Текст книги "Айвенго (с иллюстрациями)"

Автор книги: Вальтер Скотт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 23 (всего у книги 33 страниц)

– Принимаю ваше предложение так же искренне, как вы его сделали,– отвечал рыцарь, – и прошу вас отдать в моё распоряжение сэра Мориса де Браси.

– Он и так твой,– сказал Локсли,– и это для него большое счастье. Иначе висеть бы ему на самом высоком суку этого дерева,а вокруг мы повесили бы его вольных дружинников, каких удалось бы изловить. Но он твой пленник, и потому я его не трону, даже если бы он перед этим убил моего отца.

– Де Браси,– сказал Чёрный Рыцарь,– ты свободен!Ступай! Тот, кто взял тебя в плен, гнушается мстить за прошлое. Но впредь будь осторожен, берегись, как бы не постигла тебя худшая участь. Говорю тебе, Морис де Браси, берегись!

Де Браси молча низко поклонился, и когда повернулся,чтобы уйти, все йомены разразились проклятиями и насмешками.Гордый рыцарь остановился, повернулся к ним лицом, скрестил руки, выпрямился во весь рост и воскликнул:

– Молчать, собаки! Теперь залаяли, а когда травили оленя, так не решались подойти!Де Браси презирает ваше осуждение и не ищет ваших похвал. Убирайтесь назад в свои логова и трущобы, подлые грабители. Молчать, когда благородные рыцари говорят вблизи ваших лисьих нор!

Если бы предводитель йоменов не поспешил вмешаться, эта неуместная выходка могла бы навлечь на Мориса де Браси целую тучу стрел. Между тем де Браси схватил за повод одного из осёдланных коней, выведенных из конюшен барона Фрон де Бефа и составлявших едва ли не самую ценную часть награбленной добычи, мигом вскочил на него и ускакал в лес.

Когда сумятица, вызванная этим происшествием, несколько улеглась, предводитель разбойников снял со своей шеи богатый рог и перевязь, недавно доставшиеся ему на состязании стрелков близ Ашби.

– Благородный рыцарь,– сказал он Чёрному Рыцарю,– если не побрезгаете принять в подарок охотничий рог, побывавший в употреблении у английского йомена,прошу вас носить его в память о доблестных ваших подвигах.А если есть у вас на уме какая-нибудь затея и если, как нередко случается с храбрыми рыцарями, понадобится вам дружеская помощь в лесах между Трентом и Тисом, вы только протрубите в этот рог вот так: «Уо-хо-хо-о!» – и очень может быть, что тотчас явится вам подмога.

Тут он несколько раз кряду протрубил сигнал, пока рыцарь не запомнил его.

– Большое спасибо за подарок, отважный йомен! – сказал рыцарь. – Лучших помощников, чем ты и твои товарищи, я и искать не стану, как бы круто мне ни пришлось.

Он взял рог и, в свою очередь, затрубил тот же сигнал так, что по всему лесу пошли отголоски.

– Славно ты трубишь,очень чисто у тебя выходит,-сказал йомен.– Провалиться мне на этом месте, коли ты не такой же знатный охотник, как знатный воин. Бьюсь об заклад, что ты на своём веку пострелял довольно дичи. Друзья, хорошенько запомните этот призыв: он будет сигналом Рыцаря Висячего Замка. Всякого, кто его услышит и не поспешит на помощь, я велю гнать из нашего отряда тетивой от его собственного лука.

– Слава нашему предводителю!– закричали иомены.– Да здравствует Чёрный Рыцарь Висячего Замка!Пусть скорее нас позовёт,мы докажем, что рады служить ему!

Наконец Локсли приступил к дележу добычи и проделал это с похвальным беспристрастием. Десятую долю всего добра отчислили в пользу церкви и на богоугодные дела; ещё одну часть отделили в своеобразную общественную казну; другую часть– на долю вдов и сирот убитых,а также на панихиды за упокой души тех, которые не оставили после себя семьи. Остальное поделили между всеми членами отряда согласно их положению и заслугам.Во всех сомнительных случаях начальник находил удачное решение, и ему подчинялись беспрекословно. Чёрный Рыцарь немало удивлялся тому, как эти люди, стоявшие вне закона, сумели установить в своей среде такой справедливый и строгий порядок, и всё, что он видел, подтверждало его высокое мнение о беспристрастности и справедливости их предводителя.

Каждый отобрал свою долю добычи; казначей с четырьмя рослыми йоменами перетаскал всё предназначенное в общую казну в какое-то потаённое место; но всё добро, отчисленное на церковь, оставалось нетронутым.

– Хотелось бы мне знать,– сказал Локсли, – что сталось с нашим весёлым капелланом.Прежде никогда не случалось,чтобы он отсутствовал,когда надо было благословить трапезу или делить добычу. Это его дело– распорядиться десятой долей нашей добычи; быть может, эта обязанность зачтётся ему во искупление некоторых нарушений монашеского устава.Кроме того,есть у меня тут поблизости пленный, тоже духовного звания, так мне бы хотелось, чтобы наш монах помог мне с ним обойтись как следует.Боюсь,не видеть нам больше нашего весельчака.

– Я бы искренне пожалел об этом,– сказал Чёрный Рыцарь,– я у него в долгу за гостеприимство и за весёлую ночь,проведённую в его келье. Пойдём назад, к развалинам замка; быть может, там что-нибудь узнаем о нём.

Только он произнёс эти слова, как громкие возгласы йоменов возвестили приближение того,о ком они беспокоились. Богатырский голос монаха был слышен ещё издали.

– Расступитесь, дети мои!– кричал он.– Шире дорогу вашему духовному отцу и его пленнику! Ну-ка, ещё раз! Здоровайтесь погромче! Я возвратился, мой благородный вождь, как орёл с добычей в когтях.

И, прокладывая дорогу сквозь толпу под всеобщий хохот, он торжественно приблизился к дубу. В одной руке он держал тяжёлый бердыш, а в другой – уздечку, конец которой был обмотан вокруг шеи несчастного Исаака. Бедный еврей, согбенный горем и ужасом, насилу тащился за победоносным монахом.

– Где же Аллен-менестрель, чтобы воспеть мои подвиги в балладе или хоть побасёнку сочинить? Ей-богу, этот шут гороховый всегда путается под ногами, когда ему нечего делать, а вот когда он нужен, чтобы прославить доблесть, его и в помине нет!

– Куцый монах,– сказал предводитель,– ты, кажется, с раннего утра промочил себе горло? Скажи на милость, кого это ты подцепил?

– Собственным мечом и копьём добыл себе пленника, благородный начальник, – отвечал причетник из Копменхерста,– или, лучше сказать, луком и алебардой. А главное, я его избавил от худшего плена. Говори, еврей, не я ли тебя вырвал из власти сатаны? Разве я не научил тебя истинной вере в святого отца и деву Марию?Не я ли всю ночь напролёт пил за твоё здоровье и излагал тебе таинства нашей веры?

– Ради бога милосердного,-воскликнул бедный еврей,– отвяжите меня от этого сумасшедшего, то есть, я хотел сказать, от этого святого человека!

– Как так, еврей?– сказал отшельник, принимая грозный вид.– Ты опять отступаешь от веры? Смотри у меня, если вздумаешь снова впасть в беззаконие! Хоть ты и не слишком жирен, всё-таки тебя можно поджарить.Слушай хорошенько, Исаак, и повторяй за мной: «Ave Maria…»

– Нет, шальной монах, кощунствовать не дозволяется,– сказал Локсли. – Расскажи лучше, где и как ты нашёл своего пленника?

– Клянусь святым Дунстаном,– сказал отшельник,– нашёл я его в таком месте, где думал найти кое-что получше. Я спустился в подвалы посмотреть, нельзя ли спасти какое-нибудь добро, потому что хоть и правда, что стакан горячего вина, вскипячённого со специями, годится на сон грядущий и для императора, однако зачем же сразу кипятить его так много? Вот ухватил я бочонок испанского вина и пошёл созвать на помощь побольше народу.Но где же разыщешь этих лентяев? Известно, их никогда нельзя найти, если нужно сделать доброе дело. Вдруг вижу крепкую дверь. Ага, подумал я, вот, значит, где самые-то отборные вина– они в отдельном тайнике. А перепуганный виночерпий, видно, сбежал,оставив ключ в замке.Я вошёл в тайник,а там ровно ничего нет. Только ржавые цепи валяются да ещё вот этот еврей-собака, который сдался мне в плен на милость победителя. Я едва успел пропустить стаканчик вина для подкрепления сил после возни с нечестивцем и собирался вместе с пленником вылезть из подвала,как вдруг раздался страшнейший грохот, точно гром ударил. Это обрушилась одна из крайних башен– чёрт бы побрал того, кто её так худо выстроил! – и обломками завалило выход из подвала. Тут стали валиться одна башня за другой, и я подумал – не жить мне больше на свете.

В моём звании непристойно отправляться на тот свет в обществе еврея,ну я и замахнулся алебардой, чтобы раскроить ему череп, да жаль стало его седых волос.Тогда отложил я боевое оружие,взялся за духовное и стал обращать еврея в христианскую веру.И верно,с благословения святого Дунстана, семя попало на добрую почву. Всю ночь напролёт объяснял я ему значение таинств и совсем обессилел, потому что если я и прихлёбывал изредка по глоточку вина для подкрепления,так это не в счёт.Вот Гилберт и Виббальд– свидетели.Они скажут, в каком виде меня застали, я совсем обессилел.

– Как же, – сказал Гилберт, – мы и вправду свидетели. Когда мы разгребли щебень и с помощью святого Дунстана отыскали ход в подвал, бочонок с вином оказался наполовину пуст,еврей полумёртв,а монах почти совсем обессилен, как он говорит.

– Вот и врёшь, негодяй!– возразил обиженный монах.– Ты сам со своими товарищами и выпил весь бочонок и сказал, что это только утренняя порция. А я– будь я еретик, коли не берег этого вина для нашего начальника! Но это не беда.Главное,что я обратил еврея, и он понимает всё, что ему говорил, почти так же хорошо, как я сам, коли не лучше.

– Слушай-ка, еврей,– сказал Локсли,– это правда? Точно ли ты отказался от своей веры?

– Пощадите меня, милосердный господин!– сказал еврей. – Я ни словечка не расслышал из всего, что почтенный прелат говорил мне в течение этой ужасной ночи!Увы, я так терзался и страхом, и печалью, и горем, что если бы даже сам святой праотец Авраам пришёл поучать меня, я и то оставался бы глух к его голосу.

– Врёшь,еврей, ведь сам знаешь, что врёшь!– сказал монах.– Я тебе напомню только одно словечко из всего нашего разговора: помнишь, как ты обещался отдать всё своё состояние нашему святому ордену?

– Клянусь богом, милостивые господа,– воскликнул Исаак, встревоженный ещё больше прежнего, – никогда мои уста не произносили такого обета! Я бедный, нищий старик,боюсь,что теперь даже и бездетный!Сжальтесь надо мной,отпустите меня!

– Нет,– подхватил отшельник,– если ты отказываешься от обещания, данного в пользу святой церкви, ты подлежишь строжайшему наказанию.

Сказав это, он поднял алебарду и собирался рукояткой хорошенько стукнуть несчастного еврея, но Чёрный Рыцарь заступился за старика и тем самым обратил гнев святого отца на собственную особу.

– Клянусь святым Фомой из Кента,– закричал причетник,– я тебя научу соваться не в своё дело, сэр Лентяй, даром что ты спрятался в железный ящик!

– Ну-ну, – сказал рыцарь,– зачем же на меня гневаться? Ведь ты знаешь, что я поклялся быть тебе другом и товарищем.

– Ничего такого я не знаю,-отвечал монах,-а хочу с тобой подраться, потому что ты пустомеля и нахал.

– Как же так,-возразил рыцарь,которому,по-видимому,нравилось поддразнивать своего недавнего хозяина,– неужели ты забыл, что ради меня (я не хочу поминать искушения в образе винной фляги я пирога) ты добровольно нарушил свой обет воздержания и поста?

– Знаешь ли,друг,– молвил отшельник,сжимая свой здоровенный кулак,-я хвачу тебя по уху!

– Таких подарков я не принимаю,– сказал рыцарь.– Зато могу взять у тебя пощёчину взаймы. Изволь, только я тебе отплачу с такими процентами, каких и пленник твой никогда не видывал.

– А вот посмотрим, – сказал монах.

– Стой! – закричал Локсли. – Что ты это затеял, шальной монах? Ссориться под нашим заветным деревом?

– Это не ссора,– успокоил его рыцарь,– а просто дружеский обмен любезностями. Ну, монах, ударь, как умеешь. Я устою на месте. Посмотрим, устоишь ли ты.

– Тебе хорошо говорить, имея на голове этот железный горшок,– сказал монах, – но всё равно я тебя свалю с ног, будь ты хоть сам Голиаф в медном шлеме.

Отшельник обнажил свою жилистую руку по самый локоть и изо всех сил ударил рыцаря кулаком по уху. Такая затрещина могла бы свалить здорового быка, но противник его остался недвижим, как утёс. Громкий крик одобрения вырвался из уст иоменов, стоявших кругом: кулак причетника вошёл в пословицу между ними, и большинство на опыте узнало его мощь – кто в шуточных потасовках, а кто и в серьёзных.

– Видишь, монах,– сказал рыцарь, снимая свою железную перчатку, – хотя на голове у меня и было прикрытие, но на руке ничего не будет. Держись!

– Geman meam dedi vapulatori – сиречь, подставляю щеку мою ударяющему, – сказал монах, – и я наперёд говорю тебе: коли ты сдвинешь меня с места, я дарю тебе выкуп с еврея полностью.

Так говорил монах, принимая гордый и вызывающий вид. Но от судьбы не уйдёшь. От могучего удара рыцаря монах кубарем полетел на землю, к великому изумлению всех зрителей. Однако он встал и не выказал ни гнева, ни уныния.

– Знаешь, братец,– сказал он рыцарю,– при такой силе надо быть осторожнее. Как я буду теперь обедню служить, коли ты мне челюсть свернул? Ведь и на дудке не сыграешь, не имея нижних зубов. Однако вот тебе моя рука, как дружеский залог того, что обмениваться с тобой пощёчинами я больше не буду, это мне невыгодно. Стало быть, конец всякому недоброжелательству. Давай возьмём с еврея выкуп, потому что как горбатого только могила исправит, так и еврей всегда останется евреем.

– Монах-то не так уверен в обращении еврея с тех пор, как получил по уху,– сказал Мельник.

– Отстань,бездельник! Что ты там болтаешь насчёт обращения?Что такое, никто меня не уважает! Все стали хозяевами, а слуг нет! Говорю тебе,парень: я был немножко нетвёрд на ногах, когда добрый рыцарь меня ударил, а то я непременно устоял бы. Если же ты желаешь ещё потолковать на этот счёт, так давай я тебе докажу, что умею дать сдачи.

– Будет вам,перестаньте!– сказал Локсли.-А ты, еврей,подумай о своём выкупе.Ты понимаешь,что мы добрые христиане и не можем допустить, чтобы ты оставался среди нас. Вот ты и подумай на досуге,какой выкуп в силах предложить,а я пока займусь допросом другого пленного.

– А много ли удалось захватить людей Фрон де Бефа?– спросил Чёрный Рыцарь.

– Ни одного такого, который мог бы дать за себя выкуп, – ответил Локсли. – Было несколько трусливых подлецов, да мы их отпустили на волю – пускай ищут других хозяев. Для мщения и ради выгоды и так было довольно сделано, а эта кучка сброда и вся-то не стоила медной монеты. Тот пленный, о котором я упомянул, более ценная добыча: это щёголь монах, наверно ехал в гости к своей возлюбленной, судя по его франтовской одежде и по убранству его коня. Да вот и почтенный прелат идёт, бойкий как сорока.

Тут двое йоменов привели и поставили перед зелёным троном начальника нашего старого знакомого – приора Эймера из аббатства Жорво.

Глава XXXIII

…Цвет воинства, а что же наш

Тит Ларций?

Марцин

Он занят составлением указов:

Велит одних казнить,других изгнать,

С тех выкуп требует, а тем грозит.

«Кориолан»

Черты лица и осанка пленного аббата выражали забавную смесь оскорблённой гордости, растерянности и страха.

– Что это значит, господа?– заговорил он таким тоном, в котором разом отразились все эти три чувства.– Что за порядки у вас, скажите на милость? Турки вы или христиане,что так обращаетесь с духовными лицами? Знаете ли вы, что значит налагать руки на слуг господа? Вы разграбили мои сундуки, разорвали мою кружевную ризу тончайшей работы, которую и кардиналу было бы не стыдно надеть.Другой на моём месте попросту отлучил бы вас от церкви,но я не злопамятен, и если вы сейчас велите подать моих лошадей, отпустите мою братию, возвратите в целости мою поклажу, внесёте сотню крон на обедни в аббатстве Жорво и дадите обещание не вкушать дичи до будущей троицы,тогда я, может быть, постараюсь как-нибудь замять эту безрассудную проделку, и о ней больше речи не будет.

– Преподобный отец,– сказал главарь разбойников,– мне прискорбно думать, что кто-либо из моих товарищей мог так обойтись с вами,чтобы вызвать с вашей стороны надобность в таком отеческом наставлении.

– Какое там обхождение!– возразил аббат,ободрённый мягким тоном Локсли. – Так нельзя обходиться и с породистой собакой,не только с христианином, а тем более с духовным лицом, да ещё приором аббатства Жорво! Какой-то пьяный менестрель по имени Аллен из Лощины – некий мошенник – осмелился грозить мне телесным наказанием и даже смертью, если я не уплачу четырехсот крон выкупа, помимо всего,что он у меня награбил,а там было одних золотых цепочек и перстней с самоцветными камнями на несметную сумму. Да, кроме того, они переломали и попортили своими грубыми руками много ценных вещиц, как-то: ящичек с духами, серебряные щипчики для завивки волос…

– Может ли быть, чтобы Аллен из Лощины поступил так невежливо с особой вашего священного звания?– спросил предводитель.

– Всё это такая же истина,как евангелие от святого Никодима,– отвечал приор.– При этом он ругался на своём грубом северном наречии и поклялся повесить меня на самом высоком дереве в этом лесу.

– Да неужели клялся? В таком случае, преподобный отец, по-моему? вам придётся удовлетворить его требования. Потому что, видите ли, Аллен из Лощины такой человек, что коли раз сказал, то непременно сдержит своё слово.

– Вы всё шутите,– сказал растерявшийся приор с натянутым смехом.– Я и сам большой охотник до удачной шутки. Однако– xa-xa-xal– эта шутка продолжается уже целую ночь напролёт, так что пора бы её прекратить.

– Я теперь так же серьёзен,как монах в исповедальне,– отвечал Локсли.– Вам придётся уплатить порядочный выкуп, сэр приор, иначе вашей братии предстоит избирать себе нового настоятеля, потому что вы уже не воротитесь к своей пастве.

– Да вы что– христиане или нет? Как вы осмеливаетесь держать такие речи, обращаясь к духовному лицу? – сказал приор.

– Как же,мы христиане, и даже держим своего капеллана,– отвечал разбойник. – Позовите нашего весёлого монаха,путь выступит вперёд и приведёт почтенному аббату тексты, подходящие к настоящему случаю.

Отшельник, немного протрезвившийся, напялил монашеский балахон поверх своего зелёного кафтана, наскрёб в своей памяти несколько латинских фраз, когдато заученных наизусть, и, выйдя из толпы, сказал:

– Преподобный отец. Добро пожаловать в наши леса!

– Это что за нечестивый маскарад?– сказал приор. – Друг мой, если ты действительно духовное лицо, ты бы лучше научил меня, как избавиться от этих людей, чем кривляться да гримасничать, словно ярмарочный плясун.

– Поистине, преподобный отец,-отвечал монах,– я только и знаю один способ, которым ты можешь освободиться. Мы празднуем сегодня святого Андрея – стало быть, собираем десятину.

– Только не с церкви, надеюсь, добрый брат мой? – спросил приор.

– И с церкви и с мирян,– отвечал отшельник,– а потому, сэр приор, facite vobis amicos de Mammone iniquitatis – вступай в дружбу с мамоною беззакония, иначе никакая дружба тебе не поможет.

– Люблю весёлых охотников,всем сердцем люблю!-сказал приор более спокойно. – Ну полно, к чему эти строгости! Я ведь и сам большой мастер охотничьего дела и умею трубить в рог так зычно и чисто, что каждый дуб мне отзывается. Со мной можно бы и помягче обойтись.

– Дайте ему рог,– сказал Локсли,– пускай покажет своё хвалёное искусство.

Приор Эймер протрубил сигнал. Предводитель только головой покачал.

– Сэр приор,– сказал он,– трубить-то ты умеешь, но этим от нас не отделаешься. Мы не можем отпустить тебя на волю за одну музыку. К тому же я вижу, что ты только портишь старинные английские роговые лады разными французскими тру-ля-ля. Нет, приор, за них ты заплатишь ещё пятьдесят крон штрафа сверх выкупа, и поделом: не порти старинных сигналов псовой охоты.

– Ну, друг,– промолвил аббат недовольным тоном,– тебе, я вижу, трудно угодить.Прошу тебя,будь посговорчивее насчёт моего выкупа. Одним словом, раз уж мне придётся послужить дьяволу, скажи напрямик: сколько ты желаешь с меня взять, чтобы отпустить на все четыре стороны без десятка сторожей?

– Не сделать ли так,– шепнул начальнику отряда его помощник,– чтобы аббат назначил выкуп с еврея, а еврей пусть назначит, сколько взять с аббата?

– Ты хоть и безмозглый парень,а выдумал отличную штуку!– отвечал Локсли. – Эй, еврей, поди сюда! Посмотри, вот преподобный отец Эймер, приор богатого аббатства в Жорво.Скажи, много ли можно взять с него выкупа? Я поручусь, что ты до тонкости знаешь, каковы доходы их монастыря.

– О, ещё бы мне не знать,– сказал Исаак.– Я постоянно веду торговые дела с преподобными отцами,покупаю у них и пшеницу,и ячмень,и разные плоды земные, а также много шерсти.О,это богатейшая обитель, и святые отцы у себя в Жорво кушают сытно и пьют сладкие вина. Ах, если бы у такого отверженного бедняка, как я,было такое пристанище да ещё такие ежегодные и ежемесячные доходы, тогда я дал бы много золота и серебра в награду за своё освобождение из плена!

– Ах ты,собака!– воскликнул приор.– Тебе,я думаю, всех лучше известно, что мы до сих пор в долгу за недостроенный придел к храму…

– И за доставку в ваши погреба обычных запасов гасконского вина в прошлом году, – перебил его еврей, – но это пустяки.

– Что он там за вздор несёт, нечестивый пёс!– сказал приор.-Послушать его, так подумаешь, что наша святая братия задолжала за вино, которое разрешено нам пить. Подлый еврей богохульствует против святой церкви, а христиане слушают и не остановят его!

– Это всё пустые слова,– сказал Локсли.– Исаак,реши, сколько с него взять, чтобы целиком не содрать с него шкуры.

– Шестьсот крон,– сказал Исаак.– Эту сумму почтенный приор вполне может уплатить вашей доблестной милости. От этого он не разорится.

– Шестьсот крон,– повторил начальник с важностью.– Ну хорошо,я доволен. Ты справедливо решил,Исаак.Так,значит, шестьсот крон.Таково решение, сэр приор.

– Решено, решено! – раздались крики разбойников. – Сам Соломон не мог бы лучше рассудить.

– Ты слышал приговор, приор?– спросил начальник.

– С ума вы сошли,господа!– сказал приор.-Где же я возьму такую сумму? Если я продам и дароносицу и подсвечники с алтаря,и то я едва выручу половину этой суммы! А для этого нужно мне самому поехать в Жорво. Впрочем, можете оставить у себя заложниками моих двух монахов.

– Ну, на это нельзя полагаться,– сказал начальник.– Лучше ты у нас оставайся, а монахов мы пошлём за выкупом. Мы голодом тебя морить не станем: стакан вина и кусок запечённой дичи всегда к твоим услугам,а если ты в самом деле настоящий охотник, мы тебе покажем такую охоту, какой ты и не видывал.

– А не то, коли вашей милости угодно, – вмешался Исаак, желавший заслужить милость разбойников,– я могу послать в Йорк за шестью сотнями крон, взяв их заимообразно из доверенного мне капитала, лишь бы его высокопреподобие господин приор согласился выдать мне расписку.

– Расписку он тебе даст,какую хочешь, Исаак,– сказал Локсли,– и ты сразу заплатишь выкуп и за приора Эймера и за себя.

– За себя! Ах, доблестные господа,– сказал еврей, – я совсем разорённый человек! Попросту говоря – нищий: если я заплачу засебя, положим, пятьдесят крон, мне придётся пойти по миру.

– Ну, это пускай рассудит приор,– возразил начальник.– Отец Эймер, как вы полагаете, может ли этот еврей дать за себя хороший выкуп?

– Может ли он?– подхватил приор.– Да ведь это Исаак из Йорка, такой богач, что мог бы выкупить из ассирийского плена все десять колен израильских! Я лично с ним очень мало знаком, но наш келарь и казначей ведут с ним дела, и они говорят,что его дом в Йорке полон золота и серебра. Даже стыдно, как это возможно в христианской стране.

– Погодите, отец,– сказал еврей,– умерьте свой гнев. Прошу ваше преподобие помнить, что я никому не навязываю своих денег. Когда же духовные лица или миряне, принцы и аббаты, рыцари и монахи приходят к Исааку, стучатся в его двери и занимают у него шекели, они говорят с ним совсем не так грубо. Тогда только и слышишь: «Друг Исаак,сделай такое одолжение.Я заплачу тебе в срок – покарай меня бог, коли пропущу хоть один день», или: «Добрейший Исаак, если тебе когда-либо случалось помочь человеку, то будь и мне другом в беде». А когда наступает срок расплаты и я прихожу получать долг,тогда иное дело– тогда я «проклятый еврей». Тогда накликают все казни египетские на наше племя и делают всё, что в их силах, дабы восстановить грубых, невежественных людей против нас, бедных чужестранцев.

– Слушай-ка,приор,– сказал Локсли,– хоть он и еврей, а на этот раз говорит правду.Поэтому перестань браниться и назначь ему выкуп,как он тебе назначил.

– Надо быть сущим разбойником (это латинское выражение, но я его объясню когда-нибудь впоследствии),– сказал приор, – чтобы поставить на одну доску христианского прелата и некрещёного еврея. А впрочем, если вы меня просите назначить выкуп с этого подлеца,я прямо говорю,что вы останетесь в накладе, взяв с него меньше тысячи крон.

– Решено! Решено! – сказал вождь разбойников.

– Решено!– подхватили его сподвижники – Христианин доказал, что он человек воспитанный, и поусердствовал в нашу пользу лучше еврея.

– Боже отцов моих,помоги мне!– взмолился Исаак.– Вы хотите вконец погубить меня, несчастного!Я лишился сейчас дочери, а вы хотите отнять у меня и последние средства к пропитанию?

– Коли ты бездетен,еврей, тем лучше для тебя: не для кого копить деньги, – сказал Эймер.

– Увы, милорд,– сказал Исаак, – ваши законы воспрещают вам иметь семью, а потому вы не знаете, как близко родное детище родительскому сердцу… О Ревекка,дочь моей возлюбленной Рахили! Если бы каждый листок этого дерева был цехином и все эти цехины были моей собственностью, я бы отдал все эти сокровища, чтобы только знать, что ты жива и спаслась от рук назареянина.

– А что, у твоей дочери чёрные волосы?– спросил один из разбойников.– Не было ли на ней шёлкового покрывала, вышитого серебром?

– Да! Да!– сказал старик, дрожа от нетерпения, как прежде трепетал от страха. – Благословение Иакова да будет с тобою! Не можешь ли сказать мне что-нибудь о ней?

– Ну, так, значит, её тащил гордый храмовник, когда пробивался через наш отряд вчера вечером,– сказал qомен. – Я хотел было послать ему вслед стрелу, уж и лук натянул, да побоялся нечаянно попасть в девицу, так и не выстрелил.

– Ох, лучше бы ты выстрелил! Лучше бы твоя стрела пронзила её грудь! Лучше ей лежать в могиле своих предков, чем быть во власти развратного и лютого храмовника! Горе мне, горе, пропала честь моего дома!

– Друзья,– сказал предводитель разбойников,– хоть он и еврей, но горе его растрогало меня. Скажи честно, Исаак: уплатив нам тысячу крон, ты в самом деле останешься без гроша?

Этот вопрос Локсли заставил Исаака побледнеть,и он пробормотал, что, может быть, всё-таки останутся кое-какие крохи.

– Ну ладно,– сказал Локсли,– торговаться мы не станем. Без денег тебе так же мало надежды спасти своё дитя из когтей сэра Бриана де Буагильбера, как тупой стрелой убить матёрого оленя. Мы возьмём с тебя такой же выкуп, как с приора Эймера,или ещё на сто крон дешевле.Эта сотня составила бы мою долю, и я от неё отказываюсь в твою пользу, от этого никто из нашей почтенной компании не пострадает. Таким образом, мы не совершим ещё одного ужасного греха:не оценим еврейского купца так же высоко,как христианского прелата,а у тебя в кармане останется пятьсот крон на выкуп дочери.Храмовники любят блеск серебряных шекелей не меньше,чем блеск чёрных очей. Поспеши пленить Буагильбера звоном монет, не то может случиться большая беда. Судя по тому, что нам донесли лазутчики, ты его застанешь в ближайшей прецептории ордена. Так ли я решил, лихие мои товарищи?

Йомены по обыкновению выразили своё полное согласие с мнением вождя. А Исаак, утешенный вестью, что его дочь жива и можно попытаться её выкупить, бросился к ногам великодушного разбойника; он тёрся бородой о его башмаки и ловил полу его зелёного кафтана, желая облобызать её.

Локсли попятился назад и, стараясь высвободиться, воскликнул не без некоторого презрения:

– Ну, вставай скорее! Я англичанин и не охотник до таких восточных церемоний. Кланяйся богу, а не такому бедному грешнику, как я.

– Да, Исаак,– сказал приор Эймер,– преклони колена перед богом в лице его служителя, и кто знает – быть может, искреннее твоё раскаяние и добрые пожертвования на усыпальницу святого Роберта доставят неожиданную благодать и тебе и твоей дочери Ревекке.Я скорблю об участи этой девицы,ибо она весьма красива и привлекательна.Я её видел на турнире в Ашби.Что же касается Бриана де Буагильбера, то на него я имею большое влияние. Подумай же хорошенько, чем ты можешь заслужить моё благоволение, дабы я ему замолвил за тебя доброе слово.

– Ох, ох,– стонал еврей,– со всех сторон меня обобрать хотят! Попал в плен к ассирийцам, и египтянин также считает меня своей добычей!

– Какой же иной участи может ожидать твоё проклятое племя?– возразил приор.– Ибо что говорится в священном писании: «Verbum domini projecerunt, et sapientia est nulla in eis»,то есть отвергли слово божие, и мудрости нет в них; «propterea dabo mulieres eorum exteris»– и отдам жён их чужестранцам, то есть храмовникам, в настоящем случае, «et thesauros eorum hceredibus alienis» – а сокровища их другим,сиречь,в настоящем случае, вот этим честным джентльменам.

Исаак громко застонал и стал ломать руки в припадке скорби и отчаяния.

Тут Локсли отвёл Исаака в сторону и сказал ему:

– Обдумай хорошенько, Исаак, как тебе действовать; мой совет– постарайся задобрить этого попа. Он человек тщеславный и алчный и, кроме того, сильно нуждается в деньгах на удовлетворение своих прихотей, так что тебе легко ему угодить. Не думай, что я поверил твоим уверениям, будто бы ты очень беден. Я прекрасно знаю железный сундук, в котором ты держишь мешки с деньгами. Да это ещё что! Я знаю и тот большой камень под яблоней, что скрывает потайной ход в сводчатый подвал под твоим садом в Йорке.

Исаак побледнел.

– Но ты не опасайся меня,– продолжал иомен,– потому что мы с тобою ведь старые приятели. Помнишь ли ты больного йомена, которого дочь твоя Ревекка выкупила из йоркской тюрьмы и держала у себя в доме, пока он совсем не выздоровел? Когда же он поправился и собрался уходить от вас, ты дал ему серебряную монету на дорогу. Хоть ты и ростовщик, а никогда ещё не помещал своего капитала так выгодно, как в тот раз: эта серебряная монета сберегла тебе сегодня целых пятьсот крон.

– Стало быть, ты тот самый человек, кого мы звали Дик Самострел? – сказал Исаак. – Мне и то казалось, будто твой голос мне знаком.

– Да, я Дик Самострел,– отвечал главарь,– а также Локсли.

– Только ты ошибаешься, мой добрый Дик Самострел, касательно этого самого сводчатого подвала.Бог свидетель,что там ничего нет,кроме кое-какого товара, с которым я охотно поделюсь с тобой, а именно: сто ярдов зелёного линкольне кого сукна на камзолы твоим молодцам,сотня досок испанского тисового дерева, годного на изготовление луков,и сто концов шёлковой тетивы, ровной, круглой… Вот это всё я пришлю тебе, честный Дик, за твоё доброе ко мне расположение… Только, уж пожалуйста, мой добрый Дик, помолчим насчёт сводчатого подвала.