Текст книги "Ружья и голод. Книга первая. Храмовник"

Автор книги: Валерий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 5 страниц)

– Это позор. Он выставил нас незнающими вчерашний день глупцами!..

Превосходительство стоял в стороне, сложив руки на груди. Его взгляд все также внушал необъяснимую тревогу. Конечно же, он прекрасно слышал не самые лестные слова в свой адрес, но не подавал абсолютно никакого вида. Он производил впечатление человека, которому совершенно безразлично то, что происходит в паре метров от него.

Белфард ерзал на месте. Ему это не нравилось. Его мутило, и он не понимал, почему все еще находится здесь, а на скачет куда-нибудь на Золотце убивать еретиков во славу Матери. Моран не отрывал от него своих глаз. В них читалось удивление, страх и неприязнь. Все явно шло не по тому сценарию, который он представлял себе еще утром.

«Причем здесь треклятые Пророчества Матери и я? Я родился, как мне сказали, намного позже ее смерти и едва ли она представляла меня одним из своих пылающих мечей Очищения. Я читал другие ее Пророчества – в них одни намеки, недомолвки и ничего конкретного».

Действительно, за время своей жизни Матерь записала множество Пророчеств. Она предсказала свою смерть и смерть Дитя, восхождение Голодного Волка на трон язычников, Ночь Адового Пламени, в котором погибли миллионы жителей Холли-Сити, и много другого, что и по сей день пытаются расшифровать члены Храмового Совета.

– Здесь написано два слова – имя Матери… и еще одно, – наконец произнес Серафим.

Все члены Совета разом устремили взгляд на Белфарда.

«Что за дерьмо? Этого не может быть. Должно быть это какая-то шутка или очередная гадость, подстроенная Мораном».

Среди всех, кто находился в тот день в Зале Выбора, спокойствие сохраняли лишь двое – Его Святейшество и капеллан Калавий.

Глава 4. Истина и ложь

Несмотря на то, что на дворе стоял полдень, окна в комнате были плотно завешены красными драповыми шторами. Дождь почти закончился, и было слышно, как об деревянные карнизы с глухим звуком ударяются редкие капли.

Источником света в комнате служило пламя свечей, в изобилии расположенных в настенных канделябрах, и огонь камина.

«Он сумасшедший – зажигать камин в августе», – подумал Белфард, входя в обитель Превосходительства. В его голове еще стояли возмущенные вопли Серафима, когда Его Святейшество под руку выводил его из Зала Выбора.

Покои Его Святейшества были заставлены различной мебелью разного калибра – стеклянными журнальными столиками, металлическими этажерками, деревянными и пластиковыми тумбами, пуфами и прочей утварью.

«Похоже в свободное время, отдыхая от своих превосходительских дел, он вешает на дверь своей комнаты табличку «Магазин Господина Его Святейшества и Партнеры – все от готовальни до спального ложа. При предъявлении купона действуют скидка».

Боковую стену слева полностью занимал огромных размеров книжный шкаф, набитый всевозможными томами, свитками и фолиантами. Белфард заметил в этой коллекции парочку вполне себе запрещенных Храмовым Советом книг.

Обитель была больше кельи Белфарда примерно в пять раз. Все вокруг было завалено пергаментом, старыми газетами и дневниками. Ни одна поверхность мебели не была свободна, равно как и поверхность серого мраморного пола, так, что груды всей этой бумаги образовывали лабиринт – тропы для Превосходительства и его гостей в этом беспорядочном хаосе. Белфард ожидал здесь увидеть пустые блюда из-под пирожных и куриных окороков, но никак не груды литературных трудов и древние письмена.

Следом за Белфардом в комнату вошли Калавий и Превосходительство. Не смотря на всю свою грузность, на лице Его Святейшества не было и намека на испарину или одышку, несмотря на то, что они спустились на четыре лестничных пролета вниз. В который раз это удивило Белфарда.

Превосходительство указал на большой письменный стол из ольхи с косолапыми медными ножками. Все трое пробирались сквозь тонны различной макулатуры.

– Прошу, Белфард, присаживайся, – жестом пригласил Его Святейшество.

Белфард опустился в широкий стул с узкой мягкой спинкой. Только сейчас он заметил, что все еще вертит в руках рогатую корону, которую он не вернул одному из учителей, поскольку наречение в храмовники так и не состоялось. Она внезапно показалась ему очень знакомой. Белфард быстро бросил ее на стол, будто она была способна обжечь его руки.

– Ты голоден? Может быть воды? Или чего покрепче? – участливо обратился Превосходительство к Белфарду

– Что происходит и почему я здесь? – выпалил он в ответ.

– Всему свое время, мой господин, – остудил его пыл глава Ордена. – Всему свое время.

Калавий продолжал стоять, держась одной рукой за спинку стула, на котором сидел Белфард. Словно тот не хотел, чтобы Белфард смог сбежать. Он уловил переглядывания капеллана и Превосходительства, которые они пытались скрыть.

«Что эти двое задумали? Меня напрягает соседство с огнем и этими двоими. Как бы они не закинули мое тушку, как полено, в камин, если им не понравятся мои ответы на вопросы, которые обязательно последуют. Неужели Моран все-таки успел сделать какую-то гадость, из-за которой я сейчас здесь».

– Скажи мне, Белфард, что ты помнишь до того, как появился в этом замке? – начал Превосходительство.

– Ничего. Абсолютно, – честно ответил тот. – Меня нашел патруль преториев около восточного дозора, в одной одежде и без каких-либо документов.

– Ты помнишь этот момент? – с интересом спросил Превосходительство.

– Нет, об этом мне рассказали братья, – уверенно ответил Белфард. – Мое первое воспоминание здесь это лицо дока Хобла. Он определил, что я здоров, не имею мутаций, и что я обладатель гена бессмертия.

– Разумеется, – едва слышно произнес Его Святейшество.

– Что?

– Ничего. Продолжай.

– Продолжать особо нечего, – признался Белфард. – Меня переодели, подстригли, выдали одежду и отдали под опеку капеллана Калавия, которые первые два года меня иначе как дебилом не называл.

Превосходительство одарил Белфарда своим пронзительным взглядом.

– Дерзить ни к чему, здесь сейчас все твои друзья, – его голос тем не менее отдавал угрозой. – Видишь вон ту стопку бумаг слева? Это доносы на тебя, половина из которых вышли из-под пера твоего друга Морана, с которым ты имел честь сегодня проходить обряд Посвящения.

– Да я скорее подружусь с милой семейкой людоедов из Пустошей, чем с этим выродком, – выпалил Белфард.

– Который отныне твой брат, спину которого ты будешь прикрывать, даря Очищение всем тем, кто вздумал посягнуть на наш Путь, – гневно отозвался Калавий. – Твои речи лишь подтверждают слова, вложенные в каждый из доносов.

– Не горячись, капеллан, – спокойно возразил Превосходительство. – Белфард, ты кое-кого мне напоминаешь. И это говорит лишь о том, что многие вещи все еще остаются на своих местах.

В камине что-то громко щелкнуло с яркой вспышкой, осветив Калавия. Он не мигая смотрел в глаза Белфарда.

«Почему он смотрит на меня с таким страхом и ненавистью?».

– Вы назвали меня братом Морана, – Белфарду с трудом удалось отвести взгляд от капеллана. – Однако я не сделал Выбор, а значит не имею права, чтобы ко мне так обращались.

– Ты имеешь здесь больше прав, чем любой из храмовников в Обители, – с нажимом произнес Превосходительство. – Выбор за тебя сделала Матерь, а посвящать сегодня тебя буду лично я. Но для начала мы все вместе должны уладить некоторые неразрешенные дела. Сейчас ты будешь отвечать на мои вопросы и вопросы капеллана. И я прошу отвечать тебя точно и правдиво, чтобы мы затем поскорее смогли ответить уже на твои вопросы, коих, я думаю, за сегодняшнее утро накопилось не мало.

Превосходительство, как бы случайно, провел пальцем по стальной рукояти секиры, которую он перед этим вальяжно уложил перед собой на столе.

«А если мои ответы тебя не устроят, ты отрубишь мне башку, а тело скормишь самой злобной суке в псарне – так ты хотел закончить свою фразу».

– Итак, начнем по порядку, – продолжал Превосходительство. – в тот день, когда тебя нашли, Бомо вместе со своим капитаном направлялись в Восточный Дозор. Бомо явился ко мне с докладом и сообщил о находке. Поначалу капитан Вар хотел тебя прогнать или убить, но Бомо его остановил. Что-то в твоем взгляде, как он сказал мне во время доклада, заставило его погрузить тебя на лошадь и отправить в Обитель. Ты был в бреду, и как сказал Бомо, «молол какую-то околесицу о праве крови и днях возвращения».

– Как я уже сказал, я не помню…

– Просто слушай, – отрезал Его Святейшество. – Для Бомо эти слова были пустым звуком, но для нас с Калавием они были громом среди ясного неба. Мы их уже слышали, и они же написаны здесь.

Превосходительство слегка привстал и извлек из внутреннего кармана то самое письмо с Последним Пророчеством, которое Белфард видел сегодня утром издалека. Сейчас оно лежало на столе, и Белфард мог свободно прочитать буквы, что были выведены на конверте красивым размашистым почерком.

Он опустил свой взгляд на этот прямоугольник бумаги, и в тот самый момент мир ушел из-под его ног. Его словно подхватило течение реки, и, швыряя о камни, понесло на встречу бурлящему водопаду. Слова, что были написаны в правом верхнем углу, отныне и навсегда определяли судьбу Белфарда:

Для Белфарда,

С воззванием.

Лиллит

– Я не…

– И мы не, – с улыбкой перебил его Превосходительство. – Триста лет назад я не знал никакого Белфарда, ты понимаешь?

Капеллан Калавий, до этого не произнесший ни одного слова, нарушил молчание.

– Этим именем ты назвался преториям, что нашли тебя, прежде чем ты отключился.

– Преподобный Серафим сказал, что на конверте значится два имени, – вспомнил Белфард. – Одно, как теперь я выяснил мое, а второе, получается…

Превосходительство тяжело вздохнул.

– Да, настоящее имя Матери. Так ее звали, так ее называли ее приближенные. Так называли ее я и Калавий. Теперь этого имени уже нет, остался только Истинный Путь. Как нет теперь и моего прежнего имени. А сейчас оставь вопросы. Как я уже сказал, ты сможешь задать их позднее.

Его Святейшество протянул Белфарду небольшой нож для бумаг.

– Вскрой его и прочти, – тон голоса Превосходительства звучал возбужденно. – Мы с Калавием уже знаем, что там сказано.

Нож показался Белфарду тяжелым и неудобным, хотя на самом деле весил не больше шариковой ручки. В нос ударил едкий запах табачного дыма, постепенно обволакивающего комнату.

«Я не хочу знать, о чем там идет речь. Чтобы там ни было, оно не сулит ничего хорошего. А эта вонь из трубки старика делает только хуже – как тут мать твою сосредоточиться?!».

Тем не менее, под тяжелым взглядом черных глаз Его Святейшества Белфард подчинился приказу. Он сломал печать в виде розы и провел ножом вдоль верхней части конверта, стараясь не повредить содержимое.

Внутри лежал тонкий лист бумаги нежно-голубого цвет, сложенный вдвое. Белфард развернул его и начал читать про себя:

По праву крови, где убиты были

Дитя и Мать, и соль там ориентир,

Песок багровый, где тела остыли,

И берег, где свершился адский пир.

Найдешь ты камень с черною звездою

И Кровью его Первых окропишь,

Дитя и Мать, чьи кости под землею,

Ты к жизни из забвенья возвратишь.

Белфард трижды прочитал это послание. Послание для него. И эти строки для него ничего не значили. Он не понял ни единого слова.

«Эти чертовы пророчества всегда обо всем и ни о чем. Право крови. Соль. Черная звезда. Камень и кровь первых. Это какая-то несуразица. И я что, должен воскресить мертвых? Такому в Обители не учат. По всей видимости, перед смертью Матерь рехнулась и несла полный бред, не иначе».

Превосходительство и Калавий с надеждой и в тоже время со страхом на лицах смотрели на Белфарда.

«Сейчас я достану из задницы кролика, и публика поблагодарит меня за фокус! Они что, правда думают, что я хоть что-то понял из того, что написала Лиллит, и сейчас проясню их озадаченные головы? И чего они так боятся?»

– Что ты скажешь об этом? – наконец спросил Превосходительство.

– Скажу – ничего, – на лице Белфарда отражались раздражение и недоумение. – Я не понял ничего из того, что здесь написано.

– Любопытно, – только и сказал Превосходительство.

– Я бы сказал иначе, – язвительно ответил Белфард.

Калавий положил руку на плечо Белфарда и с загадочным тоном спросил:

– Скажи, тебя когда-нибудь посещали странные сны? Знамена с черным солнцем, озеро, женщина с черными волосами и татуировкой? Отвечай честно, я знаю, когда ты мне лжешь.

Белфард глубоко задумался. С тех самых пор, как он очутился в стенах Обители, его постоянно донимали кошмары, которые он затем не мог вспомнить. От них не помогали избавиться ни медитации, ни усталость после тренировок, ни микстуры дока Хобла.

«Что же там было?..».

Он всегда отчетливо помнил звон мечей, звуки пальбы и треск горящих поленьев в костре. Но что же он там видел?»

– Мне часто снятся сны о местах, где я никогда не был, – с усилием произнес Белфард. – Но я никогда не мог вспомнить деталей, после того как проснусь. Только звуки далекий сражений и волчий вой.

Калавий и Его Святейшество с облегчением посмотрели друг на друга.

– Это какой-то полнейший бред, – продолжил Белфард. – Причем здесь волчий вой?

Калавий вытряхивал трубку в камин. Он остановился в полудвижении и посмотрел на Белфарда горящими глазами, полными подозрения, а затем обратился к Превосходительству

– Голодный Волк, – коротко сказал он.

– Похоже на то, – ответил Превосходительство.

Белфард с искренним недоумением посмотрел на этих двоих, как на душевнобольных.

– Голодный Волк из одного из Пророчеств Матери? –он едва не засмеялся. – Злобный варвар, ублюдок с Геном Ассов, который сидит на троне из костей и черепов и якобы правит где-то там, далеко на востоке Пустошей? Это байка, которую любят рассказывать друг другу ученики вместо страшилок. Никто из ныне живущих никогда не видел этого Волка и его орд любителей человечины.

– Практически никто из ныне живущих, – сказал Калавий. – Это создание, эта тварь из глубин ада, прикидывавшаяся человеком, хотя у него больше общего со зверем, разбил четыре наших когорты и гвардию Матери. Мы потеряли все наши знамена и большую часть воинов. Легион практически перестал существовать. Орден по сей день не может оправиться от этого поражения. Это Голодный Волк пленил и убил Матерь и ее Дитя.

– Но почему этого нет в Своде и ни в одном другом из священных писаний? – удивился Белфард. – Свод говорит, что Матерь и Дитя были отомщены. Еретики перебиты или преданы огню все, а их остатки забились в норы глубоко на востоке Пустошей.

– Отомщены? – ответил Калавий. – Где же тогда гарнизоны на востоке? Мы едва успели уйти за наши стены. Да если бы Волк пожелал нас преследовать, не было бы сейчас никакого Ордена и Обители. Но Матерь была права, ее жертва остановила этого безумного еретика. Их были тысячи, а нас в конце похода едва набиралось семь сотен. Да этого все битвы происходили легко. Храмовники были прекрасно обучены и не боялись погибнуть в бою. Но кто совладает с такой чудовищной бурей? Волк объединил всех еретиков вплоть до самого побережья. Два года мы метались, гася очаги сопротивления в бесконечных битвах, но они каждый раз вспыхивали в новом месте. Приходилось отступать все дальше и дальше на запад под этим давлением. А в последнем сражении варвары хлынули все разом. Мы уложили их тысячи три, а они продолжали прибывать…

– Ты не понимаешь, что грозило бы нашему миру, расскажи мы правду, – Превосходительство воздел руки к небу. – Что мы должны были сказать крестьянам в Обитаемых Землях? Что нас разбили варвары и в любой момент могут нагрянуть к нашим воротам? Что бы мы сказали нашим сателлитам и их лордам, чьи земли объединены вокруг Храмовых Земель? Что мы не способны дать им защиту, которую они от нас ждали и которую мы им слепо обещали? Что мы спустя каких-то восемьдесят лет после основания Храмовых Земель терпим бедствие? Путь должен быть незыблем для них. Наши убеждения должны быть для них единственно верными. Началась бы паника, голод и смерть. Мы низвергли бы все в темные века, подавляя восстания, и тогда бы Голодный Волк окончательно победил, даже не начав новое наступление. Возможно, если бы Матерь и Дитя остались с нами, мы поступили бы иначе. Но у нас не было такого авторитета среди людей. Мы были орудиями Матери, а не голосом Пути, с помощью которого можно заглянуть в будущее. Мы поступили иначе – взяли Свод и дополнили его новыми главами, где рассказали о нашем славном, но горьком походе, где мы проиграли, но, собравшись с духом, скорбящие по Матери и ее Дитю, нанесли новый удар и разбили иных и еретиков. А затем ушли, ибо в этих землях нет ничего, кроме песка и смерти. Это истина для всех вот уже полтора века. И мы не потратили эти годы в пустую. Мы возводили новые, более крепкие и надежные стены и укрепления, обучали новобранцев в ряды храмовников, искали новых союзников на западе и севере и обращали их в свою веру, а тех, кто отказывался, истребляли, потому что знали, что рано или поздно они станут союзниками Волка из страха или жажды легкого богатства и абсолютной, порочной свободы. Но самое главное – мы ждали тебя, потому что Пророчество давало нам надежду на возвращение Матери. Представь, как воспрянет наш легион, если в битву их поведет она! Они пойдут за голубой розой хоть в самую Преисподнюю. Каждый день я зажигаю в камине огонь Очищения и молюсь, чтобы этот день настал.

– Есть еще кое-что, что беспокоит нас, – Калавий наконец опустился на соседний стул рядом с Белфардом. – Ген бессмертия… Как оказалось, не во всех он так чист, как мы думали. Да, он все еще дает его носителю долгую жизнь, но в последние десятилетия у некоторых начались… «изменения».

– Посмотри на меня, – обратился к Белфарду Превосходительство. – Ты когда-нибудь замечал меня за чрезмерностью в употреблении пищи? Разве похожа моя комната на покои чревоугодника? Несколько десятков лет назад я начал меняться. Эти мутации необратимы. Я прочитал все книги, какие были мне доступны. Все знания мира, что еще чудом сохранились, не дают ответ на вопрос, что со мной происходит и как от этого избавиться. Если мои прогнозы верны, то осталось мне совсем недолго.

И как только меня не станет, Храмовый Совет уже некому будет сдерживать.

Голос Превосходительства нарастал. Он хотел сказать что-то еще, но осекся в последний момент, взглянув на Калавия. Он продолжил, но его тон стал невыразительным, словно он читает по бумажке.

– Они были отличными солдатами, но абсолютно не знают, как устроен этот мир. Они предадут огню всех и вся из страха, что их власть рухнет, а мир вокруг них захлебнется в крови. Совет не понимает эластичности этого мира, его гибкости и непостоянства. И поэтому нам нужен ты. Только ты можешь вернуть Матерь и ее Дитя и остановить смуту, что витает у нас над головами.

Несколько минут Белфард молчал, переваривая то, что он только что услышал. Он заметил, что Калавий нервно поглаживает свою бороду. Обычно капеллан делал так, когда уличал Белфарда во лжи. Но сейчас он рассказал все как есть, не скрывая ни единого факта. В который раз происходящее показалось ему странным.

«Что-то здесь нечисто. Они мне что-то не договаривают. Это похоже на театр недосказанных слов и сбивающей с толку полуправды. Но кто в нем зритель, а кто актер?».

Наконец он произнес то, что годами хотел сказать в лицо Калавию и Превосходительству:

– Все, чему меня тут учили – ложь, – сокрушенно сказал Белфард. – И я думаю, что она далеко не последняя.

Глава 5. Триумвират

Они не возразили ему. Капеллан не начал его бить, хотя все в его поведении говорило о желании это сделать, а Превосходительство не вынес сметный приговор. Но Белфард понимал, что если дело хотя бы наполовину обстоит так, как они говорят, то нужно действовать. Не важно, насколько плох Орден и какие интриги плетутся внутри него. Не важно, что они скрывают от Белфарда и какие слова из тех, что были сказаны, являются правдой. Если варвары хлынут на территорию Обитаемых Земель, начнется резня. И одними силами храмовников эту бурю не остановить. Вполне возможно, что лишь одна Матерь имеет план, ведь только она видит будущее. Она не могла просто погибнуть и обречь дело всей своей жизни на неминуемую гибель. Поэтому нужно действовать и действовать быстро. Он понятия не имел, как можно кого-то поднять из мертвых, но Пророчество Матери уже не вызвали у него такого скепсиса. Надежда – за нее эти двое хватались, и теперь Белфарду приходилось хвататься за ту же соломинку. Он посмотрел сначала на Его Святейшество, затем на Калавия и задал вопрос:

– Скольких коснулись эти изменения?

– Меня, всего Храмового Совета и примерно трети храмовников – у каждого своего изменения – физиологические и психические, – ответил Превосходительство.

– Кто еще знает о том, о чем мы сейчас говорили?

– Полностью – только мы трое, – с уверенностью ответил глава Ордена. – Частично в это посвящен док Хобл – он тайно проводил для меня тесты у всех, кто живет в замке. Кое-что известно Бомо, но опять же – поверхностно. И разумеется Храмовый Совет что-то подозревает и проводит свое расследование.

– Вы сказали, что Матерь сделала Выбор за меня, – с размышлениями в голове сказал Белфард. – Так каков он? Если я должен отправиться в поход, мне лучше стать инквизиторием.

– Для тебя Матерь выбрала другое звание – особое. Я его протащил в Свод тогда же, когда мы его дополняли, – он указал на толстую книгу у себя на столе. – Совет не сможет этому препятствовать – ты станешь не просто инквизиторием, а трибуном в его составе.

– Я читал об этом в Своде, но пока этот титул никому еще не присваивали. И в Пророчестве об этом ничего не сказано, – в словах Белфарда звучало сомнение.

– Эту часть она передала мне на словах, поскольку тут вопрос скорее юридический, нежели духовный, – деловито ответил Превосходительство. – Назначать на такую должность могу только я. Она не дает особой власти над Советом, но все же делает тебя выше остальных храмовников, а также дает беспрепятственный проход в любую часть Обитаемых Земель и за их переделы. Трибун – это консул, который может отправиться в любую часть света по воле Превосходительства. Сейчас самое важное – скрыть истинную цель твоего путешествия.

– Разве Храмовый Совет не желает возвращения Матери так же, как и вы? – спросил монах.

– Боюсь, мой друг, они мне не поверят. – ответил Его Святейшество пустым голосом. – Они сделают все, чтобы доказать, что я сфальсифицировал Пророчество и обвинят меня в ереси.

– Совет подвержен тем же мутациям, что и другие с дефектным Геном Ассов, – спешно добавил Калавий. – Боюсь, отсутствие здравого смысла в действиях преподобных связано с этим. Когда–то они были достаточно мудры и не смели сходить с Пути.

– У нас нет времени для организации пышной церемонии для тебя, – торопливым голосом сказал Превосходительство. – К тому же это даст повод Храмовому Совету воспрепятствовать моему решению. Поэтому капеллан Калавий будет единственным свидетелем. Прочие узнают о твоем Выборе уже тогда, когда ты покинешь стены Обители. Поэтому волей, данною мне Матерью и Дитем, я объявляю тебя трибуном-инквизиторием. Прими титул и знак на свои доспехи. Я распоряжусь, чтобы гравировку сделали сегодня же. А завтра утром ты отправишься в путь. Ночевать будешь не в своей келье. Никто не должен знать о том, кем ты теперь стал, до завтрашнего утра.

– Есть еще один маленький, но очень важный нюанс, – с сарказмом произнес Белфард. – Я ни хрена не понял, что написано в этом письме.

– Тут мы с Калавием способны кое-что прояснить, – кивнул Его Святейшество. – Наш поход был сосредоточен в восточной части Пустошей, но легион уже второй год постепенно отступал на запад. Мы вновь собрали силы в единый кулак и двинулись вперед. В начале все шло хорошо. Многие еретики пали в многочисленных стычках, но особого сопротивления не было. Сейчас я понимаю, что нас просто заманивали в ловушку, все дальше завлекая на восток. Наша армия растянулась вдоль узкого ущелья, когда по нам ударили сверху и в тыл. Мы с трудом пробились из окружения назад. Гвардия Матери остался прикрывать отступление на небольшом песчаном холме. Сзади нас прикрывали скалы. Левым флангом командовал Калавий, правым я, в центре была Матерь и ее Дитя – Лиллит и Розалий. Две ночи и два дня мы отбивали набеги варваров. Патроны для ружей и револьверов давно закончились, и приходилось сражаться только сталью. Было еще одно орудие, но от перегрева его ствол разорвало, похоронив при этом трех братьев из орудийного расчета. Затем на поле боя появился он – Голодный Волк – верхом на черном коне он ворвался на наши укрепления и смял наш левый фланг. Глаза этого еретика пылали огнем ненависти. Золотые доспехи были залиты кровью храмовников. Он разил своим клинком так, словно мы были для него травой, а он садовником, лениво косящим ее поутру и попивая холодный чай. Варвары под его командованием воспряли духом и забыли о страхе. Теперь они боялись только его, и я понимаю почему. «Убейте всех, кто стоит на пути. Мне нужна только она!» Его приказы разносились по полю боя. Мы слышали их и кровь стыла в жилах. Знамена с черной звездой затмевали горизонт. Они навалились всем, что у них было.

Оставаться здесь дольше было нельзя. Когда в бою наступило короткое затишье, мы утроили взрыв и под прикрытием дыма и пыли отошли в низину. Мы изнывали от жажды и ран. Во время последнего приступа наших позиций меня ранили в левую руку, осколками взрыва бала иссечена вся грудь и лицо. Позже я понял, что на руке не хватает двух пальцев. У меня была лихорадка, и я едва стоял на ногах. Калавий был не многим лучше – он был несколько раз задет мечом, ранен в голову, а тело в нескольких местах было в ожогах.

Калавий заерзал. Ему не нравилось, что кто-то указал на его слабость и уязвимость. Он почему-то опять со злостью взглянул на Белфарда.

– К вечеру мы вышли к небольшому озеру, – продолжал Его Святейшество. – Мы обрадовались, но радость была не долгой – вода в озере оказалась соленой и зараженной. От нее шел достаточный фон, чтобы получить облучение. Нашу жажду она утолить не могла, ей нельзя было промыть раны. Мы ушли из этого проклятого места, и, как оказалось, прямо на встречу еретикам. Откуда у них были силы биться в этих условиях, я не представляю. Тогда Лиллит и приняла решение пожертвовать своей жизнью и жизнью Розалия. Я, конечно же, был против, как и Калавий. Нас осталось очень мало, но мы готовы были стоять насмерть. Однако мои слова не повлияли на ее решение. Она лишь сказала, что это еще не конец. Затем она позвала меня и Калавия в сторону, прочитала нам свое Последнее Пророчество, добавив, что ни одна душа больше не должна узнать об этом до появления «того, в чьих жилах течет Кровь Первых».

– Кровь Первых – что это значит? – спросил Белфард.

– Так мы называли кровь Матери и Дитя, – ответил Превосходительство. – Водой с каплей такой крови мы освящали покоренные земли, помазанники этой кровью – все лорды Обитаемых Земель. Это кровь видящих то, что скрыто для остальных – события прошлого и будущего.

Белфард краем глаза увидел, как капеллан как-то странно провел пальцами по губам, но не придал этому значения и задал следующий вопрос.

– Она осталась у вас?

– Нет, – с грустью ответил Калавий. – Последние запасы давно исчерпаны.

– Где же мне тогда ее взять?! – воскликнул Белфард.

– Мы не знаем, – холодно ответил капеллан.

Превосходительство утвердительно кивнул, подтвердив слова Калавия.

– Чудесная новость, – с иронией заметил монах. – …И соль там ориентир…Имеется в виду это соленое озеро?

– Без сомнения, – ответил Его Святейшество. – Мы так же пришли к этому выводу, – ответил на вопрос Калавий.

– Но откуда вы знаете, что Лиллит и Розалий погибли где-то там, – с интересом спросил Белфард.

– Мы оставили их неподалеку, когда ушли, – с печальным тоном ответил Превосходительство. – Ее и Розалия. Удивительно то, что она знала, что произойдет, но отказалась уходить, когда такая возможность была. Командовать легионом мог любой из нас. Но Лиллит всегда говорила, что ее Пророчества неизбежны, и это распространяется на любого, в том числе и на нее. Она даже не попыталась изменить будущее. Я и Калавий приняли такое ее решение.

Белфард заметил, как Калавий злобно сжал кулак на рукояти своего меча и слегка привстал со стула. Через мгновение он уже снова принял свой невозмутимый вид.

– То есть зная свою судьбу, она не пожелала что-то исправить? Но это же глупо! – от удивления Белфард едва не снес несколько стопок бумаг со стола Превосходительства.

– Поосторожней со словами, – предостерег его Превосходительство. – Непонимание трудных вещей не дает тебя права думать, что они глупые. И, пожалуйста, поосторожнее. Я систематизирую свой архив, чтобы не оставить его тому, кто меня сменит, в беспорядке, – недовольно пробурчал Превосходительство

– Хорошо, – в голове Белфарда постепенно начала складываться картина событий. – Вы оставили Матерь и Дитя там. Но почему вы уверены, что еретики не увели их куда-то еще, а в Пророчестве говорится о похожем месте?

Рот Калавия растянулся в жестокой улыбке. Так улыбается маньяк, перед тем как истерзать свою жертву.

– Потому что я умею спрашивать, – Калавий сделал вид, что непринужденно смахивает что-то с ладони. – Пару недель спустя, возвращаясь в Обитель, мы поймали лазутчика – одного из тех варваров, что принимал участие в битве. И он поведал мне, что случилось с Лиллит и Розалием. Тогда мы и узнали их окончательную судьбу. Эта тварь сначала была счастлива рассказать нам об этом. Но когда я начал задавать другие вопросы, его счастье сразу куда-то испарилось. Поверь мне, это то место.

«В этом, Калавий, я не сомневаюсь. Мои пальцы еще долго заживали во время Страстности. А говорить пришлось учиться заново. То, что ты делал ниже пояса, вообще лучше не вспоминать».

– Итак, мы знаем, что тебе нужно двинуться в Пустоши на востоке и пройти к соляному озеру, – быстро начал говорить Его Святейшество. – Камней там было много, но думаю не на всех будет отметина Голодного Волка. Дорога займет примерно шесть месяцев, если двигаться верхом.

– Как мне найти нужное место? Я был лишь на границе с Пустошами и так далеко никогда не забирался.

– Путь укажет Калавий. Он пойдет вместе с тобой, – глава Ордена указал рукой на капеллана.

«Какая чудесная и незабываемая перспектива – полгода находиться в дороге с человеком, который на протяжении шестидесяти лет имел своей задачей портить тебе жизнь. А его высокопарные нравоучения, должно быть, будут убаюкивать меня не хуже любой колыбельной песенки. Может они все же отрубят мне башку, и я спокойно встречу Матерь в Благоденствии?»