Текст книги "Перстень Царя Соломона"

Автор книги: Валерий Елманов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц)

– Хорошо, добрался,– охотно согласился Валерка.– Но ты уверен, что пещера существовала в те времена?

– То есть как?! – возмутился я,– Должна была существовать, куда же ей деться?!

От такого заявления меня даже дрожь прошибла. Ох и мастак мой бывший одноклассник вгонять своих друзей в холодный пот. Ух, язва! Хорош друг. Ну ничего, я тебе тоже устрою. Погоди-погоди, придет мое время. Потом. А пока… Ладно, пока мы потерпим.

– Ты, Костя, на меня волком не гляди, я ж тебе добра хочу, чтоб ты был готов к любым гадостям судьбы,– заметил Валерка,– Неужто ты думаешь, что я расстроюсь, если у тебя все пройдет как надо и ты снова окажешься здесь, да еще не один, а с юной невестой, хотя в голове это у меня до сих пор не укладывается? Ну а если нет пещеры? Или так – пещера имеется, а эта Серая дыра отсутствует. И придется тебе доживать свой век именно там, в шестнадцатом столетии. А что ты о нем знаешь?

– Иоанна Грозного,– бодро начал я.

– Пусть,– согласился он,– Теперь изложи основные вехи его царствования.

– Ну это…– замялся я, но вовремя вспомнил бессмертную гайдаевскую комедию.– Значит, так, Казань брал,– и деловито загнул палец,– Астрахань брал…

– А Шпака не брал,– догадался об источнике моих гигантских познаний Валерка и категорично заявил: – Не пойдет.

– Что не пойдет? – перепугался я.

– С такими знаниями до своей Машеньки ты точно не доберешься – сгоришь на первом же бдительном стрельце или подьячем Разбойной избы. А если ты хоть раз назовешь свою фамилию…– Валерка выразительно закатил глаза к потолку.

– И чего? – совсем растерялся я.

– Да ничего. Как я понял, Ливонская война в разгаре, так что шпиономания там в самом соку. Если уж безвинных людей почем зря записывают в изменники, то с тобой, парень, как обладателем польской фамилии, столь же нерусской прически и иноземных манер, беседовать станут, исключительно когда ты будешь находиться в подвешенном состоянии, то бишь на дыбе. И поверь, что это весьма больно. Так вот тебе, милый, надо на этот случай придумать легенду, потому что если ты скажешь правду, то за нее угодишь на костер, будучи к тому времени с переломанными ребрами, ногами, вывихнутыми суставами рук и раздавленными пальцами с торчащими из них иголками. Хотя нет, иголки вынут,– милостиво «успокоил» он меня,– Все-таки казенное имущество, жалко,– И почти ласково пропел: – Теперь ты понял, что эти дни тебе надо сидеть и усиленно читать соответствующую литературу, а уж потом с воплем «Любовь моя!» кидаться в этот загадочный кисель?

Я, почесав в затылке и уныло прикинув, что в словах и доводах Валерки, леший его задери, безупречная логика, от которой, к сожалению, и впрямь никуда не денешься, молча кивнул. К занятиям пришлось приступать практически сразу же после опрометчиво данного мною согласия.

– Жене я все сам потом расскажу,– коротко сказал Валерка, притащив первую порцию книг и приняв у Алены, стоящей позади, вторую не менее увесистую пачку,– Чтоб она не очень удивлялась твоему загадочному поведению.

Честно говоря, я не пришел в восторг – мне только расспросов не хватает, но Валерка, уловив некоторое смущение на моем лице, пояснил:

– Ей можно. Она у меня та еще дама, и как друг, и как человек, так что с глупыми вопросами приставать не станет, ахать и охать тоже. Скорее уж наоборот, создаст такую обстановку, чтоб тебе оставалось лишь выйти поесть да еще кое-куда.– Он усмехнулся и подытожил: – Если твоя Машенька по характеру и красоте похожа на мою Алену, то я бы на твоем месте тоже полез за ней хоть к черту на рога.

При этих словах Алена засмущалась, проворчав: «Болтун – находка для шпиона», но очень ласково. В подтексте явно звучало поощрение типа: «Знаю, что врешь, но все равно приятно. Ты продолжай, продолжай, милый».

– А когда расскажешь-то? – осведомилась она.

– А вот обеспечу этого гаврика работой и тут же приступлю,– пообещал он, после чего приволок еще одну пачку.

Мне оставалось только печально вздохнуть и приступить к изучению. Правда, поначалу вид пачек, особенно той, где громоздилось с десяток большущих томов, которые из-за их солидных размеров очень хотелось назвать как-нибудь высокопарно, вроде фолиантов, поверг меня в шок.

– И все это одолеть за три дня? – пролепетал я.– Тут табуну лошадей не справиться. Даже если они все Пржевальские.

– А что тебя смущает? – невозмутимо спросил Валерка и весело хлопнул меня по плечу.– Да ладно тебе. Расслабься. В каждом торчат закладки, и на них отмечено, до какой страницы читать. Осваивай и помни: там тебе это обязательно понадобится. Пусть не все, но на три четверти – железно. Давай действуй… Савраска.

Я усердно читал, а сам все думал о вероятности Валеркиного промаха. Вдруг он ошибся и надо читать совсем иное и о другом времени? Не удержавшись, спросил его об этом, когда он, не выдержав, вышел якобы перекурить и попутно узнать, как движутся мои дела.

– Исключено,– мотнул он головой.– Помнишь, что говорила та чернявая твоей Маше? Что напрасно ее батюшка отказался от людишек князя Владимира Андреича Старицкого.

– Да этих князей в то время как собак нерезаных,– возразил я,– Плюнуть некуда – в князя попадешь.

– Может, оно и так,– не стал спорить Валерка,– Но князь Владимир Андреич Старицкий, ты уж поверь мне, один-единственный. Это может быть только двоюродный братец Иоанна Грозного. Получается, что он еще жив. Значит, ты оказался там, самое позднее, весной тысяча пятьсот шестьдесят девятого года. Ливонская война, как я понял, не просто началась, а уже в разгаре, поскольку Полоцк царем давно взят. А это тысяча пятьсот шестьдесят третий год. Вот и выходит, что диапазон времени, в котором ты оказался, совсем небольшой – всего пять-шесть лет. Уразумел?

Я неопределенно пожал плечами. Получалось и впрямь логично, не придерешься. Правда, разные нюансы вполне возможны, но, скорее всего, дело обстоит именно так, как сказал мой друг.

– Потому и закладки я тебе подпихиваю соответственные,– сообщил он,– По всему, что было,– краткие справки, а все, что будет,– по углубленной программе, аж до самой смерти этого кровопийцы. Короче, читай и не отвлекайся.

Он еще раз хлопнул меня по плечу и удалился, а я… со вздохом взял в руки очередной том, на сей раз Костомарова. На третий день я попытался было заявить, что все добросовестно одолел.

– А я тут тебе профессию выбрал,– обрадовал он меня,– Будешь у нас купцом.

– У меня коммерческая жилка отсутствует,– мрачно сообщил я,– А никем иным нельзя?

– На Руси того времени свободных людей практически нет,– пояснил Валерка.– Есть лишь воины и те, кто их кормит, то есть несет тягло и платит подати. Воевать тебя не возьмут – ты и сабли-то в руках не держал. К тому же, как ни крути, это профессия подневольная. Возьмут и пошлют на пару лет в Ливонию. Или еще куда. А отпусков нет – время горячее. И что ты станешь делать? А твою ненаглядную еще найти надо – значит, покататься повсюду. Вот и получается, что тебе обязательно нужна именно бродячая профессия, и купец подходит лучше всего.

– А другой нет? – поинтересовался я,– Ведь проторгуюсь.

– Есть и другие,– пожал он плечами.– Только они еще экзотичнее. Ну, скажем, монах. Эти тоже из вольных пташек. Но ты хоть одну молитву знаешь? То-то. Разве что юродивого изобразишь – лепечи несуразицу и все. Но они предпочитают холостяцкую жизнь. И потом – ты подумал о последствиях своего появления перед Машей в рубище, веригах и босиком? Нет, ноги она тебе, может быть, и омоет – тогда это считалось вполне естественным и даже модным. Но замуж…

Я почесал в затылке. Получалось и впрямь не ахти. Разве что добираться до нее в обличье блаженного, а перед самым домом переодеться в нормальную одежду? Вообще-то можно, но если кто-то застукает, то… Из задумчивости меня вывел голос друга:

– Хотя Библию тебе и впрямь придется подчитать, а то примут за какого-нибудь католика, особенно если начнешь креститься щепотью, а не двумя перстами. Тогда тебе вообще согласно решениям Стоглава – проклятие, анафема и отлучение от церкви. Ни богу помолиться, ни причаститься, ни исповедаться.

Я усмехнулся. Честно говоря, мне было плевать и на то, и на другое, и на третье. Это религиозному человеку стало бы не по себе, а мне как-то… Я эти самые храмы и тут посещал не больно-то. И вообще – может, кому-то и нравится ходить в рабах, пускай и божьих, а меня с души воротит. Кстати, не исключено, что бога тоже… воротит.

– А ты не ухмыляйся,– сурово осадил меня Валерка,– Я о церквях, обрядах, да и о самой Библии тоже невысокого мнения, но там тебе волей-неволей придется со всем этим столкнуться, и лучше подготовиться к этому заранее, иначе живо отволокут на костер.

– У нас же не какая-нибудь Европа! – возмутился я,– И почему ты уверен, что я попаду к староверам?

– Тьфу ты, балда стоеросовая! – даже плюнул с досады Валерка,-Да сейчас на Руси все староверы. Никон только через сто лет раскол учинит. А что до костров, то именно в этом веке на Руси как раз хватало желающих поджарить еретиков, да таких ярых любителей, что зачастую их не могли удержать даже великие князья. Чтоб ты знал, шестнадцатый век в нашей стране начинался именно с разбора так называемой «ереси жидовствующих» и сожжения уличенных в ней, включая высокопоставленных чиновников Иоанна Третьего Васильевича, в железной клетке на Москве. А во времена Иоанна Четвертого в пятидесятых годах состоялся еще один знаменитый процесс по обвинению в ереси некоего Башки на с единомышленниками,– Он тут же исчез, вернувшись минут через десять и держа в руках очередную пачку книг,– Вот, – тяжело бухнул он их на стол передо мной, – Читай. Хотя нет, погоди. Сейчас я тебе закладок навставляю.

– И это тоже? – усомнился я, разглядывая «Настольную книгу атеиста».

– Всенепременно и в первую очередь,– сердито отрезал Валерка.– В ней, чтобы ты знал, самое короткое изложение сути всех религий. Ты, главное, на комментарии о том, как они одурманивали народ и наживались на его невежестве, не смотри, и все будет в порядке.

Вроде бы одолел и их, но все равно первый экзамен, который устроил Валерка, я с треском провалил.

«Ой, липа. Ой, не поверят»,– сокрушался Жорж Милославский, разглядывая управдома Буншу в царских одеждах.

Вот-вот. Примерно то же самое.

Лишь на следующий день он, скривившись, заявил, что тройку, да и то слабенькую, с огромной натяжкой, он бы мне поставил, но никак не более. К тому же мой язык…

– А ты не забыл, что нам сегодня к ювелиру? – напомнил я.– Имей в виду, сразу после него лишнего дня не задержусь, сразу туда.

– Ладно,– тяжко вздохнул он и неожиданно встрепенулся: – О, идея! Будешь не просто купцом, а иноземным,– выдал он поправку,– Но православной веры. Скажем, твоя мать была русинкой, попала в плен к татарам, потом ее кто-то выкупил, ну а дальше разработаем. Пока это черновой набросок. Тогда все прокатит в лучшем виде.

– Уж очень ты строго к нему подходишь, – недовольно заметила Алена, присутствующая на моей «экзекуции».

– Жизнь еще строже,– хмуро откликнулся Валерка и протянул мне целую пачку листков с набранным самым мелким шрифтом текстом. – Я тут шпаргалки приготовил. Сгодятся. Зашьешь под подкладку в разных местах. И вот еще что,– произнес он несколько виноватым голосом,– Я как-то поначалу об этом не задумывался, а вчера словно осенило. Сел посчитать и за голову схватился.

Я насторожился. Если хладнокровный и невозмутимый Валерка схватился за голову, значит – серьезно. Очень серьезно. И за что тогда хвататься мне самому?

– Понимаешь, судя по твоему рассказу, ты там находился примерно полчаса, и это самое малое. Я несколько раз попытался воспроизвести наши с Андреем действия, когда мы вытягивали тебя обратно. Как ни крути – в пределах семи-восьми секунд, не больше. Напрашивается вывод, что там и тут время течет неодинаково и скорость его в шестнадцатом веке значительно выше, примерно раз в двести, а то и в триста.

– То есть если здесь прошли сутки, то там полгода, если не год? – уточнил я.

– Выходит так. Получается, что пять дней здесь равны примерно пяти годам и…

– Стоп! – рявкнул я,– Ничего не получается, потому что это лишь один из вариантов. Оно может и вообще не двигаться с места, пока меня там нет. Вот тебе только одна из возможных альтернатив. Но даже если и так, как ты говоришь, то я ничего не теряю. Было восемнадцать, пускай даже двадцать, значит, при новой встрече ей будет двадцать пять, пускай от силы двадцать семь. Отлично! Разница всего в три года. Кажется, у вас с Аленой именно такая?

– Только в двадцать семь женщина на Руси давно замужем или в монастыре.

– К черту! – Я рубанул воздух ребром ладони.– Замужем? Разведется!

– Церковь разводов в те времена не разрешала.

– Тогда она скоропостижно овдовеет! – рявкнул я,– А из монастыря я ее попросту украду, и всего делов!

– Класс! – восхитилась Алена и… напустилась на мужа: – Слыхал, пень старый, на что люди ради своих любимых готовы? А ты?

– Да я тоже ради тебя что хочешь,– торопливо заверил Валерка, тут же предложив: – Хочешь, я завтра сам отведу тебя в монастырь, а потом оттуда украду?

– Да я за это время помру! – возмутилась Алена.

– Ну я тогда не знаю. Мне что, развестись с тобой, а потом опять жениться или сделать так, чтобы ты овдовела? – растерянно развел руками Валерка.

– А не знаешь и молчи,– наставительно произнесла Алена, ласково добавив: – Эх ты, бестолковый мой… рыцарь,– И вдруг неожиданно сменила тему и заметила, повернувшись ко мне: – А я вам к ужину свадебный пирог испеку.

– К какому ужину? – растерялся я.

– Сами же говорили, что время там и тут течет по-разному. Получается, что если ты потратишь на ее поиски даже полгода, то все равно успеешь прикатить к ужину в Москву к моему пирогу. Вот.

– Классная у тебя супруга,– заметил я, когда Алена уже вышла.

– Ага,– охотно согласился Валерка.– Если правду говорят, что выбор жены – это лотерея, то мне выпал джекпот. Но сейчас речь о тебе. Знаешь, я не представляю, что я скажу твоей маме и твоему отцу, если…

Он задержатся с продолжением, так ничего и не произнеся. Да оно было и не нужно – и без того понятно, что имелось в виду. Действительно, получалось не ахти. Даже если предположить, что у меня все будет в порядке и я сумею не только найти свою княжну, но и жениться на ней, но не смогу отыскать способ вернуться обратно – для моих я все равно останусь без вести пропавшим. Они же не будут знать, что с их сыном все хорошо, что он умер в собственном поместье в тысяча шестьсот двадцатом году в глубокой старости, окруженный кучей детей и внуков в чине какого-нибудь окольничего или кравчего.

– Давай я тогда отправлю письмо,– пришла мне в голову идея.

– Что-то я сомневаюсь насчет доставки,– крякнул Валерка, но чуть погодя утвердительно кивнул: – Точно. Только надо замуровать его в такое здание, которое стоит и поныне. Храм, что ли, какой-нибудь…

– Ночью с кувалдой в храме,– ухмыльнулся я.– За такое святотатство и головы можно лишиться. Слушай, а может, в кремлевскую стену? – осенило меня.

– Ну ты и голова! – восхитился Валерка,– Правда, их тоже много раз перестраивали и реставрировали, но я покопаюсь в справочниках и выберу какой-нибудь участок поспокойнее, а завтра, перед тем как подадимся в Старицу, подъедем туда и определимся с местом. Когда поймешь, что у тебя… ну… возникли проблемы… выдолбишь пару кирпичей и засунешь туда свое письмецо для родителей, желательно с описанием всех событий, которые с тобой приключились. Если время позволит, то отправь два – одно для меня. Им все хорошее напишешь, а мне – правду.

Башню выбрали под странным названием Водовзводная. Кратко поясню для тех, кто не знает столицы: если подплывать к Кремлю по Москве-реке, следуя течению, то она – самая первая. На расстоянии ста шагов от нее определились с тайником.

Мы уже пошли обратно к метро, когда мне в голову пришла интересная мысль. Я остановил Валерку и тут же изложил идею. По логике получалось, что если мне удастся отправить это письмо, то сейчас оно должно находиться уже там, в тайнике. Может, заглянуть? К тому же, как знать, не исключено, что, прочитав его, я смогу избежать тех ошибок, которые допустил в первом варианте.

– Получится замкнутый круг,– усмехнулся Валерка,– Сам подумай. Ты нынешний еще на развилке и туда не попал. Так о каком письме может идти речь?

– А вдруг? – Расставаться с заманчивой возможностью узнать свое будущее, чтобы не настряпать глупостей, мне не хотелось.

– Абсурд,– уперся Валерка.– Прикинь, что выходит. Ты, попав туда, пишешь письмо с инструкцией самому себе. Здесь ты его вынимаешь, читаешь и, попав туда, поступаешь иначе, вновь пишешь письмо, но уже второй его вариант, которое опять замуровываешь. Значит, там уже сейчас второй вариант. А куда делся первый и тот, кто его писал? Но и это не все. Ты читаешь второй вариант и вновь поступаешь иначе, о чем отправляешь сообщение. Тогда тут лежит… Дальше продолжать?

– Не надо, – хмуро буркнул я.

И впрямь абсурд. Получается какая-то петля времени или даже целый клубок, к тому же донельзя запутанный. А жаль.

– Да ты не расстраивайся,– Он хлопнул меня по плечу,– Всего все равно не предусмотришь. К тому же даже если чисто теоретически представить, что ты прочтешь предостережение предшественника и избежишь одних опасностей, то, поступая иначе, попадешь в новую ситуацию и можешь вляпаться в еще более худшее.

– И то правда,– решил я, не без доли сожаления отказываясь от мысли прочитать шпаргалку,– Не надо нам милостей от природы, то бишь от предшественников, даже если они – это я сам и есть. Буду работать экспромтом. С первой попытки. Авось удача не подведет.

Валерка усмехнулся.

– Говорить «авось удача» все равно что «масло масляное» или «жирный жир»,– поправил он меня,– потому что Авось и есть наш славянский бог удачи. Так же как Тихе в Греции или Фортуна в Риме.

– Ну и ладно,– нашелся я,– Тогда Авось Фортуна мне Тихо поможет. Получается, что я призываю сразу троих – нашего бога удачи, а заодно и этих девчонок. Это как?

– Пойдет,– кивнул Валерка и похвалил: – А ты молоток. Ловко выкручиваешься. Ловко и, главное, быстро. Может пригодиться… в случае чего.

– Думаешь?

– При всем уважении к нашим предкам и вообще к народу, скорость соображаловки у них была на порядок ниже, чем у нынешних людей. И не потому, что они были тупыми. Просто они думали так же, как и жили, то есть неспешно, сообразуясь с общим темпом жизни всего Средневековья,– пояснил Валерка и тут же предупредил: – Правда, историки этого не говорили. Так, мои собственные мысли вслух, не более, потому имей в виду: мог и ошибиться. Но лучше всего тебе с такими экстремальными ситуациями не сталкиваться вовсе.

– Почему?

– У тебя там и без того сложностей выше крыши. Хоть и Русь, но все равно, как ни крути, у людей иной менталитет, иные категории ценностей, не говоря уж об одежде, поведении, традициях, условностях, языке и прочем,– задумчиво произнес он.

– Приспособлюсь,– уверенно заявил я.

В душе, правда, у меня такой уверенности отнюдь не наблюдалось, но не признаваться же Валерке, какой мандраж меня пробирает. Ему только намекни, как тут же кинется с новой порцией уговоров – потом не отвяжешься. Нет уж. Мы – уральские, мы прорвемся.

И я вновь повторил, правда, больше для себя:

– Обязательно приспособлюсь…

Глава 5

ПЕРВЫЙ КОНТАКТ

И вот сейчас, шагая по проселочной дороге, оба конца которой уходили куда-то вдаль, за горизонт, теряясь в темных перелесках, я то и дело повторял эти два слова еще и еще раз. Сейчас они скорее звучали как заклинание. Или как призыв, но это вряд ли – звать-то мне как раз и некого, один как перст.

Честно говоря, я не испытывал даже особой радости, что все получилось как надо. К тому же и это не факт. Может, сейчас откуда-нибудь из лесочка вынырнет на меня мамонт. Или динозавр. Хотя да, колея. Значит, мамонты в борьбе за светлое дело эволюции уже вымерли. Но все равно, в каком я времени, до сих пор неизвестно, и веселиться рано. Вначале надо все выяснить, а уж потом ликовать. Вот только у кого выяснять, если неизвестно где расположена ближайшая деревня, когда я до нее доберусь и вообще – туда ли я иду.

Что-то дико и невразумительно каркнув над моей головой, пролетела ворона.

«Верной дорогой бредешь, товарищ. Выше голову и вперед»,– перевел я ее невразумительную речугу.

Мне припомнилось, что эти птицы выбирали жилье поближе к людям, и я еще увереннее зашагал дальше. К тому же ничего иного и не оставалось. А чтоб веселее шагалось, я мурлыкал под нос:

Не счесть разлук во Вселенной этой.

Не счесть потерь во Вселенной этой,

А вновь найти любовь найти всегда нелегко.

Но все ж тебя я ищу по свету,

Опять тебя я ищу по свету,

Ищу тебя среди чужих пространств и веков.

Ух, как здорово подходили слова. В самую точку били. Впрочем, оно и немудрено, если вспомнить события, происходившие в фильме. А потом перешел на: «Счастье вдруг, в тишине…», затем… Словом, много чего перепел – день оказался каким-то на удивление длинным.

Так я топал и топал, пока не стемнело, а в животе не стало бурчать от голода. Пора было устраиваться на ночлег, но углубляться в мрачный лес почему-то не хотелось, а признаков жилья впереди не наблюдалось, и я по-прежнему продолжал месить грязь старыми офицерскими берцами – подарок Валерки, так же как и прочий камуфляж, включая бушлат с подстежкой.

Наконец стемнело окончательно, и я понял, что выбора у меня не остается. Дитеко в лес заходить не стал, расположившись метрах в ста от опушки. Все-таки я – городской житель и запросто могу заплутать. Несколько беспокоило то, что если мне хорошо виден просвет, то и те, кто поедет в ночное время, тоже заметят огонек моего костра. Однако, рассудив, что в столь поздний час в этом столетии вряд ли кто будет шляться по проселочной дороге, на которой и днем-то ни души, да и вообще – бог не выдаст, а свинья не съест, – я плюнул на все предосторожности и решительно направился собирать дровишки для костра. С грехом пополам только на шестой спичке запалив огонек – и как тут народ управляется с обычным кремнем и трутом?! – я откинулся на оставшейся куче хвороста, предвкушая долгожданное тепло и собираясь отдохнуть. За припасами в вещмешок лезть не стал – так устал, что даже не хотелось шевелиться.

«Ага, размечтался! – возмущенно завопила судьба.– Ты ж сюда за приключениями приехал. Вот тебе порция номер один – забери и распишись!» И мой отдых прервался на самом увлекательном месте. Едва костерок разгорелся, как откуда ни возьмись появился народ. Взгляд – суровый, рожи небриты, да, похоже, и не мыты, из одежды на каждом исключительно живописное тряпье, словно они только что обчистили гардероб какого-нибудь драм– театра сразу после окончания репетиции горьковской пьесы «На дне». Хотя нет, с театром я погорячился. Помимо того что оно было шикарно изодрано, оно еще и воняло. Специфика аромата, конечно, не та, что у новокузнецких бомжей, но воздуха тоже не озонировала.

Кажется, и я им не понравился, причем по той же причине, что и они мне – одежда чистая (относительно), обувь крепкая и вообще – явный чужак.

Но как бы то ни было, учитывая полное отсутствие оружия (вот когда я всерьез пожалел об исчезновении ТТ) и численное преимущество – я не Шварценеггер и в одиночку против пяти человек не сдюжу, тем более что у каждого за широким поясом по ножу или сабле,– решил срочно налаживать консенсус.

– Мир вам, люди добрые. Вот как славно, что вы ко мне на огонек пожаловали! – возопил я, поднимаясь со своего хвороста.

На лице улыбка, руки для объятий распахнуты – ни дать ни взять и впрямь друзей повстречал. На самом-то деле я бы этих друзей и на порог не пустил, но деваться некуда. Даже вставать пришлось аккуратно и по возможности не делая резких движений – ни к чему пугать народец, а то, не ровен час…

Нет, я вовсе не собирался перед ними лебезить и унижаться. Еще чего! Не дождутся! Все должно быть в рамках обычной вежливости к случайно встретившимся мне людям и не более того. Опять же и мне полезно – учеба. Первый урок по психологии средневекового человека. Татей тоже надо попытаться понять.

«Скажи заветные слова джунглей, которым я учил тебя сегодня»,– потребовал Балу. «Мы с вами одной крови, вы и я»,– ответил Маугли.

А я сумею правильно произнести заветные слова? Произнести так, чтобы поняли? Вот и попробуем. Ну а если не выйдет, тогда и будем посмотреть. Конечно, лучше бы разойтись с миром – не в мою пользу расклад, ох не в мою, но, если что, слабину давать не стану. Достанется, конечно, но и вам не поздоровится. Всем. Так что погодили бы вы, ребятки, извлекать свои тесаки – давайте-ка мы ими лучше хлеб порежем, а в конце задушевную песню споем. Дружно. Вместе. Можно обнявшись. Но я не настаиваю. Выбор за вами. Только не ошибитесь. Чревато, знаете ли…

– А ты, случаем, не из опричников будешь, странник? – настороженно поинтересовался самый молодой из них.

Ну тут ответ Ясен и понятен. Даже если бы и из них, то сознаваться в этом – смерти подобно.

– Чур меня от бесова племени! – с чистой душой выпалил я и для вящей убедительности на всякий случай даже перекрестился, успев хоть и в самый последний момент, но убрать большой палец.

Конечно, здешним бармалеям наплевать, но вдруг кто-то из них на мою беду слишком щепетильно относится к православным обрядам и подметит, что я перекрестился неправильно. И еще хорошо, если он не заподозрит во мне поганого латинянина, которых, как известно, грабить вообще не грех, а вроде бы как даже дело чести, мужества и доблести. Нет уж, не будем будить лихо, пока оно тихо.

Взгляды у народа мгновенно подобрели. Или мне это показалось? Да нет, по меньшей мере двое – тот, кто спрашивал, и стоящий рядом с ним парень постарше, с серьгой в ухе – явно успокоились.

– Не иначе как глядючи на мою одежду так подумали,– с улыбкой добавил я, решив расставить все точки над «i».– Сам я, правда, давненько их не видал, но непременно услыхал бы, что царь велел им поменять свое платье. А раз нет, стало быть, они так и ходят в прежних одежах.

Ага, подействовало. Совсем народ расслабился. А вот мне радоваться еще рано.

Первым, все так же время от времени кидая суровые косые взгляды по сторонам, ко мне шагнул самый бородатый. Он и в плечах был пошире всех прочих, да и ростом повыше – точно мне по подбородок.

«Ну явный главарь, не иначе,– мелькнула мысль.– Значит, будем начинать налаживание контактов именно с тебя, бармалей бармалеич».

– Беда в том, что я за долгий путь изголодался, а к трапезе приступить не могу,– пожаловался я ему, одновременно поясняя причину своей радости.

– Что ж так? Али сума пуста? – И бородач по-хозяйски потянулся к моему вещмешку.

Вообще-то с его стороны это была неприкрытая наглость, за которую положено давать в морду для охлаждения излишнего пыла. Судя по тому, как вторая его рука тут же украдкой скользнула к рукояти сабли, он именно этого и опасался. Или, наоборот, специально провоцировал на ответные действия. А может, проверял. Стерплю, утрусь – молено не церемониться. Полезу в бутылку – еще проще: сабелькой неосторожного путника хрясь и все.

Вот ведь какая незадача – и по роже бородатой дать нельзя, и с рук спускать не годится. Срочно нужен третий вариант, а где его взять? Оставалось только одно – сработать по системе айкидо. Это когда враг тебя бьет, а ты, широко улыбаясь, не только ему не препятствуешь, но еще и помогаешь ударить, чтобы тот влепил от всей души. Вот только при этом чуточку уклоняешься в сторону – пусть это «от всей души» придется в стоящую за тобой стенку.

– Да нешто сам не чуешь по тяжести, что есть у меня чем потрапезничать,– попрекнул я его и тут же ободрил: – Да ты не робей, паря, не робей. Встряхни как следует и сразу услышишь, что помимо тяжести там еще и булькает.

Озадаченный бородач убрал руку от сабли, ухватившись за мой мешок сразу двумя заскорузлыми пятернями, и принялся старательно трясти и прислушиваться.

«Ага,– думаю,– По-моему выходит. Сработала система». И уже построже спросил:

– Ну что, слышишь бульканье?

– Не-е,– промычал тот.

Остальные, забыв про осторожность, тоже навострили уши, но при этом ответе только разочарованно вздохнули.

– Не беда,– Я дружелюбно хлопнул по плечу главного бармалея,– Оно даже и к лучшему, потому как ежели булькает, то, стало быть, посудинку наполовину кто-то успел опорожнить, а ежели помалкивает, то она полным-полнехонька. Только что ж ты мешок мой в руках держишь? Его ведь сколько ни держи, в животе от этого не прибавится. Ты залезай в него да извлекай.

Озадаченный бармалей тупо посмотрел на меня и… покорно полез в вещмешок, но… уже не по своему хотению, а по моему велению. Послушным дяденька оказался. Это хорошо. А я закрепляю успех и шлю новые войска на захваченный плацдарм:

– Только вот тряпицы у меня чистой нет. Негоже еду на грязную траву вываливать. Может, сыщется у кого-нибудь по случаю? – И по оставшимся бармалейчикам взглядом бегу.

Смотрю, полез один, самый корявый и чумазый, за пазуху. Молодца. Та-ак, теперь можно дать команду посерьезнее, тем более главарь уже достал из вещмешка каравай хлеба и вертит в руках, дожидаясь, пока тот, второй, разложит на земле тряпочку.

– Ну а теперь мне еще нож нужен,– произношу задумчиво,– Но только чтоб острый был – тупых я терпеть не могу.

Но тут осечка – у двоих руки поначалу метнулись к поясу, но так и замерли, а остроносый, что стоял позади главного бармалея, и вовсе не шелохнулся. Осторожничают, паршивцы. Я, будто не заметив заминки, по-хозяйски пренебрежительно махнул одному из парочки, темно-русому, с серебряной серьгой в ухе (панк, что ли?):

– Твой, я думаю, не годится, так что ты за него даже не берись. Отсель зрю – туповат он. Острие-то в самый раз, но хлеб ведь не пырять надо, его ж резать требуется.

– Да где ж туповат?! – возмутился тот. От обиды у него даже серьга в ухе затряслась.– Тока вчерась точил. Ты на него лучше с близи погляди, допрежь того, как хулу класть.– И мне протягивает.

Правда, острием, ну да мы люди не гордые, и так возьмем.

Провел я легонько по режущей кромке – и впрямь человека ни за что обидел. Хорошо наточено. Правда, сам металл дрянь, видно даже на первый взгляд. Я, конечно, не великий специалист в области металлургии, но старого профессора, который у нас вел курс истории, слушал открыв рот – уж больно интересно рассказывал. Да и потом на лекциях далеко не всегда ловил ворон или отсыпался после ночных загулов с девочками. Многое, чего греха таить, проплывало мимо ушей, но кое-что и оседало.

К тому же тут не надо быть особым знатоком. Спору нет, разницу между одним сортом стали и другим порой можно вычислить только в лаборатории, но тут-то вообще сталью не пахнет. Кусок железа, хотя и хорошо заточенный. Однако извиниться, или, как здесь говорят, повиниться все равно надо. Мне не трудно, а этому, с серьгой, приятно. Только не сразу. Поначалу мы вот что сделаем.