Текст книги "Командор"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 16 страниц)

Глава 5, в которой Олег встаёт на тропу войны

1

Гли-Гли покачивалась верхом на коне, но править этим удивительным животным не могла – её руки были привязаны к луке седла, а сама лошадь шла в поводу за вороным мустангом.

За сто с лишним лет испанского владычества хватало конкистадоров, «поймавших» стрелу или томагавк.

Их оседланные лошади долго мыкались, пока, наконец, не лопались подпруги, и пустые сёдла не слетали в траву.

Вольные скакуны быстро дичали, привыкая обходиться без человека, сбивались в табуны – и носились по прерии, радуясь жизни, плодясь и размножаясь.

Индейцы отлавливали их, приручая заново, и уже не было для воина большего почёта, чем гордо восседать верхом.

А уж если в руках у воина находилось «колдовское железо» бледнолицых, с их сильной магией свинца и пороха, то к нему приходило истинное величие.

Сиу, обитатели прерий – и обладатели лошадей, – сразу обрели необыкновенную подвижность, а нашествия от случая к случаю стали регулярными набегами.

Обо всём этом Гли-Гли поведал всадник, каждое утро седлавший вороного.

Белые его звали по-разному – то Албертус, то Элберт, то Альберто, – а индейцы относились к нему со страхом и почтением, именуя Человеком-с-тысячью-имён или Бледным Бендиго, то есть оборотнем.

Говорят, вендиго – высокие, похожие на человека, худущие, но ненасытные людоеды с безгубым ртом и острыми зубами.

Колдуны или шаманы могут стать вендиго, если отведают человеческой плоти. Тогда они обретают великую силу.

Эти чудовища очень любят выслеживать людей и просто наслаждаются такой охотой.

Они очень быстры, и одинокий путник просто не замечает вендиго – бег оборотня сливается для него в мельтешение.

И, лишь когда вендиго издаст тихий рёв – от удовольствия – человек в страхе побежит прочь.

Вот тогда-то монстр и нападёт, и вцепится, и выпьет кровь…

Гли-Гли усмехнулась: всё верно, Албертус весьма похож на упыря. Вот только она не из тех боязливых индейцев, кто в страхе склоняется перед Бледным Вендиго. Бледная немочь – вот он кто!

Капитан Эш гораздо сильнее этого плешивого выродка…

– Приехали, красавица, – сказал ван Хоорн, оборачиваясь. – Это деревня моего краснокожего брата

Хайовентхи. Здесь я оставлю тебя. Вождь отдаст тебя в жёны своему лучшему воину, а его вигвам украсится скальпами и твоего непутёвого муженька, и этого наглеца-пирата, выбравшего для одежд тот же цвет, что и мои «чернецы»…

Индианка не выдержала и весело расхохоталась.

Албертус с негодованием воззрился на неё, и Гли-Гли сдержала смех, прыская в сторону.

– Что тебя так рассмешило? – раздражённо спросил ван Хоорн.

– О-ох… – простонала девушка. – Ты глупый, совсем глупый! Да, мой муж – плохой воин, но он очень добрый и очень умный, умнее всех шаманов. А Олегар… Ох… Когда командор поймает тебя, глупый, он вырежет из твоей морщинистой кожи ремешки, сплетёт из них верёвку и повесит тебя на ней! А ты глуп, совсем глуп! Ты, как тот маленький мальчик, что хочет своим игрушечным копьём сразиться с истинным бойцом. Это смешно, и я смеюсь! Олегар – великий воин, он вступал в битву с могущественными врагами и сживал их со свету. Индейцы почитают его и зовут Длинным Ножом. Тебе ли равняться с ним? Олегар не станет воевать с твоими «чернецами», он просто убьёт их всех, и даже не запыхается. Ты хитёр, как лис, кровожаден, как ласка, и скользок, как глина в дождь, но это тебе не поможет. Уже ничто тебя не спасёт, глупый! Ты бросил вызов Длинному Ножу, значит, ты умрёшь. Хау!

– Моя дорогая, – заскрежетал Албертус, дёргая ртом, – ты не знаешь, кто я и чего стою…

Гли-Гли не ответила. Есть ли смысл тратить слова на совсем глупого?

Ежели Бледный Вендиго не разумеет, что сам себе подписал смертный приговор, то пускай помечется перед казнью…

Это его не спасёт.

После продолжительного молчания ван Хоорн сказал, как ни в чём не бывало:

– Не думай, будто я затеял твоё похищение исключительно для того, чтобы насолить… э-э… Длинному Ножу. Мне было по дороге, вот я и решил тебя прихватить, до кучи. Дай, думаю, поиграю на нервах у этого хлыща! Я собрался в Новую Испанию. Корабля у меня нет, зато есть каноэ. По Великой реке я спущусь вниз, встречусь с этими напыщенными идальго, мы сядем рядком, поговорим ладком… Обсудим, как нам лучше будет прищучить Капитана Эша!

– Зачем ты говоришь мне об этом? – прищурилась индианка.

– Хочу, чтобы ты прониклась серьёзностью моих намерений, детка. Чтоб не считала совсем глупым, а поняла, какие силы я способен привести в действие. Когда этот твой Олегар покинет Чесапик, куда он двинется? На Сент-Кристофер? Или ещё куда?

– Может, туда, – пожала плечами Гли-Гли, – может, на Тортугу. Днища галеонов сильно обросли, их нужно… как это моряки говорят?

– Кренговать?

– Вот-вот. А потом… Море велико, и кораблей испанских в нём много!

О планах командора, замыслившего поход за изумрудами, девушка благоразумно промолчала.

– Забавно… – затянула она. – Мне показалось, тебе хочется, чтобы я передала твои слова Капитану Эшу.

Значит ли это, что ты не веришь, будто этот твой краснокожий брат сумеет пленить Длинного Ножа?

Ван Хоорн ухмыльнулся, покачиваясь в седле.

– Моя дорогая, – промурлыкал он, – я был бы сильно огорчён, если бы Хайовентхе удалось снять скальп с Олегара де Монтиньи! Сказать, почему? Потому что я хочу это сделать сам!

– Совсем глупый… – вздохнула Гли-Гли.

Смеркалось, когда Албертус ван Хоорн достиг деревни Хайовентхи.

Сам он ехал верхом, и Гли-Гли тоже, привязанная к седлу, а «чернецы» топали пешочком – лошадей на всех не хватало.

Ничего, мальчики у него крепкие, дорогу осилили.

Хайовентха сам вышел встречать Бледного Вендиго.

Дети и женщины попрятались, да и мужчины старались не попадаться ван Хоорну на глаза.

Албертус усмехнулся. Боятся, значит, уважают.

– Приветствую тебя, краснокожий брат мой! – торжественно провозгласил он.

Вождь онондовага, неплохо знавший язык «ингизов», тепло принял его и спросил, поглядывая на Гли-Гли:

– Это твоя скво?

– Нет, я украл её. И хочу, чтобы она пожила у тебя, мой брат. Можешь отдать её своему воину, если хочешь. Но помни: за нею непременно явится один человек. Он храбр и очень опасен, и он враг мне. У этого человека есть две большие пироги, которые плавают по бескрайней Солёной воде, одна чёрная, а другая красная…

– Длинный Нож! – вырвалось у Хайовентхи. – Мой народ слышал о нём. Он великий воин.

– Тогда твоему народу следует знать, – раздражённо сказал ван Хоорн, – что у этого великого воина имеются сотни «громовых палок»! И если ты, мой брат, пленишь этого… Длинного Ножа, то сможешь потребовать любой выкуп. Столько ружей, сколько у тебя пальцев на руках и ногах!

Вождя это впечатлило.

– Если мой брат убьёт Длинного Ножа, – понизил Албертус голос, – он совершит подвиг. Если он пленит его и заставит заплатить за себя мушкетами, то воины Хайовентхи совершат много славных подвигов, а его вождя будут бояться все – от Большой Солёной воды до Великой реки! Туда, кстати, я и направляюсь. Спущусь по ней до испанских владений…

Ван Хоорн, сощурившись, глянул в сторону запада, где чернел горный хребет, застя солнце, почти уже закатившееся. Только облака над вершинами пламенели багрянцем.

Великая река… Так назвали её чиппева. Миси-зииби.

Вождь Нанабожо будет ждать его на притоке Великой реки, Огайо. Так его назвали ирокезы, а если перевести слово «Охайо», то получится всё та же «Великая река»…

Ничего удивительного, тут всё такое – величественное.

И реки, и горы, и леса, и земля.

Тупые и недалёкие колонисты даже не представляют себе, какие колоссальные пространства тянутся за порогами их убогих хижин, за их жалкими наделами.

Переселенцев ещё совсем мало, но они прибывают и прибывают – французы, голландцы, англичане…

Эти людишки, гордо зовущие себя фрименами, полагают в безграничной наивности своей, что пересекли океан в поисках земли, и всё, что им надо, это новые и новые акры.

Нет, милые, больше всего вы нуждаетесь в умелом правлении!

В меру милостивом, но неизменно твёрдом.

Да если бы ваши усилия направлял умный и властный человек, уже всё Восточное побережье процветало бы!

Но нет, вы тащите на американские берега старые замашки, старые табу, старые догмы.

«Вам нужен я! – подумал Албертус. – Я, и никто другой!»

Просто некому больше объединить здешних католиков и протестантов, монархистов и республиканцев, всю эту дикую, сварливую, несдержанную толпу, исторгнутую Старым Светом.

Пускай короли по-прежнему мнят себя властителями тутошних земель, ему это не помешает. Он сплотит всех колонистов, а те поневоле, сами того не понимая, будут проникаться к нему всё большим и большим расположением.

И однажды, когда он решит, что время пришло, на этих берегах возникнет новая империя. С ним во главе, естественно.

Ван Хоорн судорожно вздохнул. Он и сам знать не знал, ведать не ведал, откуда у него этот таинственный дар убеждения.

Возможно, некий заряд животного магнетизма позволял ему внушать ближним его идеи, его мнения и цели.

Так было с самого детства, когда он впервые заметил: его горячие слова проникают людям в самое сердце, и те верят им, воспринимая желания маленького Альберта как свои собственные, идут за ним, как за мессией, и только что «Осанна!» не восклицают.

Не все, правда, одинаково податливы.

Люди думающие, волевые натуры подчиняются далеко не сразу. Этих нужно «обрабатывать» долго, искусно применяя слово, жест, выражение лица, взгляд, зато какое это удовольствие – поставить таких людей в строй своих соратников!

Его знают в Квебеке и Плимуте, Джеймстауне и Сан-Августине.

В туземных селениях ирокезов и гуронов.

Знают как пастыря или колдуна, лекаря или воителя.

Он всё больше и больше набирает вес в здешнем лоскутном обществе, становится важным и нужным человеком.

Самые смелые его хотения постепенно обретают плоть…

И тут появляется этот чёртов командор и всё портит!

Ах, если бы его можно было просто убить…

Да нет, как раз убить-то его можно, Олегар смертен, как все.

Но гибель Длинного Ножа не принесёт пользы, сперва этого зарвавшегося командора должно постигнуть бесчестье и позор, его нужно раздавить, размазать, растереть, смешать с дерьмом так, чтобы все отвернулись от него, потешаясь или брезгливо кривясь. Только тогда он одержит победу над Олегаром де Монтиньи!..

…– За этим хребтом – земли коварных мингов – напомнил Хайовентха.

¹ Минги – презрительное прозвище гуронов.

Албертус визгливо рассмеялся:

– Краснокожий брат мой, уверяю тебя – я коварнее всех мингов, вместе взятых! Я устроюсь на ночлег, а рано утром покину тебя. Лошадей я оставлю тебе, они мне будут не нужны. Но взамен ты дашь мне четыре лёгких каноэ из берёзовой коры.

– Хау! – сказал вождь. – Да будет так.

Ранним утром, когда солнце едва засвечивало на восходе, внося серые тона в черно-синюю палитру ночи, маленький отряд «чернецов» покинул пределы селения, и Хайовентха вздохнул с облегчением.

Втайне гордясь побратимством с таким человеком, каким был его гость, вождь побаивался Бледного Вендиго.

Слишком уж сильна его магия, и была она темна, как одежды воинов Человека-с-тысячью-имён.

Хайовентха нахмурился. Человек этот ушёл, а коварство его осталось…

Вождь решительно пошагал к «длинному дому», где жила старая Ватанэй.

Гли-Гли уже не спала.

Девушка сидела на коленях, на расстеленной медвежьей шкуре.

Её глаза были закрыты, она будто молилась или призывала духов.

– Гли-Гли? – окликнул девушку Хайовентха. – Ты здесь?

– Да, вождь, – молвила та, открывая глаза.

– Ты хорошо знаешь Длинного Ножа?

– Я спала с ним, – гордо заявила Гли-Гли, – и была его.

– Была?

– Ныне я – скво его друга.

– Длинный Нож придёт за тобой?

Девушка удивлённо посмотрела на ирокеза.

– Обязательно. Длинный Нож никогда не бросает своих.

– Даже если это смертельно опасно?

Лёгкая улыбка скользнула по губам Гли-Гли.

– Длинный Нож никого не боится. Он великий воин. У него были очень могущественные враги, но только вороны знают, где теперь их останки.

– И ты ступала на его большие пироги?

– Очень большие! На одной из них сорок пушек, на другой – пятьдесят.

– Пушек?

– Пушка… Она, как «громовая палка», только большая-пребольшая. Когда она стреляет, гремит гром, а пули у неё – с твою голову. Пары выстрелов будет достаточно, чтобы разнести весь этот дом.

– Значит, одной такой пироги хватит, чтобы разнести всю мою деревню?

– Большая пирога не сможет приплыть сюда.

– Я понял…

– Вождь, скажи, зачем ты, благородный воин, дружишь с подлым и неверным Бледным Вендиго?

– У него сильная магия…

– Когда Длинный Нож решит убить Человека-с-тысячью-имён, никакая магическая сила не спасёт его. Смерть Бледного Вендиго будет долгой и мучительной, он будет плакать, выть и визжать от боли, ибо нет в его сердце мужества.

Хайовентха долго молчал, потом встал и ушёл.

Даже если в словах этой красивой и смелой скво скрыта истина, воину не следует доверять суждениям подруг.

Вождь явился в дом Аххисенейдея, храброго воина и удачливого охотника, и сел к огню. Обе скво почтительно удалились.

– Слушаю тебя, о вождь, – почтительно обратился Аххисенейдей.

– Бледный Вендиго посетил нас. Он оставил тут похищенную скво.

Ирокез склонил голову в знак того, что ему ведомо сие.

– За нею следом идёт великий воин. Имя его известно тебе – это Длинный Нож.

Ирокез подобрался, пытливо глядя в глаза вождю.

– Убей его. Если ты победишь Длинного Ножа, у наших костров будут петь песни в твою честь. Если победит он, это будет славная битва и славная смерть.

Смутная улыбка на миг оживила каменное лицо Аххисенейдея.

– Да, вождь, – вымолвил он довольно, – это будет славная смерть!

2

На второй день вельботы добрались до того самого места, где лет через двести начнут строить Вашингтон.

Пока что справа по борту виднелась травянистая равнинка, вспыженная кое-где возвышенностями.

Люди здесь жили – маленькая индейская деревушка занимала место между холмами и рекой.

Десяток или больше вигвамов, огороженных частоколом, – вот и весь «Вашингтон, Ди-Си».

К полудню третьего дня отряд вышел к «Великим водопадам». Всё, путь по реке здесь заканчивался. Теперь натруженные вёслами руки будут отдыхать, работать станут ноги.

Нагрузились все изрядно: каждый нёс по паре мушкетов – один свой, другой из «обменного фонда».

А ещё припасы всякие, в том числе и боевые. Но ничего, своя ноша не тянет.

Шлюпки хорошенько припрятали, следы замели ветками, да ещё и сверху пылью присыпали, да листьями. И пошли…

За неделю отшагали немало, сверяясь с картой, «любезно предоставленной» ван Хоорном.

Албертус всё беспокоился, как бы его враги не заблудились, и оставлял по дороге подсказки – то пирамидку из камней выложит да глыбку приставит с того боку, куда двигаться надобно, то в расщелину скалы блестящий кусок кварца сунет, чтоб блестел и внимание привлекал, то просто зарубку на дереве оставит.

Так и шли.

Пару раз завалили оленя, однажды вышли на бизонов – в горах их было немного, зато все покрупнее тех, что бродят по прериям, сбиваясь в миллионные стада.

Одного хорошего бычка хватило на всех, ещё и мяса накоптили в дорогу.

Местность от приморских низин повышалась, переходя в плато, а после и к горам вышла.

Высотой Блу-Ридж, то бишь Голубые горы, впечатляли не слишком, но суровостью, мощью от них таки веяло.

Южная растительность осталась в долинах, хвойные породы всё больше обступали путников. Да и дышалось тут куда легче, чем на уровне моря, в болотистых низменностях.

До пункта назначения оставалось совсем немного.

Чем ближе к становищу Хайовентхи, тем зорче делался Олег – ходил скрадом, отмечал каждый подозрительный звучок, щурился на колыхание ветки, настораживался, если птицы впереди вдруг переставали петь, – вдруг, заметили кого?

И не медведя местного, а индейцев в боевой раскраске?

И однажды встреча такая произошла…

… Утро началось как всегда.

Кэриб разворошил пепел вечернего костра, раздул угли, подбросил сухого хвороста. Жарить ничего не стали, подогрели только воду для остатков кофе.

Позавтракали мясом – полоски буйволятины жевались с трудом, ну да в горах трактиров не держат.

Собрались, осмотрелись, кострище привалили дёрном, подрезанным на том самом месте с вечера.

Конечно, опытный следопыт всё увидит, но мимоходом ничего не разглядеть.

Перевалив седловину, отряд спустился с горы к высоким холмам, покрытым лесом, хотя и обширных прогалов, заросших травой, человеку по пояс, тоже хватало.

Сухов взошёл на небольшой пригорок, утыканный шестью истрёпанными ветром соснами, – и едва не схлопотал стрелу. Давний навык спас его – дёрнувшись в сторону, Олег пропустил оперенную хворостину мимо.

– Падай!

Никто не промешкал, все живо залегли.

– Может, кто из белых охотится? – понадеялся Пончик.

– Наконечник не железный, – рассудил Сухов. – Да и что тут делать белому? Надо быть дураками, вроде нас, чтобы полезть в самое логово ирокезов! Ну мыто дураки умные…

– Твои слова, – ухмыльнулся Быков, – да золотом по мрамору!

– Цыц!

– Вон они! – выдохнул Кэриб.

Из-за высоких кустов, в сотне метров от пригорка, выскочили трое краснокожих.

Они щеголяли в одних набедренных повязках, а лица и грудь были размалёваны красками. Мелькнув, индейцы скрылись в траве, словно и не было их.

– Ирокезы на тропе войны! – сообщил Акимов. – Шикарно!

– Я бы сказал, фигово, – проворчал Пончик. – Угу…

– А я бы сказал – фигня! – с великолепным пренебрежением высказался Яр.

– Знать бы сколько их… Так. Мушкетёры! Залегаете с той стороны и вот здесь. Франсуа! Отползай к тому валуну, занимай позицию слева от него, а ты, Вить, справа…

Расставив всех, Олег устроился за пнём-выворот-нем, разложил перед собой лук, мушкет и пару пистолетов.

– Всегда мечтал вступить в бой со свирепыми дикарями, – проговорил Анри Матье.

Барон де Сен-Клер хмыкнул:

– Твоя мечта сбылась!

– Цыц! – сказал Сухов.

В полном молчании отряд провёл минут пять.

Всё замерло вокруг – ветка не дрогнет, травинка не шелохнётся.

Ушли индейцы? Как же, жди…

Пичуги затихли, ни одна не цвирикнет.

Краснокожие бросились в атаку разом, со всех сторон.

Грохнул нестройный залп из мушкетов, и все ирокезы пропали будто. Когда рассеялся плотный пороховой дым, в траве лежало два мёртвых тела.

Но оставалось ещё с полтора десятка живых.

– Я насчитал шестнадцать! – отрывисто сказал Быков, быстро перезаряжая мушкет. – Ёш-моё…

– А по-моему, четырнадцать. Угу…

– Не то вы считаете, конечно же, – заявил Акимов. – Индейцев тут десятка полтора, и все они скопом приблизились к нам шагов на пять! Шикарно!

Неожиданно из-за куста, который, казалось, и ребёнка не спрячет, выглянул индеец.

Причёски «ирокез», которой прославились панки, он не носил – голова краснокожего была гладко обрита, одна лишь «скальповая прядь» держалась на затылке, длинная и заплетённая в узел, из которого торчали орлиные перья.

Личико у воина и без того не отличалось кротостью, а круги вокруг глаз, наведённые сажей, добавляли лютости.

Чёрные черты на щеках означали, что индеец убил пару-тройку врагов.

Красные линии на шее давали понять, что он участвовал в битвах, а пятна того же цвета на теле показывали места ранений от стрел.

Ветеран, блин…

Но самым удивительным было оружие ирокеза – увесистая аркебуза.

Выстрелила она с пушечным грохотом, а раскалённый свинцовый шарик едва не лишил графа де Лона головы – Анри резко уклонился в сторону, и пуля пробороздила кору сосны.

Но мушкетёр не уберёгся – напоролся на стрелу.

Даже кремневому наконечнику хватило убойной силы, чтобы вонзиться в грудь.

– Анри! – вскричал Жак и сам пострадал – меткая стрела просадила ему руку.

– Понч!

– Олег, – плаксиво отозвался Шурик, – я уже ничего не могу! Прямо в сердце!

– Т-тысяча чертей! Б…ство какое!

А индейцы, словно вдохновившись, бросились в атаку.

Пробежав пару шагов, они упали в траву – в одно время с выстрелами мушкетов.

Кого-то из наступавших пули задели-таки, но понять, насколько, было нелегко – ни одного мертвяка не видать.

Даже те двое, что пали ещё до смерти Анри, исчезли – одноплеменники незаметно убрали трупы.

Каждый бугорок, каждый кустик, ложбинка, пучок травы помогал им укрыться.

– Мушкетёры! Огонь!

Осаждённые выстрелили все, залпом, целясь туда, где, по их прикидкам, скрывался враг. Это помогло – индейцы отступили. Ползком или большими скачками, они использовали то короткое время, которое требовалось бледнолицым для перезарядки.

– Опытные, твари, – пробурчал Быков.

– Ты вон туда глянь, – сказал Олег.

– Ах ты…

По долине поднимался ещё один отряд ирокезов – восемь или девять воинов шли цепочкой, ступая след в след.

– Эти не просто так отступили, они соединятся с подкреплением и обложат нас по полной!

Сухов отложил заряженный мушкет и потянулся к луку.

– Ты куда? – вскинулся Пончик.

– В тыл врага, – серьёзно ответил Олег. – Это самое… Если будем здесь отсиживаться, они нас перебьют поодиночке. Или набросятся всем скопом. А оно нам надо?

– Я идти с тобой, – сказал Хиали, тоже вооружаясь луком.

– Хорошо, – согласился Сухов, – захвати ещё один нож, будешь снимать скальпы.

Смуглое лицо кариба осветилось зловещей ухмылкой.

– Всё, мы пошли. Хиали, уходишь к той скале со своей стороны, я – со своей. Там и встретимся. Понч, вон мой мушкет, он заряжен.

– Угу… Только ты недолго!

– Вернёмся засветло.

С этими словами Олег повесил лук на спину и нырнул в кусты. Поросль была не слишком густой и высокой, но более-менее прикрывавшей неглубокую ложбину, зигзагом спускавшуюся с пригорка вниз.

Сухов не полз, как червяк, он скорее изображал ящерицу – стелясь по-над землёй, Олег опирался на руки и ноги, не выдавая себя ни единым шорохом.

Склон под ним выровнялся, вокруг поднялась высокая трава, и стало полегче.

Присев, Сухов снял с шеи платок и обвязал его вокруг головы. Стояла теплынь, а повязка впитает пот на лбу – зудящие капельки не стекут, щекоча и беспокоя.

Прислушавшись, командор продолжил своё медленное продвижение, пока его нос не учуял горьковатый запах. Пахло раздавленной травой, прогорклым жиром и гарью костра.

Осторожно раздвинув стебли, он увидел мёртвого индейца.

Не успели, значит, унести. Вот и славно…

Копьём ирокеза Олег побрезговал, а вот краска в мешочке, что висел у краснокожего на поясе, ему пригодилась.

Вот эта, чёрная, – из сажи от сожжённой травы и медвежьего жира.

Колупнув двумя пальцами, Сухов провёл широкие косые полосы на лице, намазал тыльную сторону ладоней. Сойдёт…

Затем, достав нож, он аккуратно надрезал кружок на голове индейца, обводя остриём его косу, ухватился за неё покрепче, упёрся ногами в плечи мертвяка и потянул.

Скальп отделился с неприятным звуком – чпок!

Повесив скальп на пояс, командор двинулся к скале.

Он не стал ничего объяснять корсарам, даже Пончу с Яром. Зачем?

Сейчас в его сердце угнездилась холодная ярость.

Сами ирокезы называют себя «ходеношони».

«Ироку», то бишь «настоящими гадюками», их прозвали соседние племена. И Сухов был с ними совершенно согласен.

Он шёл мстить «настоящим гадюкам» за Анри, друга, товарища, побратима.

Не оттого лишь, что должен был это сделать в целях тактики и стратегии, а потому, что жертва имеет право на справедливость.

«Око за око, зуб за зуб» – не его метод. Враги убили сотоварища? Значит, они умрут. Все!

Возле скалы, где Олег ожидал встретить Хиали, уже сидел индеец. Настороженный, он медленно, едва заметно водил головой, обозревая окрестности.

Неожиданно за его спиной возник кариб, и Сухов решил ему помочь – он привстал, показываясь ирокезскому «часовому» на глаза.

Тот вздрогнул, хватаясь за копьё, но Хиали был быстрее, его нож вонзился индейцу в шею – и умрёшь, и не пикнешь.

Ирокез дёрнулся, и душа покинула мёртвое тело.

Кариб посмотрел на Олега, и тот продемонстрировал ему снятый скальп. Хиали хищно улыбнулся и мигом проделал нехитрый приём.

Вот и ещё один страшный, зато почётный трофей…

Сухов показал карибу знаками – двигаемся по окружности, убивая всех индейцев, встретимся с той стороны осаждённого пригорка, где растёт большая сосна с раздвоившимся стволом.

Хиали кивнул и исчез в кустах – канул, как дым, был – и нету.

Олег выдвинулся в свою сторону, кружа посолонь.

Второй индеец, им встреченный, тоже был дозорным – молодой воин лежал, укрываясь за пнём, не двигаясь, как мёртвый.

Командор помог ему определиться – пырнул ножом в бок, наваливаясь и тыча краснокожего мордой в землю.

Тот лишь мыкнул невнятно и поник.

Прибавив к своей коллекции второй скальп, Олег прополз пару шагов вперёд и понял, кому потребовалось выставлять дозор. Дальше находилась низина, не слишком глубокая, но достаточная, чтобы скрыть троих ирокезов, севших в кружок, – один из них, тот самый аркебузир, что-то тихонько повествовал, помогая себе руками, двое остальных внимательно его слушали.

Трава на краю хорошо скрывала Сухова, да и краснокожие были довольно беспечны – видимо, не принимали белых всерьёз.

Ну-ну…

Олег очень медленно, нежно даже, снял с плеча лук, достал стрелу…

Поколебавшись, он вернул её обратно, решив воспользоваться колчаном убитого часового – индейцы сразу узнают по оперению свою стрелу и будут хоть недолгое время в непонятках, кто ж это такой меткий.

Натянув лук, Сухов выпустил стрелу по аркебузиру, целясь тому в грудь. Сердце за сердце.

Индеец, схлопотав стрелу, выгнулся и беззвучно опрокинулся на спину.

Двое «слушателей» среагировали мгновенно – упали и откатились, подхватывая копья. Один из них, тот, что был помоложе, «поймал» стрелу животом и упал, кусая губы, чтобы не крикнуть от боли на глазах у врага.

Второй, постарше, извернулся и метнул копьё в командора.

Метнул сильно, умело, да только бывший варяг и нукер переиграл ирокеза – схватившись за прилетевшее копьё, Сухов метнул его обратно.

Улепётывавшему индейцу его же оружие просадило спину и вышло в районе пупа.

Бесшумно перекатившись, Олег оказался в низине.

Дорезав раненого младшего, он занялся сбором трофеев.

Палицы и луки, даже аркебуза мало его интересовали – он снимал скальпы.

Потом, правда, обнаружил щит, плетённый из лозы, а под ним томагавк с редким в этих местах стальным лезвием и с шипом на обушке. Пригодится…

Забрав скальпы и прихватив топорик, Сухов выбрался из низинки, попадая в рощу молодых сосенок.

Тут-то его и встретили двое ирокезов.

Оба спокойно шагали, видимо направляясь в низину, и вдруг – бледнолицый!

Раскрашенные хари разом исказились гневом – шагавший впереди, с бритой головой, посреди которой оставалась полоска волос, на шее переходившая в косу, скакнул к Олегу, стремительно нанося удар копьём.

Схватившись за древко, Сухов ударил индейца ногой в колено, а в его товарища метнул томагавк.

Топорик засел в худой груди, «настоящая гадюка» рухнул на землю, а вот копьеносец оказался куда более живуч.

Бросив своё копьё, он отскочил на одной ноге (видать, командор здорово ему повредил коленную чашечку) и выхватил здоровенный нож.

Похоже было, что сделали его из обломанного меча, испанского, не иначе.

Причём, как выяснилось вскоре, ирокез очень хорошо умел им пользоваться. Ощерясь, он полоснул своим клинком, едва не оттяпав Сухову конечность.

У Олега мелькнула мысль нагнуться за копьём, но тут же и пропала – пока он его поднимет, пока развернёт, краснокожая бестия ухайдокает «поднимальщика». Опытный, сволочь…

Сухов закружил на узкой тропе, отводя и отбивая ножом выпады ирокеза.

Палаш бы сюда… Обойдёмся.

В очередном броске индеец распорол Олегу рубаху, лезвие коснулось тела, пуская кровь, зато и сам раскрылся.

Суховский нож вошёл ирокезу в бок.

Тот содрогнулся, но сдаваться всё равно не желал.

Отпрянув, теряя силы – кровь била струйками, – краснокожий вяло взмахнул ножом, но уберечь жизнь уже не мог.

Олег всадил ему клинок в печень и провернул.

Готов. Ещё пара скальпов…

Отдышавшись – умотал, чертяка… – Сухов двинулся дальше.

Впереди мелькнула полуголая фигура с красными и чёрными полосками, диагоналями да крестами на теле.

Командор взялся за лук, но передумал – далековато.

Стрела может угодить в живую мишень, да, но и в стволе дерева способна застрять не хуже. А это нам ни к чему.

Если ирокезы прознают, что он вышел на «тропу войны», они окружат его всей толпой, и тогда ему придётся худо.

Всё ж таки индейцы очень опасные противники, умелые, храбрые и стойкие.

Как навалятся на него вчетвером, отмахается ли? Бог весть…

А он на тот свет не торопится, ему и на этом неплохо живётся.

Ружейный залп застал его в зарослях жимолости, где уже успел потоптаться медведь. Рановато ещё ягодой лакомиться…

Выглянув между двух стволов сосен, Сухов высмотрел лишь реденькие клубы дыма, относимые ветром.

Индейцы пошли «на приступ». Ну-ну…

Флаг вам в руки и барабан на шею.

Со всей осторожностью, выйдя краснокожим в тыл, он углядел лишь троих из наступавших.

Ирокезы обладали невероятным умением маскироваться, сливаться с травой, с кустами, даже с голой землёй.

Но отсюда, со спины, их было видно очень даже хорошо.

С толком, с чувством, с расстановкой Олег расстрелял обнаруженную им троицу, но за скальпами не поспешил.

Можно было угодить под обстрел и заполучить пулю от своих.

Сухов осторожно отступил к деревьям – и на него повеяло «ветерком смерти», аж волосы на шее встопорщились.

Приседая, Олег ушёл в сторону и лишь тогда развернулся.

Индеец, бесшумно спрыгнувший с дерева, напал на него с ножом. Оба упали и покатились по траве.

Краснокожий, как и все его одноплеменники, не выделялся мускулистостью, а фигуру его вряд ли можно было назвать атлетической – поджарый, узкоплечий, но жилистый, индеец брал не животной силой, а ловкостью, изворотливостью, напором.

Нож свой Сухов потерял, вернее, ирокез его выбил, но и сам остался без «железа».

В очередной раз оказавшись под смрадной тушкой, командор ударил индейца по ушам ладонями.

Тот малость «поплыл», и Сухов сбросил с себя «настоящую гадюку». Тут же, с упором на руку, двинул «краснокожего брата» пяткой.

Индеец будто и не заметил весьма чувствительных ударов – упав на спину, он тотчас же вскочил и бросился на Олега.

Движение оказалось столь молниеносно, что Сухов «зевнул» – и крепкие пальцы ирокеза сжали его горло.

Командору удалось согнуть колено, поднатужиться и сбросить приставучего вражину, но тот не унимался.

Катнувшись к оброненному ножу, индеец схватил его и снова накинулся на белого, коего никак не удавалось одолеть.

Наверное, он спешил разделаться с проклятым «белым волком», а торопливость в таких делах не лучший метод.

Иначе говоря, Сухову удалось перехватить его правую руку, наносившую удар, заломать её, куда надо, и нож воткнулся своему хозяину в шею.

Ирокез сильно вздрогнул, раскрывая чёрные глаза так, что те здорово округлились – куда и лёгкая раскосость девалась.