Текст книги "Арест (СИ)"

Автор книги: Валерия Ангелос

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)

19

– Подожди, – мне едва удается сглотнуть. – Ты говорил, твоя семья пострадала из-за криминальных разборок. Они дали показания против наркоторговцев, но программа по защите свидетелей им не помогла. Твоих родителей нашли и… хочешь сказать, будто Джордж Танн причастен к жестокому убийству?

– Я уже это сказал, – коротко произносит Адам.

– Он политик.

– И что?

– Заметная фигура.

Мой супруг ограничивается лишь тем, что выразительно выгибает бровь.

– Зачем ему марать руки такими вещами? – продолжаю сыпать вопросами. – Я просто не понимаю. Это же безумие какое-то. Нет смысла ввязываться в подобный переплет.

– Милая, – горячие пальцы скользят по моим плечам. – Думаешь, Танн сразу родился политиком? Нет, у него был долгий и грязный путь наверх. Многие улики подчистили, только всего во тьме не утаишь.

– Он занимался наркотиками?

– Оружие. Торговля живым товаром.

– В это сложно поверить.

– Понимаю, – кивает. – Поразительно, как один человек успевал все это совмещать, еще и организовал целую подпольную сеть информаторов. Продажные копы, подставные люди в роли наркобаронов. Еще прибавь спонсирование террористических организаций.

– Кошмар, – бормочу сдавленно.

– Политика – красивое прикрытие для его реальных дел.

– И ты считаешь, такой матерый зверюга потерпит поражение от Льюиса? От этого невнятного паренька?

– На все воля Господа.

– Прекрати, – бросаю я, освобождаясь от его объятий. – Ты не производишь впечатление смиренного праведника.

– Ну тогда – на все моя воля.

Взгляд у Адама непривычно игривый. Лед дает трещину, выпуская на волю дикое и неистовое пламя.

20

Я задерживаюсь на работе. Новый проект отнимает много сил и времени, но это скорее радует, чем пробуждает печаль. Только подобные занятия и помогают мне отвлекаться, снижать градус тревожности. Сама не могу объяснить дурное предчувствие. Видимых причин для беспокойства не существует. Только сердце начинает биться иначе, как будто четко ощущает именно то, что я не способна сформулировать словами. Интуиция бьет тревогу, во моих взмокших висках постукивают крохотные молоточки.

Проклятье. Наверное, я просто устала. Слишком много напряжения, а расслабиться толком не успеваю. Адам занят предвыборной кампанией, наши графики совершенно не совпадают, поэтому чаще всего я ложусь в холодную постель. Коротких и редких встреч недостаточно. Мое тело рвется к этому мужчине, томится и страдает в одиночестве. Но я отлично осознаю, супругу сейчас не до телячьих нежностей. Политика – та гонка, где никаких слабостей не прощают. За ослепительными улыбками легче всего прятать остро заточенные клыки. Красивый фасад и уродливая начинка. Все как всегда. Уверена, Адам отлично бы вписался, до сих пор не понимаю его решение уступить бразды правления, пусть и формально, для картинки, для галочки. Пусть в победе Льюиса и заключается наиболее обидное и болезненное поражение для Танна. Я не принимаю такое решение, однако поддерживаю мужа. Его выбор и есть единственно правильный, хотя я бы поступила совсем иначе.

Возможно, причина моих сомнений именно в том, что я пока не представляю, как Льюис одержит верх. Некоторые люди просто не созданы быть победителями. Они могут сколько угодно имитировать, вживаться в чужую роль, но судьбу не обмануть. И людей нельзя вечно обводить вокруг пальца.

Закрываю папку с документами, откладываю бумаги в сторону и включаю телевизор. Жму другую кнопку на пульте управления, прикрывая стеклянные стены с помощью жалюзи. Не хочу никого видеть, а время позднее, обычно в эти часы приходит уборщица. Но мой кабинет заперт. Никто посторонний не станет беспокоить.

Дебаты начнутся через пару минут. Сразу после блока громкой и назойливой рекламы. Зеваю и поднимаюсь, направляюсь в противоположный конец комнаты, наливаю в графин прохладную воду, возвращаюсь обратно и ставлю на стол рядом с пустым стаканом. Чуть помедлив, сбрасываю неудобные туфли на шпильках. Краем глаза выхватываю огни ночного города. Панорамные окна обеспечивают захватывающее зрелище и гарантируют полную конфиденциальность для всего происходящего внутри. Я вижу абсолютно все, зато меня не видит никто. Удачное изобретение.

Усаживаюсь в кресло, откидываюсь на спинку и забрасываю ноги на стол. Кандидаты от противоборствующий партий появляются на экране. Сразу видно, что Танн ведет партию, ему даже нет необходимости открывать рот, сила считывается на уровне инстинкта.

Мужчина старше моего отца. Седой. Его лицо покрыто морщинами, которые лишь четче обозначают волевые черты. Жесткий он. Пожалуй, даже жестокий. Улыбается, а кажется, точно волк скалится. Или все дело в том, что мне известна его предыстория? Преступник. Настоящий бандит. Убийца. Путь на политическую арену окропил кровью своих врагов, погубил множество невинных людей, готов на все ради выигрыша. В этом человеке трудно заметить малейший намек на слабость. Он не выглядит старым или утомленным жизнью. Энергия бьет ключом.

Льюис меркнет на фоне Джорджа Танна. Просто туповатый увалень. Такому сопернику действительно унизительно проиграть, но черт возьми, я не представляю, как Адам умудрится повысить его очки в грядущей схватке.

Пять минут – мне больно смотреть на то, как Танн раскатывает конкурента. Легко и с удовольствие разбивает каждый его аргумент. Льюис краснеет, прячет глаза, комкает листок с заранее заготовленной речью.

Жалкое зрелище. Стыдно.

Осушаю стакан воды, отталкиваюсь ногами от стола, заставляю кресло совершить круг, развернуться полностью. Кружусь, глядя в потолок. Голоса кандидатов доносятся точно сквозь пелену. Закрываю глаза. Отключаюсь от прослушивания, размышляя о своих собственных проблемах, прикидываю, как раскручивать новый проект, какие документы нужно подготовить для получения следующего гранта.

– Что вы скажите избирателям, если даже мне не способны внятно ответить? – раздается рев Танна. – Хватит мямлить. Говорите. Объясните пункт вашей личной программы. Вы вообще читала собственный буклет?

Льюис бурчит под нос, его речь нельзя разобрать.

– Отвечайте, – в голосе Танна прорезается металл. – Как вы намерены воплощать в жизнь эти идеи? Звучит красиво, но не для тех людей, которые потеряют свои рабочие места после принятия поправок. Молчу про медицинскую реформу. Ваша партия полностью оторвана от реальности. Это не партия для людей. Корпорации. Вот чьи интересы вы отстаиваете. Марионетки Сопоса. Да-да, именно так. И я готов доказать каждое слово. А вы?! Вы способны хоть что-нибудь сказать? Объясните, откуда взялось настолько мощное финансирование, кто оплачивает банкет?

Льюис продолжает невнятно бормотать. Пытается что-то произнести, но в итоге издает судорожный вздох и замолкает. Прямо кролик перед удавом, смотреть тошно, поэтому дальше изучаю потолок.

– Говорите, – требует Танн. – Что вы скажете? Ваши избиратели ждут. Скажите свое слово. Святые небеса! Прокомментируйте хоть что-нибудь. Откройте рот и выдайте несколько разумных фраз.

– Пошел ты на хрен, Джордж Танн! – знакомый голос ударяет по нервам.

Поворачиваюсь настолько резко, что сбиваю графин со стола. Стакан тоже отлетает. Посуда бьется на осколки, но я не придаю этому никакого значения.

Мир замирает. Мой взгляд прикован к экрану, где Адам отстраняет Льюиса от микрофона, занимает трибуну целиком и полностью.

Воцаряется мертвая тишина.

Дьявол. Он реально это сказал? Буквально. Прямо так. В эфире, в живой трансляции на огромную аудиторию.

Пошел ты на хрен, Джордж Танн.

21

– Я встречал самых разных людей, – говорит Адам. – Хороших и плохих, добрых и злых, порочных и праведных. Я всегда был уверен, что в каждом из нас хватает дерьма, и каждый человек не без греха, надо только копнуть глубже. А потом я повстречал Роберта. Парня без особых талантов. Мальчишку из соседнего дворы. Заурядного типа, ничем не выдающегося. Он не был спортсменом, не бил никакие рекорды в универе. У него нет красивых грамот и медалей. Просто паренек, которого не заметишь в толпе. Однажды он пришел в мой штаб, решил помогать партии, хотел быть полезным. Вот и все.

– Что ты несешь?! – взрывается Танн. – Кто ты вообще такой?

– «Бобби», так мы его называли, – невозмутимо продолжает Адам. – Милый «Бобби». Можно просто «Бо».

– Кто тебя пустил? Кто…

– Я должен был стоять здесь. На этой трибуне. Я бы разнес тебя в пух и прах. Я умею красиво говорить, лить всякую чушь в уши. Но знаешь, что я подумал? Хватит этого дерьма. Хватит обманывать народ. Пора перейти от слов к делу. Я отказался от гонки, снял свою кандидатуру, потому как Бобби, тот самый милый и приятный Бобби, в сотню раз круче меня. Лучший из всех. Пусть он не мастер эффектных выступлений, пусть едва связывает предложения между собой, пусть мнется и краснеет, но черт бы меня побрал, честнее и добрее человека я никогда не встречал. Роберт Льюис единственный на свете парень без дерьма. За него говорят поступки, а не крутые фразы для слоганов. За него говорит вся его жизнь. И… золотое сердце!

– Это абсолютно неприемлемо, – кривится Танн. – Молодой человек, вы должно быть перепутали серьезное мероприятие и цирковой номер. Ваша шутка не смешна.

– Нет, это ты перепутал, – обрывает Адам. – Открой рот. Так ты ему сказал? Открой рот и глотай все дерьмо. Так ты говоришь своим избирателям. Да?

– Я ничего подобного не высказывал, ваш уровень…

– Не держи людей за дебилов, Танн. Все видят твое нутро. Люди устали. Ясно? Устали от этих лозунгов, от споров, от дебатов, от грязи, которая льется рекой. Людям нужны действия. Реальные дела. Люди отказываются глотать пропагандистское дерьмо.

– Охрана, выведите его! – восклицает Танн.

Адам выдергивает микрофон из стойки, подходит к своему противнику вплотную.

– Открой рот! – рявкает мой супруг. – Ты. Гребаный ублюдок. Открой свою пасть!

Содрогаюсь от ледяного тона, сжимаюсь в комок. Губы невольно приоткрываются, прикрываю их ладонью.

Джордж Танн открывает рот. Рефлекторно. Просто сражен наглостью и напором.

– Ваша партия продвигала прошлые поправки. Ваша партия способствовала принятию провальной медицинской реформы, которую не откатить назад. Ваша партия отсасывает Сопосу каждый долбаный раз. Еще и с проглотом. Мы только пытаемся исправить эту ситуацию. Мы готовы действовать прямо сейчас. Сегодня. Выбор за людьми. Кого они хотят получить? Говорящую куклу или реального лидера?

Танн дергается как удара электрическим током.

– Я кончил, – бросает Адам. – Можешь глотать.

Микрофон отлетает в сторону.

Камера целиком и полностью фокусируется на лице Адама. Камера любит моего мужа. Обожает. Он похож на ангела, прекрасного и недосягаемого. Глаза пылают праведным гневом, приковывают, словно цепями оплетают.

Игра. Какая виртуозная игра.

Трансляция прерывается. На экране снова вспыхивает навязчивая реклама. А мои пальцы лихорадочно подрагивают, пока ищу телефон, жму кнопку вызова.

Гудки. Никакого ответа. Супруг не спешит принимать звонок.

Поднимаюсь, нервно прохаживаюсь по кабинету, очень стараюсь сосредоточиться, однако мысли разбегаются. Вскрикиваю от боли, отскакиваю назад. Понимаю, что порезалась, наступила прямо на битой стекло.

Надо вызвать уборщицу. Да, надо. Потом.

Подхожу к панорамному окну, перестаю ощущать собственное тело от зашкаливающего волнения. Прислоняюсь лбом к ледяному стеклу. Стою так очень долго и размышляю.

Что Адам вытворяет? Что? Что он…

Это грандиозный провал. Или успех?

Все зависит от восприятия людей.

Прозрачная поверхность запотевает от моего учащенного дыхания. Черчу букву «А», после обвожу в сердечко. Так по-дурацки, полный идиотизм.

Отстраняюсь от окна. Хочу обернуться, но крепкие руки обвиваются вокруг талии, лишая свободы действий.

– Что ты натворил? – тихо шепчу я. – Танн в бешенстве. Не представляю, как будут развиваться события дальше. Но он же убьет тебя. Такое не прощается.

– Точно, – вкрадчиво заявляет Адам, прикусывая нежную кожу на моей напряженно выгнутой шее.

22

– Вы проиграете выборы, – бормочу, безуспешно пытаясь побороть дрожь в голосе. – Я плохо представляю, как отреагируют люди на твою выходку, однако судебный иск это наименьшее из тех последствий, которые вскоре последуют.

– Очень надеюсь, – хмыкает муж, а после невыносимо медленно задирает мою юбку, приподнимает до самой талии.

– Тебя совсем не волнует эта ситуация? – поражаюсь, пробую повернуться, однако он не разрешает, продолжает удерживать меня у окна. – Будущее?

– Волнует, – ровно замечает Адам, проводит пальцами по моим бедрам, поддевает лямки, идущие от пояса для чулок, поглаживает обнаженную кожу, а после резко вбивает колено между ног: – Волнует, что моя жена наряжается на работу как шалава.

Теряю равновесию, чуть не падаю. Однако жесткая хватка не дает рухнуть вниз. Из груди вырывается пораженный выдох.

– Признавайся, – выдыхает супруг. – Перед кем голым задом сверкаешь?

– Все прикрыто, – возмущенно говорю я. – На мне надето нижнее белье, не понимаю, по какой причине ты вдруг…

Треск разрываемой ткани. Короткий и оглушительный. Горячие пальцы властно сминают ягодицы. Дальше следует мощный шлепок, заставляющий встрепенуться, взвизгнуть. По телу растекается жидкая ртуть.

– Нет, Адам, – стараюсь придать больше уверенности своему прерывающемуся голосу. – Я против. Только не здесь. Не на работе.

Огромный член прижимается к лону. Твердая плоть обдает кипятком, буквально ошпаривает, заставляя меня извиваться от сладостного бессилия.

Я даже не улавливаю шорох ткани, не успеваю понять, когда именно Адам высвобождает свой гигантский орган из брюк. Толчки крови перекрывают собой абсолютно все. Грохот бешеный. И мое сердце обрывается, впадает в исступление от близости мускулистого мужского тела. Жар разливается под кожей.

– Ты сучка, Ева, – хриплый голос обвивается вокруг горла, точно грубая веревка. – Моя маленькая грязная сучка.

– Ублюдок, – выдаю сквозь стон. – Ты чертов ублюдок, вот ты кто!

– Я буду скучать, – выдергивает заколку из моих волос, распускает локоны, зарывается лицом в спутанные пряди, делает шумный вдох. – Готова к горячей скачке?

Ничего себе. Задает вопрос, интересуется моим мнением.

В следующий миг все мысли разом вылетают из головы. Мужские пальцы безжалостно впиваются в бедра, тянут меня назад, принуждая согнуться, прогнуться и покорно принять разгоряченный член. Ладони утыкаются в стекло, соскальзывают ниже и ниже в тщетной попытке удержать равновесие.

23

Я падаю в пропасть. И даже не пытаюсь это прекратить. Наоборот, наслаждаюсь и с головой ныряю под лед, раскаленный диким пламенем.

Адам насаживает меня на свой твердый жилистый орган, крепко обхватывает мои бедра и резко двигает, управляет, словно марионеткой, овладевает мною грубо и мощно, отбирает призрачный шанс на свободу. Притягивает к себе, вбивает в свитое из стальных мускулов тело, а после отталкивает, вбивает в стекло, принуждает вжаться в гладкую поверхность, распластывает.

Это до жути порочно. Нас не видит никто. А мы точно парим над миром.

Огни ночного города ослепляют. Кругом пульсация. Дороги и автомобили расплываются перед моими глазами. Все кажется крошечным, совершенно незначительным. Вглубь вбивается громадный орган, отбирает остатки разума, растворяет волю.

Стоны рвутся из груди. Больше себя не контролирую. Толчки становятся неистовее, жестче, доводят до изнеможения. Вздыбленная плоть распирает изнутри, раздирает инстинкт самосохранения в клочья.

Я отдаюсь своему мужчине целиком и полностью. Ощущение, точно рушатся преграды и спадают оковы. Пусть не вижу лица своего супруга, однако чувствую, как спадает его идеальная маска. На миг он становится настоящим. Неудержимым, необузданным зверюгой.

Да. Еще, еще. Глубже.

Тело сотрясает трепет. Мои мышцы ритмично сокращаются вокруг закостеневшего от похоти члена. Пальцы скользят по стеклу, царапают прозрачную поверхность.

– Клянусь, – шепчет на ухо Адам, прикусывает мочку, вынуждая взвыть в голос. – Трахну тебя в Овальном кабинете.

– Ты отозвал свою кандидатуру, – шепчу прерывисто, задыхаюсь от нахлынувших эмоций, раздираемая противоречиями. – И вообще, речь пока не о выборах президента.

– Забудь, – приказывает ледяным тоном.

Сдергивает меня со своего восставшего члена, разворачивает лицом к себе, подхватывает под ягодицы и снова насаживает на одеревеневшую дубину. Смотрит прямо в глаза, обжигает бесстыдным взглядом. Рывком врезается внутрь, заполняет до предела.

Кончаю снова, от одного лишь ощущения его разгоряченной плоти, безжалостно растягивающей мое лоно. Выгибаюсь дугой, зажатая между холодом стекла и жаром каменного мужского тела.

Одержимая скачка. Безумная. Животная.

Раскалываюсь на части под бешеным напором. Обвиваю широкие плечи. Кричу, не пытаясь сдержать звериный порыв. Существую только ради этих сокрушительных толчков, ради огромного члена, таранящего податливо распахнутое лоно. Задыхаюсь, кислород жжет легкие.

– Я уже выбрал, – говорит Адам прямо в мои приоткрытые губы, скользит языком, обводя линии рта.

– Что? – спрашиваю с придыханием, захлебываюсь его обжигающим дыханием.

– Тебя!

24

Джордж Танн становится посмешищем. Люди никому не прощают слабости, а его поведение на дебатах воспринимают именно так. Должен был отразить нападки, дать достойный ответ. А он обтекал молча, ничего не ввернул в ответ. Интернет наполняется вирусными видео с тем самым моментом, где Адам разбивает его по всем статьям. Эти записи блокируют, удаляют, но перезаливы лишь множатся. Социальные сети заполняют издевательские картинки, всякие мемы с ключевыми фразами выступления.

«Танн глотай». «Пошел на хрен Джордж Танн». Именно такими предложениями расписывают стены зданий, причем не только в подворотнях, а повсюду.

Появление Танна в любом месте сопровождается окриками и улюлюканьем. Толпа вымещает злость на правительство, он оказывается идеальной мишенью. Люди выпускают пар, насмехаясь над тем, кто выше их по статусу, пользуются удобным случаем, чтобы принизить, опустить на самое дно.

Адам умудряется направить агрессию в нужное русло. Разумеется, у Танна все равно много последователей, но положение его ослабляется. Подобный пиар никому на пользу не пойдет.

Мой супруг ночует в предвыборном штабе, разъезжает по важным собраниям и встречам. Начинаю понимать, почему он тогда сообщил, что будет скучать. Мы увидимся уже после выборов. Не раньше. Время для меня выделяется по остаточному принципу. Хотя не могу обижаться. Работа превыше всего. Тем более, для Адама это вопрос чести. Личная месть. Он выкладывается на полную и поступает совершенно правильно. Нельзя почивать на лаврах, надо укреплять успех.

Танн теряет массовую поддержку, но Льюис пока ничего не обретает. Существуют другие кандидаты, на которых теперь начинают посматривать. Необходимо переломить расклад.

Я пытаюсь понять, какой козырь прячет мой муж. Что он приготовил? Тут даже трудно представить.

Занимаюсь делами фонда, окунаюсь в рутину. Засиживаюсь допоздна, потому как нет смысла ехать в пустой дом.

Звонок заставляет вздрогнуть. Бросаю взгляд на часы. Далеко за полночь.

– Ева? – раздается в динамике. – Это Ева?

Кажется, пропускаю начало фразы, но не важно.

– Да, – подтверждаю, продолжая листать бумаги, подавляю зевок. – В чем дело?

– Ваш муж, – пауза. – Адам погиб.

– Что? – нервный смешок вырывается из горла. – Что за чепуху вы городите? Кто вы такой?

– Офицер полиции, – мужчина представляется, называет свое имя, дальше говорит еще несколько предложений, но теперь я точно ничего не слышу.

Бред. Абсолютная чушь.

Адам погиб? Это невозможно. Дурацкая шутка. Розыгрыш. Несколько недель назад Адам жестко трахал меня прямо в кабинете, натягивал на гигантский член и рычал, выпуская похоть на волю.

Адам живее всех живых. Адам попросту не способен настолько легко проиграть.

– Не справился с управлением… автокатастрофа, – доносятся обрывки фраз.

– Что, – задыхаюсь. – Что произошло?

– Ваш муж потерял контроль над автомобилем.

Мне сообщают детали, из которых ни черта не понимаю.

– Нет! – кричу. – Ошибка. Здесь точно ошибка. Мой муж работал инструктором по экстремальному вождению. В прошлом, в полицейском участке. Это не Адам!

– Боюсь, личность установлена. В нашем распоряжении фото и видеозаписи с места происшествия. Ваш супруг вел машину один. Других пассажиров не было, поэтому…

– Нет, – бормочу я. – Нет, нет…

– Простите, Ева.

25

Мир кажется искусственным. Люди вокруг как бесплотные фигуры. Повсюду мелькают наполняются вязкой землистостью. Серость. Сплошная серость. Цвета исчезают.

Я понятия не имею о том, какой сегодня день недели, какая погода за окном. Я не знаю, во что одета. Беру первые попавшиеся вещи, надеваю, не глядя, и выхожу. Я не ем и почти не пью. Не хочется. Теперь ничего не хочется. Даже разрыдаться не удается. Впечатление, будто Адам забрал все мои чувства. За собой. На тот свет.

Все в тумане. Разум. Реальность. Как сквозь вату продвигаюсь. Меня шатает из стороны в сторону. Не могу ни на чем сосредоточиться. Ощущение, точно вкалывают анестезию, и я застываю в состоянии полусна. Не способна отключиться, однако трезво соображать тоже не получается.

Я не присутствую на опознании тела. В этом нет необходимости, так мне сообщают. Доказательств его личности достаточно, а после жуткого взрыва мало что осталось.

Бумажная волокита проходит мимо. Просто ставлю подписи. Чувствую себя роботом.

Похороны организовывают мои родители. Туда приходит много людей. Безумно много. Позже я пойму, что там не столько знакомые Адама, ведь у него совсем не было друзей, сколько его фанаты из социальных сетей. После того выступления на дебатах мой муж превратился в национального героя. В борца с режимом. Трагическая гибель и вовсе прославила его. Злая ирония. Жестокая и ядовитая.

Я наблюдаю, как гроб опускают вниз, как сбрасывают на крышку комья земли. Стою на самом краю. И черт, ужасно тянет заорать: «Заберите меня вместе с ним! Закопайте туда! Я давно не живу!»

Отворачиваюсь, сама не знаю почему. Наверное, срабатывает инстинкт самосохранения или его остатки. Часть меня не готова умирать, цепляется за стремительно ускользающую нить, пробует выкарабкаться.

И тут я сталкиваюсь с прошлым.

Поразительно. Единственная цветная фигура оказывается абсолютно черной. Мужчина приближается ко мне, останавливается рядом. Черная футболка, черные брюки, черные ботинки. Он выглядит инфернально.

Высокий и подтянутый. Мощный, заслоняющий собою все. Бритоголовый тип смотрит на меня с кривой ухмылкой.

Ад. Адриан. Человек, которого я впервые увидела на нашей свадьбе. Друг Адама. Наемник.

– Адама убили, – тихо говорю я. – Это заказ. Готова поспорить, тут замешан Джордж Танн. Доказательств не найдут, но чувствую, во всем виноват именно он. Проклятый ублюдок. Не простил публичного унижения и вот, отомстил.

– Я в курсе, – роняет ровно.

– Да? – почти немой вопрос.

– Я сам выполнил этот заказ.

– Я… ты… шутишь?

– Работа – не тема для забавы, – отрезает холодно. – Разве Адам не обещал тебе, мы встретимся снова? На его похоронах.

– Черт побери, – дергаю черную футболку, когтями впиваюсь в ткань. – Откуда ты знаешь? Откуда ты вообще взялся? Что за дерьмо несешь?

– Тише, – отстраняет меня обманчиво мягко, в его руках ощущается чудовищная сила, подавляющая. – Я не воюю с дамочками.

– Где Адам? – спрашиваю сдавленно. – Где?

– В гробу, – отвешивает издевательский кивок в сторону свежей могилы. – Разве нет?

– Убирайся, – отворачиваюсь, опускаюсь на колени, сгребаю землю в ладони. – Прочь отсюда. Слышал? Проваливай.

– Доказательства есть.

– Ты о чем?

– Есть куча улик того, как круто здесь замазан Джордж Танн. Не удивлюсь, если завтра ему предъявят обвинение в заказном убийстве, а полиции придется усилить его охрану, чтобы толпа этого мудака не растерзала.

Плевать. Тупо смотрю вперед. Какое это имеет значение? Преступник отправится в тюрьму, но мой муж погиб. Мой мужчина стерт с лица земли.

– Льюису обеспечена победа на выборах.

Пусть подавится своей победой. Адама не вернуть.

– Жди – и он придет.

– Что? – кривлюсь.

Тишина. Когда я поворачиваю голову, Адриана нет рядом. Не вижу его фигуру в толпе. Чернота пропадает. Гулко сглатываю, ощущаю, как мир дрожит и рушится перед моими глазами. Слезы душат – и наконец прорываются наружу. Много слез, очень много.

Я кричу. Срываю голос. Я вою, точно раненное животное.

У меня выдрали сердце. У меня все отняли.

Адам не придет. Так не бывает.