Текст книги "Нижегородцы на чеченской войне"

Автор книги: Валерий Киселев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 14 страниц)

38. В РОСТОВЕ СТОЯТ ПЯТНАДЦАТЬ ВАГОНОВ С КОСТЯМИ РУССКИХ СОЛДАТ

Рано радоваться, что война в Чечне закончилась. Эхо ее будет еще долгим и страшным. До сих в плену у боевиков находятся около полутора тысяч наших солдат, а в Ростове-на-Дону в 15 вагонах-рефрижераторах – более тысячи неопознанных останков. Оттуда только что вернулась Татьяна Константиновна Копшева, которая безуспешно пыталась найти останки своего сына Саши.

Она приняла таблетку валидола, вытерла слезы и начала рассказывать:

– Саша был призван 9-го января 95-го Советским райвоенкоматом. Последнее письмо от него получила 23 февраля 96-го из Коврова, что его отправляют из учебки служить в Тверь, уже есть запись в военном билете. Когда долго не было писем, я пошла в военкомат, там мне сказали, что мой сын дезертир, он не прибыл в часть. Но это же невозможно! Он охотно пошел в армию. В начале мая мне принесли записку от сына: "Я в плену у чеченцев, но не беспокойся, меня скоро должны обменять".

– Татьяна Константиновна, как вообще могло так получиться, что его посчитали дезертиром?

– В Тверь отправили только документы, а солдат – в Чечню. Из-за неразберихи их и посчитали дезертирами. Но это еще что – на сына и группу его товарищей возбуждено уголовное дело, что они сдали блокпост чеченцам. Хотя ребят уже нет в живых, на расстрелянных чеченцами возбудили уголовное дело...

– А это как могло случиться?

– Их взяли в плен 8 марта этого года, 38 человек из 166-й мотострелковой бригады, в 4.15 утра, будто бы пьяными. Но все было не так. Мне рассказали ребята, кому удалось вернуться из плена, что накануне они получили приказ поставить все оружие в пирамиду. Поэтому их и взяли без сопротивления. Этот блокпост мешал боевикам, стоял на дороге, по которой им поступало оружие. Снять блокпост командование не имело права и, вероятно, было устроено так, чтобы чеченцы захватили их в плен. Ой, я вам такого могу наговорить, что вы напечатаете и вас, потом с работы уволят...

– Как вы искали сына, Татьяна Константиновна?

– Когда узнала, что он в плену, пошла в военкомат за помощью, там денег на дорогу не было, поехала одна, помогли добрые люди. Сначала Грозный. Там такие разрушения, так было страшно, что я три дня заикалась. Где я только не была в Чечне, знаю ее сейчас лучше Нижегородской области...

– Как вам помогали наши и как чеченцы?

– На блокпостах что творится – не описать... Кругом валяются использованные шприцы, контрактники все обкуренные или пьяные сидят, а солдаты – срочники голодные, с синяками, в тапочках, спрашивали у нас хлеба все время. Контрактники туда приезжают только пить и стрелять. Сами чеченцы запретили своим женщинам продавать на блокпосты водку, потому что там перепьются и стреляют друг в дружку, и куда ни попадя. От офицеров в Ханкале слышала: "Мы из двести пьяной бригады..." Ко мне один контрактник пристал, за версту от него водкой несло: "Какая ты мать? Ты что, его в одиннадцать лет родила? Мало тебе дома мужиков, так еще в Чечню приехала?". Посадили меня в подвал, в туалет под автоматом выводили. Потом уж меня одна чеченка выручила. А когда ехали на красных "Жигулях", водитель и мы, три женщины, вертолет нас обстрелял. Летчику хотелось просто поиграть пулеметом. Чеченка меня прикрыла своим телом. В Аргуне я жила в одной семье – у женщины погибли трое сыновей, семь детей остались сиротами, и сама она на костылях. Как мне было стыдно за Россию все это время... Столько сожженных сел, а видели бы вы, как трясутся дети, если раздаются взрывы, это непереносимо... Бывали случаи, что наши вертолеты стреляли по аулам, если узнавали, что здесь матери ищут своих пленных детей, чтобы замести следы. Стали пропадать уже и матери солдат, которые ищут своих детей. А сколько случаев, когда с вертолетов сбрасывают блестящие мешки с телами... У чеченки, где я жила, это в самом Аргуне, жил наш паренек, Денис, из Подмосковья, такой маленький, худенький, весь в болячках. Привел его контрактник: "Кому работник нужен, дешево продам, за двести тысяч".

– Русский продал русского в рабство?

– Ну да. Женщина сбегала к соседке за деньгами и купила, четыре месяца он у нее жил, пока мама за ним не приехала. Один боевик рассказал мне такую историю: в ущелье расположилась наша часть с техникой, чеченцы могли бы ее разбить или в плен взять, а потом подумали – зачем, кормить же придется. Сначала солдаты стали ходить в аулы за едой, а потом и вообще разбегаться. Кончилось все тем, что прилетели наши вертолеты и ущелье разбомбили. Погибли 389 наших, и цифру запомнила, а списали все на чеченцев. Чеченцы говорят, что знают домашние адреса всех наших генералов, офицеров и летчиков, вырежут всех, но все простят, лишь бы война быстрее закончилась.

– Как вы узнали, что с вашим сыном?

– В одном ауле раненый боевик по фотографии узнал и сказал, что в живых его нет, расстреляли 12 июня. Наши начали бомбить это место, надо было уходить, а пленные были все слабые, вот их и расстреляли, чтобы легче уйти. Нашли их 18 июля, десять человек, тела уже начали истлевать. Поехала в Ростов-на-Дону, в судмедлабораторию. Там сотни мам, сутками смотрят видеозаписи, чтобы опознать своих детей, останки им не показывают. Там даже в столовой невыносимый трупный смрад... Пока я смотрела, искала своего, привезли останки еще 35 человек, да в Ханкале ждали вертолета еще останки 45 солдат. Одна мама четыре могилы раскопала, пока своего сына не нашла. Самое жуткое это видеть радость родителей, которые находят кости своего сына. Радость, вы понимаете... Одна мама узнала своего сына только по ногтям. Когда я смотрела видеокассету, то в описании останков под номером 481 увидела записку со своим адресом. Стали работать с этими останками, но не совпали данные крови и рост меньше, чем у моего сына. У всех десятерых были страшно разбиты лица. У другого похожего череп был совсем не моего сына. Можно бы сделать экспертизу по ДНК, но это стоит 18 миллионов, таких денег в судмедэкспертизе нет. Есть еще вариант: определить по флюорограмме, но ее не оказалось в личном деле, хотя я сама относила вместе с сыном в военкомат. Куда отправили документы сына, вообще непонятно: то во Владимирскую прокуратуру, то в Костромскую. Я все время там молила Бога, чтобы он не отнял у меня разум. Если найду косточки своего сына, то буду чувствовать себя самой счастливой женщиной на свете...

Приложение No1

Выписки из карты признаков военнослужащих, находящихся на опознании в 124-й судебно-медицинской лаборатории Северо-Кавказского военного округа (предоставлен комитетом солдатских матерей Нижегородской области.)

Особые приметы одежды (цифры – номер опознаваемого, данные – все, что имелось при трупе)

11. Нательный крест из белого металла, шлемофон танкиста.

37. Оржавленная кружка часов.

42. Часы "Слава", на них надпись: "Папе в день 60-летия. Саша, Гала 883638 (возможно, Маленьких, Имамов, Сухарев, Барабин, Мохов, Ануфриев, Казбеков, Капустин. 81 мсп, инф. м-ра Соколова)

47. Сапоги с надписью "Кагарманов".

50. На теле медный крест фигурной формы с надписью "Спаси и сохрани".

57. На теле цепочка из белого металла с изображением Спасителя и надписью "Спаси и сохрани".

218. Нательный крестик с распятием Иисуса Христа.

229. На брюках надпись: "Наприенко 9589814" (Наприенко жив, 81 мсп.) В Чечне не был, свое обмундирование передал молодежи, помнит имена Дима и Олег, 1 рота 81 мсп.

253. В х/б "Наприенко", на сапоге "Фоменко", в сапоге "Шашков" (по УрВО сведений нет).

254. Алюминиевая ложка с надписью: "7 мср" и "Ищи

мясо сука".

481. 7 фотографий, листок блокнота с адресами: 606019 Нижегородская обл., г. Дзержинск, ул. Черняховского, офицерское общежитие, Бараненко Людмиле Петровне. Далее следуют адреса.

485. Молитвенный пояс. Кубик деревянный для игры в кости самодельный.

523. Самодельный брелок из 2-х патронов калибра 5,45 с цепочкой.

534. Труп доставлен обернутым в женское демисезонное пальто коричневого цвета.

543. В кармане обнаружен магазин от ПМ с 8 патронами (возможно из 205-й омсбр 1 батальон).

561. Часы "Пограничные", письмо.

574. Брелок из патрона 7,62 с цепочкой и английской булавкой, ложка с надписью "Ищи мясо".

579. Значок "Россия" с изображением Георгия Победоносца.

616. Крестик черный самодельный, плетеный.

624. Шлемофон танкиста.

666. На голове зеленая повязка (чеченец??)

710. На груди мешочек-амулет из кожи с арабским текстом.

713. Завернутая в носовой платок игрушечная лошадка белого цвета, часы "Камелер".

718. Записка с молитвой.

Бирка на одежде

70. Найден возле президентского дворца.

86. С БМП с привокзальной площади (возможно рядовой Короткий, сгорел в БМП, инф. к-на Кудиярова).

95. Неизвестный с БМП-1 No Е-04 ХТ 3931, водитель-механик.

96. Найден возле жд. вокзала.

97. Вытащен с сиденья БМП-КШ No 301.

124. Найден возле президентского дворца.

234. Возможно, ст. л-т обгоревший с танка. Найден возле белого дома.

289. Найден возле дома парламента рядом со сгоревшим БТР.

502. Неизвестный лейтенант, в/ч 22033 6 рота 2 батальон, поступил 9.08.96 из района "Минутка".

691. 4.09.96. Неопознан. Татуировка на левой груди в виде патрона, пули и колючей проволоки и гр.крови А (111)Rh+.

Клеймо на одежде

337. Сапоги кирзовые: "Суматохин" р.41. (по УрВО сведений нет).

516. На внутренней поверхности портупеи надпись: "Никто

не обнимал меня так долго".

( Список очень длинный – Ред.).

Приложение No2

Заместителю начальника МО РФ контр-адмиралу В. Аверкиеву

Справка-доклад "О мерах по предупреждению фактов неопознания погибших военнослужащих"

1.0. Мероприятия на этапе призыва:

1.1. Заполнить карту антропологических и других опознавательных признаков согласно приложению No1.

1.2 выдать красивый (эстетически привлекательный) жетон из прочного тугоплавкого металла. На одной стороне жетона должен быть изображен символ, закрепленный за родом войск, в которые направляется призывник. На оборотной стороне должно быть выгравировано наименование военного комиссариата, дата призыва, фамилия, имя, отчество, символы группы крови и резус-фактора призывника. Эти данные могут иметь решающее значение как при оказании медицинской помощи (переливание, забор крови), так и при опознании погибшего. Размещение жетона – на шее на металлической цепочке, изготовленной с элементами оригинальности дизайнового исполнения.

В документе изложен еще ряд мероприятий, который позволил бы быстро определить личность погибшего или раненого. Предложения составлены полковником мед службы В.Щербаковы, начальником 124-й судмедлаборатории 10 октября 1996 года.

39.СОЛДАТ-ДОХОДЯГА ВМЕСТО ГОСПИТАЛЯ ПОПАЛ В СИЗО

( Российская армия после первой чеченской кампании)

А. Янова вырастила своего сына для гвардии: рост – 178 сантиметров. Здоровый был парень, когда уходил на службу Отечеству. Но не прошло и трех месяцев, как мать приехала за своим сыном в часть, де он служил, в г. Камышин Волгоградской области.

Каким стал Андрей Янов через три месяца службы в Российской армии? Вес его – 52 килограмма. В письме в военную прокуратуру и в комитет солдатских матерей мама Андрея написала, что "у него началось полное истощение организма, падал в голодные обмороки". Родители самовольно забрали рядового А. Янова из части, увидев его в таком состоянии и, считая, что еще недели две такой службы, и он не смог бы самостоятельно передвигаться.

На следующий день по приезде домой А. Янов обратился в поликлинику по месту жительства, сдал анализы и начал лечение. А 12 мая к Яновым пришли военные и арестовали его за самовольное оставление части. В наручниках он был доставлен в СИЗО, где и прибывает до сего дня.

Мама А. Янова написала военному прокурору ходатайство, чтобы в отношении ее сына была изменена мера пресечения и чтобы его направили в госпиталь на лечение. Пока же А. Янову еще даже не назначен следователь. Его мама уверяет, что Андрей не уклонился от воинской обязанности и оставление части было только для лечения. "В противном случае, – пишет А. Янова, – мой сын умер бы от истощения".

Жители села Кириловка Арзамасского района, где жил А. Янов, написали обращение в его защиту, адресованное генеральному прокурору России. Характеристика на парня хорошая: "Андрей вырос на наших глазах. Мальчик спокойный и порядочный, мы его уважали. Андрей никогда не нарушал общественного порядка, не участвовал в драках. Никогда не видели его в нетрезвом состоянии, никогда никого не обижал. Мать вырастила его одна. Андрей был отзывчивым и чутким по отношению к друзьям и близким".

А вот каким увидели соседи Андрея, когда его через три месяца после проводов в армию привезли домой: "Мы смотрели на него со слезами на глазах, как на экспонат концлагеря. Он был неузнаваем: сильно истощен, землистый цвет лица, глаза и щеки ввалились, под глазами синяки. От Андрея остались одни брови. Он вернулся с гастритом, анемией, аритмией, болезнями почек и печени".

В комитете солдатских матерей Нижегородской области целая папка документов о беглых солдатах, о причинах самовольного оставления воинских частей.

Например:

"Я, Симаков Дмитрий Александрович, родился 5 декабря 1977 года. В армию был призван 12 декабря 1995 года Балахнинским РВК. 11 марта утром я ушел из части, чтобы попросить немного поесть. С едой в части совсем плохо. Я зашел в дом, совсем недалеко от части, и на лестничной площадке потерял сознание. Меня подобрала семья Зеленко. Они мне рассказали, что я был без сознания 3 дня. Когда я пришел в себя, то сказал им номер телефона тети и адрес. Они позвонили, и я стал ждать приезда мамы. Мама увидела меня больного и решила увезти домой. В части меня часто били в грудь, по спине или ногами, чтобы не было синяков".

Мама Дмитрия Клюшникова, когда побывала в части, где служит ее сын, оставила такие впечатления:

"Мой сын стал очень мрачным, сильно похудел. Говорит, нет аппетита. Я его совсем не узнала. Что-то там произошло, когда он вышел из госпиталя. Правда он мне ничего не говорит, но я чувствую, что-то там творится. Говорит, что его убьют".

Мама Алексея Балакина после поездки к сыну оставила заявление, где ходатайствует о переводе его на другое место службы по причине "... непрекращающихся неуставных отношений, неоднократных избиений со стороны офицеров и старослужащих, пьянства офицеров. Сыну выбили зубы, он боится ходить ужинать в столовую из-за пьяных выходок офицеров. В результате избиения у него произошло кровоизлияние в мозг. Я не хочу, чтобы с моим младшим сыном произошла та же история, он у меня последняя надежда в жизни. Я сама больная, похоронила на днях мужа".

Мама Алексея Воржакова пишет:

"Я выезжала за сыном во Владикавказ по телеграмме, данной местными жителями. Мой сын находится в санчасти, боясь физической расправы со стороны солдат. Бежал из санчасти и скрывался во Владикавказе в подвале одного из домов".

Мама Алексея Голованова написала в комитет солдатских матерей:

"Сын прислал письмо, где пишет о постоянных побоях и о вымогательстве денег в сумме 150 тысяч рублей. Собирается делать побег и умоляет меня приехать и забрать его из части".

Письмо от матери Димы Симакова:

"Когда я созвонилась с совсем незнакомыми людьми, выехала в Камышин, где служил мой сын, и увидела его, то была в шоке. Дима лежал на кровати весь опухший, на руках были гнойничковые раны, пальчики на ногах обморожены. По словам очевидцев, наши дети там не служат, а проходят школу на выживание. Солдат совсем не хотят кормить. А во что он был одет, в наше-то послевоенное время... На нем были худые старые сапоги, грязная до некуда телогрейка, нижнее белье – его только и стоит сжечь на костре, и тонкие, по колено, грязные штанишки. Все это я привезла домой, чтобы посмотрели люди, как одет наш солдат. А сколько матерей уже не в первый раз едут, чтобы выкрасть своих истощенных, обмороженных детей. Я нагляделась на солдат, как они ходят по квартирам и просят корку хлеба или на рынке просят у старушек семечек, чтобы утолить голод. Я не против, чтобы мой сын служил в армии, но не в такой, в какую он попал".

В какой армии служат наши солдаты, рассказывает в письме Дмитрий Лавров:

"Сначала служил в г. Салавате в Башкирии, там были русские солдаты, и служить было спокойно, и командир роты относился к своим солдатам с большим уважением. С марта 1996 года нас перевели служить в г. Уфу в/ч 6520 "В" 1 "БОН", но в этой роте русских было мало, в основном солдаты кавказской национальности. Интернациональной роты не получилось, потому что русских за людей не считают. Нас призывали в армии служить, а в части я увидел одни унижения и оскорбления. При любых возможностях старались унизить морально, но не было момента, чтоб не задели или не пнули.

Однажды зашел в умывальник, где находился сержант Менязев и ребята кавказской национальности (фамилии и клички за короткое время трудно запомнить, и говорили они по-русски очень плохо), он ударил меня по лицу и голове. Когда был в наряде на кухне по столовой, солдат кавказской национальности бил кулаком в горло, из-за того, что я не стал стирать чужие вещи. Каптерщик Арцегалян, кличка Ара, заставлял меня принести ему продукты, после моего отказа он несколько раз ударил меня головой об стену.

Потеряв все надежды на лучшее, я был в шоковом состоянии от всех унижений и побоев, вскрыл себе вены на левой руке... Лежал в больнице, а из головы никак не выходила веревка, в таком поникшем состоянии я был... У меня дедушка – инвалид войны, бабушка – участник войны, я их ценю и дорожу ими..."

Есть у автора этого материала и письмо рядового Р. Кайбашева. Не публикую его только из необходимости щадить чувства дедушек и бабушек, инвалидов войны, и чтобы не давать "скорой помощи" дополнительной работы после чтения таких статей.

41. РУССКИЕ СОЛДАТЫ ЖДУТ СВОИ ГРОБЫ

Центральные средства массовой информации то и дело поднимают вопрос о захоронении тела Ленина, который и без того лежит в гробу, и молчат, что в Ростове, в рефрижераторах уже третий год лежат не погребенные и никому не нужные останки более 500 русских солдат, погибших в Чечне. Центральное телевидение практически каждый день беспокоится о судьбе одного журналиста, находящегося в белорусском СИЗО, и забыло о сотнях пленных русских солдатах и офицерах, которые на положении рабов живут и ежедневно умирают в чеченских аулах.

Пошел второй год, как закончилась бесславная чеченская война, но эхо ее будет еще долгим и кровавым. Ушла из Чечни российская армия и забыла о своих мертвых и пленных товарищах. Некогда правительству – надо вести переговоры о нефтепроводе. Поисками погибших и пропавших без вести занимаются сейчас в Чечне в основном комитеты солдатских матерей, да почти обезумевшие от горя матери, отправившие своих мальчишек на смерть.

Вернулись из очередной поездки в Ростов-на-Дону и представители Нижегородского областного комитета солдатских матерей.

– Мы ездили с мамой Саши Копшева, погибшего в Чечне еще весной 1996 года, – рассказывает Г. Лебедева, зам. председателя комитета. – В 124-й лаборатории судмедэкспертизы Северо-Кавказского военного округа его останки были идентифицированы и мама забрала их, чтобы похоронить дома. Советский райвоенкомат помог организовать похороны.

Александр Копшев служил в 166-й мотострелковой бригаде, 8 марта 1996 года их 15-й блокпост был взят чеченцами в плен. Почти все пленные погибли или были расстреляны, спастись и выжить из 28 человек удалось немногим. О судьбе этого блокпоста и обстоятельствах пленения его бойцов мы уже сообщали нашим читателям. Но ставить точку в этой жуткой истории рано. Открываются новые обстоятельства, не знать о которых нельзя, если мы хотим знать о чеченской войне всю правду.

В Ростове представителям Нижегородского областного комитета солдатских матерей удалось получить копии показаний некоторых наших пленных, кому удалось вернуться к своим. Вот, например, показания строителя из Волгодонска С. Баркусова:

Танкист с этого блокпоста рассказывал мне: "Полковник, командир блокпоста, очень часто приезжал на блокпост с чеченцем, полевым командиром. У них были очень дружеские отношения. Разрешал чеченцу кататься на танке, сам ездил на его "Жигулях", показывал минные растяжки вокруг блокпоста. Продукты, которые получили для блокпоста, прямым ходом шли к чеченцам, горючее тоже продавалось. Ребята на блокпосту были голодные, вшивые, поэтому им приходилось собирать дань с чеченцев, проезжавших через этот блокпост".

Солдаты, еще находясь в плену у чеченцев, написали об обстоятельствах своего пленения письмо в Москву. Дошло ли оно по назначению, неизвестно.

Со слов Молды, коменданта Шали:

"Я их держал у себя целую неделю, переговаривался с вашим командованием. Если бы командование захотело, мы бы договорились, но они им были не нужны".

Из показаний С. Баркусова:

"...Троих ребят привезли в село, голодных, вшивых. Сбежалось все село. Над ними смеялись, издевались. Хозяин на глазах у всех заставил их подметать улицу шапками. Затем прошел слух, что ночью федералы будет делать в селе зачистку и хозяин расстрелял ребят и сбросил в ущелье".

Колонну пленных, было их в общей сложности около 100 человек, гоняли по горам и ущельям, пока она не попала под артналет российских войск. Наши солдаты погибали от своих же снарядов. Тех, кто не мог идти, чеченцы расстреливали.

Со слов Скумбицкого, строителя, сбежавшего из плена:

"Нас всех согнали в село Старый Ачхой. Ребята были со всех фронтов, были и ранены. Начальником лагеря был Ахмед Дудаев, племянник Джохара Дудаева. Было очень голодно, многие умерли от голода и болезней. Многих забили до смерти, особенно контрактников. недалеко от лагеря есть захоронение, там приблизительно 60 тел... Ребята были живыми трупами, многие не могли даже есть. Работали они на лесоповале, по 15 человек тащили одно бревно и не дай Бог кому упасть, добивали на месте".

Целый месяц жили в 124-й лаборатории в Ростове Г. Лебедева и Н. Жукова, пытаясь вместе с матерями опознать погибших солдат.

– Галина Федоровна, сколько сейчас в Ростове находится останков наших солдат, которые до сих пор не опознаны?

– Всего через эту лабораторию прошло полторы тысячи наших погибших солдат и офицеров, найденных на местах боев, тех, кого сразу не смогли опознать однополчане. Осталось еще более пятисот. Определить личность погибшего, когда от него почти ничего не осталось, очень трудно, эксперты идентифицируют в неделю не более одного-двух.

– Потом останки забирают родители?

– В Ростове мы встретили маму, которая полторы недели сидит на гробу своего сына, не может его вывезти. Нет денег, нет представителя от воинской части. В воинской части представителя в Ростов послать не могут, потому что нужен приказ из округа, там ждут приказ из министерства обороны. Невольно осталось впечатление, что до погибших в Чечне никому нет дела. Когда мы ехали уже с гробом Саши Копшева, на стекле машины табличка была, что "груз-200", нас то и дело останавливала военная автоинспекция: "Какой еще "груз-200", война-то давно кончилась!".

– В Ростове вам приходилось встречаться со многими людьми, известно ли, сколько примерно в Чечне осталось наших пленных, сколько еще братских могил?

– По данным вице-премьера Чечни Удугова, там примерно 60–70 братских могил, по их оценкам – около 1200 погибших. Работают эксгумационные команды, но очень медленно, ко многим братским могилам не добраться. Определить количество пленных сложнее. По данным Удугова их осталось в живых примерно 150 человек. Прячут их где-то в горных аулах, небольшими группами, поодиночке.

– Почему так медленно идут работы по идентификации личностей погибших?

– Это очень сложно, и дорого стоит. В 124-й лаборатории мне сказали, что уже поступили средства на организацию захоронения останков в братскую могилу. Нет останков – нет проблемы. А то, что матери ждут хоть каких-то сведений о своих пропавших без вести сыновьях – уже неважно. Сотни солдат могут остаться без вести пропавшими навсегда. Хотя можно и нужно сделать все возможное, чтобы мама каждого из них могла бы прийти на могилу своего сына. Да вы посмотрите внимательно этот список...

Это копия выписки из карты признаков погибших, которые до сих пор лежат в рефрижераторах в Ростове. Особые приметы, т.е. то, что осталось при погибшем помимо его тела...

Страшно читать этот список. То и дело попадается короткая строчка: "Нательный крест из белого металла, шлемофон танкиста". В списках – все образцы амуниции, которые положены солдату. От кого-то остался, кроме окровавленных костей, остаток бронежилета, от кого-то – сапоги, ремень или фляжка, нательная рубашка с армейским клеймом, ложка, брелок из патрона... Это остатки исчезнувшей из Чечни армии.

А как, например, определить личность погибшего солдата, если документов при нем не было, на бушлате – одна фамилия, на сапогах – вторая, а на ремне – третья. Как будто бросали их в бой, собирая не только их разных частей, но и обмундировывали из одной огромной кучи бывшего в употреблении барахла...

То и дело в списке: "Найден возле площади Минутка... Найден возле президентского дворца..." Очень много таких, о которых просто написано: "Солдатами не опознан". То есть или погибшие были настолько изуродованы, или солдаты, идя в бой, даже толком не знали друг друга.

Но почему никто не забирает, например, рядового Калашникова Анатолия Александровича из в/ч 5594? Почему никому не нужен старшина милиции из Тулы Улитин Анатолий Николаевич? Неужели трудно определить личность погибшего солдата-водителя, если сохранился его путевой лист, и не только с номером машины, но и его фамилией? А зачем же тогда выдавали перед боем солдатам жетоны, если по ним не могут определить его владельца?

– Эксперты из 124-й лаборатории сказали, что процентов восемьдесят погибших, находящихся здесь, родителям можно забирать и хоронить, рассказывает Г. Лебедева.

Не нужны они никому. Оставшиеся в живых после боев солдаты демобилизовались и разъехались по домам, им сейчас не до поисков своих погибших однополчан, которых они не успели и в лицо-то запомнить, офицеры, кто не застрелился от отчаяния, как все комбаты 205-й бригады, перетасованы по воинским частям, да и многие воинские части после вывода из Чечни расформированы. Наконец, как известно, воевали в Чечне сводные батальоны и полки, потому что полностью укомплектованных дивизий в российской армии нет.

Ну, армии не до погибших, но почему не ищут в этих рефрижераторах матери своих сыновей? Не все же эти пятьсот – сироты.

– Сейчас в Ростове в этой лаборатории мам мы видели не более десяти, говорит Г. Лебедева. – Они живут здесь постоянно.

Нижегородский областной комитет солдатских матерей, проводя огромную работу по поиску наших пропавших без вести солдат, много раз обращался за материальной помощью к нижегородским предпринимателям. Ни звука в ответ. А вот иностранцы работу комитета оценили: именно он, единственный в России, выиграл грант института "Открытое общество", учредителем которого является Форд.

"Дали бы команду уничтожить их, я бы выполнил, не задумываясь, – пишет Александр С., один из пленных русских солдат, кому посчастливилось выжить, Но это не выгодно нашему правительству, желающему как можно больше уничтожить русских парней и нажить себе денег на их крови. Если бы это была настоящая война, мы бы ее выиграли".

У этого солдата своя, правда... Но кому нужен он и его, правда? "И я в данный момент не могу жить без войны, я хочу стрелять и жить этой жизнью. Нас приучили к оружию и бросили..."

Переживут ли предстоящую зиму русские пленные в Чечне... Вряд ли. Наш президент, пожалуй, скорее с Белоруссией союз разорвет, обидевшись на А. Лукашенко из-за Павла Шеремета, чем осмелится потребовать у Масхадова вернуть оставшихся в живых русских ребят.

42. ИЛЬЯ, РАБ ИЛЬЯСА

Интересно, Лев Толстой, окажись он в наше время и, узнав об этой истории, продолжал бы исповедовать свою теорию непротивления злу насилием или попросил бы немедленно дать ему автомат Калашникова...

"В квартиру вошли двое чеченцев..."

–Это было в воскресенье, – вспоминает Тамара Ивановна С., – Постучали, вошли двое. Я сразу поняла, что это чеченцы и что они что-то знают о моем сыне. Поняла, что сын жив, и это главное. Сказали, что если хочу его выкупить, то должна приехать в Кизляр, иначе его продадут или убьют. Стала искать необходимую сумму денег...

Сын Тамары Ивановны служил в Чечне. Причем попал он туда второй раз.

–Когда началась война в Чечне, – рассказывает Тамара Ивановна, – мы не беспокоились за сына: он служил во внутренних войсках связистом, охранял заключенных, в такой глухомани на Урале, в таких болотах, что, казалось, до них командование не доберется до конца войны.

Но очень скоро дошла очередь и до солдат в уральских болотах.

На каждом столбе – объявления матерей

Илья в составе сводного батальона попал в 101-ю бригаду внутренних войск. Вместе со всеми ездил на боевые задания, на зачистку чеченских сел от боевиков. В его письмах домой была скрытая тревога и мать решила ехать в Чечню, выпросить у командования отпуск для сына.

– Приехала – там на каждом столбе висят объявления матерей, ищущих своих пропавших без вести сыновей. Встречались женщины, совершенно безумные от горя... – вспоминает Тамара Ивановна. – Приехала в часть, где служил сын. Вызвали мне его. Идет навстречу что-то в фуфайке... Сначала я его не узнала... Он был очень худой, спина ссутулилась, весь во вшах, на теле чесотка. Такими были почти все солдаты-срочники. Насмотрелась я и на контрактников: все толсторожие, сидят на блокпостах, вокруг – горы из банок от тушенки и пива.

Илье дали отпуск и он вместе с матерью уехал домой.

Очень скоро мать заметила, что у сына со здоровьем совсем неладно: жалуется на острую боль при поворотах тела. Сходили к врачу, сделали рентген. Оказалось, что у Ильи сломаны два ребра. Произошло это не во время боевой операции, а у себя в части. Вместе с ним служили москвичи, заставляли стирать их грязные носки и портянки, отказался – били.

Отпуск Илья потратил на лечение. Попросил прокурора, в связи с состоянием здоровья, перевести его в другую часть. Прокурор дал согласие и две недели Илья служил в родном городе.

На выполнение конституционного долга – в наручниках

– В то утро мне позвонила мама и сказала, что сына увезли в Чечню. Илья успел ей сообщить. – Рассказывает Тамара Ивановна, Мы с мужем приехали в часть, дождались его командира, но тот на все вопросы лишь разводил руками или говорил, что сын был прикомандирован к их части и он не имеет права держать его здесь.