием в руках мгновенно заняли свои места. Снова засвистел дрозд.

– Пусть двое пойдут в глубь леса и посмотрят, в чём там дело, – снова распорядился командир.

Двое партизан направились в ту сторону, откуда доносился свист дрозда.

Немного погодя под чьими-то тяжёлыми шагами затрещали сухие сучья, и на лужайку вышла группа людей. Когда они подошли ближе, Трайче разглядел двух связанных немцев, С аво, двоих партизан в немецкой форме и дядю Ангеле, тащившего на плече две немецкие винтовки.

– Смерть фашизму! – произнёс Саво, вскинул вверх сжатый кулак.

– Свободу народу! – отозвался Планинский.

– Товарищ командир, приказ выполнен! – доложил Саво.

– Молодцы, ребята! – похвалил их комиссар.

– Ура! Ура! – закричали партизаны.

Партизанское эхо прокатилось по лесу и замерло где-то вдали. Дядя Ангеле пожал руку Планинскому, потом подошёл к Трайче, обнял его, расцеловал и сказал:

– Спасибо тебе, Трайче. Спас ты меня от верной гибели. Спасибо.

– Это верно, – заметил Планинский. – Если бы не Трайче, пришёл бы тебе конец. Теперь тебе возвращаться в деревню нельзя. Останешься у нас в отряде.

– Да, самое главное, что ты уцелел. А может, кто-нибудь тебя предал, а? – вмешался комиссар. – Сегодня вечером выберем другого секретаря партии в Мацково.

– Трайче, – обратился к мальчику командир, – ты можешь идти домой, но насчёт дяди Ангеле ничего не говори в деревне.

Прихрамывая, Трайче вернулся домой…

Ещё с порога мать напустилась на него:

– Ну где ты пропадаешь целый день? Мы же собирались идти поливать кукурузу, а тебя и след простыл. Забыл, что ли?

– Ничего я не забыл… Просто Дорчо чего-то испугался и убежал. Еле-еле нашёл его, – стал придумывать разные отговорки Трайче.

– Что это с ним приключилось? – удивилась мать. – Такая послушная лошадка, и н атебе! – И, подойдя к Трайче, зашептала: – А у нас были немцы. Связали дядю Ангеле и увели с собой. Вся деревня так и трясётся от страха: что теперь с нами будет?

А Трайче слушал торопливый рассказ матери и думал: «Эх, мама, знала бы ты, где теперь находится дядя Ангеле!»

Двое странных пастухов

Весть об аресте Ангеле сразу же разнеслась по деревне. Всё Мацково застыло в насторожённом ожидании. Мужчины угрюмо молчали, женщины тоже не раскрывали рта. Лишь маленьких ребятишек не выбила из колеи эта страшная весть. Как и обычно, они играли в свои незатейливые детские игры.

В тот же вечер мать подозвала Трайче к себе и озабоченно проговорила:

– Ну, теперь, сынок, надо прятать вещи. Самое время.

– Почему это?

– Да потому, что беды нам не миновать. Надо приготовиться к самому худшему.

Взяв лопаты, они сгребли с досок землю, сняли доски, и мать спустилась в заранее вырытую яму. Трайче стал подавать ей одну за другой вещи, а мать аккуратно раскладывала их на дне ямы. Сначала уложили деревянную утварь, потом глиняную и медную посуду, а напоследок одеяла, носильные вещи и еду.

В конце концов в опустевшем доме остались лишь циновка, одно рваное одеяло, глиняный кувшин для воды, одна тарелка, две ложки и одежда, что была на них.

Когда подземная кладовка была набита до отказа, они снова уложили доски, засыпали землёй и плотно её утрамбовали. Всё это проделано было столь искусно, что никто и не заподозрил бы о существовании подземной кладовки.

Трайче так намаялся за этот трудный день, что снопом повалился на циновку и мгновенно заснул.

А вот матери не спалось. Она то и дело вертелась с боку на бок, тяжело вздыхала, что-то бормотала, но сон не приходил. Наконец усталость взяла своё, и она тоже заснула.

Утром они поднялись рано. Вся деревня уже была на ногах. Женщины, держа в руках большие глиняные кувшины с водой, торопливо спешили к своим домам.

И вдруг со всех сторон деревню окружили немецкие солдаты. Один из них прошёл мимо дома Трайче. Мальчик проводил его ненавидящим взглядом и посмотрел в ту сторону, где на краю деревни медленно брело стадо овец. Двое пастухов, одетые в просторные, грубошёрстные накидки, гнали овец.

Миновав немецкого солдата, они преспокойно зашагали дальше. Когда же они оказались возле дома Трайче, мальчик от удивления широко раскрыл глаза. Пастухами этими оказались Горян и Огнен. Ещё вечером они пришли в деревню на выборы нового секретаря местного комитета партии и здесь заночевали.

Горян хитро улыбнулся, а Трайче шёпотом спросил у него:

– Может, чего-нибудь надо?

– Если что потребуется, тебе дадут знать.

«Ловко они придумали. Нипочём их не узнаешь. А то бы иначе и не выбрались из деревни», – подумал Трайче и вошёл в дом.

Мать отругала его:

– Ну чего ты стоишь на улице? Неужто не видишь, что в деревне полно немцев?

– А что особенного? Пусть себе ходят где хотят! – дерзко ответил Трайче.

– Да они же, подлецы, всю деревню сожгут дотла!

– Ещё неизвестно, что у них из этого получится!

Мать только укоризненно покачала головой. А тем временем по деревне разнёсся зычный голос сельского глашатая:

– Эй, крестьяне! Всем мужчинам приказано собраться в школе!

Крестьяне, исподлобья поглядывая на разгуливавших по деревне немцев, потянулись к школе. Никто не разговаривал, никто не смеялся, никто не улыбался.

Трайче нестерпимо хотелось знать, что же произойдёт в школе. Поэтому он мгновенно прошмыгнул в дверь и выбежал на улицу. Мать, оцепенев от страха, закричала ему вдогонку:

– Трайче, Трайче, вернись!

Но было поздно. Он уже мчался к школе. Во дворе школы стояли двое немцев с автоматами. Спрятавшись за широкие спины крестьян, Трайче вошёл в здание. Крестьяне сидели за партами. За столом, выпятив грудь и вскинув вверх подбородок, восседал офицер. У каждого окна стояли солдаты с автоматами в руках. Тут же, у стола, вертелся переводчик – тот самый, что встретил Трайче на мосту у Кривой мельницы. Трайче забился в самый тёмный угол, чтоб его не заметили. Рядом с ним сидел дядя Л амбе.

По классу гуляли клубы синевато-серого табачного дыма. Крестьяне, не вынимая изо рта трубок, молча курили. Наконец офицер встал и заговорил по-немецки. Переводчик тут же разъяснил смысл сказанных им слов:

– Вчера в Мацково прибыли немецкие патрули, чтобы арестовать Ангеле. Но до сих пор патрули не вернулись в комендатуру. Господин офицер спрашивает: знает ли кто-нибудь о том, что с ними случилось?

В классе воцарилась тишина, но тут поднялся дядя Ламбе и неторопливо проговорил:

– Патрули и в самом деле пришли в деревню, схватили Ангеле, связали ему руки и увели из деревни. Что произошло дальше, мы не знаем.

Сказав это, Ламбе уселся за парту, а в классе снова стало тихо. Офицер пристально оглядел крестьян, со злостью грохнул кулаком по столу и опять затараторил по-немецки. Переводчик пояснил:

– Вы наверняка знаете, что произошло потом. Не исключено, что и вы связаны с партизанами. Если патрули не найдутся, то всех мужчин свяжут и отправят в лагерь. Деревня же будет сожжена.

В классе стало ещё тише. Казалось, будто никто даже не дышит. Подождав, офицер повернулся к солдатам и что-то выкрикнул. Солдаты направили автоматы на крестьян.

– Господин офицер даёт вам возможность одуматься и будет считать до пяти, – сказал переводчик.

Офицер, прищурившись, принялся медленно считать по-немецки:

– Айн, цвай, драй, фир, фюнф!..

Но никто ничего не сказал, никто даже не пошевелился.

– Что ж, пеняйте теперь на себя, – злобно буркнул переводчик.

И тогда солдаты, не теряя ни минуты, принялись связывать руки крестьянам. Ламбе шепнул Трайче на ухо:

– Тебя-то наверняка отпустят. Когда мы выйдем отсюда, обязательно сообщи об этом Горяну.

Вскоре Трайче оказался перед офицером. Взглянув на мальчика, он распахнул дверь и, вышвырнув его пинком наружу, заорал:

– Хинаус! [11]11
  Хинаус!(нем.) – Вон!


[Закрыть]

…Трайче постоял во дворе. Как ни хотелось ему заплакать, он всё-таки сдержался: никто не должен видеть его слёз, чёрт возьми! Он же не какой-нибудь там хлюпик!

Прошло немного времени, и немцы повели связанных крестьян через всё Мацково. Дети ревели, женщины рвали на себе волосы. Сзади и спереди крестьян охраняли солдаты, держа автоматы на взводе. Когда колонна арестованных проходила мимо Трайче, дядя Ламбе едва заметно кивнул ему головой и хитро подмигнул. Трайче понял, что дядя Ламбе хотел напомнить ему о недавнем разговоре. Тогда мальчик метнулся прямо к Веляновой поляне, чтобы рассказать Горяну обо всём случившемся.

* * *

На обратном пути Трайче заглянул на П еткову Ниву, где ещё утром оставил Дорчо. Дорчо, привязанный длинной верёвкой к молодому дубу, преспокойно похрустывал сочной зелёной травой. Трайче подошёл к нему и ласково погладил его по спине.

На душе у него было тревожно. Глухое беспокойство не оставляло его: успеют ли партизаны?!

«Почему наши всё ещё молчат? – в раздумье спрашивал он сам себя. – Неужели они позволят увезти крестьян в лагерь?..»

Он ещё раз ласково погладил Дорчо, отвязал его, отвёл в другое место, где трава была погуще, а потом медленно, задумчиво, опустив голову побрёл домой.

На пороге Трайче встретила заплаканная мать. Не вытирая слёз, она тихо упрекнула его:

– Ну куда ты всё ходишь и ходишь, сынок? Пойми ты моё материнское сердце: ведь я вся извелась, пока ждала тебя…

– Я ходил на Петкову Ниву, – так же тихо ответил ей Трайче. – Подыскивал для Дорчо другое местечко.

– Эх, сы-но-ок! – вздохнула мать. – Оставь ты в покое своего Дорчо. Не до него сейчас. Неужто сам не видишь, что здесь творится!

– Вижу… Даже знаю, что почти всех наших крестьян связали и погнали в лагерь.

– Ну вот! А ты всё за Дорчо ухаживаешь! Получается как по пословице: село горит, а баба причёсывается.

– Жалко же… Разве можно его морить голодом! – оправдывался Трайче.

Было около полудня. Деревня казалась вымершей: на улице не было ни души. Словно пронеслась над нею чума и умертвила всё живое.

Вдруг со стороны дороги, ведущей в Стругу, донеслись хлопки выстрелов, застучали автоматные очереди, глухо громыхнула граната…

«Ага, значит, наши успели!» – обрадовался Трайче и заорал во всё горло:

– Мама, мама! Наши ведут бой с немцами! Теперь они обязательно спасут крестьян!

– Кто «они»? – с испугом спросила мать.

– Как – кто? Партизаны, конечно… – радостно выпалил Трайче и опять крикнул: – Ура! Ура!

– Да замолчи ты! Кто это тебе сказал?

– Неважно кто, но их обязательно освободят!

А бой на дороге всё продолжался…

Кое-кто из женщин и детей поднялся на небольшой холмик, откуда хорошо была видна дорога. Трайче схватил мать за руку и потащил её на холм. Под большим могучим дубом они остановились и стали молча смотреть вниз.

Время от времени ухали гранаты. По обеим сторонам дороги трещали пулемётные очереди.

Трр… Та-та-та… Трр… Та-та-та… – гулким эхом раздавалось в долине.

Над дорогой вздымались столбы дыма, пыли и огня…

– Пропали мы теперь, сынок, – опять заплакала мать. – Сейчас эти душегубы налетят на нас со своими танками и всех передавят, как цыплят.

– Не бойся, мама! – засмеялся Трайче. – Танки не могут сюда подняться. Слишком высокая гора. Ведь если бы могли, они бы давно к нам прикатили. Фашисты ведут крестьян к дороге, чтоб погрузить их там в машины.

– А если к нам подойдёт пехота? – всё не унималась мать.

– Ну, с пехотой наши в два счёта разделаются, – успокоил её Трайче.

На шоссе повалили клубы густого чёрного дыма: горели немецкие грузовики. Уцелевшие же машины, яростно сигналя, повернули назад и покатили в Стругу.

Бой кончился.

– Значит, немцы возвращаются восвояси. Струсили. Видала? – улыбнулся Трайче, повернувшись к матери.

Она ничего не ответила. Так, молча, они спустились с холма и направились к дому.

Деревня застыла в тягостном ожидании…