Текст книги "Фанткритика — это просто"

Автор книги: Валерий Окулов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 22 страниц)

Бритикова К. Ф., Смирнов Л. Э.,
БИБЛИОГРАФИЯ ОТЕЧЕСТВЕННОЙ ФАНТАСТИКИ, ИЗДАННОЙ НА РУССКОМ ЯЗЫКЕ В РОССИЙСКОЙ ИМПЕРИИ И СОВЕТСКОМ СОЮЗЕ С 1759 ПО 1991 ГОД), т.:1
Художественная фантастика (А-Г) – СПб., 2006

Противоречивые чувства охватывает человека, всю сознательную жизнь занимающегося библиографией фантастики, после основательного знакомства с этим томом. Странные ощущения вызывает этот труд… Перед просмотром – уважение и восхищение людьми, замахнувшимися на… ТАКОЕ! Но сразу же и вопрос: почему 1759–1991 годы? «Имперская эпоха» – говорится в предисловии… Но за эти 233 года не одна эпоха «случилась», а пролетело десяток! Составители обещают «попытку собрать и систематизировать обширные материалы», материалов – на пять томов, собирательство налицо, но вот систематизация?..

Уже при чтении предисловия возникает вопрос за вопросом. Фантастическая поэзия в списки не включена, потому что «слишком обширна в силу расплывчатости ее определения». И правильно! Но даже фантастическая проза, судя по материалам первого тома, «расплывчата» не менее. Что такое фантастика? На этот сакраментальный вопрос у нас каждый отвечает как хочет и может! Я сам понятие «фантастика» трактую чрезвычайно широко, но вот так увидеть всю эту «чрезвычайность» в одном издании – оторопь берет! Биленкин и Блаватская, Варшавский и Вагинов, Гоголь и Гуревич, либретто опереток, сказки для дошкольников, юморески из «Крокодила», «фантаст» Ф. В. Гладков!..

Существуют два основных вида литературной библиографии: научно-вспомогательная и рекомендательная, а уже в их пределах варьируются типы указателей (общие, персональные, тематические). Предлагаемая – вроде бы научно-вспомогательно-тематическая… Но «тема» как-то странно определена, Леониду Андрееву отдано 25 страниц, а Александру Беляеву – 17… (Горькому – 16, Гоголю – 31). Цитата из предисловия: «Соединение… классической литературоведческой и специфической НФ библиографий обеспечило мощный положительный эффект». Не узрел положительности… «Критика творчества писателей-реалистов… приведена сугубо выборочно».

Как бы не так!.. Стоило ли заполнять страницы рецензиями на нефантастические драмы Леонида Андреева? Нынешнему «любителю» фантастики не только это ни к чему, ему и книга в целом – «до лампады»! Специалист-библиограф (по долгу службы) найдет похожее (и лучшее) в персональной библиографии…

По мере знакомства с текстом гремучая смесь удивлений/претензий накалялась… Да, в списках есть то, что мне было неизвестно. Но уже на одной (17-й) странице не упомянуты: А. Абашева, В. Абанькин, С. Абакумов, Ю. Абаза… Чего нет – о том не будем, нельзя объять необъятное. О том, что включено – надо же сказать!

Из-за того, что указывается (в основном) только инициал, а не полное имя автора, происходит постоянная путаница. (Не говоря уж о том, что даже Сергеев Абрамовых – двое!) Вот В. Алексеевых, как и В. Афанасьевых – четверо, а В. Васильевых – как минимум пятеро! Для меня самое досадное – смешаны двое В. Губиных: Виктор (псевдоним В. И. Бугрова) и Валерий… Ну разве так можно?!

В «научной» библиографии большое значение придается авторскому (или редакторскому) определению «жанра». Ужасно, когда в библиографии за названием следует «фантастический рассказ», если при публикации этого и в помине не было! Нет обозначения, так и не надо его придумывать!

Встречается путаница с книгами, изданными в бывших союзных республиках на национальных языках, в библиографии они указаны, как изданные на русском. Если в публикации не указано, что произведение переводное, это еще ничего не значит. Так и попали в списки мексиканец Анайя (обозванный Алайя), поляк Вольский, чех Врховецкий (обозванный Воховецким), англичанин Армстронг, норвежец Асбьерсен (вот уж «русская» фамилия!).

Опечатки – это вообще «поэма экстаза»! Ясно, что в таком море сложных в наборе текстов опечатки неизбежны… Но есть такие! Как в предисловии – «критикические»… Цикл И. Адамацкого «Притчуды» превратился в «Причуды», Задереев превратился в Андреева (№ 539), «край» в «рай» (№ 1955), Гур в Бур (№ 2290), Бутмин в Бутмана(№ 2322), Гаммельн в Гаммелон(№ 3361)… Только в позиции 1681: не «фант. рассказ», а «комикс», не «Приключение», а «Приключения», не «Мысль», а «Малыш», не 20 с., а 16 с.

Ошибка на опечатке и в позиции 1818…

Постоянно встречается в списках такое: одно произведение фигурирует с разным авторством (сравните 551 и 597, 612 и 755, 560 и 813, 1759 и 1770, 1185 и 1468, 2448 и 2453, 2568 и 2597, 2694 и 2707, 3044 и 3050, 3221 и 3254, 3267 и 3262, 3818 и 4098…)

Список «мелочных придирок» можно продолжить, но нужно ли? Из не совсем мелочных – нераскрытые псевдонимы. Ведь № 753 (Л. Афанасьев) и № 1721 (Л. Богоявленский) – одно и то же, а В. Глухов(№ 3353) – псевдоним А. Колпакова…

Составители использовали все доступные им источники, не ставя себе целью проверить их истинность «in facto». Но составление списков по чьим-то неясным «наводкам» – дело неблагодарное! Вот только один показательный пример: в оглавлении журнала «Наука и жизнь» (№ 12 за 1985 год) сказка доктора мед. наук Р. Арутюняна (№ 690) есть, а в самом журнале сказки нет!

«За бортом» остались газетные публикации, составители учитывали «художественную фантастику» лишь из «Лит. газеты», «Лит. России», «Книжного обозрения»… А «Неделя», «Комсомолка», «Пионерская правда», в свое время немало сделавшие для «продвижения фантастики в массы»? Но это так… Non omnia possumus omnes. А может – не надо и стараться?!

Вот и подошел я к главному… Сомнения в том, так ли все надо было делать, преследовали постоянно при работе с томом. А как надо? Эх, если бы… «Губы Н. И. да приставить к носу И.К., да взять сколько-нибудь развязности, какая у Б.Б., да, пожалуй, прибавить к этому еще дородности И.П.»… (Это из «Женитьбы» фантаста Гоголя). К сожалению, каждый НФ-библиограф сам по себе «открывает Америку»… Нет бы устроить «коллективное открытие»! Такая у меня мечта – объединение усилий! Как всякая утопия, она вряд ли осуществима… Доказательством тому – и неудача проекта Пищенко двадцатилетней давности, и бедственная судьба даже такой скромной попытки «коллективного творчества», как справочник «Фантасты и сказочники России» под редакцией И. Г. Халымбаджи… Но пусть мечта живет, пока «единоличные» усилия приводят к появлению «материалов к библиографии»… Может, когда-нибудь кто-нибудь все это сведет, тщательно проверит (на общепризнанной теоретической платформе) – вот тогда и появится библиография «всей фантастики». Нынешнюю попытку оформления и систематизации удачной назвать нельзя, вклад же составителей и издателя в дело собирания материалов неоценим!

МОЗАИКА
О книгах, людях, идеях

ПРЕПОДАВАТЕЛЬ ЧЕЛОВЕЧНОСТИ

Человеком он был необыкновенным! Поразил при первой встрече – в морозном ветреном феврале 1987 года в короткой дубленке без шарфа и перчаток совершенно не мерз! Привычен был Север Феликсович Гансовский к тяготам и лишениям, не обращал внимания на подобные «мелочи»…

И фантастика его была «не совсем обычной… Не традиционной…» – так написали в рецензии на книгу Гансовского «Шесть гениев» (1965) братья Стругацкие, неспроста назвавшие ее «Наука человечности». Ведь Север Феликсович, несмотря на все перипетии непростой судьбы, сохранил человеколюбие и постоянно напоминал: «Человечность! Помните о человечности!»

Писатель с «богатой биографией» С. А. Снегов (Козерюк/Штейн), сам хвативший немало лиха, написал после его смерти: «В XX столетии в нашей стране мало кто из старшего поколения может похвастаться безмятежной биографией. Но того конгломерата бед и лишений, какие выпали на долю Севера Гансовского, судьба удостаивает только особо отмеченных!»

«Времена не выбирают, в них живут и умирают»… Родился будущий писатель 2(15) декабре 1918 года в Киеве, во времена Украинской Директории Симона Петлюры. Отца (наполовину поляка) не помнил, тот умер в двадцатом, мать происходила из зажиточной латышской крестьянской семьи. После смерти мужа она с детьми перебралась в Петроград к родным, работала вагоновожатой, бухгалтером, вышла замуж вторично. Во времена репрессий была выслана, затем как «классово чуждый элемент» арестована, в 1938-м расстреляна в тюрьме…

С грехом пополам Гансовский окончил семь классов школы, после высылки матери уехал в Мурманск к знакомым, был юнгой, матросом, грузчиком, электромонтером. Вернулся с «рабочим стажем» в Ленинград в 1937-м, два года учился в электротехническом техникуме, даже был отличником. Но душа не лежала к этой специальности, учебу забросил, вновь работал грузчиком и монтером, учился в вечерней школе для взрослых, в 1940 году поступил на филфак ЛГУ.

Когда началась война, вступил в народное ополчение, был отправлен на фронт – на национальность (поляк) тут внимания не обращали. Воевал под Ораниенбаумом в морской пехоте, был ранен, после госпиталя воевал на Невской Дубровке. Чтоб остаться в составе морской бригады, пришлось ему в краснофлотской книжке переправить национальность «с поляка на русского». После тяжелого ранения блокадную зиму Гансовский провел в госпитале, в марте 1942 года его вывезли в Тюмень, там зимой и демобилизовали по инвалидности… Закончилась война для молодого инвалида, начались последующие испытания. Неистощимая жизненная сила кидала Гансовского по Сибири, Узбекистану, Казахстану; он учился в институте восточных языков, работал почтальоном, учителем, был секретарем конторы конного завода, болел тифом, голодал… Жил два года в Одессе – «захотелось к морю!», но заскучав по Ленинграду, в 1947-м решил вернуться в университет. Соседи на старой квартире вручили Северу две его собственные «похоронки»!

Почти в тридцать Гансовский снова стал студентом (подрабатывая на жизнь грузчиком). С 1949 года публиковал в газетах статьи и рассказы. Это был самый крутой поворот в его жизни – Гансовский становится писателем. С мечтой о творческом самовыражении аспирант отказывается от академической карьеры, оставляет незащищенной готовую диссертацию «Исторические романы Говарда Фаста», бросает чиновничью должность и погружается в литературную работу.

Начало ее было довольно успешным – сборник рассказов в одобренной свыше манере «соцреализма» «В рядах борцов» (1951) был через год переиздан, даже переведен на польский. Но события февраля 1953 года в очередной раз изменили жизнь Гансовского. Для выяснения «истинной национальности» писателя вызвали в милицию, там майор-фронтовик задал правомерный вопрос: «Север Феликсович Гансовский… Какой же ты русский?» На что тот ответил: «Не африканец же…» Об этой беседе замечательно написал в очерке «Памяти Гансовского» С. А. Снегов, увидевший социально-психологические предпосылки поворота писателя к фантастике в том, что это «самый интернациональный, самый свободный от националистических предрассудков художественный жанр мировой литературы». Сам же Север Феликсович говорил, что был «вынужден» обратиться к «нереалистическому» жанру, потому что в реалистической прозе не мог выразить все то, что хотел. Рожденное жизнью восхищение духовными силами человека направило творческий путь писателя в конце пятидесятых к фантастике. Хотя именно тогда он добился впечатляющих успехов в драматургии: в 1959 году на Всесоюзном конкурсе ему присудили сразу две премии за одноактные пьесы.

В 1960 году был опубликован первый НФ-рассказ Гансовского. Уже в ранних произведениях, во многом традиционных – о встречах простых людей с необычными явлениями, главным были не «чудеса», а реакция на них «человека обыкновенного». Удачные были годы: премией Международного конкурса был отмечен рассказ «Не единственные сущие»(1962), удивил «фантастической идеей» «Хозяин бухты»(1962) – о необычном организме из отдельных клеток, способных объединяться при угрозе в единого «монстра». Одна из лучших новелл писателя «Голос»(1963), рассказывающая о судьбе гениального певца, заполучившего талант при помощи скальпеля хирурга, через пять лет получила телевоплощение, запомнившееся блестящим исполнением главной (и единственной) роли Владимиром Этушем. Идея «Новой сигнальной»(1963) – обретение человеком новых качеств – и через 45 лет привлекает фантастов. А «День гнева»(1964) заслуженно называют одним из лучших НФ-рассказов шестидесятых, его анализу уделили немало места в своей рецензии Стругацкие. «Что делает человека человеком?.. Человека отличает умение любить, испытывать душевную боль за попранную справедливость, быть добрым, питать ненависть и гнев к угнетателям. Человека отличает любовь к людям…» Все это так, но насколько труднее стало «любить людей» через сорок с лишним лет…

В шестидесятые Гансовскому удается многое: по совету А. Н. Стругацкого он начинает иллюстрировать собственные рассказы; это при том, что из-за давнего ранения ему и карандаш в руке держать было трудно! С авторскими рисунками вышли сборники «Идет человек» и «Инстинкт?» (Чуть позже сборник «Стальная змея» иллюстрировала его дочь). Припомнив филологическое прошлое, Гансовский анализирует американскую «сайенс фикшн»; его размышления о моральных критериях в кибернетике публикуются в еженедельнике «Литературная Россия» рядом со статьей С. Лема «Мифы науки», выходит за десятилетие три сборника его произведений.

Только одна книга писателя за всю его тридцатилетнюю творческую жизнь в НФ отмечена вниманием рецензентов, но ведь эта рецензия – обстоятельно/умная – братьев Стругацких! Как с ними не согласиться, когда они называют автора сборника «Шесть гениев» «глубоко чувствующим человеком»! Цитирую: «Для Гансовского НФ есть литература о нравственности и ответственности человека науки… Воинствующим гуманистом должен стать каждый простой человек, если он хочет спасти себя, семью, человечество от бесчеловечности» …Но, такие дела, литература и жизнь – совсем разные сферы, и уже можно делать выводы: не стал, не спасли… Ну так рассказы от этого не стали хуже! И пусть совершенно «неактуально» для нынешних времен «Пробужденье» (1969) – о том, какую яркую жизнь человек губит, погрязнув в быте (нет бы раскрыть спрятанные в каждом творческие силы!), рассказ – опубликованный тогда под рубрикой «Сказка» в журнале «Химия и жизнь» – сейчас еще злободневнее!..

Не совсем обычен для писателя (да и для всей советской фантастики шестидесятых) рассказ «Демон истории»(1968), показывающий, что в истории (реальной/альтернативной) всегда найдется место «Отцу», фюреру, любимому вождю – взращенному «тупостью, эгоизмом и злобой мещанства»… Не зря же в отечественной «Энциклопедии фантастики» рассказ назван «пионерским для отечественной литературы», как и рисующий прогрессорскую деятельность инопланетян на Земле рассказ «Дом с золотыми окошками»(1966).

Семидесятые годы также были довольно плодотворными для писателя. О подлинном преображении заурядного мошенника – от общения с гением, под влиянием искусства – рассказывалось в одной из лучших повестей Гансовского «Винсент Ван Гог»(1970). По ее мотивам в ГДР был поставлен фильм «Визит к Ван Гогу», в СССР демонстрировавшийся в 1987 году. И это был не первый фильм по произведениям Гансовского; годом ранее киностудией имени Горького был выпущен фильм «День гнева» – тогда трактуемый как «политическая фантастика», а через 20 лет представляемый «фильмом ужасов»… А тридцать лет назад на «Союзмультфильме» сделан был анимационный «Полигон» по одноименному рассказу писателя об испытаниях оружия, использующего «волны страха».

В середине семидесятых Гансовский совместил интерес к фантастике и драматургии, создав рассказ-пьесу «Млечный Путь» (1974), через пять лет вошедшую в сборник лучших советских радиопьес. Вроде бы фантастична и комедия «Электрическое вдохновение»(1974), в которой некий изобретатель собирается управлять актерским вдохновением. «Чудо» происходит – до того заурядная актриса «заиграла»! Но чудо-то это человеческое: просто режиссер впервые поговорил с ней по душам перед спектаклем, провода же к фантастическому аппарату оказались неподключенными!..

С семидесятых годов Гансовский отдает творческие предпочтения повести, публикуя «Часть этого мира»(1973) и «Башню»(1981) – пока еще не собранные части повести «Побег». Ее полный вариант вошел в сборник повестей «Инстинкт?»(1988), удостоенный в 1989 году главной тогда советской НФ-премии «Аэлита». Заглавная повесть, показывающая, к чему мог бы привести «застой», была тогда еще очень актуальна! Кто ж мог знать, что «колоссу» осталось жизни всего три года… Путешественник по Вселенной (перекличек с классиком в повести не счесть) сталкивается на планете Иаката с цивилизацией города-муравейника, управляемого слепыми инстинктами и заложенной в генах системой поведения. Размышления писателя о различии «разума» и «инстинкта» – о том, что отличает человека от животного – не так уж и оригинальны, но несколько замечаний задевают и через двадцать лет. Вот журналистка Вьюра говорит: «Но ведь разум – это так страшно…» Не зря иакаты после неудачной попытки восстания выходят на «запрограммированные митинги» с плакатами «Долой разум, да здравствует инстинкт!»

Получить почетный приз в Свердловске Север Феликсович не смог – в марте 1989 года, лихо гоняя на байке (это в семьдесят лет!), он сломал ногу. Собравшимся на праздник фантастики о непростой жизни писателя с «уважительной нежностью» рассказал Сергей Другаль, а приз согласился передать Кир Булычев. Это был последний светлый момент в жизни Гансовского…

После инфаркта в начале 1990-го он скончался 6 сентября того же года… Еще до его смерти вышел – тиражом миллион экземпляров! – сборник рассказов «Стальная змея», вряд ли Север Феликсович успел этому порадоваться… Затем наступили «другие времена»…

Но – «Vitae brevis est cursus, gloriae sempiternus», рассказы и повести Гансовского из истории отечественной фантастики не выкинешь! И подтверждением тому два толстых сборника серии «Классика отечественной фантастики»: «День гнева»(2002) и «Чужая планета»(2003). Призыв Гансовского «Помните о человечности!» звучит и в XXI веке – внемлющий да услышит.

ОЧЕРК О НАСТОЯЩЕМ ЧЕЛОВЕКЕ

В конце восьмидесятых годов прошлого столетия извечная «золушка» советской литературы – научная фантастика – стала примерять более праздничные платья. В середине апреля 1988 года в Николаеве (тогда Украинской ССР) состоялись Первые Всесоюзные Ефремовские чтения – конференция, посвящённая проблемам фантастики. Организация конференции по тем временам была поразительной со всех точек зрения, не зря же Леонид Куриц (один из основных организаторов) через пару лет стал функционером европейского масштаба – генеральным секретарём Еврокона.

При всём множестве впечатлений от этих Чтений, одним из самых ярких до сих пор остаётся почти часовая беседа с Анатолием Фёдоровичем Бритиковым и Сергеем Александровичем Снеговым в одном из николаевских кафе после пленарных заседаний. Говорили не только о фантастике, но более всего – как раз об использовании имени классика Ефремова совсем для разнонаправленных деяний… Событием-катарсисом для меня придётся признать то, что заплатил за несколько двойных кофе, несмотря на мои протесты/возмущения, не кто иной, как 77-летний патриарх советской НФ, родоначальник отечественной космической оперы С. А. Снегов.

Невысокий, плотный, наголо обритый, с крупными чертами лица – сурового, можно и так сказать, если бы не улыбка, часто освещающая его. Речь мягкая, интеллигентная, чувствуется образованность (не образованщина) – поразительная, во многих областях знаний. Негромкий глуховатый голос, слегка картавящий. В немодном костюме, воротник рубашки поверх лацканов, очень сдержан в жестах. Внимательно слушающий, негромко говорящий писатель обладал несомненным даром общения; тем, что называют сейчас уже расхожим словом «харизма». Да, были люди в наше время!..

На чём основывалось многолетнее почтительное отношение к Снегову со стороны читателей? В равной степени на уважении к мужеству, проявленному писателем во время своей нелёгкой жизни, и восхищении смелостью и фантазией его знаменитой трилогии. Почти 45 лет назад в популярнейшей тогда серии Лениздата «В мире фантастики и приключений» вышел сборник «Эллинский секрет». Среди авторов – Ефремов, Гор, Стругацкие, Брэдбери, Хайнлайн. И мало кому из любителей фантастики знакомый Сергей Снегов с романом «Люди как боги» – название-то каково! «Я сознательно взял название уэллсовского романа. Приём полемический… Спор шёл не художественный, а философский. Я уверен, что в человеке заложено нечто высшее…» – писал гораздо позднее автор.

«Я не люблю летать на драконах… А неповоротливых пегасов попросту не терплю…» – вот такое можно прочесть уже в первых строках романа. Как писали в предисловии составители сборника Е. Брандис и В. Дмитревский: «Роман буквально ошеломляет масштабностью замысла и грандиозностью изображённых в нём событий… Вселенную бороздят Звёздные Плуги – гигантские космические корабли, превращающие Пространство в вещество и достигающие огромных скоростей. Обнаружены многочисленные цивилизации с неповторимыми своеобразными формами разумной жизни…» Почему «космическая опера» Снегова, несмотря на всевозможные придирки, всё же увидела свет в Советском Союзе? Да потому, что не только недоумки тогда «правили бал», ведь роман этот (с «философско-мировозренческим ключом») изображает столкновение двух вполне аргументированных точек зрения: никакого благородства за счёт интересов человека versus человек всему разумному и доброму во Вселенной друг и помощник (прогрессор).

Летит Время, юбилей за юбилеем… Этот – всё же особенный, вековой. Будущий «харизматический» писатель родился 23 июля 1910 года (по старому стилю) в Одессе как Сергей Александрович Козерюк, советский паспорт получил как Сергей Иосифович Штейн, а европейскую известность получил как Сергей Снегов. Всё дело в том, что мать Сергея – крестьянка, ставшая продавщицей газет, сначала была замужем за слесарем Козерюком (полугреком-полунемцем, большевиком, ставшим в двадцатые годы чекистом), а затем за журналистом-евреем Штейном, немало сделавшим для воспитания пасынка. Это он заставил пацана, исключенного из второго класса гимназии, учиться дальше, с его подачи Сергей ещё в юности решил добиваться успехов сразу в философии, физике, беллетристике.

Учась на физфаке института, он самостоятельно стал изучать философию, писал стихи. В двадцать лет написал трактат «Проблемы диалектики», после изучения которого специалистами-философами последовал даже для тех лет необычный приказ наркомпроса Украины: назначить студента-физика преподавателем диамата в должности доцента кафедры философии! Два года Штейн «доцентировал» в различных вузах, одновременно заканчивая физфак. Но времена наступали другие, вот и в его лекциях обнаружены были уклоны от «истинного марксизма», оргвыводы последовали – запретить преподавать марксизм-ленинизм, исключить из комсомола.

Образование закончить всё же удалось, специальность инженера-физика Штейн получил в 1932 году в Одесском химико-физико-математическом институте (ОХФМИ). В следующем году он переезжает в Ленинград, работает на заводе «Пирометр» инженером-исследователем, не оставляя творческих устремлений. В Ленинграде после убийства Кирова становится неспокойно… В июне 1936-го приходит черёд Сергея Штейна, он арестован вместе с двумя подельниками (детьми видных родителей) по «типовым» обвинениям в антисоветской пропаганде и подготовке терактов… Почти год в «знаменитых» Лубянке, Бутырке, Лефортове; выбить признаний в главном так и не удаётся. Всё равно – 10 лет… Год в Вологде, полтора – в Соловках, с 1939 года – в Норильском ИТЛ. Как писали в «застойные» времена: «принимал участие в строительстве прославленного Норильского металлургического комбината». Через полвека писатель Снегов всё же опубликует свои «Норильские рассказы», теперь можно узнать – как оно там было на самом деле, какова «фантастика реальной жизни»…

Даже там Штейн старался изучать (по возможности) достижения науки! Заинтересовался физикой дейтерия (тяжёлой воды), занимался расчётами (в уме)! Когда начали строить дейтериевый завод, его назначили начлабом. Штейн всерьёз занимается ядерной физикой, можно сказать – «принимает участие в создании советской атомной бомбы».

В качестве поощрения Штейна досрочно освобождают из лагеря, с июля 1945 года он работает (уже как ссыльный) в создающейся «атомке», но вмешательство «бдительных чекистов» и на этот раз разрушает планы, заставляя резко порвать с наукой – чтоб не получить новый срок как «американскому шпиону»… Просто инженером горно-металлургического комбината Штейн работатает до 1957 года. После смерти Сталина с него сняли ссылку, летом 1955 года реабилитировали, но в науку он всё равно не вернулся. С начала пятидесятых сосредоточил все творческие усилия на литературе, одной из снежных зим родился и псевдоним.

Первый рассказ Снегова увидел свет, когда автору было 45 лет – поздновато для дебюта. Но если автору есть что сказать! В 1956-м вышла первая книга «24 часа», в 1957-м «Новый мир» опубликовал роман «В полярной ночи» – после этого Снегов занимается только литературным трудом. В 1959 году его принимают в СП СССР, одна за другой выходят книги, изображающие хорошо знакомые писателю картины: жизнь и труд в условиях Крайнего Севера, в экстремальных условиях ГУЛАГа. Правду писатель говорить не мог, но он и не врал, молчал в критических случаях…

В 1958 году Штейн/Снегов со второй женой (младше его на 17 лет) и двумя маленькими детьми переезжает в Калининград, где проживёт до самой смерти. В одном из калининградских сборников в 1964 году увидела свет его первая НФ-публикация – памфлет «Тридцать два обличья профессора Крена».

Принято было считать, что в фантастику писатель ушёл не от хорошей жизни. После пары разгромных статей в «Литературной газете» Снегов попал в «чёрные списки», его перестали печатать… Не желая лгать, он и обратился к более нейтральному «жанру». Подчёркивалось, что достаточно случайный приход в НФ принёс замечательные результаты – переводы на десяток языков. Почти как в «казусе Хайнлайна»! Сам писатель отмечал, что питая любовь к фантастике с детства, обратился он к НФ как виду творчества, менее всего подвластного цензурным запретам. Но оказалось, всё не совсем так. «Мысль написать фантастику томила меня ещё до начала литературной работы. Она превратилась в потребность, когда я начал знакомиться с зарубежной послевоенной НФ… Мне захотелось испытать себя в НФ. Я решил написать такое будущее, в котором мне самому хотелось бы жить.» Так писал Снегов в письме Г. М. Прашкевичу в 1988 году, строки эти Геннадий Мартович приводит в своей книге «Красный сфинкс» (2007).

Путь к публикации первой книги романа «Люди как боги» был непростым, она была отвергнута и Калининградским, и тремя московскими издательствами. «Против неё писали резкие рецензии Кирилл Андреев, Аркадий Стругацкий… Я решил про себя, что бросаю НФ, здесь мне не светит…» Лишь случайно рукопись от критика Штейнмана попала к Дмитревскому, а уж тот настоял, чтобы она была опубликована в «Эллинском секрете».

Читателями роман был принят «на ура»! Они в письмах просили продолжения! Нуждающийся в деньгах (кто в них не нуждается?) Снегов написал «В звёздных теснинах» (сборник «Вторжение в Персей», 1968). Читатели требовали продолжения – последовало «Кольцо обратного времени» (в одноимённом сборнике 1977 года). «Чтобы не просили четвёртой части, в третьей поубивал многих героев…» В 1971 году в Калининграде первые две части вышли отдельным книжным изданием, первое книжное издание всей трилогии состоялось в Лениздате в 1982-м. Книги/части получили следующие названия: Галактическая разведка, Вторжение в Персей, Кольцо обратного времени. Не заметить этот фундаментальный (720 страниц) и оригинальный сплав новой утопии, приключенческой космофеерии, художественно-философского трактата уже было нельзя, Снегову в 1984 году была вручёна единственная тогда советская НФ-премия «Аэлита».

Хотя синтез «коммунистической утопии» и «звёздных войн» галактических армад (а первый фильм Лукаса вышел лишь в 1977-м) нельзя назвать удавшимся в полной мере – картины будущего, социология и психология героев уступают динамике батальных сцен, тогда по масштабности не имеющих себе равных в советской НФ – тем не менее, трилогия по праву считается не только главным творением Снегова-фантаста, но и одним из самых значительных утопических произведений советской фантастики шестидесятых-семидесятых годов. А как не назвать символичным то, что идея эквивалентности пространства и вещества, легшая в основу фантдопущения о сверхсветовом передвижении «Звёздных Плугов», зародилась у Штейна в вологодской тюрьме…

Трилогия дважды издавалась в восьмидесятые, пять раз переиздавалась в девяностые годы прошлого века, трижды – в новом тысячелетии. После несомненного успеха романа Снегов сконцентрировал большую часть творческих усилий на фантастике, в 1977–1989 годах вышло пять сборников его НФ рассказов и повестей. Но они совсем не так впечатляющи, как «Люди…» Также в конце восьмидесятых Снегов немало сделал как один из руководителей «Малеевских» семинаров молодых фантастов в Дубултах. В 1991-м писатель закончил работу над вторым своим объёмным и серьёзным романом, но «Диктатор, или Чёрт не нашего бога» вышел только после смерти Снегова. Как и роман «Хрононавигаторы» (1996).

Для самого писателя фантастика не была главным вектором интересов, и трудно даже назвать его, этот «вектор», ведь человеком он был очень разносторонним. После повести о Курчатове «Прометей раскованный» (1972) другой академик – Я. Б. Зельдович, предложил Снегову написать книгу о советских ядерщиках. Академик Г. Н. Флёров добивается для писателя спецразрешения на беседы с физиками-ядерщиками, Снегов беседует со ста двадцатью! В 1979 году выходит «историческая повесть о современниках» «Творцы» – о творцах советской А-бомбы Флёрове, Зельдовиче, Харитоне. К семидесятилетию писателя награждают «Знаком Почёта». Снегов пишет вторую часть «Творцов», но… цензура не дремлет.

В девяностые с цензурой проще… Выходит книга Снегова о блатной «фене» «Язык, который ненавидит» (1991), в 1996-м выходят воспоминания «В середине века (В тюрьме и зоне)» – уже после смерти писателя, ушедшего из жизни в феврале 1994-го… Все последние годы жизни он писал реалистическую «Книгу бытия» – обширное повествование о собственной жизни, увидевшее свет через тринадцать лет после его кончины. Оставил Снегов также философский трактат в ямбах «Натура натуранс», писал и «просто стихи» – в 2001 году сборничек «Явь и видения» вышел в серии «Альтернативный Пегас».