Текст книги "Быт и нравы царской России"
Автор книги: Валерий Анишкин
Соавторы: Людмила Шманева
Жанры:
История
,сообщить о нарушении
Текущая страница: 15 (всего у книги 41 страниц) [доступный отрывок для чтения: 15 страниц]
Вот как характеризует моральное состояние России в период польской интервенции свидетель ее ужасов Авраамий Палицын: «Россию терзали свои более, нежели иноплеменные: путеводителями, наставниками и хранителями ляхов были наши изменники… Вся добыча принадлежала ляхам: они избирали себе лучших из пленников, красных юношей и девиц, или отдавали на выкуп ближним – и снова отнимали, к забаве россиян!.. Святых юных инокинь обнажали, позорили; лишенные чести, лишались и жизни в муках срама… Были жены прельщаемые иноплеменниками и развратом; но другие смертию избавляли себя от звериного насилия. Уже не сражаясь за отечество, еще многие умирали за семейства: муж за супругу, отец за дочь, брат за сестру вонзал нож в грудь ляху. Не было милосердия… всех твердых в добродетели предавали жестокой смерти; метали с крутых берегов в глубину рек, расстреливали из луков и самопалов; в глазах родителей жгли детей, носили головы их на саблях и копьях; грудных младенцев, вырывая из рук матерей, разбивали о камни. Видя сию неслыханную злобу, ляхи содрогались и говорили: что же будет нам от россиян, когда они и друг друга губят с такой лютостию? Сердца окаменели, умы омрачились… Гибли отечество и церковь… скот и псы жили в алтарях… на иконах играли в кости… в ризах иерейских плясали блудницы. Иноков, священников палили огнем, допытываясь их сокровищ; отшельников, схимников заставляли петь срамные песни, а безмолствующих убивали… Граждане и земледельцы жили в дебрях, в лесах и в пещерах неведомых, или в болотах, только ночью выходя из них осушиться… матери, укрываясь в густоте древесной, страшились вопля своих младенцев, зажимали им рот и душили их до смерти. Не светом луны, а пожарами озарялись ночи: ибо грабители жгли, чего не могли взять с собою, домы и все…» {174}.
Критическая ситуация, в которой оказалась Россия, заставила Василия искать выход из положения. Такой выход был в заключении мира со Швецией. В Выборге был подписан мирный договор [175] 175
Договор от 28 февраля 1609 г.
[Закрыть]или скорее это было возобновление мирного договора 1595 г. Вскоре поляки с Лжедмитрием узнали, что шведы соединились с россиянами и что князь Михаил Скопин-Шуйский ведет войско к столице и побеждает. С этого дня уже никто больше не бежал к Лжедмитрию. Шведов и россиян объединяла общая ненависть к полякам, так что этот союз был естественным.
В два месяца князь Михаил Шуйский очистил все от Новгорода до Москвы. Войско Михаила постоянно укреплялось. Народ словно проснулся, освобождаясь от обмана. Город брался за городом. Михаил везде гнал поляков и вскоре занял Александровскую слободу и наладил сообщение с Москвой.
Троице-Сергиева лавра, осаждаемая 16 месяцев поляками, была освобождена Михаилом и опять показала пример бескорыстного служения России, отдав войску все, что у нее еще было в закромах.
Двадцатитрехлетний юноша Михаил Скопин-Шуйский сделал то, чего не смог сделать шестидесятилетний Василий, который остался почти без царства, окруженный предателями. Он сумел собрать новое войско, найти союзников и восстановить целостность России от запада до востока.
Но Россия еще не освободилась от врагов до конца, и князь Михаил, который равнодушно принимал почести и славу, требовал царского указа для завершения дела, разбить Лжедмитрия в Калуге и изгнать Сигизмунда из России, а также очистить юг. Для этого было достаточно и войска и патриотического порыва, но простая человеческая зависть помешала Михаилу закрепить успех и полностью освободить Россию.
Князь Михаил верно служил царю и Отечеству, и, обладая высокой нравственностью, не стремился к власти и был далек от мысли претендовать на престол. Первым озвучил мысль о том, что Михаил более достоин престола, чем Василий, думный дворянин Ляпунов, который однажды уже изменил Шуйскому. И сделал он это подло. Он вдруг торжественно, от имени России предложил Скопину царство, льстиво называя его в письме единственно достойным короны; Василия же ругал. Грамоту Михаилу передали рязанские послы. Не дочитав грамоту, Михаил порвал ее, велел схватить послов как мятежников и передать царю. Послы упали Михаилу в ноги, плакали, винили Ляпунова и клялись в верности Василию. Князь отпустил послов и не стал вредить Ляпунову, но его тут же оклеветали: Василию донесли, что он великодушно милует злодеев, которые предлагают ему измену и корону.
Царедворцы, способные только на подлость, для которых собственное благополучие всегда было важнее государственного, начали внушать Василию, что юный князь опасен для трона и что его в России уважают теперь больше, чем самого царя; что народ и войско прочат его в цари. Первым наушником был князь Дмитрий Шуйский, любимый брат Василия, надеявшийся, может быть, на престол Василия, у которого не было наследника [176] 176
У Василия Шуйского была дочь Анастасия от жены Екатерины, дочери Малюты Скуратова, но не было сына.
[Закрыть]. Он говорил брату, что Михаил находится в заговоре с народом и уже ведет себя как царь.
Князь Михаил, узнав о клевете на него, попытался объясниться с царем, но Василий сомневался, так как уже был заражен недоверием.
23 апреля 1610 г. Дмитрий Шуйский давал обед в честь Скопина. Было весело, обед проходил в дружеской беседе. Жена Дмитрия, княгиня Екатерина, дочь палача Малюты Скуратова, передала чашу с вином знаменитому гостю. Михаил выпил чашу, упал, и у него началось сильное кровотечение из носа; его принесли домой, он успел причаститься и умер.
Москва была в ужасе. Внезапная смерть Михаила потрясла народ, который был уверен, что князя отравили ядом. Народ с яростью бросился к дому Дмитрия Шуйского. Царская дружина едва сумела защитить дом и хозяина, но никто не смог убедить народ в естественной смерти князя Михаила. У России был царь, но россияне ему не верили. Смерть Михаила народ воспринял как кару Божью, лишившую Россию защитника и осуждая ее на верную гибель.
Василий лил слезы по покойному, но народ считал их притворством, хотя царь устроил Михаилу пышные похороны в Архангельском соборе.
Завистливые царедворцы вскоре поняли, что России Михаил был нужен и что связь Василия и царства только и держалась благодаря Михаилу. Теперь этой связи не стало, и Россия опять погружалась в хаос.
Под Москвой в селе Коломенском стоял Лжедмитрий и ждал Сигизмунда. Дворец опустел, но на улицах и площадях толпился народ, раздавались требования свержения Василия, кричали, что не хотят больше видеть его царем, упрекали Шуйских в убийстве своего племянника и народного защитника Михаила. Но народ также не хотел ни самозванца, ни поляков.
Сторонники Ляпунова решили избрать нового царя и изгнать поляков. На лобном месте у Даниловского монастыря было объявлено решение, которое народ принял с ликованием. Все соглашались с тем, что России нужен новый царь. К Василию послали знатного боярина, князя Ивана Воротынского с Захаром Ляпуновым, братом Прокопия Ляпунова. Захар Ляпунов сказал: «Василий Иоаннович! Ты не умел царствовать: отдай же венец и скипетр». Василий вынул нож из-за пояса со словами «как смеешь…», но великан Ляпунов пригрозил ему кулаком. Царь подчинился только насилию, и 17 июля 1610 г. его вместе с женой перевезли в его старый дом, где он ждал своей дальнейшей участи.
Всеми оставленный и многими ненавидимый царь сидел под стражей в своем боярском доме. К нему явились Захарий Ляпунов, несколько сановников с иноками и священниками, с толпой вооруженных людей и силой вынудили его к пострижению. Шуйский избежал цареубийства. Постригли и царицу Марию, тоже насильно. Она плакала и рвалась к мужу, но их разлучили, отправив в разные монастыри.
Глава 15. Несостоявшийся царь Владислав и междуцарствие (1610-1612)Новый кандидат на царство. ❖ Условия признания Владислава царем. ❖ Благосклонность судьбы к России. ❖ Бесславный поступок Боярской думы. ❖ Прозрение. ❖ Резня в Москве. ❖ Пожар и бессовестный грабеж. ❖ Народное движение и триумвират как законная власть. ❖ Шведы в России. ❖ Конец триумвирата и гибель Ляпунова. ❖ Подвиг смоленских граждан. ❖ Нравственный подвиг патриарха Гермогена.
Москва осталась без царя и не видела среди своих никого, кто, отличаясь знатным родом или делами, был бы достоин принять корону. Самые знатные вельможи утратили доверие в глазах народа предательством, а двум избранным царям не дали править, изведя их завистью. В этом случае ничего не оставалось другого, как найти царя среди иностранцев в других государствах, как уже было однажды в нашей истории с варягами, которых пригласили править новгородцы.
Князь Федор Мстиславский торжественно объявил боярам, духовенству и чиновникам, что для спасения России больше всех подходит польский королевич Владислав. Это имело определенный смысл. Во-первых, гетман Жолкевский становился нам союзником; во-вторых, можно было надеяться, что король Сигизмунд почтет за честь видеть своего сына монархом великой державы и разрешит ему следовать нашим законам, а может быть, и примет православие, когда наденет царскую корону и займет российский престол.
Все рассчитывали, что этим актом укрепится Московское государство, и Польша будет жить с Россией в дружбе и союзе, так как в одном государстве будет править отец, а в другом – сын.
17 августа 1610 г. условия были подписаны. Народ был заочно приведен к присяге. Во все города были посланы гонцы, чтобы объявить всем об избрании нового царя.
Бывшие изменники, предавшие царя, а теперь ревностные сторонники договора, обнимались с московитянами как братья. В конце концов, московитяне тоже изменили Василию, и теперь их всех объединяла одна общая идея служения новому царю.
Россияне, в свое время недовольные желанием Василия ограничить самодержавие, через четыре года пришли к решению еще больше ограничить его, передавая часть власти не только боярам, но и Земской думе. Но, ограничивая самодержавие, они боялись не самого самодержавия, а самодержавия в руках монарха, которого приглашали от безысходности из чужого государства, и не хотели давать иноземцу абсолютную власть в России. Из этого принципа и возникли следующие условия, которые защищали обычаи и традиции русского государства:
«Королевичу Владиславу венчаться царским венцом и диадемою от святейшего патриарха и духовенства греческой церкви, как издревле венчались самодержцы российские.
• Владиславу-царю блюсти и чтить святые храмы, иконы и мощи целебные, патриарха и все духовенство; не отнимать имения и доходов у церквей и монастырей; в духовные и святительские дела не вступаться.
• Не быть в России ни латинским, ни других исповеданий костелам и молебным храмам; не склонять никого в римскую, ни в другие веры, и жидам не въезжать для торговли в Московское государство.
• Не переменять древних обычаев. Бояре и все чиновники, воинские и земские, будут, как и всегда, одни россияне; а польским и литовским людям не иметь ни мест, ни чинов: которые же из них останутся при государстве, тем может он дать денежное жалованье или поместья, не стесняя чести московских, боярских и княжеских родов честию новых выходцев иноземных.
• Жалованье, поместья и вотчины россиян неприкосновенны. Если же некоторые наделены сверх достоинства, а другие обижены, то советоваться государю с боярами и сделать, что уложат вместе.
• Основанием гражданского правосудия быть Судебнику, коего нужное исправление и дополнение зависит от государя, Думы боярской и земской.
• Уличенных государственных и гражданских преступников казнить единственно по осуждению царя с боярами и людьми думными; имение же казненных наследуют их невинные жены, дети и родственники…
• Кто умрет бездетен, того имение отдавать ближним его или кому он прикажет; а в случае недоумения решить такие дела государю с боярами.
• Доходы государственные остаются прежние; а новых налогов не вводить государю без согласия бояр, и с их же согласия дать льготу областям, поместьям и вотчинам, разоренным в сии времена смутные.
• Земледельцам не переходить ни в Литву, ни в России от господина к господину, и всем крепостным людям навсегда быть такими.
• Великому государю Сигизмунду, Польше и Литве утвердить с великим государем Владиславом и с Россиею мир и любовь навеки и стоять друг за друга против всех неприятелей…
• Отправиться великим послам российским к государю Сигизмунду и бить челом, да крестится государь Владислав в Веру греческую…» {177}.
Н.М. Карамзин пишет, что Владислав, хотя избранный только Москвой, без согласия других городов, а поэтому незаконно, так же как и Шуйский, все же остался бы русским царем и ограниченное самодержавие изменило бы судьбу России, а вместе с этим изменилась бы и Европа, если бы его отец Сигизмунд обладал более здравым рассудком и без промедления отпустил бы Владислава в Москву. Но король хотел сам стать царем и править Россией.
В России между тем началось царствование Владислава без него самого. В храмах молились за нового царя, указы писались от его имени, все суды тоже совершались его именем; спешили также быстрее отчеканить монеты и медали с изображением Владислава. Кто-то радовался, думая, что теперь наступит мир, но многие не ждали от поляков ничего хорошего.
Московские послы Филарет и Василий Голицын видели, что Сигизмунд не хочет никакого мира и только стремится завоевать и разграбить Россию. Послы не могли не выразить своего возмущения, после чего польские паны не пожелали с ними больше говорить, пообещав: «Конец терпению и Смоленску!». Они достигли, чего хотели.
Но судьба в этом случае оказалась благосклонной к России, направив ее по другому, может быть, лучшему пути.
Гетман Жолкевский покидал Москву с целью объясниться с Сигизмундом и уладить дело с Владиславом. Но ехал Жолкевский не один, с ним ехал бывший русский царь Василий Шуйский, которого Дума выдала иностранцам, а вместе с царем и двух его братьев. Это был позор Думы, что не лучше предательства. Московский народ с равнодушным любопытством смотрел, как царя везли в отдельных экипажах впереди гетмана. Жене князя Дмитрия Шуйского разрешили ехать с мужем, в то время как царицу заключили в Суздальский девичий монастырь. Василия забрали из Иосифова монастыря, где он содержался, и везли к Сигизмунду в литовской одежде как узника.
Никоновская летопись красочно говорит по этому поводу: «О, горе и люто есть Московскому государству! Како не побояшеся, не помня своего крестного целования и не постыдясь ото всея селенныя сраму, не помроша за дом Божий, Пречистыя Богородицы, и за крестное целование государю своему, самохотением своим отдаша Московское государство в латыни и государя своего в плен! О горе нам! Како нам явитися на Праведном Суде избавителю своему Христу и како нам ответ дата за такие грехи, и како нам иным государством против такие укоризны ответ дата; не многие же враги на то думаша, да мы все душами погибохом» {178}.
Жолкевский вместе с трофеями представил Сигизмунду русского царя в богатых одеждах. Хотели, чтобы Василий поклонился королю, но Василий ответил, что царь московский не кланяется королям и что он как пленник взят не поляками, а выдан своими подданными-изменниками. В той же Никоновской летописи говорится: «Его твердость, величие, разум заслужили удивление ляхов, и Василий, лишенный венца, сделался честию России».
Судьба Лжедмитрия II решилась неожиданно. Хан Ураз-Магмет, который не пристал к Лжедмитрию во время его бегства из Тушина, явился к нему в Калугу, но ханский сын донес, что его отец замышляет предать его и уехать в Москву. Лжедмитрий без всякого следствия велел своим палачам убить Ураз-Магмета и бросить труп в Оку. Ногайский князь Петр Араслан Урусов, затаив ненависть к Лжедмитрию, во время охоты в глухом месте застрелил самозванца со словами: «я научу тебя топить ханов» и отрубил ему голову [179] 179
Лжедмитрий II был убит 11 сентября 1610 г.
[Закрыть], а сам с ногайцами ушел в Тавриду. Узнав о гибели самозванца, Сигизмунд понял, что лишился предлога оставаться в России и тут же написал боярам, что Владислав скоро будет в Москве.
Но Россия уже не хотела Владислава. Дума благодарила Сигизмунда, но уже заявляла, что если Владислав не примет православия и если поляки не уйдут из России, то ему не быть русским царем. Патриотический дух уже вселялся в россиян, а после известия о смерти Лжедмитрия смело заговорили о необходимости спасении России и изгнания поляков из своей земли.
Поляки еще выполняли приказ гетмана Жолкевского, вести себя тихо в его отсутствие, и не посягали на собственность и честь московитян. Нарушителей наказывали. Один поляк выстрелил в икону Богоматери и за это был сожжен; другой обесчестил девицу, за что был высечен кнутом. Россияне еще могли пировать с поляками, пряча взаимное недоверие и неприязнь, но поляки не верили терпению россиян, а россияне – добрым намерениям поляков. Русские видели, что они чувствуют себя хозяевами в столице, и это вызывало раздражение. Но если Москва еще молчала под оружием поляков, то соседние города уже поднимались на борьбу. Появились грамоты с призывами против польского засилия. В одной из них жители Смоленска писали: «Обольщенные королем, мы ему не противились! Что же видим? Гибель душевную и телесную. Святые церкви разорены; ближние наши в могиле или в узах [180] 180
Узы – здесь: оковы, кандалы.
[Закрыть]. Хотите ли такой же доли? Вы ждете Владислава и служите ляхам, угождая извергам… Восстаньте, доколе вы еще вместе и не в узах; поднимите и другие области, да спасутся души и царство!..».
Русское ополчение собралось очень быстро. В январе 1611 г. Ляпунов разослал грамоты, а в марте уже со всех сторон к Москве народ шел выгонять поляков.
Дума потеряла свое влияние и теперь ее власти нигде, кроме Москвы, не подчинялись. Москвичи же, узнав о восстании городов, стали тоже оказывать сопротивление полякам. Они смеялись над ними, а купцы, продавая им товар, просили за него вдвое дороже. Начались ссоры и драки с поляками.
Города один за другим восставали против поляков. Жители Смоленской области истребляли поляков в их разъездах. Россияне, служившие раньше Сигизмунду, уходили от него, чтобы теперь служить Отечеству.
К Москве шло войско из дворян, стрельцов, граждан, крестьян, татар и казаков. Их встречали везде с хлебом и солью, иконами и крестами.
Но в рать Ляпунова вливались как люди военные и мирные граждане, так и бродяги, которые раньше шли к полякам, чтобы грабить вместе с ними, теперь они примыкали к Ляпунову, но больше мешали народному движению.
19 марта, во время обедни в Китай-городе поднялась тревога, послышался звон оружия и крики. Между поляками и россиянами возникла кровавая стычка. Поляки одержали верх, они резали купцов и грабили лавки; ворвались в дом к боярину Андрею Голицыну и убили его. Жители искали спасения в Белом городе и за Москвой-рекой, но конные поляки топтали и рубили их. Поляков остановили стрельцы у Тверских ворот. Настоящая битва произошла на Сретенке, где появился князь Дмитрий Пожарский. Его дружина сняла с башен пушки и встретила поляков ядрами, отбила и закрыла в Китай-городе. Нужно сказать, что в Москве находилось только шесть или семь тысяч польских воинов под командой Гонсевского, которого гетман Жолкевский оставил в Москве; жителей же в Москве было около двухсот или трехсот тысяч и при звуке набата старые и малые, вооруженные кольями и топорами, вступали в битву. В поляков бросали из окон и с крыш камни, поленья и стреляли. Полякам не помогло даже подкрепление немцев с капитаном Маржеретом во главе. Поляков оттеснили к Кремлю.
Битва прекратилась только из-за пожара, который разгорелся к ночи.
В разгар битвы между поляками и русскими в Белом городе вспыхнул дом Михаила Салтыкова. Хозяин сам поджег свой дом. Изменник Салтыков знал, что теперь ему уже не жить в собственном доме. Возник пожар и в других местах. Из-за сильного ветра пожар разгорался в узких улочках, беспрерывно звонили колокола, жители тушили пожар, слышались плач и крики, все было беспокойно.
В Кремле заседало призрачное российское правительство из знатных бояр. С одной стороны, сановники не могли желать победы иноземцам, пролившим столько русской крови; с другой стороны, они боялись мести своего народа; но тем упорнее они, видя безысходность своего положения, советовали полякам разрушить Москву. Совет был принят, и утром 2000 немцев с конным отрядом вышли из Кремля в Белый город и подожгли с разных сторон дома, церкви и монастыри. В пылающий деревянный город ворвались сподвижники Ляпунова с легкими дружинами. Жители задыхались от дыма и от жары и не могли сражаться, они спасали только семьи, потому что добро спасти уже было нельзя. Народ огромными толпами шел по дорогам к лавре, городам Владимиру, Коломне, Туле. Люди вязли в снегу, страдали от сильного холода, видели Москву, пылавшую в пожаре, и плакали, прощаясь и с Москвой, и с Россией. Дмитрий Пожарский до конца бился с поляками, не давая им жечь город за каменной стеной, но был ранен и его едва спасли и увезли в лавру. Теперь поляки жгли свободно российскую столицу и любовались пожаром из Кремля, не представляя, какая месть их ожидает за то зло, которое они причинили русскому народу.
Москва горела двое суток. Если где-то пожар затихал, поляки снова поджигали то, что еще не сгорело. Наконец от Москвы остался один пепел, среди которого возвышались черные стены, закопченные церкви да каменные погреба. Чад и дым стоял над Москвой еще несколько дней. Сами поляки, не обращая внимания на пожар и на дым, веселились, грабили царскую казну. Им достались все предметы быта наших царей, их короны, сосуды, богатые одежды; они стаскивали в одно место все имеющее ценность из гостиного двора, из жилищ купцов и знатных людей; сдирали оклады [181] 181
Оклад – металлическое (часто серебряное) покрытие на иконе.
[Закрыть]с икон; делили золото, серебро, жемчуг, камни и дорогие ткани, а медь, олово, холсты и сукна презрительно отбрасывали. Поляки наряжались в бархатные одежды и штофы [182] 182
Штофы – тяжелая шелковая или шерстяная ткань, часто используется для обивки мебели и для портьер.
[Закрыть], пили из бочек иноземное вино.
В Кремле поляков окружала роскошь, но не было хлеба. Поляки пили, играли в карты, распутничали и в пьяном угаре убивали друг друга. Русские изменники-бояре тоже сидели в Кремле, тоже праздновали и молились за мифического царя Владислава.
