Текст книги "Провокация седьмого уровня (СИ)"

Автор книги: Валерий Шалдин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 24 (всего у книги 29 страниц)

– Ага, – пьяно заржала Капитолина. – Ну, ты и дипломат, Фомич! Начнём искать эти точки внутри себя, начиная с точки «G», гы-гы-гы.

Потом она громким пьяным шёпотом стала просвещать подружку, что такое точка «G» и где её искать. Фомич-то тот ещё охальник. Судя по округлившимся глазам подруги, та прониклась и с удивлением пялилась на Фомича, как будто тот вот прямо сейчас ринется искать эту точку внутри Алевтины. Любопытства в её глазах было больше, чем пищи для него.

Вот с бабами всегда так. Только некоторые настоящие бабы держат свой нрав в руках, а мысли при себе. И мужей своих не бьют. А глупые бабы удержать своё настоящее «я» не в состоянии – настолько оно сильно. Чуть что и говно из них полезло во все стороны – хоть лопатой убирай, как за скотиной.

Всё опошлит эта корова Капа – свинина филейная – с некоторой досадой подумал Фомич, даже хотел назвать её шалавой, но, учитывая трудную женскую долю, обострять не стал, а продолжил агитацию за красоту.

– Красивое…мля… не может быть познано, его необходимо чувствовать, – заявил Фомич собутыльницам, пытаясь достучаться до глубин их души. – Мир…нах…полон изящного волшебства! Ага, вот такая она квантовая суперпозиция. Я воспринимаю все явления…мля…не как хорошие или плохие в натуре, а как прекрасные или уродливые. Закусывай, Аля, закусывай.

Аля закусывала, а потом вдруг запела дурным голосом:

 
  Чего же ты молчишь – детина?
  Иль час раскаянья настал?
  Что водку жрал ты как скотина,
  Или чего-нибудь украл…
 

Пьянка успешно преодолела лирическую стадию, кое-как проскользила философская стадия с разговорами типа «за жизнь», теперь загул приближался к тому моменту, когда участники начинают обсуждать производственные темы, а уже потом душа, если тело не заснёт, требует дебоша или подраться. А какие у нас производственные темы? Правильно – о коровах и их кормлении, ибо основной задачей всех животноводов является тщательный уход за животными, чтоб им пусто было – жрут и жрут, гадят и гадят.

Пьянка потихоньку превращалась в хрюкотеку, когда коллектив становился похож на проспиртованных хрюкозавров. Аля уже давно спала в пьяном угаре, упав головой на стол. Спать ей не мешали даже крошки от хлеба, впившиеся в её щёку. Изредка Аля внезапно оживала и поднимала со стола своё лицо с прилипшими на щеках крошками. В такие моменты она походила на парализованную сову, то есть могла только крутить головой, и бессмысленно моргать огромными глазами. Фомич перестал понимать, кто перед ним сидит и где он: он видел в ещё живой Капитолине свою любимую коровку под номером 111 на ухе. Этот номер у него ассоциировался с печальным событием, так как точно под таким номером числилась могилка на погосте почившего отца Фомича. Скотник, поглаживая тугое плечо Капитолины представлял, что гладит свою любимую корову номер 111. При этом он пьяно вещал, доказывая окружающим, что коровы лучше людей, мамой клянусь:

– Корова…мля… живёт разумно, не как сволочь человек торчит от жизни. Она…нах… скотина такая жрёт, чтоб утолить голод, пьёт падла такая, чтоб напиться, и размножается, чтоб продлить свой коровий род…нах. А человек, что? Жрёт не потому, что голодный, а потому, чтоб другому меньше досталось, любит сладко спать и сытно есть. Для чего всё это?! Шалишь…С собой в могилу не заберёшь!

– Ты скучный дед и мне скучно с тобой, – пьяно отмахивалась от Фомича Капитолина. – Мне с тобой сладко спать хочется. И сытно жрать я хочу….это моя мечта, а ты, дед, трендишь о коровах. Нашёл прекрасное.

Капа коров не любила, да и мужиков она считала тупиковой ветвью эволюции. Мужики – они, как собаки Павлова – живут на спинномозговых рефлексах. Да, и в пастели от мужиков толку, как из амебы спринтер.

– Проблемный вопрос, – промямлил дед.

– Ага, – кивнула Капитолина. – С проблемой надо переспать…а то коровы, да коровы.

При слове «коровы» в мозге Фомича щёлкнул триггер, и скотник плавно переместился в иную реальность, в такое состояние, где нет времени, нет прекрасных дам, где существует только одна цель: обиходить коров. Коровы не должны страдать, ибо они скоты бессловесные, но чтобы процесс шёл правильно, периодически надо прикладываться к напитку богов, разлитому в пластиковые бутылки и заныканные в разных укромных уголках фермы. Адепты учения дзен, глубокомысленно назвали бы состояние, в которое вошёл Фомич состоянием сатори, то есть на животновода снизошла благодать с получением им частички «разума Будды», а это не кот начхал. Тело скотника включило режим «безотказного автомата и железного трактора», а разум возвысился до чистого сознания, позволяющего слиться с подлинной природой вещей. Пьянющий до изумления скотник работал, как проклятый: открывал и закрывал ворота для трактора, разгружал мешки с солью, рассыпал под коров солому, раздавал фураж тёлкам и коровкам. Он на автомате наполнял кормушки водой, дробил слежавшуюся соль, был, что называется на все руки от скуки. Зачем на ферме кормораздатчик, если есть Фомич? Кормораздатчик железный – он может сломаться, а с Фомичём ничего не сделается, потому, как уже сделалось. Лопата здорово стимулирует мыслительный процесс, но не в случае Фомича. Превратившись в робота, алкозависимый скотник, совершенно не замечал странные и страшные дела, начавшие проходить на животноводческом предприятии. Потеряв счёт времени он, заодно, потерял все основные инстинкты и чувства, кроме направленных на каторжную работу. Он не удивился и не понял, что через двое суток запоя на предприятии как-то внезапно стало тихо. Обычно от животных исходит шум, а теперь они вели себя совершенно по-другому: они молчали. Только усиленно ели. Нормальный человек давно бы заметил, что коровы что-то стали много есть, ненормально много. Фомич, пребывая в своём собственном астрале, ничего такого не замечал: он только с некоторым удивлением периодически обнаруживал пустую кормушку, а раз кормушка пустая, то её следовало наполнить. То, что он уже много раз наполняет кормушки, Фомича не колыхало: пустая – наполним, коровки должны усиленно жрать, тогда из них получится отличная говядина. И никто не мог остановить ретивость скотника: живых людей на ферме не осталось, как и некоторых животных, кому не повезло правильно заразиться вредными спорами.

– Кушай сто одиннадцатая, кушай, – подкладывал своей любимице очередную порцию сена и силоса Фомич. – Лохматость у тебя что-то повысилась, к зиме, наверное. И полосатость на шкуре появилась. Твоя мамка, что, с зеброй согрешила? Кушай, а я немного догонюсь, если не возражаешь, типа остаканюсь.

Летом коров силосом не кормят, однако Фомич для своей любимицы находил остатки продукта. Часть остатков уже испортилась, а некоторая часть ещё могла пойти в корм. Почему бы и не скормить коровкам силос, учитывая их вдруг возросшую прожорливость. Спрашивать о рационе у начальства? А где оно? Что-то начальства не видно, наверно, оно забухало.

Фомичу по пьяной лавочке казалось, что корова его понимает и смотрит на него своими умными глазами, словно что-то определяя для себя. Но в её глазах таился ещё и свирепый зверь, заставляющий отводить глаза от её пристального взгляда. Корова говорить не могла, а то бы животновод услышал от неё много нового о людях и их вкусовых качествах.

Его проспиртованный мозг не мог понять, что с коровой происходит что-то категорически неправильное, идущее в разрез с коровьей природой. Во-первых, геометрия любимой коровки изменилась радикально: она стала раза в два шире и продолжала расширяться и удлиняться. Во-вторых, у коровы, или уже у демона с рогами, стали изменяться лапы, хвост и зубки.

Сто одиннадцатая кушала, поглядывая своими глазюками, в которых вдруг прорезался разум, на мужика, усиленно откармливающего её ненасытную утробу. Вождь любого стада должен быть самым сильным, иначе его сожрут вместе с копытами. Это еще Энгельс доказал. Будущий вождь, молча ела всё подряд, что давали, при этом ощущала некую симпатию к своей персоне со стороны двуногого. Другие коровы тоже пережёвывали пищу молча, только изредка, кто-то из коров свирепо взмахивал своим хвостом, со свистом рассекая им воздух. Фомич такие странности не замечал, как не заметил он, что остался на ферме только он один: других людей коровы уже благополучно подъели, как подъели трёх сторожевых шавок вместе со сторожем, двух приблудившихся кошек, поймали и съели штук триста крыс. Его не съели только по вине сто одиннадцатой, которая, пользуясь своей силой и повышенными умственными способностями, почему-то пощадила своего кормильца и не дала его слопать своим подругам. Остальных людей коровы съели, как съели и своих товарок и некоторых быков, определив, что те бракованные особи. В бракованных коровах споры-химеры почему-то стали изменять организм носителя не достаточно эффективно, поэтому выбраковка пошла на корм высшим животным, с фантастической скоростью увеличивая их мышечную массу и ускоряя дальнейшую трансформацию организма.

Фомич через каждый час остаканивался, сто одиннадцатая флегматично жевала; ИИ резидента, выбрав в каждом стаде лидера, посылал ему сигнал на дальнейшие действия, кроме того ИИ взял под жёсткий контроль всю связь на планете – народ и не догадывался, что его уже начали употреблять в пищу, и кто – существа, которых народ сам поедал с усердием уже много веков.

Сто одиннадцатая не знала, что она, выбившись в лидеры, действует по чужой программе. Она только наверняка знала, что ей и её стаду надлежит делать и как действовать в дальнейшем, а вот откуда у неё появились такие знания, её не интересовало. Конечно, хорошо, что она резко поумнела. А то раньше, она только жевала то, что двуногий кидал в кормушку, и больше ни о чём не думала: а зачем думать. Сейчас она уже знала, что для своего развития она должна есть разнообразную и сбалансированную пищу: оказывается сто одиннадцатая всеядная. Но людей она и её клевреты сразу есть не стали: вначале они подъели своих бракованных сородичей, по-тихому забодав их до смерти, а потом новыми острыми зубами перемолов их тушки вместе с костями. Съев бывших сородичей, монстры резко усилились: теперь можно было и человеченки отведать, благо местный народ, что ошивался на ферме, был совершенно безобиден.

– Люди делятся на много частей! – заявила сто одиннадцатая двести второй, назначив ту на должность ближайшего помощника.

Двести вторая согласно зашипела, при этом почесав огромным острым когтем, вылезшим из левой задней лапы, свой бок. Таким образом чесаться сподручнее. Что касается вкусовых качеств человеков, то двести вторая обратила внимание своей начальницы на то, что некоторые части людей совсем невкусные.

Сто одиннадцатая прислушалась к возмущённому шипению двести второй:

– У людей внешняя шкура совсем гадкая. Жуёшь её, жуёшь – ни вкуса, ни удовольствия, гадость – одним словом. Особенно мерзопакостная их внешняя шкура на нижних лапах человеков. Даже пятьдесят шестая не смогла разжевать их внешнюю шкуру: так и проглотила её недожёванную. Лично я разочарована: пришлось выплюнуть эту гадость. Так-то внутри внешней шкуры люди вполне съедобные.

Двести вторая намекнула главной, что пора бы и на охоту: кушать хочется.

Сто одиннадцатая согласилась, что люди почти полностью съедобны за исключением их внешней шкуры. Особенно вкусные их упитанные самки. Одну из них, постоянно крутящеюся возле их неутомимого кормильца, сто одиннадцатая лично употребила в пищу. Что сказать? Вкус, конечно, специфический: жирновата самка – на любителя. Но ничего, с той солью, что выдаёт двуногий кормилец, самку реально съесть с аппетитом. Двести вторая предлагает отправиться на охоту. Это, конечно, дело праведное, но есть нюансы. Сначала надо чтобы стадо окрепло и организовалось в отряды. Но, с другой стороны, требуется белковая пища, а людей и крыс уже на ферме подъели.

Сто одиннадцатая распорядилась: пока доедать оставшиеся запасы на ферме, а также ловить людей, которые вдруг забредут на ферму. Она озаботилась разделением своего стада на специальные отряды: сформировала группы боевиков, разведчиков, фуражиров и охранников стада, состоящего из быков. Быки и молодые бычки стали большой головной болью сто одиннадцатой. Эта братия оказалось туповатой, быковатой и прожорливой: они постоянно ссорились, бодались, плохо понимали дисциплину. Да они вообще всё плохо понимали – быдло, одним словом. Физически и интеллектуально быки резко уступали самкам, но гонору было выше крыши фермы. Сто первая даже хотела пустить большую часть быков на корм, но как тогда размножаться. Выплюнув жвачку на пол, она распорядилась согнать быков в отдельное стадо под охрану мощных коров. Этим самкам она разрешила нещадно бить самцов – это слабое звено в их орде, пока самцы не поймут, как надо себя вести. Для укрепления дисциплины она велела коровам-охранникам демонстративно убить и съесть пять самцов, самых тупых и борзых. После такой демонстрации силы быки в испуге жались друг к другу боками и с ужасом поглядывали на мощных самок: вот же жизнь наступила, даже мычать и бодаться запретили. Нет в этом мире справедливости. Бабы сейчас стали хуже сибирской язвы – чтоб их доход не высовывался за борт потребительской корзинки, чтоб они облезли и жили на одну зарплату.

– При людях чалиться на зоне было лучше, – тихо скрипел четыреста девятый. – Начальники баланду давали, на прогулку выводили, ништяк тогда было, точно говорю братцы. И бабы так не борзели. А каким благом эти борзые тёлки нас ласково помажут, в упор не сечём.

– Чё сморозил бычара, – зашипела на него восемьдесят восьмая. – Морозилку захлопни, а то на мясо отправлю. Тебя за язык кто тянет – рот закрыл и зубы спрятал. Быстро все уроды заткнулись, пока я на нервы не изошла.

Вот так всегда: оппозиция силе имеет право на существование только при наличии собственной силы и силы духа, которого хватит, чтобы отстоять право на существование. У четыреста девятого силы духа не хватило крошить батон на самок, и он заткнулся.

То, что никакой справедливости нет, прочувствовал на себе и директор предприятия Качура Олег Петрович. Приехав на предприятие на своём личном автомобили, Качура прошёл на территорию и ощутил смутную тревогу: главные ворота, что около санпропускника открыты, сторожа нет, даже его шавок нет. Опять перепились все работнички – с горем подумал Качура. Вот только почему так тихо? Направившись выяснять, почему тишина и где люди, директор поступил опрометчиво. Боевики аккуратно приняли его: взмах хвоста и нет директора, а его труп съели боевики, по-братски разделив человека на кусочки. Боевики отлавливали и других двуногих и четвероногих тварей, случайно забредших на предприятие.

У покойного Качуры имелась жена – симпатичная Венера Алиевна. Женщина приятная во всех отношениях, только немного ревнивая. Венеру Алиевну стали посещать нехорошие мысли, когда её Олег Петрович вечером не явился домой. Прецеденты уже случались. Начало разыгрываться богатое воображение. И где это мы шляемся, позвольте спросить? Хорошо хоть есть мобильный телефон. Женщина, пребывая ещё только в лёгком раздражении, набрала номер супруга и стала слушать гудки. Наконец, пришёл ответ.

– Аллё, дорогая, – в трубке звучал излишне весёлый голос её мужа Олега Петровича. Венера Алиевна и предположить не могла, что разговаривает не с мужем, а с ИИ резидента, установившим, естественно, без ведома резидента, жесточайший контроль над информацией о событиях на животноводческих предприятиях. Уже сотни человек было съедено, но никто ничего пока не опасался.

– Олег, – спокойно начала разговор Венера Алиевна. – Ты где?

– Где ж мне быть, Венерочка. На ферме я весь, – радостный голос супруга источал оптимизм. – Всё заботы и заботы. Кручусь, понимаешь, как маневровый тепловоз.

– Уже почти ночь, – проявила нетерпение Венера. – Что там можно делать ночью?

– Как что? Работаю, то – сё, – послышалось в телефонной трубке. Вдруг в телефоне Венеры Алиевны послышались иные звуки, кроме слов её супруга. Звуки слышались весьма подозрительные: шум льющейся воды, весёлый визг молодых женщин и провокационные крики: «Олежка, бросай телефон – иди мне спинку потрёшь». Затем послышался ещё один женский визгливый голосок: «Нет, сначала мне котик спинку потрёт».

Венера Алиевна с раздражением прервала разговор с супругом, который оказался сволочью. Теперь всё кристально понятно. Он там вращается среди шлюх, а она, глупая, ждёт его с работы, ужин ему готовит. Как же – кормилец уставший придёт с работы. А кормилец, скорее всего, веселиться с кучей голых шлюшек в сауне санпропускника на ферме. Полностью муженёк потерял берега от спермотоксикоза. Логическое осмысление ситуации помахало ручкой и улетело, оставив возбуждённую Венеру наедине с её богатым воображением.

Глаза Венеры Алиевны сузились и посветлели от гнева. Сейчас вы у меня получите – я разгоню весь ваш притон для любовных утех. Я вам устрою шампасик под ананасик и коньячок под балычок. Две минуты на истерику, а потом женщина целеустремлённо отправилась в чулан, где хранился садовый инвентарь, и вооружилась увесистым черенком от лопаты, посчитав, что черенок – это весомый аргумент в её случае. Ага, добро должно быть с кулаками, тогда оно победит зло. Затем она вывела из гаража свою машину и отправилась на разборки, с каждой минутой зверея всё больше и больше. Эта сауна в санпропускнике на ферме супруга уже давно у неё вызывала подозрение, ведь там такооооое вытворять можно некоторым особям, одержимым чреслобесием. Ну, ничего, сейчас черенком от лопаты я вам всем, невзирая на лица, устрою урок нравственности. Проще говоря, поубиваю блядей и блядунов в этой обители разврата.

Прибыла разъярённая женщина на ферму, когда мир погрузился в очередную темноту, но на ферме освещение работало. Женщину, пребывающую в возбуждении, совершенно не удивило, что главные ворота возле санпропускника были нараспашку, хотя всегда они открывались только с разрешения охранника. Уверенно держа в руке черенок от лопаты, мстительница энергично кинулась к дверям санпропускника, в окнах которого горел свет, что говорило о наличие в здании толпы морально разложившихся людей.

Перед входом в здание, где, надо полагать, прямо сейчас творился разврат и непотребство, имелась небольшая освещённая светодиодными лампами площадка, выполненная из бетонной плитки. Ступив из тени на эту площадку, женщина вдруг почувствовала какое-то странное шуршание сзади. Звук этого шуршания был незнаком, поэтому женщина не испугалась, но рефлекторно повернула голову в направлении неосвещённого места, откуда раздавались такие странные звуки. Взглянула туда и мгновенно похолодела: из тени на свет вышло нечто, что никак не должно было существовать, но оно было и двигалось. И оно было дико страшным. На Венеру Алиевну своими красными равнодушными глазами смотрел ужас. Парализованная страхом женщина видела перед собой трёхметрового, цвета крови, демона с рогами, вставшего на задние лапы. У порождения бездны в наличии был полный набор демонических атрибутов: жуткая рожа, выдающиеся мышцы, мощный хвост, несколько острых рогов, когти на лапах, шипы, страшные зубы и почему-то коровье вымя на том месте, где у мужиков болтаются их причиндалы. Но женщина, которая повелась на провокацию ИИ и сама явилась на ферму, погибла не от зубов или когтей неведомого демона. Она погибла от удара хвоста монстра, резкий взмах которого переломил ей позвоночник. Она уже не видела, как демон, опустившись на четыре лапы, зацепил её труп своим когтём и ловко оттащил тело жертвы в место, где высшая распорядилась разделывать людей на кусочки. Конечно, кусочков от выловленных людей маловато будет, но есть и хорошая новость: высшая распорядилась после первой трети ночи произвести налёт на поселение людей, а то уже нелегко выдерживать взгляды голодного стада. Цель налёта: хорошо отъесться боевикам, добыть еду для быков и заготовить пищу для следования орды в сторону юга. Пятьдесят восьмая, будучи боевиком, а это она убила жену хозяина фермы, действия своей мудрой начальницы сто одиннадцатой одобряла. Откуда только Высшая особь знает такие вещи? Но мудрейшая подробно и терпеливо изложила всей орде, за исключением тупых быков, весь алгоритм их дальнейших действий на пути становления их вида новой доминантой на планете. Подчинённые прониклись и поняли, что с таким лидером голодными они не останутся.

Пятьдесят восьмая, оттащив труп человеческой самки на разделку, стала терпеливо дожидаться времени «Ч», с момента которого начнётся завоевание этого гнусного мира, угробленного людишками. Чтобы немного развлечь себя пятьдесят восьмая тихо прошипела фривольный куплетик: «Мой любовник Минотавр, а я коровёнка. Вся любовь была обман окромя телёнка». Время «Ч» приближалось.

* * *

У потомственного животновода Кузина мозги включились в некотором минимальном объёме, когда он находился в своём закутке на ферме. Из грязного окна лился мутный свет, что извещало о том, что на дворе точно не ночь. А вот утро сейчас, день или вечер – то было непонятно. Мухи по грязному стеклу бодро ползали, но у них не спросишь – они всегда бодрые, когда тепло. Иван Фомич шире разлепил один глаз и с грустью осмотрел помещение: лучше в помещении за время запоя не стало. Ужас! Как будто через ферму прошла орда Наполеона, оставившая после себя грязь, объедки, обрывки, окурки и кучу пустых пластиковых бутылок. Орда съела всё съедобное и выпила всё спиртное. Да-с, слишком много неприятного дерьма окружает нас каждый божий день. Интересно, а какой сейчас день? Впрочем, какая в задницу разница.

Внутри организма тоже всё ощущалось не слава Богу – явный абстинентный синдром со всеми его прелестями: головной болью, сухостью во рту, а также имела место вялость членов, потливость, тошнота и душевная тревога. Фомича беспокоило чувство напряжения и некое навязчивое опасение совместно с примкнувшими к этим чувствам чувство вины и чувство стыда за его непотребный вид, а также тоска, безысходность и суицидальные мысли. Фомич вспомнил, что этот запой сопровождался особо яркими злыми кошмарами, ощущениями проваливания в пустоту, акустическими и зрительными феноменами. Явно приходила белочка, но не в виде мелкого пушистого грызуна, а в виде огромных рогатых демонов, которых, Фомич точно помнил, он усиленно кормил силосом и комбикормом с добавлением соли. Демоны на вид были ужасными, но жрали всё с отменным аппетитом. Вот это приходы! – сказал бы Будда. Исчадия ада, порождённые алкоголем, пытались пугать Фомича своим видом, но не преуспели: ага, напугали ежа филеем.

Вдруг Фомич с ужасом понял, что потерял слух. Приплыли-с. Допился, окаянный, вот слух и покинул проспиртованный организм. Стояла непривычная тишина. Фомич начал сильно трясти головой до головокружения и усиления головной боли. Однако, к своему удовольствию он услышал жужжание мух, коих в помещении было предостаточно. Это говорило о том, что слух восстановился, но только в самом закутке, а снаружи как была мёртвая тишина, так она и осталась. Свои слова Фомич тоже услышал. Перестав соображать, скотник стал думать: хоть его голос и был весьма гнусный, но он был, и Фомича прорвало на словесный понос. Он разговаривал сам с собой, ибо хорошо пообщаться с умным человеком на скользкие темы. Хотя, какой я умный. Настоящий дурак…или гений. Ага, вылитый гений, дурак такое не придумает, чтобы столько самогонки выжрать в одну харю….или не в одну. А сколько нас было?

– Вот же беда-огорчение, – бормотал Фомич. – А всё из-за чего? Из-за нашей человеческой тупости. Что ещё обладает такой дивной мощью, как наша людская дурь? Пошли дурака Богу молиться, так он лоб пробьёт, ибо за всё, за что ни возьмётся дурак, тут же всё потеряет всякую здравость. Хорошо хоть, что дурнее мужиков только наши бабы. Бабы вообще дуры…. я вот напрягаюсь, что тут случилось?

Сегодня мир за пределами закутка капитально пугал Фомича: выходить из норки не хотелось. Там трудно с деньгами, там трудно с работой, там безнадёга.

Несусветно грязные пальцы скотника нащупали на столе томик с произведениями великого поэта. На засаленной обложке уже не читалось, кто был автор произведения, много листов также отсутствовало, но Фомич был уверен, что это сочинил именно Пушкин – исключительно великий поэт, ведь только он мог написать так красиво: «Плетясь за хлебом насущным, таких я полон скорбей, что мудрый скажет, увидев: несет зерно муравей. Чтоб жизнь мою обесценить, ударом камня невзгод, разбил меня беспощадно чеканщик злой – небосвод. Мои достоинства скрылись от глаз придирчиво злых: теперь любые пороки – святей достоинств моих. Что нужды! Может ли спорить с судьбой своей человек? В бесплодной тяжбе с судьбою – судьба всесильна, а я всего ничтожней, что в силах душа измыслить моя. И если выбросит искру костер страдальческий мой – вскипят моря небосвода от жара искры одной». И так умно написано на любой странице. Откроешь первую попавшуюся страницу и вот тебе – откровение, хоть плачь. Не очень понятно, но душевно. Фомич, прочитав строчки, даже несколько успокоился: не только у него проблемы, но и у великого Александра Сергеевича тоже были проблемы, судя по его произведениям.

– Мы предпочитаем не решать проблемы, а избавляться от них, – поднял к потолку руку Фомич. Грязный и засиженный мухами потолок молчал. – Мы предпочитаем разрушать, а не созидать, ага. Мы всем человечеством деградируем к ебеням. Именно поэтому произойдёт конец света. Хотя и с концом света непонятки: песец придёт всем сразу, или постепенно. Огласите сценарий!!! Может уже следует взять кредит, чтобы потом его не отдавать?

Но, сиди, не сиди в щели, гадай, не гадай о конце света, а выходить на белый свет придётся, хотя бы для того, чтобы пойти на поиски самогона, ведь не всё же выжрали – где-то самогон водится. Например, в какой-нибудь заначке да осталось так необходимое для опохмелки пойло? А вдруг: ведь неожиданности всегда рядом с нами, как салоны сотовой связи.

– В этом мире нет гарантий, есть только возможности, – нехотя и обречённо признал Фомич, что означало, что долго здесь не просидишь: никто самогон не принесёт, а нервы уже на взводе. – Это точно, что у любого совершенства существует предел возможности, и я уже на пределе.

Сидящие на крышах животноводческих зданий солидные чёрные грачи внимательно наблюдали над горестными причитаниями и слёзами двуногого существа. Бегает он, суетится, плачет. Мужик имеет вид индивида склонного к периодическим походам в алкогольный апокалипсис, явный интроверт и социофоб. Грачи не торопились и сохраняли философское спокойствие: всё равно на ферме никого живого нет, а этот чем-то расстроенный двуногий обязательно куда-нибудь, наконец, уйдёт, выплакавшись. Тогда грачи спокойно слетят вниз и начнут рыться в кучках рассыпанного комбикорма и питательного силоса, в котором уже завелись вкуснейшие червячки, а это чистейший протеин. Крупный грач не одобрял поведение человека: это же глупо лить слёзы, когда слезами ничего не исправишь, только заполучишь изжогу и несварение. Этот человек, проливая слезы, вводит в заблуждение не только себя, но и других существ. Проблемы надо решать, а не оплакивать: перестань человек рыдать, а найди червячка или подними с земли вкусный силос и наешься – еды на всех хватит, тогда мир окрасится в приятные тона. Как ты узнаешь счастье, если не познаешь печаль? Но не торопись радоваться, ибо на смену радости придёт печаль из мира обманчивых образов и суеты. А суета и уныние никого ещё от печали не спасло.

С тезисом, что печаль это плохо Фомич мог бы и поспорить с грачом, ведь пернатый не знает, что печаль делает самогон вкуснее. Но не пристало справному мужику, находящемуся на вершине пищевой цепочки, спорить с птичкой.

Привычный мирок Фомича начинал рушиться на глазах: наверняка это злые люди угнали всех его коров, коллеги исчезли, заначки закончились, кишечник бунтует, остались только слёзы и скулящая, как бездомная собака на холоде, душа.

– Я не плачу, – показал кулак грачам Фомич. – Это из глаз остатки самогона выходят. Сейчас я высушу слёзы и открою глаза. И что я вижу? Вижу следы стада, следы ведут за ворота. А где люди? Кто угнал моих коров? Точно это цыгане, чечены, турки, евреи или нехристи инопланетяне слямзили моих коровок. Найду этих маргиналов – поубиваю.

Старик Кузин, как сомнамбула поковылял к воротам на ферму. Там увидел странные вещи: типа как в сказке – чем дальше идёт повествование, тем страшнее. Ворота открыты нараспашку: заходи, кто хочет, и уноси сонного Фомича, когда он немного был не в форме. Зачем уноси? А чтобы организм Фомича разобрать на органы, зачем же ещё. Однако, почему-то Фомича вместе с его органами злодеи оставили, а коровок и весь коллектив угнали в неизвестном направлении. Осталось только по следам идти вслед за стадом, чтобы спасти коровок от злых людей.

Тупо уставясь на открытые ворота, Фомич пробормотал, что ограждение без ворот – это, то же самое, что и полное отсутствие ограды. Затем он принял решение.

– Надо собраться и не порочь горячку, – наморщил лоб Фомич. – Надо пройти по всем заначкам пока не началось. Ведь не может быть такого, чтобы хоть одна заначка, да не оказалась с содержимым. Ведь, правда, да? Иначе, как тогда жить?

Хорошо хоть, что озверевший Фомич всё-таки обнаружил в одной своей секретной нычке литр самогона. Почему хорошо? Потому, что его разум на трезвую голову, наверное, не пережил бы того, что он увидел в посёлке, когда потопал туда, неся в пластиковом пакете все свои богатства: томик стихов и две ёмкости с обнаруженным самогоном.