Текст книги "Айвенго (с иллюстрациями)"

Автор книги: Вальтер Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 30 (всего у книги 33 страниц)

– Вот уж правду говорит пословица, – вмешался тут Вамба, несколько менее развязно, чем обычно, -

Когда уходит кот,

Нет у мышей забот.

– Как, Вамба, и ты здесь! – сказал Ричард. – Я так давно не слышал твоего голоса, что думал – ты спасся бегством.

– Это я-то спасся бегством? Как бы не так!– сказал Вамба.– Когда же видно, чтобы глупость добровольно расставалась с доблестью? Вон лежит жертва моего меча – славный серый мерин. Я бы предпочёл, чтобы он стоял здесь в добром здоровье,а на его месте валялся его хозяин. Сначала я немного сплоховал, это верно, потому что пёстрая куртка – не такая хорошая защита от острых копий, как стальной панцирь. Но хоть я и не всё время сражался мечом, согласитесь, что я первый протрубил сбор.

– И очень кстати, честный Вамба,– сказал король.– Я не забуду твоей верной услуги.

– Каюсь! – раздался смиренный голос поблизости от короля. – Ох, остальная латынь вся из головы вылетела! Но я сам исповедуюсь в смертном грехе и прошу только, чтобы простились мне мои прегрешения перед тем, как меня поведут на казнь!

Ричард оглянулся и увидел весёлого отшельника, который, стоя на коленях, перебирал чётки, а дубинка его, изрядно поработавшая во время недавней свалки, лежала на траве рядом с ним. Он состроил такую рожу, которая по его мнению,должна была выражать глубочайшее сокрушение:глаза закатил, а углы рта опустил книзу, словно шнурки у кошелька, по выражению Вамбы. Однако все эти признаки величайшего раскаяния не внушили особого доверия, так как на лице отшельника проглядывало сильное желание расхохотаться, а глаза его так весело блестели, что и страх и покаяние были, очевидно, притворны.

– Ты с чего приуныл,шальной монах?-сказал Ричард.-Боишься,что твой епископ узнает, как ты усердно служишь молебны богородице и святому Дунстану?… Не бойся, брат: Ричард, король Англии, никогда не выдаст тех секретов, которые узнает за бутылкой.

– Нет, премилостивейший государь,– отвечал отшельник (всем любителям народных баллад про Робина Гуда известный под именем брата Тука), – мне страшен не посох епископа, а царский скипетр. Подумать только, что мой святотатственный кулак дерзнул коснуться уха помазанника божия!

– Ха-ха!– рассмеялся Ричард.– Вот откуда ветер дует! А я позабыл о твоём тумаке,хотя после того у меня весь день в ухе звенело. равда, затрещина была знатная,но я сошлюсь на свидетельство этих добрых людей: разве я не отплатил тебе той же монетой? Впрочем, если считаешь, что я у тебя в долгу, я готов сию же минуту…

– Ох, нет,– отвечал монах,– я своё получил сполна, да ещё с лихвой! Дай бог вашему величеству все свои долги платить так же аккуратно.

– Если бы можно было всегда расплачиваться тумаками, мои кредиторы не жаловались бы на пустую казну,– сказал король.

– А всё же,– сказал отшельник, снова состроив плаксивую рожу, – я не знаю, какое будет на меня наложено наказание за этот богопротивный удар.

– Об этом,брат,и говорить не стоит,-сказал король.-Мне столько доставалось ударов от руки всяких язычников и неверных, что нет причины сетовать на одну-единственную пощёчину от такого святого человека, каков причетник из Копменхерста. А не лучше ли будет, друг мой, и для тебя и для святой церкви, если я добуду тебе позволение сложить с себя духовный сан и возьму тебя в число своей стражи, дабы ты столь же усердно охранял нашу особу, как прежде охранял алтарь святого Дунстана?

– Ах,государь,-сказал монах,– смиренно прошу ваше величество простить меня и уволить от такой милости! Если бы вы знали, до чего я изленился! Святой Дунстан (да предстательствует он за нас перед господом!) стоит себе преспокойно в своей нише,хотя я и забываю иногда помолиться ему в погоне за каким-нибудь оленем. И по ночам иногда отлучаюсь из кельи? занимаюсь пустяками,а святой Дунстан– ни гугу! Самый спокойный хозяин, уж поистине миротворец, хоть и вырезан из дерева.Если же я буду qоменом и телохранителем при особе моего государя– это, конечно, большая честь, но стоит мне маленько отвлечься в сторону, пострелять дичи в лесу, утешить ли вдовицу где-нибудь в укромном уголке,так и пойдут розыски: «Куда девался этот монах, вражий пёс?» Или: «Кто знает, где запропастился проклятый Тук?» А лесные сторожа станут говорить: «Один этот расстрига уничтожает больше дичи, чем все остальные охотники!» Или: «Какую ни завидит робкую лань, сейчас вдогонку за ней!» Короче говоря, государь мой милостивый, оставьте вы меня на прежнем месте. А если будет, такая ваша милость, что пожелаете оказать мне, бедному служителю святого Дунстана в Копменхерсте, какое-нибудь благодеяние, то всякий дар я приму с великой благодарностью.

– Понимаю!– молвил король.– И дарую тебе, благочестивому служителю церкви, право охоты в моих Уорнклиффских лесах. Смотри, однако ж, я тебе разрешаю убивать не более трех матёрых оленей на каждое время года. Но готов прозакладывать своё звание христианского рыцаря и английского короля, что ты воспользуешься этим правом иначе и будешь бить по тридцати штук.

– Уж это как водится,ваше величество,-сказал отшельник.– Молитвами святого Дунстана я найду способ приумножить ваше щедрое даяние.

– Я в этом не сомневаюсь, братец. А так как дичь не так вкусна всухомятку, нашему эконому дан будет приказ доставлять тебе ежегодно бочку испанского вина, бочонок мальвазии да три бочки эля первейшего сорта. Если и этим ты не утолишь свою жажду, приходи ко двору и сведи знакомство с моим дворецким.

– А что же для самого святого Дунстана? – сказал монах.

– Получишь ещё камилавку, стихарь и покров для алтаря, – продолжал король, осеняя себя крёстным знамением. – Но не будем балагурить на этот счёт, чтобы не прогневить бога тем, что больше думаем о своих забавах, чем о молитве и о прославлении его имени.

– За своего покровителя я ручаюсь!– радостно подхватил монах.

– Ты отвечай лучше за себя самого,– молвил король сурово, но тотчас же протянул руку смущённому отшельнику, который ещё раз преклонил колено и поцеловал её.

– Моей разжатой руке ты оказываешь меньшее уважение, чем сжатому кулаку, – сказал король Ричард, – перед ней только на колени стал, а перед кулаком растянулся плашмя.

Но отшельник побоялся продолжать беседу в таком шутливом тоне, видя, что это не всегда выходит удачно,– предосторожность, далеко не лишняя для тех, кому случается разговаривать с монархами. Поэтому вместо ответа он низко поклонился королю и отступил назад.

В эту минуту появились на сцене ещё два новых лица.

Глава XLI

Привет вам, о доблестные господа!

Бедны мы, зато веселы мы всегда!

Вас зовём без стыда

Туда, где оленей пасутся стада.

Пожалуйста, милости просим сюда!

Макдоналд

Вновь прибывшие были Уилфред Айвенго,верхом на кобыле ботольфского аббата, и Гурт на боевом коне, принадлежавшем самому рыцарю. Велико было изумление Уилфреда, когда он увидел своего монарха забрызганным кровью, а на поляне вокруг него шесть или семь человек убитых.Не менее удивило его и то что Ричард был окружён таким множеством людей, по виду похожих на вольных йоменов,то есть на разбойников,а в лесу это была довольно опасная свита для короля.Айвенго не знал, как ему следует обращаться с Ричардом: как с королём или как со странствующим Чёрным Рыцарем. Король вывел его из затруднения.

– Ничего не опасайся, Уилфред,– сказал он,– здесь можешь признавать меня Ричардом Плантагенетом,потому что,как видишь, я окружён верными английскими сердцами,хотя они немножко и сбились с прямого пути по милости своей горячей английской крови.

– Сэр Уилфред Айвенго,– сказал отважный вождь разбойников,выступая вперёд, – я ничего не могу прибавить к словам его величества.Но всё-таки с гордостью скажу,что из числа людей,пострадавших за последнее время, нет у короля слуг более верных и преданных, чем мы!

– Я в этом не сомневаюсь,– сказал Уилфред,– раз ради них ты,добрый йомен. Но что означает это зловещее зрелище? Здесь мёртвые тела, и панцирь моего государя забрызган кровью?

– На нас напали изменники,Айвенго,– сказал король,– и только благодаря этим отважным молодцам измена получила законную кару. А впрочем, мне только сейчас пришло в голову, что ты тоже изменник,– прибавил Ричард улыбаясь, – и самый непокорный изменник. Не мы ли решительно запретили тебе уезжать из аббатства святого Ботольфа, пока не заживёт твоя рана?

– Она зажила,– сказал Айвенго,– осталась одна царапина.Но зачем, о зачем, благородный государь, сокрушаете вы сердца верных слуг и подвергаете опасности жизнь вашу,предпринимая одинокие поездки и ввязываясь в приключения, словно ваша жизнь не имеет большей цены, чем жизнь простого странствующего рыцаря, который ценит только то, что может добыть мечом и копьём!

– А Ричард Плантагенет и не ищет иной славы,– отвечал король, – ему всего дороже та слава, которую он добывает своим мечом и копьём. Да, Ричард Плантагенет больше гордится победой, одержанной в одиночку своей твёрдой рукой и мечом, чем завоёванной во главе стотысячного войска.

– Но подумайте о вашем королевстве, государь,– сказал Айвенго,– вашему королевству грозит распад и междоусобная война, а вашим подданным угрожают тысячи зол,если они лишатся своего монарха в одной из тех стычек, в которые вам угодно вмешиваться каждый божий день,вроде той, от которой вы только что спаслись.

– Вот как,моё королевство,мои подданные?-нетерпеливо спросил Ричард.– Могу сказать, сэр Уилфред, что если я делаю глупости, то мои подданные платят мне тем же. Например, есть у меня вернейший слуга Уилфред Айвенго, который не слушается моих приказаний, но позволяет себе делать выговоры своему королю за то, что король не поступает точно по его советам. Кто из нас имеет больше поводов укорять другого?Ну, прости меня,мой верный Уилфред.Я недаром скрывал своё пребывание. Некоторое время мне необходимо оставаться в безвестности, как я уже объяснил тебе вчера в аббатстве святого Ботольфа. Это нужно для того, чтобы дать время моим друзьям и верным вассалам собрать свои дружины. Ибо к тому времени,когда всем станет известно,что Ричард вернулся, он должен иметь такое войско,чтобы сразу устрашить врагов и подавить задуманный мятеж, не обнажив меча. Пройдут ещё сутки, прежде чем Эстотвил и Бохун наберут достаточно сил,чтобы двинуться на Йорк.Сперва нужно получить вести с юга– от Солсбери да от Бошана из графства Уорикшир,а потом ещё с севера – от Малтона и Перси. Тем временем лорд-канцлер должен заручиться содействием Лондона. Внезапное моё появление может подвергнуть меня таким опасностям, от которых не защитит меня и собственный добрый меч, даже в союзе с меткими стрелами отважного Робина,дубинкой брата Тука и охотничьим рогом моего мудрого Вамбы.

Уилфред поклонился с покорным видом.Он знал,что было совершенно бесполезно бороться с духом удалого рыцарства, так часто вовлекавшим его государя в опасности, которых тот легко мог избежать; искать же их, что он делал, было совершенно непростительно в его положении.

Поэтому юный рыцарь вздохнул и промолчал, а Ричард, очень довольный, что заставил его замолчать, хотя и чувствовал в душе справедливость его укоров, завёл разговор с Робин Гудом.

– А что,разбойничий король,-сказал Ричард,-не найдётся ли у вас чего– нибудь перекусить твоему брату королю? Эти предатели заставили меня потрудиться, и я проголодался.

– По правде сказать,– отвечал Робин Гуд, – а лгать вашему величеству я не стану, – наши съестные припасы состоят главным образом из… – Он замялся и, видимо, находился в затруднении.

– Из дичи, вероятно?– весело подсказал Ричард.– Что же лучше такого кушанья? Притом,если королю не сидится дома и он сам своей дичи не стреляет, нечего ему шуметь, когда она попадает к нему в руки убитой.

– Если ваше величество,– сказал Робин,– ещё раз удостоите своим присутствием одно из сборных мест дружины Робина Гуда, в дичи недостатка не будет. Найдутся и кружка доброго эля и кубок довольно порядочного вина как приправа к еде.

Разбойник пошёл вперёд, указывая дорогу, а весёлый король последовал за ним, вероятно испытывая большее удовольствие от предстоящей трапезы с Робином Гудом и его лесными товарищами, чем от пышного пира за королевским столом среди блестящей свиты. Ричард Львиное Сердце ничего так не любил, как заводить новые знакомства и пускаться в неожиданные приключения; если при этом встречались серьёзные опасности, для него было высшим наслаждением преодолевать их. Король, наделённый львиным сердцем, был образцом рыцаря, совершающего блестящие, но бесполезные подвиги, описываемые в романах того времени; слава, добытая собственной доблестью, была для него гораздо дороже той, какую он мог бы приобрести мудростью и правильной политикой своего правления. Поэтому его царствование было подобно полёту стремительного и сверкающего метеора, который, проносясь по небу, распространяет ненужный и ослепительный свет,а затем исчезает, погружаясь в полную тьму. Его рыцарские подвиги послужили темой для бесчисленных песен бардов и менестрелей,но он не совершил никаких плодотворных деяний из числа тех, о которых любят повествовать историки, ставя их в пример потомству.

Зато теперь, в компании случайных спутников, Ричард чувствовал себя как нельзя лучше. Он был весел, благодушен и приветлив к людям любого звания и положения.

В тени огромного дуба наскоро приготовлена была незатейливая трапеза для английского короля, окружённого людьми, нарушавшими законы его государства, но в эту минуту служившими ему телохранителями и придворной свитой. Когда пошла в ход бутыль с вином, грубые дети лесов быстро утратили всякую боязнь перед королём. Начались песни, шутки, хвастливые рассказы об удачных разбойничьих подвигах и успешных для них нарушениях законов; собутыльники увлекались, и ни один и не вспоминал, что всё это говорится перед лицом законного властелина. Весёлый монарх не более остальных придавал значение своему высокому титулу, смеялся, шутил и опрокидывал полные кубки. Однако врождённый здравый смысл Робина Гуда внушил ему желание поскорее покончить с этой пирушкой, пока ничто ещё не нарушило общего согласия, тем более что он видел, как начал хмуриться и волноваться Уилфред Айвенго.

– Нам очень лестно,– сказал Робин вполголоса Уилфреду,– находиться в обществе нашего доблестного монарха, но я не хотел бы, чтобы он терял среди нас время, которое при данных обстоятельствах так дорого для государства.

– Ты правильно рассудил, славный Робин Гуд,– сказал Уилфред так же тихо. – К тому же надо тебе знать, что шутить с королями, хотя бы под самую весёлую руку, всё равно что заигрывать со львёнком, который каждую минуту может выпустить когти и показать клыки.

– Этого-то я и боюсь,– сказал Робин Гуд.– У меня народ грубый и по природе и по занятиям, а король благодушен,но вспыльчив. Нельзя даже предвидеть, чем можно ему не угодить и как мои молодцы примут его гнев. Пора бы как-нибудь прекратить эту пирушку.

– Так придумай, как это сделать,– сказал Айвенго, – потому что все мои намёки побуждают его только затягивать её.

– Значит, мне предстоит рисковать только что приобретённым прощением и милостью короля,– задумчиво произнёс Робин Гуд.– Но,клянусь святым Христофором, будь что будет. Я бы не стоил его милостей, если б не рисковал потерять их для его же пользы… Эй, Скетлок, поди стань вон там, за кустами, и протруби мне норманский сигнал. Да проворнее у меня, иначе берегись!

Скетлок повиновался распоряжению своего предводителя, и не прошло пяти минут, как пирующие были подняты со своих мест звуком его рожка.

– Это сигнал Мальвуазена,– сказал Мельник, встрепенувшись и хватаясь за свой лук.

Отшельник бросил бутыль и взялся за дубину. Вамба поперхнулся на какой-то прибаутке и стал разыскивать свой меч и щит. Все остальные тоже взялись за оружие.

Людям,ведущим жизнь, полную опасностей, нередко случается сразу переходить от обеда к битве, а для Ричарда такой переход только усиливал удовольствие. Он крикнул, чтобы ему подали его шлем и те доспехи, которые он было снял перед обедом, и пока Гурт помогал ему надеть их, он усердно уговаривал Уилфреда, под страхом своего гнева, не принимать участия в побоище, которое считал неизбежным.

– Ты за меня сто раз сражался, Уилфред, я сам был тому свидетелем. Сделай мне удовольствие сегодня, сиди смирно и смотри, как Ричард будет биться ради своего друга и вассала.

Между тем Робин Гуд разослал людей в разные стороны, будто бы на разведку, и когда убедился, что собеседники разошлись и трапеза окончена, подошёл к Ричарду, успевшему вооружиться с головы до ног, и, преклонив перед ним колено, попросил короля простить его.

– За что ещё? – с раздражением спросил Ричард. – Кажется, мы уже объявили тебе прощение за все прошлые провинности.Или ты думаешь,что наше слово – всё равно что перо, летящее по ветру? Ведь ты, надеюсь, с тех пор ещё не успел ни в чём провиниться?

– В том-то и дело,что успел,– отвечал йомен,– если считать за грех то, что я обманул своего государя для его же пользы. Тот рог, который мы слышали, принадлежал не Мальвуазену: это я сам велел трубить с целью прекратить пиршество, так как думал, что оно отнимет у вас драгоценные часы, нужные для иных, более важных дел.

Сказав это, Робин поднялся на ноги, сложил руки на груди и с выражением скорее почтительным, чем покорным, ждал, что скажет ему король. Видно было, что он сознаёт вину, но всё-таки убеждён в чистоте своих побуждений. Краска гнева залила щёки Ричарда, но это была лишь минутная вспышка, и чувство справедливости тотчас одержало верх над нею.

– Шервудский король пожалел своей дичи и вина для короля Англии, – сказал Ричард.– Ну ладно, смелый Робин! Когда приедешь ко мне в гости в весёлый Лондон, надеюсь, я окажусь менее скупым хозяином. А впрочем, ты правильно поступил. Ну, так на коней и в путь! Уилфред и то уж целый час в нетерпении. Скажика мне, добрый Робин, бывал ли у тебя в отряде такой друг, который мало того, что подаёт советы, но ещё хочет руководить каждым твоим движением и прикидывается несчастным всякий раз, как ты вздумаешь поступить по-своему?

– Как же,есть у меня помощник,-отвечал Робин,– по прозвищу Маленький Джон. Его теперь нет с нами: он отправился в дальнюю экспедицию, на границу Шотландии. Я признаюсь вашему величеству, его советы часто меня тяготят. Однако, подумав, я не могу на него сердиться, зная, что он в своём усердии думает только о моей пользе.

– А ты прав, честный йомен,– сказал Ричард.– Будь при мне с одной стороны Айвенго, который дал бы мне нужный совет, сопроводив его своим хмурым и печальным видом, а с другой стороны– ты,надувающий меня ради моей же пользы, я бы ничего не мог решить по своей воле, впрочем как и всякий король христианской или языческой страны… Ну что ж, господа, в путь. Отправимся с лёгким сердцем в Конингсбург, а об этом забудем.

Робин Гуд сказал Ричарду, что послал в ту сторону отряд, который сейчас же предупредит их, если по дороге окажется какая-либо засада. Но, по всей вероятности, путь туда вполне безопасен. В противном случае они вовремя будут оповещены об опасности и смогут отступить на соединение с сильным отрядом стрелков,во главе которых он сам решил двинуться в том же направлении.

Такое внимание к его безопасности тронуло Ричарда и рассеяло последние следы досады на хитрость, которой предводитель разбойников заставил его тронуться в путь. Он ещё раз протянул руку Робину Гуду, подтвердил уверения в полном прощении за прошлое и в своём благоволении в будущем, а также выразил твёрдую решимость ограничить произвол в применении лесных законов, под давлением которых так много английских йоменов превратилось в бунтовщиков.

Но благие намерения Ричарда не успели осуществиться из-за его безвременной кончины. Новый устав об охране лесов и охоты был вырван из рук короля Джона, когда он вступил на престол после смерти своего братагероя.

Что до Робина Гуда,его дальнейшей судьбы и смерти от руки предателя, – рассказ обо всём этом можно найти в тех старинных песенках, отпечатанных готическими буквами, которые когда-то продавались по полупенни за штуку.

Теперь дороже золота они.

Предсказание разбойника сбылось: король в сопровождении Айвенго, Гурта и Вамбы без всякой помехи проехал по намеченной дороге и ещё засветло достиг замка Конингсбург.

Мало есть в Англии местностей более красивых, чем окрестности этой древней твердыни.Среди холмов, расположенных амфитеатром, протекает тихая, спокойная река Дон, обрамлённая лесами вперемежку с возделанными нивами. На горе, над самой рекой, возвышается окружённый крепкими стенами и глубокими рвами древний замок, саксонское название которого показывает, что до завоевания норманнами здесь была резиденция английских королей. Наружные крепостные стены,по всей вероятности,были выстроены норманнами, но главное здание носит следы глубокой древности. Оно стоит на холме в одном из углов внутреннего двора и образует полный круг, не более двадцати пяти футов в диаметре. Стены его чрезвычайно толсты и подпёрты, или защищены, с внешней стороны шестью громадными устоями. Эти массивные устои, широкие у основания, суживаются вверху; у вершины они полые и образуют своего рода башенки, сообщающиеся с внутренней частью строения.Эта тяжёлая громада видна издалека, и её странные формы и удивительные устои так же интересны для любителей живописных видов, как внутреннее устройство любопытно для любителя старины, перенося его воображение к временам семицарствия.Вблизи замка есть курган, предполагаемая могила знаменитого Хенгиста, а на соседнем кладбище множество замечательных памятников седой старины.

Когда Ричард и его свита достигли этого неуклюжего, но величественного здания, вокруг него ещё не было каменных стен. По-видимому, саксонский зодчий израсходовал всё своё искусство на защиту главной твердыни, но не позаботился о наружных укреплениях, так как вместо них был поставлен простой частокол.

Большой чёрный флаг,поднятый на вершине главной башни, возвещал о том, что похоронные торжества всё ещё продолжаются и тело хозяина дома ещё не предано земле. На этом флаге не было никаких эмблем, указывающих на происхождение и звание покойного.В то время гербы едва начинали входить в употребление среди норманнов, а саксы и вовсе не знали о них. Но над воротами висел другой флаг – с изображением белой лошади, что служило указанием на национальность и знатное происхождение умершего,так как было знаменем Хенгиста и его саксонских воинов.

Вокруг замка царило необычайное оживление. Похоронные торжества сопровождались тогда щедрым угощением не только близких покойного и его вассалов, но и всех случайных прохожих. На поминках богатого и знатного Ательстана это хлебосольство развернулось особенно широко.

Поэтому толпы народа непрерывно спускались и поднимались по горе,на которой стоял замок. Когда же король и его спутники въехали через растворённые настежь ворота во двор замка, глазам их представилась картина, которая совсем не вязалась с мрачным похоронным обрядом. В одном углу ограды повара жарили быка и жирных овец, в другом стояли открытые бочки с пивом, предоставленные в полное распоряжение прохожих. И всюду небольшие группы людей всякого звания, поедавшие обильное угощение и запивавшие его домашним пивом.Тут толпились и полунагие саксонские рабы, голодавшие полгода подряд и пришедшие сюда, чтобы хоть один денёк попить и поесть вволю. Там зажиточные горожане и цеховые мастера угощались с большим разбором, степенно обсуждая количество затраченных припасов и искусство пивовара. Кое-где виднелись и бедные дворяне норманского происхождения. Они отличались от прочих бритыми подбородками, короткими плащами, а также тем, что держались особняком и с величайшим презрением смотрели на всё окружающее, не упуская в то же время случая угоститься за счёт щедрых хозяев.

Само собою разумеется, что нищие сновали по всему двору, вперемежку с солдатами,воротившимися,по их словам, из Палестины. Разносчики раскладывали здесь свои товары; бродячие мастеровые расспрашивали о работе; тут же разные странники, богомольцы, самозваные монахи, саксонские менестрели и уэльские барды бормотали молитвы и извлекали нестройные звуки из своих арф, шестиструнных скрипок и гитар.Один прославлял Ательстана в горестном панегирике, другой пел песню о его родословной, перечисляя трудные имена его благородных предков. Не было недостатка в фокусниках и скоморохах; их представления в таком месте и по такому поводу никому не казались неуместными или предосудительными.В этом отношении взгляды саксов отличались крайней простотой. Если человек с горя захотел есть– вот ему пища, если захотел пить– вот питьё, а если его брала тоска – вот и развлечения. И гости всем этим пользовались без малейшего стеснения. Но время от времени, как бы вспоминая, по какому случаю они сюда явились, все мужчины принимались стонать, а женщины (их тоже было немало) начинали вопить и причитать во весь голос.

Таково было зрелище, представшее глазам Ричарда и его спутников при входе в ограду замка Конингсбург. Дворецкий, или сенешаль, не удостаивал вниманием беспрестанно приходивших и уходивших гостей низшего звания, вмешиваясь в дело лишь в тех случаях, когда надо было наводить порядок. Однако он был невольно поражён наружностью короля и Айвенго, лицо которого показалось ему хорошо знакомым. К тому же появление рыцарей было довольно редким случаем на саксонских торжествах и считалось большой честью для покойника и его семейства. Эта важная персона в траурном одеянии и с белым жезлом в руке выступила вперёд и расчистила дорогу среди разношерстеной толпы для Ричарда и Айвенго ко входу в башню.

Гурт и Вамба остались на дворе, где они тотчас повстречали приятелей и дожидались, пока их позовут.