Текст книги "Командор"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц)

– Пипец это называется, – прошептал Олег.

Индеец снова содрогнулся, и взгляд его, ещё недавно живой, цепкий, остекленел. Всё. Спёкся.

Отпыхиваясь и матерясь – про себя, про себя, – Сухов подобрал свой лук и колчан со стрелами. Нашёлся и нож.

Снова ударили мушкеты.

Из кустов, шагах в двадцати выше по склону, выкатился индеец, раненный в руку.

Распластавшись по травке, он пополз в сторону Олега.

Тот его и приголубил – стрелой. Длинная, она вошла ирокезу под ключицу, вонзаясь в тулово наполовину.

Индеец, как полз, так и ткнулся лицом в траву.

Поколебавшись, оглядевшись внимательно, Сухов не стал освобождать себя от грязной работы – поползав, он снял целый набор скальпов.

Вернувшись и подняв лук, Олег усмехнулся: несколько орлиных перьев (индейцы их называли «ку») за совершённые подвиги он уже заслужил.

Чувствуя, что жажда крови утолена, Сухов отправился дальше. Уже не мстить, а просто уничтожать врага.

У той самой сосны с раздвоившимся стволом он и увидал Хиали, только пленного.

Кариб стоял, привязанный спиной к дереву, и смотрел прямо перед собой. Олега он заметил сразу, но и вида не подал. Лицо его оставалось совершенно бесстрастным.

Перед карибом стояли трое ирокезов и совещались о чём-то.

Стояли они в полный рост, защищённые от шальной пули небольшим холмиком. Все трое были вооружены и, надо полагать, готовы были применить своё оружие.

Поэтому изображать смелого, но глупого героя Сухов не стал.

Скрывшись в траве, он пустился в обход, пластаясь по траве, да так медленно, что злаки просто не могли шелестеть.

Ирокезы, будто сговорившись о чём-то, торжественно уселись и запели песню.

Уж о чём они там голосили, Олегу неведомо было, но индейский вокал очень его порадовал – под шумок он пополз быстрее и вскоре оказался по ту сторону вильчатой сосны.

– Хиали, не шевелись, – шепнул он, разрезая кожаные ремешки, которыми были стянуты запястья кариба.

Тот, почувствовав свободу рук, лишь разжал пару раз занемевшие пальцы. Вложив в правую руку Хиали свой нож, Олег замер, ибо кариб запел сам.

– Эти трое ублюдков, – старательно выводил он на плохоньком французском, – сходиться во мнении! Они отводить меня к себе в деревню и привязать к столбу пыток! Их привёл сюда великий воин Аххисе-нейдей, чтобы снимать твой скальп. Вот, первый из них вставать и идти ко мне. В его руках нож и томагавк, он кивать мне с одобрением… Я его убивать!

Сухов живо, прячась за толстым стволом, зарядил лук.

Рука Хиали сжала рукоятку ножа – и резким движением ударила. Слыша стон, Олег сделал шаг, выходя из-за дерева и натягивая лук.

Подошедший к карибу уже падал к ногам Хиали, два сотоварища павшего в это время офигевали.

Один из них сидел, другой вставал.

Не дожидаясь, пока встававший займёт вертикальное положение, Сухов спустил тетиву. Попал.

Сидевший подскочил и дал дёру.

Кариб подхватил томагавк и швырнул его вдогонку.

Топорик и стрела попали в цель одновременно.

– Спасибо, командор, – сказал Хиали серьёзно.

– Не за что, – ответил Олег. – Скальпов много снял?

– Меньше, чем ты. Вон они. Ирокезы хотеть убивать меня, но потом видеть скальпы и стали спорить.

– Они чтут мужественных воинов. Я затем и собираю эту гадость, – Сухов потряс связкой свежих скальпов. – Пригодятся.

– У эти индейцы есть лошади.

– Да-а?! Много?

– Два кони… Два коня. Там.

– Отлично! А хозяев у этих коней много осталось?

– Мало, – улыбнулся кариб. – Три… Трое. Они ползать… ползти наверх.

– Тогда постереги коняшек, а я за этими… ползунами.

Сдёрнув с головы свой платок, Олег выпрямился и помахал им.

С пригорка тут же раздалось:

– Ур-ра-а!

Сухов улыбнулся – это наверняка Понч так разоряется.

С высоты человеческого роста ему были хорошо видны спины двух индейских воинов, залёгших на пол-пути к вожделенной вершине. Третьего не видать. Сбежал?

Или Хиали вёл неверный счёт? Да какая разница…

Натянув тетиву, Олег выстрелил.

Его «мишень» развернулась в самый последний момент, так что стрела впилась не в спину, а в грудь.

Сосед убитого подскочил на месте, как перепуганный кот, и его сразил меткий выстрел из мушкета.

– Попал! – донёсся ликующий голос Акимова. – Шикарно!

– Спускайтесь! – в полный голос крикнул Сухов.

– А индейцы? – осведомился де Жюссак.

– Сегодня не их день.

Корсары спустились к лесу, Жак с Яром несли Анри.

С противоположной стороны приблизился Хиали, ведущий под уздцы двух лошадей, чалую и гнедую с подпалинами.

На чалой наличествовало старое испанское седло, гнедого покрывала индейская попона.

Лошадки дичились немного, но шагали покорно.

Даже запах крови не слишком пугал их.

Привыкли, наверное. С кем поведёшься…

На радостях все стали обниматься, могучий Шанго далее Хиали потискал, хотя ранее посматривал на кариба с недоверием.

Мало ли, индеец всё же. Вдруг к своим перебежит?

– Лопат у нас нет, – сказал Олег глухо, – так что сообразим нашему Анри пирамиду.

Так они и сделали.

Было неловко как-то класть плоские камни на умершего, но что ему-то? Графу де Лону уже не было больно…

К вечеру выросла маленькая пирамида из камней.

Друзья постояли вокруг, помолчали – и двинулись дальше.

Солнце уже село, в горах темнело быстро – долины заливало тенью, предвещающей ночь, и отряд поспешно двинулся по склону, подыскивая место для ночлега.

«Встать на постой» решили в небольшой пещере, куда все не поместились, но площадка перед гротом была достаточно обширна и покрыта травой. Несколько скальных обломков исполняли роль бруствера.

– Лошадок привяжите к кольям, – распорядился Олег, – пускай пасутся. Мы совсем рядом с тем местом, куда нас так упорно зазывал Хорн или Горн. Это самое… Завтра мы выйдем к деревне этого… как его… Хайовентхи.

Когда окажемся на расстоянии прямой видимости, дальше я поеду один. План такой…

Все сгрудились вокруг капитана, слушая и одобряя, иногда вставляя замечания, прикидывая так и этак.

Кони совсем уж успокоились, с удовольствием хрупая травой. Небо наливалось синевой, ожидая первые звёзды.

Горы высились в торжественной, соборной тишине.

Только где-то далеко-далеко завыл волк, тоскливо жалуясь на неудачную охоту.

У пещеры разгорелся небольшой костёр, невидимый из долины, и тьма вокруг будто сгустилась. А в небе вспыхнула первая звезда.

Глава 6, в которой Олег выкуривает трубку мира

1 

С лошадьми дело пошло легче – лишние мушкеты и прочие причиндалы навьючили на животин, а те не возражали.

Корсары шли осторожно, избегая мест, удобных для засад.

Они давно уже находились на индейской территории, но сейчас, практически рядом с деревней Хайовентхи, опасность стычки возрастала многократно.

Конечно, в бою они положат немало народу, но и самих их перебьют.

Никакой мушкет не спасёт от десятка выпущенных по тебе стрел, хоть с двух рук пали.

Деревня показалась внезапно – тропа вывела отряд на невысокий перевал, и с него открылось становище.

И не маленькое – десятки «длинных домов» – овачир располагались на плоском холме. Каждую овачиру занимал один род, возглавляемый сашемом – старейшиной.

Становище окружал высокий частокол, за которым пролегали поля, засеянные маисом, и огороды.

Деревня жила своей жизнью и выглядела очень мирной – скво, сидя на солнышке, под стенами из плетёных прутьев, обмазанных глиной, перебирали травы, мужчины выделывали кожи, обжаривали жёлуди, чинили оружие.

Бледнолицые, хоть и едва закогтились за краешек побережья, уже неслабо влияли на ирокезов.

Индейцам весьма по вкусу пришлись стальные ножи и топоры, ткани и ружья. Все эти сокровища можно было выменять у белых торговцев за шкурки бобра.

Бедных грызунов вскоре полностью истребили на просторах от Большой Солёной воды до озера Онтарио, а потому ирокезы принялись занимать охотничьи угодья соседних племён, разгорались настоящие бобровые войны.

Ну а ежели соседи были неуступчивы, то их истребляли, как могикан. Ну не настоящие ли гадюки?

– Пора, ребятки, – сказал Олег. – Я в гости, а вы занимайте места в партере. Свою трубу я вам оставляю. Смотрите во весь глаз!

Когда я увижу Гли-Гли, то подниму лук – типа, приветствую, а вы замечайте, в каком доме её держат.

Если у меня не получится днём, попробуйте вы – ночью…

– Мы помним про план «Б», – буркнул Пончик и насупился.

– Повторение – мать учения. И… работаем.

Нагруженные мушкетами, корсары побрели скрадом, выходя на поросший лесом склон, что поднимался совсем близко к ирокезскому селению.

Олег вскочил на чалого, имея с собою лишь нож в чехле, лук да колчан. И полотняную торбу, расшитую сушёными ягодами да иглами дикобраза.

Подбодрив коня пятками, он направился к воротам деревни.

Всякое могло статься с ним, но Олег надеялся на свои навыки да на кой-какие познания о варварах. А варвары везде одинаковы.

Вон те же древние аланы, знать не знающие, что кроме их степи существуют какие-то европы с америками, точно так же, как сиу, украшали поводья своих коней скальпами врагов.

Деревенские не выставляли дозорных, полагаясь на страх, испытываемый чужаками перед своим именем. Ирокезами пугали детей в селениях даже сильных чероки.

О, заметили!

Индейцы резко оживились, углядев одинокого конника, и высыпали наружу, за ворота.

Потом все так же организованно вернулись, видимо исполняя чьё-то ценное указание.

Олег миновал ворота и двинулся по своего рода улице между двух рядов овачир, здорово смахивавших на бараки в каком-нибудь колымском лагпункте. Только крыши были полукруглые, заделанные корою вяза.

Толпа любопытствующих жалась к стенкам, но, как только Сухов проехал к подобию центральной площади, ирокезы потопали следом.

Олег не оборачивался, вид имея непринуждённый, но и неприступный. Лишь один раз к нему подскочил индеец, длинный как жердь, и ухватился за повод.

В руке у Сухова, словно из воздуха, появился нож, чьё лезвие было мгновенно приставлено к горлу наглеца.

– Kaгo! – сказал он с властным превосходством. – Не тронь![26]26
  Собственно говоря, слово «каго» из словаря племени чиппева (оджибве), соседей ирокезов. Но должны же соседи хоть чуть-чуть понимать друг друга?..


[Закрыть]

Этим Олег почти исчерпал свой словарный запас, но на длинного подействовало.

А вот, кажется, и вождь явился…

Со стороны такой же овачиры, как у всех, величественно двигался индеец средних лет, кряжистый и плотный.

Близость к народу выражалась и в его одежде – вождь носил такие же ноговицы, что и простые воины, а задницу прикрывал повязкой, смахивавшей на миниюбку, одетую поверх штанов.

Воины, следовавшие за своим вождём, были без рубах, их голые торсы украшали лишь ожерелья из клыков и когтей медведя, а вот у Хайовентхи на плечах лежала накидка из покупного бархата, расшитая бисером и украшенная по краю хвостами горностаев.

Ирокезы из свиты вождя выглядели весьма свирепо и пугающе, они смотрели на Сухова так, будто собирались его съесть, только не знали, с чего начать, с какой стороны обгладывать – с головы или с ног?

Олег вовремя вспомнил, как однажды очутился в окружении монгольских нукеров. Прояви он тогда малодушие – всё, никогда бы ему не стать эльчи, личным посланником самого Батыя. Срубили бы ему голову, и всего делов.

Оглядев жестокие лица краснокожих, Сухов улыбнулся и рассмеялся тихонько. Ей-богу, как дети… Пугают.

Спешившись, он обратился к вождю, поднимая перед собой правую руку, открывая ладонь – древний символ мира и добрых намерений:

– Приветствую тебя. Я вижу перед собой Хайовентху, великого воина и вождя ходинонхсони!?

Вождь приосанился, горделивое выражение на его плосковатом лице укрепилось ещё более.

Он медленно проговорил, обращаясь к Сухову:

– Мы удивлены, что белый человек не побоялся явиться к нам. Как твоё имя… и откуда у тебя лошадь храброго воина Аххисенейдея?

Сухов усмехнулся. «Мы, Николай Вторый…»

– Бледный Бендиго наверняка передал тебе моё имя, вождь. Я тот, кто пришёл за Гли-Гли.

Ирокезы, знакомые с языком бледнолицых, сделали перевод, и по толпе прошёл ропот.

– А лошадь я отобрал у Аххисенейдея, – неторопливо продолжил Олег, – убив всех. Человек десять или больше, не помню уже.

Едва знатоки передали эти слова толпе, индейцы вскричали как один.

Все разом шагнули к Сухову, угрожая томагавками, копьями, дротиками, резными дубинками. Олег мягко улыбнулся в ответ.

Хайовентха крикнул, поднимая руку, и воины отступили.

– Мы требуем доказательств твоих подвигов, Длинный Нож! – резко сказал вождь.

– Да ради бога! – фыркнул Сухов. «Длинный Нож… Хм. Неплохо. Это из-за палаша, что ли? Будем считать, Олег Романович, что тебе оказан респект…»

Развязав торбу, он высыпал прямо на землю груду скальпов.

Да-а… Надо было видеть ирокезов в этот момент!

Немая сцена в финале гоголевского «Ревизора» – просто праздник жизни.

Ирокезы стояли как громом поражённые, минута за минутой, и лишь затем кто-то из них крикнул что-то яростное.

– Что ещё? – нетерпеливо спросил Олег.

Хайовентха зловеще улыбнулся.

– Легко казаться воином, имея «колдовское железо»! – проговорил он.

Сухов стянул с плеча лук и вынул нож.

– Вот то оружие, которым я поразил воинов Аххисенейдея! Он напал на меня и убил моего друга. За его смерть я отомстил и Аххисенейдею, и его людям. Я и мой воин Хиали – он убил пятерых, и тоже не касаясь «громовой палки».

Хайовентха помолчал, принимая вид настолько надменный, что становилось понятно – вождь находится в растерянности.

Индейцы с уважением и почтением относятся к мужественным врагам, но этот-то белый…

Когда Хайовентха заговорил, он обращался то к Олегу, то к сашемам, старым, но преисполненным достоинства:

– Мои люди должны убедиться, что железо, поразившее Аххисенейдея, не было волшебным. Лишь после этого мы признаем тебя великим воином, Длинный Нож.

– Я подожду, – сказал Сухов. – А не ответит ли мне вождь, где ныне обретается подлый хорёк, по недоразумению носящий имя Бледного Вендиго?

Хайовентха уловил насмешку и презрение в Олеговых словах и ответил в том смысле, что Бледному Вендиго было недосуг ожидать прихода Длинного Ножа.

Он ушёл сам и увёл своих чёрных воинов.

Олег скривил губы:

– Шогодайя[27]27
  Шогодайя – трус.


[Закрыть]!

Вождь встрепенулся, но ничего не сказал.

– Тогда, может, я зря пришёл? – прохладным голосом спросил Сухов. – И Гли-Гли тоже нет в твоей деревне?

– Скво здесь.

– Покажи мне её.

– Ты нам не веришь?! – вознегодовал Хайовентха.

– Ну ты же не поверил в то, что мои подвиги одержаны в честном бою? – резонно заметил Олег.

Вождь не нашёлся что сказать и только руку вытянул, указывая дорогу.

Идти пришлось недалеко.

Обычный «длинный дом», у входа в который сидели рядком старухи-индианки, имевшие весьма большую власть у ирокезов. Настоящие матриархи.

Хайовентха почтительно испросил у бабусек разрешения, те милостиво кивнули и вывели на свет Гли-Гли, живую и невредимую.

– Это ты! – просияла индианка. – Ты пришёл!

Сухов улыбнулся и вскинул повыше свой лук.

Видно его? Должно быть видно…

– Приветствую тебя, Гли-Гли! – сказал он церемонно.

Девушка тоже вернула на лицо чопорное выражение, лишь в глазах её прыгали чертенята.

Хайовентха проводил Олега обратно и ввёл под сень собственного «длинного дома», где горел костёр. Дым вытягивался через дыру в крыше, а вокруг огня лежали медвежьи шкуры.

Вождь сел у костра сам и пригласил Сухова.

В круг у огня попали несколько сашемов, или сахемов, пожилых воинов, победивших немало врагов, а кое-кем из них и отобедавших – в знак почтения.

Скучал Олег недолго. Посланцы вождя на трёх лошадях – больше в деревне не водилось – унеслись в горы и вскоре примчались обратно.

Один из коней вёз на себе печальный груз – мёртвое тело Аххисенейдея.

Женщины тут же подняли вой и крик. Вагономин, вагономин!

^{Вагономин – крик горя}

Хайовентха молча выслушал торопливый доклад молодого воина и отослал его.

Вполголоса переговорив с сахемами и получив их согласие, вождь велел принести калумет из особого шатра священной трубки.

Это была не знаменитая трубка мира, ибо Хайовентха не вёл войну с племенем Длинного Ножа.

Индейцы выкуривали трубку в честь замирения и успешной торговли или в знак принятия неких судьбоносных решений.

Трубку с длинным чубуком, украшенным перьями, вождь лично набил табаком, смешанным с травами.

Втянув в себя дым, он передал трубку Сухову, держа её в обеих руках. Тот почтительно принял калумет, размышляя, не крепок ли индейский табак.

К тому же неясно, что ирокезы добавляют в него…

Но нет, дымок показался ему приятным и сладковатым, как у сигарет «Мальборо».

Выпустив струю к огню, Олег пустил трубку дальше по кругу. Сахемы поглядывали на него одобрительно.

Ритуал не слишком затянулся – выкурили табачок, и всё, обряд окончен.

Молодой воин отнёс трубку обратно в шатёр, а вождь толкнул длинную речь, то и дело переходя с плохо усвоенного «инглиша» на свой родной язык, так что Сухов понимал с пятого на десятое.

Смысл её сводился к тому, что великий воин Аххи-сенейдей сразился с великим воином по имени Длинный Нож и погиб. Однако трубка выкурена, стало быть, инцидент исчерпан.

Что же касается скво по имени Гли-Гли, то вождь не станет её отдавать Длинному Ножу, поскольку женщина была похищена самим Бледным Вендиго.

Стало быть, это его добыча. Разве можно брать чужое?

Тут вождь малость хитрил, путая обычаи бледнолицых и краснокожих.

Заповеди «Не укради» для индейца не существует.

Напротив, удачливый конокрад и грабитель, тот, кто ворует невест, пользуется почётом – и вниманием девушек.

– Бледный Вендиго не просто вор, – подбирая слова, сказал Олег, – он крадёт у своих, а это позор. Он украл Гли-Гли, а я пришёл за нею. Когда я найду Бледного Вендиго, я сниму с него скальп, а пока… А пока, о храбрый Хайовентха, давай меняться. Будем меняться? Я отдам за Гли-Гли две «громовые палицы».

Такое щедрое предложение вызвало немалое оживление среди сахемов, и они начали торговаться.

Сошлись на том, что племя вернёт скво Длинному Ножу за пять мушкетов вместе с порохом и пулями.

Сухов же выговорил для себя «аренду» пары лошадей, чтобы довезти до Потомака Гли-Гли и прочее имущество.

Для этого с бледнолицыми отправится молодой воин Унствита – он и приведёт коней обратно.

Обмен состоялся за воротами деревни.

Олег торжественно передал Хайовентхе пять мушкетов, пороховницы и мешочки с пулями.

Подумав, он подарил вождю шестой ствол.

Впечатлённый, Хайовентха отдарился, вручив Сухову ту самую трубку мира, ещё попахивавшую выкуренным табаком.

Теперь можно было не беспокоиться за обратную дорогу – никто из индейцев не нападёт на отряд, который находится под священной защитой калумета.

Тем не менее отходили бледнолицые в немалом напряге.

Лишь за перевалом все дали волю чувствам.

Акимов вцепился в Гли-Гли, девушка подлащивалась к нему, посылая жаркие взгляды Олегу. Тот с улыбкой погрозил ей пальцем.

– Шикарно! – сиял Виктор, тиская любимую. – Буду должен, конечно же!

– Ну ты даёшь, командор, – восхитился Пончик. – С настоящими ирокезами! Угу… Пр-рывет, Гли-Гли!

– Длинный Нож! – ухмыльнулся Быков. – Звучит как титул!

– Оле! – пророкотал Шанго. Тут слова у ассанте кончились, и он замотал кучерявой головой.

– С повышением, господин командор! – расплылся барон де Сен-Клер и тут же скуксился, вздохнул.

Олег хлопнул его по плечу.

– Мы взяли за смерть Анри хорошую мзду, – сказал он. – Индейцы ещё долго будут петь песни о том бое. Это самое… Давайте-ка шустрее, надоели мне эти тёмные леса да высокие горы!

Усадив Гли-Гли на одного из непарнокопытных, а другого нагрузив оружием, корсары двинулись по тропе на восток.

Индеец, посланный вернуть лошадей, следовал далеко позади, не рискуя приближаться до поры до времени. Ну и ладно.

Сухов глубоко вдохнул. К морю! Наконец-то к морю!

Глава 7, в которой Олег выходит «на субботник»

Вечером на четвёртый день пути ван Хоорн устроился на ночлег у Нанабожо, вождя «коварных мингов». Ирокезы всегда были на ножах с гуронами и чиппева, те отвечали им той же враждебностью.

Но Бледного Вендиго привечали и там и там.

Налопавшись печёной и варёной оленины, Алберт вышел на берег полноводной Огайо.

Река несла свои тёмные воды, далеко на западе сливая их с Миси-зииби.

Завтра утром он покинет «мингов», и ходкие каноэ унесут его. Белых страшит этот край, страна краснокожих воинов.

Меж тем, при условии, что ты хорошо знаешь индейцев, а они хорошо знают тебя, прожить на этих землях можно легко и без особых забот.

Это притом, что добрая треть его верных «чернецов» – индейцы или метисы.

Лёгкие каноэ понесут его вниз по Великой реке и вынесут к владениям испанцев куда быстрее, чем галеоны Олегара де Монтиньи, идущие против течения.

Длинный Нож…

Цепочка ассоциаций замкнулась в кольцо, назойливо кружась в голове.

Когда ван Хоорн покинул селение Хайовентхи, он не сразу двинулся на запад.

Сутки Альберт провёл в горах, отдыхая и охотясь, и этого времени хватило, чтобы Капитан Эш истребил отряд Аххисенейдея и забрал Гли-Гли. Об этом поведал запыхавшийся индейский мальчишка, которого и поджидал Бледный Бендиго всю ночь и целый день.

Известия не слишком впечатлили ван Хоорна и не принесли огорчения.

Напротив, он был доволен, что его размышления позволили сделать верный вывод: Олегар очень не прост и очень опасен. Наскоком его не извести, даже если за «мокрое дело» возьмутся ирокезы.

Что ж, давненько у него не было достойного противника… А победа в этой необъявленной войне не только спасёт его подмоченную репутацию, но вознесёт на пик известности.

Все колонисты, испанцы, индейцы, пираты и даже чернокожие невольники будут передавать из уст в уста ошеломительную весть о победе над грозным корсаром, благоговея перед тем, кто её одержал. Перед ним, Альбертом фон Горном.

Да о такой славе можно только мечтать!

А слава для успеха его великого дела – главное слагаемое.

Какой индеец не склонится перед Бледным Вендиго, одолевшим самого Длинного Ножа?

Кто из белых воспротивится повелителю, потопившему «Феникса» с «Симургом», повесившему Капитана Эша и оприходовавшему пиратские сокровища?

Да никто! И путь к трону будет расчищен…

Фон Горн вздохнул.

Когда он был ребёнком и одолевал школьные премудрости, то учитель, старый священник Йорген Кранц, сказал его матери: «Альбертик вырастет или великим негодяем, или великим человеком!»

Ну негодяя из него не вышло, остаётся заделаться великим человеком…

А^иси-зииби поражала ширью – могучий поток плавно катил мутные воды, разделяя далёкие берега.

Порою река обнажала отмели. Некоторые из них держались годами, успевая зарасти травой и даже деревьями.

Эти зыбкие островки каждую весну меняли очертания, бывало, что и вовсе пропадали из глаз или делились надвое.

Иногда мимо каноэ проплывали обкорнанные стволы, лишённые сучьев и ветвей, подмытые где-то в верховьях.

А вот по правую руку леса редели, редели, да и вовсе отошли к северу.

С этого берега стелилась плоская, бесконечная равнина, заросшая высокой травой.

Ветер клонил злаки, словно волны подгонял, – широкими разливами колыхались травы, и по этому зелёному морю брели бизоны.

Неисчислимое количество буйволов, горбатых и косматых, мотая лобастыми головами, шло трусцой, и их стадо было необозримо. Миллионы смрадных туш толклись от горизонта до горизонта, над ними стелилась туча пыли, и воздух дрожал от жара могучих тел.

Это буйство жизни поневоле подавляло, внушая великое почтение.

Неделю за неделей сплавлялся Альберт фон Горн, и на всём его пути простирались пустынные земли, непаханые и нехоженые.

В низовьях Миси-зииби разливались и кисли обширные болота, кишащие аллигаторами.

Испанцы называли Великую реку по-своему – Рио-дель-Эспириту-Санто, «Река Святого Духа».

Но это больно уж отдавало фарисейством. Нельзя же весь божий мир уместить меж страниц Священного Писания!

На правом берегу Рио-дель-Эспириту-Санто имелось крошечное селение, основанное ещё де Сото.

Сложно сказать, везением ли объясняется то, что на всём пути следования фон Горна и его «чернецов» никто не потревожил. Возможно, причина крылась в их знаниях и умениях, в опыте и навыках.

Однако застать испанский галеон в занюханной, богом забытой деревушке было истинной поблажкой Фортуны.

Старый галеон «Пуэрто Кристиано», заглянувший в здешние нездоровые места за грузом крокодильих шкур, уже поднимал выгоревшие паруса, когда к его выпуклому борту приблизились четыре индейские пироги.

Бледный Вендиго не спеша поднялся на борт, властно отстраняя солдата с ржавой алебардой, и громко спросил на прекрасном испанском:

– Кто капитан этого корабля?

Из дверей кормовой надстройки показался загорелый идальго в костюме из потёртого бархата, не ведавшем стирки, и оглядел незваного гостя.

– Меня зовут Антонио де Окендо, – сказал он с лёгкой надменностью. – Я здесь капитан. С кем имею честь?

Фон Горн с достоинством поклонился.

– Дон Альберто де Корон, – представился он. – Могу я узнать, куда следует ваш галеон, сеньор?

– В Гавану, сеньор. Генерал-капитан дон Хуан Фад-рике де Толедо-и-Оссорио отдал мне приказ следовать сюда за грузом…

– Вас послал сам Господь! – обрадовался фон Горн. – Дон Хуан в Гаване! Надеюсь, и вся Армада Эспанья с ним?

– Тридцать пять больших галеонов и четырнадцать навио!

– Отлично… Если вы подбросите меня и моих людей до Гаваны, я оплачу ваше гостеприимство, сеньор.

– Друг сеньора Толедо – мой друг, – выспренне ответил де Окендо. – Вы можете располагать мною и мои кораблём, дон Альберто.

Они ещё долго расшаркивались, но дело было сделано.

А ближе к полудню «Пуэрто Кристиано» отчалил и лёг на курс.

Свежим, искристым утром галеон проходил в виду кубинского берега, волнистых холмов с опушью зелени. А вот и Гавана, испанцами названная куда более цветисто – «Ла Вилла де Сан-Кристобаль де ла Хабана».

Взять этот город с моря – трудная, почти невыполнимая задача.

Надо пройти мимо форта Кастильо-дель-Морро – или просто Эль-Морро – с мрачными бастионами и массивными башнями, воздвигнутого на скалистой возвышенности у самого входа в пролив – узкий проход в голубую лагуну, чьи воды омывали набережную Гаваны.

Напротив форта Эль-Морро, с юга, расположился форт Ла-Пунта с батареей, выстроенной в виде полумесяца, а посерёдке городских набережных была воздвигнута ещё одна крепость, Де ла Реаль-Фуэрца.

На ночь между Эль-Морро и Ла-Пунта натягивали цепь, прикреплённую к брёвнам. «Но пасаран!»

Когда «Пуэрто Кристиано» вошёл в бухту Гаваны, там стоял целый флот. Армада южных морей.

Испанцы собрали её, чтобы примерно наказать голландцев, захвативших португальские колонии в Бразилии[28]28
  Напомним, что в то время Португальское королевство принадлежало Испании.


[Закрыть].

Могучие галеоны, вроде «Сан-Николас де Толенти-но» или «Нуэстра Сеньора де ла Викториа», бросили якоря рядом с пузатыми навио и маленькими парусногребными навиетто.

А вот и огромный флагман армады – «Нуэстра Сеньора дель Пилар-и-Сантьяго».

Его корма была столь обильно украшена резьбой и золотом, что поневоле брало сомнение: а боевой ли это корабль?

Самого генерал-капитана фон Горн обнаружил на берегу.

Дон Хуан Фадрике де Толедо-и-Оссорио надувал щёки в окружении местных алькальдов.

Разглядев приближавшегося к нему Бледного Бендиго, он очень удивился и обрадовался.

– Дон Альберто! – вскричал генерал-капитан. – Вот это да! Сеньоры, позвольте вам представить моего старинного друга, дона Альберто де Корона! Право, нашу встречу стоило бы отметить добрым возлиянием!

– Не откажусь, дон Хуан, – улыбнулся фон Горн, – ибо спешил к вам, мой друг, ради недолгого уединения. Хочу передать важные вести…

Генерал-капитан тут же велел подать барку, в тень навеса на которой спустился сам и пригласил с собой Альберта.

– Откуда вы, друг мой? Я слышал, вы занимались своими делами в Новых Нидерландах. Уж чем вас прельстили эти еретики, не знаю…

– …Мехами, друг мой, – вставил фон Горн.

– Ха-ха-ха! Тогда мне всё понятно! А что же привело вас в пределы Новой Испании? Кстати, я видел, что сошли вы с борта «Пуэрто Кристиано». Что вы забыли на реке Святого Духа?

– Я спустился по ней от самых гор, – кротко ответил фон Горн.

– О-о! И не убоялись кровожадных дикарей?

– Эти дикари, мой друг, как дети. Право, подчинить их куда легче, нежели крещёных белых. Краснокожие коварны и жестоки, но честны. Им неведомо лицемерие. Они убивают потому, что хотят пролить кровь врага, не утверждая, что причиняют смерть для чьего-либо блага.

– Да уж, – насупился дон Хуан. – Выжить в Мадриде куда сложней, чем в дебрях Нового Света.

– Вы меня хорошо поняли, мой друг…

Поднявшись на палубу флагманской капитаны[29]29
  Капитана – корабль в составе эскадры, на котором находится флагман (адмирал). Корабль вице-адмирала называется альми-рантой.


[Закрыть],

дон Хуан провёл гостя в свою просторную каюту, чьи стены были покрыты гобеленами, дорогая мебель ломилась от золотой и серебряной посуды, а огромное ложе покрывали шелка.

Разлив мадеру, до которой был большой охотник, по бокалам, генерал-капитан поднял свой сосуд.

– Ну, будем здоровы, дон Альберто!

– Будем, дон Хуан.

От долгого воздержания в голове у фон Горна зашумело, и он поспешил изложить свою просьбу:

– Слыхали ли вы о таком враге короля, как командор Олегар де Монтиньи, он же Капитан Эш?

Дон Хуан побагровел.

– Слыхал ли я! – вскричал он. – Да я собственными руками повесил бы это исчадие ада! Скольких испанцев он лишил жизни! Даже главного инквизитора Мехико, словно в насмешку, Капитан Эш сжёг на костре! А ограбление «Серебряного флота»? А угон манильского галеона'¹ А то, что за казнь своего сообщника он перевешал всю команду корабля, посланного вице-королём, дабы покончить с этим разнузданным пиратом и еретиком?!

Фон Горн покивал согласно.

– Наслышан я, наслышан о его «подвигах»… Более того, сам стал ему врагом и намерен извести это отродье. Вот только у сего отродья два галеона, а у меня всего четыре индейских пироги, да и те я бросил на Рио-дель-Эспириту-Санто…

– Да-a! Моя армада поболе вашей, дон Альберто! Ха-ха!

– Вот поэтому я и здесь! – с силою сказал Бледный Вендиго. – Мне точно известно, что на этой неделе или в начале следующей корабли де Монтиньи прибудут на Тортугу, где пираты займутся их кренгованием.

Возможно, они двинутся сразу к острову Сент-Кристофер, где у этого пирата ещё одно логово, но, в любом случае, им не миновать Наветренного пролива.

– Ага… – задумался дон Хуан. – В таком случае я направлю к берегам Эспаньолы четыре… нет, пять кораблей, а на Тортугу пошлю соглядатаев. Если Олегар там появится, они успеют предупредить эскадру, и та устроит пиратам пламенную встречу! Если же мы не найдём там этих разбойников… Что ж! Летом я отправлюсь к берегам Бразилии и по дороге не премину заглянуть на Сент-Кристофер!

Фон Горн ощутил довольство собой – всё идёт по плану! Уничтожить своего врага чужими руками – что может быть приятнее? Стоит возблагодарить родителей, передавших ему сей драгоценный дар – убеждать строптивую людскую натуру!

– Да будет так! – торжественно заключил фон Горн.

2

Из весны в лето плыли корабли Капитана Эша.

Позади прохлада Голубых гор и утренние туманы, впереди жара и духота, еле-еле разбавленная дуновениями ветра.

А что делать? Изумруды не водятся там, где свежо.