Текст книги "Другие правила"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 28 страниц)

Глава 12

1

Марс, база «Северный полюс»

Северный каньон был не узок и не широк – километров на десять раздвигал он крутые слоистые стены ледников. Километровой высоты ледяные кручи спадали в долину многочисленными уступами, этакой колоссальной лестницей, где, словно ступеньки, чередовались темные и светлые слои мощностью под тридцать метров каждый.

Каменистое дно было припорошено снегом, кое-где выглядывали черные валуны с наметенными сугробами. Тревожно завывал ветер, сметая со склонов вытаивающую пыль, наверху с бешеной скоростью скользили черные пятнистые тучи. Сизый налет от них ложился на белые купола базы «Северный полюс», на павильоны обсерватории, на полукруглые бока склада, похожего на прикопанную бочку.

Жилин чихнул, от чего стекло запотело и пришлось включать стеклоочистители. «Я ж на Марсе!» – окатило Глеба. Как-то даже не верилось, что он топчет грунт чужой планеты. Навстречу змеились, шарахаясь широкими разливами, струи сухого, колючего снега; из грязных сугробов выжимались мутно-белые льдины… Капитану тотчас пришла на ум станция «Мирный» времен войны в Антарктике – голубоватые айсберги, черно-белые пингвины-адельки, красные купола на сваях и серая громада авианосца-универсала, разгребающая шугу. Не лезли в голову марсианские пустыни, хоть убей. Где они, эти петые-перепетые оранжевые пески? Где синяя трава и розоватое небо? Глеб запрокинул голову. Потемки сгущались.

Черные извивающиеся тучи покрыли все небо, ветер крепчал, злобно швыряясь снежной крупкой, хлеща пылью, крутя поземку по твердому насту. Слева, на гребне ледяной кручи, дрогнули снежные наросты. Затуманились, струясь и вспухая, и вот пошла, заклубилась лавина. Из ее облака рвались дымящиеся снежные выбросы и тут же сминались, вихрясь и опадая в текучей круговерти. Обвал всей своей массой ударил о дно каньона, и забурлила, заискрилась вокруг снежная пыль.

«А чего я стою?!» – опомнился Жилин. Ругая и подгоняя себя, Глеб пошире открыл круглый пассажирский сегментик, потом пролез в трюм и распахнул квадратный люк грузового отсека. Звякнул, откидываясь, блестящий трап.

– Заметили! – толкнулся в наушники Гиринский басок. – Вон бегут уже…

Жилин обернулся. От куполов бежали люди в скафандрах. Оскальзываясь и спотыкаясь, проваливаясь по пояс в сугробы, они размахивали руками и вопияли, но слуховое устройство не улавливало смысла выкриков. Было что-то недостойное в этой беготне, в этой потере себя, что-то постыдное, одновременно и жалкое, и страшное. Вот один из бегущих упал, зарывшись в снег, схватился за кого-то, повалил…

– Стоять! – крикнул Глеб. Грубый окрик не подействовал. Тогда Жилин передернул на ремне увесистый лучемет и положил палец на вогнутую кнопку. Щелчком сбросил предохранитель. Нажал. Гремящий оранжевый заряд ударил в ледяную скалу, обросшую сосульками, и разнес ее на мелкие кусочки. Ледяное крошево набухло искристым шаром и опало, рассыпчато шелестя и цокая.

– Стоять, – холодно повторил Жилин.

Люди в легких скафандрах и спецкостюмах, запыхавшиеся, вываленные в снегу, распаренные, дотрусили до наблюдательной площадки обсерватории, с которой двигатели бота сдули весь снег, и неуверенно остановились, сбились в кучу у метеобудки. За прозрачными забралами шлемов лиц было не разобрать, но голоса выдавали тяжкий, выматывающий, все заглушающий страх:

– Чего тут стоять?! Мотать надо отсюда!

– И так целый час прождали!

– На одних нервах!

– Всю душу вымотали!

– Блядский этот Марс!

Они говорили, торопливо забирая на самые верхи, давя в себе стыдливую досаду, и уже слышался чей-то плач, и проскальзывали истерические нотки.

– Первыми полетят женщины и дети! – резко сказал Жилин. – Это посадочный бот, а не лайнер – все равно все не поместимся!

Он добавлял и добавлял металла в голос, по опыту зная, как действует властная интонация, как подчиняет она угнетенное сознание.

– Так что ж нам, – завопил кто-то возмущенным фальцетом, – так и подыхать здесь?!

Одна из мам, гладя по шлему свое чадо в детском скафандре, сказала робко:

– Может, мы как-нибудь подвинемся… Приткнемся где-нибудь… Они же не виноваты!

И мучительный стыд за свою избранность прозвучал в этом выкрике, и страх потери, и неуклюжее оправдание, и мольба…

– Слушайте, – сказал Жилин проникновенно, – может, хватит об этом? У нас осталось пятнадцать минут! Женщины пусть грузятся, а вы идите, заводите танки! Отъедем к югу, там и переждем. Макс! Принимай пассажирок!

– Ага! – Максим грузно сбежал по прогнувшемуся трапу. – Давайте, давайте, девоньки, – бархатисто заговорил он. – Пошустрее, пошустрее! Кто с дитем – сюда, в пассажирский, а вам туда, в грузовой! Не давитесь, все влезете! Да, там где-то матрасы должны быть надувные. Постелите их, а то жестко…

– Чует моя душа, – заохал кто-то, – не успеем!

– А ты не каркай! – рявкнул Гирин. – Накаркаешь еще! Чего ты зря людей пугаешь?! А ну, живо на борт! И вы тоже! Что встали?!

«Порядок!» – подумал Жилин. Не особо обходительно, но доходчиво. Ох, еще ж и станция… Глеб повесил лучемет на плечо и понесся к станции. Хм… Это только так говорится – «понесся». «Неслось» тяжело, как во сне. Наст то и дело проламывался, ноги проваливались по колено и выше. Жилин взопрел, пока добрался до куполов. Отдышался уже в тамбуре, пользуясь тем, что двери шлюзов открывались строго по очереди.

Внутри база «Северный полюс» напоминала тонущий корабль. По кольцевому коридору метался человек в мешковатом спецкостюме, таская с собой тяжелый бур-мобиль. Человек катался от двери к двери и орал сочным баритоном: «Инка! Ты где?!» Столкнувшись с Жилиным, он крикнул: «Инку не видели?!» Пробежала перепуганная женщина, таща в одной руке охапку шуршащих автоном-комплектов, а в другой – два серебристых шлема. «Люсик! – кричала она на бегу. – Люсик!..» На стеклянном пузыре индикатора герметичности висела стенгазета. Вверху на ней было коряво начертано: «Полярное обозрение, №5». Рядышком с пятеркой приплясывал смешной человечек в скафандре, но босиком. Хватало карикатур (рисовались они для своих – постороннему юмор станционных коллизий не давался). Стилом, от руки, были настрочены ехидные вирши и перлы типа «Доколе астрофизики будут терроризировать Мурзика?!» Веселый народ гляциологи…

Тоненькая девчушка с глазами, стеклянными от слез, выглянула из техмодуля. За спиной у нее что-то грохнулось с тяжким звоном.

– Вы, случайно, не Инна? – спросил Жилин.

– Ин-на… – прерывисто вымолвила девчушка, размазывая слезы ладонью.

– Вас там уже ищут.

– Инна! – возликовал сочный баритон. – Пошли скорей!

Инна заспешила, путаясь в большом, не по росту, скафандре.

– Нашелся!

Жилин улыбнулся и, срываясь на бег, дотопал до библиотеки-лаборатории. Пол в круглом зале БЛ был усеян обломками кокнутого хемостазера, исчерканным пласт-папиром и какими-то тряпками. Дверь из волокнистого силиколла висела на одном шарнире.

Страдающий голос с сильным акцентом упрашивал кого-то за стенкой, стращая и взывая к совести: «Что значит не полечу?! Ну, не думаешь ты о себе, так хоть о матери подумай! Дарья, я кому говорю?!»

Жилин вошел и столкнулся в дверях с круглолицым, румяным, курносым и губастым гляциологом, смахивающим на розового поросеночка. И глазки у него были такие же – подзаплывшие, с белесыми ресничками.

– Вы с корабля? – обрадовался он Жилину. – Скажите хоть вы ей! Не слушается меня, отказывается улетать!

У большого круглого иллюминатора стояла крупная девушка в тугом сером комбинезоне. На ее пухленьком лице (папа номер два) застыло виновато-вызывающее выражение.

– У вас пять минут, – сказал Жилин ледяным тоном. – Быстро в корабль!

Дарья вздернула пипочку носика, но тут же разомкнула взгляд с этим ощутимо опасным человеком и выскочила из модуля, как ошпаренная. Жилин наметил усмешку.

– «Что за комиссия, создатель, – пропыхтел гляциолог, – быть взрослой дочери отцом!» Райво Хаапссало, – представился он. – Что хоть случилось?

– «Пурпурный террор», – бросил Жилин, заглядывая в рабочий модуль.

– Нет, ну… – задохнулся Райво. – Прямо…

– Райво, – перебил его Жилин, – у нас минут десять осталось. Пробегите, проверьте, не остался ли кто. И мухой к танкам! Будем уходить на юг!

– О, да-да! Я бегу!

Глеб повернулся и быстро вышел наружу. Грунт под ногами ощутимо дрожал, огромные ледяные глыбы на кручах отрывались со страшным скрежетом (давление у полюса выросло изрядно – слышно было хорошо) и свергались с уступа на уступ, размолачиваясь в пыль. Небо провисало черной клубящейся тучей, а в дальнем конце каньона крутился морозный туман… Явно не Лимб уже, что-то похлеще… Широкий конус посадочного бота казался черным, особенно по контрасту с ярко освещенным проемом люка. В редкой толпе у трапа прощались, клялись в любви, сыпали несмешными шутками и очень старательно смеялись им. Гирин лихорадочно помогал разместиться своим пассажиркам, что-то объяснял, тыча рукой в люк, и старался не смотреть на тех, кто оставался.

А над самым обрывом скручивался исполинский грифон из пара и пыли, угольно-черное Мировое Древо, переплетенное корневищами молний. Невообразимо огромный грифон медленно-неуклонно вращался, тягуче взметывая высоко в атмосферу клокочущий конденсат, разбрызгивая остуженный кипяток градом и мокрыми хлопьями, сотрясая все вокруг оглушительным, рокочущим гулом.

Жилин глядел и оторваться не мог от этого грозного и величественного зрелища. Сжав зубы, он протолкался к трапу и махнул Гирину рукой.

– Макс! Стартуй немедля! Еще минута – и все тут дуба врежем!

– Да мне еще двоих запихать!

– Времени нет! – Жилин поглядел на двух перепуганных девчонок и развел руками. – Составите нам компанию! – Он обернулся к Гирину: – Стартуй!

– Я скоро! – прокричал Гирин и убрал трап. Прошипел, затворяясь, внешний люк, и планетолет обрел гладкую плотность слитка. Жилин схватил за руки обеих девушек и крикнул:

– По машинам!

Все будто только и ждали команды – сорвались с места и побежали. Глухо заворчав, танки двинулись навстречу. На их темных кузовах разгорались, перебегали, мерцая, и гасли бело-голубые блики от ослепительных разрывов молний, кромсавших тучи с яростью.

– Ну-ка, еще быстрее! – подбадривал Жилин своих перепуганных спутниц. Те только попискивали, а бежавшая слева, маленькая, но грудастенькая, всю дорогу не раскрывала глаз.

Боясь не дождаться своей очереди у тесных кессонов, мужички, толкаясь и спеша, лезли на крыши танков. Трое человек забрались на кабину транспортера, поближе к антенному устройству, чтобы было за что цепляться.

Жилин подхватил и забросил в кузов сначала писклю, потом грудастенькую, которая лишь теперь распахнула удивительно синие глаза, и влез сам.

– Все тут? – прокричал он. – Трогай!

Турбины взвыли, и песчаные танки покатились на юг, зарываясь в сугробы и набирая скорость. «Что он не стартует?» – думал Жилин, хватаясь за высокий борт, и тут же в уши ударил тяжелый грохот. Поток оранжевого пламени вскрутил облака пороши, погнал пыль и камешки. Посадочный бот вынырнул из вихрей пара, повис на секунду над курящимся грунтом и взвился на сотню метров.

Могучий удар бури едва не сбросил грузный белый конус – в наушниках послышался чей-то сдавленный крик, – но Гирин удержал бот. Дюжий корабль, изрыгая оранжевый огонь, высверлил в кудлатых облаках туннель. Буря втягивалась в эту дыру спиральными вихрями. Чистый клочок неба стремительно заплывал снежной мутью.

– Хоть они успели, – вздохнул кто-то, – и то ладно…

Танки резво бежали, с гулом и металлическим лязгом прыгая через снежные наносы. Летели секунды, летели метры, робкие надежды пробивали черную корку отчаяния. Томительное, выматывающее душу напряжение уже стало отпускать Глеба, когда вдруг нестерпимый жар охватил его, проник сквозь силикетовую броню скафандра, опаляя кожу и разжигая нутряное пекло.

– А-а-а! – задергался, прыгая и мотая головой, Райво.

– Опоздали! – проверещал над самым ухом чей-то перепуганный голос. Сквозь пот, застилающий глаза, Жилин увидел, как оседают в плавящийся снег сугробы, колеблясь в струях горячего пара. Ледяные пласты горбились, вставали дыбом, лопались с пушечным громом и выбрасывали бурлящие массы углекислого газа из потаенных полостей. Высоченная, клубистая аспидно-черная стена закрыла небо, бросая впереди себя кромешные вспухающие смерчи и гром бесчисленных молний.

Глеб зарычал от боли и согнулся, бессознательно пытаясь уйти от излучения, но жгло везде. В наушники долбился крик страха и боли. Бешеной каруселью закружилась тьма…

2

Спу «Антенна-2»

В энергомодуле утечки воздуха не наблюдалось, поэтому все или подняли забрала гермошлемов, или опустили маски. И Габа наконец-то разглядел новых друзей. Иван Гомес был мал, худ, черноволос и остронос, и вертел головешкой в шейном вырезе скафандра, словно выглядывал из люка. Ваню будто долго усушивали на солнце и утрясали, зато энергии в нем скопилось – прорва. «Энергоемкость ходячая, – улыбнулся про себя Габа, – того и гляди шарахнет…»

– Иди сюда, собака свинская!.. – пропыхтел за стойкой пульта Сергей Одинцов. – Да иди ж ты скорей! Вот, зараза!

Он выволок из бокса упиравшегося киберуборщика и демобилизовал механизм.

– Чует, гад, куда пошлют, – отпыхивался Сергей.

Упитанного и румяного, Одинцова отличали зоркие желтые глаза и нос сапожком. Как-то так получилось, что вздернутый нос гасил хищный блеск Серегиных медовых зениц – как «плюс» на «минус» дает «минус», – и зеркало души инженера-контролера отражало добрую и жалостливую силу.

Впрочем, все это – и знакомство, и наблюдения, и размышлизмы – делалось на бегу, в коротких паузах. Одинцов в паре с Гомесом быстро-быстро, словно в ускоренной съемке, готовили робота к искупительной жертве – стирали эвристограммы и даже базовые инстинкты, обращая сложную полифункциональную машину в убогого кибершахида. А разве не то же самое творят асассины с людьми? Конечно, об Иване с Сергеем Габа так не думал. Они ему больше напоминали саперов, обезвреживающих бомбу с таймером, – и спешить надо, бешено спешить, и торопиться нельзя. Пот градом, в глаза бьют истекающие секунды, а деминеры кропотливо копаются в схеме, в вязках проводков… Ошибешься – «скорую помощь» не тревожь…

– Все! – выдохнул Иван и быстро отер ладонями мокрое лицо. – Пошла команда!

– А предохранители ты отсек? – озабоченно спросил Сергей.

– Отсек, отсек! «Тиун-13М», – сказал Гомес с преувеличенной артикуляцией, – повтори команду!

– Стать напро-тив энерго-вода, – прошепелявил робот, спотыкаясь на каждом слове, – разо-гнаться и прыг-нуть по оси ка-нала…

Восемь длинных и тонких трехсуставчатых ног кибера едва слышно зашелестели соузлиями псевдомышц, подняли матово-черное дискообразное тело, выпрямили его… И в ту же секунду начались события.

Мягкие панели на переборке потемнели в четырех местах, задымились, протаяли, и по пультам, по компам ударили ручьи ослепительного огня.

– Ложись!

Режущий свист высокотемпературной плазмы, бьющей из растущих дыр, сильно действовал на нервы. Прозрачные стеллажи биокомпьютеров спалило моментально. В прожженную брешь ввалился пурпурный в десантном автоном-комплекте. Коленями и локтями он гнул сосульчатые, докрасна раскаленные края пролома. Дезинтегратор мотался у него в руках, мигая желтым огоньком, – в три секунды израсходовав боезапас, лучемет требовал подзарядки. Габа рефлекторно выхватил табельный пистолет-парализатор. Догадается вражина сдвинуть переключатель режимов с потокового на импульсный – тут и сказочке конец. А вот если сглупит и не передвинет… Тогда появляется крохотный, на одну сек, но шанс… Сглупил! Пошла самая долгая секунда в жизни штурмана Оле-Сенду.

Он то ли сам увидел, то ли представил себе, как выстрелил Калитин, как он падал, роняя квантовый пистолет. Что-то неслышное за грохотом выстрелов орал Гомес, вставая на колено и вытягивая худую, но жилистую руку с разрядником. Ощеренное лицо Одинцова уже не казалось добрым – Сергей разворачивался, невыносимо медленно поднимая слабенький плазмер.

Опередив противника на ничтожную долю секунды, Габа выстрелил, когда пурпур лишь вскидывал оружие. Звуки почти слились: хлопнул Габин парализатор, и тотчас же гулко ухнул плазменный заряд в ответ. Пурпурного скрутило и бросило набок. Локоть Габы обожгло – выхлоп поплавил силикетовый рукав спецкостюма.

Еще двое просунулись в отверстие, за ними маячил третий – и все в разных скафандрах. Габа выстрелил в того, на ком был оранжевый «турист», еще раз – правее, по облаченному в полужесткий «силикоид», и еще раз – левее, по шлему белого с металлом ЗСК. Секунда истекла.

Пурпур в ЗСК обмяк и поплыл по воздуху, совершая замедленный кувырок, пока не застрял в оплавленных стойках стеллажей. «Туриста» погнало под потолок, там он снес консоль и с ней на пару опал на главный пульт. А вот в того, кто был упакован в «силикоид», Габа промахнулся. Мощно оттолкнувшись, пурпур воспарил и врезался в штурмана. Они сцепились и закружились. Пурпурный шипел и хекал, пиная Габу, но это мало помогало – о единоборстве в невесомости пурпур и понятия не имел. Инсургент замахнулся, метя Оле-Сенду в голову, и его развернуло, да еще и вверх ноги закинуло. Габа моментально отщелкнул крепления шлема на «силикоиде» и увидел круглое лицо, не отмеченное умственными борениями – вывороченные мясистые губы, короткий плоский нос с широкими ноздрями… Тхакур Сингх! Пристроившись, бвана Оле-Сенду провел «ливерпульский поцелуй» – ударил Тхакура головой в лицо. Тхакур отлетел, вяло трепыхаясь. Штурман в прыжке догнал его и сцапал за волосы.

– Серега! – заголосил он. – Что там с кибером?! Минута осталась! Вы что?!

– Щас!

Держа одну ногу на весу, Одинцов попрыгал-полетел, удаляясь по коридору. Тхакур Сингх всхрапнул, почмокал разбитыми губами и навел на штурмана выпученные бельма.

– Что, черножопый, – просипел он, – радуешься? Рано радуешься…

Габа смазал ему кулаком по губам. Словно в вареники с вишнями вляпался.

– Лучше не выводи меня, – посоветовал штурман.

Тхакур Сингх медленно утерся свободной рукой – в сторону поплыл розовый пузырь. Вылупленные глаза пурпура до того налились ненавистью, что, мнилось, прыскали черной кровью.

– Клянусь, – проговорил Тхакур вздрагивающим голосом, – я тебе еще отомщу!

– «Раздался голос из помойки, – процитировал Габа грубую школьную присказку, – и показалась голова!»

Этот пучеглазый убийца раздражал его. Просто руки чесались отдубасить Тхакура, только неохота с дерьмом связываться… Или так подействовало упоминание о цвете его усеста? Это вряд ли… Габа подходил к вопросу расовой принадлежности без комплексов и фобий, по принципу: «Не нравлюсь? Уматывай!»

А что, если это классовое чутье проснулось? Почуял нутром врага рабочего класса – и шерсть дыбом…

– Прольется кровь! – сипел Тхакур. – Кровь!

– Да пошел ты!..

Габа приставил к «силикоиду» парализатор и нажал спуск. На мгновение онемели пальцы. Выпуклые, пустые глаза пурпурного скосились к переносице, из распущенного рта потянулась слюна… Страшно смотреть.

– Выполняй! – проверещал Одинцов и поскакал обратно.

– Мухой за угол! – завопил Гомес. – Сейчас долбанет!

Подполз раненый Калитин и простонал с отчаянием:

– Да что он там копается!

– Сейчас уже… Пошел! – Одинцов задел обожженной ногой стойку, и мат перемешался с ойканьем.

Слышно было и видно, как киберуборщик сорвался с места и, с тоненьким гудком, смешно задирая паучьи ноги, прыгнул прямо в дрожащую струю энергии. Грохнуло так, что Габа непроизвольно зажмурился, но красно-лиловая вспышка ослепила даже сквозь сомкнутые веки. Робота разнесло на атомы, салютом искр рассеяло по всему модулю.

В ту же секунду освещение на Спу погасло, не засветились даже красные аварийные сигналы. Замерли компрессоры циркуляционной, умолкли компьютеры, защелкали, остывая, сетки термоэлементов в переборках. Ослаб, истончился и стих совершенно зудящий вой.

Еще догорали исковерканные, оплавленные пульты, но пожарные автоматы дело свое знали туго – понапускали тяжелые облака пирофага, и фотоны захлебнулись в чернилах тьмы.

– «Рюмку ликера, – выдохнул Габа, – кофе, сигару!»

Глава 13
МАРС, ГОРОД-ПОРТ «БОЛЬШОЙ СЫРТ»

Прошло еще целых два дня, прежде чем экипажу «Боры» разрешили финишировать. И все эти 48 часов, за вычетом короткого сна и торопливых завтраков, Антон практически не выходил из состояния рептильного восторга.

Сначала надо было где-то расселить эвакуантов с «Северного полюса» – полетели к Фобосу. По дороге сдали пленных пурпуров – в настоящий тюремный блок, на орбитальную базу «Беллона». Там пришлось задержаться. Инспектор Иволгин назначил пурпурным принудительное ментоскопирование, а Габа со станционщиками сами дали снять с себя свидетельские показания. Настоящий ментофильм получился!

Тхакур был самым главным в Боевой Группе пурпуров и подчинялся лично Локи, этому уроду-андроиду. У Тхакура было задание – спалить базу «Северный полюс», а потом так скорректировать орбиту гигантской СВЧ-антенны, чтобы под луч попадал экватор и каждые сутки можно было бы наносить удар по системе «Большой Сырт». Ну, или грозить лучевой атакой. Так что Жилин с Габой подоспели вовремя – еще немного и было б всем…

Инспектор Иволгин, лобастый крепкий парень очень серьезного вида, проболтался, что Василя Хлюстова, Лима Сяоке и Виталия Дворского – подельников Тхакура – изолируют на базе, а главаря Боевой Группы доставят под охраной на Цереру, в зональное управление СОП. Лайнер «Солярис» уже подошел. Погрузят пурпура – и «спокойной плазмы!» Опять придется отпуск переносить… «Почему, почему… А кому ж еще Тхакура конвоировать? Нас тут всего-то трое, для виду. Надо книжек взять в дорогу – это ж пока долетишь… Чокнуться можно». Антон Эдику Иволгину вежливо посочувствовал.

После обеда на посадочной палубе базы уже не оставалось свободных причалов – двум буксирам с сектейнерами пришлось подняться на малой тяге в зону ожидания. Пришвартовался бот с «Антенны-1», подвез все пять смен станционщиков – проведать Гомеса и иже с ним. Шуму от них было – немерено. Прибыл планетарный катер самого Фелиппе Гереро, директора системы «Большой Сырт». Этот жилистый, остролицый типчик лет пятидесяти Антону не понравился – скользкий он был какой-то, неприятный.

Пристыковался посадочный модуль с лайнера «Солярис» и забрал Иволгина с напарником – полицейские волокли за собой цилиндрический контейнер с Тхакуром Сингхом. Причалил продовольственный танкер – роботы цепочкой, как муравьи, потащили тюки, бурдюки, баки с условно-живым мясом, упаковки готовых обедов, ящики с термоконсервами…

На следующий день «Бора» совместилась с орбитой Фобоса и «села» – выпустила анкера, забурилась в грунт и притянулась. Сошли все, кроме Громыко – он должен был потом отвести «Бору» на ремонтную станцию.

Гуськом по магнитному трапу в гофрированной трубе-галерее спустились на базу и стали ждать бота. Сидели, как дачники, в зале ожидания – на минус девятом горизонте. Минут десять сидели. Затем начали потихоньку разбредаться. Осмелели. Облазили все ярусы – база «Фобос» представляла собой подземный комплекс, проплавленный в грунте и залитый сверху металлопластом. Искупались в шаровом бассейне – Антон чуть воды не наглотался. Перекусили в столовой на нижнем горизонте – сок из пластета лился медленно-медленно, как смола. Такая тут тяжесть – меньше одной тысячной «g»!

Заглянули в спортзал, разбились на команды и сыграли в мини-квиддич. Потом девчонки стали приставать к Жилину – пленяли, пленяли, ластились, ластились и добились-таки своего. Отпустил мастер «погулять». Приставил двух парней из местных – огромных, зубастых и донжуанистых – строго-настрого наказал сильно не прыгать (улететь можно запросто) и отпустил.

Коричневый Фобос не очень-то и волновал – так, отдельно взятая гора. Трещины, микрократеры с тарелку, черные ущелья, разрушенные гребни больших кратеров, острые скалы, выпуклая пустошь, заваленная камнями… Но под ноги никто и не глядел, все смотрели на Марс. Виджай, конечно, сразу стал вещать, как на телевизионном уроке по астрономии, – длина Вэллис Маринер… высота горы Аскреус… глубина речной долины Тиу… Ну что за натура! Никто его, правда, особо не слушал, а Гоша Черняк беззлобно посоветовал заткнуться и не совершать резких движений…

Марс был цвета охры. Он изгибался полумесяцем, да столь близко, что видимой оставалась, наверное, только треть планеты – полюса прятались за изгибом горизонта. Марс почти различимо шел на убыль – скоро Солнце скроется, и Фобос выйдет на ночную сторону планеты. А станет ее видно наполовину, рассеченную терминатором точно пополам – жди восхода, яркого, как взрыв. Все добровольцы были в серебристых вакуум-скафандрах. Они стояли, задрав головы в ртутно-блестящих спектролитовых шлемах, и свет Марса красил всех в алые и оранжевые тона…

Было пять часов утра, когда объявили посадку. Подали родимую «Кочу» и еще один шестиместный бот-планетарник. Чтобы перевезти всех, кораблям надо было три раза взлетать и садиться. Антон попал в первую двадцатку.

Бот быстро снижался; слой плазмы, в которую превращалась хиленькая атмосферка Марса, трущаяся о керамитовый корпус, светилась еле-еле. Всматриваясь в картинку на мониторе, Антон остро проживал каждую секунду финиша, каждый метр посадочной траектории. Все было в первый раз и не умещалось в памяти, насыщенное и яркое.

Прошла слабенькая вибрация, и бот мягко опустился на каменистое поле космодрома второго класса.

Подъехавший к месту посадки герметичный автобус-транспортер на шаровом шасси сначала обождал, пока бурые, дымящиеся комья радиоактивного шлака маленько остынут, и лишь потом подкатил под корму «Кочи». Осторожно, примериваясь, автобус стал точно посередине меж двух суставчатых лап-опор и состыковался с пассажирским люком. Что-то клацнуло в прозрачном кессоне, взасос зачвакали диафрагмы. Разошлись сегменты люка, и добровольцы, кто толкаясь, кто не спеша, спустились в салон.

Антону такая высадка не понравилась. Она его разочаровала. Антон еще на борту предвкушал, как неторопливо спустится по трапу… как ступит на пыльный грунт, потопчется, попрыгает, пройдется взад-вперед… И на тебе. Он задержался в маленьком кессончике (инженеры-водители неуважительно окрестили его «подстаканником») и обвел глазами пустыню. Пустыня была тускло-оранжевая, усеянная изъеденными каменными обломками, а у горизонта, на фоне гряды черных скал, отчетливо проступали три башни: вышка контрольной станции с люлькой диспетчерской на самой верхотуре; полосатая энергоантенна, мощная, как донжон, и Центральная метеобашня.

Фронтир, мелькнуло у Антона. Суровая и величественная земля… Или грунт? Как сказать? Каменистая, вспоротая оврагами и каньонами, изрытая кратерами, загроможденная скалами, безжизненная и безрадостная… Редко-редко где можно было заметить лиловый колючий шар кактуса или худосочные стволики марсианского саксаула, кривые и колючие, синие, будто от холода.

– Привет, земляне! – весело сказал водитель, свешиваясь из кабины наверху. И без того приземистый и коренастый, он выглядел еще шире, чем был, из-за своей куртки с электроподогревом. Черный намордник кислородной маски болтался у него на шее, а огромные черные очки были подняты на лоб, открывая скуластенькое лицо с пятнистым коричневым загаром и ранними морщинками – злое марсианское солнце кожу не щадило.

– На базе только и разговору, что о вас! – балаболил водитель, спускаясь и здороваясь со всеми по очереди. – Я еле отбился от собкора «Всеобщего Вещания» – так тот рвался вас встретить! Ну а как же? Эксклюзив Таши Намгьял, – вспомнил он вдруг о манерах, – инженер-водитель.

Антон пожал Намгьялу руку и без спросу поднялся в кабину, под прозрачный спектролитовый колпак. Сердце замирало: вот сейчас погонят… еще на одну ступеньку… сейчас, сейчас… Не турнули.

Наверху было тесновато – три диванчика впритык, да так, что колени не помещались. Зато все видно. Антон придвинулся к самой стенке, стараясь занять как можно меньше места. Рядом уселся Жилин.

Мастер поднял красные, будто ошпаренные руки и осторожно, кончиками пальцев, потер лицо. Лицо тоже было красновато-розового цвета. Марина с ног до головы обмазала Жилина коллоидом, и теперь обожженная кожа подживала. И чесалась, наверное, зверски.

– Сначала никто даже не поверил, – продолжал балаболить водитель, протискиваясь на свое место перед пультом, – а потом такое началось! Такой кигол поднялся! И главное, как быстро все всё поняли! – с неожиданной злостью сказал Намгьял. – Директора базы сняли сразу и без разговоров. Никакие звания не помогли. Как будто раньше никто ничего не замечал! А тут и СИБ зашевелилась. И директор системы проснулся… Забегали!

– Допрыгались, – буркнул Жилин, – вот и забегали… Это ж додуматься надо было – развернуть базу в запретной зоне! Еще б на полюсе поставили – совсем бы хорошо было…

– Ну! Живот уже готовы положить за грязную сосульку!

В кабину, кряхтя и пригибая головы, залезли Габа, Гоша Черняк и док Клунин. Таши крикнул, высунувшись в пассажирское отделение:

– Все на месте?

– Все! – подтвердил хор добровольцев. – Поехали!

Автобус-транспортер разомкнул «подстаканник» и тронулся.

– Вас сразу на стройплощадку? – деловито спросил Намгьял, правя на скалы-штоки, сходственные с женскими грудями – у одной даже круглый обломок лежал на вершине, изображая сосок. – Или в порт подбросить?

– В порт, – решил Жилин. – Пусть сначала все высадятся. Гоша!

– А? – встрепенулся Черняк.

– Рот закрой, а то муха влетит. Размножишь мне киберов по списку, ладно? Матрицы я тебе дам.

– Сделаем! Сторожей-разведчиков?

– И этих, и скибров, и инициаторных. Аварийных обязательно. Только надо все это успеть засветло, чтоб по темноте не телепаться. Уже и так поздно…

– План мы, вероятно, скорректируем, – сказал Йенсен. Ларс Юлиус поднялся снизу и остался стоять на трапе в кабину. – Заметим, завод будем разворачивать, как и намечали, у кратера Соам, только заложим поближе к лагерю…

– Ну и правильно, – оценил Габа, – чего зря мотаться? И место подходящее – кратер кругленький, вал у него пологий, опять же– песочек… Пляж! Солнце, воздух и вода– наши лучшие… – Он заметил насмешливую улыбку Жилина и сказал с укором: – Смейся, смейся! Зуб даю – лет через десять кратер переименуют в озеро!

– Ну-у… – протянул мастер, – десять не десять…

– Ну, через пятнадцать! Через двадцать! Какая разница? Все равно будет где купаться! А потом – представляете?! – курорт на озере Маринер!

– Ну ты сказал! – фыркнул Гоша. – Озеро! Да туда целое море влезет!

– Еще лучше! Лежишь себе, греешься на песочке, а к тебе так и льнет какая-нибудь аэлиточка, да с такими «вайтлс», что закачаешься… Что еще нужно?