Текст книги "Другие правила"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 28 страниц)

Глава 7
ФОТОННЫЙ ПЛАНЕТОЛЕТ 1-ГО КЛАССА «БОРА»

Антон сходил за багажом и вернулся в БО. Это было сплошное удовольствие – вот так вот спокойно шагать, а не трепыхаться в невесомости. Теперь уже все. Теперь ее сомнительных «утех», действующих на нервы, он не вкусит до самого Марса: корабль вышел на прямую траекторию и двигался с постоянным ускорением. Ну и слава богу…

Антон запихнул свои вещи под диван и расслабленно бухнулся на губчатую покрышку, привалился к мягкой матовой стенке, раскинув руки и закрыв глаза. Все! Он летит.

Не разжмуриваясь, Антон растянул губы в блаженной улыбке. Нервотрепка последних дней, бесконечные посадки и пересадки, обилие впечатлений – все это страшно утомляло. Из школы – обратно в Ольвиополь. Ну как же! Надо ж было перед Лидой повыхваляться! Не слишком-то она, правда, и поверила… Мама – та сразу в слезы, а бабушка все норовила ему в чемодан дедушкин парализатор запихать. А беготня только начиналась… Из Ольвиополя – в аэропорт Чаусово. Оттуда в Москву, из Москвы – в Звездный. Комиссия – та тоже нервы помотала. Медавтомат ему и слова не сказал, зато въедливые врачи только что не обнюхивали его генную карту – цеплялись к каждому гену. Что они этим, интересно, доказать хотели? Что «А.М. Родин» и не хомо вовсе, а пришелец из космоса? Какой-нибудь семи-гуманоид? Ну, так это им почти удалось… Из Звездного рысью в Быково, оттуда – до Акмолинска, потом на Байконур. А там отменены рейсы на орбиту! По метеоусловиям. Он в Каракумы, в Мирза-Чарле. А оказалось, ему не туда надо было, а на другой космодром! Он бегом к дежурному по пассажирским перевозкам: куда ему тогда?! На Алатоо?! На Северный полигон?! Нет, разобрался дежурный, вам на Фидониси. Это недалеко, на Черном море. Там рядком лежат два острова – один всамделишный, другой искусственный. Вот как раз на нем и находится космодром. Он туда…

Носишься, носишься, как посоленный, – занимаешь очередь, оформляешь багаж, взвешиваешься… Бегаешь, бегаешь, ищешь эту регистратуру, пока найдешь, там опять очередь… Он так переволновался, что, когда сел в стратолет до Фидониси, сразу вырубился. Хоть полчаса поспал по-человечески. Хорошо, сосед разбудил – уже пролетали Кавказ. Он спросонья вытаращился в иллюминатор, а там все синее синего, как в сумерки. А где космодром? Скоро уже, успокоил сосед, ерунда осталась. О, уже тормозим…

Навалилось так много интересного, нового, необычного, что даже голова заболела. Пассажирский терминал помнился плохо, одно накладывалось на другое. Стеклистые потолки… нависавшие друг над другом ярусы… молочные параболические контрфорсы… Под котельным сводом огромного зала ожидания с фонтанами и пальмами толклась масса однопланетников – отлетающих и прилетающих, встречающих и провожающих. Цокот каблуков и шорох комбинезонов, удары гонга и говор репродукторов, и поцелуи, и вздохи, и бас, и тенор, и фальцет – все мешалось и полнило купол многоголосым эхо.

Антон вспомнил, как покинул терминал и вышел на косу-перешеек. И слева и справа сверкал, искрился, отливал разгулистой влагой Понт Эвксинский. И там, и там догоняли друг дружку волны. Отороченные пеной, скатывались в обливные валики и шумно падали на белый песок. Только пляж по правую руку был вогнут, а по левую – выпукл, на одном тянулись пирсы с качающимися яхточками и парой больших катеров, а другой был истыкан яркими зонтиками и уставлен шезлонгами. Две девушки, совсем еще молоденькие, вероятно, тутошние школьницы, перебрасывались надувным красно-белым мячом. Бледнотелый бородач, опустив на глаза выгоревшую шляпу, дремал на огромном выцветшем полотенце. Мальчик лет пяти, без трусиков, но в панамке, сосредоточенно ваял нетленку из мокрого песка. Между пляжами изгибалась узкая дорога и вразбивку росли кипарисы, полосатя песок зыбкими тенями и чем дальше, тем кучнее сбиваясь в чащу, из-за которой блестели стеклянные крыши. Из подъезда дома, сквозящего через заросли, вышел дядька в белых брюках, в свободной рубашке и соломенной шляпе, и поспешил к морю, разоблачаясь на ходу. Девушки хором поприветствовали его, дядька – вероятно, тутошний учитель – махнул им рукой, совлек штаны, прыгая на одной ноге, и ринулся в воду.

Антон повернул голову к космодрому. Слабый гром грянул оттуда, покатился, дробясь на бесчисленные затухающие эхо. В небо всплыла мерцающая оранжевая звездочка, распуская за собой мощный ионизированный хвост. Потом он перевел взгляд на девушек: розанчики!

У него как-то в голове не укладывалась эта ласкающая взгляд сопредельность. Вот же он, космодром высшего класса, рядом совсем! А тут – песочек, мячик, девочки, вдохновенное дитя, похрапывающая борода… Не вязалось все это с планетолетами и фотонными приводами, со стартами и финишами, вообще с космосом не вязалось.

Басистый гудок оборотил его к Понту. Совсем близко перла громада патрульного катамарана класса «Генерал Корнилов». Катамаран шел, едва касаясь волн, вода бешено бурлила и клокотала между скегов, а за кормой клубилась, оседая и растекаясь, гряда взбитой пены. На высоких решетчатых конусах мачт серебрились шары гипноиндукторов, густо утыканные длинными блестящими иглами, спектролитовые колпаки целого выводка дископланов, выстроившихся на носовой взлетной палубе, нестерпимо сверкали на солнце.

Могучей, сдержанной силой веяло от грозного корабля. Внезапно облако водяной пыли у него в кильватере раздалось, вспыхнуло вихрями брызг, и в ореоле радуги выплыл еще один ховеркрафт [18]18
  Ховеркрафт – судно на воздушной подушке.


[Закрыть], уже не хищных, а пышно-округлых очертаний. Купец-сухогруз. Плавно перелетев искусственные рифы, судно с ходу выбросилось на берег в сторонке от яхт и осело – расправляя юбку, умиротворенно глуша турбины, расплылось, широкое и плоское, как плот. Медленно, со значением, растворило зевы лацпортов.

Авторазгрузчики только и ждали этого. Рукастые и ногастые, они ринулись толпой к сходням, как пчелы к леткам…

…Уже совсем стемнело, когда он приплелся к посадочному модулю. В лучах осветителей корабли выделялись особенно рельефно. Чаши антенн сверкали, как паутина в росе. Мутно отсвечивали серые стены МИКа [19]19
  МИК– монтажно-испытательный корпус.


[Закрыть], по ним пробегали четкие полосы теней, ложилась, трепеща и вытягиваясь, ажурная сетка.

Белые огни телефотеров на мачтах и голубые лучи прожекторов не могли, как ни старались, осветить всю равнину риф-флета [20]20
  Риф-флет (или рифовая платформа) – вершина кораллового атолла.


[Закрыть] и выхватывали из темноты лишь отдельные куски напряженной космодромной жизни. Зато это была настоящая ночная жизнь – работа, а не гулянка. Здесь даже прожекторные «зайчики» прыгали с места на место не просто так, а строго по порядку, четко отслеживая график подготовки кораблей к пуску…

Антон заулыбался, вспоминая. Все напряжение последних дней, все томления и страхи разом схлынули с души, очищая ее для радости. «Я! Сейчас! Лечу! – билось в голове. – На корабле! На настоящем!» Маленькое счастье развернулось в Антоне, взыграло, сжимаясь и трепеща, запенилось горячей волной.

Ойканье за дверью и смех развеяли воспоминания. Антон подскочил, треснулся головой о нависающую койку и зашипел от боли. «Чего ты такой дерганый стал?» – сердито спросил он себя и потер бритую макушку. В дверь коротко постучали.

– Можно? – просунулась прелестная девичья головка. Пышные золотистые волосы обрамляли суживающееся к заостренному подбородку лицо. Синие, с длинным разрезом глаза обежали каюту и вновь остановились на Антоне.

– Конечно! – опомнился Антон. – Заходите!

Блондинка распахнула дверь пошире и зашла. За нею в БО прошествовала смуглая девушка восточного типа. Очень красивая.

– Гунилла, – присела в церемонном книксене блондинка, но не удержалась – засмеялась. Антон отметил ее пленительный грудной голосок.

– Яэль, – коротко назвалась восточная красавица.

– Антон, – галантно привстал стажер, благоразумно склоняя голову. Девушки кивнули и чопорно присели на свободный диванчик, а Антон растерялся. Он не знал, о чем с ними говорить. Перед ним сидели не просто две красивые девушки, с которыми можно поболтать ни о чем, поделиться, «помочить корки». Короче, «пообщаться». Гунилла и Яэль были добровольцами, девушками с образованием, работницами. А о чем говорят с представительницами высшего общества? Чем дальше, тем глупее Антон чувствовал себя.

Неизвестно, сколько бы он так просидел, но тут в дверь опять постучали, и на пороге нарисовался третий его попутчик – Виджай Гупта, собственной персоной.

– Здравствуйте, девушки! – Виджай картинно поклонился.

– Приветик! – помахали ему девушки.

Светски улыбаясь, Гупта вошел, задвинул дверь и примостился рядом с Антоном.

– Давайте знакомиться, – бойко заговорил он. – Вы – Яэль, я угадал?

– Угадал… ли, – неласково усмехнулась Яэль.

– Может, перейдем на «ты»? – предложил Гупта.

– Давай, – согласилась Гунилла и закинула ногу на ногу. – Тебя Виджей зовут?

– Виджай, – поправил ее Гупта.

– Ой, извини! А я – Гунилла, а он вот Антон.

Антону стало приятно.

– А чего вы не включите экран? – живо поинтересовался Гупта. – Луна ж скоро!

– Ой, а я и забыла! – Гунилла коснулась сенсора.

Луна крупным планом еле влезла в обзорный экран. Зубчатые тени кратеров передвигались по ее трещиноватому, дыроватому, битому-перебитому шару.

– Здоровущая какая! – заахала Гунилла.

– Мог бы и раньше сказать, – с досадливой гримаской сказала Яэль.

Вздыбленная скалами, густо усеянная кратерами, кратерочками и кратерными ямками, Луна плавно проворачивалась под «Борой», грея на Солнце бок с Морем Дождей. По разлету светлых лучей Антон узнал кратер Коперник. Значит, эти два – Эратосфен и Тимохарис, а это – Платон (словно кругляш черной земли проглянул из-под снега). А вот, четкий такой, разруб Альпийской Долины…

– Луна-Главная! – авторитетно заявил Гупта, перегибаясь и тыча пальцем в иззубренные края Архимеда. – Здесь вот, на внешнем скате, где сейчас тень.

– Все-то ты знаешь, – сузила глаза Яэль.

– Ну, так… – неопределенно выразился Гупта.

– А кто мне скажет, – оживилась Гунилла, – что это за девушка с мастером? Марина, кажется?

– Подруга, наверное, – предположил Виджай.

Антон заерзал. Гупта переставал ему нравиться.

– Нет, – словно нехотя, молвила Яэль. Она завела руки, собирая пышные волосы, и тонкая ткань рельефно обтянула большие круглые груди – так, что проступили соски. Антон стыдливо потупился.

– Невеста? – полюбопытничала Гунилла.

– Скорее всего, – проговорила Яэль, будто пересиливая себя.

– Да-а… – глубокомысленно затянул Виджай. – У шефа и прям губа не дура…

Яэль сверкнула на него глазами, но промолчала.

– А ты на каком курсе, стажер? – переключился Гупта на Антона.

– Ни на каком, – буркнул тот.

– А-а… – по-своему понял Гупта. – А что кончал?

– Ничего. Я нигде не учился, сахиб (Гунилла фыркнула). Буду поступать на 30. Не женат. Пока. Вредных привычек не имею. Уже. Правда, бывает, играю в покер, но не на деньги, а только на раздевание.

Не глядя на опешившего Гупту, Антон вытянул ноги и случайно коснулся щиколотки Яэль.

– Кстати, насчет раздевания, – промолвила та насмешливо (Антон отдернул ногу). – Выйдите, мальчики, на минутку. Нам с Гуниллой надо переодеться.

– Не вопрос! – с готовностью вскочил Гупта. Загудела задетая полка.

– Осторожнее! – воскликнула Гунилла. – Так же и голову разбить можно!

«Так тебе и надо!» – мстительно подумал Антон. Он пропустил впереди себя кряхтящего Гупту и вышел сам.

– Какие девчонки! – простонал Виджай и осторожно потрогал темя. – Глазов не отвести!

– Глаз, – буркнул Антон.

– Я… что?

– Глаз, а не глазов.

– А-а… Ты с какой будешь? – быстро спросил Гупта. – Чур, я с Гуниллой!

– Да ну? – сказал Антон с издевкой. – А вдруг она не согласится?

– Ну прям! – уверенно сказал Гупта. – Согласится. Я буду само обаяние!

– Все! – прокричала Гунилла из-за двери. – Можете заходить!

В каюте стало совсем по-домашнему: столик был застлан бахромчатой салфеткой, на нее девчонки поставили две пластмассовые груши с магнитными ободками вокруг донышка и прозрачный термос. Обе прелестницы сидели рядышком – голоногие, в уютных, пушистеньких халатиках, и о чем-то шушукались.

– Надеюсь, вы нам уступите нижние места? – сказала Гунилла просительно.

– Не вопрос! – воскликнул Гупта.

Антон молча скинул ботинки с рубчатыми магнитными подковками, подтянулся и улегся на откидную койку.

– Да я ж не сейчас имела в виду, – виновато запротестовала Гунилла.

– Да я так просто, – сказал Антон, умащиваясь, – полежу маленько.

Его открытая улыбка успокоила Гуниллину совесть, и девушка улыбнулась в ответ. Антону она напомнила Лиду – как он, еще той зимой, приехал на хутор пана Мазуренко проводить ее…

Хутор был словно в черно-белом изображении – белый снег, хаты из белого пластолита, черная наблюдательная башня. Только небо было серое.

…Она сидела в уголке дивана, он – посередине; за окном было темно, в комнате тоже. Он смотрел на Лиду, она – на расческу. Потом она устроилась поудобней – положила голову на валик. Говорила, что не хочет уезжать, что разленилась за каникулы… Он коснулся ее волос – они были такие мягкие, такие легкие, такие ЕЕ… Она сказала: «Не надо…» и стала мучить расческу.

А он так хотел, чтобы что-то наконец изменилось, чтобы она придвинулась ближе к нему, он помог бы ей подсесть еще ближе, обнял бы легонько, она бы доверчиво положила голову на его плечо. Волосы щекотали бы ему щеку… он очень хотел этого тогда.

К утру все растаяло – и снег, и ожидания. Лида была красивее себя. Все ей шло – и шапочка, и шубка. Даже такая мелочь, как перчатки, даже чемоданы ей шли…

Снизу донеслось хихиканье и громкий шепот:

– Тише ты, Антона разбудишь… Видишь – устал человек…

– Ой, а сама-то! Чего вот мучила?

– Я?!

– А кто же?! Развопилась! Уй-я! Я тебе сейчас пощипаюсь! Больно же!

– Да я несильно!

– Ага, несильно! Теперь синяк будет.

– Вот ведь вредная!

– Сама вредная… Учи вон лучше… «Двухфазная кислородная установка позволяет…» А на рисунке что?

– «Кис-ло-родный обогатитель».

– Так это то же самое или другое что?

– А ты где читаешь? Ты же не там читаешь!

– Здрасте!

– Привет! Вот – АГК-7. А ты куда забралась? АГК-9!

– А-а…

– Бэ-э!

Антон длинно вздохнул, перевернулся на бок и закрыл глаза.

Глава 8
ЛУНА, КРАТЕР АРХИМЕДА, БАЗА «ЛУНА-ГЛАВНАЯ»

Локи медитировал. Он сидел в саду отдыха, плотно закрыв змеиные глаза, и созерцал незримое. В его воображении рождались образы, не отличимые от яви – вприглядку, на ощупь неотличимые. Нафантазировав океан, Локи ощущал порывы ветра, волглого, напитанного солью, слышал перекаты волн и скорбные вопли чаек. Он зримо и явственно представлял горячий, шершавый камень строящейся пирамиды или гнилостный запах дуриана, перебивавшего изысканный вкус «короля фруктов». Хомо супер мог шататься по стылым коридорам средневекового монастыря, чувствуя, как зудит кожа под грубошерстной рясой, или пронизывать Глубокий Космос, где справа разметало туманность светящегося газа, а далеко слева висит спиралька галактики М-31… Скучно Локи не было. Кто-то сердобольный мог его и пожалеть – за абсолютное одиночество, но сам супер был чужд и скуки, и жалости, и одинокости. Все эти чувствования он приписывал человеческой природе, двуполой, а оттого обреченной на разлад, на борьбу двух начал, на вечные сомнения и поиски компромисса. Природное, биологическое, перевешивает в людях разумное. Если мужчина ощущает себя одиноким, значит, ему нужна женщина. А женщина тоже не хочет, не может, да и не должна быть одной. Ей требуется пара, она нуждается в мужчине. Секс у людей – в начале всего, он – фундамент всех культур, именно от двуполости проистекает человеческий иррационализм. Локи помнил, как ему стало дурно при виде тысячной толпы, бьющей поклоны богу. Экце хомо! Тот самый хомо, что сравнивал себя со Вселенной, впадал в неразумие, самозабвенно отдавался в рабство верховному существу, этому плоду страхов и лености человеческого ума, и кротко признавал собственную ничтожность!

Идея бога… Да, это была величайшая из идей! Она давала ответы на все вопросы, совершенно ничего не объясняя. Величайшая обманка!

Только человечье разумение, основанное на разделении полов, и оттого двойственное, то есть тождественное безумию, могло дойти до признания абсолюта и сверхестества чем-то сущим и явленным. Хотя бы «во облацех».

Божественность, судьба, душа – эти абстракции толкуются каждым из хомо по-своему. Но даже здоровый атеизм, признающий человека материальной частью материального мира, извращен людьми – по их склонности к утверждению парности – до признания безбожия простой противоположностью религии. Вера – безверие, бог – дьявол, хороший – плохой. Таким вот, болезненно расщепленным, предстает мир в людском понимании. А мир един.

Склонность к любви, склонность к нежности, склонность к жалости… Гормональные протечки, мутящие чистый разум. Какая гадость…

Для Локи, бесполого гиганта духа, не было тайн в эмоциональной сфере мужчин и женщин, он знал и понимал людей. Люди были настолько предсказуемы, так легко поддавались управлению, что Локи давно растерял минимум уважения к этим существам, будто смеха ради мнящих себя разумными. О какой разумности можно вести речь, если все, что им нужно, – это оргазм и корм!

А уж эти их потешные поиски смысла жизни! Ну как можно было найти хоть какую-то осмысленность в их скоротечном существовании?! Сто лет – не срок, это всего лишь отсрочка смерти. Жили бы они годков эдак по шестьсот, тогда другое дело. А так…

Локи открыл глаза. Щелки зрачков то сужались, то раздвигались черными семечками. Только что он взял мысль Тхакура Сингха, окопавшегося где-то на Марсе. Отличный результат для ридера!

«Локи, – взывал главарь Боевой Группы, – мы готовы!»

«Хвалю, – коротко ответил Локи. – Действуем следующим образом: я насылаю исполнителей на военный космодром, и мы угоняем парочку десантных ботов. Плюс те, что ты увел с Цереры… Этого должно хватить…»

«Какая у меня задача?» – поинтересовался Тхакур Сингх.

«Не перебивай, – холодно подумал Локи. – Твоя задача – захватить станцию А-2, это та из СВЧ-антенн, которая прогревает северную полярную шапку. Смотри не перепутай! Как только Спу окажется в твоих руках, сразу переводи ее на другую орбиту. Надо, чтобы мазеры работали по экваториальной зоне Марса. Понял?»

«Да! Да!»

«Запоминай цели: евразийские базы „Большой Сырт“ и „Маринер“, евроамериканская „Порт-Лоуэлл“. В таком вот порядке… И еще: без моего приказа лучевую атаку не начинать! Ты все понял? В твоем распоряжении два-три дня. Приступай…»

«Будет исполнено!»

Локи скривил в улыбке безгубый рот: какое рвение! Он покинул сад отдыха и спустился в Центральный коридор базы, похожий на длиннющую станцию метро. Было людно, но Локи никто не замечал – могучее биополе скрывало его, словно волшебная мантия-невидимка. Он вспомнил фазу роста (люди сказали бы – «детство») и свою основу – Рудольфа Эфроимсона. Занятный был человечек. «Папуля»… Рулле клонировал вариант хомо супера, апгрейд «человека разумного», полное собрание изобретений в сфере практической евгеники. Эфроимсон мечтал о белокуром супермене нордического типа, но что-то не пошло в эксперименте, и Локи был запущен в существование низкорослым уродцем с огромными размерами головы и ног. Рудольф так и называл его – «мой головоногий»…

Локи помнил все, отчетливо и резко, и мог прокручивать в воображении каждую секунду прошедшего бытия. Но что было прокручивать? Первые четырнадцать лет сливались в серую, смутную череду будней. Подъем, завтрак, опыты, обед, прогулка, опыты, ужин, отбой. Вечный понедельник, дождливый, промозглый и тоскливый до воя.

Локи числился экспериментальным образцом лаборатории «Зэт» в секретном институте, запрятанном на окраине Наровы. Четырнадцать лет подряд у Локи было одно-единственное увеселение – он убегал на чердак главного здания и оттуда, через крохотное окошко, разглядывал правый берег реки, где поднимались башни Ивангорода и начиналась территория Евразии. Видно было плохо – высоченный забор загораживал пейзаж. В солнечные дни верх стены блестел битым стеклом, ночью фонарики охранников высвечивали тугие скрутки колючей проволоки… Тюрьма на одного зэка, из которой нельзя сбежать. И все же Локи сбежал.

На пятнадцатый год у него развилась сильнейшая ридерпотенция. Психодинамическое поле было таким мощным, что горели датчики. И Локи стал развлекаться – выходил на балкон, к примеру, и заставлял охранников маршировать по аллее, отдавая ему честь. Или стравливал собак… А злая сила в нем все росла и росла. Однажды Локи проснулся от зуда в голове. Он раздирал кожу ногтями, пытаясь дочесаться, но все прошло само собой. А в нем выросло нечто новое. Локи приказал Рудольфу провести глубокое ментоскопирование, и «папуля» выяснил невероятное – его «головоногий» стал психократом! Локи обрел способность «кодировать свой комплекс физиологических нейронных состояний на чужие комплексы физиологических функционирующих нейронов в нуль-состояниях». Попросту говоря, Локи теперь мог подсаживать упрощенную копию своей личности на живые мозги других людей. Это вам не гипноз какой-нибудь! Человек с подмененной личностью навсегда становился преданнейшим рабом Локи, готовым на любое преступление во имя Хозяина.

В тот же день Локи поменял личности у всех охранников секретного «ящика», и у него появились свои преторианцы. Лейб-гвардия. СС. Исполнители. Локи присвоил им номера – от Первого до Двадцать четвертого в Первом разряде. Потом приказал переодеться в черное и исполнить приказ, гласящий: все ученые и администраторы на территории «ящика» должны быть уничтожены. Все, кроме Рулле Эфроимсона. Этого Локи убил лично. И ушел.

Газеты взорвались сенсационным эксклюзивом, смакуя на все лады подробности евгенического проекта и хором ругая официальные круги. Рудольфа Эфроимсона сравнивали с Виктором Франкенштейном, а Локи отождествляли с чудовищем-жертвой, жалели даже. Позже, когда Локи развернул пурпурные знамена и принялся методично истреблять научников, инженеров, студентов и профессоров, тональность статей переменилась, но то было после…

Локи отшлюзовался с целым разрядом исполнителей и вывел их на лунную поверхность. Секьюрити будто и не заметили никого – психократ «отвел» глаза стражам порядка.

База стояла на внешнем скате Архимеда, и видать было далеко. Роскошный пейзаж! Залитый Солнцем зубчатый хребет кратера резко вырисовывался на черном небосклоне позади пологих куполов «Луны-Главной», а впереди стлалась волнистая равнина, усеянная обломками и плитами базальта. Угольные тени и ослепительные грани скал мельтешили в хаотическом смешении. В небесах, на бархатном фоне тьмы, круглилась Земля, похожая на шар, выточенный из бело-синего мрамора.

Вниз по скату петляла дорога, скорее даже тракт – наезженная полоса реголита, очищенная как от крупных глыб, так и от каменного крошева. По ней пылил трактор на восьми шарах-колесах, с герметичной кабиной и с десятком прицепов, груженных ископаемым льдом.

Локи указал в сторону танков-транспортеров, неровным строем стоявших на металлопластовом квадрате паркинга, и коротко скомандовал:

– Грузимся!

Десентиментализованные исполнители молча полезли по машинам. Со стороны никто бы, наверное, не заметил чего-либо странного – просто большая группа людей в скафандрах занимала места в танках. Мало ли, может, это добровольцы из проекта «Луна-2» в поход собрались! Или космодромная команда на смену едет…

Танки тронулись и покатились под уклон, глухо рокоча гусеницами. Горизонт приблизился, но ненамного. А потом из-за этой воображаемой линии показались сетчатые тарелки антенн – вторичные признаки космодрома.

Танки обогнули нагромождение порфировых скал и выехали на поле, где бликовал в свете Земли одинокий продовольственный танкер, раскорячивший лапы опор. Локи проигнорировал этот корабль – тихоходный и незащищенный, танкер не годился для нападений.

– Налево! – не мысленно, а голосом скомандовал Локи.

Подвывая моторами, танки свернули к маленькому военному космодрому, где глыбились два десантных бота класса «Водан» – полусферические купола с кольцевым выступом основания. Носовая и кормовая ПМП, три пакетных лазера-гигаваттника, двадцать комплектов бронескафандров плюс противолучевая защита из двух слоев мезовещества. Совсем другое дело!

– Выходим!

Молчаливые и бесстрастные, больше похожие на биороботов-андроидов, чем на живых людей, исполнители покинули танки.

– Четные номера берут «Водан-1»! Нечетные – «Водан-2»! Исполнители разделились и пошагали к ботам. Локи неторопливо топал позади подпрыгивавших фигур в черных автоном-комплектах. Он старался идти так, чтобы боты оставались на равном от него удалении – так было легче держать в повиновении вахтенных офицеров. На вахту заступили по двое молоденьких выпускников ВШК в черной с серебром форме космопехоты. Попав в биополе психократа, офицерики не оказали сопротивления.

– Вахтенных уничтожить!

Исполнители послушно вынесли четырех космопехов наружу. Минуты две молодые организмы еще держались, а затем кровь вскипела и брызнула изо всех пор. Но недолго кипела бурая жижица – замерзла леденеющими струйками-палочками.

– Все на борт! Приготовиться к старту!

Исполнители, поднявшиеся на борт последними, заблокировали люки, а ровно через четыре минуты – норматив ВКС! – в лунную пыль ударили прозрачные струи водорода из планетарников. Купола ботов поднялись на столбах горячего муара, блеснули в вышине, попав под лучи Солнца, и пропали, затерялись средь звездного свечения.