Текст книги "Быт и нравы царской России"

Гнев и милость Василия. ❖ Титулы российского государя. ❖ Соломония. Нарушение нравственного устава любви. ❖ Свадебный обряд. ❖ Наследник. ❖ Церковь при Василии III. ❖ Прием послов при дворе. ❖ Обед послов у царя и царские дары. ❖ Государевы гонцы. ❖ Забавы Василия. ❖ Лекари. Исцеление мощами. ❖ Россия во власти чужеземки.

Правление великого князя Василия Ивановича пришлось на время между правлением двух великих государей, Ивана III и Ивана IV. Он не наделен был таким природным умом, как его отец и сын, но не совершил больших ошибок в управлении государством, сохранил и усилил Россию.

Документы того времени говорят, что знатные люди были недовольны Василием из-за того, что он больше надеялся на самого себя, решал все именем боярским, но не принимал их советов. По словам историка Иовия, Василий не имел стражи во дворце: граждане сами служили ему верными телохранителями.

У Василия была благородная наружность, величественная осанка, проницательный, но не строгий взор. Он был больше мягким, чем суровым правителем, и искал середины «между жестокостию ужасною и слабостию вредною». Он наказывал вельмож и самых близких к нему чиновников, но часто прощал им вину и миловал. Однако в тех случаях, когда порочилась честь государя во мнении народа, милосердие считалось неуместным. Умный боярин Беклемишев прогневил Василия. Его удалили от двора, и он стал жаловаться на Василия, осуждал его пороки и предсказывал всяческие несчастья для государства. Беклемишева судили и казнили на Москве-реке; дьяку Федору Жареному отрезали язык за лживые слова, которые оскорбляли честь великого князя. Но Василий простил князей Ивана Воротынского и Шуйских, которые хотели уйти в Литву, а дворецкий Иван Юрьевич Шигона после нескольких лет опалы стал одним из любимцев великого князя, так же как и грек Георгий Малый Траханиот, прибывший в Москву с Софьей, бывший в немилости за тайную связь с греческим купцом Марком, который стал советником Василия в важнейших делах.

Василий, как и его отец, Иван III, в России назывался только великим князем, но в отношении с другими государствами пользовался следующим титулом: «Великий Государь Василий, Божиею милостию Царь и Государь всея Руси и Великий Князь Владимирский, Московский, Новгородский, Псковский, Смоленский, Тверской, Югорский, Пермский, Вятский, Болгарский и иных; Государь и Великий Князь Новагорода Низовской земли, и Черниговский, и Рязанский, и Волоцкий, и Ржевский, и Вельский, и Ростовский, и Ярославский, и Белозерский, и Удорский, и Обдорский, и Кондинский, и иных».

Н.М. Карамзин считает вымыслом иноземных писателей, которые говорили о том, что русские великие князья всегда добивались королевского титула. Пример Ивана III и Василия III говорит об обратном. Иван гордился древним именем великого князя и на предложение императора Максимилиана дать ему королевский титул гордо отвечал, что его вполне устраивает его титул, а Василий на подобное предложение папы Леона X вообще не стал отвечать.

По поводу своей женитьбы Василий Иванович долго размышлял и советовался со своими близкими. В конце концов он решил жениться на россиянке из своих подданных, так как не хотел, чтобы супруга имела чужие обычаи и чужую веру, да и расходов это требовало меньше.

На смотрины были собраны дочери бояр в количестве 1500 человек. Государь выбрал Саломею (Соломонию), дочь незнатного боярина Юрия Константиновича Сабурова, одного из потомков ордынского мурзы.

Василий прожил с Соломонией двадцать лет, но у них не было детей, и Василия это очень огорчало. Псковская летопись повествует, что великий князь однажды, увидев птичье гнездо где-то за городом, заплакал и сказал: «Птицы счастливее меня: у них есть дети!». Бояре советовали Василию развестись с Соломонией и вновь жениться, чтобы получить наследника: «… неплодную смоковницу посекают: на ее месте садят иную в вертограде [100] 100
  Вертоград – сад, в основном фруктовый; виноградник.


[Закрыть]». Василий последовал совету и с точки зрения многих решился на безнравственный поступок. Для того чтобы придать видимость какой-то законности, Соломонии предложили добровольно уйти в монастырь. Соломония отказалась. Тогда ее насильно вывели из дворца, постригли в Рождественском девичьем монастыре и заключили в женский монастырь в Суздале (1526).

В монастыре, несмотря на протесты и слезы, митрополит отрезал Соломонии волосы и подал ей монашеский куколь [101] 101
  Куколь – монашеский головной убор.


[Закрыть], но она схватила его, бросила на пол и растоптала. Иван Шигона, один из главных советников государя, ударил ее бичом и сказал: «Неужели ты дерзнешь против воли государя?». «По чьему распоряжению ты бьешь меня?», – спросила Соломония. «По приказу государя», – ответил Шигоня. Царица надела куколь, но заявила, что делает это против своей воли, и призвала Бога отомстить за ее обиду.

Митрополит Даниил признал решение Василия законным и даже похвальным. Но многие священнослужители и миряне не побоялись сказать Василию, что это противоречит и совести и вере. Простые люди осуждали Василия.

Предание гласит, что Соломония оказалась беременной и родила сына Георгия, тайно воспитала его, никому не показывала и обещала, что когда он приобретет могущество, то отомстит за обиду матери. Герберштейн пишет, что этот слух подтвердили две почтенные женщины, супруги первых советников великого князя, уверяя, что слышали из уст самой Соломонии о ее беременности. Узнав об этом, государь сильно разгневался и удалил от себя обеих женщин. Некоторые же упорно отрицали этот факт, как вымышленный.

По церковному уставу Василий не мог жениться вторично. По этому уставу муж должен сам отказаться от светской жизни, если жена постриглась с его согласия. Но митрополит дал свое благословение. Выбор царя пал на княжну Елену, дочь Василия Глинского Слепого. Бояр удивил такой выбор, так как они считали род Глинских изменниками, недостойными такой чести. Но здесь на выбор могло повлиять то, что она была воспитана в европейском духе, обладала более гибким умом и отличалась от русских девушек, в воспитании которых важны были лишь целомудрие, кротость и добродетельность. Елена обладала такими качествами, которых не было у девушек в России. Елена рано осталась сиротой и росла под присмотром своего дяди Михаила, соратника императора Максимилиана.

Свадьба длилась три дня и отличалась особой пышностью. Василий, желая нравиться молодой супруге, сбрил бороду, чтобы казаться молодым. Вот как описывается свадьба Василия в 1526 г. в «Древней Российской Вивлиофике [102] 102
  «Древняя Российская Вивлиофика» – собрание разных древних сочинений: описание свадебных обрядов и других исторических событий, а также грамоты, материалы по дипломатии и многое другое.


[Закрыть]»: «Державный жених, нарядясь, сидел в брусяной столовой избе с своим поездом; а невеста, Елена Глинская, с женою тысяцкого, двумя свахами, боярынями и многими знатными людьми шла из дому в середнюю палату. Перед нею несли две брачные [103] 103
  Церковные, особо освященные свечи.


[Закрыть]свечи в фонарях, два коровая (каравая) и серебряные деньги. В сей палате были сделаны два места, одетые бархатом и камками; на них лежали два зголовья и два сорока черных соболей; а третьим сороком надлежало опахивать жениха и невесту. На столе, покрытом скатертью, стояло блюдо с калачами и солью. Елена села на своем месте; … Великий князь вошел с тысяцким и со всеми чиновниками, поклонился иконам, свел княжну Анастасию с своего места и сел на оное. Читали молитву. Жена тысяцкого гребнем чесала голову Василию и Елене. Свечами Богоявленскими зажгли брачные, обогнутые соболями и вдетые в кольцы. Невесте подали кику [104] 104
  Кика – головной убор типа кокошника.


[Закрыть]и фату. На золотой мисе, в трех углах, лежали хмель, соболи, одноцветные платки бархатные, атласные, камчатные, и пенязи [105] 105
  Пенязи – деньга, монета, чеканенная бляшка.


[Закрыть], числом по девяти в каждом угле. Жена тысяцкого осыпала хмелем великого князя и Елену, опахиваемых соболями. Дружка государев, благословясь, изрезал перелечу [106] 106
  Перепеча – печения, то, что пекут в печи.


[Закрыть]и сыры для всего поезда; а Еленин дружка раздавал ширинки [107] 107
  Ширинка – отрезок ткани по ширине; рушник, полотенце.


[Закрыть]. Поехали в церковь Успения … Жених стоял в церкви на правой стороне у столпа, невеста на левой. Они шли к венчанию по камкам и соболям. Знатнейшая боярыня держала скляницу с вином фряжским: митрополит подал ее государю и государыне; первый, выпив вино, растоптал скляницу ногою… Возвратились во дворец. Свечи с короваями отнесли в спальню, или в сенник, и поставили в кадь пшеницы… Постелю стлали на двадцати семи ржаных снопах…. Перед ними поставили жареного петуха; дружка взял его, обернул верхнею скатертью и отнес в спальню, куда повели и молодых из-за стола. В дверях знатнейший боярин выдавал великую княгиню и говорил речь. Жена тысяцкого, надев две шубы, одну наизвороть, вторично осыпала новобрачных хмелем; а дружки и свахи кормили их петухом. Во всю ночь конюший государев ездил на жеребце под окнами спальни с обнаженным мечом. На другой день супруги ходили в мыльню и ели кашу на постеле».

Этот древний обряд, в котором славянские обычаи переплелись со скандинавскими, призван был принести согласие, любовь, богатство, а также противостоять злому колдовству.

После женитьбы Василия на Елене в Московский кремль стали проникать европейские идеи.

Елена тоже более трех лет не имела детей. Она ездила вместе с великим князем в Переяславль, Ростов, Ярославль, Вологду, на Белоозеро; ходила пешком в святые монастыри и пустыни, раздавала богатую милостыню, молилась о чадородии, но все было бесполезно. Многие из тех, кто осуждал новый брак Василия, предсказывали, что Бог наказывает Василия за его беззаконный и безнравственный поступок по отношению к Соломонии.

Но, в конце концов, в 1530 г. Елена родила Ивана, будущего царя Ивана Грозного. Очевидцы говорят, что в минуту, когда появился на свет ребенок, земля и небо сотряслись от страшных громовых раскатов, которые сопровождались непрерывными вспышками молний и следовали один за другим. Предсказатели истолковали природное явление как добрый знак для новорожденного, и великий князь, а за ним и вся Москва встретили рождение наследника с ликованием. С утра до вечера Василия поздравляли не только московские жители, но и приехавшие из других городов. Приходили благословить младенца пустынники и отшельники, которых Василий удостаивал угощением.

Через некоторое время Елена родила еще одного сына, Георгия.

Своим братьям, Симеону и Димитрию Василий не позволял жениться, пока сам не имел детей, чтобы у них не было мысли о наследовании престола. Они так и умерли один за другим в безбрачии в 1518 и в 1521 гг.

После архиепископа Серапиона, которого великий князь лишил епархии из-за ссоры со Св. Иосифом Волоцким, новгородцы с радостью приняли бывшего лужковского архимандрита Макария.

Строго соблюдая благочиние, Макарий вывел игуменов из всех женских монастырей и дал инокиням настоятельниц.

При Макарий были обращены в христианство многие нецивилизованные народы, часто по их желанию, хотя после обращения они нередко продолжали придерживаться старых обычаев: в Ижоре, около Иван-города, Ямы, Ладоги, Невы и до Лапландии на протяжении тысяч верст народ еще поклонялся идолам. Макарий попросил разрешения у Василия послать в те места умного монаха Илию, который обратился к населению с проповедью и сбросил идолов в воду. Нужно, однако, отметить, что и сами россияне в XVI в. еще соблюдали некоторые языческие обычаи: праздновали 24 июня день Ивана Купалы и собирали травы, а ночью веселились, играли на сопелях, на гудках; молодые женщины и девушки плясали и обнимались с мужчинами и юношами «без всякого стыда и забыв о целомудрии». Об этом, как отмечает историк Н.М. Карамзин, старец Памфил писал наместнику Пскова в 1505 г.

На церковном соборе в литовской России в 1509 г. киевский митрополит Иосиф с семью епископами установил строгие законы для нравственности священников и принял меры, чтобы мирская власть не вмешивалась в духовные дела.

Василий находился в тесных отношениях с европейскими государями и гордился тем, что оказывал милости их послам в России. Однако иноземным послам были в тягость скучные обряды, и они жаловались на эти тягостные, хотя и радушные приемы.

О церемонии приема послов и об отношении к ним пишет подробно Герберштейн. Приближаясь к границе, посол давал знать о себе наместникам ближайших городов. Ему предлагали множество вопросов. Например, из какой земли и от кого едет? знатный ли он человек, и какого именно звания? бывал ли прежде в России? говорит ли на русском языке? сколько с ним людей и кто они такие? и т. д. Обо всем немедленно доносили великому князю. К послу высылали чиновника, который, встретив его, требовал, чтобы он стоя выслушивал приветствие государя со всеми княжескими титулами, повторяемыми несколько раз. Послу определяли дорогу и места, где ему ночевать и обедать. Дальше отправлялись в путь и ехали очень медленно, так как ждали ответа из Москвы. Иногда останавливались в поле, несмотря на сильный мороз. В дороге плохо ели. Приставу приходилось терпеливо сносить брань послов. Но перед Москвой всегда встречали пышно. Появлялось несколько чиновников в богатых одеждах с отрядом конницы, произносились речи, спрашивали о здоровье и т. д. Приставы служили гостям и при этом все время сверялись со списком, где было записано, что давать послам литовским, что азиатским, а что немецким; сколько давать мясных блюд, сколько меду, масла, перцу и даже дров. Придворные чиновники ежедневно спрашивали их, довольны ли они угощением? Ко дню представления готовились долго, и день приема приходилось ждать неизвестно сколько времени. Послы не имели права заводить знакомств, сидели в одиночестве и скучали. Наконец наступал день представления и тогда для торжественного въезда послов в Кремль великий князь обычно дарил им коней с богатыми седлами.

Принимая послов, Василий хотел, чтобы они видели богатство русского народа и могущество великого князя, и в день их представления велел закрывать все лавки, оставлять все дела. В этот день все граждане в своих лучших одеждах шли к Кремлю. Из окрестных городов созывали дворян и боярских детей. Знатные чиновники выходили навстречу послам. Войско выстраивалось «в ружье». В приемной палате, несмотря на множество народа, царила тишина. Государь сидел на троне… Бояре сидели на скамьях в одежде, усеянной жемчугом, в высоких горлатных шапках [108] 108
  Горлатная шапка – шапка из нежного меха шкурки горла куницы или лисы.


[Закрыть]. Посол императора Максимилиана Франциск де Колло писал: «Когда мы ночью возвращались из Кремля, все улицы были освещены так ярко, что ночь казалась днем». Кроме даров послам отпускалось ежедневно в изобилии все, что им было нужно. Если послы что-то покупали, это воспринималось как обида. Приставы несли ответственность за их малейшее недовольство и буквально смотрели им в глаза, угадывая желания.

«После изложения приветствий, когда мы на короткое время присели, – повествует Герберштейн, – государь пригласил того и другого из нас по порядку в следующих словах: «Ты отобедаешь со мною». Столы… были расставлены в столовой кругом и кольцом. Посредине комнаты стояла горка, сплошь заставленная различными золотыми и серебряными кубками. … На столах расставлены были небольшие сосуды. Одни из которых были наполнены уксусом, другие перцем, третьи солью… Затем вошли разносители кушаний, наряженные в блестящее платье, и, обойдя кругом горки, не оказывая никакого почета, остановились против государя… Меж тем, когда все сели, государь позвал одного из своих служителей и дал ему два длинных ломтя хлеба со словами: «Дай графу Леонарду и Сигизмунду этот хлеб»… этим самым хлебом государь выражает свою милость кому-нибудь, а солью – любовь… Наконец, стольники вышли за кушаньем, не оказав снова почета государю, и принесли водку, которую они всегда пьют в начале обеда, а затем жареных лебедей, которых они обычно почти всегда, когда им не запрещено вкушать мяса, подают гостям в качестве первого блюда. Трех из этих лебедей, поставленных перед государем, он прокалывал ножиком, исследуя, который из них лучше и должен быть предпочтен другим; тотчас затем он велел их унести. Немедленно все вышли в таком же порядке, в каком вошли, и положили разрезанных и разделенных на части лебедей на меньшие блюда, по четыре отдельных куска на каждое. Войдя, они поставили перед государем пять блюд, остальные они распределили по чину. При государе стоит одно лицо, которое подает ему чашу; через него также государь посылает отдельным лицам хлеб и другие кушанья. Государь обыкновенно дает отведать предварительно частицу разносителю кушаний, затем отрезает с различных сторон и кушает, после чего он посылает брату или какому-нибудь советнику или послам одно блюдо, от которого откушал сам… Когда мы начали затем есть жареных лебедей, то они прибавляли к ним уксуса, присоединяя к нему соль и перец; это употребляют они в качестве подливки и приправы. Кроме того, кислое молоко, поставленное для того же употребления, точно так же соленые огурцы и, кроме них, сливы, приготовленные таким же способом, во время обеда не снимаются со стола. … Подают разные напитки: мальвазию, греческое вино и также разные меды… Все в отдельности сосуды, в которых мы видели поданные кушанья, напитки, уксус, перец, соль и другое, по их словам, сделаны из чистого золота, и, судя по весу, это казалось истинным… Государь обедает иногда три или четыре часа. В первое мое посольство мы обедали даже вплоть до первого часа ночи… После отпуска послов, те самые, которые сопровождали нас во дворец, снова отводят их обратно в гостиницы, говоря, что они имеют поручение остаться там и повеселить послов. Приносят серебряные чаши и много сосудов, каждый с определенным напитком, и все стараются о том, чтобы сделать послов пьяными…» {109}.

Во время обеда гости могли свободно разговаривать друг с другом: Василию нравились веселые и благочинные беседы.

Когда иностранным послам пришло время покидать Москву, их с почетом пригласили к обеду во дворец. Послам было пожаловано платье, подбитое собольим мехом. Они надели новое платье и пришли к Василию поблагодарить за полученный дар, как полагалось по обычаю. Государь тут же прибавил к полученному платью по два сорока собольих мехов, по 300 горностаевых и по 1500 беличьих мехов. Герберштейн говорит, что когда он приезжал с посольской миссией в первый раз, он получил в дар сани с превосходной лошадью, белым медвежьим мехом и другим удобным покрывалом. Кроме того, ему дали много вяленой белуги, осетра и стерляди.

Российская щедрость не имела границ и в другие времена. Последующие цари посылали с посольствами в другие государства большие подарки. Так, Федор Иванович в 1595 г. послал императору Рудольфу II следующие дары: 1003 сорока соболей, 519 сорока куниц, 120 чернобурых лисиц, 7000 лисиц, 3000 бобров, 1000 волчьих шкур, 74 лосиные шкуры.