Текст книги "Германский Генеральный штаб. История и структура. 1657-1945"

Автор книги: Вальтер Гёрлиц

сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Глава 7
ВОЙНА БЕЗ ГЕНЕРАЛОВ
Мольтке-младший и Фалькенхайн. 1906–1916

I

Когда 1 января 1906 года Мольтке-младший несколько неуверенно принял руководство штабом, в котором его дядя служил с такой безупречностью, Европа выглядела довольно мрачно. История уже столкнулась с первой русской революцией, а марокканский кризис осложнил франко-германские отношения. Мольтке-младший, родившийся в 1848 году, с 1882 года служил адъютантом у дяди, а при новом императоре командовал различными гвардейскими полками. В то время много значила эффектная внешность, а Мольтке-младший к тому же имел очаровательные манеры. Он пользовался благосклонностью императора, который послал его в качестве личного представителя в Россию на коронацию Николая II и в Испанию на коронацию Альфонсо XIII.

Светские манеры в какой-то степени способствовали продвижению Мольтке-младшего. Как-то кронпринц сравнил его с Бенедеком и, как мы понимаем, попал в точку. Шлифен учил, что генералами рождаются, а не становятся. Мольтке-младший не считал, что родился генералом. Кроме того, как это часто происходит с теми, кто наследует великую фамилию, Мольтке-младший тяготился оказываемыми ему почестями. И в этом нет ничего странного, поскольку по натуре он был человеком застенчивым. Он много читал, причем его литературные вкусы отличались разнообразием. «Фауст» Гете сопровождал его во всех поездках. Женитьба на дальней родственнице, женщине разносторонне развитой, правда, излишне интересующейся восточными религиями, расширила круг его интересов.

Супруги с большим интересом относились к гипнозу и одно время увлекались углубленным изучением христианства. Мольтке-младший был на удивление плохим всадником. Во время штабных поездок верхом он так часто падал с лошади, что не было смысла делать ему замечания.

При всем интеллектуализме его взгляды отличались удивительным простодушием. Он мучительно боялся революции, и это заставляло его отчаянно цепляться за убеждение, что прусская армия и прусский офицерский корпус были своего рода духовной цитаделью и гарантией священного порядка. Он мирился с враждебностью со стороны Франции и России, а его мнение об Англии не шло дальше избитых фраз о вероломном Альбионе, лицемерных лавочниках и предполагаемых интригах Эдуарда VII.

Политические взгляды Мольке-младшего были столь же наивны. Он считал, что функция дипломата заключается не в том, чтобы избежать войны, а в том, чтобы обеспечить по возможности наиболее выгодное положение своей стране, когда вспыхнет неизбежная война. При всем том он с ужасом думал о грядущей войне и, находясь в унылом настроении, терял веру в возможность победы. Считая, что его способностей хватит для мирного времени, но не достаточно для трудных времен, он частично успокаивал себя тем, что император неоднократно заявлял, что в случае войны он примет на себя командование на Западном фронте.

Но, несмотря на это, он с головой ушел в работу, в значительной степени, чтобы спрятаться от мира, который с каждым годом становился все более вульгарным. Он придавал особое значение ежегодным маневрам; здесь он показывал себя во всем блеске и старался создать условия, приближенные к условиям настоящей войны.

Между тем красное здание на Кенигсплац окружала еще более густая атмосфера секретности, чем во времена Шлифена. Генеральным штабом была предпринята попытка, надо сказать, неудачная, ввести цензуру на все публикации, связанные с военной темой, даже на мемуары известных военачальников. Теперь армии соседей Германии стали объектом особого внимания. Благодаря реформам генерала Сухомлинова русская армия удивительно быстро оправилась от поражения и революции 1905 года. Британская армия сформировала экспедиционные войска, состоящие из шести пехотных и одного кавалерийского дивизионов. Учли, казалось бы, все, но недооценили воинственный потенциал Британской империи в целом и военные мощности Канады, Австралии и Новой Зеландии.

Первое десятилетие XX столетия увидело значительные успехи по совершенствованию вооружения. Франция ввела в боевой состав свои знаменитые 75-мм пушки с противооткатным устройством и телескопическим прицелом для непрямой наводки. Германская артиллерия развивалась практически параллельно французской, но благодаря 75-мм полевым пушкам Франция до 1914 года удерживала военное превосходство. Во всех армиях стали вводить мотоциклетные и автомобильные подразделения, изыскивать новые возможности гелиографа, телефона и телеграфа, экспериментировать с дирижаблями и аэропланами. Германская военная авиация прилагала все усилия, чтобы использовать дирижабль графа Цеппелина в военных целях. Но когда в 1909 году Блерио перелетел через пролив Ла-Манш, Мольтке-младший понял, что самолет имеет значительно большие возможности, чем дирижабль.

Как ни странно, но начальник Генерального штаба не решал эти вопросы, поскольку вопросы вооружения являлись прерогативой военного министерства, этого оплота консерватизма. Консерватизм привел к ожидаемым последствиям. Французский Генеральный штаб делал все возможное для использования технических достижений в военных целях. Франция первой сформировала подразделения авиации, французская автомобильная промышленность выпустила первую бронемашину, а Берлин все медлил и сомневался. Когда три экспериментальных образца бронемашин, оборудованных пулеметами, появились на маневрах 1908 года, никто не понимал, что с ними делать.

Развитие военных отраслей Франции и России заставило Мольтке-младшего пересмотреть планы предшественников, но это в полной мере характеризует его методы, он привлек для консультаций только фон Штейна, первого обер-квартирмейстера, не воспользовавшись услугами других обер-квартирмейстеров. Вероятно, опасаясь утечки информации.

Соблюдая почти полную секретность, Мольтке-младший пришел к жизненно важному решению. Начальник австрийского Генерального штаба Конрад фон Генцендорф отчаянно пытался добиться одобрения относительно большого наступления на востоке, но Мольтке-младший слишком хорошо помнил о неудаче, постигшей Наполеона. Его сбивала с толку идея о быстрой победе на западе. Однако в отличие от Шлифена он не хотел рисковать и придерживался мнения, что Эльзас и Верхний Рейн не следует оставлять без прикрытия. На это у него были причины. Мощная французская армия вполне могла нанести удар по Южной Германии. Кроме того, штабные специалисты, вроде Гронера из железнодорожной секции, откровенно беспокоились о саарском угле. Исходя из этих соображений план Шлифена был подвергнут серьезной переработке. Это был роковой шаг. Но Мольтке ухватился за «западный» вариант, и планы наступления на восток были отложены до лучших времен.

II

Международное напряжение нарастало. В 1908 году Австрия заняла Боснию и Герцеговину.

Стоит упомянуть и о двух внутренних кризисах: скандалы, связанные с именем Эйленбурга (гомосексуальные отношения в высших придворных кругах), и письмо в «Daily Telegraph». Шум, поднятый в прессе и парламенте, ясно показал императору, что ему уже никогда не восстановить доверие широких народных масс. С этого момента он принял решение возложить ответственность за ведение грядущей войны на начальника Генерального штаба. Еще один роковой шаг. Повторялась ситуация 1806 года; лица, ответственные за ведение войны, начали тем или иным образом выходить из дела. Глава военного кабинета Гальсен-Геселер умер от удара. При его преемнике фон Люкере кабинет опустился на уровень простого дополнения ко двору. Министерство не слишком занималось административными вопросами и проблемой проведения сметы на армию через рейхстаг. Генеральный штаб, высший планирующий армейский центр, по-прежнему окружала атмосфера тайны; для народа он олицетворял все достоинства старой армии. В действительности Генеральный штаб пребывал в опасной изоляции, а его начальника мучили тяжелые предчувствия.

В 1911 году произошли события в Агадире. По мнению Мольтке-младшего, «Пантера» внесла ясность в ситуацию, и он был целиком и полностью за продолжение решительных действий. В случае неудачи он грозился уйти в отставку. Горячность проявлялась по мере прояснения будущих событий.

В 1910 году Генеральный штаб в качестве темы военной игры выбрал высадку стотысячной британской экспедиционной армии в порту Эсбьерг на полуострове Ютландия. Уже было понятно, что не стоит рассматривать возможность вторжения Англии через Данию; в любом случае британская экспедиционная армия двинется через Бельгию или Северную Францию. Тем временем Франция изо всех сил наращивала военное превосходство. Она ввела трехлетний срок службы в армии. Военные расходы на душу населения во Франции по отношению к Германии были примерно как три к двум. Выдающиеся военные деятели Франции и России присутствовали друг у друга на маневрах. Во Франции появились весьма интересные военные публикации. В «Nos Frontidres de l'Est et du Nord» генерал Мэтрот предупреждал соотечественников о возможном нападении через Бельгию, а генерал Маллетерре обращал внимание на «брешь» в Арденнах. В Германии в связи с арестом большого числа шпионов создалась взрывоопасная обстановка, а в Австрии полковник Редль, начальник штаба пражского армейского корпуса, был застигнут при передаче австрийских планов развертывания русской секретной службе.

Еще одной стадией на пути к войне явились Балканские войны 1912-го и 1913 годов, в очередной раз поднявшие вопрос о стопроцентном использовании закона о всеобщей воинской повинности. В период с 1905-го по 1911 год произошло существенное увеличение пулеметных расчетов, инженерных подразделений, транспортных и авиационных формирований. В 1906 году обучение пехоты велось уже по новым правилам с учетом изучения опыта, полученного во время Англо-бурской и Русско-японской войн, опыта, который в 1910 году послужил основанием для введения серой полевой формы. Однако все эти меры не затрагивали сути военной проблемы. Десятки тысяч рекрутов из-за отсутствия необходимых условий для подготовки не могли поступить на службу в армию, в то время как во Франции призыв охватывал все слои населения.

III

В 1911 году у Мольтке-младшего развился хронический тонзиллит. Он был вынужден взять отпуск по болезни. Состоялся серьезный разговор о выходе в отставку. На этой стадии внимание на себя обратил человек, до того пребывавший в относительной неизвестности. Речь идет о подполковнике Людендорфе, главе второго отдела («германского»), в который входил отдел развертывания. Как уже говорилось, Людендорф был сторонником войны в ее так называемой «естественной форме». Декларируя, что является продолжателем Клаузевица, он, фактически, опровергал его, развивая теорию, согласно которой война не являлась инструментом политики. По мнению Людендорфа, политика – часть войны. Жизнь народов, по сути, всего лишь биологическая борьба, и вполне логично, что Людендорф, вдохновленный примером Франции, испытывал чуть ли не преклонение перед массовой народной армией. Шлифен стремился компенсировать недостаточную в численном отношении армию увеличением мобильности и способностью быстро приспосабливаться к обстановке. Людендорф был сторонником более прямых, даже жестоких мер. Он был готов бросить на чашу весов весь потенциал германской нации. Число призванных во французскую армию составляло восемьдесят два процента от всех годных к службе, а в Германии – только пятьдесят два процента, и это несмотря на то, что Германия значительно опережала Францию по ежегодной рождаемости. В 1912 году не прошли обучение порядка пятисот сорока тысяч номинально военнообязанных. Людендорф был уверен, что способен изменить ситуацию.

Преследуя свои цели, Людендорф изложил требования устами Мольтке-младшего, который полностью доверял ему. Строго говоря, подобные вопросы находились в ведении военного министерства, поскольку, прежде всего, были связаны с увеличением финансирования. Поэтому Людендорф решил пойти по стопам Вальдерзе и приступил к работе над общественным мнением.

Для этой цели он использовал Кейма, вышедшего в отставку генерала, имевшего отношения с Классом и его пан-германцами и уже доказавшего свою полезность в этом отношении при Вальдерзе. Природа связи Генерального штаба с пангерманским течением требует тщательного рассмотрения. Позже мы еще вернемся к этой теме.

В 1912 году Кейм сумел вызвать к жизни Пангерманский союз (Wehrverein), представлявший интересы господствующих классов страны, особенно рейнско-вестфальской тяжелой индустрии и прусского юнкерства. В том же 1912 году было получено разрешение на формировании двух новых армейских корпусов, увеличение численности тяжелой и полевой артиллерии и авиационных отрядов. Теперь армия насчитывала сто семнадцать тысяч человек. Расходы возросли до миллиарда марок. Людендорфу этого было мало. Он настаивал на формирование трех новых корпусов в 1913–1914 годах. Начальник главного военного департамента военного министерства генерал Ванд ель высказал мнение, что назойливость Людендорфа в конечном итоге приведет к революции.

Очень важное замечание, показывающее, что легендарное всемогущество Генерального штаба, о котором столько говорилось, существовало в основном в воображении его врагов. Фактически военный министр генерал фон Гееринген был против поспешного увеличения штата личного состава из-за боязни снижения уровня обучения. Существовала серьезная оппозиция в рейхстаге и даже в самом Генеральном штабе.

Подобная враждебность имела весьма конкретные результаты. В Генеральном штабе было принято, что в военное время руководитель сектора развертывания становится основным советником начальника штаба. Людендорф мечтал об этом моменте, но в январе 1913 года его сняли с должности, как «неудобного», и отправили командовать полком в Дюссельдорф. Вопрос об увеличении численности армии замер на мертвой точке.

В этом эпизоде поражает удивительная несогласованность в действиях властей, которых, казалась бы, должна была объединить перспектива надвигающейся войны. Армия и военно-морское министерство, формулируя свои требования, действовали абсолютно разобщенно. В дальнейшем военно-морской флот даже откажется обмениваться с Генеральным штабом разведывательными данными. Можно предположить, что к настоящему моменту канцлеру уже было известно о намерении двигаться через Бельгию, но он не стремился обсудить этот жизненно важный вопрос с Мольтке-младшим. Отсутствие несогласованности наблюдалось и между штабами Двойственного и Тройственного союза, отношения участников которых были омрачены недоверием. Начиная с боснийского кризиса 1908 года австрийский начальник штаба заверял, что после победы на западе, скажем, примерно через тридцать пять или сорок дней после мобилизации, можно будет послать подкрепление на восток.

Однако Мольтке-младший не хотел связывать себя точной датой. В Риме начальник штаба генерал Поллио считался активным сторонником союза с Германией, в то время как король был энергичным противником Габсбургов. В любом случае идея принять участие в войне, в которой Англия взяла сторону Франции, была для Италии несовместима со здравым смыслом. В марте 1914 года военная миссия провела какое-то время в Берлине, занимаясь обсуждением деталей переправки итальянской армии через Альпы. Однако было ясно, что эта договоренность вступит в силу только в том случае, если Франция будет единственным врагом на западе, а Германская империя станет явной жертвой агрессии.

IV

28 июня 1914 года сербские фанатики убили наследника австрийского престола. Министерство иностранных дел, похоже, понимало опасность создавшегося положения, и поначалу и в Берлине и в Вене поостереглись выражать чувства по поводу происшедшего. К сожалению, Бертольд, министр иностранных дел Австрии, убедил императора направить доверенное лицо в Берлин с тем, чтобы добиться от германского кайзера обещания решительной поддержки Австрии. Понял или нет кайзер опасность подобных обязательств, так и останется нерешенной задачей. Нам лишь известно, что внешне он действовал так, словно не существовало никакой серьезной опасности всеобщей войны, и именно в таком тоне он общался с руководителями всех видов вооруженных сил Германии. У него состоялась весьма непродолжительная беседа с военным министром Фалькенхайном, который, сообщив о беседе Мольтке-младшему, заметил, что у него не создалось впечатления о неизбежности военных действий и он не видит причин для беспокойства. Мольтке может продолжать лечение, а сам он уезжает на побережье.

Тем временем в Вене занялись составлением ультиматума в адрес Сербии, который включал требования, несовместимые с ее существованием в качестве суверенного государства. Подготовка проходила в атмосфере полной секретности, хотя германское министерство иностранных дел было в общих чертах информировано о ведущейся подготовке. Поскольку президент Французской республики Пуанкаре находился с официальным визитом в Санкт-Петербурге, было признано нецелесообразным направлять ультиматум в то время, когда он еще находился в России.

Несмотря на предпринятые предосторожности, информация просочилась во все европейские столицы. 16 июля английский посол в Вене сэр Эдвард Грей телеграфировал, что «готовится своего рода обвинительный акт в адрес сербского правительства в связи с предполагаемым соучастием в заговоре, приведшем к убийству эрцгерцога», и что «правительство Австро-Венгрии настаивает на немедленном и безоговорочном согласии и в случае неудачи применит силу». Граф Лютцов, бывший германский посол в Риме, конфиденциально сообщил Банзену, британскому послу в Берлине, что «на сей раз Австрия полна решимости следовать своим путем». Само собой, эта информация дошла до находящегося в Санкт-Петербурге Пуанкаре, и на приеме, воспользовавшись благоприятной возможностью, он резко заявил австрийскому послу, что Франция будет стоять за своих друзей. Свое мнение он выразил и на банкете в Петергофе.

Утром 24 июля, сразу после того, как Пуанкаре отправился во Францию, австрийские послы во всех столицах сообщили правительствам об ультиматуме, который в тот же вечер был предъявлен Белграду. Немедленно отреагировал Санкт-Петербург. Россия заявила, что не может оставаться в стороне и пассивно наблюдать за уничтожением Сербии. Русский министр иностранных дел Сазонов первым делом предложил провести частичную мобилизацию, направленную против Австрии, которая должна была удержать Австрию от принятия окончательного решения. Предложение отклонили из-за технических трудностей, но на следующий день имперский совет, на котором председательствовал царь, принял решение объявить о так называемом «подготовительном периоде к войне». Это означало призыв на военную службу резервистов, создание пограничных постов, запрещение отпусков и т. п. Не столь уж сильная мера, но она отозвалась в большей степени на Германии, чем на Австрии. И хотя к войне Германию привело нападение на Австрию, меры, предпринятые Россией, по крайней мере, продемонстрировали теоретическую возможность начала военных действий с нападения на Германию.

Германия, оказавшись в положении человека, сидящего между стульями, начала ощущать растущую опасность. После предупреждения настроение министерства иностранных дел несколько изменилось, в основном благодаря позиции кайзера, и Германия стала склоняться к австрийской точке зрения, что было вполне естественно. Австрия была единственным надежным союзником Германии, и, если бы Австрия не отреагировала на заговор в Сараеве (есть серьезные основания полагать, что в заговор были вовлечены некоторые члены сербского правительства), это могло бы привести к распаду Австрийской империи. В то же время германское министерство иностранных дел не было заинтересовано в раздувании мирового пожара и, естественно, хотело иметь информацию о каждом шаге, предпринимаемом австрийским правительством.

В первой половине июля Австрия честно исполняла желание Германии. Но начиная с середины июля Бертольд становится все более скрытным. За два дня до вручения ультиматума Сербии Германия еще не была ознакомлена с текстом ультиматума. Помогла исключительная настойчивость германского министра иностранных дел и поддержка австрийского посла. Причина, безусловно, крылась в следующем. 14 июля венгерский премьер-министр, который до настоящего времени был противником войны с Сербией, позволил себя убедить в ее необходимости. С этого момента Бертольд закусил удила.

После объявления ультиматума и ответных действий со стороны России положение Германии стало критическим. Германия превосходила Россию по скорости мобилизации, но если Россия, прикрывшись «подготовительным периодом к войне», тайно провела мобилизацию, Германия теряла военное преимущество. Осознавая нависшую над страной опасность, кайзер взял на себя роль примирителя, обратившись к царю с просьбой помочь предотвратить беду. Тем временем, несмотря на поразительную уступчивость Сербии, Австрия объявила войну, и, хотя царь ответил в дружеском тоне, его слова вселяли мало надежды. «Позорная война, – написал он, – была объявлена слабой стране. Возмущению в России, которое я полностью разделяю, нет предела. Я предвижу, что очень скоро под давлением, которое на меня оказывают, буду вынужден пойти на меры, которые приведут к войне».

Такой была позиция правителей. Однако Мольтке-младший в большей степени был обеспокоен приготовлениями внутри России, понимая, что прошло время переговоров, и проблема, с которой столкнулась Германия, не столько политического, сколько военного плана. В частности, Мольтке-младший опасался, что, если Австрия затянет с мобилизацией, вся сила русского удара обрушится на Германию. В полдень 30 июля, когда уже просочилась информация о мобилизации в России, Мольтке-младший, разговаривая с австрийским военным атташе Бинертом, убеждал его, что все попытки сэра Эдварда Грея примирить враждующие стороны были проигнорированы и Австрия должна немедленно мобилизоваться против России. Мольтке-младший, чья позиция до этого момента была безупречна правильной, подвергся критике за подобные действия. Вмешательство военного в политическую сферу было по меньшей мере неуместным, но нельзя сказать, что это каким-то образом повлияло на последующие события.

Австрия, мобилизовавшая пока только восемь армейских корпусов, назначила общую мобилизацию на 31 июля. Но к тому времени жребий был брошен. В какой-то степени после заявления германского посла, что Германия примет контрмеры, если Россия не прекратит подготовку к войне, частично из-за бомбардировки Белграда царь подписал приказ о всеобщей мобилизации. Надо уточнить, что царь, получив примирительную телеграмму от германского канцлера, приказал прекратить мобилизацию, но на следующий день под давлением Сазонова и военных, убежденных в том, что дипломаты исчерпали свои возможности, вновь отдал приказ о всеобщей мобилизации.

А тем временем в Берлине германский кайзер проявлял бешеную энергию в борьбе за мир, изо всех сил сопротивляясь давлению со стороны Мольтке-младшего, который рассматривал войну как неизбежное зло и требовал немедленно приступить к военным приготовлениям, хотя и его, похоже, беспокоили сообщения о мобилизации в России. Германского посла в Вене буквально завалили телеграммами с требованиями оказать давление на Бертольда, но мы знаем, что информация о русской мобилизации уже просочилась в европейские государства. Однако Бетман-Гольвег не терял надежды до тех пор, пока не убедился, что катастрофы не избежать.

Ранним утром 31 июля Мольтке-младшему сообщили по телефону, что русские полностью перекрыли восточную прусскую границу и вывесили объявления о мобилизации. Мольтке-младший попросил информатора достать одно объявление; он не мог предпринимать никаких действий без наличия несомненного доказательства. Чуть позже немецкий посол в Санкт-Петербурге прислал телеграмму с требуемыми подтверждениями. «Нависшая опасность войны» послужила поводом для объявления всеобщей мобилизации.

Следом встал вопрос, должна ли Германия направлять официальное объявление войны. Мольтке-младший и Фалькенхайн были категорически против, считая, что тем самым Германия заклеймит себя как агрессор, но Бетман-Гольвег стремился твердо придерживаться гаагских конвенций и поэтому приказал Пурталесу, послу в Санкт-Петербурге, сообщить Сазонову о мерах, предпринятых Германией, и объяснить, что мобилизация будет продолжаться, если Россия не прекратит военных приготовлений. Время ответа истекает в полдень 1 августа.

1 августа в 5 часов Германия, не получив ответа от России, объявила о всеобщей мобилизации. Спустя четверть часа подобный шаг предприняла Франция. Спустя час Пурталес обратился к Сазонову. Трижды он спрашивал у русского министра иностранных дел, не может ли тот дать положительный ответ на поставленный днем раньше вопрос. И трижды Сазонов отвечал отрицательно. Тогда Пурталес вынул из кармана декларацию с объявлением войны, вручил ее Сазонову, отошел к окну и разрыдался. Началась Первая мировая война.

Пришло время для «большого плана». 31 июля сэр Эдвард Грей направил ноту правительствам Франции и Германии с просьбой соблюдать нейтралитет Бельгии. Германия теперь не могла давать подобных гарантий, и Англия поспешно переметнулась на сторону германских врагов. Генеральный штаб принял это к сведению.

Нельзя обойти вниманием еще одно существенное событие. Как мы помним, 1 августа император объявил о мобилизации армии и флота. В тот же день Мольтке-младший присутствовал на совете в императорском дворце. По окончании он пошел в Генеральный штаб отдать необходимые распоряжения, но император попросил его вернуться. Он хотел узнать, что за депеша пришла в Лондон, после которой Англия была готова гарантировать французский нейтралитет в ответ на заверения Германии, что против Франции не будет предпринято никаких враждебных действий. В присутствии прусского военного министра, генерала фон Фалькенхайна и Бетман-Гольвега император заявил: «Что ж, тогда мы просто двинем всю армию против России».

Мольтке-младший ужаснулся. Развертывание миллионной армии нельзя делать без подготовки. На это император заметил: «Ваш дядя дал бы другой ответ». В мемуарах Мольтке-младший обиженно замечает, что никогда не претендовал на место фельдмаршала. В конце концов ему удалось убедить императора, что развертывание следует проводить, как было запланировано, а Францию заверить в отсутствии враждебных намерений. Позже войска можно будет направить на восток. В Лондон отправили телеграмму, в которой объяснили, что по техническим причинам развертывание нельзя остановить, и дали требуемые гарантии.

Поздно ночью выяснилось, что произошла ошибка. Никогда не стоял вопрос о гарантиях со стороны Британии. «Тогда, – заявил император, – вы можете делать что пожелаете». В своих мемуарах Мольтке-младший, который, по его собственному утверждению, заплакал после состоявшейся днем встречи, утверждает, что так никогда и не смог пережить охватившие его в тот момент чувства. Что-то сломалось в нем, и он уже не мог стать прежним. В мрачном расположении духа Мольтке-младший приступил к военным действиям.

V

В 1914 году немецкая полевая армия насчитывала два миллиона человек. Число обученных германских резервистов приближалось к 3,8 миллиона человек. Германия располагала восемнадцатью дирижаблями, тридцатью тремя авиационными подразделениями и примерно четырьмя тысячами грузовиков и автомобилей. Количество людей формально годных для службы в армии достигало двенадцати миллионов, из них 8,4 миллиона в случае крайней необходимости могли быть призваны в армию.

Семь полевых армий, включающих 1,6 миллиона человек, были развернуты между Крефельдом и Базелем. Пять из семи армий под командованием фон Клюка, фон Бюлова, фон Хойзена, герцога Вюртембургского и кронпринца были готовы к вторжению в Бельгию и Люксембург. На южном фланге к ним примыкали 6-я и 7-я армии под командованием кронпринца Рупрехта Баварского и генерал-полковника фон Геерингена, бывшего военного министра. В задачу последних входило зажать противника в Лотарингии и удерживать его на границе Верхнего Рейна. С этой целью им были приданы несколько подразделений ландвера. На случай возможной британской высадки и для защиты Кильского канала в Шлезвиг-Гольштейне был оставлен один резервный корпус. Французские армии располагались от Арденн до швейцарской границы в следующем порядке: 5, 3, 2, 1-я; 4-я армия, находившаяся в тылу 3-й, была готова в случае необходимости выдвинуться в Бельгию. Четыре дивизии сгруппировались вокруг Лилля, а войска укрепленных районов вокруг большого Парижа. Кроме того, имелось пять пехотных дивизий и один кавалерийский эскадрон бельгийской армии, а также шесть пехотных дивизий и один кавалерийский эскадрон британской экспедиционной армии.

Основная масса австрийской армии перешла в наступление в Галиции, прикрывая Силезию и бассейн Дуная. Русское развертывание произошло именно так, как предсказывал Генеральный штаб. Две мощные армии, 1-я под командованием генерала Ренненкампфа и 2-я под командованием генерала Самсонова, начали концентрическое наступление с востока и юга на Восточную Пруссию. Армия под командованием генерала Эверта расположилась на правом берегу Вислы в районе Варшавы, а три армии под командованием Плеве, Рузского и Иванова напротив Галиции. Командующим Северо-Западным фронтом был генерал Жилинский, а великий князь Николай Николаевич командовал в Польше.

На западе «шлифенское каре», в чью задачу входил охват Мец – Диденхофен и движение в направлении Брюссель– Намюр, было в семь раз сильнее, чем силы, прикрывавшие фланг в Эльзасе-Лотарингии. Фронт наступательного фланга был достаточно силен, но не хватало резерва для осуществления отвлекающих маневров и осады крепостей, хотя, как только стало ясно, что Британия не собирается высаживаться в Дании, резервный корпус, находившийся в Шлезвиг-Гольштейне, должен был быть переброшен на Западный фронт. Тем временем Италия заявила о своем нейтралитете, и о помощи Италии на Верхнем Рейне, на которую так рассчитывал Шлифен, пришлось забыть. Теперь Франции не пришлось защищать границу в Альпах.

Основная проблема заключалась в том, что семь армий, растянувшихся на многие сотни миль, нуждались в более сложной системе командования. Следовало создать мобильные командные группы, которые могли бы отслеживать постоянно меняющуюся ситуацию и быстро передавать информацию от высшего командования командованию армий. Однако руководство всеми операциями возлагалось на штаб, который, слишком медленно двигаясь за армиями, находился на значительном расстоянии от действующих армий.