Текст книги "Другие правила"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 28 страниц)

Глава 9

Планетолет помаленьку готовился к развороту, и добровольцы «вышли на субботник» – надо было помочь экипажу «Боры» закрепить все, что невесомость при выключенном двигателе поднимет в воздух, а вновь наступившая гравитация грохнет об пол. Антону и Виджаю достался вакуум-отсек. Это было близко от жилых отсеков. Антон прошел половину кольцевого коридора и откатил тяжелую дверь. Вакуум-отсек был большой серой комнатой, где вдоль стен темнели стеклянные шторы боксов с пустолазными скафандрами. Надо было эти шторы поднять, перевести крепления каждого скафандра в аварийное положение и закрыть боксы.

Закрепляя первый вакуум-скафандр, Гупта сказал:

– Слышь, Антон, ты не мог бы завтра… ну, скажем, до одиннадцати… нет, лучше до двенадцати… э-э… погулять где-нибудь? Я встречаюсь с девушкой и… ну, ты ж понимаешь…

– Ладно… – пожал плечами Антон. – А Яэль?

– А с девчонками я уже договорился! Яэль меня поняла, а у Гуниллы у самой свидание.

– Так ты не с ней встречаешься? – удивился Антон. Он ощупью нашел стеклянную штору бокса и поднял ее. В боксе вспыхнул сильный голубоватый свет, заблестел огромный с раскинутыми рукавами скафандр. – Я думал…

– Петух тоже думал, – несколько раздраженно сказал Гупта, – да в суп попал. Я почему-то считал Гуниллу глупенькой очаровашкой, но это она так притворялась. На самом-то деле она умница, и еще какая…

Виджай запихал в бокс вакуум-скафандр и опустил штору.

– Так что ничего у меня с ней не вышло…

– Понятно… – протянул Антон. Неудача Гупты почему-то порадовала его. Он уложил скафандр и взялся за штору. – А с кем же тогда у тебя свидание? Или это секрет?

– Да какой там секрет… С Леной.

– Это с какой Леной? – силился вспомнить Антон. – С Румянцевой?

– С Ленусиком! Хочет стать врачом-профилактиком. Я ей и говорю – ты сначала на мне потренируйся!

– Ага… – изрек Антон и закрыл наконец штору. – И что она в тебе нашла?..

Виджай самодовольно ухмыльнулся.

– Тут, понимаешь… – закрутил он пальцами, – дело тонкое. Духовная эманация, понимаешь… Психодинамический резонанс!

– Да иди ты со своим резонансом! Тоже мне, нашелся резонатор! Ладно, я тогда в библиотеке позанимаюсь, мне и так готовиться надо.

К себе Антон даже не стал заходить – все равно девчонок на месте нет, а сиднем сидеть его не тянуло. Тем более что все уже привыкли собираться или в кают-компании, или в БО у Жилина. Сперва Антон заглянул в кают-компанию. Кроме Габы и Гирина, там никого не было. Командир корабля со штурманом сидели у самовара и дули чай с кексами.

– Заходи, стажер! – сделал Габа широкий жест. – Чаю хочешь? Еще и кексы остались!

– Он их еще не все съел, – объяснил раскрасневшийся Гирин.

– Да кто б еще говорил… – обиженно протянул Габа. – Садись, стажер!

– Спасибо, – сказал стажер и присоединился к теплой компании.

– «Чай не пил – какая сила? – прогудел Гирин, подливая в огромную чашку. – Чай попил – совсем ослаб…» Тебе как – покрепче, послабже?

– Да я сам… – слабо запротестовал Антон, но Гирин отклонил протест.

– Ты мне лучше скажи, Антон, – строго заговорил командир, – и чего это твоя Гунилла такая вредная стала?

– Моя? – растерялся Антон.

– Ну ее ж к тебе подселили? Вот! Ее и… Лилит эту. В смысле, Яэль. Да один черт! Обе они одинаковые, что Яэль, что Лилит…

– Да что ты к нему привязался? – сказал Габа, отдуваясь. – Он-то тут при чем?

– Как это – при чем? – удивился Гирин и сказал убежденно: – Очень даже при чем! Пусть повлияет на Гуниллу! Она… – Гирин быстро обернулся на люк в рубку и приблизил лицо к заинтригованному Антону. – Мой Митрич в эту фрекен влюбился! Втрескался, как мальчик! Назначает ей свидание, а она ему: «Не приходи! Мне нравится другой!»

– Да перестань ты, – сказал Габа снисходительно, – девки, они и есть девки, у них всегда одно на уме… Молодые, красивые, в голове вакуум… Да они просто не замечают никого, мы для них прозрачны, а «взор окунут в даль прекрасну»! Дурные они еще.

– Нет, какой был возраст! – погрустнел Гирин, возводя очи горе. – Только и разговору было – у кого с кем роман. И когда только учиться успевали?..

Нетерпеливо запиликал интерком.

– Макс! – сипло воззвал Громыко. – Смени меня на контроле отражателя! Перекушу хоть… А то поворот скоро.

– Пошлите! – подхватился Габа.

– Не «пошлите», а «пойдемте», – басом отозвался Гирин, тоже покидая кресло. – Когда ж ты язык выучишь, нерусь?

– А сам-то! – презрительно фыркнул Габа и с проворством шмыгнул в люк.

– Я уберу, – вставил Антон.

– Ага, – кивнул Гирин обрадованно, – тогда я побежал!

Командир пролез в рубку, а стажер открыл крышку в середине стола и спровадил остатки кекса и грязную посуду в мусоропровод.

«Пойдем поищем остальных» – сказал Антон сам себе.

Ноги сами принесли его к просторной каюте Жилина. Как всегда, она была полна народу. Добровольцев набилось, как селедок в банке. Кто-то бубнил:

– Смысл жизни – в самой жизни. Живем – и ладно. А то смысл, не смысл…

– Жить – хорошо!

– Процесс ради процесса! Чтоб ты еще сказал!

– Правильно!

– А тебе лишь бы поспорить, Пракеш! Вот натура!

– Так ведь важен не сам процесс, а его результат! Какой у жизни результат может быть?

– Как какой? Новая жизнь!

– Правильно!

– Глеб Петрович, а как по-вашему, в чем смысл жития?

– Плодиться и размножаться, – последовал ответ.

– Ну-у, это как-то примитивно… Слишком уж естественно!

– А с чего ты взял, что природа делает нам скидку на разум? Ей все равно – червь ты или человек, лишь бы вид сохранялся.

– Ну, не знаю… Тогда зачем разум? Для этого и инстинкта довольно…

– Это на биологически активной планете, Володя. Мы таких знаем с десяток, да и то – предположительно, а всего известных нам планет наберется… тыщ десять, где-то так. Их-то кому заселять? Кому-то на ракетах… Согласись!

– Правильно!

– Прямо как мы! А что? Луну и ту, на что уж мертвый мир, а заселили же! Теперь вот Марс…

– Потом Венеру!

Антон втиснулся в толпу и пролез поближе.

– Привет, Антон! – сказал сухощавый Сугорин.

– Привет, – ответил Родин, и ему стало неловко. Он постоянно встречался с Сугориным – то в кают-компании, то просто в коридоре, здоровался с ним, а как того зовут – не знал. Спросить же стеснялся – что тот о нем подумает?

– Превратить Марс во вторую Землю… – продолжал Сугорин, – Разве плохо?

– А что хорошего? – неожиданно для себя высказался Антон и прикусил язык. Но все уже обернулись к нему. Вышедшая из второй комнаты Марина остановилась и сложила руки под грудью.

– Это что-то новенькое! – развеселилась она.

– Да нет, – заторопился Антон, боясь, что не успеет объяснить, – генерация атмосферы, колонизация – это все хорошо, так и надо! Но зачем на Марсе яблоням цвести? Ума не приложу! Зачем завозить туда зверюг с Земли? Это ж копия получится – и куда хуже оригинала! Ты вот говоришь – Вторая Земля. А по-моему, должен быть второй Марс!

Марина, поглядывая на Антона, пробралась к Жилину, прижалась к его спине и обняла за плечи. Крепкая мозолистая ладонь Глеба извечно мужским жестом прикрыла маленькую Маринину ладошку.

– А знаешь, Игорь, – сказал он Сугорину («Игорь! – обрадовался Антон. – Буду знать!»), – Антон в чем-то прав. Ты вот бывал на Луне? Я там работал и знаю, что луняне, как это ни странно, недолюбливают оранжереи и вообще земные растения. Тем более – всякую живность. И я их хорошо понимаю – для Луны флора противоестественна и считается чуть ли не извращением. А что до Марса… Этой планете надо дать шанс. Не насаживать яблони и елки, а расплодить свое – те же марсианские кактусы или марсианский саксаул. Сначала группками, рощицами, потом и лесочками.

– Еще древолисты есть! И марсианская колючка!

– Конечно, Марс – биологически пассивная планета, но, с другой-то стороны, он же почти не исследован, сплошная terra incognita и hiс sunt leones…

Польщенный Антон победоносно глянул на примолкшего Сугорина.

– Правильно! – постановили в толпе.

– Да! – сказал с живостью коварный Сугорин. – Все хотел спросить… Это правда, что вы как-то киберам стампиду устроили?

– Все-то ты знаешь… – усмехнулся Жилин. – Правда.

– А расскажете?

– Да поздно уже, разворот вот-вот начнется… И Макс еще просил киберштурманом заняться… Потом как-нибудь.

– Расскажите! – заныли в толпе. – Все равно еще не объявляли!

– Вот пристали… – проворчал Жилин и начал с неохотой: – Ну, что там рассказывать? Случилось это в 73-м. Я тогда еще в поручиках ходил. Как раз был в отпуске и решил не сидеть зря, а подработать – и отдохнуть заодно. И махнул в Африку, в район Нью-Серенгети – я и еще человек пятнадцать дипломников из Новосибирска, ну, из института экспериментальной кибернетики. В саванне как раз начинали строить микропогодные станции, чтобы больше не горела… Ох и радости было! Ну, вы представьте – студиозусы и вдруг остаются посреди дикой Африки! Настоящие баобабы вокруг, «жирафьи зонтики» акаций, слоны, львы, носороги! Два месяца пролетели, как один день.

И вот под самый конец отпуска – все уже сидели на чемоданах – ко мне в тент вбегает Ивэн Нканата, староста, и кричит: «Ндегге мкубва! Ндегге мкубва! [21]21
  Ндегге мкубва – большие вертолеты (суахили).


[Закрыть]» Я выскакиваю – с запада приближаются три громадных шестивинтовых геликоптера…

– Сентябрьская война, – проронил Сугорин.

– Да. А мы-то не знали! Мы все думали, это за нами! Помню, еще удивлялись – зачем целых три, нам бы и одного за глаза хватило… Ну и вот, вертолеты садятся – лопасти еще крутятся, свиристят, пыль столбом, а аппарели уже откидываются, и по ним сбегают черные, бритоголовые, пятнистые, наглые, сбегают и клацают автоматами, бегом окружают вертушки, берут нас на прицел, орут, командуют, скалятся, палят поверх голов…

Тут только до нас и дошло. Нканата мне шепчет: «Это интернацисты, понял? „Солнцеподобный“ Мбуви стал на тропу войны!» Я, говорю, и сам вижу, да что толку? Мы же все честные да благонравные, блюдем закон: если военные действия вести, то исключительно гуманные, а оружие применять исключительно несмертельное. Господи, да у нас на весь лагерь было то ли пять, то ли шесть парализаторов, мы их с собой брали, когда в ночную шли – гиен усыплять или там леопардов. А у этих – старые «абаканы», и начхать они хотели на закон о военной технике! Короче, влипли мы. Берут нас интеры в заложники, и гонят, и прикладами поддают. Я сначала смыться хотел – скроюсь, думаю, а вечерком выпущу наших. А потом, смотрю, нас в ангар загоняют, где мои киберсистемы стояли – и строительные, и такие, уже демобилизованные все. Затолкали нас туда, заперли. Кто-то тихо ругается, кто-то бесится, девчонки ревут, а я запускаю киберов.

Задействовал одного, он мне в задней стене лаз прожег резаком – с той стороны, я помню, все заросло кустами медоносной акации – знаете, с такими шипами, назад загнутыми, ее еще называют «подожди немного». Как раз, помню, мы пролили дождь, и кусты за одну ночь покрылись пушком – нежным таким, фисташкового цвета.

Вылез я, смотрю, интеры по нашим тентам шарят – не пропадать же добру! Другие в павильоне клуба кучкуются, песни горланят, крепленый тембо [22]22
  Тембо – кокосовое вино.


[Закрыть] хлещут для храбрости… А уже вечереет, пройдет минут 15– 20, и будет темно. Ну, я, пока свет есть, сижу в кустах с пультом, программирую мои системки. Интеры все уже в клубе, только часовых выставили, да и те к бутылке прикладываются. А тут и солнце село, и свет как кто выключил – сразу стало темно…

– Тропики, – объяснили в толпе.

– Ага… Ну, я часового снял, связал, выпустил своих. Нканату и еще одного масая, Оле-Сенду, с собой оставил…

Поднялся шум.

– Это нашего Габу? – спросил скуластый Быстров.

– Нашего, – улыбнулся Жилин.

Все зашевелились и снова замерли.

– Да, – продолжал Глеб, – а остальным говорю: дуйте в вертолет, и по-быстрому, будете Шурику помогать. Это был наш старший оператор, единственный, кто когда-то вообще штурвал в руках держал. Там же все старое было – обшарпанные «анатры», еще времен Российской Федерации, с турбинами и топливными баками, можете себе представить? Ну, мы с Габой и Ивэном киберов расставили поскорее, пока интернаци о наших девушках не вспомнили… Да, я ведь что хотел – поначалу думал согнать слонов, буйволов, носорогов и пустить их на лагерь, устроить, короче, стампиду. Но ты их попробуй, сгони! А потом, думаю – стоп! А зачем мне вообще зверюги? Что мне, роботов мало? Три строительные киберсистемы, в каждой по роботу-матке и по дюжине киберстроителей. Да еще ремонтные роботы, грузовые, анализаторы… О, думаю, а погоню-ка я их!

По графику дождь должен был пойти в семь пятнадцать – поднялся ветер, высохшие нижние листья пальмы дум лязгали и скрежетали, как железные. У захваченной нами «анатры» ни к селу ни к городу загорелся проблесковый маяк, потом засвистели турбины, и винты медленно-медленно пошли раскручиваться. Они нам все нервы повымотали своей неспешностью… В клубе поднялась пальба, интеры вышибали окна, выпрыгивали и – бегом за тенты. Ничего в наших тентах такого особенного не было, тенты как тенты, стандартные надувные купола. Но они ж из силикета, их никакая пуля не возьмет… Тут робот-матка, точно по программе, выезжает из-за ангара. У нее было три пары щупалец, и пять из них держали по автомату – все наши трофеи. Как пустит пять очередей веером – аж сердце радуется! Интеры мигом залегли и стали отстреливаться. Помню, где-то поблизости закричал даман, рыкнул лев – только их и слышно было. Вой шести турбин глушил крики – лопасти уже слились в круги. Тут нам перестало везти. В бедного робота-матку угодил заряд из гранатомета, и на его месте вырос сноп красно-лилового пламени – как в боевике прямо… А мы с Ивэном и Габой попали под перекрестный огонь. Лежим, вжимаемся в горячую пыль, а пули так и визжат, чиркают чуть ли не по волосам. Так и убить могут, думаю, и щупаю нужную клавишу на пульте. И тут мои системки как поперли! Как затряслась под ними земля! Свист, клекот, пыль столбом! О! Это надо было видеть! Тенты – в клочья, клуб – на мелкие кусочки! Интеры брызнули в саванну, кто как – кто бегом, кто кубарем, кто окарачь… Мечутся, орут… А видели бы вы их рожи! Аж посерели от ужаса! (Смех, шум в БО. Марина гордо озирается.) Мы, правда, тоже пострадали – Габу ранило в ногу, мы его потащили с собой, а когда уже подсаживали в вертолет, нас самих зацепило – Нканате прострелили руку, а мне оцарапало плечо. Шурик сразу перевел турбины на форсаж – или как это у них там называется, – нас качнуло, замотало, и «анатра» с горем пополам взлетела. Все вокруг шаталось, дребезжало, по днищу продолбила очередь, и все – квахери, кампи [23]23
  Квахери, кампи! – До свидания, лагерь! (суахили)


[Закрыть]! Дальше уже неинтересно. А то громадное облегчение, которое я тогда испытал, словами не передашь – его почувствовать надо…

– Внимание! – прогремело по коридору. – Корабль начинает разворот через десять минут! По местам посадочного расписания! Начинаем разворот!

– Все, – властно сказал Жилин, – я в рубку, а вы – марш по каютам! Мариночка, пристегнуться не забудь!

Антон наскоро распрощался и побежал в свой БО. Дверь его была полуоткрыта, и два приятных голоска ласкали слух.

– У меня, когда целуюсь, – говорила Гунилла, – почему-то сразу глаза закрываются… А у тебя?

– У меня тоже, – ответила Яэль.

– А почему?

– Не знаю…

– А давай попробуем, когда будем целоваться, не закрывать глаз?

– Давай…

Антон на цыпочках отошел от двери, потом громко процокал подковками. Ворвался в каюту, бросив торопливое «здрас-сте», сел и пристегнулся в ногах у Яэль.

Девушка хотела что-то сказать, но в это время по всему кораблю пронеслись отрывистые звонки сигналов УО – ударной опасности. Заговорили вспомогательные двигатели. Термос покачнулся и медленно взмыл над столиком. Длинные волосы Яэль забавно развернулись в сторону, да так и повисли – наступила невесомость. С краю обзорного экрана замерцали лиловые вспышки. Снежинками в ночи посыпались звезды.

– А где это наш Гупта, интересно знать? – пропела Гунилла. Она перекатилась по дивану и щелкнула клавишей интеркома.

– …Герметичность в норме, – долдонил компьютер, – давление в норме…

– Контрольная и ходовая системы в норме, – подключился Громыко. – Фотореактор работает без перебоев, температура зеркала – норма, радиация – норма…

– Ты зачем Митрича обижаешь? – осмелился задать вопрос Антон.

Гунилла не удивилась.

– А! – отмахнулась она. – Надоел он мне! Ходит за мной и молчит! Что я, одна говорить должна?

– …Скорость четыре тысячи километров в секунду, плазма поступает в рабочем ритме. Настройка магнитных ловушек – норма…

– Дополнительные команды на киберуправление введены, – сдержанно добавил мужественный голос Жилина, – неполадок нет, к торможению готов.

– А Глебу, – грустно сказала Яэль, – надоела я…

– Внимание! – проревело в коридоре. – Двигатели на торможении!

Мягко снизился термос. Чай, растекшийся по его прозрачным стенкам, сполз на донышко. Обвисли, разметались по подушке черные волосы Яэль. Фотонный планетолет первого класса начал гасить свою сумасшедшую скорость.

Глава 10

1

К концу восьмых суток «Бора» вышла на меридиональную орбиту вокруг Марса, и слепящий ярко-фиолетовый факел, бивший из отражателя, погас. Красная планета уже не казалась точкой или диском, она даже на шар не походила – ее небесное тело, морщинистое, рыхлое, уплощилось и медленно ложилось под «Бору». Марс возбуждал и будоражил. Все было при нем – и грубый, рваный шрам каньона Маринер, и темный треугольник Большого Сырта, и высохшие реки, впадающие в безводные заливы. Ближе к краям Марс круглился отчетливо и резко, грань между светом и тьмой была словно циркулем очерчена. «Атмосфера какая тонюсенькая, – подумал Жилин, – как пленочка…»

В кают-компанию главный киберинженер попал последним и на обзорный экран глазел поверх голов, качавшихся «в состоянии невесомости», как воздушные шарики на веревочках. «Моя группа!» – с удовольствием подумал он. Все добровольцы явились сюда – стояли, пихались, тянулись на носочках. Да и кого сейчас можно было удержать в каютах? Со своего места Глеб узнавал стриженый затылок Антона, пышный «хвост» Ленусика, иссиня-черную волну волос Яэль и блондинистые локоны Гуниллы, аккуратно причесанного Гошу Черняка и малость взлохмаченного Виджая. Не уставные «ежики», конечно, но все равно, что-то общее с новобранцами у добровольцев имелось. Такие же молодые, норовистые, зеленые… Ничего, с ним они быстро «поспеют».

Капитан Жилин никогда не брался «сколачивать» из молодого пополнения опергруппу – это приходило само и потом. Главное, надо было хорошенько повариться с личным составом, попотеть вместе, побегать, носом тыкая в ошибки, но и нахваливая – в меру, конечно. И вот тогда рождался на свет не какой-нибудь там отряд спецназначения Третьего патрульного полка, а… как бы это получше выразиться – дружеский союз взаимопомощи, что ли. И был ДСВ куда крепче и верней любого ОСН…

Конечно, на «гражданке» не все так просто, как в Патруле, и то, что удавалось Жилину-командиру, может не выйти у Жилина-наставника. Но что сейчас об этом думать! Время покажет…

– Маринер, Маринер! – торопливо сказал кто-то впереди. – Како-ой…

– От горизонта до горизонта! Ты глянь только! Даже края не видно…

– А там вон что?

– Где, где?

– Да вон, чернеет, маленькое такое… Это не Олимп, случайно?

– А точно! Ребята, Олимп!

Жилин улыбнулся. Со вчерашнего дня добровольцы пребывали в веселом напряжении. Как выразился Руслан: «Били копытом и грызли удила». Да и было от чего. Их Марс, такой, кажется, далекий с Земли – крохотный красный огонечек! – сейчас громоздился под ними всей своей колоссальной статью. Полусон-полумечта стирался, мозг жадно впитывал уже не воображаемые, не виденные когда-то по СВ, а живые, «взаправдашние», впечатления. «Бора» катилась поездом, прибывающим на вокзал желанного, еще незнаемого города, и взлелеянное воображением не разочаровывало в яви. Вот уже потянулись стеклянные крыши окраин, в просветах между деревьями появилась и исчезла ажурная башня микропогодника; из-за узкой полукруглой арки моста выглянул ртутно-бликующий свод над платформами… Скоро, скоро бот примарсианится и они сойдут!

– До чего ж не хочется высаживаться… – раздался вдруг сзади громовой бас Клуни на.

– Вы это серьезно?! – в изумлении обернулся Жилин.

Старший врач явно был не в духе.

– Знаете, – громыхнул он, – я вам порой как бы завидую. У вас никогда не бывает проблем…

– А-а… – усмехнулся Жилин. – Проблем, док, если подумать, не бывает вообще. Есть только работа, которую нужно делать. Вот я ее и делаю. Проблемы возникают у ленивых…

– Ну, не знаю, не знаю… Может, вы и правы…

– А что за проблема хоть?

– Embarras de richesse, – криво усмехнулся Клунин. – Какая ж еще…

– На Базе?

– Да какая с нее База уже? Это раньше, когда там был нормальный научный городок, тогда – да. А сейчас… Так, дачный поселок. Роботизированный хабитат для шохо… Это первопоселенцы так любят себя называть – шохо… Знаете, как на Сырте шутят? Золотым головам, говорят, теперь думать не надо, золотым рукам делать нечего, остались одни золотые зубы – тщательно пережевывать… – Клунин мощно вздохнул. – А ведь говорили им умные люди – не нужен Сырту репликатор! Не надо его ставить! Чем вас не устраивает централизованное снабжение? Зачем вам автономность? Бесполезно! Вот загорелось им, и хоть ты тресни!

– Поставили? – спросил Жилин (разговор был ему не интересен, но куда ж денешься? Закон общежития!).

– Ха! Попробуй им не поставь! Поставили… Выделили вне очереди новенькую «сампо». Шохо носились с нею, как дураки с писаной торбой! А им – раз! – и закрывают завод стройматериалов! За ненадобностью! И дейтериевый – на замок! А тех, кто там работал, – выводят! За ненадобностью!

– За что боролись, на то и напоролись…

– Полбазы в анусе! – грянул Клунин с чувством. – Прилетает администратор из Фонда изобилия, шохо к нему. Мы, орут, на Марс не за запахом синей травы летели, а за деньгами! А вы нас с производства выводите! Тот только руками развел. Вас, говорит, не поймешь! Сами же, говорит, просили, чтобы вам репликационную камеру поставили! Что вам опять не нравится? Сказали бы лучше «спасибо»!

– Высота шесть мегаметров! – прогудел Гирин. – Скорость три четыреста шестьдесят один. Иду к полюсу.

– …Три года! – скорбно пророкотал Клунин. – Три года потом я этих «новых элоев» от алкоголизма лечил, истощенные нервы в порядок приводил, от запоров пользовал. А сколько у меня коллоида ушло на ссадины и порезы! Особенно на молодых балбесов. Они ж каждый божий день устраивали мордобой – то из-за девок, то просто от скуки, то давай работникам рыла начищать. А те и сами не прочь с неработающими схлестнуться да и всыпать им как следует… И хоть ты что им говори!

– Говорить бесполезно, – сказал Жилин, – дурь выбивать надо. Тогда, может, до них дойдет. Был у нас один на «Поларисе», здоровый такой колонист, Тексом звали. Любил девушек зажимать. Обнаглел до такой степени, что на моих глазах полез к практикантке. Ну, я его побил немножко… И что вы думаете? Как шелковый стал!

– Чую, – заулыбался док, – хватит у вас с ними мороки! Или как вы говорите? Работы? Будет вам работка! Только учтите: шохо – народ грубый, могут и сдачи дать!

– А мы им приемчики покажем! – ухмыльнулся Жилин.

– Начинаем ориентацию! – вострубил Гирин из рубки. – Фобос выше меня. Красавец! – именно так, с ударением на последнем слоге.

– А нам не видно! – заныли в толпе.

В обзорнике, где медленно проползала Красная планета, похожая на спелую тыкву – бугристую, дольчатую, с прилипшей землей, – махнуло сиреневым. Экран мигнул, и в черном небе повисла грязная, красно-коричневая картофелина Фобоса. Она была сгрызена с одного боку и попорчена бороздами с другого. У кратера Стикни, почти на краю сей зло громадной ямищи, прорывали реголит пузырики куполочков и ситечки антенн. И уже не с огородом вытанцовывалась аналогия, а с грибницей. С шампиньонами, например.

Над Фобосом, словно привязанная, висела целая гроздь модулей ремонтной станции. Рядышком, как заведенный, крутился гигантский кристаллизатор с пристыкованной к нему реакторной печью. Копия – кастрюля с ручкой.

Подальше от тяжелых конструкций обращались корабли – уродливые автозаправщики, похожие на клетки, в которые понапхали мячей, гантелевидные импульсные ракеты. Блестящие цилиндры транспортов-автоматов лежали на поверхности Фобоса, притянутые струнками тросов, и напоминали банки со сгущенкой, забытые кем-то на пляже. Вокруг них ползали «бронзовки» вездеходов и копошилась серебристая мошкара – не понять, то ли грузовые киберы, то ли космодромщики в пустолазных скафандрах.

Жилин протолкался в рубку и включил дешифратор рации. Рация поквакала, повыла немножко и сказала ясным голосом: «…высота заданная. Полный виток». – «Алконост», я Фобос! Сообщите готовность к причаливанию!» – «Фобос, я „Алконост“. Готовность ноль». – «Алконост», даю финиш!» – «Вас понял, Фобос. Перехожу в активный режим…» Голос отдалился, ворвались трели каких-то агрегатов на Марсе, потренькали и пропали. Потом кто-то сказал: «Юлька уже два года, как на Луну переехала. На ПМЖ. Ты что, не знал?» Рация переключалась с канала на канал, но выходило не смешно, как в анекдоте про испорченное радио, а как-то обычно. Люди добирались до Фобоса, Марса, астероидов, но разговор вели вовсе не о межзвездных пропастях. Люди справлялись о здоровье детей, интересовались, какая погода на станции «Маринер», жаловались на невкусную воду с Весты, сплетничали, делились информацией «для служебного пользования», выражали несогласие с политикой руководства, передавали поздравления и свежайшие слухи.

«Ты где был? А-а… „Солярис“ на подходе, уже пеленги берет. Просит автозаправщика… Отправить? Добро!» – «…Дорогой Иван Васильевич! Жена, дочь и внучка Агриппина поздравляют вас с днем рождения и просят передать для вас песню „Антиовал“ в исполнении Беги Джахангира…» – «…ни одной целой запчасти, понимаешь! Назер нужен, понимаешь, хоть один, пару нейтринных генераторов… Да, и нейтринные чипсеты к ним!» – «Кузьмич! Может, ты в курсе? Что-то „Антенна-2“ не отвечает. Битый час вызываю, и ни с места… Чиво-чиво? Ну-у, а еще администратор! Да нет… да ты не понял! Это Южный полюс „однойка“ греет, а я тебе про „двойку“ толкую, над Севером которая! Ну, да… Может, с рацией что?..»

И в ту же секунду пульт аварийной связи заиграл красным светом и оглушительный неприятный звон прошелся по нервам. Компьютер проорал благим матом:

– Сверхсрочный вызов со Спу «Антенна-2»!

На экране появился человек в синем комбинезоне с полуоторванным шевроном Службы космических орбитальных станций на обгорелом рукаве. Лицо у человека было бледное, перепачканное сажей, с запекшейся кровью на щеке. Человек очень спешил. Дрожащими пальцами он засовывал в уши горошины репродукторов, уронил один, зашипел как от боли, достал новый из кюветы с раствором. Вцепившись в рекордер, прохрипел задыхающимся голосом:

– Всем, всем, всем! Говорит дежурный диспетчер Спу «Антенна-2»! Хэлп ас! Мэйдэй! Мэйдэй! Прием! – Он оглянулся на дверь и воззвал с отчаянием: – Господи! Хоть кто-нибудь! Прием!

– Говорит рейсовый «Бора», – быстро склонился над рацией Жилин, – что случилось?

– Вижу вас! – возликовал диспетчер. – «Бора», помогайте! Пурпурные захватили ЦПУ станции! Тхакур Сингх… Эта сволота причалила на челноке, мы думали… – По экрану прошли помехи. – …Сингх не дает вырубить антенну! Понимаете, Спу описывает лучом циркуляцию над Северной шапкой… – Внезапно в дверь заколотили, потом ударили ногой, и дежурный диспетчер заспешил, сильно нервничая: – Луч пройдет прямо по базе «Северный полюс», а там гляциологи застряли, как назло! Их там человек тридцать! Не обесточим импульсаторы – они там все сгорят!

Будто иллюстрируя сказанное, тонкий зеленый луч прошил дверь, протянулся раскаленным жалом, и сноп рдеющих брызг вспыхнул за плечами диспетчера. Тот втянул голову и заверещал в микрофон:

– Сделайте там что-нибудь! Людей надо срочно эвакуировать! Час какой-то остался! Хоть что-нибудь!..

Звук неожиданно пропал. Диспетчер надрывался, растягивая рот в немом крике, но только шипение несущего канала касалось ушей. Потом пропало изображение – замельтешило, расслоилось, пошло рябью, и экран перестал показывать.

– Макс! – рявкнул Жилин. – Готовь бот!

– Уже! – отозвался Гирин из-за выпуклой стены кожуха фотореактора.

– Предстартовые программы запущены, – угодливо доложил комп.

Жилин включил шифратор и стал набирать текст.

– Габа! – сказал он отрывисто. – Я сейчас пошлю радиограмму на Фобос… «Тхакур» с двумя «ка» пишется? Угу… Будь другом, отправь копию зональному комиссару! А то я не успеваю…

Габа, согнувшийся буквой «зю» над комбайном контроля отражателя, серьезно кивнул.

– Ну конечно. На Цереру?

– На Цереру или на Весту… Отправляй лучше на Цереру, там разберутся.

Набрав текст, Жилин включил служебный канал и передал сообщение о ЧП в экстренном импульсе. Повернувшись уходить, он увидел лица добровольцев. Испуганные, спокойные, встревоженные, хорошенькие, лупающие изогнутыми ресницами, хмурые, любопытные… И одно родное. Жилин подошел к Марине. Взял руками ее голову и поцеловал в нос.

– Я только туда и обратно, – стал он загодя оправдываться, – я быстро…

Марина мелко закивала, прижимаясь щекой к его ладони. Она все понимала. Она ничего не требовала… Жилин хмуро посмотрел на волонтеров.

– А вы тоже даром не стойте, – сказал он прохладно, – подготовьте пока место для эвакуантов. Организуйте горячее питание, медбоксы… Ну, ладно, побежал я!

– Беги, беги…

Жилин бежал и думал. Обо всем сразу. Короткими, пунктирными мыслями:

«Или на Спу сначала? Нет, туда потом…»

«Тридцать человек… Всех сразу не получится…»

«Будто уже и послать больше некого!»

«Бот не резиновый… Хорошо, если двадцать впихнем…»

«Господи, как же мне все это надоело!»

«Легче самому все сделать. Хоть душа будет спокойна».

«Бедный Марик…»

Ровно в полдень по БВ «Коча», имея на борту Жилина с Максимом, расстыковалась с «Борой».

– Прошло разделение, прошло разделение, – зачастил Гирин, – визуально наблюдаем расхождение…

– Принято, – хрюкнул в селекторе Громыко, оставшийся за старшего.

На экране перископа плавно, с разворотом, прошла «Бора»,

– Высота двести, – сказал Гирин и поправил усик микрофона.

– Сколько еще времени осталось? – проскрипел Громыко.

– Мало, – процедил голос Габы, – минут пятьдесят от силы.

– Что можно успеть за пятьдесят минут? – пробурчал врио командира корабля. Габа не ответил. Жилин его хорошо понимал. Мерный шумок вентиляторов, перелопачивающих стоячий невесомый воздух, нудная молвь компьютеров, ярмарочное разноцветье экранов, транспарантов, индикаторов – все это было до того знакомым, привычным, даже надоевшим, что просто в голове не умещалась мысль об умертвиях и терактах. А вот мазнет Тхакур Сингх мазерами по базе, и все – размягченные купола надуются и лопнут, оболочки опадут, скукожатся… У гляциологов мозги вскипят, черепа лопнут, глаза вытекут… И попадают на пол иссохшие мумии.