Текст книги "Последний дубль (СИ)"

Автор книги: Valery Angulus

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 8 страниц)

– Сожалею, – говорит он, обводя нас всех пустым, ничего не выражающим взглядом.

Не успеваю испытать облегчение.

– Если вы отказываетесь говорить, где он, мне придется вас убить.

Он стреляет в Хару.

Просто поворачивается и жмет на курок. Легко, без напряжения. Будто нажимает на выключатель.

Я закрываю рот тыльной стороной ладони. Пистолет выпадает из ослабевших пальцев. Вздрагиваю. Рефлекторно. Раз за разом.

Еще мгновение назад Хара хрипел и выглядел очень паршиво. Однако он был жив. Если бы мы вызвали «скорую», его бы спасли.

А теперь…

Теперь он мертв.

Я смотрю, как этот гребаный псих переводит оружие на Риту и говорит:

– Прости.

У меня сдают нервы.

– Он убил мою подругу. Веронику. Он убил много других девушек. Об этом недавно писали в газетах. Подумай. Зачем нам его прятать?! В чем смысл? Он сказал, что ты похитил Хару. Он сам схватил Риту, а потом выманил меня. Он собрал нас всех тут, связал и собирался убить. Он резал нас. Взгляни на раны.

Мужчина замирает, оборачивается.

– Зачем нам скрывать правду? Скажи! Зачем?

Его льдистые глаза не выражают никаких чувств.

– Он умеет запутать следы, – бросает глухо. – Он мог подстроить все это.

– Да, – киваю. – А как ты здесь оказался?

– Я пришел за ним.

– Но что было до этого? Что ты помнишь? Последнее воспоминание?

Он снимает перчатки, рассматривает свои руки.

Левая рука вся в порезах, правая – не тронута.

– Я ударил его.

Он изучает собственную руку со смесью ужаса и удивления.

Впервые улавливаю сильные, ярко выраженные эмоции.

– Когда я пришла к тебе домой, там был только ты, – затараторила Рита, стараясь отползти подальше. – Ты схватил меня и связал, ты говорил кошмарные вещи, а потом сказал, что я должна позвать подруг, а если не позову, то...

– Зеркало, – прерывает он. – Что было с зеркалом?

– Разбито, – бормочет Рита. – Очень много осколков.

Пора подключаться.

– Ты наверняка не помнишь, как забирал вещи из моих карманов, – пытаюсь унять озноб, сотрясающий тело. – Не помнишь, ведь ты делал это, пока был им. Похоже, ты не знаешь, что он и ты одно лицо. А вот он знает. Наверное. Сейчас у тебя мой пистолет. Проверь. Я сотрудник прокуратуры. Я смогу помочь, тебя не посадят, потому что ты болен.

Мужчина молчит.

Его лицо не выражает ничего.

Опять.

– Пожалуйста, мы сможем все спокойно выяснить и договориться, – отчаянно пытаюсь разрулить ситуацию.

Он отступает назад, изучает пистолет. Снова смотрит на меня.

Черт.

В его глазах отражается смерть. Осознание пополам с ужасом. А потом вдруг приходит странное спокойствие. Даже нет, не так. Торжество и удовлетворение.

– Нет, – мужчина едва двигает губами. – Я поймал тебя, ублюдок. Больше не отвертишься, не сбежишь.

Он засовывает дуло пистолета в рот и спускает курок.

Грохот.

Я безвольно падаю на пол, цепляюсь за ножку стола. Втягиваю голову в плечи, сжимаюсь в комочек и тихонько скулю.

– На колени! Руки за голову!

Внутрь врываются сотрудники правоохранительных органов.

Я не верю, что слышу голос Градского. Не верю, что кошмар закончился. Не верю, что мы поймали убийцу.

Я просто ни во что не верю.

– Ты, – босс хватает меня за плечи, вытаскивает на двор. – Какого черта, Слава?

Боковым зрением вижу, как надевают наручники на Джека.

Или на Женю.

Не важно.

Патроны закончились и попытка самоубийства не удалась.

Мне уже на все наплевать.

Я расплываюсь в дурацкой улыбке.

Босс не часто называет меня по имени. Приятно. Ради этого можно и с психопатом пообщаться.

– Вы по GPS нашли? – спрашиваю сквозь всхлип. – Как вы поняли?

– Повезло тебе, – заталкивает в авто. – Я что-то почувствовал. Ты звонила несколько раз, а потом вдруг не ответила. Еще эта идиотская статья в газете. Если журналисты пронюхали про расследование, то могли выяснить и про то, кто им занимается. Крыса в отделе могла всех нас сдать. Я решил, что убийца вышел на тебя.

– Почти так, – шмыгаю носом.

Проклятье, с маньяком было проще держаться.

– Я… я чокнутая, – шепчу сквозь слезы. – Я говорила ему такие вещи. Да, я старалась тянуть время, я знала, как надо. В теории. Я же смотрела и читала разное. Но все равно. Нормальный человек не станет… не сможет, не выдержит. Боже, я такая же больная, как он. Я… я тоже. Мне нужно лечиться. Откуда… откуда я брала все это?

Градский усаживается на водительское сиденье, заводит мотор.

– Успокойся.

– Что? – спрашиваю пораженно. – Вы вообще слушаете? Я говорила ему ужасные вещи. Я сказала, что хочу его внутри себя. Хочу его нож. Я плела безумную чушь.

– Мы все обсудим позже.

– Позже? На хрен позже! – бросаю гневно. – Вам плевать? Вам совершенно по фиг, да? Вас не волнует…

Градский затыкает мне рот.

Поцелуем.

И я забываю.

Забываю плакать. Забываю дышать. Забываю бояться.

 

Дубль 5. Градский

Если мои ответы пугают тебя,

перестань задавать страшные вопросы.

«Криминальное чтиво»

Я чувствую, как она отвечает на мой поцелуй, и понимаю, что совершаю ошибку. Понимаю, что не смогу остановиться. Не только сейчас. Вообще никогда.

Я погряз в ней. Давно и безнадежно. Сколько ни пытался выбросить из головы, исключить из мыслей. Ничего не вышло.

Чем сильнее пытался ее оттолкнуть, тем крепче привязывался.

Я пытался сбежать от нее. Но это был бег на месте.

Прежде вся моя жизнь состояла из вопросов.

Зачем. Почему. Ради чего.

А потом на моем пути возникла она. Единственный возможный ответ.

Совсем девчонка, ровесница моей племянницы. Сначала меня забавляло ее наивное обожание. Озорные глаза, краска смущения, дрожь в голосе.

Всякий раз она смотрела на меня так…

По-особенному.

Как на героя.

Наверное, воображала, будто я принц из сказки, пришел ее спасти, вызволить из мрачной темницы.

Она видела во мне свет.

Только этого света никогда не было.

Когда все изменилось? Накануне школьного выпускного. Она постоянно приходила к Нике после уроков. Лучшие подруги, вместе готовились к экзаменам.

А я наблюдал за ней. Украдкой. Я чувствовал себя педофилом. Извращенцем. Дело даже не в возрасте, не в ее близости с Вероникой. Дело в невинности. В неискушенности. В том, что она моя абсолютная противоположность.

Все эмоции на поверхности. Ничего скрыть не способна. Хорошая. Умная. Добрая. Просто нереальная.

Святослава.

Я бы назвал ее ангелом.

Но я не верю в ангелов. Я слишком много знаю о том, на что способны люди. О том, на что способен я сам.

Я ждал. Долго. Очень. Ждал, пока она оступится, сорвется. Но я ошибался. Как же я ошибался.

И сегодня не могу иначе.

Не хочу.

Это дико. Странно. Непривычно.

Я впервые чувствую.

Так сильно.

Что же она делает? Что?! В чем ее секрет? Почему действует? Зачем? Она пробуждает во мне то, чего нет. Не было и не будет.

– Вы… вы случайно? – спрашивает она, когда я отстраняюсь.

Да.

Еще не поздно отступить.

Пусть трусливо, поджав хвост. Пусть. Как угодно.

– Я давно собирался, – жму на газ.

– Шутите? – выдыхает пораженно. – А можно… можно подробнее?

Молчу.

Не поворачиваюсь, слежу за дорогой. Успешно сражаюсь с искушением. Нельзя смотреть. Нельзя. Иначе не сдержусь.

– Теперь вы сделаете вид, что ничего не было? – продолжает она. – Серьезно?

– А чего бы ты хотела?

– Вас.

Почти шепотом, надтреснутым голосом.

Простой вопрос и не менее простой ответ.

Кажется, выхода у нас действительно нет.

– Знаете, я же чуть не умерла сегодня, – заявляет дальше. – Если бы не вы… если бы не мысль о вас. Там. Тогда. Я бы точно чокнулась.

Сжимаю руль.

– Я тоже чуть не чокнулся, – признаюсь искренне. – Если бы тот урод…

Вот же черт.

У меня не хватает воли договорить.

– Я бы себя не простил.

– Вы тут ни при чем.

Готов поспорить.

Но воздержусь.

– Я должен лучше за тобой следить.

– Я сама виновата.

– Нет.

Она затихает, однако ненадолго.

– Я люблю вас.

Закрываю глаза. Жму на тормоз, высаживаю ее из машины. Прощаюсь. Вычеркиваю из мыслей.

Ха.

Разве что в мечтах.

– Правда, – прибавляет нервно. – Очень люблю. Безумно. С первого взгляда. С детства. Я никого и никогда так сильно не любила.

Я тоже.

Поверь.

Я все же поворачиваюсь и смотрю на ее губы. Дрожащие, припухшие. Я считаю, что слова излишни.

Я целую ее.

Нежно. Жарко. Глубоко.

Я уже не знаю, где и чье дыхание.

Нам чудом удается избежать аварии.

Я везу ее к себе домой и не думаю о последствиях. Никакая цена не окажется слишком высока. Я платил и больше. Не раз и не два.

Я уже не уверен, что смогу ее отпустить.

Я не смогу.

Беру за руку, стискиваю до хруста. Увлекаю за собой, в темный подъезд. Все выше и выше. Открываю замок. Не сразу. Едва способен справиться с волнением.

Пара шагов по коридору, шорох сброшенной одежды. Рваные отблески ночной иллюминации. Полная прострация.

Мы окунаемся в безумие.

Я хватаю ее за талию. Я увлекаю ее на дно. Точнее, на свою кровать, на вмиг смятые простыни.

Я бы хотел сказать, будто не ведаю, что творю. Но я ведаю. Отчетливо, до мелочей, во всех подробностях.

Я избавляю ее от одежды.

Она вся трепещет.

Вибрирует.

Как натянутая струна.

К счастью, у меня есть опыт обращения с гитарой.

Я умею играть, и я делаю это очень хорошо.

– Он… он порезал меня, – всхлипывает она.

– Ничего, – шепчу ей на ухо. – Теперь ты в безопасности.

Кто-то наверху усмехается. Или внизу?

Я с трудом подавляю ярость.

Гребаный маньяк посягнул на мое. Ничего. Действительно – ничего. Его черед еще придет.

Сейчас есть дело поважнее.

Я притрагиваюсь к ней. Осторожно. Веду кончиками пальцев вдоль шеи, по ключицам, движусь ниже, по груди, по ребрам. Я ловлю каждый удар, каждую пульсацию под чуть взмокшей кожей.

Прохладная, гладкая, нежная. Снаружи. Горячая, бурлящая, кипящая. Внутри.

Она неземная.

Хотя нет, вполне обычная. Если судить объективно, по внешним данным. Если сухо проанализировать.

Тогда почему меня так замыкает на ней?

Только на ней.

Я погрязаю в этом, будто в зыбучих песках. И я наслаждаюсь. Не имитирую, не притворяюсь.

Я надеюсь, в комнате достаточно темно, чтобы я мог сбросить маску.

Я целую ее. Всю. Без остатка. От макушки до пяток. Наматываю ее длинные светлые волосы на кулак, вдыхаю аромат. Свежий, манящий, опьяняющий.

Мои губы скользят по ней. По плечам, по запястьям.

Мое единственное желание – это впитать ее. Целиком и полностью. Не оставить никакого шанса на спасение. Чтоб не выбралась. Чтоб помнила про эту ночь только меня. Не того одержимого психопата. Меня. Всегда.

Я прижимаюсь щекой к ее животу. Медленно, неспешно покрываю поцелуями темные тонкие полосы запекшейся крови.

Всего несколько порезов, совсем незначительных, почти незаметных.

Я его убью.

Зря он полез к тому, что принадлежит мне.

Зря, очень зря.

Но это не главное.

Главное, что мы здесь. Я и она. Моя маленькая, хрупкая девочка. Моя, моя. Как приятно повторить, закрепить в памяти.

Я хочу растянуть момент.

Я до сих пор не верю, что это реально.

Что это я.

Или?

Никаких «или».

Я настоящий. Иногда мне кажется, она все видит, все понимает. А иногда… не стоит пускаться в дебри.

Я ловлю мгновения. И гулкий шепот ее пульса. Губами.

Я раздвигаю ее ноги, игнорирую слабый протест и целую везде. Для меня нет никаких табу и запретных территорий. Порой это плюс.

А про минусы ей знать необязательно.

Я понимаю, что не буду у нее первым. Я уже давно за ней наблюдаю, держу под присмотром. На всякий случай.

Но я точно стану последним.

У меня к ней особое пристрастие. Любовь. Зависимость. Эмоциональная привязанность. Затрудняюсь дать определение. Однако когда она рядом, хотя бы просто поблизости, я чувствую, что живу не напрасно. Не просто так разыгрывается моя партия.

А может, это проклятье? Красный свет. Знак остановиться и покаяться. Час расплаты.

Нет, бред.

Абсолютно лишено логики.

Черт.

Ее стоны. Отрывистые, надсадные. Ее стоны сводят с ума. Отбиваются внутри, отнимают контроль.

Она вся такая.

Тихая, незаметная. Но пробирается вглубь, проходит сквозь стены. Не рушит, не атакует. Не пытается взломать. Просачивается.

Она не оставляет выбора.

Проникающая. Сквозная. Будто рана.

Я и так слишком долго держался. Я же не святой.

Я проникаю в нее и…

Я больше не способен мыслить.

Я теряюсь.

В ней.

Я сдаюсь.

Я позволяю иллюзиям обрести осязаемые контуры. Я позволяю себе обмануться. Я позволяю себе немного надежды.

Она изгибается и вьется подо мной. Точь-в-точь змея. Она обдает меня пламенем, ведет прямо в костер, сжигает дотла.

Она льнет ближе, прижимается. Она шепчет что-то. Тоже шепчу в ответ, наугад, сам не разбираю ни единой фразы.

Наши голые тела. Наше сбившееся дыхание. Все сливается. Тесно и неумолимо.

Я бы мог это остановить, проявить благоразумие. Но я не буду. Я впервые голоден. Впервые ощущаю жажду.

Разве остальное важно?

Я овладеваю ею, и создается впечатление, будто владею целым миром. А может, все немного по-другому. Может, это я впервые по-настоящему целый?

Мой член проникает в нее, вбивается глубже и глубже. Примитивная физиология воспринимается будто священный ритуал.

Личное таинство.

Здесь нет места для стыда и сомнения. Здесь нет ни морали, ни нравственности. Здесь я хочу показать ей.

Все.

И ничего.

Она кричит, и я целую ее. Она дрожит. И это волшебно. Она изнемогает, а я ведь только начал. Я не собираюсь выпускать ее из своих объятий.

Если она исчезнет, наступит мой персональный конец света.

***

Люди переоценивают значение межличностных отношений, поэтому вечно находятся в поиске друзей. По духу или вообще – для выхода в свет, на определенные мероприятия, для посещения спортзала или кулинарных курсов. Нельзя просто взять и оказаться в полном одиночестве. Некомфортно.

Люди испытывают потребность в общении. Им необходимо выговориться. Хотя бы частично, время от времени, периодически. Поделиться сокровенным, разделить бремя собственных переживаний.

Я этого никогда не понимал. Наверное, потому что не ощущал никаких переживаний. Прежде.

А сейчас?

Все изменилось. И мне впервые не удавалось найти разумное объяснение.

Обычно я справлялся со своей ролью без проблем, не замечал осложнений. Иногда выходило сыграть лучше. Иногда хуже. Но никто бы не заподозрил подвох.

А теперь четкая схема рухнула, будто карточный домик.

Утро не внесло ясности. Наоборот, усугубило ситуацию.

Я проснулся очень рано и любовался ею. Даже опасался пошевелиться, опасался ненароком разбудить и нарушить картину.

В полумраке комнаты ее светлые волосы казались темными, контрастно выделялись на фоне голого плеча.

Нечто странное зарождалось в груди. Поднималось откуда-то снизу и клубилось у самого горла.

Я бы хотел, чтобы это была изжога. Но нет.

Видимо, именно это люди именуют как «нежность».

Я поднялся и отправился в душ. Постарался смыть с себя остатки непонятных, неведомых чувств. Только напрасно.

Мозг закоротило вокруг одной-единственной, совершенно идиотской мысли.

Повторить. Еще и еще. Опять ощутить ее тепло. Ведь она так близко. Голая, готовая. В моей власти.

Чего бояться?

Если у меня поднималась температура, я принимал аспирин. Если болела голова, помогал анальгин. Но как излечиться от столь необычной привязанности, я не представлял.

Я потерял контроль.

И это только полбеды.

Я не желал возвращать рычаг управления.

Вот где действительно проблема.

Минута тянется за минутой, и ничего не решается.

Я привожу себя в порядок. Исключительно внешне. Я одеваюсь и направляюсь на кухню. Стою у плиты, готовлю спагетти карбонара, завариваю кофе. Сосредоточиться не могу.

Рядом появляется она.

– Привет, – бросает робко.

Ее голос. Ее аромат. Ее взгляд.

Она врывается внутрь.

Хотя…

Кажется, она и не уходила. Всегда здесь. Странный расклад.

Мы говорим, обсуждаем маньяка. Не слишком удачная тема, но ей важно высказаться о происшедшем. Поэтому я терпеливо поддерживаю беседу, изображаю необходимые реакции.

– Почему он не убил меня? Как я смогла его заболтать? – недоумевает она. – Теперь я чувствую себя ненормальной. И… прозвучит бредово. Но он словно что-то заметил во мне. Что-то такое, что не захотел убивать. Ну, сразу не захотел. Потом бы, конечно, с огромным удовольствием порезал на куски.

Любопытно.

– Ты действовала правильно, а он психопат, – отвечаю вслух.

Я пытаюсь успокоить ее.

Но думаю, она права. В ней живет темнота. Очень мощная и притягательная. Скрывается в глубине, рвется на поверхность.

Иначе я бы ничего не почуял.

А я чую.

Отчетливо.

Ее звери жаждут поиграть с моими.

Или же пробую изобрести удобное оправдание?

Только зачем.

Я едва ли склонен к рефлексии. Тонкий расчет, хладнокровное планирование, учет каждой мелочи. Вот что мне ближе.

– Ты молодец, справилась с преступником в одиночку. Ты поймала его. Понимаешь? Ты должна собой гордиться, а не переживать о всяких глупостях.

– Спасибо, но если бы не вы, то неизвестно, как бы все сложилось. Ведь в пистолете не оказалось патронов, вдруг бы этот псих снова взбесился, когда его суицид не удался.

– Предлагаю перейти на «ты», – усмехаюсь.

– Простите… прости.

Она слабо улыбается и заливается краской.

Я считаю, это мило.

Наивно, по-детски.

Интересно, как бы она отреагировала, если бы узнала правду обо мне.

Например, то, что я психопат и практически не способен испытывать эмоции. Или то, что я убил Нику, ее лучшую подругу и мою родную племянницу.

Пожалуй, она бы расстроилась. Слабая улыбка мигом бы схлынула с губ, брови бы рванули вверх, встревоженно взметнулись бы над полными ужаса глазами.

А может, она бы нервно хихикнула, приняла бы сказанное за нелепую, жуткую шутку.

Однажды я признался ей. Прямо. Честно.

Но она не поняла.

Людям свойственно трактовать все услышанное в собственных интересах, искать оправдание, цепляться за мираж.

И все же.

Она ведь другая.

Вдруг поймет? Примет, свыкнется, даже одобрит.

Мой поступок выглядит чудовищно. Зарезать племянницу. Но это скорее акт милосердия. Деяние сродни эвтаназии. Один точный удар. Смерть наступила мгновенно.

Вероника ничего не почувствовала, не успела осознать.

Я не пытал ее. Я же не садист.

Ей было бы гораздо больнее, узнай она о плане Артура. О том, что этот гаденыш нанял киллера для нее.

Я избавил ее от мучений. Я действовал достаточно заботливо. Никто не сумеет упрекнуть меня в отсутствии родственных чувств.

Я предоставил Веронике возможность отступить. С посторонним человеком я бы столько не церемонился.

Жаль, она не оценила. Люди вообще мало что ценят. Поэтому мне их никогда не жалко. Сами загоняют себя в угол.

Нику погубило любопытство, излишняя самоуверенность.

Она нашла флешку в машине Артура. По чистой случайности. Уронила телефон, полезла искать и обнаружила куда больше, чем рассчитывала. Она полагала, там хранятся личные фотографии или любимая музыка, полагала, новая информация поможет сблизиться и наладить более тесный контакт. Она ошиблась.

Этот компромат успел записать на флешку Хара-старший. До того как его семья с ним разобралась.

Вероятно, он разрабатывал путь отступления, только скрыться не успел. Бросил флешку в автомобиле сына, рассчитывал, будто тот способен отомстить.

Смехотворная идея.

Артур даже за себя самого постоять не способен. Если бы флешка попала к нему, он бы обмочился от страха. Мигом бы отправился на ковер к родственникам и во всем сознался. Он бы не сумел распорядиться компроматом правильно.

Эх, чего только там нет. Все темные дела, все схемы. И кое-что на меня. К счастью, до этого Ника не дошла, ухватила край, а до основного не добралась.

Это я спас Артура от колонии. За достойную сумму денег. Я понимал – такой мрази самое место в тюрьме. Но я также понимал, что он никогда не сядет. Его отмажут. Не я, так другой. Ну и зачем терять выгоду?

– Ты помог Артуру! – выпалила Ника пару недель назад. – Говоришь, мне нельзя с ним встречаться. Тогда почему вытащил его из той истории с групповым изнасилованием?

– Что? – я не удивился, но решил уточнить и копнуть глубже.

– Ты весь типа правильный, а тоже с ним заодно.

Несколько наводящих вопросов пролили свет на ситуацию. Но моя племянница уперто отказывалась говорить, куда спрятала флешку. Она показала мне несколько распечаток. Между строк таилась настоящая взрывная волна.

Давнее изнасилование не вызывало беспокойства. Рядовой случай.

А вот обо всем остальном, о том, что вмиг вывело бы на меня сразу несколько преступных группировок, следовало позаботиться немедленно.

Хара-старший предавал свою семью не без моей помощи. Мы тесно сотрудничали по разным вопросам.

Ника желала обменять флешку на обручальное кольцо, а я считал, что моя жизнь стоит дороже. Но племянницу было не вразумить. Она уверовала в судьбу. Представляла, как пойдет под венец, воображала свадебное платье и пышную церемонию. Она мысленно рожала Артуру детей.

Разумные доводы не возымели действия.

Я обыскал квартиру, осмотрел каждую комнату. Пустота.

Мой источник сообщил о киллере, и времени больше не оставалось.

Я пришел к Нике. Она ждала Артура. Я не стал сообщать ей, что он не придет, что заказал ее по телефону, а теперь наверняка напивается или блюет, пытается преодолеть шок.

Я опять попробовал настоять, привел веские аргументы. Я пытался доказать, шантаж – это не метод. Но моя хитрость потерпела поражение в схватке с ее глупостью.

Нет ничего страшнее по уши влюбленной девушки.

Ника была на грани. Пьяная. Истеричная.

Любовь должна приносить покой, а не боль.

Я положил конец ее страданиям.

Один удар ножа – и все.

Остальные ранения нанесены после смерти. Пусть и не совсем соответствует почерку маньяка, но очень близко. Это не вызовет подозрений. Во всяком случае, не в условиях нашей системы.

Я давно заметил несколько интересных дел. Серийный убийца орудовал рядом. Поймать его почти нереально, однако повесить на него преступление не проблема. Тем более Вероника идеально подходила под профиль. Высокая и красивая брюнетка.

Я и подумать не смел, что все настолько удачно сложится. Сливая данные журналистам, просто надеялся на удачу. Подразнить зверя, поманить.

Он откликнулся, угодил в ловушку.

Хотя на Славу я ловить не собирался. Откуда я мог знать, что ее подруга встречается с этим шизофреником, что у него раздвоение личности, что он киллер и маньяк в одном флаконе.

Я чувствовал хищника, однако подобный поворот оказался весьма неожиданным.

Двойной улов.

Убийца в тюрьме.

И девушка в моей постели.

Жизнь определенно налаживается.

Если бы еще чертова флешка не висела над головой, точно Дамоклов меч.

– Знаешь, Ника отдала мне одну вещь, – вдруг произносит Слава.

И я начинаю слушать очень внимательно.

– Подарок для Артура. Плюшевую игрушку. Она сказала, это на день рождения.

Неужели?

– Господи, – всхлипывает, закрывает рот ладонью. – Она покупала ему подарок, а он… он что, правда заказал ее киллеру? Зачем? Или тот псих наврал?

Я с трудом удерживаю себя в узде.

Звериный инстинкт подает особый сигнал.

– Не представляю, зачем Артуру совершать нечто подобное, – хмурюсь. – Конечно, он был не самым приятным парнем. Но не до такой степени.

– Да, – она сглатывает слезы. – Я… я занесу игрушку. Завтра.

Киваю.

Подхожу к ней и крепко обнимаю за плечи. Целую в макушку.

Мне нравится, как пахнет мой гель для душа на ее коже. Мне нравится, как бешено колотится ее сердце. Мне нравится, как проявляется ее безграничное доверие.

Удивительно.

Сейчас я действительно счастлив.

***

Ничто не длится вечно.

Я понимаю это, распотрошив плюшевого медведя.

Пальцы смыкаются на бездушном пластике. Совсем маленькая флешка, а сколько в ней секретов.

Я уничтожаю следы своих преступлений. Без сожаления.

Настал черед двигаться дальше.

Но прошлое не отпускает.

Дело маньяка гремит на всю страну. Людям нравятся монстры. За решеткой, на коротком поводке. Мало кто захочет оказаться в непосредственной близости от опасного хищника. А вот наблюдать со стороны – пожалуйста, за милую душу.

Они думают, нас можно выдрессировать, вышколить, исправить.

Ха.

Нет, никогда.

Женщины пишут этому гаду письма, признаются в любви. Они стремятся попасть под его нож. На бумаге. Восторженные дуры не отличают реальность от влажных фантазий.

Если бы я мог завидовать, я бы завидовал его популярности. Однако мои чувства строго лимитированы, принадлежат только Святославе.

Я слежу за ним с любопытством, а он следит за мной. Мы ощущаем друг друга. Видим зло внутри. Нам не нужно говорить. Все происходит на уровне рефлекса.

Это как встретить земляка за границей.

Мы оба на виду. Просто по разные стороны закона.

Он держится отлично. Издевается над всеми. Даже сейчас. В клетке он ощущает себя не менее вольготно, чем на воле. Одна его часть уперто хранит молчание, вторая откровенно насмехается. Быть может, есть иные части. Их он умело скрывает.

Я подозреваю, он ломает комедию.

Я знаю, что это такое. Я сам практикую игру.

Однако у психиатров другое мнение. В наших реалиях этот ублюдок диковинная зверушка. Отечественный Билли Миллиган.

Его послужной список впечатляет, но информацию он выдает мелкими, ничтожными дозами.

Мы находим не всех жертв.

Он сообщает нам то, что считает нужным. Допросы не приносят результата. Есть и другие виды воздействия, но, учитывая пристальное внимание журналистов, тут не разгуляешься.

Регулярные визиты самых разных врачей тоже мешают толковать с ним по душам, на доступном языке.

Хотя вряд ли боль его пугает.

У него на теле столько шрамов. И ожоги, и следы ножа. И пулевые ранения. Нам тут ничего не светит.

Даже жалко признавать, что я не сумею его удивить. Похоже, мне попался достойный противник.

«Достойный» – щедрый аванс от меня.

Успехи этого типа весьма сомнительны.

Я герой, а он взбесившийся пес, которого рано или поздно пристрелят. Пусть мы оба красуемся на первых полосах газет и в зале суда, между нами пропасть.

Только эта пропасть куда меньше, чем кажется сперва.

Начальство давит все сильнее. У меня своя клетка под названием «процедура». Мне нужно полное и чистосердечное признание.

А этот гад молчит.

Впрочем, не совсем.

Он согласен все рассказать Святой. Моей Святославе. Он обещает поведать ей обо всех преступлениях, показать нужные места на карте.

Я меньше всего на свете желаю устраивать им встречу, но другого варианта не существует.

Поразительно.

Я испытываю нечто сродни беспокойству.

Или это ревность?

Я научился успешно имитировать эмоции. Внешне. Я практически ничего не чувствую. Лишь слабые импульсы. Рефлексы.

Однако если речь идет о Святославе, я резко деградирую. Я больше не актер, сценические декорации стремительно разваливаются. Повсюду щепки.

Я не волнуюсь о том, что чужая тьма привлечет ее так же сильно, как моя. Но вдруг, разглядев этого убийцу достаточно близко, она разглядит и меня?

***

Я слушаю их разговор. Постфактум. Я ничего не могу изменить. Я только сильнее сжимаю кулаки. И челюсти. Хотя в этом нет надобности, меня никто не видит.

Я сдаюсь на милость естественной реакции.

Столько раз изображать эмоции. А теперь испытывать их по-настоящему.

Это абсолютно новый опыт. И я ему совсем не рад.

Мужчинам живется проще, нет необходимости выжимать слезы. Достаточно сурово сдвинуть брови, отвернуться, закрыть глаза. Женщинам приходится труднее, нужно показывать гораздо больше.

Впрочем, иногда я до такой степени вхожу в роль, что и разрыдаться не проблема.

Только сейчас я ничего не изображаю. Я переживаю.

Я уже предчувствую вердикт.

Я не хочу ничего анализировать, отодвигаю момент.

Но порой выхода нет.

Я прослушиваю запись снова и снова, прокручиваю наиболее важные фрагменты. Зачем? Я стараюсь отыскать спасение.

Не для себя.

Ну ладно.

Не только для себя.

Для нас обоих, для меня и для моей Славы.

Однако игра подходит к завершению, начинается настоящее сражение.

Раз.

– Как тебя зовут?

– Успела забыть?

– Джек не твое настоящее имя. Хватит ломать комедию.

– Есть еще и официальная, унылая, мудацкая версия.

– Ты лжешь. Ты не Евгений.

– Я Женя. Джек. Звучит похоже, разве нет?

– Мы не можем идентифицировать твою личность. В базе данных нет твоих отпечатков. А все документы поддельные. Нам не удалось найти ничего, что помогло бы тебя опознать.

– Значит, меня не существует. Я тень. Призрак. Однажды исчезну, растворюсь и покину пределы этого прекрасного здания. Я вырвусь на свободу. Я вырвусь. Обещаю.

– Почему бы тебе не назваться? В чем причина? Боишься?

Он смеется.

Мерзкий, отвратительный звук.

Похоже на скрип песка по стеклу.

– Ты хотел говорить именно со мной, но ты молчишь. Наверное, пойду.

– Сидеть.

– Не слишком вежливо.

– Я здесь только ради тебя. Поверь.

– Приятно слышать. Выходит, бетонные стены и железные решетки – ничто по сравнению с моим неземным обаянием.

– У нас отличное взаимопонимание.

– Я польщена.

Раз – это только начало.

Вступление.

Два.

– Кто ты?

– Никто.

– Я начинаю терять терпение.

– Джон Доу.

– И на кого это рассчитано?

– На местных дебилов, которые ничего не смыслят в американских примочках.

– Так ты из США? Иностранец?

– Я отовсюду. Я везде и нигде.

– А как по мне, ты обычный засранец. И не особо умный, если поймался. Ты даже не сумел толком обыскать меня, не обнаружил второй телефон.

– Сенсорный. Темно-синий. Ты об этом? Не бледней так, тебе не идет.

– Удачная догадка.

– Я позволил им поймать себя. Сто девятнадцать убийств. Ты правда считаешь, я настолько кретин? Не заметил второй мобильный?

– И в чем смысл? Ради чего подставляться?

– Ради Cлавы.

Два – это просто для затравки.

Забросить удочку, зацепить на крючок.

Три.

– Где в твоих словах правда? Она вообще там есть?

– Уточни.

– Ты постоянно выдаешь новые версии. То Маргарита – твоя сестра, то всего лишь соседка, то школьная учительница. Сходится единственный факт – она твоя первая жертва.

– Все верно.

– Что именно?

– Все. Все абсолютно.

– Я думаю, ты играешь. Нет никакого расщепления сознания. Только актер без «Оскара», да?

– Затертая шутка, ты способна на большее.

– Извини, плохо подготовилась.

– Скажи, ты хоть немного скучаешь по мне?

– Нет.

– Но ты пришла, ты здесь.

– Я сотрудник прокуратуры, я…

– Ты скучаешь. Я вижу. Я чувствую.

– Ты убийца. Я даже представлять не хочу, что у тебя в голове. Мне нужны имена жертв, места преступлений. Мне нужна информация. Признание.

– Ты думаешь, что-то сломалось в тебе. Но нет. Просто открылось. Да, я открыл новую тебя.

– Завязывай с этим бредом.

– Скажи, кого ты представляешь по ночам? Вместо своего парня?

– У меня нет парня.

– Ты очень неубедительно лжешь. Нужно чаще практиковаться.

– Я не намерена обсуждать личную жизнь.

– Ты часто трогаешь шрамы? Те маленькие метки, которые остались на твоем животе?

– Ничего не осталось. Ничего. Уяснил?

– Не беспокойся, ты не сошла с ума.

– Спасибо. Из уст психопата звучит особенно обнадеживающе.

– Вполне нормально влюбиться в меня.

– О да, ты прямо мечта, не стыдно представить родителям.

– Я помогу тебе справиться. Я не оставлю тебя одну.

– Давай вернемся к делу. Назови имена.

– Мы будем как Джокер и Харли. Или как Бонни и Клайд.