Текст книги "Флейта для чемпиона"
Автор книги: Валерий Медведев
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 7 страниц)
– А вообще-то, по-моему, чемпион не должен влюбляться ни в кого. Чемпион принадлежит спорту и никому лично... Но уж, если лично он должен кому-то принадлежать, то это мне. Я одна из наших девчонок на него могу подействовать в самом положительном смысле!
Она стала торопливо писать записку.
– Это ещё что за новости? Что у тебя в руках? – неожиданно выглянула из-за "статуи" Зевса Елена Гуляева.
– Моё объяснение в любви Вениамину Ларионову. Я в него влюбилась, – твёрдо сказала Татьяна.
– Здравствуйте, – всплеснула руками Елена. – У нас в Ларионова по плану влюбилась Вита.
– А если я тоже влюбилась?.. И не по плану? А по-настоящему? вырвалось у Татьяны.
Елена только раскрыла рот, чтобы дать ей достойный отпор, но тут её внимание переключилось на Гуся со Стеллкой, подходившим к Ларионову.
– Опять заявилась краля! – сердито сказала Елена. – Уходит приходит...
– А у тебя есть... – многозначительно спрашивала Гуся Стеллка, – что-нибудь... такое?
– Ахнете, когда увидите! – достаёт он из-под рубахи икону.
– Ух ты! – сделала умный вид Стеллка.
– "Ух ты"! – передразнил её Гусь. – А что ты понимаешь в иконах?!
– Так мы же завтра встречаемся с Гогой! – округлила глаза Стеллка.
Гусь бережно завернул "Казанскую богоматерь" в байку.
– Уже не встречаемся. Гусь завязал. Гусь в законе.
– Гоги будет психовать, ты же знаешь его характер.
– Гоги будет психовать! Гоги выдаст темперамент! Подумаешь, пожар в урне! Иди гуляй! – скомандовал ей Гусь.
– Хорошая икона? – заметил Вениамин.
– А ты что понимаешь в иконах? – сожалеюще покачал головой Гусь.
– Понимаю... Ну-ка, дай взглянуть поближе.
– Если разбираешься, то скажи, какой это школы живопись? развернул икону Гусь.
Вениамин взял икону:
– Это икона как бы... строгановской школы.
– И верно, строгановской школы. Откуда ты знаешь? – вытаращился Гусь.
– У меня отец реставратором работает в Третьяковской галерее, так что я в курсе. – Ларионов вертел в руках икону, рассматривая её. – Под строгановскую школу – это точно, но это не настоящая икона.
– Как это не настоящая? – разобиделся Гусь.
– Так... копия... подделка.
– Да мне же от бабушки по наследству достались эти иконы. Да им же, этим иконам, цены нет. А копии Босс кому-то сбывает! – горячился Гусь.
– Не веришь мне, можешь показать эту икону моему отцу. После соревнований зайдём к нам.
Стеллка даже присвистнула.
– Что же ты молчал?! Нам нужны реставраторы-мужчины... И дети реставраторов... Нам нужны отцы и дети! Влюбиться в сына реставратора – это уже имеет смысл. – Она что-то написала Ларионову на клочке бумаги.
– Ещё записка!.. С ума сойти! – вздрогнула Татьяна, наблюдая за ними.
– А у тебя папа знаменитый реставратор или... так себе? продолжала откровенно тянуть свою разговорную нить Стеллка.
– Должен вас разочаровать, – ответил Ларионов, – у нас дома уравнение с пятью неизвестными! Бабушка, мама, папа, сестра и я все неизвестные, – и добавил: – Пока неизвестные...
Затем Веня не без интереса обвёл взглядом ладную фигуру Стеллки. Из Стеллкиной холщовой сумки, похожей на лошадиную торбу с овсом, торчала рукоятка теннисной ракетки.
– Одни ходят на лыжах, а другие с лыжами, – сказал Вениамин насмешливо. – Это что, модно, чтобы из сумки торчало это... – Вениамин покосился на ракетку и, не дождавшись ответа, сказал: – А насчёт дружбы со звёздами, по-моему, надо, чтобы звёзды считали за честь быть знакомыми с тобой!.. Вот так!..
Всё это Стеллка пропустила как-то так, мимо ушей, просто ей почему-то не хотелось отходить от этого ничем не знаменитого парня.
– Ладно, – сказала Стеллка Вениамину, – делаю тебе исключение в кредит, авансом, может, станешь когда-нибудь знаменитым, тогда позвонишь, – и протянула ему с этими словами клочок бумаги.
– Прославлюсь – сама позвонишь, – сказал Ларионов и не взял протянутую ему записку с номером телефона.
Стеллкина рука повисла в воздухе. Красивая рука девчонки, рука пустельги и бездельницы с незаслуженно красивыми (и это заметил Ларионов!) длинными пальцами.
Тем временем на дворе события развивались и раскручивались со скоростью и головокружением центрифуги. Во двор быстро вошли Масюков и Босс. Завидев Ларионова, они сразу направились к нему.
– А вы пригласите домой и там уговорите, – советовал Боссу по пути Вадим. – Он здесь стесняется. Знаете, кругом все свои... Биотоки не те...
– А девчонки с ним пойдут? – заинтересовался Босс.
– Девочки не с ним, а за ним все пойдут в огонь и в воду. В него все влюблены...
– Всё это зря, – потускнел Босс. – Мне надо, чтоб одна и за мной пошла бы...
Они подошли к Ларионову, и Босс нетерпеливо спросил:
– Ну как, подумал?
– Подумал, – сказал Вениамин.
– И решил? – спросил Босс.
– Ещё надо подумать, – сказал Вениамин.
– Ты так всю жизнь продумаешь. Ты прыгаешь. Твоё дело прыгать, а думать за тебя будут другие. Я буду за тебя думать. Ты только за меня держись, как за мамину ручку.
– А он действительно стоящий прыгун?
– Которого тебе надо перепрыгнуть? – переспросил Босс. – Самый перспективный прыгун в Москве, – со знанием дела сказал Босс.
– Самый перспективный прыгун в Москве? Интересно бы встретиться! – заявил Вениамин.
– Ну, самый перспективный после тебя, и только ты можешь его перепрыгнуть, – засмеялся Босс.
– Стоит подумать, – повторил Ларионов.
Таня, не выдержав, громко сказала в микрофон:
– В перерывах между матчами они через своих поверенных эдиков отзывают талантливых игроков в сторонку, шёпотом сулят им всякие "дефицитные блага", намекают о приятных перспективах, и, если надо, мелькнут слова их светлого будущего: квартира, машина...
– Ты уйдёшь со своей бандурой!.. – вскинулась Елена. – Тут все с таким трудом закарозивают Ларионова, а она нам его всё время раскарозивает.
– Цену себе набиваешь?.. – тихо сказал Вениамину Босс. – Могу заплатить, станешь чемпионом – отдашь.
– Ну что ты, я же любитель, а не профессионал, – отнекивался Вениамин.
– Понимаешь, надо одного чемпиона среди юношей перепрыгнуть, только ты сможешь!.. – уговаривал Босс. – Главное, у тебя все в порядке и с тренером будет, можешь уже собирать вещи и переходить. Слушай, а ты что сегодня после всего этого делаешь?
– Делаю что-то, – уклончиво ответил Ларионов.
– Давай соберёмся у меня, – предложил Босс. – Будет много толчковых людей!.. Ты думаешь, что только нога бывает толчковая? Смоктуновский будет, Харламов, Турищева. Дни рождений отпразднуем.
– А они что, в один день все родились? – спросил Вениамин.
– Да я не об этом, я о тебе. Тебя и в "Советском спорте" сняли, и в документальном кино снимают, и на Мосфильм приглашают сниматься. И у нас с тобой дружба намечается. Тысяча поводов, и всю эту тысячу надо обмыть. Надо или не надо?
– Раз надо так надо. А друзей можно пригласить? – задумчиво сказал Вениамин.
– Не только друзей, но и друзих, – улыбнулся Босс.
Они потрясли друг другу руки.
– Собери наших, – сказал Вениамин Гусю. – Мы сегодня приглашены в гости. Будут Элизабетка Тейлор и Бриджитка Бардо.
Гусь лихо сдвинул на лоб джинсовое кепи:
– Личная охрана президента. Всех оповещу. Тачка "Жигули" ждет у проходных ворот. Все, все в машину! А то эти Гуляева и Фокина...
– Договорились! – прервал его Босс.
Татьяна вновь заговорила в микрофон:
– Неизвестно, что труднее в спорте – побеждать или уметь достойно проигрывать, наслаждаться славой или быть все требовательней к себе, оставляя в стороне бури восторгов. Испытание славой – одно из самых тяжких. Кто его сумеет пройти – честь ему!
– Ну и дворик! – огляделся Босс по сторонам.
– А... а... там будет... эта? – шёпотом спросил у Гуся Вениамин.
– Кто эта?
– Ну, как её... – кивнул на Стеллку Ларионов.
– Ты что, это же девочка Босса, – прошипел Гусь.
Татьяна обернулась к Гуляевой. Та уже о чём-то совещалась с Фокиной за соседней "статуей".
– Неужели не видите и не слышите: нашего Ларионова похищают! В гости зовут! С этой... Стеллкой!
– Как похищают? – разом спросили Елена и Надежда.
– Ну, уводят!.. – волновалась Татьяна.
– Это ужасно! – сказала Елена.
– Это прекрасно, – сказала Надежда.
А Веня спрашивал у Гуся:
– Можно Виту с собой взять?
– Даже нужно! – послал ему Гусь воздушный поцелуй.
– А Толкалина?
– Можно, но не нужно, – отрезал Гусь.
– Вита, едем с нами! – позвал Вениамин Левскую, поливавшую цветы под окном в узеньком палисаднике.
– Да, но... но у меня вечером свидание в Большом зале консерватории.
– Какое совпадение! – воскликнул Вениамин. – У меня тоже. Едем!.. Успеем!..
– Тогда и мы с вами! – выскочили из-за фигур богов и атлетов Елена с Надеждой.
– Очень нужны нам синие чулки! – высокомерно заметила Стеллка.
– Но всё это должно происходить при нас! И на нашем дворе! непреклонно сказала Лена.
– Что это? – оторопел Босс.
– Всё это! – ответствовала Елена.
– Это почему же всё при вас? – упёрла руки в бока Стеллка.
– Потому что мы должны управ... – начала Надежда.
– ...лять! – закончила Светлана.
– Со... – снова начала Надежда.
– ...бытиями, – снова закончила Светлана.
– Мы должны их направ...
– ...лять!
Махнув рукой, Стеллка побежала со двора. Босс зашагал за ней, оборачиваясь и делая Ларионову знаки руками: сматывайся, мол, поскорей.
– Витка, на тебя вся надежда! – взмолилась Елена. – Регулируй уличное движение!
– Ладно! – сказала Вита Левская.
– Чего вы волнуетесь? – успокаивал всех Вадим. – Мы же решили, что Ларионов должен попасть в плохую компанию.
– Да, но не в такую же плохую! – ужаснулась Елена.
– Ну, уж и не в такую плохую... – возразила Надежда. – Гусь же дал нам расписку.
– Гусь-то дал, а вот эта, как её, Стеллка, не дала нам расписку. Да ещё этот Босс. Нет, я всё-таки волнуюсь! Милиция! Позовите милицию! – прокричала Елена.
И совершенно неожиданно во двор вошёл милиционер.
– Здесь милиция! – пробасил он.
– Её только не хватало! – растерянно пробормотала Елена.
– Кто здесь будет Гусев?.. – спросил милиционер.
– Его здесь нет... – испугалась Надежда.
– А где он? – придирчиво оглядел ребят милиционер.
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
И достаточно ли безумна эта
идея, чтобы быть правильной?
Итак, пока закончилась первая половина встречи с читателями и "олимпийские игры" по марафон-прыжкам в высоту взяли тайм-аут, вернёмся обратно в Древнюю Грецию, оставаясь одновременно и у себя дома. Как будто и не прошло двух с половиной тысяч лет.
Дело в том, что и в Древней Греции и у нас, может, примерно в одно и то же время и даже в одном и том же месяце (к примеру, в июне), разбирались два очень похожие друг на друга дела: в Древней Греции бегун Астил из города Кротона выдал себя за сиракузянина (разумеется, не бескорыстно!) и бежал на результат за чужую команду. А у нас в это же время разбиралось дело футболиста, назовём его Эдуардом Селивановым (имя и фамилия в данном случае, как вы сами догадываетесь, роли особой не играет) – дело о нарушении спортивной этики. А нарушение это заключалось в том, что член добровольного спортивного общества "Динамо", вышеупомянутый Селиванов, незаконно выступил за добровольное спортивное общество "Спартак".
Как видите – два совершенно друг на друга похожие дела: одно неэтичное по отношению к своему родному городу, другое – по отношению к своей команде, и дела эти так похожи, что кажется, что не могло быть между ними расстояния в две с половиной тысячи лет, тем не менее эти два дела не высосаны автором из пальца, а, как говорится, это – исторический факт. Ну конечно, судили и Астила и Селиванова. С Астилом общественное мнение кротонцев обошлось довольно мягко: постыдили, пожурили, сказали, что "ай-ай-ай, Астил, ты такой молодой, такой талантливый спортсмен, а так нехорошо себя ведёшь", – сказали и дисквалифицировали Астила на два забега, и всё, кажется. А вот с Селивановым судейская коллегия обошлась круто. Но сначала вы представьте себе обычное современное судебное заседание. После краткого совещания судьи возвращаются в зал и оглашается приговор:
Член добровольного спортивного общества "Динамо" футболист Селиванов (повторяю, что фамилия в данном случае роли не играет), незаконно выступивший за добровольное спортивное общество "Спартак", приговаривается к пожизненному изгнанию из родного дома. (Мало того, ещё и из родного города изгнали навсегда и ещё статую постановили свалить, что поставили Селиванову за прошлые победы.)
Перечитал я написанное мною и сначала даже не понял, что произошло. Что за статуя футболисту Селиванову, которую разрушили, где это у нас за неэтичное поведение изгоняли не только из родного дома, но и из города?.. Что это за фантастическое наказание в нашем спорте?.. Анекдот какой-то!..
Ах господи! Да это же всё машинистка перепутала. Это наши судьи сказали Селиванову, а не греческие Астилу: "Ай-ай-ай, Эдик, нехорошо, такой молодой, такой талантливый спортсмен, а уже так зазнался, что выступаешь за чужую команду!.." А греческие судьи, те выдали Астилу, как полагается по их греческим понятиям выдавать за прискорбное поведение в спорте: статую, что была поставлена Астилу за прежние заслуги, действительно свалили, а Астила навсегда изгнали из города...
Глава 5
НОЧНЫЕ РАЗГОВОРЫ
Поздним вечером из квартиры Сидякиных спустились по лестнице и вышли во двор Лёня Толкалин и Тарас.
– Может, Цветкова и этот... как его... древний Ксенофан, что ли, правы и нам действительно стоит, кроме марафон-прыжков, устроить спартакиаду Ума и Души? – И Лёня прочитал с выражением:
...несправедливо,
Если искусству ума силу народ предпочтет.
Пусть и могучих кулачных бойцов не имеет наш город,
Нет ни борцов-крепышей, ни пятиборцев лихих,
Ни бегуна быстроногого (как средоточия мощи.
Что в состязаньи мужи ценят превыше всего)
И добавил: – Ты бы мог выставить свои подводные картины?
– А тебе что, понравились мои картины? – спросил Тарас.
– Очень, – ответил Толкалин, – подводный художник – это вообще что-то новое в искусстве!.. А под водой и вправду так красиво, как у тебя на картинах!
– Ещё красивее, – ответил Тарас. – А ты бы мог свои стихи почитать. Мне это нравится:
Ах, вы, друзья, не спорьте,
Вы нам, друзья, поверьте,
Ах, Королева Спорта,
Ах, Лёгкая Атлетика!
– Мы с тобой вполне можем организовать общество взаимного восхищения, – отозвался Леонид грустно.
– Нет, правда, – заспорил Тарас, – а Вита могла бы...
– Не надо о ней, – сказал Леонид.
Сидякин и Толкалин скрылись в тёмной глубине двора, куда не достигал свет подъездных лампочек.
И оказалось, что в эту звёздную ночь бодрствовали не только они одни.
Во двор вышли Фокина, Гуляева и Мухина.
– Ну и что? – свистящим шёпотом говорила Елена.
– А и то... Все в машину и уехали куда-то опять!.. – рассказывала Светлана.
– И Витка с ними? – неприязненно спросила Надежда.
– И Витка с ними! – кивнула Светлана.
– А что было там? – полюбопытствовала Надежда.
– Где?
– Ну, куда уехали, – сказала Елена.
Светлана вздохнула:
– Если бы знать?!
Елена остановилась.
– А ещё что?
Светлана затараторила:
– Ларионов уже дней пять Гуся всё по ночам тренирует. Через планку с чемоданом и под милицейский свисток. Ларионов как свистнет, а Гусь как прыгнет!
– С чемоданом?.. И под милицейский свисток? – удивились подруги. – С ума сойти, до чего опустились!
Светлана продолжала выдавать информацию:
– Ларионов, значит, Гуся тренирует, а Гусь ему говорит:
"Ты, говорит, Ларионов, говорит, меня под монастырь подведёшь".
– Значит, не Гусь Ларионова подведёт под монастырь, а Ларионов Гуся? – уточнила Надежда.
– А под какой монастырь, не сказал? – съязвила Елена.
– Нет, под какой – не сказал, – простодушно ответила Светлана.
– Интересно, что бы это значило и с чем бы это было связано? вслух размышляла Лена.
Светлана недоуменно посмотрела на неё.
– С чем? Ясно, что с иконами. Милиционер говорит, что дедушка Гуся на него жаловался, что он у покойной бабушки какие-то бесценные иконы стибрил.
– А Ларионов-то при чём здесь? – заволновалась Надежда.
Светлана и на неё посмотрела с недоумением.
– При чём? У него отец реставратор, у него всё есть для реставрации, а Ларионов может эти материалы у отца стибрить...
– Вот уже дело и до икон дошло! – забеспокоилась Елена.
– Прекрасно! – не унывала Надежда. – Когда Вениамин признает все эти ошибки, он такой мировой рекорд с новыми силами поставит!
– А с Виткой у него что, роман? – спросила Елена.
– Хуже. Она ему всё время тихо так что-то говорит, что-то говорит, потом он ей всё время тихо так что-то говорит, говорит, говорит, потом она каждый раз как заплачет, – вновь затараторила Светлана.
Елена прищёлкнула языком:
– Значит, сразу до слез довёл?
– Сразу, – кивнула Светлана.
– М-да... И ведь я видела, как он в кино с этой Стеллкой ходил, – призадумалась Надежда.
И Елена задумалась...
– Да, Надежда, ты права, тут не двойником чемпиона пахнет, а целым тройником!.. – наконец, сказала она.
– А кто орал, что мы рано всё это придумали?! – осудила её Надежда. – Боюсь, что не поздно ли?..
– Вот вам эти всякие инте... – привычно начала Елена.
– ...грации! – привычно подхватила Светлана.
– Интенси...
– ...фикации! – приняла "эстафету" Светлана.
– Акселе...
– ...рации! – закончила Светлана.
Елена вдруг узрела сидевшую на ступенях "судейской" беседки Татьяну. Ещё одна полуночница!
– Кто орал, что рано?! – двинулась к ней Елена. – Что стоит ли?!
Татьяна встала и подняла обе руки вверх.
– Ну что, сдаёшься? – грозно подступила Елена.
– Кто – я? – не опускала рук Татьяна.
– Ты. Руки подняла, значит, сдаёшься!
– Да это я просто зарядкой занимаюсь, утром – утренней, ночью – ночной. – Татьяна стала делать наклоны. – Чтоб таких, как вы, победить, с вашим идиотским здоровьем и вашими идиотскими выдумками, знаешь, надо быть в какой спортивной форме?!
– Да ну тебя, – усмехнулась Елена.
Девочки прошли мимо Татьяны.
Самое удивительное, что в эту знаменательную ночь никто не изумлялся, увидев друг друга так поздно во дворе. Видимо, какие-то незримые чувства, по-иностранному "флюиды", не давали никому спать этой ночью. Всё смешалось в сознании: день и ночь, вчера и сегодня, прошлое и будущее. А будущее, как известно, зарождается в прошлом и куётся в настоящем с тем, чтобы самому когда-нибудь стать настоящим, а затем – и прошлым...
Да и честно говоря, какой тут сон, когда столько волнений, нервов и забот поставлено на карту!
– Ой, девочки! – вспомнила Светлана. – А ещё что случилось! Что случилось!
– А что случилось? – безнадёжно сказала Елена, уже привыкшая к ударам судьбы.
– Ужас! Сплошной ужас! – воскликнула Светлана.
– Подожди. – Елена внимательно всматривалась в окружающую темноту. Даже под скамейку заглянула. – Этот... Этот с кинохроники, я заметила, не только Ларионова снимает, но и нас всех. Говорят, скрытой камерой начал... Я с Сидякиным вчера разговаривала, смотрю, а он с крыши беседки на нас свою кинокамеру навёл.
Надежда опасливо заглянула за "статую" атлета.
– А я выхожу на балкон, смотрю, этот Гиви меня с балкона Цветковой снимает прямо в упор.
– Как бы нам с этим хроникёром в документальную историю не попасть, – сказала Елена. – А что у него с Мосфильмом-то?
– Ой, девочки, – опять воодушевлённо начала Светлана, – режиссёр вчера был, уговаривал лично Ларионова. А Ларионов: "Я ещё должен подумать. Я ещё раз должен прочитать сценарий".
– Господи! Все мечтают сниматься в кино, а он ещё должен подумать! Зазнался! – Елена пнула ногой камешек.
– Это уж точно! – согласилась Надежда. – Если уж отказывается сниматься – это уж развоображался.
– Ну, так какой ещё ужас? – деловито спросила Елена Светлану.
– Витка-то влюбилась в Ларионова по-настоящему! – торопливо сообщила Мухина.
– Ну, уж это уже перевыполнение нашего задания. В конце концов, мы её просили только "как бы влюбиться"! А Ларионов?
– И Ларионов тоже по-настоящему влюбился, – потупилась Мухина.
– Как по-настоящему? Он же друг Толкалина?! – рассердилась Елена.
– Не должен, а влюбился.
Как и Елена, Надежда была тоже явно огорошена.
– Так ведь он с тремя встречается: со Стеллкой, со Степанидой и с Витой.
– Ну, это просто моральное разложение, – простодушно разъясняла Светлана. – Раньше он на девчонок и внимания не обращал, а теперь сразу за тремя ухлёстывает. Вчера идёт пьяный, шатается и поёт: "Парней так много холостых, а я хочу женатым быть!.."
Надежда так и ахнула:
– С ума сойти! Неужели и выпивать начал?
– Своими глазами видела, как Ларионов шёл и шатался.
– А Гуся всё тренирует по ночам? – спросила Елена.
– Тренирует! – ответила Светлана.
– И всё под свисток? – не унималась Елена.
– Под свисток!
– И всё с чемо... – начала Елена.
– ...даном! – подхватила Светлана. – С чемоданом. Мало того, что Гуся тренирует прыгать с чемоданом, так ещё и сам с чемоданом прыгает. Мало того, что с чемоданом прыгает, ещё и танцульки завёл! Раньше, бывало, на школьном вечере подойдёшь: "Веня, потанцуем?" А он: "Я не танцую!" А теперь...
– Какие танцульки? – впервые услышала Надежда.
– Вот так, потренирует Гуся, потренирует, а потом танцевать начинает то со Стеллкой, то с Витой Левской! А Гусь говорит, и зачем, говорит, полярная ночь шесть месяцев в Арктике, а не здесь, в Москве. И Цветков с ними тренируется.
– Кошмар! Видно, целую шайку сколачивают! – подытожила Надежда.
– Вот и выпивать начал. Ужас какой!.. – сокрушалась Елена.
– И жениться хочет! – вставила Надежда.
– Ты всё это в историю болезни записала? – сказала Елена Светлане.
– Конечно, записала. Я же олимпийская медсестра!
– Ещё что нового?
Светлана знала всё.
– Гусь-то жить уже переехал к Ларионову!
– Да не может быть! – опешила Надежда.
– Вот тебе и раз! – только и смогла вымолвить Елена.
А Светлана продолжала:
– Видно, и отца Ларионова хотят втянуть в свои дела.
Надежда насторожилась.
– В какие дела?
Светлана словоохотливо пояснила:
– А в такие, какими уже милиция заинтересовалась: у покойной бабушки Гуся уникальная коллекция икон была, а Гусь теперь с ними какие-то шахеры-махеры делает. А отец Ларионова, наверно, перед этим их реставрирует.
Елена даже головой повертела:
– С ума сойти! И Толкалин ещё воспевает его в своих стихах! Так!.. Кто говорил, "рано зазнавать Ларионова"? Рано!.. Поздно!.. Ещё раньше надо было зазнавать, раньше! Гораздо раньше!.. А теперь я уж и не знаю, не опоздали ли мы?
– Да... – протянула Надежда, – здесь уже не двойничком чемпиона попахивает, а... может быть, и семерничком или даже восьмерничком!..
– Всё это хорошо, – отмахнулась Елена, – но... почему он не выступает хуже, чем обычно? Больше того, он даже значительно улучшил свои результаты.
– Сама удивляюсь! – удивилась Надежда.
Девочки вновь повернули к беседке.
Татьяна сидела на ступеньках уже не одна. Рядом с ней пристроился Леонид Толкалин с гитарой. Он взял несколько аккордов и откашлялся.
– А-а-а, нахально-инструментальный ансамбль? – сказала ему Елена. – Что нового?
– Три-четыре! – по-дирижёрски взмахнула Татьяна руками. И Лёня тихонечко запел:
Спортсмен выжимает железа тонны,
Так, что спины слышны тяжкие стоны,
Здесь всё нам ясно, и мы заявим прямо:
Решают здесь доли секунды и грамма.
Чтобы быть здоровым и чтобы быть смелым,
Зарядок много есть для тела,
И все зарядки хороши,
А где зарядки, ты мне подскажи,
А где зарядки для души?
Вот в чём вопрос
И вот в чём дело!
Чтоб наши души не мучила ревность,
Чтоб мы дружны рекордно были,
Чтоб верной любви мы рекорды били,
Вот для чего нужна и важна нам,
Вот для чего важна и нужна нам
Душ наших верность и наших душ задушевность!
– Души нет! – засмеялась Светлана.
– Правильно, нет! – саркастически заметила Татьяна. – У кого души нет, у того её нет, а у кого она есть, у того она есть! Пошли, чего с ними разговаривать!..
К ним, запыхавшись, подбежали Тарас Сидякин и Вадим Масюков.
– Ну, всё, девчонки, всё! – возбуждённо жестикулировал Тарас. – Ларионов согласился выступать за чужую команду и под чужой фамилией. Сейчас он мне сам об этом сказал!..
– Раз, говорит, надо, значит, надо! – поддакнул Вадим.
– Слышала? – торжествующе повернулась к Татьяне Лена. – Ну, что твой ДОТ Ларионов?.. За чужую команду согласился выступать!..
Но Татьяну не так-то легко было убедить:
– Ну и что, что согласился? А в последнюю минуту, может, передумает!..
– Строишь из себя какой-то страшный суд, – неприязненно сказала ей Елена.
И тут мимо беседки прошла новая компания полуночников: сам Ларионов – в чёрном костюме, Стеллка – в бальном платье, Гусь – с тяжёлым чемоданом и транзистором.
– Как говорится, миру – мир, а пиру – пир?! – сказал на прощание ошеломлённым "олимпийцам" Гусь.
Вся компания скрылась в воротах... Затем послышался шум отъезжающей машины.
Надежда беспомощно опустилась на скамейку:
– Мне худо...
– Кажется, наша затея кончится тем, что этим Ларионовым "Интерпол" заинтересуется, – со значением сказал Вадим.
– Какой ещё "Интерпол"? – слабо отозвалась Надежда.
– Интернациональная полиция. Вот вам ваш херувимчик-любимчик! Вот вам ваш Ларионов, ваш атлет-аскет-оглы сызмала-рекорд-бей. По-моему, он побьёт все существующие на свете рекорды безнравственности.
– Чем-чем, а уж вашими авантюрами Интерполу... или там угрозыску давно пора заинтересоваться! – сказала Татьяна.
Глава 6
ОЛИМПИЙСКОЕ СПОКОЙСТВИЕ
Над "судейской" беседкой висел написанный маслом портрет Вениамина Ларионова в большой багетной раме. Дворовые "олимпийцы" азартно соревновались на спортплощадке по прыжкам в высоту, а болельщики, как и положено болельщикам, весело горланили.
Голос Виктора-диктора, комментирующего соревнования, гулко разносился из усилителя по всему двору:
– Итак, первая часть олимпийских марафон-прыжковых игр подходит к своему разгару! Участники наших игр сделали почти по сто тридцать пять прыжков! Осталось предварительно определить только чемпиона по прыжкам в высоту. Среди претендентов Вениамин Ларионов, Вадим Масюков и Геннадий Цветков. Как сказал бы Грибоедов: "...который же из двух, то есть, который же из трёх?.."
Рёв, свист, крики: "Ла-ри-онов! Ма-сю-ков! Цвет-ков!"
Комментатор продолжал:
– Если Ларионов возьмёт первое место по марафон-прыжкам в высоту, тогда это будет мировое достижение! Мировое, конечно, не в смысле мировое, а в смысле замечательное! Сейчас к прыжку готовится соперник Ларионова Вадим Масюков. Он заметно волнуется. Слишком даже заметно. А что же делает в это время Ларионов? Как всегда, улёгся на траву и читает книгу своего любимого писателя...
Вита сидела на скамейке и что-то писала в блокноте.
К ней подошёл Леонид и заглянул через её плечо:
– Оказывается, ты пишешь ему записки и без меня?
– Не подсматривай, – подняла голову Вита.
– Вита, нас с тобой обманывают. У него роман со Стеллкой и её сестрой Степанидой.
– Тогда почему это обманывают нас? – рассердилась Вита. – Ты хочешь сказать – меня!
В это время Татьяна, держа под мышкой какую-то доску, окликнула Елену:
– Товарищ Гуляева, вы не разрешите мне прибить к стене дома вот эту мемориальную доску?
– Это что ещё за мемориальная доска?
– А вот... – Татьяна показала ей доску.
Елена медленно прочитала надпись:
– "В этом дворе прыгал и допрыгался..." Это кто допрыгался, уж не Ларионов ли? – возмутилась она.
– Ну, я же не написала фамилию. Вот кто допрыгается, я и допишу, а пока так повешу. В назидание потомкам.
– Только попробуй!.. – И Лена сожалеюще сказала Фокиной: – А вообще-то, как мы сами не догадались про доску? Сидякин, сделай сейчас же мемориальную доску Ларионову!
– Слушаюсь! – щёлкнул каблуками Тарас.
Стеллка бродила по двору, кого-то разыскивая. Увидев Виту, она спросила:
– Слушай, девочка, а где Веня?
– Уже Веня, – Вита демонстративно отвернулась.
А невдалеке от них Гиви Мебуке устанавливал свою кинокамеру и восторгался:
– Нет, какая погода, какое солнце! Приготовиться к съёмкам! Тишина на площадке! Мотор! Кадр 384-й, дубль 1-й! Начали! Где Ларионов?!! Я спрашиваю, где Ларионов?
Татьяна огляделась по сторонам:
– Был где-то здесь.
Гиви ринулся в толпу болельщиков, всё время спрашивая: "Где Ларионов?"
– Ничего не понимаю, – сказала Стеллка Татьяне, – вот у меня есть любимый мальчишка – чемпион мира по прыжкам в ширину. И машина у него есть, а тянет меня сюда, к Вениамину, а он ещё и не чемпион мира, и машины у него нет, и дачи. Что значит это? Как ты думаешь?
– Это значит... любовь это значит... – ревниво отозвалась Татьяна.
– А как же мой жизненный принцип, чтобы любовь с первого взгляда, но по маленькому расчёту? – растерялась Стеллка. – Чтобы он был знаменитый и с машиной...
– А ты дай расчёт тому своему чемпиону в ширину, и будет у тебя любовь по его расчёту, – посоветовала Татьяна.
– Умница! Дай я тебя поцелую, девочка!
– И отбей его у всех от этой дурацкой затеи, а то у меня что-то не получается, – грустно посмотрела на неё Татьяна.
А Елена продолжала развивать бурную деятельность.
– Ты написал статью о Вениамине? – дёрнула она за рукав Цветкова.
– И перепечатал на машинке... Вот. Называется: "Ларионов чемпион, но... кому много дано, в скобках, от природы, с того много и спросится!.." – подчеркнул Геннадий.
– Хорошо! Но я надеюсь, ты его в статье не хвалишь? Он, конечно, уже чемпион многих соревнований, но звёздная болезнь... уже должна в чём-то проявляться... Вот что, давай переделаем название статьи... Вот так: "Ларионов – чемпион, но... результаты могли бы быть лучше!.." Хотя, куда уж лучше? – Она заглянула в блокнот Фокиной: – Я ничего не понимаю, – результаты Ларионова не только не ухудшились, а даже улучшились?!
– Я сама ничего не понимаю! – призналась Надежда.
Все нервничали... Но, наверное, больше всех нервничал Вадим. Он ходил вокруг беседки и бормотал себе под нос:
– Итак, у меня десять прыжков по один метр семьдесят, восемь по один метр шестьдесят, два...
– И десять по рубль с полтиной!.. – не без ехидства заметила ему Татьяна.
– Ты! – рассвирепел он. – Не каркай под руку!.. То есть под ногу!
А диктор Виктор продолжал вещать на весь двор:
– А мы том временем вернёмся на спортплощадку к нашим "играм". Вот Масюков готовится к прыжку... Вадим Масюков внимательно рассматривает дорожку для разбега. Вот он собрал камешки и бросил их в сторону. Подняв высоко ногу, сделал первый шаг...
– Полный вперёд!.. – крикнула ему вдогонку Татьяна. – Стельки не потеряй, Сальери!
Масюков разбежался, прыгнул и... сбил планку.
Виктор-диктор объявил:
– Итак, предварительно места первой половины марафон-прыжка распределяются так: к удивлению судейской коллегии, вне конкуренции идёт Вениамин Ларионов, затем Геннадий Цветков, и на третьем месте – Вадим Масюков.
Вадим Масюков достал из сумки банку с мазью и принялся натирать ноги.
– Химичишь? – сказала Татьяна.
– Тигровая мазь. Это можно. Все марафонцы перед бегом натираются этой мазью.
– Можно всем, а натираешься один... И почему расписку взяли с одного Гуся?
