Текст книги "Плохие девочки не плачут"
Автор книги: Valery Angulys
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 10 страниц)
– Deine Schlampe (Твоя шлюха), – тихо говорю я.
Влажный поцелуй между лопаток заставляет поёжиться. А когда фон Вейганд проникает в меня, я действительно кричу. От наслаждения. Каждый его толчок срывает порочный стон с моих губ. Он двигается медленно и размеренно, настолько медленно, что это сводит с ума. Кто я сейчас? Игрушка или животное, посаженное на цепь?
– Sage (Скажи), – велит фон Вейганд.
До меня доходит почти сразу, и я спешу подтвердить. Твоя, твоя… конечно, твоя. Чья же ещё?
Хорошие девочки так не поступают. Хорошие девочки не дадут похоти въесться в кожу. Хорошие девочки не бывают шлюхами.
Мои запястья, связанные поясом от халата, истерлись до крови. Моё тело пылает под умелыми ласками. Фон Вейганд делает всё, что хочет, и так, как хочет.
Я четко знаю лишь одно – ничто не будет прежним. Я не смогу от него избавиться, не вытравлю из себя ничем. Жутко сознавать, что этот эгоист, собственник, вполне вероятно, бабник и психопат с наклонностями садиста, практически неизвестный человек держит в руках моё сердце.
* * *
Очередной понедельник оказался не из приятных. Работы много, фон Вейганд опять занят и делает вид, будто меня не существует. Единственное, что намекало на бурно проведенную ночь – налитые кровью глаза и легкая щетина. Но это его не портит. Трудно представить, что способно его испортить.
У меня же был вид исключительно замученный. Я даже не стала делать макияж. Зачем лишний раз подчеркивать круги под глазами?
Впрочем, поводы для радости есть – мой зад по-прежнему не тронут. Мстительные огоньки зажигаются во взгляде, когда смотрю на заклеенную пластырем руку фон Вейганда. Где-то там следы моих зубов. Однако и его следы на мне сохранились. На запястья больно смотреть, а синяки расцветают по всему телу.
Вечером, когда настало время уезжать, немецкий переводчик сообщил, что я и Ригерт возвращаемся обратно, а он с фон Вейгандом задержится ещё на один день. Так решилась проблема транспортировки моих «подарков». Ригерт лишних вопросов задавать не станет. Он либо догадывается обо всём, либо знает наверняка.
Может, фон Вейганд не желает афишировать наши отношения, дабы не осквернить моё доброе имя? Я размышляла об этом всю дорогу. Что он чувствует? Любит ли он кого-то? Женат ли? Есть ли у него дети? Обо всем об этом мне бы хотелось узнать. Однако единственный человек в мире, способный дать ответ, он сам. Ну и, возможно, Ригерт.
Я краем глаза поглядывала на немца Анны. Весь в себе. Не думаю, что он захочет изливать мне душу.
Впрочем, интересующий меня разговор Ригерт завязал по собственной инициативе на пути из аэропорта домой.
– I know it's not my business but I wish to warn you (Я знаю, это не мое дело, но я хочу предупредить вас).
– What do you mean? (О чем вы?) – я сделала вид, что не поняла.
– Be careful and that's all (Будьте осторожны, и всё).
Пришлось выждать паузу. Скажет он ещё что-нибудь или нет? Не сказал. Закидываю удочку:
– Is he married? (Он женат?)
– It is a long story (Это долгая история), – Ригерт заметно напрягается. – I don't think I am the one who should reveal the details. I only advise you to be more careful (Я не думаю, что я тот, кто должен раскрыть все подробности. Я просто советую вам быть осторожнее).
– I wish I knew at least something (Я бы хотела знать хоть что-то), – пожимаю плечами.
– You're a cute lady, miss Lora. Don't put your hopes high (Вы милая леди, мисс Лора. Не возлагайте больших надежд).
– I have no hopes (У меня нет никаких надежд), – вру, не краснея.
– It is good if it is true (Хорошо, если это правда).
Больше из него не вытянуть ни слова. Но мне и без того хватит на размышления.
Не будь он женат, Ригерт бы не стал нагонять туман. Будь у него счастливая семейная жизнь, он бы тоже не преминул это отметить. Фон Вейганд мог находиться равно как в процессе женитьбы, так и в процессе развода. Кроме того, мне советовали не совать нос и надежды в чужие дела. Почему?
Глава 5
Те, кто утверждают, что самые идиотские происшествия начинаются словами «Посмотри, как я умею», глубоко ошибаются. Кому, как не мне, человеку с дипломом магистра по попаданию в кретинистические ситуации, об этом знать? Полный трэш и угар начинается фразой «Да, на улице пасмурно, по прогнозу ливень передавали, того гляди польет как из ведра, но зонт тащить лень, а, следовательно, на хрен». Вообще, зонты придумали для слабаков, для жалких неудачников, которые пасуют перед трудностями, не осмеливаясь взглянуть опасности в лицо.
«Брать или не брать?» – терзал мой разум коварный вопрос.
Покруче Гамлета, однако.
Меж тем рука моя терзала зонтик. Тяжеленный, граммов двести, не меньше, крупногабаритный, никак не влезающий в объемистую спортивную сумку, уродский на вид и откровенно отвратительный. Бесполезный, прямо скажем, предмет.
Тучи угрожающе сгустились над строем многоэтажек, протяжно завывал ветер, а градусник показывал вполне приемлемые плюс двадцать. Вот вам и осень в райском промышленном городке на берегу лучшего на свете моря. Я критично оглядела себя в зеркале: кроссовки, джинсы, легкая курточка. Идеальный спортивный стиль, куда зонтик определенно не вписывался. Кроссы черные, джинсы черные, курточка нежно-розовенькая, не потому что от природы такая, а полиняла слегка… ну, подумаешь! Хм, зонтик тоже черный. Куда мне к этому прикиду еще одну черную вещь?
– На фиг зонтик. Добегу, если че, – оптимистично заявила я, не подозревая, что обрекаю себя на погибель.
Где можно быстро и, главное, за смешные деньги получить порцию гнева и неконтролируемой ярости вкупе с полнейшей безысходностью? Правильно, только в утренней маршрутке. Попутно здесь можно заводить новых друзей, обогащать словарный запас, прослушать свежий обзор политических новостей от ведущих экспертов. Или даже лучше – встретить вторую половинку, пусть на жалкие минут двадцать, но всё же. О, эти томные вздохи над ухом, жаркое слияние тел, близость душ. Да, вас прижало друг к другу по чистой случайности, когда водитель переполненной маршрутки остановился на очередной остановке и проклинаемый всеми новый пассажир с воплем «Я всё равно пролезу! Пустите по-хорошему!» заскакивает туда, куда, казалось бы, не заскочить, и пробивает дорогу локтями, борясь не на жизнь, а на смерть.
Не думайте, что я не люблю маршрутки. Я их ненавижу. Особенно в пятницу, особенно после адской рабочей недели. Раньше мы с Анной ездили только с немцами, на разбитой в хлам «Газели», но с приездом новых специалистов на этой воистину гребаной неделе мест переводчикам не хватало. Вот и пришлось тащиться на маршрутку.
Свежая партия из Германии внесла некоторое разнообразие, но, поверьте, ничего хорошего там не было. Больше всех впечатлял шумный араб-полиглот, проживающий в Дюссельдорфе и прозванный коллективом Хламидой (а при личных контактах «Вы») за нечитаемостью официального имени.
– Ай эм э вери импортант перзззон! (Я очень важный человек!) – доверительно кричал он всем на ухо.
А нам, девочкам, советовал обязательно ехать в «Джермани» и выходить замуж за немца. Его произношение убивало моё чувство прекрасного. Он утверждал, что знает семь языков и ***надцать диалектов индийского. Он говорил на всех семи языках и ***надцати диалектах индийского по поводу и без, заливисто смеялся и дружески трепал всех за щеки, включая начальников, главных инженеров почтенного возраста и ни в чем не повинных уборщиц.
– Канец рабочяго дня! – громогласно вещал он, стуча в двери кабинетов по всему офису, и всячески демонстрировал природное дружелюбие.
На этом моменте вам, вероятнее всего, хочется спросить, какого черта я рассказываю полнейшую чепуху и ни словом не обмолвилась о господине фон Вейганде?
Нечего рассказывать. Честное пионерское.
Это даже игнором назвать трудно. Это вообще ничего. И «ничего» убивает намного больше всех известных проявлений внимания. Ни тебе взглядов, ни грязных намеков. Ничегошеньки.
Я больше не носила «ошейник», но не думаю, что фон Вейганд сильно парился по этому поводу. Он вообще не смотрел на меня лишний раз, а когда смотрел, то абсолютно равнодушно.
«Ну и хорошо», – думала я, балансируя на одной ноге в переполненной маршрутке.
«Ну и ладно», – продолжала думать я, проталкиваясь к выходу.
«Да чтоб он сдох… и так, чтоб помучался!»
Последнее, кажется, подумала вслух и весьма гневно, потому как крупногабаритный мужик прямо по курсу мигом отскочил в сторону, сметая всё на своём пути, чуть ли не перекрестившись, а я благополучно выбралась на грешную землю. Прямо под дождь и в лужу. Под обалденно сильный проливной дождь и гигантской глубины мутную лужу.
– Сегодня просто не мой день, – заключила я, впихнувшись под спасительный навес, где и без меня толпилось прилично народу.
Мне бы остаться тут, переждать непогоду, как все вменяемые люди делают. Но я не была вменяемой, не искала легких путей и вообще не собиралась лишний раз о чем-то думать. Я твердо решила не опаздывать, добраться до родимого офиса в срок и пох*й, что без зонта.
«Может, стоит вернуться и подождать там?» – посоветовал внутренний голос, когда я стремглав миновав проходные, опрометью пустилась по раздолбанной дороге.
И мне бы внять голосу разума, воротиться назад, выждать время, пока непогода утихнет. Куда там! Включившаяся дурь напополам с врожденным нечеловеческим упрямством несла моё бренное тело в эпицентр урагана. Прикрыв самое драгоценное (старательно выпрямленную утюжком челку) спортивной сумкой, я смело шлепала по грязным заводским лужам, практически смирившись с насквозь мокрым всем остальным.
«Что за вселенская несправедливость?» – повторяю мысленно, размышляя отнюдь не о дожде, и даже не о том, что мне чертовски холодно.
Фон Вейганд – центр моего мироздания. Работа не была бы адской, мистер Хламида казался бы приятнейшим собеседником, кругом бы переливалась сказочная радуга, а белые пони мило пощипывали травку перед проходными. Да что там пони! На моей улице перевернулся бы грузовик с марихуаной, будь он хоть немного…
Хоть немного – что?
Влюблен.
Сердце на секунду остановилось, а может, и дольше, чем на секунду, а может, я просто перестала его чувствовать. Застываю на месте, позволяя дождю хлестать себя со всех сторон.
Влюблен? Об этом глупо думать, такое случается только в сказках и романтичных голливудских фильмах. Не хватало втрескаться в него по уши, Лора. Прекрати мечтать. Слишком больно потом падать. Не вздумай! Поздно…
Продолжая ловить лужи на своем пути, не обращаю внимания на то, как хлюпает вода в кроссовках, как неприятно облепила меня мокрая одежда. Внутри еще более мерзко, чем снаружи. Девочка, которая хотела поиграть во взрослые игры, в секс без обязательств. Глупая девочка, которая пыталась быть плохой. Как же ты могла втрескаться в него по уши?
Ничего, я переживу. Подумаю об этом потом. Осталось пройти мостик, еще метров десять по неасфальтированной грязище и около сорока метров до здания офиса. Минут пять в целом.
«Тойота» фон Вейганда мягко притормаживает у входа, вынуждая меня замереть. Не хочется светиться в мокром шмотье, тем не менее на работу идти необходимо и он по любому увидит. Всё-таки лучше позже. Проявляю каплю благоразумия, затаившись в пожелтевших кустах. Спешить мне некуда, проходные пройдены, пропуск сработал и теперь можно часами слоняться по территории завода, опоздание никто не докажет. Намокнуть не боюсь. Куда больше?
Любуюсь им, дурацкая улыбка невольно расплывается на губах. Мистер Секс… о да, идеален. Он выходит, но дверцу авто закрывать не спешит, раскрывает зонт, протягивает руку. И то, что я вижу дальше, позволяет скользким ледяным щупальцам обвить горло, проникнуть под кожу, вспороть изнутри. Сумка падает на землю, но челка меня уже не волнует. В груди сжимается или обрывается. Такое чувство, будто меня переехали асфальтным катком. Раз десять, со всех траекторий. Или словно мою голову отделили от тела, поиграли ею в футбол, а после вернули на место.
Я вижу, как из «Тойоты» выходит Анна, как фон Вейганд держит её за руку и держит зонт над её головой, как они вместе заходят в офис. Капли дождя застилают обзор. Картинка мутнеет. Щиплет глаза. Или я плачу?
– Поехали вместе, раз с немцами больше нельзя. Во сколько пересечемся? – спрашиваю Анну вчера.
– Не знаю, как у меня получится. Ты, давай, езжай сама, если что, – отмахивается подруга. – Позвоню утром.
Конечно, она не позвонила, а я и думать забыла о договоренности. Вот, значит, как оно «получилось». Услужливое воображение рисует картины, от которых тошнота подкатывает к горлу. Не хочу разбираться, кто из них кого хотел первым. Факты налицо. Неприступный шеф-монтажник фон Вейганд (при виде которого затихает даже темперамент мистера Хламиды, превращая фонтан веселья в рядового сотрудника) вдруг подвозит мою подругу. Мою бывшую подругу на работу. С какой радости?!
Плевать. Подхватываю сумку из грязи.
Плевать. С гордо поднятой головой двигаюсь к офису.
Плевать. Больше этот ублюдок никогда ко мне не притронется. Не позволю.
Надень на лицо счастливую улыбку, пусть глаза искрятся весельем и, несмотря на всё дерьмо, которое вокруг творится, сделай вид, что тебе действительно плевать.
* * *
Я шла, оставляя за собой грязные лужицы и удивляя окружающих блаженно-счастливым, чуток дебильным выражением лица. Кроссовки задорно хлюпали, грязь меланхолично капала с моей сумки. Я старалась думать лишь о неземной красоте, которую ничем не испортишь.
– Них*я себе ты промокла! – по выражению лица Натали стало ясно, что даже неземную красоту таки реально испортить.
– Да, не подрассчитала, – развожу руками, продолжаю нервно улыбаться. – Че теперь делать?
– Переоденься хотя бы в спецовку, а вообще, домой отпросись…
– Нет! Только не домой! – взвилась я, подтверждая опасения относительно моего ментального здоровья.
Дома я собиралась укутаться в клетчатый плед, заварить чайку с ликером «Бейлис» и захлебываться слезами под суицидально-грустные песни.
– Тогда иди переоденься. Поставить тебе чайник?
– Ага, давай.
И немножко цианистого калия подсыпь туда. «Для пикантности» – как говорил мой одногруппник Ярослав, облевав персидский ковер в квартире лучшего друга и выкладывая поверх узор из маринованных грибочков.
В переводческой комнате Анна сидела за компьютером, а фон Вейганд склонился над ней, вероятно рассказывая что-то очень забавное. Моя подруга заливалась соблазнительным смехом, да и шеф-монтажник мрачным не выглядел. Справедливо отмечу, немецкий Анны был на порядок выше моего, конечно, им проще общаться. Но «своё» отдавать не собираюсь. Это я сейчас решила. Не уверена, правда, что именно «моё».
– Приветик, – мило здороваюсь и направляюсь к сладкой парочке.
– Привет, Лора, – осторожно отвечает Анна, и смех обрывается.
Сразу заметно, она напряглась.
– А что это у нас такое интересное? – рассматриваю дисплей, на котором открыта неведомая фигня на немецком языке.
– Меня попросили сделать, потому как…
Да, знаю, что немецкий переводчик сегодня взял выходной.
– Как добралась? С ветерком? – видимо, взгляд выдает мои мысли, а выражение лица отнюдь не добродушное.
Анна принимает оборонительную позицию, складывает руки на груди, делает невозмутимый вид:
– Фон Вейганд предложил подвезти. Я не виновата, что…
– Лично тебя одну предложил возить? Да? – не пытаюсь скрыть угрожающие нотки.
– Лора, он предложил мне, я же не могла всех звать.
– Могла меня позвать, мы живем в соседних домах.
– Сама понимаешь, такая ситуация. Я решила, что один раз надо самой поехать, а потом договариваться дальше. Нельзя наглеть. Какие ко мне вопросы? – выражение оскорбленной невинности удается Анне особенно хорошо. – Я не виновата, что он мне предложил, а тебе нет.
Моя многострадальная сумка по чистой случайности приземляется на вычищенные до блеска (и это в дождь!) ботинки фон Вейганда. Ну, почти по чистой случайности. Я бы с радостью отхлестала этой испачканной сумкой обоих, но слишком хорошо воспитана.
– Ой, какая жалость! – пораженно восклицаю. – I am sorry! (Мне жаль!)
Взгляд шефа-монтажника невозможно прочесть. Он непроницаем, изучает меня от завившейся кудряшками копны волос до истерзанных лужами кроссовок. Наверняка думает, что я идиотка.
Подхватываю пакет со спецодеждой и скрываюсь из вида, прежде чем начну захлебываться рыданиями без помощи суицидально-грустных песен.
* * *
Конечно, мне и до этого было ясно, что я промокла насквозь, но я не ожидала, что «насквозь» подразумевает абсолютно мокрое нижнее белье. Пришлось натягивать спецовочные штаны прямо на голый зад. Не слишком приятно, доложу вам, зато сухо. Завершив переодевание, я почувствовала себя несколько странно. Живот внизу подозрительно тянуло. Слишком подозрительно.
Почему сегодня, а? Подсчитываю даты и понимаю, что сегодня самое время, организм сработал как часы. Для верности снова спускаю штаны, проверяюсь. Невероятно, блин. Зато объясняет истеричное состояние, желание, чтобы все тебя любили, нестабильность психики, острую раздражительность. Хотя нет, это у меня всегда так.
Куда теперь крепить прокладку? Простите за подробности. Тампон туда запихивать не собираюсь, я тампонов, вообще, дико боюсь. Вдруг обратно не вытащу?
«Повезло, что не залетела, деточка», – информирует внутренний голос.
Действительно. О контрацепции как-то мало задумывалась в последнее время. Это с моей манией перестраховаться всегда и во всём! Когда на горизонте возникает фон Вейганд, мозги отключаются. Вполне могла оказаться на месте бывшей девушки Леонида. Конечно, аборт делать не стану. Я совсем не против родить его ребенка. Мальчика или девочку? Желательно мальчика, чтобы был похож на папашу и всех наивных баб с ума сводил. Впрочем, на девочку тоже соглашусь, только…
«Очнись, идиотка, – встрял в сладкие мечты внутренний голос. – Повезло, что всё обошлось!»
А, ну да. Повезло. Теперь всё кончено. Если вдруг попробует снова завалить в койку, я его так пошлю, что небесам жарко станет.
Раздевалка находится в непосредственной близости от нашего цеха. Из-за дикого грохота я не могла расслышать щелчок замка, зато увидела, как поворачивается ручка.
«Что за день, а?» – мелькнуло в голове.
Неужели забыла закрыть дверь? Нет, четко помню, как закрывала на все обороты. Ключ на скамейке лежит.
– Занято! – наиболее злобным тоном крикнула я, на всякий случай натягивая штаны обратно.
Офигеть. Вот это наглость.
– Still (Тихо), – фон Вейганд приложил палец к губам и улыбнулся.
Безмолвно глядя, как он запирает за собой дверь, я даже не удивлялась, откуда у него оказался запасной ключ. Единственное, на чем стоило сосредоточить остатки рассудка – не тр*хаться с ним. Ни за что. Ни при каких обстоятельствах. С этим надо завязывать. Нет, нет, нет. И ещё раз – нет.
Вы скажете, что он меня совсем не любит и никогда не полюбит, он женат и у него сотни любовниц по всему миру. Да, он использует меня, как хочет, а я не могу противиться, потому что ловлю кайф от каждого его движения, слова, взгляда. Ему достаточно на меня просто подышать, и я кончу. Надо остановить это, смыть с тела, вырвать из сердца, мозгов. Любой ценой. Вы резонно напомните мне, что я собиралась послать его куда подальше. Да, я до сих пор собираюсь это сделать, вот только…
Сначала мы закончим целоваться, а потом я его обязательно пошлю, и бонусом пощечин надаю. Хорошо? Честное слово.
– Нет, – шепчу я вместо обещанных проклятий, шепчу и задыхаюсь под его требовательными губами.
Он улыбается в ответ, покрывая поцелуями моё лицо, шею, а его руки уверенно избавляют меня от лишней одежды. Раздевалка расположена через стенку от линии резки. Там стоит такой шум, что в ушах стреляет. Я могу кричать сколько угодно. Никто из офиса не услышит. Хуже всего – я не хочу кричать.
Признайся, Лора, ты желала этого каждую ночь. Мгновение без него подобно аду, и ты счастлива, стоит ему коснуться тебя.
– Нет, – слабый протест полыхает в языках пламени, что лижут мою кожу, опаляют, сжигают дотла.
Спасения нет. Моей воли недостаточно, чтобы прекратить. Словно безмозглый мотылек, стремлюсь к огненному жару. Каждое прикосновение этих горячих пальцев дает понять и прочувствовать – «Ты моя, моя шлюха, моя собственность. Можешь говорить, можешь противиться, но ты меня хочешь, и от себя убежать нельзя».
Вижу, как загораются его глаза при виде следов на моей коже. Истертые запястья, синяки на груди, на талии. Везде, где его руки сжимали до боли. Ему это нравится. Нравится видеть свою печать. Думаю, он бы заклеймил меня с превеликим удовольствием. Его это возбуждает – ощущение полного контроля.
«А у меня, выходит, нет прав?» – мысль вспыхивает и гаснет.
Он сажает меня на тумбу возле стены, пытается стянуть спецовочные штаны. Я разом прихожу в чувство.
– Nein! (Нет!) – хватаюсь за пояс.
– Warum? (Почему?) – мягко интересуется он и отступает, наматывая влажные пряди моих волос на палец.
– Ich kann nicht (Я не могу), – стараюсь звучать максимально громко и отчетливо, пытаюсь слезть со столика, но шеф-монтажник не позволяет.
Он берет меня за руку очень нежно, едва касаясь пальцами, проводит языком по следам на запястье, медленно обводит, словно пробует на вкус. От этой необычной ласки по телу проходит мелкая дрожь.
– Warum? (Почему?) – тихо повторяет он.
Я не слышу вопрос, я вижу, как двигаются его губы.
Неужели он всерьез хочет услышать про мои месячные? Или припадок бешенства из-за Анны? Или то, что я не умею тр*хаться без обязательств, а хочу глубоко и надолго, пока смерть не разлучит нас? Или сказать, как я мечтаю заиметь от него детей? Что отпугивает мужчин больше всего вышеперечисленного?
Он всё же разрешает мне слезть с тумбы, но далеко не отпускает. Я зачарованно смотрю, как шеф-монтажник снимает пиджак, расстилает его поверх тумбы. Какого черта он…
Фон Вейганд стягивает мои штаны одним рывком. Я позволяю ему это сделать по двум причинам: слишком обалдеваю и боюсь, он их порвет. Рваные спецовочные штаны будет трудно объяснить.
Не мешаю ему посадить меня обратно, раздвинуть ноги, оценить обстановку.
Это даже не купание. Нет, это реально не самое приятное и романтичное зрелище. Стыдно упоминать, а показать… просто за гранью.
«Стыд», – подумала я, закрыв глаза.
На моих раскаленных щеках можно поджарить яичницу-глазунью. Это ни в какие ворота не лезет. Признаю, на самом деле, я подумала гораздо грубее: «Еб*ный» стыд.
– Das ist kein Problem (Это не проблема).
Шеф-монтажник улыбнулся и поцеловал мой живот, совсем низко, почти там. Не хватало еще, чтобы там!
– Denkst du, dass ich alle Frauen so küsse? (Думаешь, я всех женщин целую так?) – как бы намекает на мою неоспоримую уникальность.
– Du fährst mit Anna (Ты ехал с Анной).
– Bist du eifersüchtig? (Ты ревнуешь?) – продолжает улыбаться той улыбкой, от которой сладко трепещет сердце и слабеют коленки. – Dazu hast du keinen Grund (У тебя нет причины).
Наклоняюсь вперёд, говорю ему на ухо, чтобы точно услышал:
– Ich will nur Sex nicht (Я не хочу только секс).
Фон Вейганд надевает на меня верхнюю часть спецовки, ничего не отвечает, вероятно, размышляет над чем-то.
– Du gehörst mir (Ты принадлежишь мне), – произносит очень медленно, давая возможность понять каждое слово, говорит мне на ухо, опаляя жарким дыханием: – Jetzt kann ich dir nur das bieten. Was sagst du? (Сейчас я могу предложить тебе только это. Что скажешь?)
Разумеется, мне хотелось услышать другие слова помимо первобытного «моя». Тем не менее я сидела, раздвинув ноги, на его пиджаке. Я позволяла ему всё, что душе угодно. Он теперь даже в курсе моих месячных. Полный привет. Ага.
– Weiß nicht (Не знаю), – ответила я и поинтересовалась: – What is next? (Что дальше?)
– Die Zeit wird es zeigen. Was willst du? (Время покажет. Чего ты хочешь?)
– Du… dich (Ты… Тебя).
Мой взгляд красноречивее любых слов.
– Heut Nacht (Сегодня ночью).
– I can’t! (Я не могу!) – выразительно округляю глаза.
Фон Вейганд снисходительно улыбается, отступает назад, подает мне штаны. Он внимательно наблюдает за тем, как я привожу себя в порядок. Когда процесс завершен, шеф-монтажник без видимых сожалений выбрасывает пиджак в урну. Мне опять становится стыдно.
– You want everybody know about us? (Ты хочешь, чтобы все о нас знали?)
Странно, его английский звучит намного лучше. Даже грохот линии резки не сбивает с толку мой переводческий инстинкт.
– Do you really want? It means you are only mine. Always. Everywhere. Was sagst du? (Ты действительно хочешь? Это значит ты только моя. Всегда. Везде. Что скажешь?)
Заметный прорыв в познаниях. Вы не находите?
– Your English is getting better (Твой английский улучшается), – подозрительно замечаю я.
– No good (Не хорошо), – фон Вейганд отрицательно качает головой.
– Can I answer «no»? (Я могу ответить «нет»?)
– Nein, du kannst nicht (Нет, ты не можешь), – ухмыльнулся он.
Выхожу из раздевалки, но шеф-монтажник хватает меня за руку, разворачивает лицом к себе и не слишком нежно заявляет:
– Antworte mir! (Отвечай!)
Мне стоило привыкать к тому, что для господина фон Вейганда нет ничего невозможного. И то, что господин фон Вейганд хочет, он всегда получает. Тогда я понятия не имела о масштабах его власти, о границах его возможностей и о том, насколько легко сломать человеческую жизнь. Если бы наивная переводчица догадывалась, чьи руки касаются её тела, чьи губы закрывают ей рот поцелуем, у неё бы и тогда не было шанса ничего изменить.
* * *
– Давай к столу! Я такой плов приготовила. С пылу, с жару! – заявила мне бабушка. – Знаешь, как от него проносит? Сразу все лишние килограммы уйдут.
Да, моя бабуля оригинальна. В отличие от большинства нормальных бабушек, считающих внуков и внучек убийственно худыми, она зорко следит за недостатками моей фигуры. Впрочем, грех жаловаться. Если бы не она, я бы уже в дверь не проходила.
– Ба, я скоро ухожу, – отмахиваюсь на ходу, бегу в свою комнату.
– Куда это? Только пришла…
– У нас корпоратив.
Хорошо, что бабуля не знает про то, как я основательно вымокла, как сушила одежду на методической печи, а потом целовалась на виду у всего офиса с шефом-монтажником. Шучу, разумеется, на методической печи одежду высушить нельзя.
Если серьезно, наш страстный поцелуй под дверью раздевалки засекла только секретарша, но офис гарантированно загудит от новостей завтра. Или в понедельник. Потом водитель фон Вейганда повез меня и Анну домой. Да, я простила бывшую подругу на радостях. Вновь царит идиллия, все счастливы, и белые пони мило щиплют траву.
Конечно, я знаю, как Анна смотрит на моего шефа-монтажника. Скажите, разве можно иначе на него смотреть? Что же мне теперь, окружающим глаза повыкалывать? Думаю, мужчин вроде фон Вейганда хотят все женщины, включая лесбиянок. Черт возьми, лесбиянками становятся, потому что не хватает в мире именно таких мужчин. Готова поспорить, даже некоторые мужчины совсем не прочь с ним замутить. Однако тут без шансов. Это стопроцентный straight (гетеросексуал).
Насчет корпоратива я также была честна. Эту традицию запатентовал мистер Дрочер. Немецкий коллектив приглашал дамскую часть переводчиков отпраздновать очередной провал на производстве в торжественной обстановке. Существовал устоявшийся сценарий вечеринки. Первая часть протекает в приличном месте, где все наедаются и напиваются в меру своих возможностей. Происходит разогрев. Вторая часть – в гнездилище разврата под названием «Адмирал».
Об «Адмирале» позвольте рассказать поподробнее, ведь мне столь редко выпадает возможность показать настоящий разврат, высмеять чужие пороки, демонстрируя оригинальнейшее чувство юмора и незаурядность суждений. Столь редко, что вряд ли сейчас получится блеснуть умом. Но вы уже насмотрелись на меня во всех позах, выслушали такое количество интимных подробностей и, по сути, «клинических» мыслей, что самое время сделать небольшую паузу, расслабиться и посмотреть туда, где действительно находится Содом и Гоморра.
Кто же он такой, этот «Адмирал»? Ночной клуб, наркоманский притон, место съема проституток обоих полов, стриптиз-бар и тусовка местных возрастом от 18 до 50 в среднем. Если вы иностранец и просите посоветовать вам, где удачно провести вечер, вас определенно направят сюда. Тут можно сразу и без проблем дорого/дешево/бесплатно (как договоритесь и на что претендуете) получить все удовольствия на свете. Большинство девушек приходят сюда сниматься, большинство большинства рассчитывает сняться для – барабанная дробь! – серьезных отношений. Стандартная униформа подразумевает юбку-пояс/платье выше середины бедра/шорты на крайний случай, ибо чулки в тренде, а если юбка не пояс или платье пониже, кто же эти самые чулки заметит? Надо, чтобы заметили все. Верх допускается открытый и очень открытый, необходимо показать кандидатам в будущие мужья, что вам скрывать нечего. Каблук от пятнадцати сантиметров, иначе окажетесь ниже местной стриптизерши, а это курам на смех. Если ботфорты, то чтоб не закрывали чулки. Для макияжа главное правило: вас должно быть видно. Откуда? Отовсюду, с любой позиции, в темноте, в светомузыке. Поэтому не бойтесь переусердствовать, и если родители, увидев вас, спросили «Кто вы? Что делаете в нашей квартире?», цель достигнута. Вы неотразимы.
Теперь представьте, как смотрели дамы из клуба на нас, скромных переводчиц в джинсах и футболках, и главное – без звериного мейкапа, отхвативших по два-три иностранных гражданина.
– Какие-то странные шлюхи, – шептались они между собой.
Мужчины в «Адмирале» особо не старались. Форма одежды свободная: свитер крупной вязки, видавшая виды футболка или рубашка, расстегнутая до пупа. Сойдет. Единственный атрибут неоспоримой крутости – золотая цепь (да, в здешних краях всё ещё популярна), чем шире, тем лучше. Кто совсем невероятно крут, тому полагается золотой браслет и золотые перстни на каждый палец. Кто пока не дотягивает, может прикупить подделку в переходе, как делал мой одногруппник Ярослав.
– Почему у вас такие красивые женщины и настолько уродливые мужчины? – часто спрашивают меня иностранцы.
Вот и я думаю. Почему? За державу обидно. Нет, конечно, в «Адмирале» попадаются и модные парни, иногда они приходят, держась за руки, тогда моя надежда на светлое будущее потихоньку угасает, но это уже слишком грустно, чтобы продолжать.
В «Адмирале» действительно попадаются стоящие экземпляры, но их гораздо меньше основного контингента, и нельзя так колоритно обоср… описать. Я хотела сказать именно «описать».
Вернемся к основной теме: фон Вейганд не явился на основную часть, в клуб он также не спешил. Я начинала жалеть, что вырядилась как шлюха. Во-первых, на меня пялились подозрительные субъекты в цепях и кольцах. Во-вторых, шлюшный прикид совершенно неудобен на практике. Высоченные каблуки ограничивают танцевальные способности, из корсета норовит вывалиться грудь, а юбку приходится постоянно оттягивать вниз.
