355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Валерий Евтушенко » Легенда о гетмане. Том II (СИ) » Текст книги (страница 11)
Легенда о гетмане. Том II (СИ)
  • Текст добавлен: 17 сентября 2016, 19:55

Текст книги "Легенда о гетмане. Том II (СИ)"


Автор книги: Валерий Евтушенко



сообщить о нарушении

Текущая страница: 11 (всего у книги 13 страниц)

Именно новому коронному обозному и полковнику собственной панцирной хоругви Себастьяну Маховскому король и поручил командовать пятнадцатитысячным корпусом, который в первых числах марта внезапно перешел Буг и вторгся в Брацлавщину. Учитывая опыт Калиновского, потерявшего свои хоругви при неудачной осаде Винницы, тем более, что там и сейчас находился Богун со своим полком, Чарнецкий форсированным маршем обошел город с севера и внезапным ударом захватил Погребище.

Предав это местечко, где не было замка, огню, корпус коронного обозного повернул на юг и, продвигаясь в направлении Монастырища, последовательно стер с лица земли Липовец, Прилуки, Ильинцы.

Однако, как ни скоро передвигались хоругви Чарнецкого, винницкий полковник Богун оказался быстрее. Едва узнав о захвате Погребища, знаменитый уже к тому времени своими военными подвигами полковник, разгадал замысел коронного обозного и, совершив скорый марш, спешно занял Монастырище с четырьмя тысячами конницы.

Это местечко возникло на бывшей территории несколькими монастырей, один из которых был каменным, а остальные деревянными. После пожара деревянные постройки сгорели, но развалины каменного монастыря сохранились. Поселившиеся здесь люди назвали местечко Монастырище, от слов «монастырь» и «пожарище». Со временем его укрепили валами и рвами, превратив в укрепленный город. На месте развалин каменного монастыря был создан замок.

Богун с присущей ему энергией и энтузиазмом приступил к организации обороны города, углубив рвы, насыпав валы, оборудовав палисады.

20марта утром войско Чарнецкого подошло к Монастырищу и с ходу начался штурм города. Однако его четырехтысячный гарнизон упорно сопротивлялся. Трижды в этот день поляки шли на штурм и, потеряв примерно 600 человек, вынуждены были с наступлением темноты, отступить. Опасаясь, что следующего штурма город не выдержит и, не желая напрасно терять своих людей, Богун с небольшой группой казаков укрылся в замке, а остальным с есаулом Остапом Гоголем приказал уйти из города и ожидать его в условленном месте неподалеку от Монастырища. 21 марта поляки захватили и подожгли город, но замок, где оборонялся винницкий полковник, взять не смогли. Раненый в плечо Богун под покровом ночи сумел уйти из замка и соединился со своим полком. Чарнецкий, полагая, что гарнизон Монастырища уничтожен, особых мер предосторожности не принял, за что и поплатился. На рассвете утратившие бдительность поляки были атакованы четырехтысячным конным полком Богуна и обратились в бегство, оставив в сожженном городевсю захваченную добычу. Хотя корпус Чарнецкого и понес серьезные потери, но разгромить его полностью Богуну все же не удалось. Тем не менее, наступательный порыв поляков был утрачен, непосредственная угроза захвата Брацлава и Винницы ликвидирована, а коронный обозный с остатками своего корпуса вынужден был отойти в Малую Польшу.

Глава четвертая. Оборона Сучавы

Как ни велико было значение победы Богуна над Чарнецким, все же это был лишь частный случай рано начавшейся военной кампании того года. Основные события предполагались в будущем, когда сойдут снега, прекратятся холода и на полях зазеленеет первая молодая трава. Но по опыту прежних лет Хмельницкий знал, что раньше июня королю вряд ли удастся собрать посполитое рушение и лишь после этого начнется решающая битва. Поэтому он и сам не торопился выступать в поход, полагая, что в его распоряжении остается еще несколько месяцев мирной жизни. Но волею обстоятельств в планы гетмана были внесены неожиданные коррективы, с которыми он не мог не считаться.

– Плохие вести из Молдавии, – еще с порога произнес обеспокоенный Выговский, едва переступив дверь гетманского кабинета.

– Что там у тебя? – спросил Хмельницкий, отрываясь от чтения лежавших на столе бумаг.

– Господарь прислал гонца. Пишет, что бояре подняли мятеж, их поддержали Ракочи и Бассараб, вторгнувшись в пределы Молдавии. Сам Лупул скоро будет здесь и просит твоей помощи.

– Этого нам только не хватало, – Хмельницкий грузно поднялся из-за стола и прошелся по кабинету. – Не зря говорят, беда не ходит одна.

О том, что валашский господарь Матвей Бассараб давно враждует с его сватом, гетману было хорошо известно. Но в военные конфликты они не вступали с 1639 года после неудачного похода Лупула в Валахию и, вроде бы, ничто не предвещало новой войны. Почему на стороне Бассараба выступил Ракочи, было тем более непонятно, что у самого Богдана с семиградским князем складывались превосходные отношения.

Ситуация прояснилась после прибытия в Чигирин самого Лупула.

– Этот проклятый ублюдок, – стал рассказывать господарь о своих злоключениях, – давно плел интриги против меня. Но до поры сторонников у него почти не было…

То, о чем рассказывал Лупул частично было Богдану знакомо. О том, что самый влиятельный молдавский боярин воевода Георгий Стефан находится в оппозиции к Лупулу, ему было известно давно. Сам молдавский господарь на это внимания не обращал, поскольку серьезной угрозы его власти Стефан не представлял. Однако после того, как Лупул породнился с Хмельницким, ситуация изменилась. Многие бояре, державшиеся пропольской ориентации, оказались этим недовольными и примкнули к оппозиции. Заговорщики – бояре направили в Стамбул послов с просьбой, чтобы «…султан не давал престола Василию Лупу, а утвердил Стефана, за которого стоит страна», одновременно обратившись за поддержкой к трансильванскому князю Юрию Ракочи и давнему врагу Лупула валашскому господарю Матвею Бассарабу. Их войска вторглись в Молдавию, а Лупулу пришлось бежать из Ясс за помощью к свату.

– Конечно, – закончил Лупул свой рассказ, – не все меня предали. Часть войск, действительно, перешла на сторону изменников, но немало есть и тех, кто сохранил мне верность. Им достаточно оказать небольшую помощь, и мы выгоним из Молдавии всех захватчиков вместе с узурпатором.

Сомнений, как ему поступить в этой ситуации, у Хмельницкого не было. Отказать свату в помощи он не мог не только из морально-этических соображений, но, в первую очередь, из опасения потерять союзную Молдавию. Накануне войны с Речью Посполитой такая перспектива представлялась крайне нежелательной. Но и самому отправляться в далекий поход с большой вероятностью быть втянутым затем в длительный военный конфликт, он не мог. Поэтому гетман принял решение отправить в Молдавию Тимофея, рассчитывая, что тот вместе с Лупулом сумеет освободить Яссы.

– В конце концов, – сказал он сыну с иронией, – это твой тесть, тебе его и выручать.

Времени на долгие сборы не оставалось, дорог был каждый день. Делая каждые сутки почти по 60 верст, двенадцатитысячный конный корпус под командованием Тимофея меньше, чем за десять дней преодолел расстояние от Чигирина до Ясс, внезапным ударом прямо на марше разгромил объединенную валашско-семиградскую армию и 2 мая вошел в столицу Молдавии.

Но окончательная угроза со стороны воеводы Стефана, отошедшего в Валахию, не была ликвидирована. Собрав верные ему войска, Лупул вместе с казаками вторгнулся в пределы Валахии и захватил Бухарест, но 27 июня в битве у села Финты вблизи валашской столицы, потерпел поражения от объединенных войск Стефана Георгия и Матвея Бассараба.

Отступив назад в Молдавию, куда вслед за ним вторглись и его враги, Лупул дал деньги Тимофею на набор нового казацкого войска, а сам, отправив семью в Сучаву, организовал сопротивление захватчикам.

Тимофей возвратился к отцу. Обеспокоенный Богдан помог сыну быстро собрать корпус охочекомонных казаков, включив в его состав конный полк Богуна. С 20– тысячным отрядом казацкой конницы, Тимофей вновь прошел всю Молдавию, нанес поражение семиградским и валашским войскам, осаждавшим Сучаву, освободив находившийся там молдавский гарнизон и свою тещу. Однако, вовремя уйти из Сучавы ему не удалось, так как противники Лупула вновь осадили крепость. Казаки мужественно оборонялись, подводили подкопы под окопы осаждавших и сами контратаковали. Вполне возможно, осажденные дождались бы помощи от запорожского гетмана, но в начале сентября при обстреле города пушечное ядро попало в дерево, вблизи которого стоял Тимофей. Крупная щепка, отколовшись от его ствола, впилась гетманычу в бедро. Это тяжелое ранение в условиях отсутствия надлежащей врачебной помощи вызвало вскоре гангрену. 15 сентября Тимофей Богданович Хмельницкий скончался.

Общее командования обороной перешло к Богуну, который еще три недели оказывал мужественное сопротивление объединенным силам своих противников. В конечном итоге, ему пришлось вступить в переговоры с Бассарабом. В результате их казаки получили право беспрепятственного выхода из Сучавы с артиллерией и знаменами, без какого-либо выкупа. Забрав тело Тимофея, Богун возвратился на Украину, где по дороге к Чигирину 9 октября встретился с Хмельницким. Охваченный глубоким горем, гетман попрощался с телом сына и дал указание Богуну продолжить его скорбный путь к Чигирину.

Глава пятая. Тайны дипломатии

Божьи жернова мелят медленно, но верно. Угрозы Хмельницкого отдаться под власть султана, его сближение с крымским ханом в условиях неизбежности новой войны с Речью Посполитой постепенно сформировало у московского правительства мнение о необходимости принятия Войска Запорожского под государеву руку. Впервые в обстановке строгой секретности такую рекомендацию Алексею Михайловичу высказала Боярская Дума 22 февраля 1653 года, после чего Москва взяла курс на расторжение Поляновского мирного договора. Со своей стороны, еще не зная об этом решении, Хмельницкий, хорошо осознавая, что сколь-нибудь надежный мир с Польшей невозможен, а продолжать борьбу водиночку у него не хватает сил, направил в апреле 1653 года посольство в Москву, настаивая на том, чтобы царь принял Войско Запорожское под свою руку. Послыгетмана Кондрат Бырляй и Силуян Мужиловский привезли грамоты от Хмельницкого также патриарху Никону, боярам Морозову, Пушкину и Милославскому. В послании к царю гетман сообщал, что поляки идут на него новой войной, на поругания веры и святых церквей. Он также писал, что турецкий султан предлагает ему перейти в его подданство иприбавил: «Если ваше царское величество не сжалишься над православными христианами и не примешь нас под свою высокую руку, то иноверцы подобьют нас и мы будем чинить их волю. А с польским королем у нас мира не будет ни за что».

Несмотря на то, что решение о войне с Речью Посполитой было уже фактически принято, казацкие послы и в этот раз получили уклончивый ответ в том смысле, что царское правительство примет меры к примирению короля с гетманом на условиях Зборовского мира. Иного ответа московские дипломаты и не могли дать, так как им необходим был, хотя бы формальный повод для односторонней денонсации Поляновского мирного договора. С этой целью 24 апреля для новых переговоров в Варшаву отбыли боярин князь Борис Александрович Репнин-Оболенский, боярин князь Богдан Хитрово и дьяк Алмаз Иванович. Послы встретились с Яном Казимиром во Львове, начали переговоры, как обычно, с требования об ответственности виновных в умалении царского титула, затем перешли к казацкой проблеме. Послы требовали строгого соблюдения условий Зборовского и Белоцерковских договоров, уничтожения унии и прекращения притеснения православной веры. Паны в ответ заявили, что Хмельницкий обманывает царя, что он принял магометанскую веру и именно поэтому король идет на него войной. О возобновлении Зборовского договоре паны и слышать не хотели, а об уничтожении унии, заявили, что это равносильно тому, как бы они потребовали от царя уничтожить греческую веру в Московском государстве. Ян Казимир велел передать послам, что, идя навстречу пожеланиям царского величества, он готов восстановить казацкий реестр в количестве 6000 человек, но при условии, что Хмельницкий отдаст ему булаву, а казаки дадут присягу в верности. Послы предлагали провести трехсторонние переговоры с участием Хмельницкого, но это предложение было отвергнуто – с изменником король вести переговоры не будет.

Пока царские послы вели эти переговоры в Варшаве, Хмельницкий продолжал оказывать давление на Москву. Прибывшему к нему Сергею Яцыну, посланцу путивльского воеводы князя Хилкова, он прямо заявил: «Вижу, что государской милости не дождаться, не отойти мне бусурманских неверных рук, и, если государской милости не будет, то я слуга и холоп турскому». Получив это сообщение князя Хилкова с информацией о том, что турецкий посол действительно находится в гетманской ставке, царское правительство перешло к решительным действиям. 22 июня к Хмельницкому был направлен стольник Лодыженский с царской грамотой, в которой указывалось: «Мы изволили вас принять под нашу высокую руку, да не будете врагом креста Христова в притчу и в поношение, а ратные наши люди сбираются».

О происходящем в гетманской ставке и о событиях на Украине в целом царское правительство было хорошо информировано не только из посланий Хмельницкого, которые порой были далеки от объективности, но, главным образом, из донесений генерального писаря Выговского. В тайне от гетмана тот уже давно направлял в Москву свою информацию, пересылая порой даже подлинники посланий хана и султана. Именно поэтому прежде царское правительство и не торопилось с решением по Малороссии, зная о том, что угрозы Хмельницкого перейти под руку Оттоманской Порты, не более, чем дипломатическая уловка. Однако к лету 1653 года ситуация на Украине приобрела для гетмана угрожающий характер и в порыве отчаяния он, действительно, мог прибегнуть к покровительству султана.

Глава шестая. Новая измена хана

Осложнение общей военно-политической ситуации было связано с тем, что к лету Ян-Казимир назначил сборный пункт для своего войска под Глинянами, намереваясь отсюдадвинуться прямо на Киев. Он громогласно заявлял, что будет там зимовать и уйдет с Украйны. только, когда полностью усмирит казацкий бунт. Однако, рейд Тимофея Хмельницкого с двадцатитысячным войском под Сучаву заставил короля изменить свои планы. Вначале он направился к Каменцу, намереваясь перехватить Тимофея, но сильное сопротивление местного населения и казаков замедлило движение польского войска, и конный казацкий корпус уже успел войти в Молдавию. Тогда Ян Казимир занял оборону под Каменцем, разместив войско в окопах, и стал ждать подхода своих союзников валахов и трансильванцев, осаждавших Сучаву. Он рассчитывал, что Сучава продержится недолго и с полученными подкреплениями поляки продолжат движение к Киеву. Но Сучава и не думала капитулировать, а с основными силами Хмельницкого, еще стоявшего под Чигирином, соединился Ислам Гирей, обозленный на поляков за то, что после битвы под Берестечком они перестали выплачивать ему оговоренную Зборовским договором дань.

Король узнал об этом, когда, не дождавшись помощи от Матвея Бассараба, двинулся к Бару. Военный совет, с учетом изменившейся ситуации рекомендовал отступить к Жванцу, стать там лагерем и дождаться обещанных подкреплений. Ян Казимир счел такое решение разумным и поляки отошли к этой сильной крепости на берегу Днестра, расположенной немного западнее Каменца. Здесь в междуречье Днестра и его притока Жванчика был оборудован лагерь полного профиля с рвами, валами, артиллерийскими палисадами. Наведенные через Днестр мосты позволяли получать подкрепления, продовольствие и фураж из Буковины. Здесь за неприступными валами и было решено ожидать подкреплений от Матвея Бассараба. Однако именно неприступность польского лагеря сослужила королю в дальнейшем плохую службу. В первых числах октября казаки Богуна ушли из Сучавы, но так изрядно потрепали осаждавших, что в помощь Яну Казимиру пришло лишь трехтысячное войско. Одновременно сюда же подступили и казацко-татарские войска. Силы противников оказались примерно равными и не превышали с обеих сторон 50 тысяч. Однако в этот раз Хмельницкий привел с собой только регулярные казацкие полки, закаленные в многочисленных сражениях.

Опытным взглядом полководцев запорожский гетман и хан сразу определили, что, если отрезать поляков от Буковины, то необходимости штурмовать их лагерь не будет, они и сами запросят мира. Татары, переправившись через Днестр, блокировали мосты и дорогу к Коломые, а казаки стали табором перед фронтом польского лагеря. Блокировав таким образом противника, гетман отправил часть своих войск в Галицию и на Волынь, захватив окрестные подольские городки.

Отрезанные от своих коммуникаций, поляки оказались в сложном положении. Нехватка продовольствия и фуража вызвала голод и болезни, началось дезертирство.

Осада продолжалась более двух месяцев и, казалось, поляки найдут здесь свой конец, как в сражении при Батоге. В отчаянии солдаты выходили на берег Днестра и видели на противоположной стороне колышущиеся толпы татарской конницы. Шли на берег Жванчика – там повсюду виднелись конные разъезды казаков. Выходили на валы – впереди грозно темнел четырехуголник скованных цепями возов неприступного казацкого табора.

Королю ждать помощи было не от кого, и оставался единственный, но испытанный выход – вступить в сепаратные переговоры с Ислам Гиреем. Крымский хан, являвшийся на протяжении пяти лет регулятором отношений между поляками и казаками, стремился не допустить усиления ни одной, ни другой стороны. Ислам Гирей стремился к ослаблениюРечи Посполитой, но не хотел допустить ее полного разгрома. К этому времени он уже имел сведения о сближении Хмельницкого с Москвой, о том, что 1 октября Земский Собор принял решение о вхождении Малороссии в состав Московского государства, и усиление Войска Запорожского не входило в его планы. При таких обстоятельствах Речь Посполитая и Крым почувствовали необходимость примирения перед лицом русской угрозы. Долгая череда двусторонних переговоров в конце ноября – начале декабря закончилась подписанием договора, по которому польский король обязывался выплатить крымскому хану контрибуцию в 100 тысяч золотых и на основе секретного договора позволил на протяжении 40 дней грабить и угонять в качестве ясыря русское население Волыни. Казакам же для вида, поляки должны были пообещать возврат к условиям Зборовскогодоговора. Узнав об этих сепаратных переговорах, Хмельницкий умолял хана не покидать его, но Ислам Гирей был непреклонен. 16 декабря король с войском ушел из-под Жванца, вслед за этим татары страшно опустошили Южную Русь вплоть до Люблина. Несмотря на договоренность о том, что ясырь должен состоять лишь из русских людей, татары уводили в полон всех без разбора, в том числе угнали в Крым немало шляхтичей и шляхтянок.

Часть шестая. «Чтоб мы едино все навеки были»

Глава первая. Переяславская рада

В то время, когда новая казацкая война в Малороссии достигла своей кульминации, в Москву съехались участники созванного на 1 октября Земского собора всех чинов Московского государства. Уже сам факт созыва этого высшего представительного органа свидетельствовал о важности вопроса, вынесенного на его решение. Причем, если прежде нередко подобные соборы лишь по названию считались земскими, а участниками их фактически являлись одни лишь московские люди, то в этот раз прибыли представители всех крупных городов от Великого Новгорода до Рязани.

В Грановитой палате, где проходил собор, было объявлено «о неправдах польского короля и о присылках гетмана Богдана Хмельницкого с челобитьем о подданстве». До сведения собравшихся было доведено о результатах миссии князя Репнина-Оболенского и предыдущих посольств в Варшаву, об отказе поляков в наказании виновных в умалении титулов царского величества (самого Алексея Михайловича и его отца Михаила Федоровича). Думный дьяк сообщил также, что государь готов был простить виновных в оскорблении царской чести взамен на уничтожение унии на Украине и отказ от преследования православных, но поляки и на это не согласились. Наконец, извещалось, что гетман Хмельницкий с Запорожским Войском уже много лет просит принять его под царскую руку и далее тянуть с решением этого вопроса нельзя, так как турецкий султан прислал к гетману послов и зовет казаков под свою власть.

После этого собору предлагалось ответить на вопрос: принимать или не принимать гетмана запорожского со всем войском под царскую руку?

Собор (собственно его боярская часть) принял следующее решение: «за честь царей Михаила и Алексея стоять и против польского короля войну вести, а терпеть того больше нельзя. Гетмана Богдана Хмельницкого и все Войско Запорожское с городами их и землями чтоб государь изволил принять под свою высокую руку для православной христианской веры и святых божьих церквей, да и потому доведется их принять: в присяге Яна Казимира короля написано, что ему никакими мерами за веру самому не теснить и никому этого не позволять; а если он этой присяги не сдержит, то он подданных своих от всякой веры и послушания делает свободными. Но Ян Казимир своей присяги не сдержал, и, чтоб казаков не отпустить в подданство турскому султану или крымскому хану, потому что они стали теперь присягою королевскою вольные люди, надобно их принять».

Гости и торговые люди вызвались предоставить средства для ведения будущей войны, служилые люди обещали биться против польского короля, не щадя голов своих.

Патриарх и духовенство благословили государя и всю державу на предстоящую войну с Польшей за веру.

Конечно, в том, что вопрос о вхождении казацких территорий в состав Московского государства не решался долгих шесть лет и за это время большая часть завоеваний Хмельницкого была утрачена, а некогда цветущая Украина оказалась истерзанной и опустошенной войной, виновны были обе стороны. Изначально, замысел Хмельницкого не выходил за рамки обычных требований казаков о возвращении привилегий и вольностей, а также установления реестра, как при гетмане Дорошенко. И это было пределом мечтаний не только беглого казацкого сотника, но и подавляющего большинства его соратников. О выходе из состава Речи Посполитой никто из них и помышлять не мог. Однако, три победы над Речью Посполитой кряду за полгода вскружили голову новоиспеченному гетману, уже видевшего себя удельным князем Чигиринским или герцогом Малороссийским во главе независимого казацкого государства. Поэтому он, фактически являясь вассалом крымского хана, рассматривал Московское государство лишь с точки зрения возможного союзника, который будет воевать за него с Речью Посполитой. Москва же малороссийскую проблему рассматривала с иных позиций. Царскому правительству было выгодно прибрать к рукам Войско Запорожское, хотя бы даже без казацких территорий, но в качестве своих собственных военных формирований, типа стрельцов. Москва согласна была в принципе присоединять и казацкие территории, но только при условии, чтобы там управляли царские воеводы, что не совпадало с интересами гетмана и старшины. Устремления обеих сторон были им понятны, поэтому они не доверяли друг другу и взаимно хитрили до тех пор, пока Малороссия не опустошилась союзниками-татарами и карательными набегами поляков. Только после этого, когда страна уже никуда не годилась, царь принял ее под свою высокую руку, чтобы, в конечном итоге, превратить казацкую верхушку из польских бунтарей в озлобленных московских подданных. Приди Москва к такому решению четыре-пять лет назад, она получила бы всю военную мощь Запорожского Войска и сильный экономический потенциал огромного края. Сейчас же царское правительство получило войну на три фронта – с Польшей, Литвой и Крымом, а также длительную головную боль во взаимоотношениях с казаками до конца столетия. Богдан Хмельницкий рассматривал Освободительную войну исключительно, как борьбу казаков со шляхетством, но в результате положил начало новой социальной розни – между казацкой старшиной и «чернью». Именно эта рознь, превратившаяся после него в открытую вражду, и стала определяющей для Малороссии, по меньшей мере, на последующие сорок лет, вызвав бесконечные измены гетманов, смуты, восстания «черни» и привела, в конечном итоге, к отторжению и опустошению Правобережной Украины. И такой печальный результат явился во многом следствием «тонкой и осторожной» московской дипломатии.

24декабря, после известных событий под Жванцем, запорожский гетман возвратился в Чигирин. Здесь его ожидали царские посланники стольник Стрешнев и дьяк Бредихин, которые уже торжественно и официально объявили ему, что царь принимает казаков со всеми городами и землями под свою руку.

Русские люди долго запрягают, но быстро ездят: Хмельницкий 28 декабря только отправил в Москву благодарственную грамоту, а 31 декабря в Переяславль прибыли уже новые царские послы боярин Бутурлин, окольничий Алферьев и думный дьяк Лопухин с основной целью принять присягу от гетмана и всего казацкого войска. В Малороссии уже знали, зачем едут царские послы и по всему пути следования их встречали хлебом и солью. По приказу Хмельницкого переяславльский полковник Павел Тетеря с 600 казаков встретил их за пять верст от города и, сойдя с лошади, произнес приличествующую данному случаю речь. Он объяснил также, что гетман хотел быть в Переяславле раньше послов, но нельзя переехать Днепр, поэтому они со Стрешневым пока находятся в Чигирине.

6января в Переяславль прибыл гетман. На другой день приехал генеральный писарь Выговский, полковники и сотники. Поздней ночью 7 января (или ранним утром 8 января) у гетмана со старшиной состоялась тайная рада, на которой было решено перейти под царскую руку.

Однако не все полковники согласились с этим решением. Иван Богун еще в начале 1653 года резко выступал против перехода в московское подданство, указывая, что тем самым казаки попадут еще в более тяжелое положение, чем сейчас. Богун напоминал, что в Москве даже бояре официально именуют себя царскими рабами, а уж что говорить о простом народе? Его слова произвели большое впечатление не только на молодых казаков, но даже и на представителей «значного» казачества. В этот же раз, 8 января 1654 года, винницкий полковник также высказался против перехода в подданство русскому царю и в дальнейшем вместе со своими бужанами отказался принести присягу. Отказался присягнуть московскому царю и полковник Иван Серко, прибывший в Переяславль, как представитель Сечи.

– Прежде чем присягать на верность Москве, – сказал он веско, – надо сначала убедиться, что не придется опять отстаивать свои вольности оружной рукой.

Сразу по окончанию рады, коротко перемолвившись с Дорошенко, теперь уже прилукским полковником, Серко собрался возвращаться на Сечь, чтобы в следующий вернуться на Украину только с гетманом Юрием Хмельницким спустя два года.

Петр, не видевший Серко с времен Берестечка, с грустью сказал на прощанье:

– Толком и поговорить не успели. Как знать доведется ли свидеться еще?

Иван, уже сидевший в седле, перегнулся к другу и негромко сказал:

– У нас, Петро, впереди долгая жизнь. Ты еще станешь гетманом, попомни мое слово!

Он рассмеялся, сжал шпорами бока Люцифера и умчался, с места пустив коня в карьер.

Но большинство генеральной старшины, успевшей за годы военного лихолетья почувствовать себя новой украинской шляхтой, опасались потерять приобретенные богатства, понимая, что в случае возвращения польских панов им не удастся сохранить вновь приобретенный статус, поэтому не возражали перейти под царскую руку. Средний слой старшины – сотники и есаулы вообще в большинстве своем считали, что речь идет о равноправном союзе с Москвой, а не о переходе в московское подданство.

После тайной рады в тот же день назначена была явная рада. С раннего утра довбыши в течение часа били в барабан, чтобы народ сходился на центральную площадь. Наконец, в окружении старшины появился гетман, обратившийся к собравшимся с речью. Хмельницкий, одетый в шубу подаренную ему царем Алексеем Михайловичем, в шапке с двумя страусиными перьями, скрепленными крупным бриллиантом, с булавой, усыпанной драгоценными камнями за поясом, напомнил, что уже на протяжении шести лет длится война за веру, казаки не имеют своего царя и дальше так жить нельзя. Поэтому и собрана рада, чтобы выбрать себе государя из четырех кандидатур: турецкого султана, крымского хана, короля польского или православного Великой России государя царя и великого князя Алексея Михайловича. Понятно, что это был уже заранее отрежессированный спектакль, с распределением ролей и заранее подготовленной публикой.

В ответ на обращение гетмана собравшиеся на площади казаки и мещане завопили: «Волим под царя восточного православного!». Полковник Тетеря, обойдя площадь по кругу, еще раз уточнил единодушное ли это мнение. «Все единодушно»– раздался ответ.

Тогда гетман произнес: «Будь так, да Господь Бог наш укрепит нас под его царскою крепкою рукою». На эти слова народ ответил: «Боже, утверди! Боже укрепи! Чтоб мы вовеки все едино были».

Затем были оглашены статьи договора предложенного царскими послами. Смысл его сводился к тому, что вся Украина в границах Зборовского договора, то есть, приблизительно, включая нынешние Полтавскую, Киевскую и Черниговскую области, а также часть Волыни и Подолии, присоединялась под именем Малой России к Московскому государству, то есть вошла в его состав, как отдельный административный округ. Иному толкованию его статьи не подлежали. Договор предусматривал предоставление этому административно-территориальному образованию уже теперь Московского государства некоторой автономии с довольно широкими полномочиями гетманской власти. В последующем эти территории и сама эпоха правления гетманов получили у историков название Гетманщины. Сохранялось местное управление, особый суд, выбор гетмана вольными людьми. Гетман имел право принимать послов и сноситься с иностранными державами. Сохранялись права шляхетского, духовного и мещанского сословий. Официально вводился реестр в количестве 60 000 казаков, но предел охочих казаков не ограничивался. Малороссия должна была платить государю ежегодную дань, но без вмешательства царских сборщиков. Забегая вперед, следует отметить, что до конца своих дней Хмельницкий не выплатил Москве ни рубля в виде дани, а все деньги, поступающие от налогов и сборов, использовал на собственные нужды, в частности, на комплектование войск, которых у него было гораздо больше, чем предусматривал реестр. Главное, чего добился Хмельницкий, заключалось в сохранении прежней системы административно-территориального деления и управления территориями казацкими полковниками. Согласно условиям Переяславльского договора при необходимости в Малороссию могли прибывать царские воеводы, но только в качестве командующих подчиненными им войсками.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю