Текст книги "Изувер"

Автор книги: Валерий Барабашов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 22 (всего у книги 26 страниц)

Анатолий Петрович – могучий широкоплечий мужик с застенчивой, вовсе не генеральской полуулыбкой на скуластом лице, расстегнув пиджак цивильного костюма и чуть приспустив галстук, внимательно слушал подполковника.

Тот докладывал:

– Товарищ генерал, я думаю, нам необходимо вернуться к делу об убийстве водителя «КамАЗа» Александра Крылышкина. Появились новые данные, рецепт матери убитого, найденный на квартире Волкова Виталия Митрофановича.

– У Волкова?! – переспросил Колесов.

– Да, у него. Случайно, при осмотре дивана. Нашел майор Авдеев. Вот, можете полюбопытствовать.

Генерал, склонив к столу лобастую, с большими залысинами голову, повертел бумажку.

– Что-то много совпадений, – подумал он вслух. – То оружие мы в этой квартире ищем, то находим там рецепт матери убитого… У Волковых кто прописан, Владимир Григорьевич?

– Трое. Хозяин квартиры, Волков, его жена и сын, Павел. Я уже поинтересовался более детально.

– Сын, этот Павел, взрослый?

– Да, ему двадцать шестой год, мужчина. Это от первого брака Волкова-старшего. Мать его умерла давно. Парень служил в армии, работал на авиационном заводе, сейчас постоянного места работы не имеет.

– На что живет?

– Случайными заработками. С отцом ящики в магазине выгружает, на рынке этим же способом подрабатывает. Шабашки, короче.

– Что предлагаете, Владимир Григорьевич?

– Во-первых, съезжу в УВД, к Сидорчуку. Он, как я знаю, занимался этим «КамАЗом». Потом свои мероприятия надо организовать, товарищ генерал…

– Ваши версии?

– Думаю, Крылышкин кого-то посадил в кабину, подвез. Мог попросить этого человека помочь достать лекарства… Рецепт мог потом оказаться в руках Волковых и по иной причине – когда те, если они имеют отношение к убийству, прихватили его вместе с другими документами, в спешке или по неаккуратности бумажка эта оказалась под диваном… Смотрели дома документы, что-то упало, оказалось под диваном. Мог рецепт в руках той же Валентины Клепцовой оказаться: она же доставала кому-то лекарства, так мне доложил майор Авдеев.

– Ну, сейчас лекарства не проблема, доставать их вряд ли было нужно, возразил Колесов. – Значит, вы думаете, что эта самая Валентина могла оказаться в кабине «КамАЗа»?

– А почему нет, товарищ генерал? Но в любом случае она должна теперь объяснить нам, почему этот самый рецепт оказался у них дома?

– Безусловно… Может, отдадим этот рецепт Тропинину? – Колесов с улыбкой смотрел на подчиненного. – Пусть они и дальше раскручивают? Вы же сами говорите, что Сидорчук вплотную занимается этим делом.

Подполковник бурно запротестовал.

– Ну нет, товарищ генерал! Мы это дело начинали, нам его и завершать. Такую улику отдавать, что вы! Этот рецепт, чувствую, такое может потянуть!.. Если это все же не случайность, мы и сами это убийство раскроем. А то на нас пресса бочку катит, вы же знаете: наплодили, дескать, всяких милицейских управлений по борьбе с организованными преступниками, а отдачи никакой. Нет-нет, Анатолий Петрович, я категорически против!

– Хорошо, хорошо, занимайтесь. В таком случае, и Сидорчуку не надо ничего говорить, работайте самостоятельно. Если разговор все же зайдет, скажешь ему, что, мол, мать прислала через депутата областной Думы запрос о ходе следствия. Ну, а раз мы начинали, нам и отвечать приходится.

– Я думаю, нам придется заново выявлять тех, кто был в день убийства возле больницы, товарищ генерал.

– А вы знаете точно, в какой именно день убили Крыльшжина? – усмехнулся Колесов.

– Нет… Но вероятнее всего в день, когда Крылышкин приезжал к матери. У нас же есть показания свидетелей, «дело» у Игоря Саженцева.

– Ну что ж, восстановите, допросите заново свидетелей. Потом – всех троих Волковых. Покажите их тем, кто ждал автобус у тубболъницы…

– Я так и планирую, товарищ генерал.

– Только осторожней работайте, Владимир Григорьевич, – запросто уже, по-товарищески, попросил Колесов. – Срыва не должно быть. Эта семья, кстати, интересует ФСБ, так что интересы наши пересекаются. Держите меня в курсе дела постоянно.

– Слушаюсь!

* * *

Сидорчук принял руоповца у себя в кабинете радушно. С Владимиром Костроминым, подполковником, они были давно знакомы, оба начинали простыми операми в Центральном РОВД, примерно в одно и то же время получали звания и должности, оба работали в УВД: Сидорчук – в уголовном розыске, а Костромин – в БХСС. Потом пути их несколько разошлись. Костромин поработал в железнодорожной милиции, поймал там, на российских железных путях, несколько матерых расхитителей, о нем даже в местной газете писали, а газету эту увидел Колесов – формировал как раз новое управление – РУОП. Костромина он тоже знал, все коллеги-земляки друг про друга все знали.

Словом, Костромин перешел в РУОП, где было интереснее работать: несколько областей, иной масштаб действий, больше полномочий. Местные, областные УВД, оказывались у РУОПа как бы под колпаком. РУОП же напрямую подчинялся Москве, Колесов был одним из заместителей начальника Главного управления по борьбе с организованной преступностью МВД России, и задачи перед этим управлением ставились, соответственно, российские. Присматривали руоповцы за своими коллегами в областных УВД, присматривали, чего греха таить. Время от времени брали под микитки какого-нибудь зарвавшегося взяточника в милицейских погонах, помогали ему посидеть несколько лет в прохладных уральских краях («Милости просим в Ивдель-2»), поразмышлять там о превратностях судьбы и своих ошибках, а также раскаяться.

Короче, руоповцев, когда они усадили на нары за два последних года с десяток «крутых» ментов, стала побаиваться в регионе не только организованная преступность…

Подполковник Сидорчук перед законом, совестью и РУОПом был чист, и потому Костромина принял как друга и даже предложил ему хлопнуть по маленькой (при закрытых, разумеется, дверях).

Коллеги и хлопнули, ничего в этом страшного не было: 50 граммов «Белого аиста» – разве это доза для физически крепких и нравственно здоровых сыщиков?!

Подполковники поболтали о том о сем, повспоминали былые деньки и «битвы, где вместе рубились они», а потом Костромин плавно повернул руль разговора в нужный ему фарватер: беседа пошла об убитом шофере «КамАЗа», Крылышкине.

– Ты же занимался этим делом, Леша! – сказал он Сидорчуку.

– Да и сейчас занимаюсь, – Сидорчук расстроенно махнул рукой. – А толку-то! Попробуй теперь, спустя столько времени, достать кого-нибудь из той же Грузии. Из Чечни, из России, можно сказать, никого взять не можем, а уж оттуда…

«КамАЗ» этот, про какой ты спрашиваешь, братья Махарадзе бросили. Допросить, задержать – не получилось, смылись. Полгода согласований всяких ждал, разрешений. Потом полетели втроем в Батуми. Местный прокурор согласие на их задержание не дал: мы, дескать, не можем выдать своих граждан, так как не знакомы с делом, не участвовали в расследовании. Может, наши граждане и не виноваты ни в чем.

– Вы хоть допросили этих Махардзе?

– Какой там! Они, узнав о нашем приезде, сбежали под благовидным предлогом – дескать, срочные коммерческие дела. А кто-то из их корешков пригрозил нам, подбросили в номер гостиницы, где мы жили, гранату, правда без взрывателя, попугать. Первый этаж, окна от жары почти всегда нараспашку… Ну, мы поднялись и улетели. С одобрения начальства, разумеется. Сейчас все эти согласования пошли по новой, на уровне чуть ли не правительств, министерств иностранных дел, представляешь? Пишем, звоним, деньги и нервы тратим. Грузинская сторона настаивает, чтобы мы познакомили их с материалами предварительного расследования, сообщили оперативные данные «для изучения специалистами». Хаха! Мы что – идиоты?! Те же Махарадзе – уверен! – будут читать наши документы и делать соответствующие выводы… А! Давай, Владимир Григорич, лучше еще по рюмашке!

– Ну, налей.

Выпили. Сидорчук спрятал недопитую бутылку в сейф, прикрыл дверцу, но на ключ закрывать не стал. Чего там осталось-то!

– А ты почему про это дело спрашиваешь? – спросил он Костромина.

– Мать этого убитого шофера запрос через депутата облдумы сделала нам мол, нашли? ищете? Меня Колесов вызвал, я к тебе приехал.

– Ну-ну. – Сидорчук пожевал губами. – Взяли бы вы, конечно, это дело себе, Володь. РУОП потянет, а нам через границы не пробиться. Ну, кручусь я вокруг нескольких алкашей, которые грузили-разгружали этот «КамАЗ», а толку-то…

Вроде видели они этих Махарадзе, вроде не видели. Нужны допросы, очные ставки, опрос свидетелей. А так что? Грузовик, конечно, угнанный, сомнения в этом нет, но причастны ли Махарадзе к убийству или купили машину у кого-то другого?

Они бросили «КамАЗ» – и фьють! Смылись…

А тут еще на мне дело по двум убитым милиционерам висит, помнишь, у Дома офицеров? Прокуратура теперь объединила с ним и нападение на инкассаторов, с ФСБ крутим его. Глухо, как в танке!.. А дела подбрасывают и подбрасывают.

Только что из Новохоперска приехал, там еще одна банда себя проявила… Снова убийства, кровь!

Кошмар какой-то!.. Давай, Володь, допьем бутылку, чего ее оставлять. Там и осталось-то, да и время, глянь, восьмой час…

* * *

На следующий день Костромин лично, со всем тщанием, просмотрел каждую бумажку в деле об убийстве Александра Крылышкина.

Две женщины еще тогда, прошлым летом, заявили сотруднику РУОПа, Игорю Саженцеву: «Мы смогли бы опознать девушку, которая попросила шофера „КамАЗа“ подвезти ее к городу. Ее приметы: блондинка лет тридцати двух тридцати трех, среднего роста, стройная, одета была в серую плиссированную юбку и красную кофту, на ногах – белые босоножки. На лице у нее были темные очки. Волосы короткие, прямые».

– Ну, вы этим женщинам показывали когонибудь из подозреваемых? – спросил Костромин у Саженцева.

– Нет, мы же скоро это дело отложили. Когда узнали, что «КамАЗ» нашелся и труп и что делом этим занимается УВД, Сидорчук. Колесов и сказал пусть, мол, занимаются, ты займись бандой Хрипушина…

– Ну-ну.

Костромин полистал «дело» еще, поразмышлял. Времени прошло много, более полугода. Сейчас март. Речь идет о прошлогоднем августе. Узнать ту, прошлогоднюю «девушку тридцати двух – тридцати трех лет, блондинку, комсомолку, отличницу…» не так-то просто… И все же. Свидетельницы, как сказал Саженцев, живы-здоровы.

Есть теперь и подозреваемая – Валентина Клепцова. Если она не сможет вразумительно объяснить, откуда в их квартире рецепт бабушки Крылышкиной, можно будет спросить эту Клепцову и про серую плиссированную юбку, и про красную кофту, нарядить ее в эту одежду и показать свидетельницам…

* * *

Но – опоздали бравые руоповцы, намного опоздали. Преступники нынче пошли сообразительные, думающие.

…Валентина и Волков-старший, как мы помним, особого значения бабкиному рецепту не придали, но у подельника своего, Жорика, Валентина все же спросила;

– Жор, менты тут у нас какие-то конфеты искали, а нашли бумажку, рецепт. На Крылышкина. Тебе эта фамилия ничего не говорит?

Жорик (они с Виталием Волковым на кухне приканчивали как раз бутылку водки) даже подпрыгнул.

– Как не говорит, дурочка! Это же тот самый шофер, что у туберкулезной больницы… помнишь? Ну! Забыла?!

– Да рецепт не на мужчину, а на женщину, – поправил Волков-старший. При чем тут шофер? Может, это однофамилица его.

– Какая, в жопу, однофамилица?! – заорал Жорик. – Я же этот рецепт в руках держал, когда мы… ну, это… документы этого Крылышкина смотрели с Пашкой. Шофер-то уже в земле лежал… Чего тут сложного сообразить: он матери, видно, обещал лекарства купить, она ему этот рецепт и дала. Он тебе, Валентина, что-нибудь говорил про лекарства, когда ты у него в кабине там сидела?

– Ой, да разве вспомнишь, Жор?! – волнение Жорика передалось и Валентине. Она бросила стряпню, села к столу. – Мы ж все больше про любовь с ним… как вы меня научили, А про мать… ну, говорил он что-то про лекарства, я уже не помню. И про мать говорил.

– Я документы Пашке отдал, говорю ему: сожги сейчас же или выбрось. Зачем они нам? – горячился Жорик. – А он их домой, выходит, припер? Как иначе рецепт тут оказался?

– Ну, значит, принес. – Волков-старший тоже всерьез обеспокоился сложившейся ситуацией. – Паспорт «КамАЗа» он Махарадзе показывал, да. Вот, мол, все законно, с документами машина…

– Ну, мудак! Ну, идиот! – Жорик был вне себя. – Да вы соображаете, ч то вы в руки ментам дали? Даже не козырь, а козырного туза! Они же там теперь крутят его вовсю, свидетелей ищут…

Валентина, вспомни-ка: стояли люди на остановке автобуса?!

– Стояли.

– Тебя, дурочку, думаешь, не видели? Ты же с кем-то там разговаривала.

– Ну… разговаривала. Что это за разговор, давно нет автобуса, властям все равно и так далее.

Я особенно в глаза старалась не лезть. А две пожилые такие бабы рядом стояли, ну мы и поговорили. Потом шофер «КамАЗа» вышел из ворот больницы, я подошла к нему, села в кабину…

– Вот-вот, все это и видели. Подошла-селапоехала… А потом шофер пропал. Думаешь, менты глупее тебя? Не догадаются поискать тех, кто стоял у больницы на остановке?! Это мы с Пашкой прятались и в глаза никому не лезли, да и то…

Кто-то мог заметить, как два мужика запрыгнули в кузов.

– Кто там вас со спины узнает! – резонно заметил Волков-старший.

– Нас-то да, а вот ее… – мозг Жорика напряженно работал. – Ты вот что, Валентина, в чем ты была одета? Я помню, что-то красное на тебе было.

– Да, кофта красная на мне была, юбка плиссированная…

– Так. Срочно! Юбку и кофту – на мусорку!

Сейчас же! Поняла? И тверди, как попугай, если спросят: такой одежды никогда не было, у туберкулезной больницы никогда не была, не знаю даже, где она находится, ни с каким шофером «КамАЗа» не знакома, про убийство не слышала…

– А про рецепт что говорить? – Валентина переводила растревоженный взгляд с мужа на Жорика.

На этот вопрос и они не знали пока ответа.

Ясно было одно: рецепт в числе других документов убитого шофера принес домой Павел. Он, конечно, тоже не помнит, как эта бумаженция оказалась под диваном.

Но Павел, как выяснилось, помнил. Когда он явился домой (отец с Валентиной еще не спали), увидел рецепт, смял его, бросил… Надо было в мусорное ведро, что ли, да поленился вставать, кинул себе за спину. Кто там, в диване, будет эту жалкую бумажку искать?

Нашли вот.

– Ладно, не переживайте. – Павел наморщил лоб, придумывал на ходу. Если спросят – я в троллейбусе ехал, рецепт этот и нашел. Гляжу – бумажка к стеклу прилеплена, а мне надо было номер телефона записать…

– Пашок, ты лучше не встревай в эту историю, не надо, – посоветовал отец. – Лучше я на себя это возьму. Ехал, увидел рецепт, думаю, может, кто потерял, спросил у пассажиров… Ну, потом забыл, в карман положил, домой принес…

С рецептом, короче, решили. А юбку и кофточку Валентина, конечно, как всякая практичная женщина, выбрасывать не стала – вещи были вполне еще хорошие.

Наутро взяла их с собой на работу, в столовую, там и продала одной своей товарке за полцены.

Сказала, мол, юбка уже не сходится, растолстела, да и кофточка тесновата.

В общем, сбыла с рук.

Глава 28
ПРИКАЗАЛ ДОЛГО ЖИТЬ

Мосола выкрали по наводке Мерзлякова. Бывший мент несколько дней катался с боевиками Мастыркина (Лба) на зеленом «БМВ», показывал парней Кашалота. На пленке фотоаппарата с длиннофокусным объективом оказались все – и сам Кашалот, и Колорадский Жук, и Рыло, и Марина с Надеждой, не говоря уже о телохранителях и «шестерках», увивающихся у офиса Кушнарева.

Засняты были ларьки «Братан» и «Свобода», дом Кашалота. Жизнь Бориса Григорьевича, его деятельность, охрана, женщины, манера поведения – все было тщательно изучено. Паханат не пожалел денег, за Кашалотом стали следить две бригады доморощенных «топтунов», и все они со временем доложили: просто так – без шума и пыли (читай, без кровопролития с обеих сторон) авторитета Левобережного района не взять. При нем – постоянно два-три телохранителя, включая шофера «Ниссана», охранники офиса настороженные, с быстрой реакцией «качки». Они хорошо вооружены, классно стреляют – все в прошлом спортсмены-разрядники, один даже кандидат в мастера спорта. «Ниссан» Кушнарева всегда под надзором, незаметно подложить взрывчатку вряд ли удастся. К тому же, паханат не хотел особого шума. Провинциальный Придонск – это пока что не Москва с ее криминальными фейерверками, незачем было привлекать внимание местных спецслужб. Кашалота надо убрать по-тихому, руками его же людей. Лучше всего для этой цели подходил, как порекомендовал Мерзляков, – Мосол: наркоман, человек без души и сердца, трус и негодяй.

Именно так охарактеризовал бывший мент своего «коллегу», и для паханов это было как красный институтский диплом.

Взяли Мосола, как водится, у дома, в подъезде: брызнули в нос газом из баллончика, затолкали в «БМВ», увезли за город, в подвал на дачу Мастыркина. Дача была на отшибе поселка, в подвале – кричи не кричи, все равно никого не дозовешься, над головой бетонные перекрытия и метра полтора насыпного грунта.

Мосола стали расчетливо, «по науке», колоть большими дозами опия. Ничего не объясняли и ничего пока не требовали. Давали возможность покайфовать на дурничку.

И он кайфовал.

Недели две.

Потом перестали колоть, и Мосол полез на стенку. Он ныл, грыз себе руки, кидался на всех с кулаками…

– Уколите-е, гады-ы-ы! – орал он на весь белый свет. – Что хочешь для вас сделаю. Суки-ии-и…

Люди Мастыркина хорошо понимали мучения Мосола, потому что многие сами сидели на игле, знали, что он не врет, обещая выполнить любое поручение.

На постановку «задания» приехали лично Лоб и Мамед.

Лоб уселся в зале в старое плетеное кресло, курил, брезгливо разглядывая изможденное, осунувшееся лицо своего пленника с лихорадочно блестевшими глазами. Того только что привели из подвала, бросили под ноги паханов.

– Ну, Мосол, работать будем? – без всякого вступления спросил Лоб, а Мамед согласным кивком тщательно причесанной и аккуратно подстриженной головы как бы присоединился к вопросу.

– Я же сказал… падлы-ы-ы! Уколите-е… Все, что угодно-о… Не могу-у-у…

– Хорошо, сейчас уколем. Но скажи сначала: кто Гейдара Резаного замочил? Кто его в сугроб засунул? Мамед и его ребята интересуются.

– Резаного ментяра этот, Мерзляков, положил.

– Мерзляков?! – У Мамеда глаза стали круглыми.

– Да Когда мы взяли Гейдара, он стал рассказывать про мента. Ну, Кашалот и велел нам с Колорадским Жуком его сейчас же доставить. Мы поехали, привезли. Резаный при нем говорил, мол, Мерзляков приходил к Мамеду в гостиницу и всех людей Кашалота заложил и про его планы сказал… ну, что Кашалот хочет город взять.

– Так и было, – подтвердил Мамед, качал склоненной головой: «Ай-яй-яй! Какой подлец, а! Какой подлец! Я же ему столько денег дал!»

– Ну вот, тогда мент выхватил пушку – и прямо в сердце Гейдару. Тот и не копнулся.

– Вот сука, а нам сказал, что Гейдарика киллер положил, в маске. Дескать, его Кашалот специально с собой привез, для казни.

– Врет, киллер в маске был, но он не стрелял.

Он только разоружил Мерзлякова. Подошел сзади, велел ствол бросить…

– А кто такой этот ваш киллер? Имя?

– Не знаю. Нам его Кашалот не называл, и лицо свое киллер не показывал. Он все время был в маске.

– Так. Дальше что было?

– Ну дальше что… Кашалот наорал на Мерзлякова: мол, ты свидетеля убрал и все такое прочее. Значит, виноват. А мент – свое: я честный человек, в гостиницу ходил по делам. Резаный, мол, все брехал и получил по заслугам. Я не позволю, чтобы мое имя позорили, я честный сотрудник органов, начальник уголовного розыска… и понес, и понес… – «Честный сотрудник», как же! – чуть ли не хором воскликнули Мамед и Лоб, а стоящие кружком «качки» хохотнули.

– Потом Кашалот пушку у мента забрал, велел ему начать запой и из милиции увольняться.

Вот, дескать, запил, пистолет потерял…

– А Гейдарика нашего вы, сволочи, куда повезли? – спросил Мамед. Черные глаза азербайджанца сверкали ненавистью.

– Ну куда… Мерзляков предложил его в сугроб сунуть, чтобы не ездить с ним далеко. До весны пусть, говорит, полежит, а там жизнь сама распорядится. Там уже никаких отпечатков не будет, да и труп наполовину разложится, когда таять начнет.

– Кто в сугроб совал? – голос Мамеда звенел.

– Ну… я совал, Колорадский Жук, шофер «Ниссана»… – Мосол боязливо втянул голову в плечи.

Его снова стало ломать, он упал на пол, извивался, орал, бил кулаками в пол, рычал…

– Уберешь Кашалота, ты, ублюдок, понял? – сказал Лоб. – Иначе сдохнешь тут в страшных муках. Живого четвертовать будем.

– Уберу-у-у-у… Колите, гады-ы-ы-ы… Не могу-у… Я же все вам рассказал, на все согласен… Колите-е…

Лоб кивнул, один из «качков», державший наготове шприц и дразнивший им Мосола, грубо, но вполне профессионально загнал иглу в вену на руке…

Мосол ожил, успокоился, в глазах разлилось блаженство.

– Не передумал? – спросил Лоб. – А то смотри: мы тебя все равно достанем.

– Гейдарика нашего мучил, в сугроб его закапывал, тварь! – добавил Мамед. – Азербайджан тебе этого не простит. Он был честный торговец, никого из вас не трогал, бизнес свой делал… Унего двое детей осталось, твари!

– Я все сделаю, Лоб! – клятвенно и довольно-таки торжественно стал заверять Мосол. – Завтра… Когда скажете… я… сказал же… – Мосол засыпал…

Его отнесли уже спящего в подвал, оставили до утра в покое.

Утром Мосол подтвердил данное слово. Память крепко держала двухнедельные муки, повторять этот кошмар не было ни сил, ни желания. И он знал: Гейдара ему не простят. Придется отрабатывать, иначе его ждет мучительная смерть, перед нею – дикие, зверские пытки. А боли Мосол очень боялся.

* * *

– Ты куда это запропастился?

Кашалот подозрительно и настороженно присматривался к больному на вид Мосолу.

– Парней к тебе домой посылал, чуть ли не в розыск хотели на тебя документы подавать. Хаха-ха…

– Кололся… пил… – угрюмо отвечал Мосол. – Все забыл, Борис, прости. На дне побывал, старуху с косой видал.

– Ну и как она?

– Не трави душу. Звала. Еле выскребен.

– Гм. Ну-ну.

Кушнарев – они стояли возле «Чероки» – верил и не верил своему боевику-бригадиру. Словно принюхиваясь, смотрел на Мосола во все глаза, старался проникнуть глубже в его ответы, но это плохо получалось, Мосол будто в глухую защиту ушел, в душу не пускал, отвечал односложно, упрямо, с завидной настойчивостью. С лица Кашалота не сходила гримаса растерянности и подозрительности.

– Ладно, прогулы отработаешь, – сказал он наконец. – По две недели гулять… да какой две… три уже скоро!.. Болтаться без дела я никому не позволю. Садись, поехали.

«Чероки» катил по просохшему после остатков снега и бурных весенних дождей Левобережью. Улицы кое-где выскребли, газоны чуть тронулись зеленцой, лед на водохранилище растаял, исчез, шустрый апрельский ветер играл с водой, гнал по ее поверхности веселую, мелкую, как плотва, рябь.

Кашалот, повернувшись к окну, мечтательно вздохнул:

– Ну, скоро сезон, соскучился я по яхте. Скоро поплывем, братцы. Еще недельку-другую да и… Поплывем!

И вдруг заорал дурашливо, совсем по-мальчишески:

– Над белой яхтой парус распущу-у, Пока не знаю с ке-е-е-ем…

Они приехали в офис. Кашалот выпроводил каких-то просителей с их «личными вопросами» (неприемный день!), велел Мосолу и Колорадскому Жуку, поджидавшему шефа на диване в приемной, зайти.

Сам плотно прикрыл дверь, закурил, кинув ногу на ногу.

– Так, братцы-кролики. Дело есть. Пришло время поработать. Чувствую, покатили на меня бочку, надо упредить.

Встал, подошел к сейфу, вынул из него «Макаров» Мерзлякова, загнал в рукоять обойму, подал Мосолу.

– Мамеда замочите. Потом мента нашего, Мерзлякова. Можно в обратном порядке, но обязательно в один день. Понятно?

Мосол с Колорадским Жуком переглянулись, судорожно дернули головами. Молчали.

– Вечером мне скажут, где Мамед будет. Он с шлюшонкой одной завожжался, а девка эта наша, ясно? Предварительные сведения такие: ночевать будет на Краснознаменной, адрес я потом скажу. Придете ко мне сюда же.

– Девку эту… тоже мочить?! – Колорадский Жук нервно сглотнул слюну.

– На хера ее мочить, ты что, совсем?! – Кашалот постучал себе по лбу. Я ж тебе говорю: наша девка, она и наводку дала. А ты ее мочить…

Ну, идиот! Припугнуть ее надо, чтобы с черными не якшалась, а так… нам шлюхи самим нужны, понял?.. Мамеда кладите наверняка, с контрольным выстрелом. Как Резаного. Пушку не бросайте. Мерзлякова положите дома, ночью. Он сейчас живет один, знает, что от меня кто-то придет… я ему сказал. С «товаром». Имитируйте самоубийство. Напоите его шампанским, я дам вам бутылку с порошочком… он быстро заснет. Дальше сообразите. Но чтоб все правдоподобно было, пальчиков ваших нигде не должно быть.

– А если он дверь не откроет? – спросил Колорадский Жук.

– Я же сказал: откроет. Он знает, что со мной лучше не ссориться. На нем много чего висит, тот же Гейдар Резаный… Мент этот вот у меня где!

И Кашалот сжал перед собою на столе большой волосатый кулак.

…Вечером, в темноте, Мосол и Колорадский Жук вновь приехали к Кашалоту. Тот назвал им точный адрес на Краснознаменной, рассказал, как лучше подкараулить Мамеда. Назвал примерное время, когда он приедет с девицей на ночевку. Ждать в подъезде нужно заранее, одному караулить где-то поблизости, а другому – стрелять.

Колорадский Жук послушно кивал. Мосол помалкивал.

– Ширнешься для храбрости? – спросил его Кашалот. – А то, вижу, нос повесил. Боишься, что ли? Черного жалко? А они нас с тобой не пожалеют. Вон, в Чечне…

– Чего бояться?! – перебил Мосол. – Просто думаю. Девку бы не зацепить.

– Она, когда увидит человека в подъезде, отскочит в сторону, понял?

Кашалот сделал Мосолу инъекцию (к опию сам Кушнарев пристрастился после первой отсидки), довольно глянул на боевика, похлопал по плечу.

– Ну вот, сразу повеселел. А то сидит, как хрен моченый… Ладно, поехали, проводите меня до дома. Леху с Кисой я отпустил, они в сауну отпросились. Поехали!

Залезли втроем в «Чероки», Кашалот сел за руль, покатили по городу резво, лошадок в моторе было много. В приоткрытых окнах засвистел свежий вечерний ветер.

У поворота в свой переулок Кашалот притормозил.

– Ну все, ребята, пока. Желаю успеха. Берите тачку и дуйте на Краснознаменную. Часа полтора-два, думаю, придется вам потоптаться, а потом и Мамед пожалует…

Договорить он не успел. Мосол, давно уже передернувший затвор «Макарова», выстрелил ему в спину, через сиденье, в левую часть груди.

Выстрел получился глухим, почти неслышным.

Даже Колорадский Жук и тот не сразу все понял.

– Ты что? – охнул он, когда увидел, как Кашалот упал на руль. – Ты… зачем?

– За него нам с тобой все равно меньше дадут, чем за Мамеда, Мерзлякова и всех остальных, – спокойно сказал Мосол. – Под вышак я не стремлюсь. А Кашалот нас под «вышку» и пихает… Давай, перетянем его на заднее сиденье. Шевелись, шевелись, Жучок! Не мандражи. Дело сделано. Садись за руль.

Колорадский Жук повиновался.

Вдвоем они быстро перекинули тело Кашалота назад, прикрыли сдернутым со спинки чехлом.

Если бы кто-то сейчас и заглянул случайно в машину, не сразу бы что-то понял.

Потом Жук развернул «Чероки», и они покатили вдоль водохранилища, за город. Ехали переулками, по частному сектору, стараясь не привлекать к себе внимания.

Никто их не остановил.

Удалившись на приличное расстояние от окраины, выбрали глухое обрывистое место.

Колорадский Жук включил первую передачу, придавил педаль газа камнем и выпрыгнул из машины.

«Чероки» пошел к воде, сорвался вниз, ухнул в яму. Побулькал, попускал со дна пузыри и умолк.

Кашалот отправился вместе со своей любимой тачкой на дно рукотворного «моря». А Колорадский Жук и Мосол потопали назад, в город.

«Макаров» остался там, в машине. С семью патронами.