Текст книги "Тайна зефира в шоколаде"

Автор книги: Валерий Роньшин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)

Глава XX
НЕОЖИДАННАЯ ВСТРЕЧА

Ошибиться было невозможно: те же глаза, нос, губы… Та же родинка на правой щеке. И как это я упустила из виду, что у Леночки Леонидовны есть черная родинка? Впрочем, что значит упустила?.. Да мне и в голову не могло прийти, что учительница по математике окажется террористкой. Ну, теперь – то уж… А что теперь? Ничего. Надо возвращаться в Москву. А до этого, конечно, заехать к дедушке…

В общем, я выпросила у Михалыча денег на билет и без особых приключений добралась до Задонска.

Здесь я в красочных подробностях описала дедушке, как его старый друг Михалыч чуть было не отправил меня на тот свет и как покойная Дженни Ли оказалась живой Леночкой Леонидовной.

Мы сидели в "кубрике" и ели макароны по – флотски, запивая их "Кровавой Мэри".

– Эх, Михалыч, Михалыч, – качал головой дедушка, – да и вправду сказать, как тут не свихнуться. Сначала ряд тяжелых контузий, затем смерть любимой дочери…

– Дедушка, ты не понял, – втолковывала я, – никакая она ему не дочь. Дженни Ли просто загипнотизировала бедного Михалыча, внушив, что она его дочь.

– Да это я понимаю, – отмахнулся дедушка. У Меня у самого такой же случай в Непале произошел. Меня там в тюрягу посадили, а непалец – сокамерник внушил мне, что я летать умею. Вот я из тюрьмы и улетел.

– Подумаешь, из тюрьмы улетел, – поддела я дедушку. – Ты бы попробовал, как Дженни Ли. Ведь ее действительно похоронили. И доктор Гроб присутствовал на похоронах.

– Ой – ой – ой, – завелся дедушка. – Невидаль какая. Да меня в Голландии с воинскими почестями хоронили. И до сих пор в день смерти венки возлагают. Так что не надо. – Он запыхтел трубкой.

Я для пущей храбрости осушила кружку "Кровавой Мэри". Теперь мне предстояло самое тяжелое – рассказать о пропавшем Володьке.

– Дедушка, – запинаясь, произнесла я, – ты помнишь того мальчика, с которым я приезжала в прошлый раз?

– Жениха, что ль? Конечно, помню. Вот такой парень! – он выставил вверх большой палец. – А что?

Меня снова покинула смелость.

– Ничего. Просто интересуюсь.

– Ты хочешь о нем что – то рассказать?

– Да, – вздохнула я и рассказала.

Дедушка внимательно выслушал мой рассказ.

– Ну, что вы поменялись местами, – это правильно, – одобрил он. – Я сам проделал такую же штуку в Палермо, когда боролся с сицилийской мафией. Встал заместо манекена в витрину магазина. А его посадил в свой "Фиат". А "Фиат" ка – ак рванет!.. Впрочем, сейчас речь не об этом, – оборвал он сам себя. – Как ты могла так крепко спать, вот что меня интересует…

Я виновато молчала.

– Это, внучка, непростительная ошибка, – безжалостно продолжал дедушка. – А вторая твоя ошибка в том, что ты поспешила выпрыгнуть из поезда. Запомни: спешить надо медленно.

Я насторожилась.

– Дедушка, откуда ты знаешь эту фразу?

– Какую такую фразу? – нахмурился он.

– "Спешить надо медленно".

– Это мое любимое изречение.

– Не – ет, – протянула я. – Твое любимое изречение: "Кто узнал жизнь, тот не торопится". А "спешить надо медленно" говорил…

– Я! – раздался за спиной знакомый голос.

Я резко обернулась.

В дверях стоял… Воробей!

– Володька! – кинулась я ему на шею.

Какое счастье!.. Володька жив!..

От радости мы тут же начали отплясывать дикарский танец. Дедушка аккомпанировал нам но Володькиной скрипке.

Наконец, угомонившись, мы сели.

– Воробей, – теребила я его, – рассказывай скорей, что с тобой случилось?! Я умираю от любопытства!

– Да ничего не случилось, – смеялся Володька. – Я просто на минутку вышел в туалет.

– Так я и знала! Вот дура! А я почему – то решила, что тебя похитил доктор Гроб.

– А я подумал, что доктор Гроб похитил тебя.

– А я, – дедушка раскурил погасшую трубку, – сказал Владимиру, что наша дорогая Эмма, не разобравшись в ситуации, сиганула из поезда.

– Но, дедушка, откуда ты мог об этом знать?!

– Большой жизненный опыт, внучка. Я, друзья мои, в такие передряги попадал, не чета вашим. С поезда она, видите ли, ночью выпрыгнула. Ты вот поди – ка на всем ходу перескочи с поезда на поезд! А именно это мне и пришлось проделать, когда я ехал ночным экспрессом "Кейптаун – Солсбери" в Южной Африке.

У Володьки загорелись глаза.

– Капитан Кэп, расскажите!

– Дедушка, расскажи!

– Потом, друзья мои, потом. Не забывайте, что еще не закончены ваши собственные похождения.

– Ах да, – вспомнила я. – Воробей, ты представляешь, наша Леночка Леонидовна…

– Я все слышал, – перебил он. – И знаешь, о чем я подумал: неспроста она тебя на дополнительные занятия оставляла после уроков. Вспомни, не происходило ли во время этих занятий чего – нибудь необычного.

– Да вроде нет… Хотя постой, – наморщила я лоб, – после них у меня все время ужасно болела Глова.

– Ага! – Володька возбужденно вскочил. – Она тебя гипнотизировала! Пыталась извлечь свою информации.

– Молодец, парень, – одобрительно сказал дедушка. – Соображаешь.

– И ей это удалось! Недаром же она хочет от тебя избавиться. Боится, как бы тебя доктор Гроб с генералом Пивоваровым не докопались до твоего подсознания.

– Верно, верно, – кивнул дедушка. – Вам надо спешить, ребята. Вы должны их всех обскакать.

– Не сомневайся, дедушка, – небрежно сказала я, – все будет о’кей, не будь я внучка капитана Кэпа.

– А я и не сомневаюсь, – довольно улыбнулся он.

– Тогда в Москву? – спросил Воробей.

– В Москву! – ответила я.

– Полный вперед! – приказал дедушка.

Глава XXI
ПОД ПОКРОВОМ НОЧИ

По дороге в Москву мы детально разработали план предстоящей операции. Мы решили забраться ночью в нашу школу и ознакомиться с личным делом Леночки Леонидовны. Ну а там…

А там – посмотрим.

На первый взгляд операция под кодовым названием "Ночь открытых дверей" (так мы ее назвали из конспиративных соображений) выглядела пустяковой. Сторожем в школе работал дядя Витя. Глухой на правое ухо, хромой на левую ногу и косой на оба глаза. Он жил в маленькой пристроечке, выполняя помимо сторожевых обязанностей еще обязанности дворника и столяра.

Я предложила Володьке напоить дядю Витю водкой, подсыпав в нее, для пущей надежности, еще и снотворное. Но Воробей сказал, что дядя Витя и без водки по ночам прекрасно дрыхнет. Так что со сторожем все было ясно.

Далее следовало достать ключ от директорского кабинета. Это тоже была ерунда. Все ключи висели на деревянном щите в гардеробе, рядом со стулом старушки – гардеробщицы.

А вот в самом кабинете нас могла подстерегать первая неприятность. Я хорошо помнила, что, когда Михал Тарасыч вызывал меня к себе ругать за прогулы, у окна стоял большой сейф. И вполне возможно, что личные дела преподавателей хранились именно в этом сейфе.

Вся надежда была на фантастическую лень нашего директора. Ну не должен он был каждый день таскать ключ от сейфа домой! Скорее всего ключ валялся где – нибудь в столе, среди бумаг. Была у нас еще одна надежда, правда, очень слабенькая, что Михал Тарасыч вовсе не закрывает сейф, чтоб не возиться после с открыванием…

В общем, надо было пойти и посмотреть.

Поэтому, как только мы приехали в Москву, так сразу и приступили к выполнению операции "Ночь открытых дверей" Купили себе по фонарику и ближе к вечеру отправились в школу. Поднялись на чердак и стали ждать. Из маленького окошка я видела пятиклашек, расходящихся по домам после второй смены. Вскоре из дверей школы вышел дядя Витя и, заперев ее, поковылял к своей пристройке.

На улице зажглись фонари. На небе появились звезды.

Наступила ночь.

– Пора, – шепнула я Володьке.

Включив фонарики, мы спустились в пустой и темный коридор первого этажа. Как – то было необычно находиться в родной школе ночью. Словно мы грабители. Впрочем, сердце у меня колотилось так, будто мы действительно пришли сюда грабить.

Воробей натянул на руки перчатки и снял с гвоздика ключ. Мы поднялись на второй этаж. Володька открыл дверь. Я посветила фонариком. В кабинете было несколько стульев, два стола, поставленных буквой Т, шкаф и сейф. Первым делом Воробей подергал ручку сейфа. Он оказался заперт. Мы стали искать ключ. Обшарили все ящики стола, все полки в шкафу. Я даже заглянула в мусорную корзину. Ключа нигде не было.

– Неужели он все же забирает его домой? – пробормотал Володька.

Я уселась на стол.

– Необязательно. Может, просто отдает какой – нибудь училке. Эх, блин, такая блестящая операция провалилась!

От досады я поерзала по столу – и почувствовала под собой что – то твердое. Я пошарила рукой и нашарила… ключ.

– Воробей, – неуверенно произнесла я, – а это случайно не то, что мы ищем?

И я протянула ему ключ.

Володька тут же схватил его и бросился к сейфу. Вставил в замочную скважину и повернул. "К – х—р – я—к", – недовольно проворчал замок.

– Ура – а—а! – шепотом закричала я.

И тут вдруг послышался едва уловимый шорох. Мы погасили фонарики и замерли. Шорох повторился. Несомненно, кто – то крался по коридору. Не шел, а именно крался. И уж конечно, это был не дядя Витя, которого всегда слышно за километр.

Я выхватила из кармана пистолет. Воробей схватил с подоконника бронзовую статуэтку Толстого. Так просто мы сдаваться не собирались. Дверь начала приоткрываться. В кабинет проскользнул школьный кот Барсик.

– Мяу, – сказал он и потерся о мою ногу.

Я с трудом удержалась, чтобы как следует не пнуть этого дурака Барсика. Володька вытер вспотевший лоб.

Мы снова принялись за дело. Проще говоря – полезли в сейф. Там лежали какие – то тетради, тонкая пачка денег, перехваченная резинкой, надкусанный бутерброд с копченой колбасой… А на верхней полке в ряд стояли картонные папки с тесемками. Личные дела учителей.

Я нашла папку, на обложке которой было написано: "Личное дело Е. Л. Липатовой". Внутри папки оказалось два листочка. На одном листочке была изложена автобиография Леночки Леонидовны; другой содержал в себе анкетные данные и назывался "Личная карточка преподавателя".

Володька принялся читать "личную карточку", а я – автобиографию. Родилась там – то, закончила то – то, работала тем – то… Конечно, я понимала, сто это сплошная липа. И все – таки в этой липе могла оказаться существенная зацепка.

– Смотри! – одновременно вскрикнули мы, тыча пальцем каждый в свой листок.

– Она работала в питерском метро, – выпалила я.

– Обходчицей, – добавил Воробей.

Да, в обоих документах имелась коротенькая запись о том, что Леночка Леонидовна работала в службе пути метрополитена обходчицей второго разряда.

В автобиографии этот любопытный факт объяснялся туманной фразой – "по семейным обстоятельствам". Что же это были за обстоятельства, заставившие Дженни Ли спуститься в тоннель?.. Об этом автобиография умалчивала.

Я подцепила ногтем фотку, намереваясь ее отодрать.

– Подожди, – остановил меня Володька. – Михал Тарасыч увидит, скажет Леночке, та что – то заподозрит. Давай лучше всю папку заберем.

– А если папка пропадет, не заподозрит?

– Конечно, нет. Директор подумает, что см куда – то ее задевал. А оторванная фотография – это уже подозрительно.

Я с нескрываемым восхищением посмотрела на Володьку. Ай да Воробей! И кто бы мог подумать, что за какие – то две недели он превратился из зануды в отличного парня.

Я сунула папку к себе в сумку.

– Ну что, поехали? – спросил Володька.

– Куда? – не сразу врубилась я.

– В Питер, – ответил он, – куда же еще.

И мы поехали в Питер.

Глава XXII
ТОННЕЛЬ МЕТРО

В Питере, как обычно, лил дождь. Узнав по «горсправке», где находится отдел кадров службы пути метрополитена, мы отправились туда.

В небольшой комнатке за стеклянной перегородкой сидели две женщины. Пожилая и молодая.

– Здравствуйте, – сказала я им. – Даже не знаю, с чего начать.

– Начни с начала, – приветливо улыбнулась молодая.

– Понимаете, я ищу свою родную мать, – начала наводить я тень на плетень. – Когда – то она бросила меня в роддоме. А чужие люди забрали и согрели своей любовью. До недавнего времени я была твердо убеждена, что они и есть мои настоящие родители. Но однажды я случайно нашла вот эту фотографию. – Я показала им фотку Леночку Леонидовны. – "Мама, – спросила я, – а кто эта тетенька?" – "Доченька, – зарыдала она, – я больше не в силах скрывать от тебя правду. Это твоя родная мать!" – "Нет! Нет! – зарыдала и я. – Ты моя родная мама!"

Обе женщины стали потихоньку шмыгать носами. Я продолжала:

– С тех пор покой оставил мою душу. Я решила найти свою настоящую мать, так безжалостно обошедшуюся со мной. Я ей ничего говорить не буду. Я ей просто в глаза погляжу.

Добрые женщины уже открыто плакали.

– Покажи мне фотографию. – Пожилая промокала слезы платком. – Я сорок лет в кадрах работаю.

Я протянула ей снимок.

– Это Елена Липатова, – тотчас узнала она. – Обходчицей на "Петроградской" работала.

Молодая глянула на фото суровым взглядом.

– Ишь глазки какие бесстыжие, – заметила неодобрительно.

– Ее Зинаида Ивановна хорошо знала, – продолжала пожилая. – Ты с ней, доченька, поговори. Сегодня как раз Зинина смена. Подходите к двенадцати на "Петроградскую", я дежурную по станции предупрежу.

– Ну, ты, Мухина, и врать, – сказал Володька, когда мы вышли из отдела кадров.

– А ты думал, – ответила я, чрезвычайно собой довольная.

Кое – как скоротав время до вечера, мы поехали на станцию "Петроградская". Дежурная провела нас на платформу – или как она выразилась, в "коллектор". Это был узкий коридор, в который выходило множество дверей. За одной из этих дверей мы и обнаружили Зинаиду Ивановну.

– Зовите меня просто Зина, – сразу затараторила она. – Сейчас планерка закончится, и пойдем ко мне в бытовку чай пить.

После планерки Зина привела нас в маленькую комнатку, поставила на плитку чайник и вынула из сумки пакет.

– Зефир в шоколаде уважаете?

– Еще бы! – с восторгом завопила я.

И мы стали пить чай с зефиром. Красота.

– А вы с Эмминой мамой подругами были? – спросил Володька.

– Ну, не то чтоб подругами. Работали на одной станции. Мой участок был от "Горьковской" до "Петроградской", а ее – от "Петроградской" до "Черной речки". Обычно обходчицы вдвоем свои участки обходят, потому как страшно одной по тоннелю шастать. Мало ли что. А Ленка почему – то любила одна…

Было отчетливо слышно, как над нами, по платформе, ходят пассажиры. А когда к станции подъезжал состав, в бытовке все начинало трястись.

– Шумно у вас, – заметила я.

– А – а, – беспечно махнула рукой Зина. – Это пока поезда ходят. А через полчаса здесь будет тихо, как на кладбище.

И точно. Постепенно все звуки стихли. Станция закрылась. Поезда ходить перестали. В коллекторе раздался пронзительный звонок. Голос дежурной, усиленный динамиком, сообщил: "Напряжение снято. Можно входить в тоннель".

– А хотите со мной в обход? – предложила Зина.

– Конечно! – в один голос согласились мы.

Она принесла нам по желтому сигнальному жилету, и мы спустились в тоннель.

В тоннеле было тихо. Тускло мерцали лампочки по стенам. Где – то капала вода. Шпалы располагались так часто, что приходилось идти по ним мелкими шажками.

Зина включила мощный фонарь и начала осматривать какие – то штучки сбоку от железнодорожного пути.

– Это кронштейны, – разъяснила он нам. – На них крепится третий рельс. Видите, он деревянными коробками закрыт. По нему как раз и проходит ток.

– Ой – ой – ой, – завизжала я. – Смотрите – мышка!..

– Да, мышка, – посмеивалась Зина, – а на некоторых станциях и крысы водятся. Вот такие, – развела она руки на ширину плеч.

Иногда по дороге, в стенах, попадались чернеющие провалы.

– Это проходы на соседний путь, – объясняла Зина. И вдруг остановилась у одного из проходов. – А вот здесь находится подземный госпиталь. Хотите посмотреть?

Мы, конечно, хотели.

Войдя в темный проход, Зина высветила на полу грязную крышку люка. Общими усилиями мы откинули ее в сторону. Вниз, в кромешную тьму, уходила железная лесенка. Зина безбоязненно полезла первой. За ней двинулась я. За мной – Володька.

Обходчица щелкнула выключателем. Загорелся свет. Мы ахнули от неожиданности. Перед нами было громадное помещение со множеством коридоров, расходящихся в разные стороны.

– Это и есть подземный госпиталь, – сказала Зина, довольная произведенным эффектом. – Вернее, будет госпиталь, если война начнется. Не дай бог, конечно.

Мы переходили из одной пустой комнаты в другую.

– Чего тут под землей только нет, – тараторила Зина. – И какие – то склады, и электростанции… А когда метро рыли, то подземный ход обнаружили. Старинный. Он от женского монастыря идет. Как раз здесь где – то и проходит, – показала она пальцем на ближайшую стену.

Мы снова вылезли в тоннель и отправились дальше. На всем протяжении нашего пути по стенам белели небольшие таблички с цифрами.

– Теть Зин, – спросила я, – а что это за цифры?

– Да пикеты. Чтоб рабочим удобней место работы находить. Вроде указателей. Видишь, написано: двести один – тринадцать. А через метр: двести один – четырнадцать. А дальше: двести один – пятнадцать…

Разговаривая, мы незаметно дошли до станции "Черная речка", посидели там на лавочке и двинулись обратно, но уже по второму пути.

Два раза мигнули в тоннеле лампочки.

– Пять часов, – определила Зина. – Пора наверх выбираться. Через пятнадцать минут ток на третий рельс подадут. Шарахнет – мало не покажется.

Мы ускорили шаг. Вскоре появились светофоры, а затем и станция. Мы опять прошли в коллектор и сели пить чай.

– Она странная была, маманя твоя, – продолжала за чаем разговор Зина. – Любила по выходным работать, когда в тоннеле вообще никого нет… В монастырь уходила. Монашенкой.

Мы с Воробьем переглянулись. Леночка Леонидовна была монашенкой? Это что – то новенькое.

– Расскажите, теть Зин, – попросила я.

– А чего тут рассказывать. Просто разговор как – то зашел о подземном ходе, что от монастыря ведет. Ленка и говорит: "А я там монашенкой была. Не покажешь ли, где этот ход?" Ну а мне жалко, что ли?.. Я показала.

– А монастырь отсюда далеко? – спросил Володька.

– Рядом. На реке Карповке. – Допив чай, Зина Поднялась. – Пойду к дежурной схожу. Надо в журнале отметиться, что мы из тоннеля вышли. А вы поспите, ребята, поспите. С непривычки – то тяжело ночь не спавши.

Долго нас упрашивать не пришлось. Я улеглась на одну лавку, Володька на другую. Зина, погасив свет, ушла.

– Воробей, – сказала я в темноту, – ты спишь?

– Нет еще. А что?

– А вдруг в этом подземном ходе спрятаны сокровища?

– Фантазерка ты, Мухина, – шумно вздохнул Володька. – Да разве наше правительство отдаст Герундии ядерное оружие за какие – то там сокровища? Не – ет, тут что – то посерьезней. Но вот что?..

Глава XXIII
МАТУШКА ЛЮДМИЛА

Пасмурным утром, наскоро перекусив в кафе жареными сардельками, мы отправились в женский монастырь. Над входом висела большая икона. Мы на всякий случай перекрестились и вошли. Мраморный пол был чисто выметен. Монахиня в черных одеждах продавала в углу религиозную литературу.

Я вновь завела пластинку насчет мифической матери, оставившей меня в роддоме.

– Господи боже мой, – всполошилась монахиня. – Грех – то какой родное дитя бросать.

– И не говорите, – кивала я.

– Понимаете, в чем тут дело, – влез в разговор Володька. – Ее мать работала у вас монашкой.

– Господи прости, что значит работала? У нас не работают, мальчик, у нас богу служат.

– Ну богу служила, – поправился Воробей. – Не в этом суть.

– А как ее звали? – спросила монахиня.

– Наверное, матушка Елена, – сказала я.

– А, матушка Елена, – вспомнила она. – Да, была у нас такая послушница. Но накануне Пасхи мирно скончалась. Ее отпели и предали земле.

Мы с Володькой прямо обалдели от такого ответа.

– А вы в этом точно уверены? – я протянула ей снимок. – Она же еще не старая.

Монахиня, нацепив на нос очки, принялась внимательно изучать фотографию.

– Это не матушка Елена, – сказала она, – а матушка Людмила. Она давно в мир ушла, после того как ей в келью явились… кто бы вы думали?

– Герундские шпионы, – выпалила я.

– Господи, прости душу грешную, – закрестилась монахиня. – Какие еще шпионы? Ангелы небесные! Явились и говорят: "Иди, матушка, в мир. Добро творить". Вот она в мир и ушла.

– А нельзя ли поговорить с кем – нибудь, кто ее хорошо знал? – спросил Воробей.

– Вам надо пройти к ее келейнице. Давайте я вас провожу.

Монахиня заперла свои книги, и мы вышли на монастырский двор. Проходя мимо маленькой церквушки, я увидела широкую лестницу, устланную коврами. Лестница вела куда – то под землю.

– Это вход в подземелье? – тут же заинтересовалась я.

– Ну что ты, деточка, – ответила монахиня… – Это вход в святую гробницу.

– А где вход в подземелье? – напрямик спросил Володька.

– Вы, верно, имеете в виду старинные подвалы под монастырем. Так это с другой стороны. Мы как раз мимо проходить будем.

Пройдя через большой двор, мы оказались рядом с полуобвалившейся каменной лестницей, которая вела к ржавой железной двери.

– Здесь все давно покинуто, – меланхолично вздохнула монахиня. – С тех самых пор, как матушка Людмила в мир ушла.

Я насторожилась.

– А почему именно с тех пор? – спросил Володька, видимо, тоже что – то заподозрив.

– Так ведь она и предложила нашей игуменье составить подробный план этих подвалов, чтоб использовать их в хозяйстве. Почитай, дневала и ночевала тут. Все с фонариком лазила. А когда в метро что – то ремонтировали, часть подземных ходов и обвалилась. Матушка Людмила еле живой оттуда выбралась. А потом сразу в мир ушла. Творить добро.

– Понятненько, – сказала я и посмотрела на Воробья. – Пора и нам в мир отправляться.

– Творить добро?

– Ну естественно.

– А как же келейница? – удивилась монахиня.

– Мы к ней в следующий раз заглянем, – пообещала я.

Выйдя из монастыря, мы направились к центру города.

– Значит, так, Володька, – рассуждала я по дороге. – Международная террористическая организация "Сестры по оружию" узнает какую – то очень важную тайну и посылает к нам в страну своего агента, Дженни Ли. Она, в свою очередь, узнав, что тайна связана с женским монастырем, устраивается в этот монастырь монахиней и находит в подземелье нечто…

– Но подземный ход обваливается, – подхватил Воробей, – и к этому самому нечто со стороны монастыря уже не подобраться. Тогда Дженни Ли, не будь дурой, устраивается обходчицей в метро…

– Постой, постой, – не дала я ему договорить. Мы как раз проходили мимо памятника Пушкину. Неподалеку, на скамейке, сидел плотный мужчина с рыжими усами и черным портфелем. Он читал газету.

– Морская свинка Афанасий, – подойдя к нему, сказала я.

Он вздрогнул и опустил газету.

– Пошла и утопилась в квасе. – Это был майор Глотов. – Ну ты даешь, Эмка! – он сорвал приклеенные усы. – Ты бы еще через год явилась! Я тебя уже вторую неделю дожидаюсь.

– Как вторую неделю?! Мсье Фабр говорил, что я должна встретиться со связным между десятью и одиннадцатью. А сейчас, – я посмотрела на часы, – первый час.

– Ах, мсье Фабр, – скривился Глотов, – тогда понятно. Он специально сообщил тебе неправильное время. Фабр работает на герундскую разведку. Подписал с ними контракт на три года.

– Значит, это он все передавал доктору Гробу!

– Ну а кто ж еще?

К нам подошел Володька.

– Знакомьтесь, – представила я его майору Глотову, – мой друг, Владимир Воробьев. Известный скрипач.

Пи – пи – пи – пи… – запищало в кармане у Глотова. Майор достал мобильник.

– Слушаю, – сказал он. – Да, да, товарищ генерал, появилась… – Убрав трубку, Глотов посмотрел на меня. – Мы должны лететь в Москву. Прямо сейчас.

– У вас что – самолет есть?

– Самолета нет, а вертолет – пожалуйста. – Майор ткнул пальцем в небо.

Над памятником Пушкину кружил военный вертолет.