Текст книги "Командор"

Автор книги: Валерий Большаков

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 16 страниц)

Глава 2, в которой Олег гуляет по Бродвею

Ночь решили переждать на мысе Канаверал. Его ещё называли мысом Течений – на здешние берега частенько выносило обломки кораблей, потерпевших крушение, или моряков, спасавших свои души.

Корабли бросили якоря в устье Банановой реки, а их команды с удовольствием покинули палубы ради тверди, неколебимой волнами.

Сам мыс «Зарослей сахарного тростника»[16]16
  Так с испанского переводится «Канаверал».


[Закрыть] выдавался в океан как выступ небольшой низменности.

Банановая река отделяла его от другого острова, позже названного Меррит, а ещё дальше протекала Индейская река – узкий пролив вдоль матёрого берега.

Плоский и заболоченный, Канаверал навевал степное уныние.

Ровная степь или бескрайние торфяные болота неизбежно умаляют человека, не прикрывая холмами или перелесками громадность окружающего мира.

Если перед вами распахивается необъятный простор, то он навевает мысли о ничтожности людского бытия, о мимолётности жизни, а стало быть, и о тщете всего сущего.

Правда, незаметно было, что корсары поддавались первобытной тоске, – весело гогоча, они запаливали костры и грели в котлах воду.

Шекер-ага только команды раздавал – окорок сюда, крупу туда, посолить, поперчить, диким лучком сдобрить…

– Нолан! Дровишек подкинь!

– Ты куда?

– Сейчас сушняку наломаю!

– Да вон плавнику набери.

– И то верно…

– Моя собирать травка…

– Что за травка?

– Дикий лук.

– Кидай!

– Мясо куском. И туда вон добавь!

– Запах-то какой, мать моя…

Знатный выйдет ужин!

Сухов пристроился у бревна, выброшенного бурей на берег. Бода с песком обкорнала ствол, обкатала и выбелила.

Подошёл Быков, молча показал бутылку с вином: будешь?

Олег помотал головой. Яр отпил и устроился рядом.

Третьим приблизился Виктор, выглядевший умиротворённо, как хозяйский кот, без спросу отведавший сметанки.

– Исполнил ли ты свой долг? – строго спросил его Быков.

– Какой? – насторожился Акимов.

– Как это – какой? Супружеский, естес-сно!

– Да ну тебя! – отмахнулся учёный, заметно бурея.

Ярослав рассмеялся. Приложившись к бутылке, отпил

изрядно, вытер губы обратной стороной ладони и сделал широкий жест рукою, сжимавшей заветный сосуд:

– Мы тут с батей как-то проплывали, когда в Майами шли на яхте. Четыре дня ждали, когда шаттл стартует, – то дождь янкесам мешал, то ветер. Но посмотрели всё-таки, как эта «Коламбиа» вверх поднимается. Или то «Эндевор» был? Не помню уже. Вот где грому! А дымище! Скромный такой вулканчик получился.

– Ерунда все эти «Эндеворы» с «Коламбиями», – небрежно отмахнулся Виктор. – Старт всегда впечатляет, конечно же, но когда взлетает наш «Протон» или «Союз»… Шикарно! Я там служил, на Байконуре.

– Так ты у нас ещё и ракетчик?

– Ага!

– Завидую, – вздохнул Быков и отхлебнул, «заливая горе».

– Нашёл чему! Я-то ракетчик без ракеты, а ты яхтсмен с яхтой. Есть разница, олигаршонок ты наш?

– Есть маленько… Хо-хо!

– Вот они где! – послышался голос четвёртого «попаданца», и Шурик оседлал бревно. – Пр-рывет, командор!

– Здорово…

– Жить, как говорится, хорошо! – выразился Пончев.

– А хорошо жить ещё лучше, – подхватил Быков. – Весьма свежая мысль.

– В исполнении Вицина с Никулиным, конечно же, – вставил Виктор, – она звучит как-то более… хм… более жизнеутверждающе, что ли.

– Не придирайся, – миролюбиво сказал Пончик. – Как здоровье супруги?

– Не жаловалась, – буркнул Акимов, подозрительно посматривая на Александра, известного своим коварством.

Пончев кивнул и спросил с совершенно невинным выражением:

– А когда мы, наконец, соберёмся туда, ты её здесь оставишь?

Лицо у Виктора дрогнуло.

– Нет, – резко ответил он, – мы, конечно же, уйдём вместе!

Олег почувствовал прилив раздражения.

Почему он всегда должен сохранять баланс отношений в кругу друзей? То миришь их, то наказываешь, на путь истинный наставляешь… А оно ему надо?

Причём Шурик, зараза, чаще всего оказывается нарушителем хрупкого спокойствия их четвёрки и «благоволения во целовецех». Неужели так трудно сдерживать свои порывы?

– По-онч, – мягко проговорил Сухов, – язычок прикуси. Ладно?

– Да я ничего такого, – стал оправдываться Шурка, – я просто так…

– Командор, – насмешливо сказал Ярослав, – тебе не кажется, что мы давненько никого не килевали[17]17
  Килевание – вид наказания на парусном корабле. Провинившегося привязывали канатами за руки и ноги и протаскивали под днищем корабля. Бывало, что делалось это без особой спешки, и воздуха в лёгких не хватало. К тому же наказуемый тёрся спиною о днище, заросшее острыми ракушками.


[Закрыть]?

– Да я ж просто… – заныл Пончев, не слишком-то, впрочем, и напугавшийся.

Быков повернулся к Акимову и пояснил:

– Это он тебе завидует! Твоя-то Галочка – вон она, отсюда видать, а его-то Геллочка ох как далеко.

Теперь уже сам Пончик надулся.

– Ничего я не завидую, – пробурчал он.

Олег выдержал паузу, дожидаясь, пока эмоции улягутся, и сказал:

– Вы мне частенько пацанят напоминаете. Сначала болтаете что попало, а после ещё и петушитесь. Это, кстати, и к тебе, Яр, относится.

– А я внимаю, – преданно вытаращился Быков.

– Не внимать надо, а думать.

– О чём?

– О том хотя бы, что нас в этом мире всего четверо, и помощи нам ждать неоткуда. Это самое… Если мы сами друг за дружку не постоим, больше никто за нас не вступится. Девиз «Один за всех и все за одного!» мы уже озвучивали, и с большим пафосом. Самая малость осталась – следовать ему.

– Я понял, – вздохнул Шурик. – Угу…

– Проникся! – с чувством сказал Яр.

Сухов насмешливо фыркнул.

– Ты им веришь? – поинтересовался он у Виктора.

– Ну как тебе сказать… – затруднился тот.

– Ия того же мнения.

– Да мы по правде! – возмутился Пончик.

– Ну, ежели так, бегом к нашему коку – возьмёте себе по порции и нам с Витьком притащите.

– Угнетатель! – с удовольствием заклеймил Олега Быков.

– Эксплуататор, – пригвоздил капитана Шурик. – Угу… Развёл тут дедовщину…

– Топай-топай давай…

Проводив парочку глазами, Акимов сказал неуверенно:

– А ты их… не слишком?

Сухов хмыкнул.

– Да им надо постоянно втык давать! Хотя бы через день, а то разбалуются.

– А я знаешь что подумал? – улыбнулся Виктор. – Может, думаю, не случайно это? Ну что и ты, и Шурка, и Ярик своих жён в прошлом нашли?

– Случайного, если подумать, вообще нет. А жёнушки наши… Да! Средневековые все, феминизмами не испорченные, на чистых продуктах взращенные. Посмотреть приятно! А когда насмотришься вдоволь, так и тянет поосязать!

– Ха-ха-ха! Шикарно!

Появившийся Пончик, со скорбным выражением лица, принёс две порции. Одну отложив для себя, любимого, вторую подал Олегу:

– Извольте отведать!

– А хлеб где?

– Блин, забыл!

И бедный «угнетённый» почесал за лепёшками…

…После сытного ужина все, кроме вахтенных и дозорных, приняли горизонтальное положение.

Сумерки сгустились до прозрачной густой синевы, предвещавшей черноту ночи. На тёмно-индиговом фоне чётко вырисовывались мачты галеонов. В перекрестьях реев, словно топовые огни, занимались первые звёзды.

Тишина стояла полнейшая, только потрескивал огонь в догоравших кострах, да неумолчно шумел прибой, нагоняя волну за волной в извечном ритме, как он бился об эти берега миллионы лет назад, как будет биться четыре столетия спустя.

Олег вздохнул и закрыл глаза. Утро вечера мудренее…

… Весь путь до Нового Амстердама галеоны одолели всего за три недели – подсобил Гольфстрим. Корабли будто сносило по течению.

– Мы как-то с батей в регате участвовали, – медленно проговорил Быков, осматривая лесистый и пустынный Лонг-Айленд, – и где-то здесь должны были финишировать…

– Небоскрёбов не видать? – усмехнулся Сухов.

– Ёш-моё… Да вообще ничего не видать!

Олег, по случаю прибытия, вырядился в чёрный камзол, расшитый серебряными позументами, с кружевным воротником и манжетами. Короткие штаны того же «радикально чёрного» цвета он заправил в ботфорты, а голову прикрыл шляпой с плюмажем из страусиных перьев. Разумеется, тоже чёрной.

Строгое изящество капитанского наряда, безо всяких модных бантиков и прочих финтифлюшек, немного нарушал сам Олег – его обветренное лицо, осмуглённое солнцем, перстень с огромным бриллиантом и раззолоченный эфес шпаги выбивались из стиля, более подобающего какой-нибудь бледной немочи, вроде ханжи-пуританина, иссохшего в молитвах.

Офицеры тоже «прибарахлились», да и матросы надели «парадку» – не в тряпье же охмурять здешних красоток?

Когда «Феникс» вошёл в залив, которому в будущем дадут название Нью-Йоркского, открылся Манхэттен, его южная часть. Здесь лес был сведён начисто.

К самому берегу выходили бревенчатые домики, за ними угадывался форт о четырёх каменных бастионах.

Выше всех поднимала главу церковь, похожая на пару зданий с высокими острыми крышами, слипшихся боками, а за окраиной плавно вращались крылья ветряной мельницы.

Губернатор Новых Нидерландов всего три года назад выкупил остров у племени манахатта, а уже столько успели понастроить! Молодцы голландцы. Работяжки.

А что это такое на берегу выстроено, где толпа? Лебёдки грузовые? Молодцы, однако!

– Убрать блинд! – разнёсся зычный голос Мулата Диего. – Травить грота-гика-шкот! Убрать грот!

Ближе к берегу выяснилось, что на пристани, буквально в пяти шагах от бревенчатого причала, голландцы вовсе не лебёдки смастерили, а виселицы – крепкие, надёжные, весьма основательные сооружения.

И в данный момент их использовали строго по назначению – на эшафот поднималась пара молодых парней.

Сложив связанные руки за спиной, они понуро одолевали последние в своей жизни ступеньки.

Их сопровождали трое или четверо в тёмных накидках, похожие на колдунов в своих широкополых шляпах.

Мрачная процедура нарушилась из-за прибытия галеонов. Два громадных корабля не вписывались в окружающую действительность, они были слишком велики и для причала, и для самого городишки.

Дозорные форта тревогу не поднимали – флаги Франции, поднятые на мачтах «Симурга» и «Феникса», убедили местных в миролюбии неожиданных пришельцев.

А вот толпа, собравшаяся поглядеть на казнь, изрядно волновалась и шумела. Самые осторожные и вовсе покинули берег, а то как бы чего не вышло. Остальные нервничали – здесь, в глуши, на краю света, прибытие любого корабля становилось великим событием. А уж двух сразу, да не купеческих пинасов, а здоровенных боевых галеонов… Разговоры об этом продлятся до самой зимы.

Приговорённые к повешению тоже пялились на корабли.

Убрав паруса, галеоны медленно дрейфовали, пока их огромные якоря не вцепились в дно залива. Шлюпки, спущенные с обоих кораблей, погребли к земле.

Первыми на берег сошли мушкетёры во главе с Анри Матье, графом де Лоном.

Невозмутимые, все как один в блестящих кирасах и гребенчатых шлемах-морионах, они построились, приставляя новенькие мушкеты к ноге.

– Типа почётный караул! – задавленно прокомментировал Яр.

Капитан Эш усмехнулся только.

Непринуждённо ступив на бревенчатую пристань, он слегка поклонился «встречающим» и сказал:

– Надеюсь, кто-либо из присутствующих говорит по-французски?

– Я говорю!

Из толпы вышел невысокий, но весьма упитанный человек лет пятидесяти, в камзоле из коричневой тафты.

33

Поклонившись, он представился:

– Я наречён Виллемом Верхюлстом, недавно назначен вторым директором Вест-Индской компании.

– Очень приятно, минхер Верхюлст. Меня зовут Олегар де Монтиньи. Командор, капитан и всё такое. Это самое… Не далее полугода назад я бился с испанцами под командованием генерал-адмирала Хейна.

Толпа оживлённо задвигалась – «свои»!

– Мы прибыли с хорошим товаром, – деловито продолжил Олег. – Надеюсь, я смогу сбыть его вам, минхерц?

– О да, да! – воскликнул Верхюлст.

– Индиго, кошениль, серая амбра, ваниль… – принялся небрежно перечислять Олег.

– Да… Да… – повторял голландец, словно в забытьи. – Вот только звонкой монеты у меня… не так чтобы очень…

– Можно и векселями, – дозволил Сухов великодушно.

Тут из толпы решительно вышел человек без шляпы, но в кожаной охотничьей рубахе явно индейского пошива.

Его простое, скуластое лицо сразу привлекало прямым и честным взглядом.

– Меня зовут Крейн ван Лоббрехт, – отрекомендовался он на языке Рабле и Мольера, – я инженер, который строил тутошний форт, хоть некоторые и подзабыли это. Мой дядя связан с крупными банкирами Роттердама и с удовольствием выпишет вам векселя на любую сумму!

– Отлично! – довольно сказал Сухов.

– Вряд ли господин ван Лоббрехт может представлять здесь всю общину Нового Амстердама, – проскрипел вдруг неприятный голос. – Он стал куда ближе к местным дикарям!

Из тени эшафота показался худой, сгорбленный, но весьма бодрый старикан зловещей наружности – нос крючком, лысый череп в веснушках, ушки остренькие, как у эльфа, губы в нитку, а глаза так и горят недобрым пламенем.

– А это кто такой? – задрал бровь Олег.

– Господин Албертус ван Хоорн, – боязливо проговорил Верхюлст.

Ван Хоорн улыбнулся, словно Кощей Бессмертный, заполучивший-таки Василису Прекрасную. Ему были приятны и страх, и почтение.

– Господин ван Хоорн является главою Нового Амстердама? – холодно проговорил Сухов, не глядя на Албертуса.

– Нет… – замялся второй директор Вест-Индской компании. – Он… он – святой…

Олег пренебрежительно усмехнулся.

Вот уж кого он терпеть не мог, так это всякого рода изуверов и прочих хитро… мм… задых, примазавшихся к религии и паразитирующих на вере людской.

Правда, Сухов был человек ответственный, и трезвые добропорядочные мысли его тоже посетили.

О том, к примеру, что не стоило бы восстанавливать против себя град сей, связываясь со «святым».

Но всё же корсар победил в Олеге политика.

– Никогда не поверю, – сказал он, усмехаясь, – что Господь дивен в таком-то святом! И не дело паствы объявлять чью-либо святость, даже если некий пройдоха того добивается. Истинно святой человек скромен по доброй натуре своей и наверняка воспротивился бы столь лестной оценке собственных деяний. А вот вашему ван Хоорну по сердцу хвала пришлась, ибо гордыня правит мужем сим и тщеславие ненасытное! Так разве от Бога плевела сии злонравные, душу на погибель обрекающие?

Толпа проявила смятение, а ван Хоорн злобно воз-говорил, тыча в Сухова клюкой:

– Изыди! Изыди, отродье сатанинское!

– Принесите святой воды, – поморщился Олег, – и побрызгайте на этого кощуна! А то что-то серой пованивает.

Обведя толпу ледяным взглядом, он посмотрел на растерянного Верхюлста.

– Так мы договорились насчёт товаров? – спросил Сухов спокойно.

– Д-да, – выговорил Виллем, облизывая пересохшие губы. Было видно, что ему очень, как дети говорят, сильно-пресильно не хочется идти против ван Хоорна, но жадность победила страх.

– А мой дядя, если надо, примет ваше серебро, – решительно заявил Крейн.

– Прекрасно, – кивнул Олег и лишь теперь посмотрел на пару несчастных, топтавшихся на эшафоте. – Это самое… Можно узнать, в чём провинились молодые люди?

Лицо у Верхюлста снова стало несчастным.

– Они обвиняются в колдовстве… – неуверенно промямлил он.

– Вот как?

– Чушь всё это! – яростно воспротивился один из осуждённых, беловолосый и синеглазый, как хрестоматийный добрый молодец. Видимо, воспрял духом после перепалки ван Хоорна с де Монтиньи.

– А вот и не чушь! – заорали из толпы. – Из-за вас, бесов, моя корова сдохла!

– А мы-то тут при чём?! – возмутился другой приговорённый, с чёрными волосами, длинными и прямыми, как у индейца. – Нас с братом месяц не было в городе! Охотники мы, меха промышляли!

– Повесить их! – возопил ван Хоорн, краснея от ярости и колотя клюкой. – Немедленно!

«Стражи порядка» кинулись исполнять приказ «святого», но были остановлены резким голосом Сухова:

– Стоять! Нолан, Яр, Франсуа!

Повинуясь жесту капитана, Чантри, Быков и де Жюссак взлетели на эшафот, небрежно оттесняя палачей, и, разрезав путы на обоих «колдунах», свели тех вниз.

– Как ты смеешь вмешиваться в Божий суд? – взревел ван Хоорн, бледнея, отчего краснота пошла по лицу его пятнами.

– Заткнись, – посоветовал Олег и повернулся к братьям-охотникам: – Звать вас как, колдуны?

– Не колдуны мы… – забубнил блондин.

– Да это он колдун! – озлился брюнет, кивая на ван Хоорна. – Когда ему Марта отказала, он тут всех застращал, наговорил всякого, что и ведьма она, и то, и сё. А эти дурачки напугались и сожгли Марту!

– А мы ни сном ни духом! – с жаром сказал светлый и перекрестился. – И в Господа нашего Иисуса Христа верим, и никакой волшбой в жизни не занимались! Поклёп это!

– Это я виноват, – признался тёмный. – Проговорился, дурак, грозить стал этому упырю старому, что о его делишках тёмных расскажу. Ушли мы с братом в лес, да и забыли обо всём, а на днях вернулись – и нас сразу в колодки! А теперь – вон… – Он неловко кивнул на виселицу.

– Суду всё ясно, – усмехнулся Сухов. – Как вас звать хоть?

– Я – Клаас, – сказал брюнет.

– А меня Янсом зовут, – молвил блондин.

– Будем знакомы, – скупо улыбнулся Олег. – Судя по всему, жизни вам тут не дадут. Уходите лучше в леса, земля велика. Или, если хотите, могу взять вас в команду.

– Хотим! – дуэтом воскликнули братья.

– Вы приняты.

– Взять его! – каркнул ван Хоорн, словно повторяя за Суховым, и указывая на командора.

Толпа угрожающе качнулась, но мушкетёры не сплоховали – всё такие же бесстрастные, они вскинули мушкеты, готовясь дать залп.

Местные разом отпрянули.

Олег приблизился к Албертусу и оглядел его, словно уродца в кунсткамере.

– Не так давно я сжёг на костре главного инквизитора Мехико, – проговорил он доверительно. – Стоит мне только пальцами щёлкнуть – вот так! – и мои люди мигом вздёрнут твою «святую» тушку, благо петельки готовы.

– Лучше бы тебе, чужак, – проскрежетал ван Хоорн, – не стоять у меня на пути!

Не отвечая «святому», словно потеряв к нему всякий интерес, Сухов поворотился к толпе, с усмешкою обозревая насупленные, озлобленные, равнодушные, тупые или осмысленные, страшащиеся или радующиеся лица.

– Господин ван Лоббрехт, – медленно проговорил он, – переведите этим людям то, что я скажу. Это самое… Мы пробудем в Новом Амстердаме недолго – сделаем свои дела и уйдём. А вы останетесь. На этих двух кораблях, что прикрывают мне спину, под сотню пушек, они заряжены. Достаточно скомандовать: «Огонь!» – и от вашего городишки один форт останется. Но я не буду отдавать такой команды. – Снова обведя присутствующих взглядом холодных глаз, словно желая удостовериться в том, что его слова оценены по достоинству, капитан продолжил: – Хватит одной меткой пули или крепкой верёвки, чтобы покончить с этим сморчком, – Олег указал на ван Хоорна, – но и это не моё дело. Вы уж сами как-нибудь сделайте выбор: молиться ли Богу или поклоняться слуге дьявола.

– Он – святой! – крикнули из толпы.

– Да неужто? – комически изумился Сухов. – А кто видел чудеса им явленные?

– Он спас мою внучку! – с жаром сказал рыжий дедок, сказал на приличном французском. – Святой Албертус исцелил её!

– Да ничем она не болела, твоя внучка! – парировал Янс. – Просто обожралась, и всё!

По толпе прошли смешки.

– А от индейцев нас кто спас? – не сдавался рыжий старец. – Забыли, что ли? Прошлым летом их сюда добрая тысяча нагрянула! А Албертус один вышел им навстречу, вознёс молитву, и все дикари убоялись! Бегом отступили! Так-то!

– Не так! – гаркнул Клаас. – Ваш «святой» сам подговорил вождя мохауков Уинчину привести своих воинов под стены города, чтоб попугал тут всех, изображая, будто вот-вот нападёт! Индейцы всё сыграли в точности, как бродячие артисты, а за это ван Хоорн отблагодарил их – сунул Уинчине пять старых мушкетов!

Тут уж заорали все хором, и кулаками замахали, и к ножам потянулись.

Спор едва не перешёл в потасовку – поверившие словам Клааса отвешивали первые тумаки тем, кто ещё не утратил веру в старого кумира. Те не оставались в долгу.

Крейн сиял, как новенький гульден, Виллем утирал пот, а полдесятка здоровяков во всём чёрном, без следов мыслительной деятельности на гладких лбах, живенько обступили Албертуса и увели нечестивого «святого», уберегая от расправы.

Быков, с интересом наблюдавший за развитием сюжета, фыркнул насмешливо:

– Спектакль окончен!

– Занавес! – поддакнул Пончик. – Угу…

Как показали дальнейшие события, они оба ошибались…

…Невесть когда гуроны или какое иное племя проложило с юга на север Манхэттена широкую тропу Виквасгек.

Она вилась меж холмов, шла лесом и мимо болот.

Питер Минёйт, тот самый губернатор, что выкупил остров за шестьдесят гульденов, назвал эту индейскую дорогу «Широким путём». Гораздо позже англичане перевели это название на свой язык, и стал Виквасгек Бродвеем.

Правда, в пределах Нового Амстердама «Широкий путь» именовался ещё пышнее – Хеерестраат, то бишь «Улица лордов».

Была улица эта хоть и широка, но кривовата и ямиста.

В сухую погоду колёса телег и лошадиные копыта поднимали на Хеерестраат пыль, а в дожди развозили слякоть.

– Всё равно, – упорствовал Яр, – Бродвей же!

– Да, – серьёзно кивнул Пончик, – очень похоже.

Олег только улыбнулся.

Главную улицу Нового Амстердама обступали два ряда домов, сложенных из брёвен и крытых камышом да соломой. Только у храма Божьего, видневшегося в узком проулке, была добротная тесовая крыша.

Хеерестраат выглядела пустынной и безлюдной – все поселенцы были при деле, работали с утра до вечера, иначе тут не выживешь. Забавно, но редкие встречные, завидя корсаров, спешили убраться подальше, а уж если не получалось, то поджимали губы, старательно делая вид, что незнакомы.

За те два дня, что галеоны простояли на рейде, единственный человек поблагодарил Сухова за то, что командор не побоялся бросить вызов ван Хоорну.

Им оказался священник местной церкви, человек богобоязненный, кроткий и смиренный. Даже чересчур.

Видимо, ничего, кроме усердных молитв, не мог противопоставить «святому Албертусу», а тот помаленьку-потихоньку обрабатывал «общественное мнение», ловил души и множил верноподданных из местного населения.

– Господин! – окликнул Олега робкий женский голос. – Господин!

Сухов оглянулся. Его догоняла пожилая женщина в длинном тёмном платье, в кружевном чепце, опиравшаяся на сучковатую палку.

– Меня зовут Констанс Линге, – сказала она, задыхаясь, – я счастливая мать Янса и Клааса. Спасибо вам огромное, что уберегли моих мальчиков, не отдали ироду этому!

Констанс всхлипнула.

– Терпеть не могу изуверов, госпожа Линге, – мягко проговорил Олег, – и мне самому приятно вынимать людей из петли, особенно если они того не заслужили.

– Только бойтесь ван Хоорна! – озаботилась госпожа Линге. – Это страшный человек! Никто не знает, кто он и откуда, да только у него повсюду свои люди, и лазутчиков полно – и здесь, и южнее, в Джеймстауне, и в Плимуте, и на французской стороне, в Квебеке и Порт-Ройале[18]18
  Джеймстаун – первый город, основанный англичанами в колонии Виргиния. Плимут заложили пуритане неподалёку от современного Бостона. Квебек и Порт-Ройал (Пор-Руаяль) – французские поселения в Канаде.


[Закрыть]. Берегитесь его! Этот человек способен совратить и белого, и краснокожего, он способен на всё!

– А мы всегда начеку, госпожа Линге! – ухмыльнулся Быков. – Иначе нельзя!

Расставшись с осчастливленной матерью, друзья зашагали дальше, добравшись до окраины, где был выставлен частокол из заострённых брёвен, врытых в землю.

– Теперь можешь пройтись поперёк Бродвея! – хихикнул Шурик. – Это Уолл-стрит

– Очень похоже! – фыркнул Яр. – Ну что, нагулялись? А, командор?

Сухов кивнул.

– Добычу мы сдали, – проговорил он лениво, – векселя на руках, можно и обратно, в тёплые моря. Хотя нет, сначала заглянем в Джеймстаун, всё равно по дороге. Мы не весь товар сбыли, у местных торгашей налички не хватило.

– Заглянем! – беспечно сказал Быков. – Заодно мяском свежим запасёмся.

– Тогда – все на борт.

Однако просто так взять и вернуться не получилось.

Когда Олег повернул к пристани, из переулков вышли пятеро в самом расцвете сил, одетые без изысков – в чёрные штаны и куртки. Шляпы их тоже были того же мрачного цвета, и даже рубахи.

На первый взгляд, эти верзилы только что оторвались от трудов праведных, вот только их мускулистые руки сжимали не топоры лесорубов и не кузнечные молоты, а тесаки и шпаги.

Сухов замедлил шаг и сказал негромко:

– Сначала пистолеты. Вить, твой с краю…

– …Потом – мой, – перебил его кровожадный Пончик. – Угу…

– …А я займусь парочкой слева, – договорил Олег.

– Сзади ещё четверо, – беззаботно произнёс Быков.

– Кстати, да. Но у них тоже нет огнестрелов, одни острые и колющие предметы.

– Нет, ну почему… – заспорил Шурик. – У них ещё тупые предметы есть. Головы.

– Цыц, – сказал Сухов. – Танцуем. Первый выстрел – мой. Джентльмены желают нас проводить? – возвысил он голос.

Его английский кое-кому из встречавших оказался ясен, но юмор был не понят.

Пятёрка здоровяков в чёрном, одинаковых, как бобы в стручке, очень похоже насупилась и двинулась навстречу.

Ещё четверо таких же, физически крепких и не отягощённых интеллектом, в чёрных одеждах, подошли к корсарам с тыла, тоже перегораживая Хеерестраат.

– Стоять! – резко сказал Олег, но его приказ не возымел действия. – Ну не хотите по-хорошему, будем по-плохому.

С этими словами он выхватил «флинтлок» и выстрелил.

Тяжёлая пуля пробила грудь второму с края, снося его и бросая в пыль.

Пистолеты друзей ударили залпом. Своего Акимов убил наповал, а вот Шурка лишь ранил «следующего в очереди».

Быков и вовсе промазал, но нисколько не смутился промахом – ухмыльнулся, подмигнул бледнеющему супротивнику и выхватил палаш.

Сухов наблюдал за происходящим краем глаза, уделывая второго из парочки. Тот сражался нехило, так и кроил воздух чем-то вроде здоровенного фальшиона, весившего не меньше мясницкого топора.

Олег, отбивая его наскоки, смещался влево, чтобы не подставить спину напавшим с тыла. Один из них, видимо самый азартный, скакнул к Сухову, и тот совершил молниеносный выпад, накалывая торопыгу, как на вертел.

Пинком отбросив умиравшего, Олег уделил всё внимание умельцу с тесаком. Тот, надо полагать, умаялся махать тяжёлой железякой, что и следовало доказать.

Мах – и острая сталь палаша рассекла умельцу брюшко.

Мигом уронив фальшион, пострадавший ухватил обеими руками валившиеся кишки, тараща глаза и от боли, и от ужаса.

– Не-ет! – прохрипел он умоляюще.

– Да, милый, да! – ласково пропел Олег, обрывая его мучения.

К этой секунде Яр уже добил своего «визави» и развернулся кругом, уделывая ещё одного любителя накидываться всей толпой.

Ну с этим у Быкова не будет проблем…

Зато двое «тыловиков» здорово теснили Акимова с Пончем. Сухов бросился на выручку.

Не заморачиваясь расшаркиваниями, он всадил клинок в спину, просаживая печень тому из напавших, у кого шея почти отсутствовала, а обвисшие поля шляпы ложились на плечи.

В живых остался один голомозый – без шляпы, сверкавший обширной плешью.

Запаниковав, он легко дался Виктору с Шуркой.

– Готов! – выдохнул Пончик.

Олег внимательно огляделся.

– Где-то тут был твой раненый…

Обнаружив искомого, уползавшего с дороги, Сухов поставил ему ногу на грудь и прижал к земле.

– Не торопись, выползень, – сказал он. – Лучше поболтаем немного. Кто вас послал?

– Я… Я… – залепетал раненый. – Мне нельзя…

– А мне – можно, – холодно улыбнулся командор. – Скажешь – и ползи дальше. Промолчишь – останешься здесь. – Он приставил кончик окровавленного лезвия к шее «выползня». – Ну? Будешь остывать вместе со всеми?

– Нет! – выдохнул тот. – Не… надо! Я… Я скажу. Это… Это фон Горн нас… послал!

– Ах, фон Горн… Он же ван Хоорн. Мм?

– Да-да! У него… много обличий. Он… не святой, он оборотень! Господи, помилуй мя, грешного!

– Не скули, – брезгливо сказал Олег, убирая ботфорт и аккуратно обтирая палаш о куртку «выползня». – Последний вопрос. Ты сказал: «Он нас послал». Кто слал, мы выяснили. А нас – это кого?

– «Чернецов»…

– Ага… А я уж было подумал, что это вы меня пародируете. Ладно… – Сухов разогнулся и бросил: – Живи.

Тут послышался шум и топот. Олег сперва напрягся, кладя руку на рукоять палаша, но тут же расслабился – по Хеерестраат неслись его верные корсары, готовые порвать на ветошь всех обитателей Новой Голландии.

– Капитан! – воскликнул Кэриб Уорнер (куда ж без него?) и замолк, тараща глаза на мертвецов.

– Мы тут немножко повздорили, – с лёгкой улыбкой сказал Олег.

Оглядев «поле боя», он перевёл взгляд на своих людей и проговорил, добавляя металлу в голос:

– Эту падаль науськал местный святоша, который то ли фон Горн, то ли ван Хоорн. Найдите мне его!

Корсары шумною толпою бросились в порт, передали приказ капитана, и вот уже сотня народу – решительных, отчаянных и хорошо вооружённых головорезов – отправилась на поиски Албертуса ван Хоорна.

Они врывались в дома, молча осматривались, не замечая цепенеющих хозяев, даже мимо церкви не прошли, заявились и в форт – тамошний командир решил уже было сдаваться, однако пронесло.

Часа через два Мулат Диего докладывал с запинкой Сухову:

– Всё осмотрели, капитан! Нигде его нету! Мы и за городом искали, наткнулись на старого индейца, а он и говорит: ушёл, дескать, Человек-с-тысячью-имён! Собрал десяток своих чёрных и ушёл…

– Человек-с-тысячью-имён? – поднял бровь Олег. – Хм… Похоже. Ладно, даст Бог, встретимся.

Оглядев свою команду, он скомандовал:

– Все на борт!