Текст книги "Клад"

Автор книги: Валерий Гусев

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 8 страниц)

– Ну, ладно, – не стал спорить дядя Коля. – Ладно, мичуринец, иди-ка тогда за сарай – я там начал яму копать под хранилище – можешь продолжить.

– А мы? – спросил Алешка. – С тобой? За сеном? Или клад искать?

– Сначала воды натаскайте, – и дядя Коля, бросив в телегу вилы и грабли, уехал «в луга».

А мы с Алешкой стали таскать воду из колодца для скотины и на полив. Заполнили все поилки, залили все бочки и вымокли снизу до пояса. Пришлось снять джинсы и разуться. Сначала босиком было ходить неуютно – колко, каждый камешек чувствовался, особенно когда идешь с тяжелыми ведрами. А потом даже понравилось – земля теплая, трава прохладная, песок горячий, а на босые усталые ноги приятно выплескивается из ведер холодная вода.

Потом мы искупались в красивом глинистом пруду. В нем было тепло как в супе и так же мутно и густо, а по крутым берегам росли кусты и деревья. Но купались мы зря, все равно, когда вылезали на берег, все перемазались в глине.

Потом дядя Коля привез на телеге сено, и мы забрасывали его на сеновал. Оно шуршало и пахло так, что кружилась голова. Мы работали как звери, сказал я. Алешка угрюмо поправил – зверям хорошо, они не работают, а только едят и отдыхают. Как кот Ерофей, а мы с тобой грязные как черти. Еще бы! Ведь мы не успели высохнуть после купанья и вся сенная труха налипла на нас, особенно там, где мы вымазались в глине. А не вымазали мы только волосы.

– Ничего, – сказал дядя Коля, – сейчас закончим и пойдем купаться.

– Опять в глине? – проворчал Алешка. Но вот пришла мама и принесла нам молока с пирогами. И мы на них набросились, будто три дня голодали. Хотя после завтрака еле животы из-за стола вытащили.

Лешка так устал, что задремал прямо над кружкой, дядя Коля кружку у него из руки вынул, опрокинул Лешку легонько в сено и укрыл старым плащом. А он даже не проснулся: на губешке – пот, в руке – надкусанный пирожок, в волосах – сено. Мне даже его жалко опять стало.

– Все, – сказал дядя Коля. – На сегодня хватит, а то вы завтра сбежите.

Когда Лешка проснулся, мы все вместе, даже Ингар, побежали на пруд. На берегу дядя Коля схватил Алешку на руки, размахнулся и бросил его прямо в воду – только руки и ноги болтнулись и брызги полетели. И Ингар бросился за ним. Лешка вынырнул и завизжал:

– Ну, дядь Коль, я тебе отомщу!

– Что? – Дядя Коля грозно вытаращил глаза. – А ну, иди сюда!

Алешка ринулся на берег, но как только, скользя по глине, выкарабкался из воды, дядя Коля снова подхватил его и размахнулся, чтобы закинуть подальше. Но тут его сзади толкнул папа, поскользнулся сам – и они вместе так плюхнулись в воду, что поднялся целый фонтан, и в нем заиграла радуга. Я захохотал как Фантомас, но тут же полетел за ними от маминой подножки. И мы такое устроили, что чуть всю воду из пруда не выплеснули. И все лягушки из него попрыгали от страха.

И мы обо всем забыли – обо всех трудностях и обо всех бандитах, – так нам было весело. А ведь кому-то это не нравится. Каким-то злым и жадным людям не хочется, чтобы другие жили спокойно и радостно. Своим честным трудом…

Потом дядя Коля показал нам, как вылезать на берег, чтобы не вымазаться в глине. Он подплыл к толстой ветке, которая нависала прямо над водой, подпрыгнул и ловко на нее взобрался и пошел по ней на берег, придерживаясь за другую ветку.

Мы стали осваивать этот способ и, конечно, нарочно сваливались в воду и сдергивали друг друга, пока совсем не устали.

А потом, когда мы оделись, из воды выскочил Ингар, весело и сильно отряхнулся и всех нас забрызгал. И мы еще посидели на берегу – обсыхали. Уже вечерело. Ласточки носились в небе. А над ними стояли душистые, розовые от солнца облака. И между ними, как сказал Алешка, включались звездочки, еще слабенькие, далекие. Пахло теплой водой и цветами, которые мама собрала на берегу. Было тихо-тихо. Только довольный Ингар пыхтел своей громадной пастью с красным языком.

За ужином дядя Коля сказал, что завтра, пока стоит хорошая погода, они с папой поедут косить траву, сена нужно заготовить еще много.

– Дядь Коль, а зачем тебе столько сена? – спросил Алешка. – Весь сарай уже забили.

– Чтобы зимой было что кушать.

– Ты зимой сено ешь? – сочувственно ужаснулся Алешка.

– Чудак! – засмеялся дядя Коля. – Коровы его едят. Я им – сено, они мне – молочко, сметанку, творожок, маслице. Так и живем. Друг для друга. И для вас, городских.

Алешке трудно было все сельские дела сразу понять – дитя асфальта. Правда, я в детстве, когда в первый раз увидел телят, даже немного испугался, подумал, какие большие собаки! Алешка, конечно, не такой уж темный, знает, что булки не на деревьях, а в поле растут, но вот что коров не доят прямо в молочные пакеты – не уверен. Но он у нас способный, быстро все схватывает.

После ужина мы поливали огород. У дяди Коли был маленький насос, он опускал его в бочку, и вода по длинным пластмассовым шлангам бежала на грядки. А куда не доставали шланги, мы таскали воду в ведрах и лейках.

Потом дядя Коля с папой пошли доить и убирать скотину и запирать все двери. После этого мы посидели на крылечке, считая звезды и рассуждая о жизни. Дядя Коля сказал, что крестьянская работа – самая главная на свете. Без нее человеку ни поесть, ни одеться. И, значит, вообще ничего не сделать, голодному да раздетому.

– Еще бы, – солидно, совсем по-деревенски согласился Алешка. – Голый да босый в космос не полетит, да и хозяйство не бросит. Кого кормить надо, кого поливать – оно ж все живое. – Дядя Коля засмеялся, и мы пошли спать. Когда мы ложились, Алешка вздохнул: – Хорошо, конечно, в деревне. Только работы очень много… А эти бандиты хотят у дяди Коли все даром забрать… Сами бы поработали как он – с утра и до ночи, без выходных и праздников.

Паузы между фразами становились все длиннее. Алешка уже сонно заговаривался.

– Ну, ничего, завтра найду клад… Куплю дяде Коле трактор… И пулемет… На Птичьем рынке… А на остальное достроим свою дачу… И корову заведем, с поросятами… – Размечтался, Матроскин. – Дядю Колю я люблю… Но все равно отомщу, что он меня в воду бросил… И папу лысым обозвал…

Я хотел спросить Алешку, как он собирается отомстить дяде Коле, но он уже засопел, и я не стал его будить и задул свечку. И тоже сразу уснул. Это был последний спокойный день на ферме…

Утром мы вскочили как сумасшедшие от дикого визга. Но визжал не Алешка. Визжал поросенок, которого дядя Коля принес в мешке.

– Чего ж он так орет? – возмутился Алешка.

– Тебя бы в мешок сунули, – заступился я за Пятачка, – ты бы не так еще орал.

– Как же, щас! – возразил он. – У меня все-таки гордость есть.

Дядя Коля вытряхнул поросенка из мешка, и того словно на другую программу переключили – он замолчал и только довольно похрюкивал, шевеля пятачком, осматривался поросячьими глазками, а потом стал бегать вприпрыжку по двору, знакомиться. Алешка – за ним, он ему очень понравился.

– Будешь его растить? – спросил дядя Коля. Он сказал «растить».

– Еще бы! – обрадовался Лешка. – Он такой маленький, розовый, с белыми ресничками. С копытами.

Они загнали Пятачка в закуток и стали готовить ему пойло, налили в корытце, и поросенок аппетитно зачавкал, не забывая похрюкивать от удовольствия. Даже папа подошел посмотреть. И опять с сигаретой.

– Ты когда курить бросишь? – спросил его дядя Коля.

– Завтра, – не моргнув глазом, привычно отозвался папа. Он и маме всегда так говорит.

– Ну-ну, – хитровато усмехнулся дядя Коля. – Подожду. – Он явно что-то задумал. – Лешка, а тебе пора настала на пастуха обучаться, дня через два пойдешь со мной коров пасти.

– Ладно, – сказал Алешка, не отрывая глаз от прожорливого поросенка. – А чему там учиться? Коровы сами все знают.

– Хотя бы кнутом щелкать. Без кнута – какой пастух? У нас в деревне каждый малец умеет.

– Подумаешь, – Алешка пожал плечами.

– Ну, пойдем, попробуешь. – Дядя Коля снял со стены свернутый в кольцо длиннющий кнут с отполированной ручкой и тоненькой волосяной косичкой на конце.

Мы вышли во двор. Алешка небрежно взял кнут, взмахнул им. Кнут вяло шевельнулся, да и то не весь. Алешка упрямо покраснел, но не сдался. Со второй попытки он обмотался как колбаса веревкой, а с третьей зацепил дядю Колю за ногу.

– Это твоя месть? – усмехнулся тот. – Слабовато. Дай-ка мне.

Дядя Коля отбросил кнут назад, и он послушно пробежал волнами и лег на землю как по линейке, и тут же послал его вперед и сделал рукой плавное крутое движение: раздался сильный, резкий как выстрел щелчок – даже воробьи вспорхнули. И Ингар залаял.

– Поставь-ка коробок, – попросил дядя Коля папу и кивнул на забор, где сушились надетые вверх дном на штакетины стеклянные банки для заготовок огурцов и варенья.

Папа поставил на дно банки торчком спичечный коробок, дядя Коля прищурился и взмахнул рукой – коробка с треском исчезла, словно взорвалась – от нее даже дымок пошел.

– Хочешь на спор сигарету загашу? – предложил дядя Коля папе. – И ты тогда курить бросишь. Прямо сейчас, а не завтра. Идет?

– А если ты мне голову снесешь? Тогда как?

– Тогда кури сколько хочешь.

Алешка захихикал в кулак. Чтоб не заметил папа и не обиделся.

Папа смело отошел к забору, повернулся к нам боком и вставил в рот зажженную сигарету. Стало тихо как в цирке. Перед смертельным аттракционом. Я бы на такое никогда не согласился.

Дядя Коля на этот раз примеривался дольше, легонько покачивая правой рукой, не отрывая глаз от кончика сигареты, где тлел чуть заметный в свете дня огонек.

– Не тяни, – сказал папа, не разжимая губ. – Она все ближе к носу.

– Не шевелись, – предупредил дядя Коля. – И не дрожи. – Раз! И вместо огонька на кончике сигареты остался разлохмаченный табак.

Мы перевели дыхание. Хорошо, что мама этого не видела – она бы им задала! Еще больше, чем за самогон.

Лешка в восторге подхватил кнут и пошел махать во все стороны. Мы даже разбежались. Он разнес бы весь двор, но дядя Коля подкрался к нему, выхватил кнут и стал терпеливо объяснять, как правильно им работать, как делать «оттяжку» и другие премудрости. А потом показал все это в замедленном движении. И вскоре со двора послышались сначала какие-то шипящие, а потом все более чистые и резкие щелчки. С Алешкиным упрямством он это дело освоит быстро.

Но когда были «преодолены первые трудности и достигнуты убедительные результаты», Алешка спохватился, что «ерундой занимается», а ему надо клад откопать. Он бросил кнут, разыскал свою любимую большую лопату и собрался идти на развалины княжеской усадьбы. Мама сразу сказала:

– Нет, с фермы ни на шаг.

Но дядя Коля ее успокоил:

– Сейчас еще не опасно. Деньги пока не пришли, я узнавал. Пусть идет, – он подмигнул Алешке, – нам золотишко не помешает, верно? А Димка за ним приглядит.

– Подглядывать будет, а не приглядывать, – насторожился Алешка. – Ну, ладно, пошли. Только никаких пополам.

Дядя Коля дал нам с собой бутылку молока и пакет с плюшками. Мы взяли лопату, мешок для сокровищ и пошли.

На подступах к усадьбе мы сразу же выбрали посимпатичнее дерево и устроили под ним привал, съели все плюшки, выпили молоко и повалялись на травке. А потом перебрались через разрушенную ограду, отыскали среди крапивы и лопухов чуть заметную тропку и пошли по ней к развалинам дома. Кое-где у него сохранились стены с дырками вместо окон, в одном даже висела на петле полусгнившая рама, качалась сама по себе и скрипела – противно так, угрожающе. Внутри дома, конечно, не было никаких полов и потолков, только росли среди битых кирпичей те же лопухи и хрипло каркали на нас сверху потревоженные вороны. Что-то мне здесь не очень понравилось. Да еще облако набежало на солнце, стало как-то тускло и холодно. Мрачно и неуютно.

Но Алешка чувствовал себя как дома. Козленком скакал по камням, заглядывал во все дырки, переворачивал кирпичи, а потом взобрался на окно и, приложив козырьком руку ко лбу, стал деловито оглядывать старинный одичавший парк, за которым начиналось кладбище и виднелась среди покосившихся надгробий полуразрушенная часовня.

Опираясь на лопату как на ружье, он словно великий, но худенький полководец оценивал суровым взглядом поле предстоящей битвы. За золото и бриллианты.

Я сначала улыбнулся. Но вдруг мне за него тревожно стало. Как-то не по себе. Сердце каким-то холодком сжалось. Я даже оглянулся.

– Пойдем отсюда, – безнадежно сказал я. – Что-то мне здесь не нравится.

– Как же? – бросил Алешка, даже не оборачиваясь. – Щас! А трактор? А дача?

– Да нет здесь ничего. Может, никогда и не было. Враки одни.

Алешка обернулся и так посмотрел на меня, что мне показалось, будто он ахнул меня черенком лопаты в лоб. Со всего маху. И я сразу понял: уговаривать его бесполезно. И до вечера ковырял с ним камни и долбил лопатой сухую землю там, где, по его мнению, скрывались сокровища…

Теперь мы почти все свободное время проводили в развалинах. Хорошо еще, что его было мало.

Нельзя сказать, что поиски наши были совсем уж безрезультатными. Нет, кое-какие находки мы все-таки сделали. И довольно интересные. Нашли старинный серп (Алешка, правда, все пытался доказать, что это изогнутый кинжал), ржавый портсигар, который не открывался, и кусок настоящей винтовки, дядя Коля сказал, а как же, здесь же партизанские бои были во время войны, тут по лесам и полям еще много оружия прячется. И по домам тоже. Но клада все не было…

Первая схватка

И вот как-то мы вернулись на ферму с очередных бесплодных археологических раскопок, у ворот стоял ржавый «жигуленок», а дядя Коля разговаривал во дворе с каким-то пузатым парнем. Тот был без пиджака, но зато в бейсболке.

Мы сначала не обратили на него внимания, подумали, что он дачник, за молоком приехал. И разговаривали они спокойно, вполголоса. Дядя Коля лениво постукивал черенком кнута по сапогу, а Пузан оттягивал на груди подтяжки и щелкал ими по круглому пузу.

Мы было пошли мимо них в огород, где мелькала мамина шляпка и папина лысинка, но тут донеслись обрывки фраз, которые нас насторожили. Мы еще ничего не поняли, но уже остановились, откровенно прислушиваясь.

– Обналичишь… – бубнил как попугай Пузан. – Кому передать – тебе скажут… Или перечисли вот на этот счет… – и он протянул дяде Коле клочок бумаги. – Не задерживай… – кивнул в сторону машины. – Сам видишь, на какой дрянной тачке приходится ездить… Ты понял?

– Все? – спросил дядя Коля злым голосом и медленно порвал бумажку на четыре части. Скомкал и швырнул в лицо парня. – Ни копейки от меня не будет. Слишком трудно они мне достаются. – И очень похоже передразнил: – Ты понял?

Парень оторопел, растерялся. Он, видно, трусоват был. Даже шагнул назад. А мы подошли поближе.

– Ну, смотри, – неуверенно пригрозил Пузан. – Пожалеешь, да поздно будет. – Он говорил и пятился от дяди Колина взгляда. – Детишек побереги, дурак. Детишек не жалко?

– Все! – сказал дядя Коля и поднял кнут. – Чаша моего терпения лопнула. Сейчас я устрою тебе волшебные пляски Аладдина. И хозяевам своим расскажешь. Как тебя приняли. И проводили. С песнями, плясками.

И тут Пузан шагнул вперед, выхватил из кармана нож и выщелкнул лезвие. Но дядя Коля – старый пограничник, его ножом не испугаешь. Он так врезал носком сапога по руке пузатого, что нож, сверкнув, взвился в воздух и глухо воткнулся куда-то в сарай.

Пузан повернулся и побежал к воротам. Но кнут был длинный. Первый удар с треском догнал бейсболку, и она сорвалась с его головы как ворона с гнезда. Парень, видно, решил со страху, что в него стреляют, и резко свернул к забору. Тут же кнут, как живая змея, обвился вокруг его ноги, дернулся, и Пузан со всего маху шлепнулся на землю с такой силой, что запрыгали и зазвенели банки на заборе. Он тут же вскочил – и вокруг него защелкали удары как пулеметная очередь. Раз-раз! – лопнули брюки… Раз-раз! – как рогатки выстрелили подтяжки… Поддерживая штаны, Пузан доскакал до забора. Но чтобы ухватиться за него, ему пришлось штаны выпустить – и над забором мелькнул голый зад. Раз-раз! – и на нем загорелись красные полосы. Пузан взвыл как ошпаренная кошка, задергал ногами, пытаясь перевалиться через забор, путаясь коленками в штанинах.

«Детишки» ржали. Ингар визгливо, обидчиво лаял, что сами развлекаются, а ему не дают, рвал цепь и умоляюще смотрел на Алешку. Тот взглянул на меня. С огромной просьбой. Как откажешь любимому младшему брату? Я пожал плечами и подмигнул.

Алешка подбежал к будке и отщелкнул карабин. Ингар с ревом рванул с места как мотоцикл. В два скачка пересек двор, взвился в воздух и впился зубами в болтающиеся на ногах Пузана штаны, окончательно содрал их и стал старательно трепать в клочья.

Тут на Ингаров лай и Пузанов визг прибежали с огорода родители. Пузан в этот момент, сверкая задом, перевалил через забор и мчался к машине.

– Бейсболку забери! – крикнул ему вслед Алешка. – Без порток, а в шляпе!

– Что здесь опять происходит? – строго спросила мама.

– Да вот, придурка какого-то прислали, – сказал дядя Коля, перекидывая кнутом обрывки брюк за забор, – а он штаны потерял. Хорошо еще не обгадился.

Алешка хихикнул в кулак и спросил:

– А как же он поедет? Без штанов-то.

– Доедет, – успокоил его дядя Коля. – Не в трамвае же. А это ты Ингара спустил?

– Мне Дима велел, – быстро и нахально соврал Алешка. Хотя прекрасно знает разницу между «разрешил» и «велел».

Дядя Коля что-то пошутил, но глаза у него были невеселые. Тревожные. Он кивнул папе, и они отошли в сторонку. И мама к ним подошла. И они стали шептаться. Папа достал сигареты, но дядя Коля молча показал ему кнут, и папа молча отдал сигареты маме. И опять у них пошел тайный совет в Филях.

А Лешка вместо того, чтобы подслушивать, открыв рот, как-то подозрительно бродил по двору, глядя себе под ноги, будто кошелек потерял. Потом быстро нагнулся, что-то подобрал, рассмотрел, оглянулся и сунул в карман. Снова оглянулся, подошел к сараю и стал зачем-то изучать его стену. Привстал на цыпочки и что-то вроде гвоздя выдернул из верхней доски. И тоже воровато сунул в карман.

Перед сном мы, как всегда, посидели на крылечке. И мама опять предупредила нас, чтобы мы не уходили с фермы.

– Так и будем сидеть, как Ингар на цепи? – возмутился Алешка. – Столько дел кругом выше крыши, а мы будем всяких пузанов бояться?

– Я в милицию завтра все-таки съезжу, – сказал дядя Коля.

– А что милиция? – возразил папа. – Охрану они нам не дадут, с поличным их не возьмут… Самим отбиваться надо. Раз уж начали.

– Завтра отвезу вас на станцию, – опять сказал дядя Коля.

– Щас! – завопил Алешка. – А поросенок? А сено? А клад?

– Я за детей боюсь, – сказал дядя Коля родителям, будто самих детей здесь и не было.

– Это такие дети, – вздохнула и покачала головой мама. – Ты их еще не знаешь. Я сама их боюсь. Они и клад найдут, и бандитов повяжут. И нас всех с ума сведут.

– Коля, – спросил папа, – а если бы нам грозила опасность, ты бы нас бросил?

Дядя Коля промолчал. А что тут ответишь? Если ты нормальный мужик. По правде, мне тоже стало страшновато, но когда я подумал, как дядя Коля останется один, мне еще страшнее стало. За него.

– Они теперь не скоро придут, – успокоил нас всех Алешка. – Пока у Пузана попа не заживет. И пока он штаны новые не купит.

С тем мы и пошли спать. Теперь мы все ночевали в бане. Папа с мамой на одной кровати, дядя Коля на другой, а нас с Алешкой загнали на чердак, на сено.

Ночь была очень беспокойная. По-моему, никто из взрослых так и не заснул. Я все время слышал, как дядя Коля и папа выходили в сад, возвращались обратно и неразборчиво шептались с мамой.

Один раз мне все-таки удалось толком подслушать, как дядя Коля сказал:

– И нож куда-то пропал…

– Какой нож? – спросила мама.

– А этого, пузатого. Он в сарай воткнулся. Но я его так и не нашел.

– Наверное, ребята взяли, – сказал папа. – Утром заберешь.

– Щас! – сказала мама. – Заберешь у них. – И она очень похоже передразнила нас: «Нож? Мы? Никогда! Ни разу! В школе… Во дворе…»

И тут они вспомнили о конспирации и опять неразборчиво зашептались до самого утра.

Только Алешка безмятежно спал всю ночь. И сжимал под подушкой кулак. С трофейным ножом.

Тревожные события

С этого дня мы стали жить как в осажденном замке. Поглядывали по сторонам, вздрагивали от неожиданных звуков – нам все время казалось, что кто-то недобрый и коварный незаметно следит за нами, чтобы застать врасплох. Прежде чем выйти за ворота, мы высовывали голову и вертели ею во все стороны. Мы настороженно обходили опасные места, где могла бы нас ждать засада. Оборачивались каждые сорок секунд. А Лешка, как в боевиках, открывал двери только ногой и сразу отскакивал в сторону. И один раз чуть дядю Колю не пришиб – он как раз стоял за дверью. Но все обошлось. Правда, у дяди Коли в этот момент было в руках полное лукошко с яйцами. Но мама извинилась и быстренько вымыла пол, и стены, и потолок, и окно, а остальные два яйца мы зажарили.

– Ты права, – сказал дядя Коля маме. – Не бандитов нам надо бояться.

А потом стали происходить странные вещи. Загадочные. Как-то мама с папой собирались в магазин. По обычной программе: мама полчаса выбирала юбку, будто не в магазин шла, а на презентацию, а папа изо всех сил причесывался перед зеркалом. И Лешка, конечно, сказал:

– Пап, а у тебя лысина меньше стала.

Папа погладил Алешку по голове и чуть не заплакал. Но мама отодвинула его от зеркала и стала внимательно изучать в нем свое лицо как чужую страну. Чтобы покрасить глаза и ресницы. Потом раскрыла сумочку с помадой, порылась в ней…

– Так, – сказала она ледяным голосом. – А где папины сигареты? – И посмотрела на нас своим любимым взглядом – «насквозь вижу».

Папа пожал плечами:

– Я тебе их отдал.

– Я их в косметичку положила.

– Я не курю, – сказал я.

– Я тоже, – сказал Алешка. – Ни разу. В школе… Во дворе… А уж на сеновале… Не то что… – и он вовремя прикусил язык. Тем не менее сигареты исчезли.

В тот же день, когда дядя Коля вернулся с молокозавода и сгружал с телеги пустые фляги, с пруда донеслись звонкие вопли – Алешка звал его на помощь.

Мы, конечно, побежали все – испуганные и вооруженные кто чем, а мама прямо с веником.

Но ничего особо страшного не произошло: Алешка ловил на удочку карасей и уронил в воду мамину «итальянскую соломку», которую он почему-то послушно надел в тот день от солнца. Шляпа уже довольно далеко отплыла от берега. Она как красивый кораблик покачивалась под самым концом той ветки, по которой мы выбирались из воды. Папа уже хотел ступить на нее, но Алешка схватил его за руку:

– Нет, пусть дядя Коля достанет, он лучше умеет. А то ты еще упадешь.

Дядя Коля гордо посмотрел на папу, лихо заломил свою ковбойскую шляпу и пошел выручать чужую.

Мне показалось, что как только он шагнул по ветке, она тихонько скрипнула. И еще. И еще. С каждым шагом она трещала все сильнее. Но гордый доверием дядя Коля ничего не замечал: он смело шел и только чуть-чуть придерживался за верхнюю ветку.

Оставался всего один шаг до шляпы… И тут нижняя ветка ужасно треснула и обломилась. И дядя Коля повис над прудом. Но верхняя ветка была намного тоньше и быстро опускалась под его весом. Наконец дяди Колины сапоги коснулись воды, и он понял, что делать все равно больше нечего. И разжал руки…

Когда он вынырнул, Алешка был уже за сараем и кричал оттуда:

– Это не я, не я! Это рэкетиры!

Конечно, рэкетиры, подумал я, то-то ты утром в сарае шарил, ножовку искал.

Дядя Коля выбрался на берег по другой ветке, сперва проверив ее на крепость, и, выливая воду из сапог, сказал:

– Опытной рукой сделано. Видите, подпилено-то снизу. Чтоб незаметно было. И чтоб не сразу переломилась. Но зачем?..

В развалины нам в эти дни выбраться не удалось. И слава Богу. Мне эти раскопки уже порядком надоели. Ни в какой клад я не верил. Ходил с Алешкой только ради его безопасности, да он и сам начал сомневаться. И сказал мне по секрету:

– Ничего мы там не найдем со своей лопатой. Там экскаватор нужен. Дядя Коля говорил, у него друг есть с экскаватором. В Можайске. Давай попросим.

– Придумал! У него и на Дальнем Востоке друзья есть. Подрывники. Давай уж всех соберем.

– Ну тогда давай с тобой к этому сумасшедшему учителю сходим. Может, он что-нибудь знает. А мы у него выпытаем осторожненько. Пойдем, а?

И того не легче! Но этот хоть поближе. И я согласился, ведь если Лешка упрется, его не сдвинешь. А одного его отпускать нельзя.

Но нас и двоих не отпустят.

И мы придумали хитрость. Я выберусь задами и буду ждать Лешку возле школы, а он уйдет с фермы обычным путем. И вот Лешка подошел к воротам.

– Ты куда? – сразу же бдительно спросил папа.

– Пописать.

– Вон туда, – папа махнул в сторону туалета.

– Занято, – отрезал Лешка.

– Кем? – не поверил папа.

– Пчелами, – Лешка знал, что папа боится пчел и мышей больше, чем маму. И ни за что не пойдет проверять.

– Ладно, иди. Но быстро.

– Как получится, – буркнул Алешка и скользнул за ворота.

Учитель жил недалеко от школы в обычном деревянном доме. Вокруг него бродили куры и козы. И сушилось на веревках белье. А на стене была прибита медная табличка в узорах: «Памятник старины. Охраняется государством».

– Плохо охраняется, – заметил Алешка. – Вот-вот развалится.

Действительно, «памятник старины» со всех сторон подпирали жерди, окошки все покосились, а крыша заросла мхом.

Мне было немножко страшновато входить в дом – как бы не рухнул нам на головы. А потом – все-таки сумасшедший. Наверное, с клюкой, весь в лохмотьях и весь зарос бородой и волосами. Но Алешка держался уверенно и снисходительно меня успокоил:

– Не бойся, он не кусачий. – В сенях мы постучали в дверь и услышали звучный голос:

– Прошу вас.

Мы вошли, и никакого сумасшедшего там не было. За столом, возле печки, сидел учитель в черном костюме и белой рубашке с галстуком, с узенькой аккуратной бородкой, и ел обыкновенную картошку.

– Здравствуйте, господа, – он встал и сделал красивый жест в сторону чугунка, будто там была не картошка, а устрицы. – Не угодно ли?

Алешка вдруг шагнул к столу и ловко, коротко, как гусар, склонил голову:

– Благодарим вас, мы по делу.

Я даже глаза вытаращил от таких манер.

– Прошу в кабинет, – учитель промокнул губы полотенцем вместо салфетки и отдернул штору в закуток, где стояли письменный стол, кресло и лавка, покрытая шерстяным одеялом. Над столом висела красивая застекленная рамочка, а в ней что-то вроде старинного письма выцветшими чернилами. – Присаживайтесь, господа. – И он придвинул Алешке кресло. – Вас, несомненно, привел ко мне интерес к усадьбе Оболенских? Полагаю, что имею удовольствие видеть его достойных потомков, влекомых вполне объяснимыми чувствами к родному пепелищу? Кофе? Сигары? Или по бокалу бургундского?

Да, подумал я, если бы он молчал, вполне сошел бы за нормального. Даже за умного. Но с Алешкой, как ни странно, они мгновенно нашли общий язык, беседовали так, будто давно знали друг друга и часто встречались у каких-то общих знакомых. И после первых слов этот псих уже называл Алешку князем, а он его господином учителем.

– Да, знаете ли, все это очень интересно, – важно вещал Алешка, закинув ногу на ногу, – но ведь никаких реальных следов клада до сих пор обнаружить не удалось…

Я даже не заметил, как он повернул разговор в эту сторону. Я вообще его не узнавал. Я смотрел на эту шпану вернадскую и думал: когда он успел вырасти и где успел нахвататься?

– По части прямых свидетельств – безусловно с вами согласен, – так же важно отвечал «г-н учитель». – Однако есть косвенные, – и он кивнул на письмо в рамочке, – и, смею вас уверить, достаточно убедительные.

– Вы позволите взглянуть? – привстал Алешка.

– Будьте любезны, – и учитель снял рамочку со стены. – Это письмо князя какому-то родственнику в Париже. Обратите внимание на приписку, вот здесь: «Спешу также сообщить, мой друг, что все наше достояние мы благополучно переправили к дедушке. Надеюсь, там оно сохранится в неприкосновенности до той поры, когда им смогут воспользоваться законные владельцы».

– Пожалуй, вы правы, – очаровательно согласился «юный князь Оболенский». – Только где же теперь искать дедушку?

– Увы! – Учитель возвел глаза к потолку. – В одна тысяча восемьсот девяносто пятом году по Рождеству Христову старый князь завершил свой земной путь. И был предан земле неподалеку отсюда. В фамильном склепе Оболенских.

– Это в часовне, что ли? За усадьбой? – не выдержал Алешка светского тона.

– Естественно, мой юный друг, где же еще? – Я слушал весь этот бред и думал: кто же тут спятил – они или я? И как бы поскорее вытащить Лешку отсюда. Но они уже, слава Богу, заканчивали разговор и церемонно прощались. «Юный князь» с достоинством откланялся и даже ловко «щелкнул каблуками». «Г-н учитель» выразил удовольствие от беседы и надежду на новую, еще более приятную встречу.

– Уверяю вас, – загадочно добавил Алешка, – что вы не разочаруетесь…

– Ну и псих, – передохнул я на улице. – Нашел, что на стенку вешать. Хорошо еще, свой сундучок не вытащил.

Алешка внимательно посмотрел на меня, ни слова не сказал в ответ, только опять загадочно улыбнулся.

Дома наш побег раскрылся. И нам попало. Но не очень: послали картошку окучивать. Мы работали до вечера. И все это время Алешка молчал и о чем-то думал. А после ужина они с дядей Колей пошли за коровами. Алешка загнал Красулю и Апрелю в коровник, затворил за ними ворота, напоил их, натаскал в кормушки сечки.

Я опять подумал о том, как он повзрослел за эти дни, загорел, обтрепался. Каким стал уверенным.

И мама, наверное, тоже об этом думала. Потому что она стояла на крыльце с подойником и, улыбаясь, смотрела, как умело Алешка управляется по хозяйству. Дядя Коля его даже на сено брал и очень хвалил. А мне опять за него почему-то стало тревожно.

И я опять долго не мог заснуть. Сначала я думал об Алешке, об этом разговоре с учителем, об этих гадах, которые не дают нам жить спокойно, а потом услышал, как кто-то внизу тихонько встал и вышел в сад. Я, конечно, выглянул – это был папа. Он тихонько пошел в сторону пруда, к дальнему сараю, где было свалено всякое старое барахло. И я, крадучись, пошел за ним. Вдруг ему понадобится помощь, а рядом никого нет. Вот тут я как выскочу!.. Как заору!..

Папа вел себя как-то странно, все время оглядывался, а у сарая нагнулся, приподнял край старой бочки и что-то оттуда достал. И зашел за сарай.

Я подкрался поближе и осторожно заглянул за угол… Вот оно что! Вот куда пропали сигареты из маминой сумочки! Вот как он держит слово! Ну, батя, погоди!..

Папа чиркнул спичкой… И тут же в кустах, что за прудом, сверкнула яркая вспышка и что-то грохнуло.

Я ничего еще не успел сообразить, а папа уже отшвырнул сигареты, схватил лопату и бросился в кусты, ругаясь матом. Я такого от него еще никогда не слышал. И побежал за ним. Может, еще что-нибудь выдаст… А меня уже догонял дядя Коля с ружьем. Мы пролетели кусты насквозь, все вымокли от росы и только успели увидеть, как вдалеке на проселке мелькнули габаритки какой-то машины. Дядя Коля вскинул ружье, но стрелять не стал – далеко.