Текст книги "Флейта для чемпиона"
Автор книги: Валерий Медведев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 7 страниц)
Комментатор Виктор продолжал:
– Ларионов прыгнул за первую половину олимпийских игр по марафон-прыжкам на 262 с половиной метра. Высоко, конечно, но ниже, чем мы от него ожидали. Его соперник, конечно, друг и соперник, Масюков, вероятней всего, на этот раз перепрыгнет своего вечного соперника. Масюков преследует лидера, но, может быть, это чисто тактический ход Ларионова. Прыгать придётся около месяца, и на такой марафонской дистанции, может быть, самое главное – это распределить свои силы. Вот в сектор для прыжков в высоту выходит Вениамин Ларионов. Это стройный и длинноногий паренёк. Он расслабленно трясёт кистями рук, делает маховые движения то левой, то правой ногой. Следом за ним идёт Тарас Сидякин с мольбертом, большой золотой рамой на плече и со съёмочной камерой в руках.
Татьяна недоуменно смотрела в сторону сектора для прыжков.
– Ничего не понимаю, никто не прыгает, Ларионова нет, а репортаж идёт?.. Гуляева!.. – громко позвала она. (Из-за беседки возникла Елена Гуляева.) – Извини, мать-начальница, у вас там на площадке никто не прыгает, Ларионова нет, а репортаж о его прыжках идёт?!
Но Елену это не удивило:
– Ну и что такого, что никто не прыгает?
– Как что такого? Начнутся прыжки, и всё ведь будет по-другому! – доказывала Татьяна.
– Не бойся, Цветкова, – заверила Елена, – у нас по-другому не будет. У нас будет всё, как в репортаже. Виктор! – крикнула она.
– Дяла! – иронически протянула Татьяна и крикнула в сторону: Виктор!
К ней подбежал диктор Виктор с микрофоном в руках, за ним тащился провод.
– Ты хоть смотришь, что происходит на площадке или нет? постучала Татьяна ему пальцем по лбу. – Где сейчас прыгает Ларионов? Он уже, кажется, допрыгался...
– А вообще-то, где Ларионов? – спохватилась Елена. – Почему он не готовится к прыжкам?
– А его вообще нет на стадионе! – почесал затылок микрофоном Виктор.
– Как нет? Что это за безобразие?! Что это за премьерство: когда хочу – ухожу, когда хочу – прихожу!.. – распетушилась Елена.
К Елене подскочила Светлана Мухина и выпалила:
– Ларионова в милицию забрали – своими глазами видела! Его, Гуся и отца Ларионова!.. – перечислила она.
– Не может быть! – не поверила Елена.
– Своими глазами видела! – повторила Светлана. – Часа полтора назад.
– Что же ты молчала? – сказала Елена.
– Я боялась тебя расстроить.
– Боялась!.. Ну, Ларионов! Всё перевыполнил! Всё! Надо же его вызволять оттуда!.. Это же может сорвать всё наши "игры"! Взять на поруки, что ли?.. А за что их всех?..
Светлана пожала плечами.
К Гуляевой торопливо подошёл Босс.
– Где Ларионов? – спросил он Елену.
– И он ещё спрашивает, где Ларионов?.. Ларионов там, куда вы его устроили по знакомству...
– По знакомству с чем?.. – не понял Босс.
– По знакомству с кем?.. По знакомству с вами!.. – злорадно сказала Елена.
– Мы же с ним договорились!.. А куда я устроил его?
– На Петровку, 38...
Босс нервно закурил и осведомился у Надежды:
– А Гусь где?
– И Гусь там... – ответила она.
– Этого только не хватало! – забеспокоился Босс. – А вдруг расколется?.. – И он ринулся со двора на улицу, чуть не столкнувшись с Гиви Мебуке.
– Не стая воронов слеталась!.. – язвительно заметила Татьяна.
– Девочка, ты не знаешь, где Ларионов? – спросил Гиви Мухину.
Она неопределённо махнула рукой:
– Он там.
– Там?.. Где там?..
– В тюрьме... то есть ещё не в тюрьме, но где-то рядом с ней, в милиции... на Петровке...
Гиви, присвистнув, переглянулся с Татьяной и озабоченно сдвинул кепку с затылка на нос.
Среди болельщиков и судей бродила Валентина Сергеевна, тоже разыскивая Ларионова.
– Здравствуйте, олимпийские тигры, – сказала она. – А где ваш главный тигр Ларионов?
– Все интересуются Ларионовым! Все!.. Даже милиция, – пробормотала Елена и поспешно ответила: – Ларионов, Валентина Сергеевна, он, понимаете ли, занят...
– И как долго он будет занят?
– От некоторого времени до... пятнадцати суток, – намекнула Светлана. – Если всё кончится сравнительно хорошо!
– А где же он всё-таки? – взглянула на часы Валентина Сергеевна.
– Если бы знать... – сказала Лена.
Во двор вбежали весёлые и оживлённые Вениамин и Гусь. Ларионов чуть прихрамывал и морщился от боли.
– А вот и мы! – воскликнул Гусь.
– Извините, задержали в милиции... – потрогал колено Вениамин и спросил Гуся: – На сертификаты, думаешь?
Гусь скептически сдвинул брови:
– На сертификаты?! Тут поднимай выше, тут пахнет, как при Иване Грозном, – Валютой Скуратовым!
– При Иване Грозном пахло не Валютой Скуратовым, а Малютой, невольно рассмеялся Вениамин.
– Это неважно... Важен результат... в смысле... – Гусь потер большим пальцем о средний, – пети-мети...
– Сертификаты!.. Ах, валюта... Ах, слова-то какие!.. раскудахталась Светлана.
– А что это вас там задержало, в милиции? – пронзительно спросила Елена.
– Да так... дела, – уклончиво ответил Гусь.
– Уголовные, да? – тут же встряла Светлана.
– Господи, что это с вами? – Надежда первая заметила то, что никто сгоряча не заметил.
– А что такое? – сказал Гусь.
Тут же и Татьяна увидела:
– У вас же у обоих фонари под глазом?!
– А... это по Блоку: аптека... улица... фонарь... – вновь рассмеялся Вениамин.
– Это чтоб ночью прыгать было виднее, – подсказал Тарас.
Гиви нацелился в Ларионова объективом кинокамеры.
– Да, с такими нервами и вправду можно стать чемпионом мира по любому виду спорта: и в милиции, и из милиции со спокойным выражением лица. Между прочим, а куда в это время смотрели лица друзей, лица судей и прочие лица?
Он навёл кинокамеру и на Гуляеву с Фокиной. Они отвернулись. Ларионов стянул с себя тренировочный костюм. Достал из сумки "спортивки" и начал их сгибать и разгибать, сев на траву.
Валентина Сергеевна так ничего и не поняла: что же произошло?! Но дело есть дело, ей некогда было выяснять подробности происшедшего.
– По просьбе режиссёра приглашаю вас... – деловито начала она, обращаясь к Ларионову.
– Нет, Валентина Сергеевна, я в вашем фильме сниматься не буду, – отрицательно покачал он головой.
– Но почему? Все так мечтают в вашем возрасте сняться в фильме, и пробы у вас просто замечательные!
Она достала из портфеля несколько фотографий Ларионова: вот он улыбается, разговаривает с очень красивой девушкой, прыгает через планку и т.д. и т.п.
– Пробы, конечно, неплохие, – мельком взглянул на снимки Вениамин. – Сценарий неважный.
– Неважный? – оскорбилась Валентина Сергеевна.
– Потому, что он глупый, опять, как некто зазнался и как исправился. Сколько можно об этом. Я вообще не видел умного фильма о спорте. Смотришь кино, и такое впечатление, что спортом одни дураки занимаются. И потом, почему спортивная комедия? В спорте, по-моему, ничего смешного нет. Спорт – это, по-моему, драма, вечная драма!..
Валентина Сергеевна протянула Ларионову руку, помогая встать, и так за руку отвела его в сторону, точно маленького.
– Ты говоришь, сколько можно о том, как зазнался спортсмен? А ты знаешь, что про тебя ребята говорят? – негромко сказала она.
– Что?
– Как раз то, что ты уже зазнался, что ты и режим нарушать начал, и с подозрительными личностями якшаешься... и... Много что о тебе говорят.
Но её слова никак не подействовали на Ларионова.
– Ну, это как смотреть на всё, что обо мне говорят. Знаете, есть такое выражение: угол зрения... это, когда у человека зрение сужается в угол. А должно быть наоборот... и потом, я где-то читал, что беда людей в том, что они судят о людях по поступкам, а не по мотивам поступков. Вы меня извините, конечно, что я у вас отнял столько времени.
Он вернулся к скамейке, достал из сумки сценарий и вернул его Валентине Сергеевне.
– Ничего, может, ещё надумаешь...
У Валентины Сергеевны был богатый опыт работы в кино. Она считала, что он просто пижонит перед товарищами и не сегодня-завтра прибежит на киностудию и станет упрашивать: "Возьмите меня, пожалуйста! Я тогда неудачно пошутил!" Примерно так он скажет, надеялась она, или нечто в этом роде.
– Ларионов, после Цветкова прыгаешь ты, – предупредила Елена.
– Я только расслаблюсь по системе йогов... Ногу сильно потянуло...
Помассировав колено, он присел на пьедестал и замер.
– Никаких расслаблений! – заявила Лена. – Никаких йогов!.. Прыгает Цветков. Приготовиться Ларионову! Почему Ларионов не готовится к прыжку?
– А он заснул, – во все глаза глядела Светлана на спящего Ларионова.
– Как заснул?.. В такую минуту?!
– Знаешь, если начнёшь нарушать ре... – начал Вадим.
– ...жим... – привычно подхватила Светлана.
– И трени... – продолжал Вадим.
– ...ровки... – закончила Светлана.
– Конечно, будешь спать, если три свидания будешь назначать сразу! И ногу потянешь на три свидания бегать! – сказала Надежда со знанием дела.
– Вот это нервы! – позавидовал Вениамину Тарас.
– Совести у него нет! – устала возмущаться Елена.
– Вот это кадр! – навёл на Ларионова кинокамеру Гиви.
– Просто Ларионов умеет, как никто, расслабляться, вот и весь секрет, – спокойно ответила Татьяна.
А Гиви снимал себе и снимал Ларионова.
– Картина будет называться... "Олимпийское спокойствие"...
На что Татьяна сказала:
– Документальный сатирический снимаете? Или сами являетесь участником фильма под названием "Допрыгался"? Учтите, что все сценаристы и участники фильма привлечены будут к ответственности.
– Слушай, девочка! – заметил ей Гиви. – Как в тебе, такой маленькой, помещается такой большой язык? Я снимаю фильм "Прыжок в известность".
– Известность тоже бывает всякая, – не осталась Татьяна в долгу.
– Обрати внимание, где лежит у чемпиона голова, – показал Геннадий Сидякину.
– Где? На возвышении.
– "На возвышении"... Не на возвышении, а на первом месте... а ноги на третьем... Символика!
Валентина Сергеевна взяла лежащую на скамейке "мемориальную доску" и прочитала вслух:
– "Во дворе этого дома прыгал, и тренировался, и побеждал всех в юности чемпион мира по прыжкам в высоту Вениамин Ларионов!"
– А почему и мне с вами не попрыгать, пока чемпион спит? – вдруг сказал Гиви, положив на скамейку кинокамеру. – В конце концов, нам, людям объективным, сила нужнее нужного. Держать в руках камеру – это вам не вечную ручку!..
Он снял с себя куртку, джинсы и убежал на спортплощадку, в сектор для прыжков.
– Игры продолжаются! – тихо сказала Елена. – Прошу не расслабляться! Пока Ларионов спит, пусть отпрыгают свою норму Цветков, Сидякин и Масюков! Или нет... пока Ларионов спит и пока у него нога болит... Вадим, попробуй наверстать упущенное. Сегодня Ларионов хороших результатов не покажет.
Гуляева, Фокина и Масюков ушли на спортплощадку.
Леонид, оставшийся один, задумчиво произнёс с видом Гамлета:
– Игра ума, игра чувства, спортивная игра, игра на скрипке... Может, всё в жизни игра?.. И просто одни играют честно и талантливо, а другие жульничают и бездарничают... Ах, вы наше Сиятельство Медалей и Улыбок!.. Ах, вы наше Страдательство Падений и Ошибок! – И вдруг деловито сказал в пространство: – Вот завалю все наши олимпийские игры гениальными стихами! Вита ещё пожалеет, кого потеряла!.. Читайте, завидуйте!..
Перед спортплощадкой Масюков приотстал от Надежды с Еленой, вынул из сумки толстые стельки и засунул их в шиповки.
Гусь насмешливо наблюдал за ним:
– По-моему, одни стельки у тебя уже есть?
– Иди ты! – И Масюков убежал.
– Эй, ты! Стельки не потеряй! Стелька Разин!
Масюков стремительно мчался по дорожке.
Голос диктора Виктора вновь заполнил двор:
– Как сказал бы Пушкин: "И вдруг прыжок! И вдруг летит! Летит, как пух от уст Эола!.." Со двора доносится шум, свист, крики: "Чепчик! Мазила!" У Цветкова есть ещё двести попыток. А сейчас свой девяносто девятый прыжок сделает Вадим Масюков.
Увидев Гиви, Масюков остановился.
– Ну как, присмотрелся ко мне? – гордо развернул плечи Вадим.
– Присмотрелся. – Гиви после неудачного прыжка повторить попытку раздумал и теперь одевался, спеша выступить в более удачной и привычной роли – кинооператора.
– Как к Терешковой, присмотрелся? – приставал Вадим.
– Как к Терешковой.
– Теперь плёнки у тебя на меня хватает?
– Теперь плёнки у меня на тебя хватает, теперь у тебя не хватает... – Гиви водрузил на плечо киноаппарат.
– Чего у меня не хватает? – почуял Вадим что-то неладное.
– Сходства с Терешковой у тебя не хватает.
– Смотри, пожалеешь! – сказал ему вслед Вадим. Обернулся... Перед ним стояли Лена и Надежда.
– Главное – помни про стрелки: на часах без пяти шесть!.. Так и ноги!.. Маленькая стрелка – толчковая нога, большая стрелка маховая... тихо и гипнотически внушительно бубнила Лена. – Масюков, на тебя смотрят все ребята... и даже взрослые из окон. И твой папа смотрит... И твоя мама... Ну, перепрыгни ты этого Ларионова!.. Ну, что тебе стоит!
– Слушай, Гуляева, что он тебе, шина, что ли, что ты его всё накачиваешь? – усмехнулся Тарас Сидякин.
Но Лена пропустила его слова мимо ушей:
– Сейчас ставить рекорд только за счёт одарённости и силы становится всё труднее. Скорость, техника атаки на базе развитых специальных средств!..
– Да не мешай человеку прыгать! – вмешался Тарас.
– Главный судья соревнований не может мешать! – заявила Гуляева.
– Может! Ещё как может! – уверенно сказал Тарас.
Вадим побежал к сектору для прыжков. Елена Прекрасная, в скобках наставница, продолжала бежать рядом с Масюковым, продолжая наставлять изо всех сил своих убедительных слов, внушая Масюкову: "Физические возможности человека ещё не раскрыты полностью, рекорды обновляются, а главное – это вера в себя... " Тарасу показалось, что с этими словами Гуляева оторвалась перед самой планкой вместе с Масюковым от земли и, взлетев гораздо выше Масюкова над планкой и в воздухе, продолжала с высоты своего тренерского положения давать Масюкову свои драгоценные тренерские советы: "Когда-то знаменитый негр Джесси Оуэнс подбежал к маме и сказал: "Мама, я буду чемпионом!" И ребята и я верим, что Масюков, а не этот зазнавшийся Ларионов, тоже когда нибудь подбежит к своей маме и скажет: "Мама, я буду чемпионом!"
Впрочем, оставим всю эту картину не совсем художественного воображения на совести этого подводного художника Тараса Сидякина, мало ли что может вообразить его бурная фантазия...
Глава 7
ЗДЕСЬ ПРЫГАЛ И ДОПРЫГАЛСЯ...
Позволим себе небольшое отступление, дорогой читатель. Об этом "безумном мире" одного двора можно рассказывать по-разному: как говорится, впрямую, вкривую, опосредованно... И даже со стороны! Со стороны тех, кто сидит то, что мы не видим. Показывая видимое, мы показываем то, что мы видим. А слыша то, что видят другие, мы видим то же самое глазами других. Не правда ли? – как говорят англичане, великие субъективисты, подразумевая тем самым, что не в одной только правде дело.
...– Вот Масюков разбегается... – сказал диктор Виктор. – Рядом с ним на этот раз молча бежит его тренер Гуляева. Что?.. Что-то помешало ему сделать прыжок. Он возвращается обратно... Очевидно, не рассчитал шаги... Снова разбегается!.. Толчок!.. Прыжок... Мимо!.. Не взята высота! – сказал диктор.
– Не взял! Не взял!.. – И Елена тихо запела: "Ах вы наше Сиятельство и кубков, и медалей, с победой привезённые нами издали из дали!.."
Вита с любопытством смотрела на незнакомую девчонку со скромной причёской и очень простенько одетую. Лицом она напоминала Стеллку, с которой стёрли косметику и переодели со вкусом.
– А вам чего ещё здесь надо? – сказала Вита.
– Не чего, а кого. Ларионова надо.
– Его сейчас нельзя отвлекать. Он спит, – предупредила Вита.
– Это вам его нельзя отвлекать.
– Минуточку, ваше лицо мне очень знакомо. По-моему, я вас здесь уже видела? Вы не Стеллка?
– Это вы мою близнецовую сестру видели, она у нас действительно Стеллка, а я Степанида, меня зовут Тихая пристань, – хорошо улыбнулась девочка.
– Пристань?.. Это уж не от слова ли "приставать" к чужим мальчикам! – всполошилась Вита.
– Нет, это от слова, что ко мне чужие мальчики охотно пристают. – И Степанида ушла с независимым видом, рассматривая фанерные "статуи".
Вениамин мгновенно проснулся:
– Всё! Я готов!
Он вскочил и тут же присел.
– Ой!.. Гена, – попросил он, – помассируй, я ногу потянул...
Цветков начал массировать Ларионову ногу со словами: "Для хорошего человека и рубля не жалко".
Все с криком окружили Ларионова. Гусь растопырил руки:
– Тихо! Тихо! Не все сразу! Не все! Не делайте хора! Когда отдохнет, чемпион ответит на все вопросы и только в порядке живой очереди. Прошу тихо-тихо установить очередь.
К Ларионову, держа под мышкой мемориальную доску, быстро подошла Цветкова:
– Веня, хочешь, я дам тебе что-то почитать?
– Хочу, – согласился Вениамин.
– Читай!
Вениамин взял доску:
– "В этом дворе прыгал и допрыгался..." А кто допрыгался-то? Тут у тебя фамилии нет, – сказал он Тане.
– А кто допрыгается, я того фамилию здесь и напишу, – она забрала мемориальную доску.
– Таня! А почему мемориальная доска пишется обязательно в прошедшем времени: "Здесь жил и работал... поэт такой-то?" Будь моя воля, я бы писал: "Здесь живёт и работает замечательный писатель... или поэт... или спортсмен... или просто хороший человек..." посоветовал ей Вениамин.
– Здорово! А я бы написала: "Здесь живёт замечательный парень, которого я люблю..." Чао...
Она пошла прочь и тут же вернулась, потому что к Ларионову протиснулась Стеллка.
– Я тебе забыла сказать, что я всё достала!.. Ты только скажи, тебе нравится расцветка? – она раскрутила рулон и показала Ларионову.
– Ничего, ярковато немного, – сказал он.
– Сто метров нужно для танцевальной юбки.
– С ума сойти! – ахнул Вениамин. – Ну ладно, зови Степаниду.
Но Стеллка не унималась:
– Я тебе ещё капрон не показала. – Она достала из сумки небольшой кусочек капрона: – Как паутина. Я думаю, он подойдёт для реставрации икон?
– Что надо! Где достала? – сказал Ларионов.
– Где? В комиссионке через знакомых. Да, там, где ты говорил, теперь по правилам и судьи будут.
– Молодец! – похвалил Вениамин. – Зови Степаниду!
Стеллка побежала искать сестру.
"Вот тебе на! – подумала Татьяна. – На Ларионова и материальчик, кажется, уже завёлся... в сто метров... и капрон из комиссионки... и судьи будут... Неужели Гуляева и Фокина правы, и у каждого чемпиона есть двойник?.."
– Тебе что сыграть для настроения? – застенчиво спросила Вениамина Вита. – Сама знаю: ты – Моцарт прыжков, значит, что-нибудь из Моцарта?
Вынув из футляра скрипку, Вита заиграла, плавно водя смычком. А Гиви снимал это всё на плёнку.
Леонид ревниво прошептал Вите:
– Минуточку, это ещё что за новости?.. Так мы не договаривались!.. Получается какой-то музыкальный культ личности.
– А мы договаривались, – прекратила играть Вита.
– А мне почему не играешь? Я протестую!
– Потому что бывают Моцарты прыжка, а бывают и Сальери! – спрятала скрипку в футляр раздосадованная Вита.
Татьяна провозгласила через усилитель:
– Между прочим, в Древней Греции к чемпиону Олимпийских игр приставляли человека с флейтой. Когда спортсмен шёл по городу, то флейтист шёл за ним и свистел о том, что вот, мол, идёт великий спортсмен! Ах, обратите, пожалуйста, внимание на великого атлета!.. С годами ни к чему хорошему этот художественный свист, конечно, не привёл!..
Леонид мрачно взглянул на Гуся:
– Достал пистолеты?
– Конечно, достал. Дома лежат.
– А когда?.. – встрепенулся Леонид.
– Получишь от меня за пять минут до дуэли, – успокоил его Гусь.
– Ладно, а вызывать можно?
– Хоть сейчас, – с готовностью ответил Гусь.
– Я немного подожду, вдруг всё сообразуется... А может, лучше выбрать холодное оружие?.. Самое холодное оружие на свете – это слово "нет", – никак не мог решиться Леонид.
– Да отрави ты его мороженым, как Чацкий Софью... – посоветовал Гусь.
– Чацкий Софью мороженым не травил, это Арбенин отравил Нину мороженым... – машинально поправил его Леонид.
– Это неважно, кто кого, важен результат... и качество продукции... – заметил Гусь.
– Приготовиться к прыжку Ларионову, – объявила Елена.
Кто-то отодвинул Цветкова, массирующего колено Ларионову, в сторону.
– Это не массаж, а самодеятельность, – широко улыбнулся ему Босс. И сам принялся за массаж. По всему было видно, что у него в этом деле немалый опыт. – Ну, что же ты, мы же договаривались в двенадцать, – упрекнул он Ларионова. – Скоро и начало соревнований.
– Да... задержались... – замялся Вениамин.
– Задержались или задержали?.. – уточнил Босс. – Милиция, что ли?
Гусь переглянулся с Ларионовым:
– Да ты что, какая милиция? Нас дружинники задержали.
Босс достал из спортивной сумки икону, незаметно сунул её Гусю:
– А синяки?
Гусь быстренько передал икону Ларионову.
– Да с Жоркой-Интеллигентом подрались. Почему трафарет на майке не сделал?.. То да сё!..
– Вас там не обыскивали? – поинтересовался Босс.
– Да нет, слава богу!
– А богоматерь принёс? – спросил Босс.
Гусь вновь переглянулся с Ларионовым:
– Да забыл.
Веня внимательно рассматривал икону:
– Хорошая копия...
– Какая ещё копия? Копии мы... продаём... – совсем как Гусь, обиделся Босс. – Ну всё, – закончил он массаж. – Значит, твоя фамилия Перцуленко. Зовут Костя... По машинам!..
Он быстро устремился со двора. Следом поспешил Ларионов, затолкав тренировочный костюм в сумку. Гусь следовал в арьергарде.
– Ларионов, ты куда?.. – завизжала Елена на весь двор. – Ребята! Ларионов убегает с олимпийских игр, под чужой фамилией и за чужую команду прыгать.
Гиви навёл кинокамеру на Ларионова:
– Крупным планом – Ларионов... спортсмен с большой дороги!..
На крик Елены Гуляевой сбежались все олимпийцы:
– Что случилось? Почему Ларионов не прыгает? Что здесь происходит?
– Л то, что ваш хвалёный Ларионов, ваш атлет-аскет-оглы сызмала-рекорд-бей договорился и за чужую команду, и под чужой фамилией выступать! – вскричала Елена.
– Как под чужой фамилией?.. За какую команду?.. Вот это да!
– Мы ещё не знаем точно, за какую команду и под чьей фамилией будет выступать Ларионов, но мы это выясним! – громко сказала Елена. – Ну, что твой хвалёный Ларионов?! – пренебрежительно посмотрела она на Цветкову. – Кто кричал, что мы не тем колесо фортуны смазывали и не туда это колесо поворачивали?!.. Ларионов сам не тем смазал колесо и сам не туда его повернул!..
Татьяна вдруг расплакалась:
– Этого не может быть, потому что этого не может быть... чтобы Ларионов!.. Тут что-то не так!.. Это какой-то дурной сон!
Подобно тому, как, не имея шкалы Рихтера, очень трудно было бы определить силу землетрясения, так трудно было бы описать, что творилось с каждым участником олимпийских игр, если не вообразить себе предположительную шкалу, назвав её "шкалой переживания". И, взяв за отсчёт самую высокую высоту переживаний Татьяны Цветковой, в самой нижней её черте поместить фальшивые и демагогические выкрики Вадима Масюкова, тогда читатель сам легко распределит всех остальных участников всей этой истории, приближая их к Цветковой или удаляя их от неё и приближая к Вадиму Масюкову, который именно в эту минуту кричал, кося взглядом в сторону Цветковой:
– Рано орали! Рано! А оказалось поздно! Прошляпили такого парня!..
Молодой человек в чёрном костюме, необычайной худобы, высоты и угловатости, держа под мышкой чёрный футляр, чем-то похожий на самую большую в мире готовальню, вошёл во двор. Увидел он на дворе нечто странное: всё, что он увидел, напоминало маленький дворовый стадион, стилизованный подо что-то древнегреческое: статуи, беседка с портиком, орнаменты, шрифты и т. д. Ещё более странным было то, что, судя по всему, одни разбирали украшения стадиона, а другие мешали это делать. И у Эйфеля (таково было консерваторское прозвище молодого человека в чёрном костюме. Это сокращённо от Эйфелевой башни!) было впечатление, как если бы среди празднующих какой-то праздник произошли сумятица и неразбериха. Одни решили, что праздник кончился и пора снимать всякие транспаранты и украшения и прочие причиндалы, а другие убеждены в том, что праздник продолжается и пусть всё висит, как висело. Изо всех знакомых у Эйфеля во дворе был всего один человек – Тарас Сидякин. К нему и подошёл торопливо Эйфель в то самое время, когда Тарас мешал какой-то девушке снять со стены беседки портрет красивого загорелого юноши, исполненный маслом в золотой шикарной раме.
– В конце концов, это я себя выставил, свою работу, и Ларионов здесь ни при чём!
– Тарас, я пришёл, – сказал Эйфель, сильно наклоняясь, но не падая, как и подобает Эйфелевой башне, – за кем ходить и что играть?
И Тарас и Лена оторопело посмотрели на пришельца.
– Наконец-то, – сказал Тарас, расплываясь в ненужной улыбке и объясняя Гуляевой: – Это тот флейтист, который согласился на древнегреческий вариант.
Более неуместного появления музыканта, вероятно, невозможно было придумать.
– Вы к нам шли не из Древней Греции? – спросила Елена молодого человека, поднимая взгляд от ботинок, ужасно больших, по длинным брюкам, которые всё продолжались, всё продолжались, потом долго продолжался пиджак. "С ума сойти, какой он длинный", – подумала Елена, а молодой человек всё продолжался. – Это какой-то дурной сон, сказала она.
– Я подобрал кое-что из Моцарта... из "Волшебной флейты". Сейчас я сыграю...
Молодой человек стал раскрывать футляр, но Елена замахала руками, что можно было понять, как "Сидякин, сам с ним теперь и разбирайся". И побежала туда, где слои олимпийской атмосферы, выражаясь современным языком, были наиболее плотными. Собравшиеся в плотный кружок участники олимпийских игр продолжали обсуждать случившееся.
– Сон... Действительно, дурной сон, – думала Елена на ходу. Но почему я не сказала ему во сне, что он мне нужен и такой?! Почему?!.. Ничего, – утешала она себя, – всё идёт к тому, что я это... – она подчеркнула про себя слово "э-т-о", – я скажу это ему наяву!..
Глава 8
РАЗОБЛАЧЕНИЯ ВЕЛИКИЕ И МЕЛКИЕ
Однажды ночью Елене Гуляевой, за день или за два до конца всей этой истории, приснился многообещающий, как ей показалось, сон. Она зачиталась допоздна книжкой "От эллинов до наших дней", той самой, что вдохновила меня на коротенький рассказ перед второй частью этой книги: ну, помните, где машинистка ещё перепутала наказания за проступки грека Астила и футболиста Селиванова...
Елене Гуляевой снилось, что будто бы она не она, а всё та же богиня Победы – Ника Самофракийская. И будто бы перед ней и перед всем олимпийским кворумом и форумом стоит Ларионов, совершивший несметное количество спортивных проступков, но с лавровым венком на голове, и что будто бы она срывает с головы Ларионова этот самый венок и говорит: "Таких, как ты, в Древней Греции изгоняли из города!" При этом она стоит в хитоне уже, как Афина, рождённая, по преданию, из головы Зевса, и снова говорит Ларионову: "Вон!" – и показывает рукой направление своим указующим перстом. Потом в этом же сне два стража в милицейских фуражках, тоже в хитонах и сандалиях на босу ногу будто бы повели Ларионова куда-то в одежде, похожей не то на тунику, не то на купальный халат. Повели, повели и привели его в дом с колоннами, на котором висела вывеска "ЖЭК". Древнегреческий управдом в кепочке из льна и набедренной повязке достал домовую книгу и вычеркнул из неё Ларионова. Потом Ларионова во сне снова повели по улице в венке уже из чертополоха... Все расступались перед ним, а он всё брёл и брёл к городским воротам, которые были закрыты на засов. Греческие ремесленники, в тогах и подпоясанные ремнями с пряжкой ПТУ, пробили в стене узенький лаз. Ларионов ввинтился в этот лаз... Затем у стены вдруг появились Гусь, Стеллка и тот самый парень по кличке "Босс". Они стали отталкивать друг друга, протискиваясь вслед за Ларионовым, выкрикивая наперебой: "Я за Ларионовым готов хоть на край света!.." "Странно, – подумала Елена, взлетая в воздух, взмахнув руками, – это же я готова за Ларионовым хоть на край света, а они-то здесь при чём?.. " К этому времени вся компания во главе с Ларионовым была уже по ту сторону городской стены. Перед ними лежала тёмная степь... Ларионов оглянулся и посмотрел на Лену. Ремесленники заложили за ним в дыре последнюю щель. Ларионов громко крикнул Гуляевой Елене, стоявшей к этому времени на городской стене с ларионовским лавровым венком в руках: "А что будет с моим лавровым венком?" – "А мы его в суп!.." – крикнула Елена на всю греческую степь звонко и пронзительно... И проснулась...
Все участники олимпийских игр толпились во дворе. У каждого в руках была пачка листов, отпечатанных на машинке. Это история "звёздной болезни", которую скрупулёзно вели Фокина и Гуляева.
Никто, кроме судей, не знал подоплёку всего, и поэтому такое внезапное разоблачение вызвало предельное возмущение.
Все кричали, перебивая друг друга:
– Судить его! Дисквалифицировать на все игры! Дисквалифицировать на всю жизнь. Мы все будем его судьями! Пусть эта скамья будет скамьёй подсудимого Ларионова!
Кто-то устанавливал посреди двора скамью, кто-то тащил стол, кто-то срывал полотнище со словами "Дадим Родине чемпиона мира по прыжкам в высоту!", кто-то застилал стол...
И в этой суматохе никто не заметил, что во дворе появились и спрятались за беседкой Ларионов и Гусь.
– Мемориальную доску получит: "Здесь прыгал и допрыгался Вениамин Ларионов!" – кричал Тарас.
– Я отказываюсь участвовать в играх, – сказал Вадим, – если в них принимают участие такие личности, как Вениамин Ларионов! Мало того, что он сам бог знает что натворил, он и на других действовал аморально!
– Это на кого, например? – спросила Татьяна.
– Например, на Гуся. Мало того, что Ларионов сам попал в дурную компанию Гуся и Босса, так ещё научил Гуся технике бега и прыжка, чтобы Гусь получше убегал от милиции.
– Да бог с ним, с Гусем, – вяло сказала Елена, – важно то, что он бросил наши олимпийские игры по марафон-прыжкам имени его самого... и... предал их. И вместе с ними предал всех нас. Вот тут наша судейская коллегия составила обвинительное заключение...
Надежда уточнила:
– Вернее, заключительные обвинения Вениамину Ларионову! – И потрясла бумагами в воздухе: – Вот они, дела будущего чемпиона мира!
– Мы думали и ожидали, – продолжала Елена, – что Ларионов немно-о-о-го зазнается, а он такого натворил... у вас у всех целый список, что натворил наш эталоныч, наш атлет...
Надежда подхватила:
– ...аскет-оглы-сызмала-рекорд-бей! Мы здесь отдаём все свои силы честной спортивной борьбе, а он там...
Вениамин спокойно вышел из-за беседки:
– Почему там?.. Я здесь.
Все притихли.
Гиви навёл кинокамеру на Ларионова:
– Крупным планом: "Возвращение блудного сына"!
– Прощения не будет!.. – сказала Елена.
Вениамин всё так же спокойно подошёл к спортивной скамейке и начал переодеваться:
– Я уходил, потому что бывают дела важнее прыжков в высоту. Я...
Его прервал ураган голосов:
